Текст книги "Граф (СИ)"

Автор книги: Игорь Конычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Воронёное сердце. Граф.

1. Последний из рода

Звук, похожий на биение сердца, раздался внутри сознания и затих…

Я стоял в длинной накрахмаленной сорочке и смотрел на свое отражение в огромном зеркале. Глаза зеленые, волосы густые и черные, но на этом сходство заканчивалось. Мне почти сорок, а после того, как танк загорелся, красавчиком из него выбраться точно не получилось бы. Из него вообще выбраться не получилось.

Но вот он я. Руками и ногами шевелю, только тело чужое. Говорят, смотреться в треснувшее зеркало плохая примета, но я не мог отвести от него взгляда. В отражении стоял высокий худощавый парень лет двадцати, может, чуть больше. Никакой седины, морщин, боли в спине и ожогов. Лицо правильное, красивое, аристократическое. Даже небольшие шрамы под левым глазом и на подбородке его не портят, а наоборот, придают мужественности.

– Это сон? – даже голос мой звучал иначе, чем раньше: не хриплый и прокуренный, а бархатистый, немного певучий и чистый, как у радиоведущего.

– Барин, – раздался осторожный голос. Страх и разочарование в нем были тщательно прикрыты напускными радостью и заботой. – Живой!

Какой еще барин?

Я резко развернулся и уставился на коренастого седого мужика со светлыми глазами и бородой-лопатой. Черный старомодный пиджак жал ему в плечах, на мешковатых штанах красовалась заплатка, а высокие сапоги покрывала подсохшая грязь. На бойца точно не похож. Скорее на актера из массовки сериала про какой-нибудь девятнадцатый век. Гражданский, значит.

Тем временем незнакомый тип нерешительно топтался в дверях и нервно мял в руках фуражку. На его морщинистом лице сияла заискивающая улыбка, а вот взгляд оставался холодным и колючим.

– Живой, – задумчиво пробормотал я. – Вроде как…

– Радость-то какая! – всплеснул руками мужик, отчего уронил свою фуражку, которую тут же поспешно поднял, отряхнул о штаны и сунул в карман. Выговор у него был простецкий, даже не деревенский, а старомодный. – Мы уж думали, прикончила вас железяка клятая! А я же говорил – не лезьте вы туда!

– Чего? – едва ли этот тип говорит про мой подбитый танк. Да и не общались мы раньше. У меня хорошая память на лица.

– Барин, – мужик медленно приблизился и внимательно посмотрел мне в глаза. – Вы что, того… – он коснулся натруженными пальцами седого виска, – разумом повредились?

От него пахло яблоками и вчерашним перегаром.

– Такое ощущение, что очень даже повредился, – я снова покосился на себя в зеркало. – Чего, говоришь, случилось? Какая железка меня чуть не прикончила?

– Батюшки! – всплеснул руками мужик. – Вам чего, память отшибло, да? Ох… что ж делать-то? Что делать? – запричитал он и принялся ходить взад-вперед по просторной светлой комнате, обставленной так, будто я проснулся в одном из залов Эрмитажа. Правда, большинство вещей вокруг утратило блеск и шик новизны и выглядело вовсе не презентабельно.

– Успокоиться и ответить на вопрос, – подсказал я ему, после чего подошел к вычурному столику, налил в треснувший хрустальный бокал воды из графина и протянул мужику. – Звать-то тебя как, отец?

Незнакомец замер с открытым ртом. Он уставился на меня так, будто впервые увидел. Даже бокал не взял, а наоборот, отстранился. Я уж подумал, что он дар речи потерял, но нет.

– Барин, – прошептал он, – вы чего?

– А чего я?

– Ну… – мужик нервно сглотнул и робко предположил. – Того?

– Ты ответишь или нет? – я начал терять терпение.

Видимо, эмоции отразились на лице. Мужик побледнел, как первый снег, бухнулся на колени и едва не ударил лбом по моей босой ноге.

– Не серчайте, Михаил Семенович!

Интересно – имя-то и отчество мои, а лицо и тело нет.

Ничего не понимаю…

– Мужик, вставай, – я поднял незнакомца за плечо и сунул в его дрожащие руки бокал с водой. – На вот, выпей.

– Благодарствую, – он послушно осушил бокал до дна, хотел поставить на столик, но не рассчитал и разбил. – Барин, помилуй! – белугой взревел мужик.

