Текст книги "Наследие проклятой королевы (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Глава 17, кровавая

У костра разворачивалось действо. Солдатки окружили Лену, ещё одну солдатку, а те кричали друг на друга. Лена вцепилась в ворот противницы, сжимая в свободной руке спецназовский нож. Вторая женщина перехватила землянку за запястье и тоже размахивала ножом, но не простым, а тычковым, какой бывает у разбойниц в городских разборках.

– А ты попробуй! – орала Лена в ответ на не услышанное нами высказывание.

– Щас попробую! Я щас твои потроха на кулак намотаю! – кричали ей в лицо.

– А сможешь, сука недоношенная?! – не унималась Лена.

Я растолкал локтями зевак, которые, словно болельщицы, подбадривали солдатку.

– Что ты ее слушаешь?! Горло вскрой! – раздался совет из толпы.

От этого задиристая бабенция распалялись ещё больше, но в поножовщину крики пока не переросли.

– Это я-то недоношенная?! Я тебе покажу недоношенную, гиена тупая!

Рядом со мной встал Петр Алексеевич.

– Отставить беспредел! – закричал он, но его уже не слушали. Просто не слышали. – Дерьмо! – проронил он и пошёл вперёд и встал за спиной Лены.

Землянку трясло, и она с перекошенным от злости лицом барабанила пальцами по рукояти ножа.

– Убей! Убей! Убей! – начала скандировать толпа. Солдатка была шире спецназёрки, но немного ниже, и шансы на победу в рукопашной были у той, кто раньше ударит, но солдатка все никак не решалась напасть. Наверное, статус воительницы-халумари скрашивал последние барьеры в рассудке.

– Убей! Убей! Убей! – продолжали орать все, кто окружал сцепившуюся пару.

В этот момент солдаток растолкали Клэр, Ребекка и Герда. Они быстро оглядели место происшествия. Ребекка что-то пробурчала, и сержантка дёрнулась вперёд, чтобы остановить драку, но рыцарша быстро схватила её на рукав, останавливая, а потом наклонилась к юной графине и начала что-то шептать, не отрывая взгляда от орущих друг на друга женщин. Уж не знаю, что она говорила, но наверняка всё свелось к фразе «Эта чернь на тебя болт положила», так как Клэр сперва нахмурилась и вопросительно поглядела на свою наставницу, а когда та кивнула, подтверждая свои слова, поджала губы и побагровела от злости.

– Я не давала приказа! – заорала она и быстрым шагом направилась к этой сладкой парочке.

– Ой бли-и-ин! – протянул я. Насколько я знал графиню, та иногда пробуксовывала в соображалке, но если планка падает, оставить будет невозможно. Даже будучи в плену, ожидая выкупа, она умудрилась подраться с превосходящими силами, словно породистая бойцовая собака. Одна на десяток. Половину отправила в нокаут.

Клэр приблизилась к ругающимся и на полном ходу засадила кулаком в лицо своей солдатке. Что-что, а, несмотря на юные годы, графиня была дитём естественного отбора и ежедневных тренировок. Этого хватило, чтоб у солдатки подкосились ноги, и она приземлилась на задницу, глядя перед собой с контуженным видом и шаря рукам в поисках опоры. Толпа мгновенно стихла и застыла, затаив дыхание. Впрочем, солдатка даже не сопротивлялась, иначе бы её попросту вздёрнули за неповиновение госпоже. Средневековый суд весьма скор на расправу, а графиня и судья, и присяжные, и палач в одном лице, и никто пикнуть не посмеет: она в своём графском праве.

– Кто ещё хочет?! – орала графиня, быстро озираясь. – Ну! Кто?!

Теперь настала моя очередь вмешаться. Я быстро подскочил к Лене и схватил её за ткань куртки. Спецназёрка, ещё не отошедшая от адреналинового шквала, резко развернулась и замахнулась рукой для удара.

– Тихо! Тихо! Свои!

Лена застыла, часто дыша, а я продолжил ровным, но громким голосом:

– На колено! Перед графиней на колено! Живей!

