Текст книги "Граф (СИ)"

Автор книги: Игорь Конычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

15. Гроза

Двигатель ревел раненным зверем. Грязь летела из-под колес во все стороны. Машина то и дело высоко подскакивала на кочках, но шофер не сбавлял хода. В самом начале пути он перевел рычаг переднего хода максимально вверх и больше его не трогал. Мужчина то и дело остервенело крутил руль, в тщетных попытках держать авто ровнее в условиях проселочной дороги.

В свете фар проносились кусты и деревья. Тяжелые капли ливня без устали молотили в лобовое стекло. Ветер гнул к земле древесные стволы, а высокую траву и вовсе стелил ковром. Темное небо то и дело освещали вспышки молний, где-то наверху раздавался нескончаемый грохот – началась настоящая буря.

Нечаев молчал и напряженно всматривался во тьму впереди, словно ожидал увидеть над стремительно приближающимся лесом очередную вспышку сигнальной ракеты. Но их больше не было.

– Возможно, стоило взять драгуна, – пробормотал я.

В какофонии грозы и шуме двигателя Нечаев все же разобрал мои слова.

– Судя по данным наших приборов, вибрации земли в этих краях не предполагают наличия больших полозов, – хмуро произнес он, – а с мелочью вы справитесь и без доспеха. К тому же, он привлечет слишком много внимания.

– Лучше привлечь внимание, чем умереть, – резонно заметил я. – К тому же, вспышки сигнальных огней тоже весьма приметны.

– Но не так, как колосс из абсолюта, – парировал Нечаев. – В любом случае, граф, момент упущен – сейчас мы уже не можем вернуться, иначе потеряем слишком много времени.

Машина нырнула в лес. Шум ливня чуть стих, но дополнился тревожным шелестом листвы. Автомобиль то и дело заносило по грязи, и мне казалось, что вот-вот шофер не справится с управлением, и мы влетим в одно из множества стоявших по сторонам от дороги деревьев. Но мужчина за рулем хорошо знал свое дело и чувствовал машину. Он закладывал такие повороты, что ему впору было участвовать в ралли.

Спустя продолжительное время гонки с непогодой, авто все же замерло на обочине.

– Отсюда пешком, – сообщил мне Нечаев и первым вышел из машины.

Петр подошел к багажнику, открыл его и начал вооружаться.

– У вас тут целый арсенал, – оценил я, вставая рядом.

– Предпочитаю быть готовым к чему угодно, – холодно отозвался Нечаев, засовывая за пояс два пистолета. Кроме них он закинул за плечо вычурного вида ружье, а в руки взял двустволку. Все оружие выглядело новым, ухоженным и хорошо смазанным. – Вас что-нибудь заинтересовало?

– Нет, – из пистолетов и ружей этого времени я прежде не стрелял, если не считать пальбы в воздух на дуэли с Орловым. А способности от единения с драгуном меня никогда не подводили.

– Как пожелаете, – сунув двустволку подмышку, Нечаев захлопнул багажник. – Жди нас здесь, – велел он шоферу, и тот коротко кивнул.

Я осмотрелся и увидел вдалеке огни имения Бобринского. Они гасли один за другим, погружая помпезный особняк во тьму. Ночь уже вступила в свои права и, возможно, свет выключали слуги. Но мне почему-то так не казалось.

Неприятное предчувствие холодной волной растекалось по телу. На уровне подсознания я ощутил гнетущее чувство опасности, но привычно отмел его в сторону – волков бояться, в лес не ходить. А нам как раз в лес и нужно.

– Я отправил сюда две группы по пять человек в каждой, – на ходу пояснил мне Нечаев. – В обязанности первой входила слежка за особняком с максимально допустимой дистанции, а вторая патрулировала окрестные леса.

– И их раскрыли, – предположил я.

– Если только при помощи дара. На это задание отправились одни из лучших моих людей. Все с боевым опытом.

– Вы взялись за Бобринского всерьез.

– Я за все берусь всерьез, – поправил очки Нечаев и тоже посмотрел в сторону стремительно погружающегося в темноту особняка. – Но, судя по всему, я недооценил старого графа.

– Тогда нам не стоило соваться сюда вдвоем, – говоря это, я не замедлил шага.

