Текст книги "Наследие проклятой королевы (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Много заплатили целительнице, которая не покладая рук зашивала раны после боёв, вытаскивала щипцами пули и толкла по ночам в ступке зелья. Половину остатка после отряда Ребекки, то есть почти четверть всей суммы жалования, получила Лукреция. Все завистливо шептались, пока на толпу снова не цыкнула леди Ребекка.

Потом дошла очередь и дошла и до храмовницы. Юрий ей молча отсчитал полагающуюся сумму, а затем убрал остатки серебра в сундучок и начал доставать ящики, в которых оказались странные бутыли из меди с ещё более странными пробками. Бутыль он назвал «гильезой». Сказал, что в ней уже готовая навеска пороха для стрельбы. А пробки оказались разные: плотная бумажная трубка наполнена свинцовой картечью; большая пухлая – подобна гренаде с пороховой начинкой и рубленым железом; а ещё были непонятная «куму…нитивная». Словно сложное и Катарина его плохо запомнила. Но она тоже начинена порохом, хотя фитиля для поджига никто не смог найти. Самыми понятными оказались простые железные конусы, которыми полагалось стрелять подобно обычным ядрам. Юрий их назвал бронебойными и сравнил с люцернским молотом, который тоже был заострённым и тяжёлым. В общем, получилось ядро-клевец совсем не круглого вида.

Пока Юрий доставал учебный макет гильезы, назначенные в пушкарки девки попытались забить в ствол через дуло одну из непонятных «кумутивиинных». Юрий увидел их в тот момент, когда Глория размахнулась деревянным молотом, чтоб ударить по носику пробки. Пробка, кстати, называлась странным словам «снарада». Слово походило на гренаду и по своей сути было такое же.

– Стой! Стой, – прокричал мимари и разразился бранью на своём языке.

Потом он долго объяснял, что так делать нельзя. Он при этом стоял возле леди Ребекки и Лукреции и возмущённо размахивал руками, а потом улыбался. Не с ней, а с ведьмой. А ещё эта графинька влезла.

В груди Катарины возникло щемящее чувство обиды и ревности. Сердце забилось сильнее прежнего, а к глазам подступили слёзы. И ведь на дуэль никого не вызовешь, а если даже и вызовешь, то убить графиню или ведьму означало поломать всю экспедицию, и Юрия силой отправят домой. И отступать не хотелось.

Катарина опустила глаза на фигурку валькирии, которую до сих пор держала в руках, и стиснула в кулаке. Девушка решилась действовать. Но сначала нужно посетить храм и помолиться, дабы Небесная Пара дала сил, ума и стойкости…

***

Я полдня провозился с инвентаризацией имущества, приделал дополнительный замок к контейнеру, который совмещал в себе функции и окружённой комнаты и денежного сейфа. Вторую половину дня учил пушкарок обращаться с пушкой, благо, помогло танковое прошлое. От концепции унитарного боеприпаса женщины были в восторге, но вот осилить само оружие смогли с трудом. Сказалась инерция мышления. Прав был профессор Глушков. Придётся долго и упорно обучать пятёрку артиллерийской команды, в первую очередь, чтоб не угробились сами и не угробили всех в округе. Одно радует, что сорокапятка – очень дуракоустойчивая и неприхотливая. И делать всё пришлось самому, так как Андрюха опять исчез в направлении своей благосклонной садовницы. Как говорил один мой начальник: «Зов… хм… женских прелестей сильнее воли командира».

Пока бегал и матерился, наступила ночь. Катарина куда-то запропастилась, Урсула сказала, что девушка умчалась в храм. Пришлось ужинать и ложиться спать в одиночестве.

Сон не приходил. Во-первых, Урсула храпела под дверью, а во-вторых, по усадьбе ходила охранница с колотушкой и кричала, что всё спокойно. Оно может и спокойно, но под громкое быстро тук-тук не уснёшь.

Попытки поколдовать на ночь глядя не увенчались успехом, и в голову по-прежнему лезли мысли про симбионтов. Радости не добавляли и крысы, шуршащие под кроватью. Я крыс не боялся, но не любил.