Он снова попытался упасть на колени, но я его удержал.

– Спокойно! – пришлось рявкнуть по-солдатски. – Как звать? Быстро отвечай.

– П-п-прохором кличут, – едва ворочая языком, промямлил мужик. – Дворский ваш.

Ну, уже кое-что.

– Значит так, Прохор, где я? – в сознании снова раздались глухие удары и почти сразу стихли.

Только я их слышу?

– Дык вестимо где, в имении вашем. В поместье Воронцовых. – Прохор успокоился.

Фамилия тоже моя. А вот никакого имения в своей собственности я не припомню. Разве что двушка на отшибе Москвы, да и та в залоге у банка. Вот только после боя оказаться я должен был или на том свете, или в госпитале, а никак не в комнате, где до потолка несколько метров.

Машинально я задрал голову и покачал ей – потолок-то надо побелить, да и трещины замазать. Люстра вот тоже криво висит. Раскачивался на ней кто-то что ли? Здоровая, зараза, если на башку свалится, то точно не оклемаешься.

– Барин, вы помните, что с вами сталось? – спросил Прохор, заискивающе заглядывая мне в глаза.

– Нет, – соврал я. – Только имя помню и все.

На деле же танковый бой в лесополосе навсегда отпечатался в моей памяти. Пять подбитых машин противника и прилёт по нам. Броня не выдержала. Пацаны выбирались, я прикрывал, а потом бахнуло, и оказался здесь. Вроде таить нечего, но информацию я решил придержать, пока во всем не разберусь.

– Батюшки святы, – тяжело вздохнув, Прохор устало опустился на широкую не застеленную кровать, после чего сразу же вскочил, будто задницей коснулся не мягкой перины, а раскаленной сковороды.

– Слушай, – я надавил ему на плечо и заставил сесть, – мне…

В голове застучало сильнее. Не успел непонятный звук стихнуть, как снаружи громыхнуло так, что стекла задрожали. Прилет⁈ Снова по мирняку бьют, суки! Прохор метнулся к окну, но я поймал его за плечо и оттолкнул.

– К стене быстро!

Мужик удивленно вытаращился на меня.

– Зачем?

– Затем! – расхлябанность нового знакомца меня разозлила. – Есть тут подвал⁈

– Дык там от полозов-то не спрячешься, – Прохор шмыгнул носом и с тревогой посмотрел в сторону окна, а потом вдруг вздрогнул. – Барин, вы что, снова хотите в эту железку лезть? Доктор еле вас выходил, еще и денег слупил столько, что едва расплатились. Полно вам! Бежать надо, пока зверюга окаянная в деревне бесчинствует.

Я окончательно потерял нить происходящего и сам подошел к окну. Дом, в котором мы находились, стоял на высоком холме, с которого открылся прекрасный вид: неухоженный, но большой парк, зеленые леса, поля, блестящая на солнце река и несколько деревень вдалеке. Над одной из них сейчас поднималась облако пыли.

– Что здесь происходит? – мои пальцы впились в резной подоконник с такой силой, что хрустнули костяшки. Когда горел мой танк, кругом стояла слякоть, и валил мокрый снег, а сейчас точно лето. Обстановка еще эта, будто в другой век попал.

И этот гул в голове…

– Сами себя не помните, а в бой рветесь! – Прохор подбежал к большому шкафу, рывком распахнул створки и начал швырять на кровать одежду, больше подходящую для исторического кино. – Давайте я вас одену, а потом бежим в столицу! Пусть пришлют императорских драгунов! Уж они-то твари отпор дадут! Жалко селян, конечно. Пожрет их образина богомерзкая. Но мы точно уж никому не поможем…

– Почему? – пытаясь переварить услышанное, я не сопротивлялся пока Прохор поспешно одевал меня, как маленького ребенка.

– Потому! Когда вы в драгуна попробовали залезть, чуть Богу душу не отдали! – застегивая блестящие пуговицы на моей жилетке, ответил Прохор. – Барин, все знают, что вы тот еще гордец упертый. Но, ради памяти вашего батюшки, да упокоит его Господь, – не лезьте вы в эту старую железку. Проклятая она, говорю вам! Порченые про нее такое судачат – волосы дыбом. Не зря ваши предки ее забросили. Никого не спасете, еще и сами сгинете. Разве ж та рухлядь с полозом справится?

