Текст книги "Наследие проклятой королевы (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Джинджер схватила ошарашенного этнографа за руку, подтянула к себе и поближе и поцеловала в губы, а потом потянула за собой наверх.

– Пойдём, Базилио, я покажу тебе то, что кошки не умеют!

– Дурдом, – нервно сглотнув, выдавил из себя генерал, когда рыжая с Васькой исчезли, – но хороша чертовка. И на чём мы остановились?

– Что надо сваливать отсюда, – пробурчал я.

– Нет, бежать мы не будем, – качнул головой генерал. – Никого не убили, никого не вызвали на дуэль, и хата вроде не горит, значит, всё нормально.

– Всё равно против, – огрызнулся я.

– Юра, ты же прогрессор, должен помнить сказку о Робине Гуде, который из разбойника стал шерифом Ноттингема.

– Робин Гуд – это не имя и фамилия. Это неправильное произношение словосочетания «роб ин худ» – вор в капюшоне.

– Мне всё равно. Миф популярный, так что забей и готовься к свадьбе.

Мы снова замолчали.

И только когда к нам подошла хозяйка постоялого двора и заискивающе проворковала: «Ужин готов, Ваше Сиятельство. Подавать прикажете?», сели на места.

Прав был генерал. Одной проблемой стало меньше, но всё равно на душе остался осадок. Сев, я ощутил на своей руке руку Катарины, а подняв взор, увидел улыбку на лице девушки и такой взгляд, словно она до конца не верила в реальность происходящего.

– Я ж как есть говорила! А вы брехня да брехня, – закричала на весь трактир Урсула и стукнула кулаком по столу.

Ужин прошёл под постоянное оглядывание в сторону лестницы, а троица телохранительниц во главе с Урсулой и вовсе сидела и ела, не выпуская из рук пистолетов и мушкетона.

Но и после ужина мне не суждено было отдохнуть. Катарина, глаза которой блестели как у сумасшедшей, ошалевшей от своих же поступков, сразу же начала рыться в своих вещах, и вскоре на свет тусклой лампы явился писчий набор. Храмовница тут же разложила его на столе начала трясущимися руками писать письмо.

«Дражайшая мама, – писала она, – прошу твоего благословения на брак. Я попросила у халумарского барона руки того юноши, о котором я писала ранее. Он дал согласие».

Девушка быстро посыпала листок мелко просеянным песком и с силой дунула, убирая лишнее, а затем судорожно скрутила свиток и обмотала его шнуром.

– Побежали на ближайшую соколятню, – протараторила храмовница, подхватывая со стола масляную лампу.

– Скоро ночь, – тихо произнёс я.

– Ты… ты не рад? – застыв на месте, спросила девушка. На её лице промелькнула тень беспокойства.

– Рад, но там демоны и эта рыжая. Ночью лучше не соваться в город.

– Я не боюсь, – отмахнулась храмовница, вытащила из сундука серебряный ободок-забрало, сунула в волосы, а затем повестила на шею целую охапку амулетов и святых знаков, наверное, чтоб не сглазили, особенно когда до такого знаменательного события, фактически мечты всей жизни, осталось рукой подать.

– Ну, пойдём, – улыбнулся я в ответ. Всё равно не получится отговорить. Катарина сама накинула на меня плащ с капюшоном, а потом схватила за руку и побежала.

Коридор, лестница и опустевший обеденный зал, в котором лишь один-единственный слуга усердно очищал столы, промелькнули в одно мгновение. Дверь захлопнулась, и мы помчались прочь, навстречу судьбе…

***

Дементэ сидела на краю леса на старом пне и устало жевала сухарь, на который положила столь же сухой кусочек сыра. В душе поселилось отчаяние: она потратила столько сил, но так и не отомстила за сестёр. Весь смысл ее нынешнего бытия оказался пуст, словно брошенное пчёлами дупло. В кошельке и желудке так же пусто, как высохшем колодце. Только паутина и тлен.