Мы уже углубились в лес, оставив машину позади. Дождь лил как из ведра, а многочисленные молнии то и дело разрывали темноту, словно вспышки фотоаппаратов.

– Риск – благородное дело, – серьезно произнес мой спутник, взведя курки на двустволке. – Опыт подсказывает мне, что действовать нужно немедля. Если будем собирать людей и готовить план продвижения, то может стать слишком поздно.

– Поздно для чего?

– Хотел бы я знать.

На этом наш разговор прервался. Каждый понимал, что мы находимся на территории предполагаемого противника. И пусть гроза и ливень маскировали большинство звуков, наши голоса все равно могли услышать. Знать бы еще, кто…

Нечаев решил заложить дугу, и повел меня не напрямую к особняку. Возможно, он хотел проверить примерное расположение своих бойцов или осмотреть периметр. В любом случае, план я одобрял. Идти напролом – не лучшая идея. Хотя мрачная решимость Чернобога в моем сознании считала иначе.

По мере того, как мы приближались к особняку Бобринского. Все огни до единого погасли. Осознание того, что он погружен во тьму во всех смыслах этого слова, лишь усиливалось с каждым нашим шагом.

Вымокшая одежда стесняла движения и неприятно липла к телу. Но это меня практически не смущало. Я сконцентрировался на предстоящем бое. В том, что он состоится, у меня не осталось никаких сомнений. В воздухе уже пахло смертью и…

Я замер и принюхался. К свежести грозы примешивался едва уловимый запах серы. Нечаев тоже замер. Молния выхватила из темноты его худощавую фигуру. С оружием наизготовку он напомнил мне охотничьего пса, учуявшего добычу. Петр повернул голову и перехватил мой взгляд. Дуло его ружья сместилось в сторону, обозначая направление.

Как два лесных призрака мы двинулись туда, откуда ветер нес запах так называемого дара. Пожалуй, в темноте мы могли бы просто пройти мимо, но там, где вонь серы становилась невыносимой, во вспышках молний показался холодный блеск металла.

Мы с Нечаевым замерли. Я жестом попросил его о прикрытии, а сам осторожно двинулся вперед, ожидая внезапной атаки. Петр же прижался к дереву и приготовился к стрельбе. Его настороженный взгляд скользил из стороны в сторону, цепляясь за каждую лесную тень.

Но кроме нас на небольшом пятачке между деревьев не было ни одной живой души. Только брошенное искореженное оружие, части тел и кровь. Много крови. Даже сильнейший ливень не мог полностью смыть ее с примятой травы и искореженного металла.

Я поднял ружье, разрезанное пополам настолько ровно, будто это сделали на станке. Рядом с ним валялся пистолет, из которого так и не успели выстрелить. На рукояти кровь, а между скобой и спусковым крючком торчал застрявший оторванный палец. Чуть в стороне лежала и рука, разрубленная в трех местах. Отделенную от тела голову я заметил не сразу из-за все еще надетой на нее широкополой шляпы.

К горлу подкатил неприятный ком. Петр почти беззвучно подошел ближе и осмотрелся. Взгляд его остекленел, челюсти плотно сомкнулись, черты лица заострились. Я отчетливо услышал скрип, который издали кожаные перчатки, когда сокрытые ими пальцы Нечаева впились в цевье ружья.

Я положил ему руку на плечо. Уверен, ему, как и мне, приходилось и раньше терять боевых товарищей. К такому невозможно привыкнуть. Каждая смерть оставляет рану не на теле, но на душе. И что-то мне подсказывало, что, несмотря на возраст, на душе Нечаева уже живого места не осталось.

Петр быстро взял себя в руки и коротко кивнул, тем самым выразив благодарность за молчаливое сочувствие, и решительным шагом направился прямо к особняку.

– Это может быть ведьма в плаще? – я быстро догнал его.

– Вы сами все видели, – нахмурился Нечаев. – Чтобы справиться с пятью умелыми вооруженными бойцами, нужно хорошо владеть даром. Во второй группе были отменные стрелки, а их разделали, будто зверье на скотобойне.