Закончив с одеждой, Прохор начал мягко, но настойчиво подталкивать меня к двери.

– Стоять! – скомандовал я, и мужик вытянулся по стойке смирно. – Какая железка? Какие полозы⁈

– Барин! – взмолился Прохор.

– Отвечай. – Я остался непреклонным. – Что происходит?

– Полоз – змей адский, снова на селян напал, вот что, – сдался мужик. – Уже месяц, как покоя нам не дает. Вы дважды в столицу телеграфировали, они обещали прислать драгунов, но никто не явился – все заняты французишками погаными…

– Французы? – пробормотал я. – Какой сейчас год?

– Дык тысяча восемьсот…

– Невозможно, – только и выдохнул я.

– Вот и я вам так сказал, когда давеча вы сами заявили, что сможете зверюгу победить, да роду своему славу былую вернуть. – Быстро закивал Прохор. – Полезли в железку старую, а она вашу душу чуть не выжгла! Доктор говорил, что может и помрете вовсе. Мы уж и попа звали: Демидку отправили к монастырю, да только ворота там закрыты и не отвечает никто. Да и не стали бы они за вас молиться. Поп-то наш постоянно твердит, что такому, простите, скверному человеку, как вы – самое место в… ну вы поняли.

Нет, не понял. Но дела это не меняло.

– Сейчас людям в деревне что-то угрожает, и я могу помочь. Правильно?

– Неправильно! – Прохор даже ногой топнул, отчего засохшая на сапогах грязь упала на когда-то чистый и пушистый ковер.

– Ты сам сказал, что полоз пожрет селян.

– И чего? – Прохор упер руки в боки и с вызовом посмотрел на меня из-под кустистых бровей. Вся его робость куда-то делась. – Бабы еще нарожают! Баб у нас в достатке, а вы – один такой. Единственный наследник рода Воронцовых. Последний. Помрете – на кого мы останемся тогда⁈

– Веди меня к этой старой железке. – Потребовал я.

– Нет! – скрестил руки на груди Прохор. – Хоть снова плетьми порите, хоть опять в реке топите – с места не сдвинусь! Вы мне потом еще спасибо скажете.

– Ага, два раза, – я решил не тратить время на упрямого мужика и выбежал в просторный коридор, убранство которого напоминало захолустный провинциальный музей после ограбления ворами-искусствоведами: вместо картин на потрескавшихся стенах одни гвоздики, пустые стойки, видимо, для несуществующего оружия, завядшие цветы в пыльных горшках и отклеивающиеся некогда помпезные обои.

А вот чего тут имелось в достатке, так это дверей…

Куда идти-то?

– Барин! – Прохор выбежал следом. – Одумайтесь, заклинаю! Обойдется наш Государь Император без головы змеиной. Лучше свою на плечах сохраните! Деньги мы найдем как-нибудь…

– Да при чем тут голова и деньги? – взорвался я. – Людей спасать надо! – упрямства у меня было в достатке. Из-за него-то и пошел на фронт добровольцем. – А ты – или помоги, или не путайся под ногами.

Прохор нахмурился, его широкие плечи опустились.

– Барин, – тихо сказал он, – что ж с вами сталось-то? Вы же простых крестьян никогда в грош не ставили, а теперь жизнью из-за них рискнуть хотите?

– Ты поможешь мне или нет? – с каждой секундой моя решимость лишь распалялась.

Спустя пару секунд Прохор все же кивнул. Он поставил на пол большой потертый чемодан, который непонятно когда успел собрать, и повел меня к одной из дверей. За ней оказался лифт. Правда, выглядел он как-то совсем дремуче – никаких подсвеченных кнопок и голосовых подсказок, только рычаги и буквенные обозначения.

Прохор потянул за одну из ручек, кабина дернулась, и медленно поползла вниз. Сопровождалось движение душераздирающим скрипом. Если старый механизм и смазывали, то, вероятно, при самом создании.

Биение сердца в ушах зазвучало явственнее. Но оно точно принадлежало не мне. Это билось на границе сознания с глухим гулом, будто огромный колокол.

Кабина скрипнула особенно резко, дернулась и застыла.

– Застряли? – предположил я.

– Не, – мотнул головой Прохор и шарахнул по одному из рычагов.

Лифт снова заработал. Правда, теперь еще натужнее, чем прежде.