Обитель Вечноскорбящей матери тоже оказалась не тем, что виделось в начале пути: лишь клетка для безумной старухи, пытающейся взрастить гомункула-великана, словно богиня, когда-то покровительствовавшая золотым хлебам, не знает запрет на это Небесной Пары. Шана и Сол весьма ревнивы ко всем, кто не рода людского. Псоглавых объявили дикими зверями, и разрешили на них охоту, и только вмешательство пылкой Агнии оберегло сей древний народ от полного истребления. Титанов низвергли в бездну и предали забвению. Изгнаны навеки во тьму пещер гномы. Выселены в безлюдные северные болота некогда могущественные фейри. Все они ныне марь – призрачные народы. И даже от потреяйцев осталась лишь нежить, бродящая по обитаемым и необитаемым землям и собирающая дары для своего мёртвого бога. Они потому и потеряйцы, рассказывала светлейшая, что потеряли всё: свои земли, свои жизни, своих богов, и тщетны попытки воззвать мёртвых созданий к мёртвому богу. Мёртвые не отвечают мёртвым. И потому под страхом смерти запрещена некромантия, ибо кто оживит хоть одного из них, поставит под угрозу власть Небесной Пары, мудро хранящей покой мирозданья.

Дементэ дожевала свой скудный ужин, а потом ткнулась лицом в ладони. Плечи её сотряслись от горького плача. Что ей теперь делать? Жить обычной жизнью? Она не сможет. Она несёт в душе клеймо светлейшей и не сможет стать обычной булочницей или каменщицей. Мир в любом случае отторгнет ее, словно тело людское – занозу, а храмы истинных богов не примут в свои объятья.

– Дай, – раздалось жалобное и писклявое рядом.

Дементэ подняла глаза и вытерла слёзы.

– Дай, – протягивая сухую руку, повторил тощий потеряец.

– На, – бесцветным надломленным голосом ответила женщина и протянула пустой кошель.

Коротышка прижал дар к груди и поикал глазами, что ещё можно утащить с собой. А дементэ со вздохом улыбнулась: не одна она в бесконечной тоске и печали. И тут в ее голове, словно затравочный порох на полке пистолета, вспыхнула мысль.

– Отведи меня к вашему королю.

– У нас нет королей, – удивлённо ответил потеряец.

– Ну, у вас же есть кто-то главный.

– У нас нет главных.

Дементэ поджала губы, не зная, что ещё просить, но в этот миг коротышка махнул рукой куда-то в лес.

– У нас есть самый удачливый и самый умный. Тот кто собрал больше всего даров великому Хо.

– Отведи меня к нему, – решительно произнесла женщина.

– Зачем?

– Я знаю, кто может воскресить вашего Хо. Изохелла. Она единственная кто знает тайны возрождения их мёртвых.

– Но ведь проклятая королева сама мертва, – обиженно произнёс потеряец. – Ты меня обманываешь.

– Но дух ее жив и я знаю, где ее обитель.

Потеряец сорвался с места и убежал во тьму, но вскоре вернулся и встал перед дементэ.

– Зачем тебе наш Хо?

– Я помогу вашему богу вернуться, а он поможет мне справиться с моими врагами…

Глава 24. Бочка меда и бочка дёгтя

Катарина летела по улочке Пустополя, окрылённая счастьем. Какой же это был красивый город. Добрые люди, радостные дети, улыбчивые торговки и даже стража незлобная. Всё яси. И она теперь такая же, как и остальные люди, и тоже имеет право на свой кусочек этого самого счастья.

Право быть обычной. Право быть нужной. Право быть любимой.

Катарина летела, ибо нужно было сделать многое, а письмо маме – лишь первый шаг. До ответа будет всего четыре-пять дней, и нужно многое купить.

Юрий плёлся сзади и зевал. Он этой ночью сперва долго ворочался в кровати, а потом пробурчал «бегут впереди паровоза, я, может, хочу долгого конфетно-букетного периода», а после добавил непонятное слово, звучащее как-то вроде «ку-сим», и начал задавать вопросы: много ли зарабатывают маги? Не будет ли инквизиция пытать, если он атеист? Нужно ли ставить в паспорте прописку Керенборга? Нужна ли как-нибудь виза? Что делать на свадьбу?

Катарина не сразу поняла, что это что-то вроде подорожных и гильдейских грамот. А про «кафетно-бакетный период» уяснила, что Юрий сладкоежка. Только про паровоз, и зачем перед ним бегут, ничего не поняла.

Да и сама Катарина полночи начищала до зеркального блеска медный наплечник и диадема-визера (ободок-забрало), а затем гладила чугунным утюгом одежду.

Рынок. В мешанину из криков зазывал, музыки, ароматов сдобы, печёного мяса и копчёной рыбы, специй и людского пота, разных тканей, живой птицы и поросят Катарина и Юрий из узкой, украшенной живыми цветами на подоконниках улочки нырнули как в море с пристани. Разве что брызг как на воде не было.