Лишь через час лежания в полной темноте я начал кемарить, но сон не принёс облегчения. Опять начал сниться симбионт, ползущий по мне, он скользкий и противный. А ещё он пищал, с него капала слюна прямо мне на лицо, и казалось, он схватит меня и начнёт запихивать в ещё живого меня личинку, которая начнёт заживо пожирать мой организм. Я всё время во сне тянулся за пистолетом, но не мог, так как руки и ноги отказывались слушаться.

А потом я проснулся. Проснулся от ощущения того, что приснившееся происходит на самом деле. Нечто гулко стучало когтями по деревянному полу, шумно дышало, непривычно пахло, а ещё оно склонилось надо мной.

– Малыш? – тихо спросил я. Но это был не пёс. Пёс пахнет и дышит по-другому. А существо прислонилось у моему лицу липкой мордой.

Сон не до конца выпустил меня из своих цепких лап, спутывая мои руки и рождая в воображении чудовище. Возникло то самое ощущение страха, какое было, когда грешень из трактира при моём первом приключении. Вспомнилось зависшее надо мной старушечье лицо и скрежещущий голос. И Катарина, как назло, нет.

– Твою мать, твою мать, твою мать, – пролепетал я и попытался отодвинуться.

Существо перешагнуло с места на место, приблизившись. Под его весом скрипнула доска.

Монстр сделал протяжный вдох, и объём лёгких был явно больше, чем у человеческих. Внезапно вспомнилось, что многие тёмные духи боятся света.

– Идемони, идемони, – забормотал я и попытался дотянуться до фонарика. Пальцы скользнули по железу, и фонарик упал за кровать, откуда раздался противный крысиный писк.

– Твою мать, – выругался я и попытался нащупать спички. – Твою мать.

Существо провело по руке липким длинным языком. До спичек я дотянулся, но зажечь не смог. Руки тряслись, спички ломались. Запоздало пришла мысль, что тварь почему-то ещё отгрызла мою руку. Но находящийся на грани обморока рассудок представлял, как существо с аппетитом облизывается.

Очередная спичка с треском сломалась, а потом я уронил и сам коробок на одеяло. Начав шарить пальцами, опять наткнулся на что-то гладкое и холодное, и вот это больно укусило меня.

– Мамочки, мамочки, – забормотал я. Коробок попался под руки, и я лихорадочно вытащил очередную спичку, а потом сделал рывок к свече.

Чирк.

Спичка вспыхнула, ослепив меня, и тут же погасла в сантиметре от фитиля свечи.

Я выбросил её и достал следующую. Самый край сознания уловил скрип двери, но воображение лишь дорисовывало огромное скользкое щупальце, протиснувшееся в открытый створ. Оно царапало пол костистыми шипами и норовило снова в меня ткнуться. Наверное, тварь слепа и полагается только на осязание и нюх.

Снова чиркнул. Спичка высекла искры из края коробка, но не зажглась.

– Гори, умоляю, гори.

Чирк. И ничего.

– Гори, падла! – закричал я.

Загорелась свеча. Загорелась сама, без спички и зажигалки. Это была магия. Моя магия. Я никогда не был рад огню свечи, и плевать, что он возник от колдовства.

А потом я сел на кровать и истерично засмеялся. Существо, оказавшееся маленьким телёнком, жалобно замычало и ткнулось мокрым носом в мои руки, ища угощения. Телёнок был белым с большим чёрным пятном на спине.

А в дверях стояла Катарина с большими корзинами в руках, букетом цветов, зажатым подмышкой, и тряпичным свёртком в зубах.

Я смеялся, как никогда раньше. Руки тряслись от не успевшего уйти адреналина, а на душе было легко и радостно. А когда в углу у двери заохала Урсула, сонно уставившись одним глазом на происходящее в комнате, я согнулся пополам. Оказывается, Катарина еле открыла придавленную мечницей дверь и упорно протискивалась внутрь мимо неё. Царапающие звуки – это корзины, цепляющиеся за косяки, а сопение и невнятное утробное мычание – это сама храмовница, тихо ругающаяся сквозь свёрток.

Катарина поставила корзин и перехватила свёрток в руки.

– Это Манча, – произнесла она. – Я купила её на рынке. Вырастет, будет молоко давать.