Спускались мы довольно долго. Или же только мне каждая секунда казалось едва ли не часом. Прохор сильно нервничал: кусал седые усы, бормотал что-то под нос и пожелтевшим платком стирал с высокого лба обильно выступающий пот.

Когда кабина встала второй раз, то я снова подумал, что мы застряли. Но Прохор встрепенулся, толкнул дверь, а когда та не открылась, заколотил по ней кулаком.

– Отворяйте, порченые! – сурово заорал мужик. – Запустили всю технику, окаянные! Нихрена не работает. Плетьми выпорю, выродки убогие!

Снаружи раздались торопливые шаги. Что-то затрещало, заскребло, и дверь рывком распахнулась. С той стороны на нас смотрели два чумазых человека в обносках. Ближе ко мне стоял крепкий, но глубокий старик. Косматый, неухоженный и бледный, он испуганно смотрел на меня одним красным глазом. Второй, затянутый бельмом, таращился в пустоту.

Рядом со стариком замер молодой невысокий курносый паренек в дырявой кепке набекрень. Тоже красноглазый. Огненно рыжий и веснушчатый, он смотрел волком и всячески избегал моего взгляда. Его простая одежда была на несколько размеров больше, чем требовалось. Из дырявых штанов торчали острые коленки, а плечи испачканной в саже рубахи доходили едва ли не до локтей. Лет семнадцать-восемнадцать, не больше – на чумазом лице даже юношеский пушок не вылез.

– Рады видеть в добром здравии, барин, – виновато улыбнулся старик. – За технику простить просим, но без деталей и инструментов мы починить ничего не сможем, а вы сами денег не дали и…

– Ты что, морда наглая, барина обвинять удумал⁈ – Прохор чуть не задохнулся от услышанного.

– Мы просто говорим, как есть, – взял слово рыжий паренек. Голос у него оказался звонкий и приятный.

– Молчи, Олежка, – шепнул одноглазый старик. Он положил руку на голову парня и заставил его поклониться, после чего и сам согнулся в три погибели. – Простите нас, барин.

– Михаил Семенович, – Прохор посмотрел на меня. Несмотря на суровый тон, в его глазах отражались страх и надежда. Врать он не умел. – Я сам их выпорю завтра. Негоже графу руки свои о порченых марать…

– Не надо никого пороть, – велел я и вышел из лифта. – А деньги на технику выдели. Все должно работать, как часы.

Биение сердца в голове стало явственнее.

Старик и пацан быстро сместились в сторону. Голов они не поднимали, но повернули их так, чтобы удивленно посмотреть мне в след. Мы находились в просторном помещении. Чем-то оно напоминало мне столичное метро: необычная архитектура, отделка плиткой, мозаика на стенах и тусклые лампы под самым потолком. Повсюду витает запах сырости и старости, смешанный с визуальными величием и красотой.

Я заметил это все лишь мельком, так как все внимание привлек огромный черный доспех – цвет безошибочно угадывался даже не смотря на толстый слой пыли. Выполненная из вороненой стали броня чем-то напоминала рыцарскую. Вот только никто и никогда не слышал о пятнадцатиметровых рыцарях. Броня выглядела старой и зловещей. От нее веяло чем-то необъяснимым и мистическим, чем-то, что заставляло сердце замирать в груди.

И пока мое замирало, чужое билось где-то под толстыми слоями металла.

– Это что? – мой голос многократно отразился от голых потрескавшихся стен.

– Последний драгун рода Воронцовых, – Прохор встал рядом, перекрестился и зачем-то поплевал через плечо.

– Не последний, а первый, – встрял рыжий пацан, но, судя по возмущенному сопению, старик заткнул ему рот.

– Этот тот самый, который мне душу чуть не выжег? – вспомнил я слова Прохора.

– Он, – кивнул тот. – Одумайтесь, барин. Одумайтесь, пока не поздно.

Несмотря на недавнюю решимость помочь бедным людям, я замешкался. Ничего подобного в своей жизни мне видеть никогда не приходилось. Кто мог подумать, что драгун окажется не какой-то боевой машиной, а…

…а чем он, собственно говоря, являлся?

– Как им управлять? – я посмотрел на Прохора, но тот только плечами пожал. Тогда мой взгляд обратился к старику и его рыжему напарнику.

– Я только ведаю, как за броней ухаживать, да поломки исправлять, – виновато произнес одноглазый. – Простые люди и мы, порченые, не научены править драгунами. Да и не способны. Они только высшую кровь слушаются. Вашу, например.