– Полагаю, первая группа тоже мертва, – не стал я ходить вокруг да около. – Не лучше ли вызвать подкрепление? Нас лишь двое, и мы понятия не имеем, сколько впереди противников.

– Поступим так, – Нечаев остановился и взглянул на меня. – Вы возвращайтесь. Шофер отвезет вас в имение, где вы возьмете драгуна и прибудете сюда так быстро, как только сможете.

– Разумно. – Несмотря на логику в предложении спутника, я не спешил соглашаться. – Но дождетесь ли вы меня здесь или полезете в логово врага?

Нечаев не ответил. Но все было ясно и без слов.

– Пойдемте, – сказал я и первым пошел к особняку. – Решим все здесь и сейчас.

– Мы можем погибнуть, – предупредил Нечаев.

– Скажите чего-то, чего я не знаю.

– О, поверьте, я мог бы. Но тогда придется иметь дело с последствиями. А у нас сейчас и без того проблем хватает.

– Так давайте решим хотя бы одну.

Мы ускорили шаг. Ветер дул со стороны особняка Бобринского, но запах серы полностью улетучился. Явственно ощущалось лишь зловоние, усиливающееся по мере приближения к жилищу графа.

Пройдя через лес, мы поднялись на холм, и вышли на опушку. Отсюда был хорошо виден фасад особняка. От былого великолепия, виденного мной во время бала, не осталось и следа. Высокое крыльцо с белоснежными ступенями оказалось раздроблено, а на месте резных дверей зиял огромный черный пролом.

– Вам лучше прикрыть меня, – сказал я Нечаеву.

– Воля ваша, – согласился Петр. – Осмотрите двор. Потом я присоединюсь к вам, и исследуем особняк вместе. Не ходите туда, куда я не смогу прицелиться.

На том и порешили. Я легко спрыгнул вниз с холма, проскользил по мокрой траве и оказался в парке вокруг дома. Низкая и аккуратно подстриженная живая изгородь, ровный газон и пышные клумбы никак не сочетались с гнетущей атмосферой, разлившейся по округе.

Когда я проходил мимо кустов, которым умелый садовник придал форму лесных зверей, один из них дернулся в противоположную ветру сторону. Перед моей ладонью сразу же появились алые печати, но что-то удержало мою руку.

– Выходи, – велел я.

Спустя пару секунд, передо мной стоял молодой парнишка лет десяти с круглыми от страха покрасневшими глазами. Он был чумазым, взъерошенным, заплаканным и никак не походил на сектанта.

– Как тебя зовут? – я отозвал печати, опустился перед ребенком на колено и заглянул ему в глаза.

– Гришка, – он шмыгнул носом и боязливо покосился в сторону особняка, – папка мой конюхом у графа… – плечи мальчика затряслись.

– Тихо, тихо, – я взял его за руку, чтобы успокоить. – Меня зовут Михаил. Ты знаешь, что тут произошло?

– Граф домой приехал сам не свой, – быстро заговорил Гришка, – орал на всех. А потом к нему кто-то пришел. Одежды черные, лица не видно. Горничные говорили, что гость графу дал что-то и ушел. Барин потом в кабинете заперся и не выходил долго, а как вышел, то сразу еды попросил. Жрал и жрал, как боров. Все больше и больше, но никак нажраться не мог. Тогда… тогда он… Всех, даже жену свою…

Взгляд ребенка остекленел. Слова застыли поперек горла. Мне пришлось как следует встряхнуть его, чтобы привести в чувство. Продолжать расспросы было бессмысленно – парнишка находился в состоянии шока. Что бы он ни увидел здесь, это потрясло его до глубины души. Детский рассудок оказался не готов к подобному.

– Смотри на меня, – спокойно сказал я. – Ты каких-нибудь червяков видел? Может, по тебе ползали?

Он замотал головой. Значит, «нет». Уже хорошо.

– Бегать можешь?

Гришка кивнул.

– Тогда живо на тот холм. Там найдешь дядю Петра. Оставайся с ним. Он защитит. Понял?

Мальчишка послушно закивал.

– Все, беги, – я легко подтолкнул его в нужном направлении, а сам дал знак Петру, что все в порядке и повернулся к дому.