– Рыба! Рыба! – орали рядом.

– Нобийские медные лампы! Восковые свечи!

– Яйца! Куры! Гуси! Пиявки! – нарывались торговки.

– Циновки! Пряжа!

Чтоб не потерять своего суженного, Катарина взяла Юрия за руку и потащила через людскую суету дальше. Промелькнув мимо ярмарочных актёров, которые с помощью тряпичных кукол разыгрывали детскую сказку о том, как крылатый и огнедышащий демон-смок похитил юного принца, а смелая принцесса его вызволяла. Остановились они у лавки, где сидел пожилой и совсем седой торговец, обмахивающий себя тростниковым веером.

– Чего изволите, добрая госпожа? – сразу же оживился он, при виде покупателей.

Храмовница окинула взглядом товары и приобняла Юрия за плечи.

– Мы помолвлены, но он халумари и иноверец, и не знает наших обычаев. Помогите ему с выбором.

– Так это чудесно, – сложив веер и всплеснув рукам, ответил торговец. – У меня найдётся всё, что вам нужно для прощания с одиночеством и встречи с венцом молодожёнов.

Торговец снова раскрыл веер и нарочито небрежно помахал, отгоняя Катарину от прилавка.

– Юн спажа́, не мешайте, мы сами.

– Яси, почтенный.

Катарина вздохнула, улыбнулась и отошла, но тонкий слух делал эту ситуацию забавой. Она слышала их разговор даже с двадцати шагов, несмотря на шум толпы.

Тем временем Юрий остался со стариком один на один, глядя со снисходительной улыбкой на лицо торговца. А тот осторожно взял покупателя под локоть и подвёл поближе.

– Юн спади́н, вы, верно, незнакомы с нашими обычаями. А ваша избранница не решилась сама пояснить.

– Я…, – начал было суженый, но старик осторожно приложил палец к губам, призывая к молчанию.

– У меня часто бывают нобийские покупатели. Они знают о нашей вере, и даже имея своих старших божеств, почитают Небесную Пару, но покупая важные для традиций вещи, считают их просто безделушками. Вот, взгляните.

Катарина вытянула шею, чтоб лучше видеть издали, а торговец достал красивую глиняную рыбу.

– Я знаю, для чего она, – нахмурился Юрий.

– Да? – с широкой улыбкой переспросил мужчина. – А вы знаете, что в праздничную ночь, когда мужчины отмечают помолвку своего друга, виновник торжество должен со всего маха бросить эту рыбину себе под ноги, чтоб та непременно разбилась. Это символизирует отказ от одиночества и то, что у него теперь есть в кого излить своё семя.

– Блин, – тихо пробурчал Юрий, в то время как старик с улыбкой достал большую корзину, которую поставил на низенькую лавочку, завернул глиняную рыбу в заячью шкурку и положил на дно корзины.

А старик достал длинный и широкий белый пояс, который полагалось надевать на себя под верхнюю одежду, когда незамужние мужчины и мальчики таскали только верёвки либо кожаные ремни поверх курток. Но важно, чтоб украшенные концы пояса свисали из-под куртки. Именно в этот пояс муж пеленал дитя, когда жена разродится. Конечно, не все соблюдают эту традицию в быту, но на праздниках, или когда жена на исходе срока, пояс носился всегда.

Длинный отрез ткани тоже лёг в корзину, а поверх него и амулеты, оберегающие дитя от хворей, а также стерегущие мужскую силу владельца. Конечно, сейчас это просто серебряные и златомедные безделушки (Юрий почему-то называл златомедь латунью), но стоит их возложить на алтарь богинь и богов, как они обретают некую силу.

– Юн спадин, – продолжил торговец и достал небольшой медный нож в красивых ножнах из тёмной кожи. Он показал нож, отчего тот блесну в свете Небесной Пары, а потом вложил его обратно и туго привязал толстыми красными нитями за гарду к особым отверстиям рядом с устьем для ножа. Затем ножны были развёрнуты кончиком вверх, где имелось большое кольцо, а к навершию ножа привязаны два круглых бубенца из бронзы. – Это тоже оберег для мужской силы. Он вешается над брачным ложем.

– Озабоченные, – ухмыльнулся Юрий, но положил оберег в корзину.

– А ещё это.