– Значит, я могу им управлять? – я посмотрел на большой черный шлем из вороненой стали. Глаза-линзы выглядели тусклыми, но чем-то походили на смотровые окна.

– Ваш батюшка мог и ваши братья, – начал было Прохор.

– Ну так позовите их… – я осекся вспомнив, как он обмолвился о том, что мой отец умер. Точнее это не мой отец, а того, в чьем теле я теперь оказался.

– Батюшка ваш в бою с полозами сгинул, а братьев турки клятые сгубили, – печально вздохнул Прохор. – Вы и это запамятовали, барин? Один вы остались из рода Воронцовых. – Он взглядом указал на нагрудник гигантского доспеха, где был выгравирован раскинувший крылья ворон. – И жестянка эта – последний драгун рода.

Биение сердца в сознании усилилось. Этот звук манил меня вперед.

– Значит, выхода нет, – озвучил я свои мысли. – Так меня учили ими управлять?

– Ратному делу вас с молода обучали, барин, но драгуном править дозволено только с двадцати лет. Семь дней назад ваши именины справили, так что весной сможете в академию поступить и всему научиться… А покамест бежать надо, – снова завел свою пластинку Прохор. – Один раз чуть не убились, не надобно снова судьбу испытывать.

– Тогда полоз всех пожрет! – рыжий парень все же смог убрать ото рта ладонь старого товарища. – Или для знати их жизни только звук пустой?

– Молчи, дурень! – одноглазый попытался поймать мальчишку, но тот ловко увернулся и встал передо мной.

– Вы над нами только издеваться горазды! – с вызовом выпалил он. – А помрем, так меньше ртов кормить! Мы за этот месяц пять семей схоронили. Многих и вовсе не нашли. А вы даже тут выше других – смерть провели, да дальше пустили!

– Петрович, уйми своего мальца, пока беды не случилось! – Прохор попытался вклиниться между мной и парнем, макушка которого едва ли доходила до моего подбородка.

– Олежа! – седой старик схватил парня и потащил назад. – Угомонись, дурья твоя башка!

– Отпусти его, – спокойно велел я: слова парня меня задели. Не обидели, нет, наоборот, напомнили, почему я, вопреки желанию родителей, в армию пошел. Такой же дурной да храбрый был. Такой и остался. – Как мне в эту штуку забраться?

– Барин, – простонал Прохор и закатил глаза.

Петрович и Олежка застыли с открытыми ртами. Видимо, не ждали, что их барин два раза на одни и те же грабли наступит. Но первый-то раз наступал не я, так что не считается. Да и молния дважды в одно местно не бьет, авось пронесет.

– Просто подойдите и прикажите ему. У вас сила, – посоветовал пришедший в себя первым парень. – Он вас послушает.

– И снова мозги поджарит? – от одного вида на мрачную махину драгуна становилось не по себе. Но, в то же время, меня тянуло к нему.

– Возможно, – не стал юлить Олежа. – Но по вам никто тут скучать не бу…

Петрович сначала отвесил дерзкому юнцу звонкую затрещину, а потом ловко зажал рот и оттащил назад.

– Вы уж не серчайте на него, барин, – попросил он. – Мальчишка рано родителей потерял, а от моих рук отбился. Не в себе он. Если чем обидел – накажите меня, как раньше.

В чье тело я угодил-то? Что за садист с модельной внешностью?

– Потом разберемся, – пообещал я не только присутствующим, но и себе.

Оставив остальных позади, я направился к драгуну, который возвышался над людьми, словно цельнометаллический колосс. И как он работает?

– Барин, – осторожно позвал Петрович. – Люд говорит, что полоз-то здоровенный. Третий или четвертый класс, не меньше. Супротив такого нужен драгун хотя бы пятого класса, а лучше выше.

– Понял, – кивнул я, не замедляя шага и следуя зову сердца – своего собственного и того, что билось под выгравированным на нагруднике драгуна вороном. – А это какой?

– Дык… – Петрович замялся. – Никакой.

– Это как? – я резко остановился и развернулся на каблуках.

– Его создали еще до того, как ранги ввели, – виновато сообщил старик. – А как создавали – одному Богу известно. И времена темные были, и технологии. Он принадлежал основателю вашего рода Дмитрию Воронцову – великому полководцу и воителю. В этом доспехе он сразил множество противников. В нем и погиб. С тех пор драгун никого к себе не допускал, а тех, кто пытался его подчинить – убивал. Говорят, что он проклят, – голос Петровича завибрировал и сделался тише, будто он боялся, что черный доспех его услышит.