Лена несколько секунд молча глядела на меня, а потом все же повернулась к Клэр и начала опускаться.

– Не на то колено! На правое! На левое перед мужчинами встают! Голову наклони!

Лена замешкалась. Я положил руку ей на затылок и заставил поклониться.

– Так и стой. Жди.

Рядом опять встал генерал.

– Вот потому, Юра, – негромко заговорил он по-русски, – нам проще отправить с задачами прогрессорства мужчинку со смазливой мордахой, чем сильную и независимую женщину. Местные ненавидят и презирают гиен, но сами на уровне подсознания выстраивают иерархию, словно гиены в стае. Так что рано или поздно нашу агентшу заколет или застрелит какая-нибудь бретёрка. А целую армию мы водить по стране не можем. Не поймут ни местные, ни наблюдатели из числа земной миссии. Исключение только для официальных посланниц при королеве.

Я кивнул. Да, бретёрок, то есть тех, кто дерётся за деньги, хватает. От недоделанных дворянок, посчитавших себя обиженными, тоже отбоя нет. Им и королева не указ, дай подраться, словно д’Артаньяну, который в Париже устроил кучу дуэлей за первый же день. А ещё можно вспомнить вспыльчивых земных благородных испанских идальго без гроша в кармане, которым было больше нечего терять, кроме чести.

– Из-за чего поцапались? – спросил генерал у коленопреклонённой Лены.

– Нам двоим с этой коровой не хватило места на водопое, – пробурчала землянка.

– Не понял? – переспросил Пётр Алексеевич.

– Не поделили, кто первая котелок у речки моет.

Генерал вздохнул.

– Это лишь повод, – согласился я с начальником, а потом поглядел на Клэр.

Графиня стояла и внимательно слушала Ребекку, которая что-то нашёптывала ей. Клэр время от времени кивала, но не перебивала. Да, ситуация щекотливая. Если спустить всё на тормозах, накал страстей рано или поздно достигнет той отметки, когда остановить дерущихся уже будет невозможно. Лене запросто устроят тёмную, заколов толпой, как мятежный сенат Цезаря. Да и графиня не может игнорировать ситуацию, когда в её отряде полнейший разлад. И самое обидное, что нам придётся только ждать. Даже если я встряну и начну просить о помиловании, Лену перестанут уважать, мол, за мужичком спряталась.

Наконец, переговоры Клэр и Ребекки завершились. Графиня подняла руку, призывая отряд к вниманию.

– Объявляю суд чести в кулачном бою. Воительница халумари будет биться против всех желающих, но по очереди и в честном поединке.

Вперёд выступила Герда.

– Разойдись! Шире круг! Шире, жабы тупые! – закричала сержантка. – Вы не слышали Её Сиятельство?! Шире круг!

Толпа зашептала, и женщины начали пятиться. Вскоре образовалось некое подобие ринга для подпольных поединков.

Тоже мне, бойцовский клуб, бабская версия!

Рядом внезапно возникла Урсула, жующая что-то прямо на ходу.

– Тоже драться будешь? – пробурчал я.

– Не-а, юн спадин. Я, это, спросить хочу. А бой тоже будет этим, как его, блогом, а то я уже стала байки вспоминать. Язык отваливается.

Я сделал вдох, на несколько секунд задерж ал дыхание, а потом кивнул: уж лучше с камерой бегает, чем по морде получит.

– Это, юн спадин, а монетку не звякнешь?

– Блин! Один серебряный! Больше не дам! – вырвалось у меня.

Урсула расплылась в улыбке, как кошка, которой перепала лишняя сметана, и исчезла в толпе. Тем временем Лена встала с колен и начала раздеваться, оставшись в итоге в облегающем топике и спортивных трусах и тяжёлых кроссовках.

Толпа гудела. Все обсуждали импровизированный турнир. Кто-то вытягивал шею, кто-то тыкал пальцем и переговаривался с товаркой, кто-то потирал руки в предвкушении зрелища.