– Ты уже или только думаешь? – ни с того ни с сего спросила Урсула, садясь поудобнее и протирая руками глаза.

– Пока думаем, – ответила девушка.

– Тогда ясно, – произнесла мечница и широко зевнула. – Как вы думаете, она как раз только и дорастёт до дойной поры.

– Что думаем? – переспросил я, вспоминая, как переводится слово Манча. Вроде бы Клякса. Ну, вполне подходит к тёлочке такого окраса.

Я ещё раз нервно хохотнул и повернул голову, а затем с криками «Да ну нахрен!» вскочил с кровати и отбежал в сторону. Из-под края одеяла выползала чёрная блестящая тварь без глаз, с острыми зубами и длинным тощим хвостом. И хотя она размером была с небольшую кошку, было стойкое желание пристрелить существо побыстрее.

– Глаза б мои не глядели, – пробормотала Урсула, потянувшись за мушкетоном. – Это что за страшилище.

– Страшилище, – кивнула Катарина, подняла руку, сложенную в знак Небесной Пары, а потом передумала проводить ритуал и произнесла: – Это мелкий ночной дух, питающийся людскими страхами. Он принимает обличие ужаса, терзающего человеческую душу, но сам по себе не опаснее амбарной мыши.

– Слушай, прогони его, – взмолился я, дотянувшись до шпаги.

– Не надо, – ответила девушка. – Госпожа Агата говорила, что изгнание может задуть твой дар, как ветер свечу. Вот как научишься держать его в своей воле, изгоню.

Страшилище завизжало, как крыса, которой наступили на хвост и начало прыгать на месте словно обезьянка на привязи у фотографа на пляже.

– Это что ж за демоны водятся у вас дома? – покачав головой, произнесла Урсула.

Тем временем тёлка Манча испуганно втиснулась между мной и Катариной и жалобно замычала. Как-то с этой тварью я позабыл уточнить, что значит, «уже или думаешь». А зря.

Глава 11. Интриги и чистая магия

Дементэ шла по ночной Коруне, закутавшись в плащ. Это было излишне, но она всё равно не хотела, чтоб её лицо кто-нибудь увидел. После отречения от неё и сестёр той отвратной богиньки, она целый день и целую ночь проплакала, и ещё два дня лежала в первом попавшемся хлеву, замазав раны кашицей из лечебных трав.

Раны до сих пор болели, но уже не мешали идти, и потому дементэ отправилась в путь, прихватив только самое необходимое, и путь её лежал через столицу. Хорошо, что ключ Мирассы мог делать обладающего им человека незримым для магического взора, иначе бы пришлось искать другой путь, более сложный.

В кромешном мраке путь удавалось различить лишь по редким полоскам света, пробивающимся через щели в ставнях на окнах домов и очертаниям крыш домов на фоне звёздного неба, по которому пробегали редкие облака. Путеводной звездой горела Свеча в руке Небесной Стражницы. Рыжая звезда отражалась в лужицах прошедшего вечером дождика. Лужи хлюпали под ногами, но женщина не имела ни сил, ни желания их перепрыгивать или обходить.

В руках дементэ была тусклая масляная лампа на верёвке. Тяжёлая медная лампа свисала к самой земле, но дрожащего на ветру огонька хватало не больше, чем на пятно света в один локоть шириной.

Кроме гнили и дерьма, пахло хлебом и варёным мясом, в животе урчало, и дементэ шла вперёд, стараясь не отвлекаться. Нужно было добраться до схрона, где лежали деньги и зачаруньки на чёрный день. Последние медяки пришлось уплатить этим стражницким крохоборкам, чтоб пустили переночевать в город.

Она дойдёт, вот тогда будут и пища, и сон, и кров, хотя бы в виде дешёвой коморки под самой крышей притона для бедных.

Дементэ шла, вспоминая сестёр. Они все поровну делили хлеб, сыр и молоко, укрывались одним большим одеялом и вместе шептали перед сном заклинания, которые учили по старым книгам.

«Яси ниот, амо омнес – звучали в памяти дементэ голоса сестёр, – дорой ночи, всех люблю».

От этих воспоминаний снова начинали подкатывать слёзы. Их предали. Предали и боги, и люди. И всё из-за чужаков.