Торговец достал маленький аккуратный замочек из златомеди.

– Это вешается на пояс избранницы, ежели она обязана отлучиться из дома на долгий срок.

– И помогает от измены? – с улыбкой переспросил

– Нет, конечно, – ухмыльнулся торговец, – но это традиция. Обычно замочками обмениваются перед отлучкой, но второй обязана купить ваша избранница.

– А лампы с Джинном нет?

– С чем?

Юрий улыбнулся, словно вспомнил какую-то забавную вещь и пояснил:

– По старой легенде могущественный волшебник заточил в лампе сильного демона, и тот исполнит три любых желания владельца лампы.

Торговец удивлённо покачал головой, а затем вернулся к своим товарам.

Было много разных домашних безделушек, а покинув лавку, оставили в ней десять дюжин серебра.

– На, понеси, – с ухмылкой протянул Юрий потяжелевшую корзину.

Катарина взяла ношу и чуть не вприпрыжку помчалась в мясной ряд. Там накупили много сыра, колбас, улиток, а Юрий взял себе кальмаров, яиц, оливкового масла и уксуса, сказав, что будет делать салат с «манезом», но что такое «манез» храмовница не знала. Тем приятнее будет узнать.

Далее нужно было посетить храмы Небесной Пары и покровительницы этого города Дамо́нну-землепа́шицу. Но снова пришлось пробираться через торговые ряды рынка, слушая на этот раз визг животин и крики спорщиц:

– Ставим, бабоньки!

– Я на Красного Клыка!

– На Галлипосского Петуха!

Крики спорщиц были даже громче зазывал.

– Кто ещё поставит на бойцовых василисков?!

Юрий остановился так быстро, что Катарина, не ожидая такого, дёрнула суженого за руку так, что он вскрикнул от боли, а потом освободился из хватки и начал потирать запястье, морщась и шипя.

Катарина на мгновение поджала губы. Неужели он любитель ставок? Муж-растратчик в доме не нужен.

– Подожди! – произнёс тем временем Юрий. – Василиски, это порода бойцовых петухов?!

– Нет, василиски – это василиски! Змей-дракон с перьями, петушиными ногами и петушиным гребнем! Но они тоже разные бывают! – громко ответила храмовница, старясь перекричать толпу.

– Я сейчас!

Юрий быстро протиснулся и через людей и встал в образованном народом круге. Девушка последовала за ним.

– Дайте пройти! Разойдитесь! Я сейчас в глаз дам! – огрызаясь, прошла она к суженному.

А в кольце развивалось действо: женщины в кожаных фартуках и кожаных же нарукавниках держали поперёк туловища небольших василисков, молча таращившихся друг на друга. У них были длинные хвосты-плети, как у ящериц, но с перьями повдоль, отчего получалось длинное опахало, похожее на лист папоротника, перьями на когтистых лапах-крыльях, и тело, покрытое мягким пухом, как у новорождённых цыплят. Оба окрашены чёрно-белым, как сороки, и только на голове большой хохолок из ярко-красного жёсткого пуха. Жёсткий и длинный пух, только чёрного цвета, покрывал и шею. Жёлтые глаза злобно блестели, а в раскрытой пасти виднелись многочисленные острые зубы.

Ну, рассказывали, что они красные и жёлтые. Сама Катарина часто жалела, что не различает цвета.

На ногах же у василисков имелись загнутые когти-шпоры, но если у петуха они смотрят назад, то у василиска – вперёд и загнуты, как когти у кошки. Сами большие, как дрофа, и такие же тяжёлые, около двух дюжин фунтов.

Всё это время василиски часто дышали, ожидая схватки.

– Ставки сделаны! – прокричала спорщица. Её помощницы быстро разжали руки, отпуская созданий.

Василиски заверещали, заклекотали, распушились и встали нос к носу, разведя руки-крылья в стороны, чтоб казаться больше. Толпа замерла в ожидании драки, и через миг создания кинулись друг на друга, размахивая крыльями-лапами и пытаясь достать брюхо противника шпорами, совсем как дворовые петухи. Визг и клёкот встал на весь рынок, а следом и небольшая, но шумная толпа взревела, подбадривая соперников. В разные стороны летел пух и перья. Белое окрасилось тёмной кровью.

Драка длилась не больше минуты, и вскоре проигравший начал метаться в круге людей, а победитель стоял, вытянув шею, и горделиво наблюдал за побеждённым из серединки бойцовой арены.