Из толпы вышла рослая солдатка. Не помню, как ее зовут, но она всегда стояла на передней линии с пикой. На вид ей было всего тридцать с небольшим, но местные взрослеют и стареют быстрее, так что наверняка она моложе. Женщина неспешно стянула с себя серый гамбезон, который носила как верхнюю одежду, а вслед за ним и камизу, оставшись в одних панталонах. Стоявший рядом генерал изобразил ухмылку и легонько облизал губы. Ещё бы, загорелая поджарая и при этом высокая девица, как говорится, кровь с молоком да ещё топлес.

– Бой голыми руками! – заорала Герда правила поединка. – Глаза не выдавливать! Лежачую не добивать!

Все напряжённо глядели на Клэр, и когда та кивнула в знак согласия, солдатка встала в боксёрскую стойку и начла неспешно приближаться к Лене. Землянка несколько раз спружинила на носочках, а потом сделала обманный манёвр, дёрнувшись вперёд и тут же отскочив. Солдатка пригнула голову, а Лена тут же сделала нырок под противницу и зарядила быстрый апперкот, попав точно в челюсть. Солдатка даже не успела закрыться, как повалилась на траву, словно уроненная с крюков кабанья тушка. Там и осталась, то поднимая голову, то роняя её обратно. Она, похоже, даже не соображала, что произошло.

Из толпы вышли две девушки и быстро уволокли подбитую претендентку на победу. Следом вышла ещё одна, также раздевшись. Но на сей раз женщина не стала атаковать в лоб, а начала ходить кругами. Если предыдущая надеялась на одну лишь силу, то эта решила брать измором. Она то подходила, то отскакивала, и лишь когда ей показалось, что нащупала слабину, кинулась вперёд.

Лена не стала применять какие-то изощрённые техники и просто-напросто пробила прямой удар ногой в живот. Солдатка явно не ожидала, что поединок пойдёт не по боксёрским правилам, согнулась пополам и застонала, пытаясь вдохнуть, но получалось только с мычанием выдохнуть.

Землянка молча стояла и озиралась, в ожидании очередной желающей подраться. Тяжело ей, наверное, быть чужой среди инопланетного средневековья.

– Есть ещё, кто хочет сразиться?! – хрипло закричала Герда. – Если никого не будет сейчас, то пусть никто впредь не посмеет поднять клинок или кулак в поединке с девой-халумари!

Женщины перешёптывались и поглядывали на побитых солдаток, которыми уже занялась лекарка. Пауза затягивалась. А когда уже все решили, что представление закончилось, у меня из-за спины раздался голос Катарины.

– Я хочу размяться!

Я обернулся.

– Катюша, зачем?

Девушка улыбнулась и пожала плечами.

– Да я чуть-чуть. Я не в полную силу буду.

Я вздохнул, ибо понял: она выпендриться хочет.

Толпа зашумела и даже подалась немного вперёд, отчего круг стал чуточку уже.

Катарина протиснулась между людей и начла раздеваться. Когда она осталась в одних панталонах, я поджал губы. Не хотел, чтоб на неё пялились Андрюха и Пётр Алексеевич. Она моя. И пусть на Реверсе женщины не сильно комплексуют из-за обнажённой груди, все равно она моя, и неприятно, когда на неё смотрят чужие дяди.

Храмовница несколько раз повела плечами и наклонилась, достав пальцами до земли, а потом встала в стойку. Вслед за ней и Лена приподняла руки, закрывая лицо кулаками. Они были, как два диких зверя: обе грациозные, жилистые и опасные.

– Лена! – закричал генерал. – Выжми её на максимум!

Землянка едва заметно кивнула. А потом пошёл танец.

Катарина начала легко кружить вокруг Лены, то приближаясь, то удаляясь. Землянка стояла в ожидании действий противницы.