Дементэ шла, а потом остановилась. Она чуть не прошла мимо разрушенного дома. Тот лишь в последний миг привлёк её внимание, ибо вместо еле-еле различимой стены была большая дыра, словно сюда попал камень их мощного требушета или взорвалась бочка с порохом.

Женщина покачала головой, ибо негоже в самом городе вершить подобное, могли же и дети попасть под обломки. Дементэ отвернулась и пошла прочь, вдоль по улице, но путь её был недолог.

– Эй, стой, ты цеховская или торгашеская?! – раздался голос, когда она проходила мимо очередного проулка. Там стояла тройка подвыпивших молодых и дерзких девиц явно ремесленной наружности. Короткие ножи-шила и большие ножницы на поясах, а также резкий запах сыромятной кожи, подтверждали догадки.

Та что повыше, подняла фонарь над головой и прищурилась.

– Я тебя не знаю, – произнесла она. – Слышь, а монетка угостить нас вином не найдётся.

– Не найдётся, – прохрипела в ответ дементэ. Ей не хотелось убивать этих дур, они ни при чём. Они не виноваты в том, что сёстры погибли. Но если не отстанут, придётся проучить.

– А мне, кажется, найдётся, – заговорила ещё одна кожевница, отлипнув от стены и достав откуда-то короткую дубинку с перемотанной кожным шнуром рукоятью.

Дементэ опустила глаз на лужицы под ногами. Не отстанут. Значит, надо проучить молодь.

Дементэ сама была не намного старше этих дур, но пережитые тяготы выжали юность из её души, словно масло из оливок, оставив только жмых. Она уже не понимала сколько ей лет.

Но раз учить, значит учить.

Девушка дотронулась пальцами до одежды, где висел на шнуре ключ Мирассы. Он скроет поступки, не даст ни инквизиции, ни магессам, ни духам-хранителям городских районов почуять силу. Но начинать нужно не с силы.

Дементэ сделала шаг назад, а потом хлёстким движением ударила ближайшую цеховицу по лицу своей лампой на верёвке, словно кистенём.

– Сука! – закричала та, согнувшись и схватившись за скулу, из которой обильно пошла кровь. А потом цеховица отлетела к стене, так как получила удар коленом по лицу. Это значит пока можно отнять из общего счета одну неприятельницу. Осталось две. А вот теперь можно и силу применить.

Огонёк на лампе завизжал, как бешеная крыса. Сорвался с фитиля и вцепился в одежду следующей жертвы, приняв облик большого тарантула. Всего лишь школа паука, и пауку просто сказали прыгнуть. Но паук и огонь в одном лице способны напугать многих.

– Снимите это! Снимите!

Паука визжал и шевелил длинными светящимися, как раскалённые в кузнечном горне проволочки, лапками, а цеховица стола и орала, занеся руку, но боясь притронутся к созданию.

Дементэ снова замахнулась лампой на верёвке, а затем обмотала палицу третьей, словно кинутым боло. Неприятельница попыталась достать до обидчицы ногой, но получила ботинком в голень и захромала, хотя и не выпустила оружие.

– Тварь магистратская, – процедила она, наверное, приняв дементэ за подмастерье гильдии чародеек. Пускай, это лишь на руку.

Дементэ потянула верёвку на себя, а когда цеховица упёрлась, опустила хватку и сама подалась вперёд, ударив со всей силы ногой под дых. Ремесленницы не солдатки, драться любят, но не умеют, и потому жертва упала на четвереньки, пытаясь сделать хотя бы один вдох.

По мокрой грязной брусчатке покатился уроненный фонарь, тут же погаснув, и переулок теперь освещался только огненным пауком. Палица с кожаными ремешками на рукояти сменила владелицу, тут же взмыла в воздух, опустившись на голову цеховицы, орущей и пытающейся стряхнуть с себя безобидного духа.

Короткий бой кончен. Девица рухнула на землю, и дементэ оглядела поле боя, а затем поднесла лампу к пауку, ползущему по одежде жертвы. Безобидный дух прыгнул на фитилёк, снова превратившись в тусклый язычок.

Дементэ поглядела сперва на свой трофей-дубинку, а потом с кротким «Спасибо» пнула по лицу пытающуюся дышать цеховицу и быстрым шагом отправилась прочь – к схрону.