Судя по тому, как вел себя ребенок, едва ли внутри можно найти хоть кого-нибудь живого. Кроме, разве что, графа Бобринского. Но и этот проживет недолго.

В моем сознании всколыхнулась волна гнева. Пальцы правой руки резко сжались вокруг появившейся из воздуха рукояти меча. Черное пламя задергалось на ветру, издавая озлобленное шипение всякий раз, когда на него попадали капли дождя.

Быстрым шагом я направился к особняку, более не пригибаясь и не таясь. Наверняка Петр сейчас, видя это, матерится сквозь зубы. Но мне было плевать. Перед внутренним взором все еще стояли наполненные страхом глаза мальчишки.

– Бобринский! – мой голос звенел сталью и перекрывал даже шум бушующей непогоды.

Никто мне не ответил.

Я подошел к крыльцу и поднялся по перемолотым чем-то тяжелым ступеням. Из дыры в стене пахнуло кровью так сильно, что у меня на миг перехватило дыхание. Внутри все было перевернуто вверх дном: стены пробиты, мебель поломана, ставший алым пол усеян трещинами. Среди кровавых разводов выделялись следы зловонной слизи. Осмотрев их и сопоставив с повреждениями стены и дверей, я пришел к выводу, что нечто покинуло особняк.

Едва ли это мог быть Бобринский. Пусть и тучный, но он не мог проломить стены и вынести дубовые двери, вывернув массивные петли и расщепив древесину. Да и каменные ступени просто так не перемолоть.

Проследив взглядом по вмятинам на земле, я увидел здание конюшен. В воротах зияла огромная дыра, словно их на танке протаранили. Рядом валялась перевернутая карета. Стоило мне сделать пару шагов, как ветер донес до меня низкий рык, больше напоминающий отрыжку.

В свете молний из разлома появилась непомерно толстая рука белесого цвета. Голубые линии вен просвечивались через тонкую болезненно бледную кожу, под которой перекатывались с места на место темные бугры. Короткие пальцы и пухлые ладони скрывали красные перчатки…

Нет. Не перчатки. Кожа покраснела от крови.

Вторая рука вцепилась в уцелевший кусок ворот и, сопя от натуги, отвратительное склизкое существо вытащило на наружу рыхлое, безобразно раздувшееся тело. В покрытом слизью и кровью существе я с трудом узнал графа Бобринского.

Его лицо теперь напоминало кровавую одутловатую маску с бездонной дырой вместо рта, из которого торчала лошадиная нога. Глаза ввалились настолько глубоко, что стали почти незаметны. Нос расплылся и теперь больше походил на свиное рыло. Уши пропали. И без того редкие волосы выпали с головы, которая, будто растаяв, перетекало сразу в тело.

Саму тушу графа раздуло до размера вагона метро. Короткие ножки карикатурно болтались на лоснящихся круглых боках, заканчивающихся длинным толстым хвостом.

Измененный граф теперь являл собой жуткую смесь из извращенной человеческой внешности и желеобразного тела личинки майского жука. Он проглотил лошадиную ногу и снова рыгнул.

– Голоден, – низким раскатистым басом произнес Бобринский, и его уродливая голова дернулась в мою сторону. – Еда.

Тварь, которой теперь стал граф, рванулась вперед с такой скоростью, что вырвала стену конюшни и преодолела более пятисот метров в мгновение ока. Не ожидая от жирной уродины такой прыти, я едва успел уйти с траектории ее движения.

Бобринский проскользил по грязи и врезался в стену собственного дома, проломив ее и ввалившись внутрь.

– Еда! Еда! Еда! – не затыкаясь орал он, выбираясь наружу.

Раскату грома вторил выстрел: Нечаев вступил в бой. Промахнуться мимо жирной туши Бобринского было сложно даже в условиях бури. Тонкая бледная кожа взорвалась, но пуля скрылась где-то в складках жира, мгновенно затянув рану. Пока монстр выбирался, Петр выстрелил еще несколько раз, но все безрезультатно.

Я призвал печати и выпустил в графа столп черного пламени. Оно опалило измененное туловище, заставив Бобринского издать пронзительный тонкий вопль, от которого вдребезги раскололись еще уцелевшие стекла его особняка.