Такое кружение продолжалось не меньше пяти минут, но в какой-то момент Катарина перешла к действиям. Она стремительно сблизилась, замахнулась для удара, поднырнула, но в последний момент сделала лёгкий боковой ногой по голени, прощупывая оборону. Лена без проблем его отбила, а когда храмовница попыталась повторить приём, контратаковала, нанеся два скользящих удара: один в голову, другой в плечо.

Катарина отошла и снова начала кружить. Я же наблюдал за боем, затаив дыхание.

Когда храмовница начала очередной заход на атаку, землянка выставила вперёд согнутую ногу и сделала обманный удар, одновременно прикрывшись руками. Как оказалось, не зря. Катарина сбавила темп, и серия ее ударов пришлась в блок. Зато Лена попыталась ответить ударом коленом с близкой дистанции. Храмовница легко отскочила и снова начала кружить.

Все зеваки застыли с горящими от азарта глазами: это был не просто бой двух девушек – это был поединок двух миров! Азарт перекинулся и на дерущихся.

После очередного круга Катарина снова бросилась вперёд, выполнив серию: ногой под колено и два в голову, но Лена надёжно и спокойно держала блок и была больше похожа на женскую версию терминатора: никакой паники, разве что дышала тяжело.

Кожа обеих девушек блестели от пота, и обе сверкали глазами, не желая отступать.

Катюша раз за разом атаковала, но ей приходилось и самой укорачиваться от контратак. Стали заметны различие в технике и стиле боя. Храмовница больше упирала на быстрый натиск и ловкость, почти не ставя защиты, землянка же, наоборот, была подобна ощетинившемуся дикобразу, готовому к любым нападкам, и пробить ее блок было очень сложно. Удары приходились либо по рукам, либо вскользь по корпусу.

Атака, атака и ещё раз атака!

После очередного круга храмовница сделала резкий рывок вперёд, подпрыгнула и попивалась достать противницу через блок двумя хлёсткими ударами ног, но землянка не стояла, словно железобетонная, и успела отбиться, а затем и сама атаковала вертушкой в стремлении заехать храмовнице по уху. Катарина лишь увернулась лишь благодаря свой кошачьей натуре. Только кошка может развернуться в полете и приземлиться на все четыре конечности. А отскочив назад, девушки опять начали кружиться вокруг друг друга. При этом Катюша стала осторожнее, а Лена перестала выжидать и начала медленно теснить противницу к краю, совершая резкие обманные движения.

Этот боевой танец затянулся минут на пять, и первыми не выдержали нервы у Катарины. Она попыталась сойтись в клинч и поработать коленями, но просчиталась. Лена перехватила руку храмовницы, выполнила отточенный на «пятёрку» бросок, и попыталась сделать болевой на локте соперницы. Обычная девушка уже бы сдалась и с криком начла стучать по земле, но Катарина лишь зарычала и, нечеловечески изогнувшись, вывернулась из болевого, но все ещё не могла встать, поскольку была в захвате. Девушка оскалилась, словно внутренняя кошка начала брать верх, и начла быстро-быстро бить коленями в корпус противницы, но это было скорее инстинктивное действие, так как не причиняло той особого вреда. Только потом она извернулась и оттолкнула Лену от себя ногой. Обе вскочили на ноги и разорвали дистанцию, а через мгновение чуть ли не синхронно пошли друг на друга, начав обмениваться быстрыми ударами руками в голову и корпус и ногами по ногам и бокам. Катарина больше не пыталась сблизиться, так как у Лены в кличе явно было преимущество в технике.

Время растянулось. Хлынула первая кровь. Катарина пропустила удар в скулу, а у Лены был рассечён лоб. От частых быстрых ударов в стороны летели брызги крови, смешанные с потом.

– Держись! – закричал я.

Катарина увернулась от вертушки и сама ударила рукой с разворота. Лена пропустила этот удар, и он пришёлся аккурат в голову. Землянка пошатнулась и отошла на несколько шагов. Это был нокаут. Бой был почти что завершён.

Я почувствовал неладное, когда увидел зловещую улыбку генерала.

– Осторожнее! – снова закричал я.