Сектантка шла, не заметив, как за её спиной возникли три фигуры. Они не стали следовать за дементэ, а остановились у поверженных цеховиц.

– Добить? – с надеждой спросил Бестафур. Хриплый бас казался чуждым миру, где правят женщины, но его владелец и сам осколок прежнего.

– Не надо, – покачал головой одетый в алый плащ с глубоким капюшоном слащавый юнец. Юнец, которому несколько тысяч лет. – Эта глупышка думает, что я не выслежу её. Но ключ Мирассы она получила из моих рук, и я добавил к плетению чар свои петельки, которые чую издалека.

– Не пойму, – поддев ногой стонущую в темноте цеховицу, спросил демон. – Что за игру ты затеял.

Темень не помеха духу, и он видел всё, что творится в переулке.

– Тебе платят за дела, а не вопросы, – ответил Инфант Кровавого Озера

Бестафур криво улыбнулся, но в разговор вмешалась Сагрента:

– Мы не глупые мыши, готовые лезть в мышеловку за наживкой на смерть. И мы не верим светлым, которые готовы на любую гадость в угоду своим мерзким интересам, а потом оправдывают всё это благими намереньями.

Инфант замолчал ненадолго, а потом ответил:

– Я всего лишь хочу убедиться, что всё идёт по плану.

– По какому плану? – хрипло прорычал Бестафур.

– Сейчас эта глупышка отправится к ближайшему месту силы. А ближайшее – это Афлигида. Скорбящая мать.

– Безумная старуха, – усмехнулся демон. – Она никого не будет слушать, а эта глупая сектантка сгинет в её владениях.

– Неважно, кто кого будет слушать, – улыбнулся Инфант. – Главное – запечатать все это мести, а потом придумать сказку, что я предотвратил бегство безумных тварей руками халумари. А чтобы сказка казалось ярче, надо взрастить силы зла и силы добра. От места к месту они станут сильнее, и их конечная битва будет заметна даже старшим богам. Кстати, нужно кое-что незаметно сделать.

Когда Инфант отвернулся, чтоб нагнать больше самозначимости перед наёмниками от мира тьмы, Сагрента поглядела на Бестафура, кивком указала на нанимателя и незаметно провела чуть ниже живота руку, сложенную в особом жесте: большой и указательный палец сложены в кольцо, а остальные плотно сведены и выпрямлены.

Демон отрицательно покачал головой и сложил свою ладонь щепотью, пошевелил ею, а затем сжал руку в кулак и резко распрямил, словно стряхивал брызги с пальцев. Сегрента улыбнулась и ехидно поглядела в спину слащавому духу «ржавого болота».

Они затеяли свою собственную игру.

***

Генерал встал рано. Есть, с одной стороны, положительный момент, когда живёшь прямо на работе – встал, умылся, сделал шаг из комнаты в кабинет, и вот ты уже на работе. А с другой стороны, всякий тебя может найти. Это и не напиться в выходной день, и не выйти погулять нельзя.

И только Пётр Алексеевич сел за стол попить чаю, как в дверь постучали.

– Какого чёрта? – негромко пробурчал он и нажал на кнопку питания бокового монитора. Тот вспыхнул и показал картинку с камеры наблюдения, которая была прицеплена в углу коридора. На картинке оказался паренёк из прогрессоров в местном костюме и большой корзиной. Содержимое корзины прикрыто белым полотенцем. А ещё в руках парня виднелся листок бумаги.

Парень подождал некоторое время, потом снова постучал и приложил ухо к двери, слушая, есть ли кто живой внутри. Генерал улыбнулся и нарочито громко начал перемешивать сахар в стакане. Ложка из нержавейки билась о края подарочного стакана в серебряном подстаканнике с гербом Советского Союза словно колокольчик.

Гость выпрямился, почесал в затылке, а когда из-за угла коридора появился адъютант с пачкой документов на подпись, взятой вчера вечером в несекретке, показал на дверь, мол, он точно здесь? Прапорщик кивнул. Тогда парень встал так, чтоб не пустить никого раньше себя и снова постучал в дверь.

