Текст книги "Земля Забытых Имен"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Да разве я спорю? – пожал плечами воевода, неожиданно ссутулившись. – Вот и выходит, что враз наши полторы тысячи не соберешь. С южных застав еще можно бы людей снять, а с северных – ни в коем разе: немарцы и их наемники такого случая не упустят. И другое, – чуть помедлив, продолжил он тихо, – мы тут себя защищенными мним, а от кого? От разбойников – да, на одних валах кого хочешь остановим. Но все наши укрепления в глухоманье смотрят, а с запада нас только Жита заслоняет.

– Так что же ты хочешь сказать, что надо все бросать и уходить из Крепи? – воскликнул Светша, оглядываясь на боярина.

Вепрь собрался было ответить, но тут дверь открылась, и в горенку вошел незваный гость – Сохирь. Безбородый, с вислыми усами, в зеленом плаще. Стабучане уже давно себя наособицу ставят и всячески выделить себя норовят, каждой черточкой…

– Добра вам, други, – сказал Сохирь с порога и, подойдя к столу, замер, ожидая приглашения сесть.

При его появлении все невольно напряглись.

– Виделись уже сегодня, – промолвил боярин. – Ну и тебе добра, как нам сулишь. С каким делом пришел?

– С каким делом?! – изумился Сохирь, – С вашим, самым насущным, ради которого и затворились вы тут.

– И что же про него ведаешь?

– Да вот и пришел проведать, – крутя ус, ответил стабучанин. – Крепь, хотя твоим именем названа, для всех славиров дело общее, и не к лицу тебе, Булат, от державы что-либо укрывать. Я как-никак князя верный слуга, а светлый князь наш строго спрашивает, все ли ладом в новых его владениях.

Владимир знал, что Могута всеми силами старался не допустить участия в деле подданных Ярополка, и догадывался почему. Однако стабучане, служившие при княжеском дворе, сумели-таки поставить своего одним из вестников.

Вестникам надлежало следить за исполнением работ и тратой средств. Почти все, подобно Сохирю, были выходцами из разных поместий – на том настоял боярский совет. Требование это было вполне разумно, все-таки немалая часть средств шла, по велению князя, от бояр. Но если прочие вестники постоянно навещали стройки, выезжали на заставы (и, кстати, немало помогали, сносясь с поместьями, когда требовалась дополнительная помощь), то Сохирь, скользкий угорь, прочно прописался в Новосельце. Вроде бы вреда от него нет, а все равно неприятно.

– Не обо всем сразу нужно говорить, сперва рассудить надобно, – спокойно сказал боярин. – Сейчас у меня разговор для своих людей.

– Что ж, Булат, не стану навязываться, – вздохнул Сохирь. – Хоть и жаль, что ты не от меня, от всего Нарога скрываешь…

– Скрываю – что?

Догадки догадками, но пока даже о гибели походников не сообщалось. Сохирь мог весь терем, весь город расспросами замучить, но, кроме того, что внезапно, мало не загнав двух коней, вернулся сын Булата, выведать ничего бы не смог.

– Тебе виднее, – ответил стабучанин, отходя к двери. На пороге он посторонился, пропуская Яромира.

– Добро тебе, Нехлад, сын Булата.

– И тебе добро, Сохирь. Неужто и ты зван на совет?

– Нет, не зван. Не доверяет твой отец вестнику светлого князя нарожского…

– Мой отец знает, что делает, поучись и ты у него делать то, что знаешь, – ответил Нехлад, прикрывая за собой дверь.

Некрас, не сдержавшись, фыркнул:

– Хорошо сказал! Не обидно, а занозисто.

– Вошь стабучская, – стиснув кулаки, проворчал Вепрь. – Удружил с ним светлый князь, ничего не скажешь.

– Полно, – остановил его Владимир. – Не о том речь. Ты хоть выспался, Яромир?

– Как мог, – сказал тот, подсаживаясь к столу и потирая красные глаза. – Не до сна. Что вы решили?

– Пока немногое, – ответил Владимир. – Вот, кажется, Вепрю еще есть что сказать.