Катарина меня не услышала. Потеряв страх, она бросилась вперёд. Серия в голову должна была поставить финальную точку, но Лена даже с остекленевшим взглядом выполнила безукоризненный блок, а потом нанесла контратаку прямым.

Храмовница еле успела сгладить попадание, но оно все равно пришлось под глаз. Недоумевающая девушка набрала дистанцию, а Лена тряхнула головой, приходя в чувство.

– Накося, выкуси! – прокричал генерал и показал кукиш в спину Катарины.

– Что за дерьмо?! – вырвалось у меня.

В этот момент храмовница оскалила клыки, зарычала и бросилась в атаку с новой силой. Лена все так же хладнокровно отбивалась, вставляя контратаки. Движения девушек начинали ускоряться. Вскоре за ними уже было невозможно уследить.

– Пётр Алексеевич, что за хрень?!

Генерал постучал пальцем по виску.

– Не только у тебя система стоит! – азартно прокричал он в ответ. – У тебя первая серия. У неё спецсерия для спецназа.

– Бля! – выругался я и стукнул от досады по бедру. Я болел за Катарину и не хотел её проигрыша.

Удары сыпались, как выстрелы из пулемёта. У обеих были разбиты губы и по фингалу под глазами.

Но бой в форсаже длился недолго. Девушки – не машины и стали потихоньку сбавлять темп. И невооружённым взглядом было видно, что они начали уставать. Уже и удары пропускают, да и сами удары слабеют. Вскоре они сошлись в клинч. Катарина обхватила Лену за шею и била коленом по бокам, а землянка тяжело стучала ей обеими руками по рёбрам. Они уже туго соображали и еле держались на ногах.

Неизвестно, чем бы кончился этот бой, но все решилось совершенно неожиданно. Толпа вдруг завизжала и бросилась врассыпную.

Я растерянно обернулся и выругался: по поляне ко мне упрямо ползла та сама кровавая зубастая амёба. Она оскалилась десятком зубастых пастей и заорала, как кипячённые заживо щенки. Упёртая, однако, скотина!

– Да отвяжись ты, падаль!

Я быстро подобрал опрометчиво выброшенную палку и прижал тварь к земле. Та вытянула щупальца, как бешеный осьминог, и обвила ими моё оружие, пытаясь дотянуться до меня.

– Что ж с тобой делать? – пробурчал я и оглянулся.

Толпа выглядывала из-за фургонов, осеняя себя знаками небесной пары. Сразу понятно, что подобную сущность они видели впервые. Даже как-то гордость взяла за земные кошмары, неведомые местным.

Я глянул на дерущихся девушек. А те молча стояли, обнявшись и таращась на этот оживший фарш из крокодила, стайки пираний и десятка миниатюрных бультерьеров.

Катарина вдруг вцепилась клыкам в горло Лене, хотя это и получилось вяло и обессиленно, а затем процедила сквозь зубы.

– Сдавайся. Я сильнее.

– Русские не сдаются, – пробурчала в ответ Лена и несколько раз ударила кулаком в живот храмовницы.

– Так нечестно. Я сильнее.

– Нет, я!

Катарина разжала зубы и стукнулась лбом о лоб землянки. Девушки замолчали, а потом одновременно рассмеялись.

– Я рад за вас! – прокричал я, лихорадочно переводя взгляд то на девушек, то на амёбу. – Что мне с этой хренью делать?!

Я попятился поддеть её ногой, но потом отдёрнул, так тварь потянулась щупальцем к ботинку. Внезапно рядом появился генерал. Он держал в руках трехлитровую банку компота. Быстро свинтив крышку, он вылили жидкость в траву и протянул банку мне.

– Запихивай. Думаю, как раз влезет.

– Как? Я его трогать боюсь.

– Все за вас делать надо! Не дай этому уползти.

– С радостью!