– Как дети, – пробурчал Пётр Алексеевич, прокашлялся, словно старый дед-астматик, и громко прокричал: – Да!

Паренёк-прогрессор сразу же выпрямился, поправил местную одёжку и быстро вошёл.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Чего тебе?

– Товарищ генерал, я тут… – парень положил на стол рядом с Петром Алексеевичем листок.

Начальник базы пробежался по строчкам взглядом и вздохнул.

– У вас что, флешмоб, что ли?

– Что? – не понял прогрессор.

– Ты уже третий, кто просит разрешения жить в Кренеборге. Кто она?

Парень виновато улыбнулся и ответил:

– Она портниха. Держит лавку в центре.

– Слушай, а вот если дадут приказ сворачивать программу прогрессорства и решат вернуть тебя на Землю, что будешь делать?

– Не знаю. Ну, оставлю денег побольше, на зарплату прогрессора здесь можно дом побольше купить и много чего по хозяйству. Она же здесь сильный пол, не умрёт без меня с голоду. А если честно, стараюсь пока не думать.

Генерал покачал головой и поставил резолюцию «Разрешаю» и подпись.

– Спасибо! – выкрикнул расплывшийся в широкой улыбке парень и убежал, оставив корзину.

Начальник базы встал и приподнял край полотенца, лежавшего в корзине. Под ней обнаружилось вино. То самое, магистратское, бутылка которого охлаждается и покрывается инеем, стоит только потянуть за язычок на пробке. Это уже третья бутылка. Наверняка молва о подарке той волшебницы разлетелась по базе, мол, генерал только такое и пьёт. А ещё в корзине нашлись прочёта горячего копчения, большой ломоть местного сыра, сахарный лук, свежий хлеб и деревянный знак Небесной Пары. Это явно не сам парень собирал, а его местная пассия.

Следом вошёл адъютант, которой положил на стол папку с документами, но стоило ему уйти, как в помещение ворвался начальник лаборатории.

– Пётр Алексеевич, есть новости, хорошая и не знаю какая!

– Давай с хорошей, – сухо ответил генерал, оторвав от краюхи хлеба кусок, а потом потянувшись за ножом, чтоб отрезать мяса.

– У нас получилось!

– Что получилось?

Начальник лаборатории часто дышал, блестел глазами и оживлённо жестикулировал.

– Помните ту историю, когда мы перенесли на Реверс лошадей, а ночью они все до единой прямо в стойле превратились в фарш? Так вот, мы в качестве приманки, чтоб зафиксировать это явление, привезли ещё животных. Но не лошадей, а мулов, парочку верблюдов и ослика. И знаете что? Местная система дала сбой. Мулы не определились как лошади, а верблюды и подавно. При этом удалось чётко зафиксировать и позиционировать источник сигнатур. Он полностью совпал с тем, что был в прошлый раз. Источник проявился на десять секунд и исчез, и больше активности не проявил.

– Это хорошо, – произнёс генерал. – Но это не могло подождать, пока я поем?

Начлаб шумно вздохнул и продолжил:

– Точно такая же сигнатура зафиксирована в уничтоженном офисе представительства в Коруне. Я поднял записи разговоров с сельскими ведьмами, которых нанимали мимо магистрата. Они говорят, что есть два вида проклятий. Первое – это порча: что-то типа вредоносной программы с привязкой к человеку, предмету или месту. Второе – это сделка с тёмными силами. Сейчас мы получили подтверждение теории.

– И что нам это даёт в перспективе? – нахмурился генерал. – Раз начал, продолжай, ты же учёный, а не просто боец-наблюдатель за пролетающими по небу журавлями.

– Не знаю насчёт перспективы, но сигнал зафиксировали ещё раз.

– Когда? Где? – замер генерал с бутербродом в одной руке и кружкой чая в другой.

– Здесь. Полчаса назад.

– Где здесь?

– В районе вашего кабинета с погрешностью в пять метров.

Генерал осторожно огляделся и процедил:

– Дебил. С этого и надо было начинать.