Граф рванулся ко мне, стремясь раздавить своим огромным телом. Я ушел влево, полоснув по туше мечом. Удар получился хорошим: пылающее лезвие глубоко вошло в тушу Бобринского и вспороло ее едва ли не до хвоста. В грязь упали остатки не переваренной трапезы и зловонные внутренности, которые граф принялся тут же пожирать. Я же ошарашено смотрел, как оставленная мной жуткая рана затягивается сама собой.

Одутловатая голова чудовища задергалась, когда вышедший из леса Нечаев принялся разряжать в нее все, что у него только было. Я ушел с линии огня и атаковал противника с фланга. Широко расставив ноги, словно лесоруб, я со всей силы рубанул мечом по туловищу графа. Оружие с шипением вгрызлось в покрытую струпьями плоть. Бобринский снова завопил и дернулся всем телом, отбросив меня далеко в сторону, будто ветер сухой лист.

Мои ноги заскользили по грязи, но я смог устоять, вонзив в землю свой меч. Клинок из черного пламени вспыхнул, распаляясь от моего гнева. Слева громыхнуло: Нечаев разрядил сразу оба ствола в полезшего на нас графа. Бобринский даже не замедлился.

Я оттолкнул перезаряжающего оружие Нечаева в одну сторону, а сам бросился в другую. Вонючая туша проскользила мимо нас, врезалась в фонтан и превратила его в груду обломков.

– Что это за тварь? – я послал в Бобринского еще один столп пламени, опаливший часть его головы и сделавший ее еще уродливее.

– Не знаю, – Нечаев перезарядил ружье и выстрелил почти в упор. Пуля, которая легко убила бы человека, лишь разозлила то, что некогда являлось таковым.

– Голод! Еда! Наталия! – заорал чужим голосом Бобринский и попёр на Нечаева.

Петр отбросил разряженное ружье, выхватил пистолеты, но и они оказались бесполезны. Короткой толстой рукой Бобринский попытался схватить его, но не рассчитал своей скорости, извернулся и упал, сбив с ног и Петра.

Нечаев пролетел с десяток метров и распластался в грязи. Граф навис над ним, роняя на землю едкую слюну. Чудовищный рот открылся, намереваясь проглотить взрослого мужчину целиком.

Я вскочил на бугристую спину Бобринского, пробежал по ней и вонзил клинок точно в покрытый толстыми складками загривок. Меч с шипением вошел в податливое тело, но мне пришлось выпустить рукоять и прыгнуть в сторону. Визжа от боли Бобринский начал кататься по земле, угрожая раздавить и меня, и Нечаева.

Не успев среагировать, Петр получил удар хвостом, отчего сложился пополам и отлетел в кусты. Я успел увернуться и избежать подобной участи. Бобринский пронесся мимо, вкатился в свой особняк, разрушил там несколько стен и выпростался наружу трясущийся от ярости.

– Убью! Убью! Убью! – брызжа слюной, орал он.

– Бегите! – прохрипел выбравшийся из кустов Нечаев. Он хотел сказать что-то еще, но так и замер с раскрытым ртом, глядя на меня.

Мой же взгляд впился в безобразную тушу изверга, коим стал Бобринский. Я не мигал, не дышал и не думал ни о чем больше, кроме как о том, чтобы прикончить эту тварь. Всепоглощающий гнев накрыл меня с головой. В сознании гулко ударили два сердца. Потом одно, но громоподобно. Сверкнула молния. В ее короткой вспышке моя тень многократно разрослась и вытянулась, встав у меня за спиной. Я поднял руку, в которой сразу же появился пылающий черным пламенем меч, и тень повторила мой жест.

В черной пустоте зажглись два зеленых глаза. И когда я разрубил мечом воздух перед собой, гигантская тень опустила свое призрачное оружие на застывшего на месте графа Бобринского. Гигантский меч рассек и уродливую тварь, и часть особняка, после чего тот «сложился», словно карточный домик.

Разрубленный на две половины Бобринский продолжал дергаться. В его изуродованной плоти среди внутренностей копошились сотни личинок полозов. Я призвал перед ладонью печати, и тень за спиной сделала то же самое. Ревущее черное пламя охватило то, что осталось от графа Бобринского и превратило его в пепел, который тут же подхватил воющий ветер и остервенело разметал по округе.