Пётр Алексеевич быстро сходил к фургону и принёс чью-то латную перчатку. Напялив на руку сей девайс, он сел на колени и начал засовывать красную с багровыми сгустками массу, словно сбежавшее из кастрюли тесто. Тварь визжала и упиралась, но я начал помогать, подпихивая монстра палкой к банке и прижимая щупальца ногой. Через пять минут отборного мата существо оказалось под плотно завинченной крышкой.

– На, – протянул мне трофей Пётр Алексеевич. – На базе по накладной сдашь для опытов.

Я брезгливо принял банку с шевелящимся монстром. Того, что тварь задохнётся, я не боялся, потому что она изначально неживая. А потом, сунув под мышку уродца, царапающего стекло изнутри когтистыми щупальцами, я подошёл к девушкам.

– Катюш, ты вся в крови. Пойдём, раны промою.

– И мне заодно, – устало пролепетала Лена.

Я глянул на храмовницу: вдруг она опять с ума от ревности сходить начнёт? Но та лишь пожала плечами, мол, не против.

– Ладно, перекиси и шёлковых ниток на обеих хватит.

Девушки, держась друг за друга, направились в сторону нашего фургона. Я опустил взгляд. У самых ног сидел лакированный Чужик, скаля пасть.

Я сперва вздрогнул, а потом махнул рукой.

– Пойдём уже. Все равно не отстанешь. Будешь у меня за технику безопасности отвечать. И, кажется, мне надо изучать не магию стихий, а целительные чары.

Я подобрал с травы брошенную Катариной одежду и пошёл вслед за девушками. Надо было привести себя в чувство, так как мне предстоял тяжёлый день. Завтра с утра мы вступаем в проклятые земли, и если они хоть вполовину такие, как Гнилой Березняк, будет очень туго.

****

Дементэ лежала, скрючившись на полу. Ей постоянно хотелось есть, ведь, несмотря на то, что мелкие прислужники этой старухи приносили фрукты, коренья и воду в горшках, через пуповину жизненная сила перетекала к чудовищному младенцу, который даже не шевельнулся ни разу. Но гигантский уродец тяжело дышал, а пуповина слегка пульсировал в такт нечеловеческому сердцу, потому понятно было, что урод живой, а не куча дохлого мяса, уподобившаяся вспученному киту, выброшенному на берег Западного моря.

Женщина устала плакать и читать молитвы, прося помощи у Небесной Пары. Единые в своём бытии Шана и Сол её не слышали. Слезы высохли, но глаза щипало от соли. Губы устали шептать священные слова.

– Это не убежище, – прошептала дементэ, глядя на других стонущих пленниц.

Женщина помнила слова откровений о местах силы и теперь, увидев все своими глазами, поняла: всё это ложь. «И удалилась Вечноскорбящая мать в чертоги столовой горы, и стерегут слуги ее покой», – гласило писание. Ложь! Это не убежище! Это сумасшедший дом для богини! А твари, что охраняют, – изуродованные силой проклятого места сёстры милосердия. Они выполняют прихоти безумного божества и в то же время стерегут её, чтобы не сбежала. Стерегут они и для того, чтоб не шли паломницы и паломники, и лишь некоторых дур, таких, как сама дементэ, что упрямо идут в лапы безумия, пользуют без зазрения совести.

Один раз старуха попыталась уйти, и стражи преградили ей путь. Гнев старухи был страшен. Камни и кости начинали кружиться вокруг неё, молнии скакали по пещере и выжгли не меньше дюжины стражниц, но все кончилось тем, что самая большая жирдяйка, тряся складками сала и десятком истекающих молоком грудей, взяла старуху за плечи и долго уговаривала её быть тише. Так всегда разговаривают со стариками, впадающими в беспамятство.

Обугленные тела быстро утащили, стража занялась своими делами, а жертвы забились ещё глубже в угол пещеры.

Дементэ зажмурилась и снова заплакала, но слезы шли туго, словно иссякла чаша скорби, в которую было щедро налито судьбой из небесного моря горестей. Женщина вытерла глаза и приподнялась на локтях. Низ живота, испачканный засохшей кровью, болел так же, как в тот день, когда дементэ избавилась от плода, боясь, что сёстры отлучат её от покровительницы. Как оказалось, зря. И теперь у неё ничего больше в этой жизни нет, кроме ненависти, обиды и боли потерь.