Он опустил на стол еду и сжал в руке нож, а потом плавно пошёл по кабинету, оглядывая каждую мелочь. И мелочь нашлась на подоконнике: записка, выполненная на клочке тонкой кожи. Ему почему-то подумалось, что кожа человеческая. Осторожно пододвинув клочок кончиком ножа, генерал потянулся за словарём, так как ещё плохо читал и говорил на местном. А когда прочитал, быстро подошёл к рабочему столу, взял телефон закрытой связи и набрал номер.

– Ало! Срочно на связь начальника штаба и старшую группы «Ночные охотницы».

Ждать пришлось недолго. Телефон противно пиликнул, и генерал, который держал трубку у уха, а палец на рычажке, сразу же ответил.

– Ало, ты за старшего. Скажите, что я с инспекцией и дипмиссией. Когда буду, не знаю. Подготовь приказ по части об исполнении тобой обязанностей начальника базы в моё отсутствие. Начальником штаба временно назначь начальника разведки. Нет. Один. Нет. На Реверсе. Да пошли они! – выругавшись, генерал тяжело вздохнул и добавил. – Я решу вопрос, побряцаю немного медалями и орденами. Да, так надо. Знаешь поговорку? Игра стоит свеч. От какого геморроя, шутник? А что замминистра? Пусть думает, что я от него прячусь. Ты же хотел проявить себя и получить повышение, так что дерзай. Всё, не трахай мне мозг, я уже принял решение.

Потом новый звонок.

– Леночка, – сменившись в голосе, произнёс Пётр Алексеевич. – За какое время мы сможем добраться до Коруны? Пять дней быстрыми бычками и лёгкой колесницей? А если нарушим правила? Да, Леночка, очень сильно нарушим. Я бы другую спрашивать не стал. Да, на мотоцикле. К вечеру? Замечательно. Нет, возьми электробайк, его можно потом будет от парового генератора зарядить, а то бензина на этой планете ещё не придумали. Заодно проверим, как твой призрак успеет за новинками технологий. На него у меня тоже планы есть.

***

Проснулся я от того, что по кровати ползало что-то неприятно и булькало. Состроив страдальческую физиономию, я открыл глаза. Что-то оказалось большим скользким червяком, оставляющим за собой кровавый след по всей постели. На редкость неприятная гадость, особенно тёмные сгустки в которых копошились личинки мух и ещё какая-то живность. И судя по забившейся в угол и поджавшей ноги Катарине, это был не мой страх. А мой кошмар нашёлся на тумбочке со свечой. Он полночи пищал и лез мне в лицо, пока я не долбанул ему тапком по морде. Вся тумба была обклеена липкой зелёной гадостью, и даже свеча была погрызена. Но самое страшное, что в тумбе лежал ноут, а капающая из пасти страха слюна шипела, как перекись водорода в уксусе, пенилась и норовила разъесть крышку тумбы. Бля, ноут-то у меня один единственный.

– Падла! – выругался я и рванул дверцу на себя и снова протянул: – Падла-а-а.

Ноутбук был целый, но весь обляпанный зеленоватой слизью.

– Катюша, прогони их, – взмолился я, а потом провёл ладонью перед лицом храмовницы. Девушка лишь судорожно дёрнула головой и выдавив из себя: «Нет». Она почти не моргала и таращилась на червяка, с выражением лица, от которого непонятно, расплачется сейчас или обблюётся.

– Что нет? – переспросил я.

– Тебе надо учиться магии, а я твои искру задую, – слабым голосом прошептала девушка.

– Да как я буду учиться, если эти твари мешают? Но это же всё нематериальное? Эктоплазма?

– Этка что? – переспросила Катарина.

Я уже хотел припомнить фильм про охотников на привидений, где вся эта гадость тоже была не настоящей, но вполне осязаемой. Но девушка не видела ни одного кино, а в такой ситуации, фильмец вообще лучше не показывать.

– Так, давай я буду бороться с твоими страхами, а ты с моими.

С такими словами, я взял в руки полотенце и накинул на червяк, а затем подхватил, как оброненный на пол кусок тушёнки салфеткой. Червяк задёргался и заверещал, как младенец, угодивший рукой в мясорубку. Катарина тоже завизжала, зажав уши ладонями. Я же чуть не пнул тумбу, когда попытался сунуть туда это уё… уродище, ибо оттуда высунулась треугольная змеиная морда, словно в там была нора здоровенной гадюки. Змея распахнула пасть на сто восемьдесят градусов и зашипела, показав зубы, длинные, как иголки от одноразового шприца.