Тень за моей спиной исчезла, а сам я, лишившись сил, припал на колено. Кое-как дохромавший до меня Нечаев уселся прямо в грязь. Он порылся в кармане, достал оттуда смятую пачку папирос, сунул одну из них в рот и попытался зажечь зажигалкой. Но вымокший табак наотрез отказывался гореть.

– Михаил Семёнович, – пробормотал он, не оставляя попыток закурить, – помнится, вы говорили о том, что нужно по-человечески…

– А вы о том, что лучше скрытно, – выдохнул я, чувствуя, как силы понемногу возвращаются.

К нам подбежал Гришка и помог Петру подняться. Я от помощи отказался и выпрямился сам. Мальчишка смотрел на меня со смесью ужаса и восхищения. Пришлось выдавить из себя измученную улыбку и взъерошить его мокрые волосы.

– Мда… – Нечаев рассеянно достал изо рта мокрую папиросу и отбросил ее прочь. – Не знал, что вы умеете… – он неопределенно указал пальцем куда-то вверх и за мою спину.

– Сам не знал, – признался я. – Но получилось очень кстати.

– Воистину, – серьезно кивнул Нечаев и задумчиво повторил. – Воистину.

16. Три девицы под окном

Я проспал до следующего вечера, но поднялся с кровати все еще усталым. Заниматься ничем не хотелось. Будь в этом времени телевизоры, я бы провалялся в постели весь вечер. Но технический прогресс еще не достиг нужной точки, так что пришлось искать иные занятия.

За окном все еще моросил неугомонный дождь: уже не такой сильный, как вчера, но и не слабый. В воздухе пахло летней свежестью. Этот запах помог мне избавиться от остатков сонливости и взять себя в руки.

Одевшись и умывшись, я спустился вниз, где застал только Дею. Горничная ловко орудовала пипидастром, уничтожая пыль на тех предметах интерьера, что когда-то бедствующий граф Воронцов еще не успел продать. Цыганка узнала о моем приближении еще до того, как увидела меня, поэтому встретила с уже учтивой улыбкой.

Барин, – девушка чуть склонила голову.

– Добрый… вечер. – Я немного рассеянно осмотрелся. – Нечаев уже проснулся?

– Около полудня он выпил чаю, потом долго беседовал с Дарьей Сергеевной, после чего за ними приехали. – Будничным тоном сообщила мне Дея. – Петр Аркадьевич просил передать вам, чтобы вы не волновались – они убыли осматривать место вчерашнего происшествия.

– А этот паренек, Гришка?

– Уехал с Петром Аркадьевичем. Он за ним теперь хвостом ходит.

– Бедный ребенок, – я подошел к окну и посмотрел на хмурый и дождливый, но все же прекрасный пейзаж. – Он теперь сирота. Стоило ли брать его с собой туда, где он пережил настоящий кошмар?

– Иногда стоит взглянуть в глаза собственным кошмарам, – Дея вернулась к своему занятию: пипидастр снова зашуршал по немногочисленной мебели. – К тому же, мальчик сам захотел поехать.

Мне оставалось лишь развести руками – захотел, так захотел. Пацана, конечно, жалко, но он уехал несколько часов назад, так что думать об этом теперь бессмысленно. Как вернется – предложу ему остаться у меня, куда-нибудь пристрою. А может у него какие родственники в окрестных деревнях остались?

– Барин, – Дея закончила смахивать несуществующую пыль, – желаете отужинать?

– Пожалуй.

Цыганка снова поклонилась и вышла. Кажется, роль горничной ее забавляла. Более того, Дея отлично справлялась с обязанностями по дому. Если она вскоре «наиграется», я, пожалуй, даже немного расстроюсь. А еще придется искать замену.

– А может, просто повысить ей зарплату? – пробормотал я себе под нос.

С деньгами сейчас стало намного лучше. Прикончу еще пару-тройку полозов, и будет совсем хорошо. К тому же мне, как агенту Тайной канцелярии, теперь и денежное довольствие полагалось, так что одной головной болью меньше.

– Барин! – на пороге появился Прохор. – Вам тут бумаги вчера передали.