– Есть, – кивнул воевода. – В Ашете, где эти вурдалаки, или как их там, навайи были сильны, горстка людей отбилась от целого войска. Особенно если бой на реке вспомнить – опытных бойцов всего ничего: Ворна, Торопча да Горибес. Крох, как помню, парень не промах, но ведь молод, то же и Нехлад – уж не сочти за обиду, Булатыч. Лихи – люди не военные, да двое стариков. Девять человек бились с полчищем – и из трех убитых только один воин. Вот это уже вселяет надежду.

– Но там была река, – заметил Некрас. – А вот к слову: если, скажем, воды из Лесной бочонок-другой привезти, не поможет?

– Если воину отрубить руку и принести ее на поле боя, она никого не убьет, – отмахнулся Вепрь. – Дай договорить, – Он положил на стол один из навайских клинков. – Оружие знатное, но, по всему видно, строевое. А навайи, если я правильно понял, строя не ведают?

– Скорее нет, чем да, – ответил Нехлад. – На хитрость способна та, кто их ведет, но сами навайи едва ли понимают, что и зачем делают. Их действия не совершенно бессмысленны, они умеют окружать, отступать… но именно в бою мешаются в толпу.

– Значит, в строю мы их опрокинем, – убежденно сказал Вепрь. – Три ряда ратников в доспехе, со щитами и рогатинами легко удержат толпу. Помнишь, Булат, как с Гезиром, когда орду его спешили? Даже если прорвут первый ряд – отступаем, выдвигаем второй…

– Помню, помню, – кивнул боярин. – Значит, отобьемся, по-твоему?

– Конечно. Страшновато будет, но если рассказать парням, как наши походники в самом краю навайском воевали…

– Это другой страх, – заметил Нехлад. – Бесовка умеет жуть навеять… она сердце леденит.

– Однако же здесь и не Ашет, – возразил Вепрь. – Готовиться, конечно, ко всему нужно… Я так думаю, если вдруг все совсем плохо пойдет, надо держать наготове лошадей и повозки. Хорошо бы часть припасов в Перекрестье отправить, для сохранности. Вот еще с людьми бы придумать…

– Это, кстати, можно, – сказал счетовод, поднимая голову от карт. – Булат, я уже говорил, у нас тут человек триста одиночек, которые не прочь родню проведать. Иные по году дома не были. Многие основную работу уже закончили, те же каменщики. Объяви, что отпускаешь их на побывку, ну и чтобы между делом знакомых да сродников уговаривали в Крепь идти. И еще: работы в городе можно пока приостановить. Главное сделано, теперь надо Перекрестье укрепить и, на него опираясь, за Опорную заставу приниматься. В общем, не меньше тысячи человек можно прямо сейчас из Новосельца удалить… на совсем уж, как воевода говорит, крайний случай.

– А что, толково придумано! – обрадовался Вепрь. – И для дела польза, и разброда в мыслях не будет.

Его поддержал Светша:

– Хуже ничего не сделаем, как если веру пошатнем. Согласен я с воеводой.

Владимир посмотрел на сына:

– А ты как мыслишь?

Яромир помедлил с ответом. Его мучила мысль о предсказаниях Радиши и Даурона, но здесь, в Новосельце, обдумав все без спешки, он понял, что сам и является той опасностью, которая грозит городу.

Как ни туманны побуждения упырицы-бесовки, что-то ей нужно именно от Нехлада. Найгур говорил: когда-то, в прадедовские времена, навайи появлялись в лихских землях. Значит, все-таки способны они пересекать Ашеткуну? С уверенностью сказать нельзя, но из-за странной прихоти своей повелительницы могут и попробовать.

Только как это выразить вслух? Вы оставайтесь под боком у Тьмы, а мне бы скрыться где подальше?

Он обвел взглядом собеседников. Некрас рассматривал карты Кручины и качал головой, поглаживая пальцами отметки рудников и соляных залежей, но Светша и Вепрь, кажется, отлично понимали состояние молодого боярина.

– Я думаю, у Тьмы нет особых причин приходить сюда, – осторожно начал Яромир.

К счастью, отец избавил его от обязанности произносить нужные, но оттого не менее отвратительные слова.

– Знать бы еще, что она собой представляет, Тьма эта. Я думаю, тебе стоит съездить в столицу, поговорить с учеными людьми. Светша по твоим описаниям не смог ничего определенного сказать, но, может, в Книгохранилище отыщется ответ?