Лежащая в стороне жертва тихо заплакала, а потом обмочилась под себя. Дементэ поморщилась: ей самой пришлось дважды излиться мочой, и даже представить противно, что случится, когда придёт большая нужда.

– Я ничего не теряю, – тихо прошептала дементэ.

Повторяя эти слова, словно молитву, женщина медленно встала. Покрасневшие от слез и бессонницы глаза засверкали решимостью и злостью. Она все время ожидала, что стража увидит, накинется, изобьёт и бросит в тот же угол. Но нет, гиена с женской головой, неспешно грызущая большую кость, лишь лениво глянула в сторону пленницы и продолжила своё занятие. Зато вскочило с места мелкое существо, похожее на химеру обезьянки и собачки. У дементэ похолодела спина, но создание лишь подбежало, шлёпая лапками по камню пещеры, и придирчиво начало обнюхивать и осматривать пуповину. Оно закончило своё дело, ткнувшись напоследок носом в промежность женщины и пискляво тявкнув.

Дементэ беззвучно рассмеялась. Как любой страже, этим тварям не интересно ничего сверх того, за что их могут наказать.

Женщина осторожно намотала часть пуповины на локоть, чтоб не мешала при ходьбе, как длинная верёвка, а потом пошла к куче вещей. Она старалась не шуметь, чтоб не беспокоить стражу.

Один раз пуповина зацепилась за камень на полу, и пришлось возвращаться, чтоб перекинуть. Но все равно дойти не получилось. Нет, её никто не останавливал, попросту не хватило длины той живой привязи, на которой была дементэ. Не хватило всего одного шага.

Женщина на мгновение зажмурилась, но тут же стиснула кулаки и опустилась на пол. Теперь можно было дотянуться кончиками пальцев. Камень был холодный и скользкий. На спину падали тяжёлые капли. Но дементэ было все равно. Она упрямо пыталась дотянуться до вещей, и это не получалась.

Она уронила голову лишь тогда, когда позади снова послышалось шлёпанье маленьких ножек. Существо повторило свои дела, а потом неожиданно заговорило писклявым голоском.

– Груша. Кушай. На. Кушай.

Женщина понуро поглядела на протягивающее фрукт создание.

– Нет.

– Надо кушать! – возмущённо произнесла тварь.

Дементэ скрипнула зубами и уткнулась лбом в пол, а потом произнесла:

– Буду кушать, если дашь мои вещи.

– Вещи? Зачем вещи? Вещи мешают.

Женщина беззвучно засмеялась. Эти глупцы отобрали одежду и сумку только потому, что они мешают пуповине?

– Я осторожно. Мешать не будут.

Существо суетливо оббежало женщину по кругу и снова принялось нюхать ненавистную красную привязь. Было желание пнуть это чахлое тельце, но разум дан высшими силами для того, чтобы овладеть животными чувствами.

Снова шлепки лапок, и что-то начало часто биться в макушку. Женщина подняла голову.

– Это не моё, – прошептала она, глядя на серый свёрток, который настойчиво протягивало существо.

– Вещи одинаковые. Что твоё? – обиделось существо.

Дементэ оглядела кучу, где вперемешку лежали сгнившие и новенькие вещи, ржавое, почти рассыпавшееся, а также отполированное, как только что из кузни, оружие, и сумки разных видов.

– Вон то и то, – показала деметэ на своё имущество. Когда в руки вещи оказались в руках, она начала рыться в сумке и чуть не расплакалась. Неужели разум этих существ настолько слаб, что они даже не догадались запереть на ключ другое подземелье?

– Теперь кушать, – пролепетало существо.

– Да, – ответила женщина, беря в руку большую грушу.

Надежды рухнули, когда за спиной раздался сдавленный сиплый крик:

– На место! Роженицу на место! Отобрать вещи! Всех убью!