– Победил Галипосский Петух! – заорала спорщица.

Часть толпы радостно ринулась к женщине, требуя выигрыш.

– Охренеть, какая помесь велоцирапторов с археоптериксами, – услышала Катарина от Юрия.

Он обернулся на храмовницу.

– Тебе нравятся василиски? – спросила девушка.

– Слушай, а у вас есть легенда, что василиск заставляет человека окаменеть от его взгляда.

– Есть. Они же разные. На северные живут очень большие. Там не то, что окаменеешь, под ноги стоя обгадишься. Он весит больше льва, а ростом с человека. А ежели вытянет шею, то и выше в два раза. От носа до кончика хвоста десять шагов. Они на кабанов и косуль охотятся. Пух и перья в тёмно– и светло-бурую полоску.

– Охренеть, – снова выдавил из себя Юрий и повернулся к спорщицам, глядя на созданий с нескрываемым любопытством.

И там уже готовился новый бой. А в клетках неподалёку сидели фазановые василиски, пойманные в северных хвойных лесах и березняках. Красивые, пёстрые, с белыми шеями, красными щеками и синими хохолками, а перистые, как листья папоротника, хвосты переливались на свету всеми оттенками синего и зелёного. Они помельче бойцовых, но всё равно тяжелее глухаря. В других клетках жались друг к друг и испуганно глядели по сторонам рябые, как перепёлки, василиски-несушки. Катарина как-то видела их на насесте – большом гнезде из палых листьев и травы, у них ещё были большие яйца, каждое по полфунта весом. Несушка тогда дико верещала и кидалась на храмовницу, не боясь нисколечко.

Ну, рассказывали, что яркие и красочные. Катарина часто представляла, какими могут быть все эти цвета. Сама она видела только чёрный, белый и оттенки рыжего. Наставница сравнивала этот цвет с цветом сухой травы и осенних листьев.

А что до василисков, то вот таких вот на востоке Королевства держат для травли мышей и сусликов в поле. Одни только вред – могут утащить молодых цыплят и гусят, и без матерого петуха или большого гусака, стерегущих выводок – никак. Но польза перевешивает вред.

– Ставки сделаны! – снова заорала спорщица. – Дерутся Красавчик и Лютобой!

Юрий глядел на это зрелище, а Катарина такое не любила. Ей больше нравились состязания в стрельбе и поединки единоборщиц.

– Пойдём, – потянула Катарина Юрия за руку.

Халумари кивнул и последовал за ней, но всё равно часто оглядывался на зубастых пернатых созданий. Если ничего не поменялось, то василиск красуется на щитах восточных застав, где часто служат проштрафившиеся столичные стражницы, храмовницы с сомнительной репутацией и дворянки из безземельных. Туда же ссылают тех, кто дрался на дуэлях без меры. Такие же дерзкие и драчливые, как бойцовый василиск.

Девушка недовольно насупилась, а потом глянула на клетки с фазановыми созданиями. Так и быть, купит в подарок петуха и пару наседок. Но кормить и убирать за ними сам будет, а то гадят, как гуси: часто и много.

Вскоре из шума рынка вынырнули в тишину узкой улочки. Проскочили два проулка с многочисленным бельём, сохнущим после стирки на верёвках, и распугав подоконных перепёлок, которых мещане держали в небольших клеточках вместо кур, потому как места в доме мало, а нужны яйца для выпечки и вкусной лапши. Совсем скоро оказались на малой прихрамовой площади.

Девушка сразу же остановилась, осенила себя знаком Небесной Пары и поклонилась, а после поглядела на Юрия. Тот с любопытством рассматривал церковь.

– Барокко, однако, – произнёс он.

Катрина поднял взгляд на тщательно выбеленные гипсовые лица Небесной Пары, изображённой на барельефе над высоким, всегда открытым входом. Мама ещё в детстве рассказывала, что одежда Шаны цвета полуденного неба, а туника Сола – оранжевая как спелый апельсин. И вокруг их голов позолотой и серебрением изображены божественное сияние вокруг голов и расходящиеся во все стороны лучи.

– Помогите мне, о, Всевеликие, – прошептала храмовница и повела Юрия внутрь. Лишь у самых створок сбавила шаг, вглядываясь в женщину, облачённую в чёрную рясу и подпоясанную простой шёрстной верёвкой. Женщина неспешно подметала порог храма метлой.