– Бля! – выругался я и швырнул полотенце с кровавым червяком на пол. Тот зашебуршался в ткани и попытался выбраться. – Катюша, прогоняй этих тварей!

– Госпожа Агата сказала, ты сам должен научиться их гонять, – пролепетала храмовница и задёргала ногами, откидывая окровавленное одеяло, а потом уронила лицо в ладони.

– Мне плевать, что она там сказала. Говори свою дездемону, то есть идемони.

– Нет, я справлюсь со страхами, – ответила Катарина.

Девушка изначально была смуглая, но сейчас бледность сделала её темно-серой, как кусок свинца.

Наш спор закончился, когда в комнату влетела Урсула. Она верещала и снимала с себя гамбезон, чуть ли не рвала его пальцами, а когда осталась в порванной камизе, зажала руку чуть пониже локтя.

– Вытащите это!

Я глянул на трясущую в истерике рукой мечницу. На руке виднелась рана, а под кожей на запястье небольшой наконечник стрелы медленно, но уверенно двигался вверх – к плечу. Это что ж получается, эта гадость может и внутрь забираться?

Стоило так подумать, как я увидел валяющуюся возле подушки скукоженную личинку чужого.

– Да ну нафиг, – протянул я и приложил руку к горлу. Где-то в груди возникло ощущение шевелящегося инородного тела.

– Вы чего визжите? – раздался сонный голос Лукреции, стоящей на пороге в одной ночной рубахе.

– Ваше магичество! – рыдая, упала перед ней на колени Урсула и протянула руку. – Помогите-е-е.

– Это просто мелкие духи, – произнесла волшебница. – Юрий, их прогонять легче лёгкого. Сделай сам, раз ты теперь чуешь силу.

– Я не могу, – сдавленно ответил я, держа руку на кадыке.

– О, Небесная Пара, – всплеснула руками Лукреция, – духи боятся чистой силы. Она дли них, что кипяток для раков. Могут свариться.

Я судорожно кивнул и встал с кровати.

– Чистая сила. Электричество. Да, точно. Надо их шокером долбануть.

– Не шокером, а одной из школ магии! – повысила голос волшебница.

Но я уже не слышал ее, а подбежал к вещам, и начал осторожно в них рыться. В разные стороны побежали большие жирные тараканы.

– Да чтоб вас! – выругался я. Не босиком же давить их. А когда один пробежал по руке, уточнил у волшебницы: – Это тоже такие духи?

– Нет, эти настоящие, – пробурчала Лукреция, наклонив голову на бок и скривив физиономию. – Нечего сухари хранить в сумке.

– Я не храню.

– Я не про тебя. А про вот эту воющую старушку, – ответила Лукреция и поглядела вниз, на коленопреклонённую Урсулу, которая тихо рыдала, пережимая руку в локте. По лицу мечницы текли слезы и сопли в три ручья.

– Да бля, – скривился я, откинув насекомое от себя, и достал шокер. Только бы не подохший был, или с коротким замыканием на корпус.

И зачем я так подумал? Прибор дёрнулся и зажужжал, словно большой шмель, а в его корпусе забилась искра. И правда похоже на шмеля, такого светящегося, словно светодиод, и трясущего сияющими крылышками.

Я сперва выругался, а потом сел уставился на трясущееся, словно в эпилептическом припадке, насекомое. Так, система дала сбой. Призрак просто не знал, как выглядит электрическая иска, но считал из подсознания образ и то, что искра может больно ужалить. Он не знает, а я знаю? Да. Электричество, это поток электронов под действием электромагнитного поля. Он подчиняется законам физики. И не метафизики, а настоящей. Значит, он не может пробить исправный обрезиненный корпус.

Так, вспомню, чему меня учил профессор. Моя магическая… чуть не брякнул симбионта, но правильнее будет составляющая. Так вот, она способно генерировать внешнее поле. Потом разберёмся, какой оно природы, но оно может воздействовать на окружающий мир. Агата говорила, что это дар, который может проявиться у каждого в случайном порядке, но не знает его сути.