– Кто передал? – я взял из рук дворского красивый конверт, от которого пахло цветочными духами. Края тисненной бумаги скрепляла восковая печать с причудливым гербом.

– Хлыщ какой-то на коне, – пожал плечами Прохор. – Важный, напыщенный, как петух. Дал мне бумажку эту и велел вам в руки передать, опосля ускакал.

– Угу, – я вскрыл конверт и достал оттуда письмо, которым оказалось приглашение на званый ужин в поместье некоего Уланова сегодня вечером. – Прохор, фамилия Уланов тебе о чем-нибудь говорит?

– Старый граф, – кивнул дворский, – его земля недалече от Бобринского. Там на развилке только по левую руку надобно свернуть, а не по правую. Эх, хороший мужик был Уланов. Простой люд его уважал очень. Два года, как схоронили…

– Погоди, он умер?

– Ну да… – захлопал глазами Прохор, – или его зазря закопали…

– Тогда кто пригласил меня на ужин? – я помахал конвертом и протянул его мужику.

– Вдова его, видать, – пожал плечами Прохор. – Как старый граф Богу душу отдал, так она вас и других неженатых дворян зазывает, а вы все не ездите. Падчериц своих опять сватать будет, как пить дать. – Он взял у меня письмо, повертел перед глазами и спросил. – А чего мне с бумажкой-то делать? Я грамоте не научен.

Я забрал у дворского приглашение и положил на стол.

– Хотел бы научиться?

– Зачем она мне, грамота ваша? – отмахнулся Прохор. – Я человек простой, да и некогда мне буквы эти мудреные глядеть. Других дел по горло. Вот помните, вы наказывали поместье отремонтировать? Дарья Сергеевна нашла людей из столицы, но они только в конце лета взяться смогут. Хотите, я местных мужиков соберу? Они рукастые – враз все сделают!

Я представил, как толпа крестьян с топорами да молотками бегают взад-вперед по моему дому, придавая пусть и видавшим виды, но все еще благородным стенам черты деревенской избы и покачал головой:

– Подожду мастеров из столицы.

– Воля ваша, – с толикой сожаления вздохнул Прохор. – Я тогда пойду глядеть, как там деревню восстанавливают. Дело спорится, но за мужиками глаз да глаз нужен. А еще, – дворский вдруг оживился, – они хотят деревне название поменять. Хотят, чтобы она звалась Воронцово. Там еще две бабы на сносях. Говорят, если мальчики родятся, то Михаилами нарекут!

– Чудесно, – сухо прокомментировал я услышанное. – Просто чудесно.

Не то, чтобы становление местной знаменитостью не тешило моего самолюбия, но мне от такого повышенного внимания становилось не по себе.

– Вот и я им так сказал! – Прохор не уловил иронии и принял мои слова за чистую монету. – Михаил Семенович, говорю, только рад будет.

– И как в воду глядел, – со всей возможной серьезностью кивнул я, чем просто осчастливил дворского.

– Тогда пойду. Доброго вам вечера, барин, – он преисполнился решимости если не сделать новую деревню лучшей в округе, то, как минимум, приложить для этого все усилия.

– Удачи, – пожелал я. – По пути скажи Дее, что ужинать я буду в гостях. Пусть она приготовит одежду, а Демидка седлает коня.

Прохор кивнул, поклонился и вышел из гостиной. Я же задумался – не принял ли поспешного решения. Вроде как я достаточно освоился, чтобы начать познавать окружающий мир. Да и связи с соседями нужно укреплять. К тому же, мы с Нечаевым и Дарьей хотели проверить владеющих даром женщин. Пока мои компаньоны заняты одним расследованием, я мог бы совместить приятное с полезным – посетить званый ужин и осмотреться.

Дея быстро приготовила мне выходную одежду: добротный черный костюм и накидку, чтобы защититься от дождя. Когда я вышел на крыльцо, Демидка уже подвел Демона. Пока конь лениво щипал неухоженный газон, детина игрался с медвежонком, который совал свой любопытный кожаный нос повсюду.

Почуяв меня, зверек встрепенулся и покосолапил навстречу.

– Барин, – Демидка тоже подошел ближе. – А как животину-то звать?