– Тония? – тихо спросила девушка.

Послушница оторвалась от своего занятия и подняла на вопрошающую наполненные усталости и глаза. Лицо её было исхудалым и измождённым. Даже не узнать в ней прежнюю воительницу. Сколько их было в покоях храма, и сколько оказалось за его стенами. Всегда весёлая и беззаботная, она теперь была лишь тенью себя прежней.

– А-а-а, Катари-и-ина, – сухим, ничего не выражающим голосом протянула послушница.

– Ты… теперь здесь? – тихо спросила храмовница, не решаясь подойти ближе. Казалось, это не человек, а бледный призрак.

– А куда мне ещё податься? Кому мы ещё нужны? Мы же не люди, а дикие животные, – глядя сквозь гостей, ответила Тония, покрепче сжав метлу.

– Я… ты… ты не отчаивайся. Вот я тоже на крыс охотилась в подворотне, а потом стала охотиться за разбойничьими головами, а как опыта набралась, в телохранительницу пошла. А сейчас… а сейчас…

Катарина замолчала на мгновение, а затем закричала в полный голос:

– Ты не падай во тьму! Мы нужны, надо только молиться Небесной Паре и искать, кому будешь нужна!

Храмовница отошла на шаг и покрепче стиснула руку своего суженого. А послушница вздохнула, скривилась и ответила, словно словами плюнула:

– Молись не молись, они не слышат. И что-то не вижу счастья в глазах твоего мужчины.

Катарина опустила глаза, а потом сорвалась с места, придерживая корзину с покупками и сжимая ладонь Юрия. Но через несколько шагов халумари вырвался и медленно подошёл к послушнице, которой посмотрел прямо в глаза, и казалось, что смотрит сверху вниз, хотя она была на полголовы выше него.

– Ты неправа. Мои печали не в Катарине. Они в несовершенстве этого мира. И даю слово, приложу все силы, чтоб сделать этот мир лучше. И не суди Катарину. Ведь порой у человека есть цель: найти счастье в жизни, и это дарит ему смысл самой жизни, а раз есть смысл, то счастье уже рядом, нужно просто идти к нему. У Катюши цель есть. А у тебя?

Юрий отвернулся, подошёл к храмовнице и взял её за руку.

– Сколько вас разных. Одних жизнь сломила, сделала пародиями на людей, как эту Тонию. Других озлобила, сделав почти что нелюдями, как ту разбойницу, что мы убили в поле. Третьи попросту сошли с ума, стали психопатками, отторгающими проблему, как Рыжая. Скольких из вас этот мир перемолол, как виноград, ми выбросил как жмых, – он замолчал на мгновение, а потом поглядел на Катарину и с улыбкой добавил: – Спасибо, что ты не сломалась.

Храмовница подняла глаза к образу Небесной Пары и окрылённая впорхнула в храм.

***

К концу дня я был усталым обладателем кучи сувениров, кольца на левом безымянном пальце и серебряного знака Небесной Пары на шее. Да, на левой, так как местные считают, что левая рука ближе к сердцу, и потому кольцо должно быть именно там. И да, у меня теперь имелась клетка с двумя пернатыми динозаврами, яркими как помесь фазана и павлина. Зачем они мне нужны, так и не понял, зато прикольные. Свой карманный парк Юрского периода.

Что до оберега, то Катарина упёрлась, чтобы я надел оберег перед церемонией, хотя честно признался настоятельнице храма, что вообще атеист.

«Ты можешь не верить в Небесную Пару, – с улыбкой ответила она тогда, – можешь не почитать их как покровителей, но она всё равно будет смотреть на тебя, а после судить по поступкам и совести. Тем более что ты рождён не под светом их благосклонности. С тебя и спрос будет строже».

Ноги гудели, как после марш-броска в десять километров по полной выкладке. Живот прилип к позвоночнику, а по пути перекусить не получилось. Катарина неслась по городу как электровеник, к тому же «приличный мужчина на ходу не ест». Блин, да я бы сожрал целого поросёнка на бегу вместе с костями и копытами, может быть даже сырого.

– Виват молодым! – заорал генерал, стоило пересечь порог и оказаться в обеденном зале. Он уже ужинал в компании Лены, Ребекки, Клэр и Андрея. Рядом с ним хлопотала, как наседка Марта, которая чуть ли не пылинки с барона сдувала, отгоняя местную прислугу полотенцем и недовольным мычанием.