– Это разумно, – опустив глаза, произнес Нехлад.

* * *

Вечером следующего дня в Новоселец въехала повозка, запряженная парой каурых кобылок. На передке с вожжами в руках сидел Крох, рядом с ним Радиша. Тинар полулежал, вытянув раненую ногу вдоль повозки. Торопча с Ворной шагали рядом.

Повозка остановилась у боярского терема. Дружинники, как и стражи на городских воротах, узнали походников, шумно поприветствовали Ворну и тут же стали спрашивать:

– Да что же это деется, а? Неужто и правда больше никто не вернется? Что там случилось, в полях?

– Все после, – ответил Ворна, спрыгивая на землю. – Примите лошадей.

К прибывшим вышел Вепрь. Они с Ворной обнялись.

– Прибыл Нехлад?

– Конечно. Все уже рассказал. Булат велел пока языками не чесать. Тут Сохирь вьется, как муха над столом, и вообще, нечего народ зря пугать.

– Ясно, – кивнул Ворна. – Где сейчас Булатыч-то?

– Спит.

– Все еще?

– Да только и прилег! Сам не свой он вернулся, с ног валится, а отдыхать, говорит, невмоготу. Ну пошли ему, Морева,[20]20
  У славиров – богиня смерти (мирной, в отличие от Пагубы), а также счастливых и вещих снов; покровительница гадателей, дарительница тайных знаний.


[Закрыть] добрых снов.

– Лады. Нас-то на постой определишь?

– Куда ж от вас денешься? – усмехнулся Вепрь. – Заходите.

Приехавшие выгрузили небогатый походный скарб. Воевода распорядился, чтобы их провели в трапезную: вскоре и Владимир должен к ужину спуститься, наверняка захочет их рассказы выслушать и сам скажет слово походникам. Ворна же вместе с Вепрем задержались во дворе.

– Что, брат, худо пришлось?

– А то не знаешь.

– Как мыслишь, отбиться можно, если и вправду?.. Ворна посмотрел в глаза старому другу и ответил:

– Отчего нет? Лишь бы эта бесовка ничего нового не удумала…

* * *

Следующее утро Тинар встретил со смешанными чувствами. Скорбь по погибшим сородичам, особенно боль потери Найгура, который был учителем молодого лиха, как-то постыдно быстро отступила перед новыми впечатлениями. Никуда не делась, но почему-то позволяла и радоваться жизни, и с любопытством смотреть по сторонам.

А посмотреть было на что. Тинар, как и все ловчие, давно общался со славирами, но в Новосельце не был никогда. По его мнению, город был устрашающе большим и многолюдным, но вместе с тем – красивым и богатым.

Даже в тереме, по уверениям славиров более чем скромном, он едва не заплутал с непривычки. Хорошо, наткнулся на Кроха, который позвал его завтракать:

– Заспались мы сегодня, друг, ну да ничего, в поварне люди добрые, голодать не оставят. Чего ни на есть, раздобудем.

«Что ни на есть» оказалось обычной кашей с ягодами, на которую Крох только вздохнул, а Тинар набросился, словно сутки не евши. Каша – не лихское кушанье, поскольку лихи злаков не растят, а Тинар это славирское блюдо полюбил до умопомрачения.

Когда поели, он спросил у Кроха:

– А ты теперь что делать будешь?

– Наш отряд сейчас в дозор вышел, в глухоманье. Придется ждать. Ну а пока я Нехладу служу, хотя поход уже и кончился… вроде бы. Там видно будет. Может, Нехлад пожелает меня в ближники взять – так я с радостью.

– В ближники – это как?

Крох изогнул бровь, словно затрудняясь толковать столь очевидные вещи.

– Ну ближник – это товарищ боярский или, скажем, княжеский. Считай, как дружина личная, только числом малая. Нехлад пока только по названию боярин, но пора бы уж ему и своим умом жить да служить. Даст ему отец дело – вот ближники и понадобятся.

– Понятно. А это лучше, чем в обычной дружине?

– Кому как, – пожал плечами Крох. – Раз на раз не приходится. Только мне Нехлад по душе, мыслю, он далеко пойдет…

– Куда пойдет? Крох улыбнулся:

– Это значит – многого добьется.