Деметэ, прижимая к себе платье и сумку, медленно встала.

– Нечего терять, – прошептала она своё заклинание.

– Роженицу на место! – повторился крик. Это орала жирдяйка, одна из тех, что засовывала в неё эту проклятую пуповину, а точнее – та самая, что уговаривала старуху успокоиться.

– Иду, – проронила дементэ, но пошла не к дальнему углу, а к младенцу-великану. Когда до него осталось два шага, выхватила из сумки волшебный клинок. – У меня ключ Кая! Если кто шевельнётся без моего разрешения, я прирежу дитя!

– Безмозглая смертная, тебе все равно не удастся уйти отсюда живой! – прохрипела жирдяйка и вышла на середину, прокачивая отвратительными телесами. – Как только ты перережешь пуповину, ничто тебя не спасёт от меня! Как только ты убьёшь дитя, ничто не спасёт тебя от гнева Вечноскорбящей, и даже смерть покажется сладким сном в сравнении с теми кошмарами, что будут тебя ждать!

– Ах, так?! – заорала дементэ, замахнувшись клинком. – Тогда требую фургон, быков с упряжью, еды на месяц пути, слуг и стражу! Я забираю его с собой!

– Ты много мнишь о себе, смертная! – завизжала, брызжа слюной, жирдяйка. – Я – высшая стража этого места! Я не боюсь тебя! Ты сдохнешь с голоду, стоя с этим ножом, потому что ты в мышеловке, как глупая крыса!

– Тогда я убью его! Мне нечего терять!

– Убивай! И нечего терять будет уже мне! – ещё громче завизжала жирдяйка. – Я буду по дюйму срезать с тебя кожу, по волокнам вырывать мясо, по кусочкам доставать потроха. И поверь мне, ты будешь жить до самого последнего мгновения, пока я не начну заживо коптить то, что останется от тебя! Посему, брось нож! Пшла на место, тухлая падаль!

– Мне нечего терять. Я сначала убью его, а потом себя. Живой ты меня не получишь, – проронила дементэ и занесла нож над головой.

– Нет! – раздался скрипучий крик.

На свет вышла старуха.

– Делайте, как она говорит, – трясущимся голосом продолжила безумная богиня. – Только не тронь дитя, смертная. Не тронь.

Она перешла на шёпот и медленно приблизилась к дементэ, вытянув дрожащие руки.

– Не обижай моего мальчика.

А жирдяйка подняла голову и громко закричала.

– Притащите мне ту, что вела досмотр!

Безобразные твари, все это время прибывавшие в пещеру, отчего казалось, что к концу разговора шевелились стены, подняли вопль. Из толпы выволокли толстую многогрудую мразь, визжащую, как свинья на живодерне и бьющуюся в припадке.

Тварь бросили под ноги старшей стражницы. Та совсем обезумела, начав избивать провинившуюся. Она рвала в клочья плоть, отчего в разные стороны полетели брызги чёрной крови, выдрала глаза, а напоследок долго била головой о пол, пока не треснул череп, и жертва не забилась в предсмертных судорогах, словно сама была простая смертная.

Когда все было кончено, старшая стражница встала и утёрла лицо от крови.

– Липра! Ты пойдёшь с этой наглой смертной, и попробуй не вернуть дитя на место! Тогда тебя ждёт та же участь!

Из толпы вышла такая же жирдяйка, но на ней были кираса, наплечники и остроконечный шлем, прицепленный на саму макушку. В правой руке – двуручный чекан, в левой – крюк для мяса, какой обычно есть на скотобойнях.

– Да, старшая, – ответила Липра, – а что делать с отрядом солдаток, что встали лагерем у самых границ убежища?

– Ничего. Это просто люди.

– Не просто. Среди них есть не рождённые под светом Небесной Пары.

Дементэ стиснула зубы. Эти выродки пошли по следу.

– Надо что-то придумать, – прошептала она. – Непременно надо. Вот только что?