– Но другого у меня нет, так? – я снова повернулся к драгуну. Его тусклые глаза-линзы ничего не выражали. С виду он не казался живым или наделенным интеллектом. Но что тогда я слышу? Чье это сердце?

Мне никто не ответил. Все и так было понятно – ни одного другого доспеха в помещении не имелось, хотя места хватало с большим запасом. Значит, выхода нет. Прямо сейчас могут гибнуть люди, и лучше уж я умру, пытаясь им помочь, чем буду сидеть сложа руки.

Встав напротив черной махины, я приказал:

– Впусти меня!

Ничего не произошло.

– В прошлый раз вы молвили: – «внемли моей крови и повинуйся», – услужлив подсказал Прохор, на всякий случай отходя подальше. – А еще руку перед собой выставили вот так, – он сделал жест, словно пытался остановить кого-то невидимого.

Мистика какая-то…

Я выставил перед собой ладонь и направил ее в сторону драгуна, после чего набрал в легкие воздуха и громко произнес:

– Внемли моей крови и повинуйся!

Несколько секунд ничего не происходило. Когда я уже хотел опустить руку, то биение сердца в сознании стало предельно явственным. Прямо перед моими пальцами появилась большая кровавая печать. Рисунок висел в воздухе, после чего вспыхнул черным пламенем. По воронёной броне драгуна прошли алые всполохи. С тихим стоном он пришел в движение. Облако пыли взметнулось в воздух. Громадный доспех опустился на колено и поставил передо мной открытую стальную ладонь. Я бесстрашно шагнул на нее и взялся за большой палец, как за поручень.

Драгун выпрямился и расправил широкие плечи. Он поднес меня к шлему и несколько мгновений держал перед глазами, словно изучал безжизненными тусклыми линзами. Мне показалось, что я смотрю если не на человека, то на что-то живое и разумное. Но забрало большого шлема оставалось недвижимым и лишенным эмоций.

– Впусти. – Властно велел я, привычно отбросив прочь сомнения и страх.

Забрало резко распахнулось, и я увидел внутри вычурный трон. На мягкой обивке темнели пятна крови. Большинство застарелые, но некоторые относительно свежие. Их было много. Внутри шлема-кабины пахло смертью.

Воображение сразу нарисовало мне расположившееся на троне мое же безжизненное тело. Или это был настоящий граф Воронцов? Лицо бледное. Из носа, рта, ушей и даже глаз течет кровь. Щиколотки и запястья обхватывают серебряные обручи. Еще один, словно корона, надет на бессильно висящую голову.

– Барин! – крикнул снизу Прохор. – Заклинаю!

– Заткнись уже. – Строго велел я ему даже не обернувшись. – Я все решил.

– Храни вас Господь, – произнес Прохор и больше не сказал ни слова.

Я же сошел с ладони драгуна и вошел в голову-кабину, после чего решительно опустился на трон и положил руки на ободранные подлокотники. Пальцы коснулись старого лакированного дерева – оно все еще хранило следы чьих-то ногтей.

Биение сердце усилилось. Оно растворило в себе все звуки, даже мое дыхание.

Запястья и щиколотки твердо, но безболезненно обхватили серебряные обручи. Один за другим на них начали разгораться таинственные символы. Как только последний обруч обхватил мой лоб, забрало драгуна опустилось, и вокруг воцарилась абсолютная тьма.

Символы на серебре погасли, и раскаленные иглы боли вонзились в мой мозг. Я до скрежета стиснул зубы, но не сдвинулся с места. Чутье подсказывало мне, что это какая-то проверка. Постепенно боль начала стихать. Закрыв глаза, я усилием воли подавил зарождающуюся панику. Пусть и не сразу, но у меня получилось.

Сердцебиение пришло в норму, дыхание выровнялось. Боль отступила и сменилась совершенно иным чувством. Я ощутил, как сознание покидает тело и, как кровь течет по венам, растекается по доспеху.

Глаза-линзы вспыхнули зеленым светом. Но я смотрел не сквозь них, а ими. Мы с древним драгуном стали единым целым. Наши сердца забились в унисон.

Теперь нас звали – Чернобог.