При виде цельной жаренной с овощами порчетты, лежащей на серебряном блюде, горки варёных перепелиных яиц, свежего хлеба и кувшина с вином аж замутило, а в животе заурчало. Я даже не сразу заметил стоящий на столе рядом с начальником включённый ноутбук.

– Как прошло? – снова спросил генерал.

– Нам утвердили помолвку, но дали испытательный срок перед свадьбой в три месяца. Потом необходимо будет вернуться к настоятельнице этого городка, так как она под свою ответственность разрешила нам брак авансом.

– И твоя Покахонтас никого не убила? – ехидно уточнил Пётр Алексеевич.

– Убить её – значит провалить испытательный срок. Но благословение на помолвку – уже громадное достижение для двух нелюдей, – пожал я плечами.

Тем временем Катарина опустила на пол корзину, подняла руку и закричала на весь зал:

– Хозяйка, порчетту. Нет, двух порчетт! И три фунта сира! И пять асумбры молока! Нет, вина!

– Десять литров? – тихо усмехнулся Андрей и добавил: – Нажрётся же.

Храмовница сделал вид, что не слышала, а потом указала пальцем на общий стол, мол, туда свить. Вино же самолично выхватила из рук служанки и поставила на стол, а потом вытянулась по струнке, звонко стукнула себя кулаком по левой стороне груди, совершив чёткий кивок:

– Ваше Сиятельство! Разрешите преподнести дар! Господин барон!

Катарина протянула руку, прося ладонь, а когда генерал со вздохом протянув в ответ, поцеловала позаимствованный у меня перстень.

– Вот привыкну, – с ехидной усмешкой произнёс Пётр Алексеевич, – буду и на базу требовать, чтоб руки целовали. Зашёл, к примеру, начальник штаба, сразу к руке. А если дежурный, пусть вовсе на колени бухается. Введу обращение «Ваша милость товарищ генерал».

Он подхватил одну бутылку без этикетки и взвесил в руке.

– Литра полтора будет. Кстати, Лена, пиши письмо на родину. Текст такой: «Дорогой мой друг…»

– Это кому? – сразу нахмурилась спецназёрка.

– Твоему привидению.

– Оно не моё.

– Будет твоё. Наши учёные на нём испытывают пугалку от нечисти. Даже есть набольшие наработки. Вся проблема в аккумуляторах, сама знаешь, что они здесь имеют высокий саморазряд. И без твоего письма нашему подопытному будет очень грустно и обидно. Кстати, Юр, что это за петухи?

Я открыл рот, чтоб ответить, но в этот момент свет в обеденном зале померк. Странное ощущение. Вроде бы пламя многочисленных свечей и очага горит по-прежнему, но стало темнее.

«Обнаружен потенциально опасный объект», – громко объявила в моей голове Система, заверещав датчиками. Одновременно с этим свечи на столе сменили пламя с обычного на голубоватое, а ещё секунду спустя в помещении стало очень ярко, и свет исходил из возникшей в углу фигуры в белоснежной рясе. Фигура откинула дрожащей рукой капюшон, до самого пола вдоль тела упали сияющие белым густые длинные волосы, перехваченные в нескольких местах верёвочками с серебристыми бубенцами. На лбу женщины пылал раскалённым железом обруч. Он был единственной жёлто-оранжевой частью образа гостьи. Лицо женщины было молодым и чем-то напоминало ту послушницу Тонию. Такое же измождённое, со впалыми глазами и щеками.

В зале раздалось жалобное причитание, и хозяйка вместе со служанками пали на колени. Пала и Марта. Ребекка и Клэр встали, сложив руки в молитвенном жесте.

Рядом со мной опустилась на колени Катарина. Не знаю, что это было за божество, но судя по мощности сигнатуры вряд ли сильнее тех демонов.

Тем временем женщина протянула руку, с корой свисали сделанные из светящихся изнутри жемчужин чётки, и пошла к нашему столику.

– Моя дочь. Она не простит меня, – забормотала женщина, – она отвернётся от меня, и я недостойна просить прощения, но я до сих пор её люблю.

Я быстро глянул на генерала и Андрея, которые единственные сохраняли спокойствие. Но судя по выражению лиц, они тоже не понимали, что за бред несёт эта живая люминесцентная лампа.

– Моя дочь, она ступила на путь бездны. Она заблудилась. Халумари, вы должны её остановить…