– Эм… – я рассеянно погладил медвежонка по голове и посмотрел в его несмышленые и по-детски чуть раскосые глазки. – Путь будет Топтыжка.

– Топтыжка, – прогудел Демидка и сгреб звереныша своими, практически медвежьими лапами. – Не мешай барину, а то подерешь его одежу, и он тебя плеткой прямо по мохнатой жо…

– Я уже не бью никого плеткой, – заверил я конюха.

– А ведь и правда, – почесал он голову. – У меня даже спина зажить успела. Раньше такого не бывало. Не зря мама говорит, что вы добрее стали. Это все потому, что я все время хорошо себя вел и даже свечку в церкви ставил!

– Не за упокой, надеюсь? – я легко запрыгнул в седло.

– Да что вы, барин! Я Боженьку просил, чтобы он вразумил вас. И теперь вот вы стали, как я…

– Добрым? – с надеждой предположил я.

– Ага, – конюх радостно закивал и вытер нос засаленным рукавом, в который тут же вцепился Топтыжка и начал мусолить. – И мудрым!

– Тогда спасибо тебе за старания, – хмыкнул я и послал коня вперед.

– Хорошо вам покататься, барин! – крикнул мне вслед Демидка и двинулся в сторону конюшни, что-то увлеченно шепча на ухо медвежонку.

Дорогу до поместья Бобринского я знал хорошо, поэтому до обозначенной Прохором развилки добрался без происшествий, после чего свернул налево. Лесная дорога уводила вверх, на высокий холм.

Из-за низких туч на миг выглянула луна, и где-то в чаще завыли волки. Но меня не смущала ни опускающаяся на землю темнота, ни близость хищников – появившаяся у меня в этом мире сила способна справиться и не с такими противниками. Демон тоже не боялся волчьего воя и уверенно нес меня вперед.

Чем круче становилась дорога, тем причудливее выглядели стоящие по сторонам от нее деревья. Некоторые были вовсе лишены листвы, другие же отчего-то пожелтели. Обтянутые сухой корой стволы изгибались в разные стороны, уродливые ветви торчали во все стороны, а сидящие на них вороны оглашали округу хриплым надрывным карканьем.

Когда лес закончился, я увидел высокий холм, на котором возвышалась мрачная громада особняка. Когда над ним вновь показалась луна, мне стало немного не по себе – дом больше напоминал поместье вампира. Не хватало только стаи летучих мышей, которые…

Над головой захлопали многочисленные кожистые крылья, и мелкие ночные хищники пронеслись над головой и полетели над уродливым лесом. Я проводил их недобрым взглядом, а потом огляделся: на изогнутой, будто серпантин, дороге кроме меня никого не было. Прохор вроде говорил, что вдова Уланова собирает неженатых дворян. Может, я приехал последним?

Но никаких намеков на других гостей не обнаружилось и во внутреннем дворе. Одинокий слуга стоял у дверей. С низким поклоном он принял у меня поводья коня и жестом пригласил проследовать в особняк, который выглядел еще хуже, чем мой: обшарпанные стены, местами отвалившаяся штукатурка, облезлые, увитые высохшим плющом колонны и потрескавшиеся стертые ступени говорили о плачевном финансовом состоянии владельцев.

Дверь мне никто не открыл, так что я сделал это сам. Тяжелые створки душераздирающе скрипнули, и в нос мне ударил затхлый запах старой ветоши, показавшийся очень сильным на фоне свежести дождя.

Внутри дом выглядел немногим лучше, чем снаружи: все старое и потрепанное: вешалка, на которую я бросил тяжелый мокрый плащ, едва не сломалась под его тяжестью. Еще и половицы прогибались под ногами. Этому особняку ремонт нужен куда больше, чем моему. Причем сгодятся совершенно любые работники – сделать хуже еще надо суметь.

– Граф Воронцов, – прозвучал красивый томный голос. – Признаться, я не ждала, что вы откликнитесь на мое приглашение.

– Графиня Уланова, – я быстро сообразил, кто передо мной, ведь отправить мне приглашение могла только супруга старого графа. Правда, на его безутешную вдову сногсшибательная фигуристая брюнетка никак не походила.