Тинар уже открыл было рот, чтобы спросить, а не может ли быть так, чтобы, скажем, в ближниках у славирского боярина оказался, предположим, какой-нибудь лих, но вовремя прикусил язык: что на него нашло? Вообще-то он ловчий! А тут еще и Крох вдруг опустил плечи, говоря:

– Хотя куда это я разбежался? Сам не пойму. В ближники захотел – а это, друг, непросто, это еще заслужить надобно.

Тинар понимающе кивнул, про себя уже думая: и ладно, зачем мечтать перепрыгнуть через облако? Ловчий тоже человек знатный. Особенно теперь, когда славиры постоянно покупают диких лошадей, ловчий тоже «далеко пойдет»… Хотя как будто и жаль. Тинар не мог подобрать нужных слов, но было в этом Нехладе что-то такое… из-за чего хотелось быть рядом, когда он «далеко идет».

– Ладно, пойду я, – сказал Крох, поднимаясь из-за стола. – Нужно к кузнецу зайти, шлем в починку отдать. Испоганили проклятые вурдалаки шлем. Хочешь, пойдем со мной? – предложил он. – Город покажу.

Дважды предлагать не потребовалось.

Шли медленно – Тинар опирался на клюку, которую ему еще в Карасевке дали, да постоянно глазел по сторонам. А Крох никуда и не торопился, кажется, ему было в удовольствие давать пояснения.

– Это Плотницкий дом, здесь артельщики останавливаются… артель – это, ну дружина работников. Только Плотницкий дом нынче пустует: все артели, что по зимнику прибыли, давно уже по селам дома рубят, тут засиживаться некогда. Говорят, когда вдоволь домов настроено будет и артельщики обратно в Нарог потянутся, в этом доме постоялый двор разместят. А это пекарня – чуешь? Хочешь, зайдем, по прянику купим. А вон там уже и кузница… Можно бы и в нашу, дружинную, да парни баяли, новый кузнец какой-то прибыл, дюже хороший – охота посмотреть. Потом вот еще куда завернуть можно будет – оружейная лавка, вишь? Тут торговец хороший, да, впрочем. Булат на этот счет строг: кто хоть раз товар негодный привезет, тот больше Крепи не увидит… А если дома тебя девка ждет красная – так ты вон туда заверни, в ту лавочку. Подберешь ей платок цатровый,[21]21
  Из козьего пуха.


[Закрыть] или лучше браный[22]22
  Узорчатый.


[Закрыть] – вмиг ее сердце покоришь!

– Да у меня денег нету, – сознался Тинар, часто смаргивая – у него в глазах пестрело от городского изобилия. – И обменять нечего. Разве нож, да славира ножом удивишь ли?

– Как нету? Владимир без рубля никогда не оставит! За службу и одарит, и деньгу какую непременно даст.

– Нет, Крох, у нас другой был уговор. Найгур сразу говорил: мы не наемники, Владимиру от чистого сердца поможем, без всякой платы. Мне слово Найгура нарушать не с руки.

– Бона как… Постой, да и вчера же Владимир говорил нам всем: что душе угодно, просите, коли возможно, мол, исполню. Ну не деньгу, так вот сразу платочек для милой и попроси:

– И так не годится. Мы обещали. Ничего, схожу в степь, пригоню десяток кобылиц – не один платок возьму! Никуда¹ от меня платки не денутся. Да и дарить-то, если честно, некому. Смотрела одна на меня, да глаза отвела…

– Ну и дура! Ничего, не на ней же свет клином сошелся. С боярина, значит, награды не возьмешь… Ладно, пошли в кузню.

Когда вышли от кузнеца, Тинар не удержал в душе, поделился впечатлениями от города. Крох только засмеялся, но не обидно:

– Это еще что! У нас в посаде[23]23
  У славиров – часть города или селение при поместье, где знатный человек поселяет нарочно приглашенных людей, как правило – мастеровых.


[Закрыть] иного добра поболее будет, одних ткачей-красильщиков больше дюжины, кузнецов – целых пять! Наш товар в городах нарожских на хорошем счету. Хотя, правду молвить, в столицу-то мы ничего не возим, на тамошних рынках все больше стабучанские вещицы…

Тут вдруг Тинара окликнули по имени. Он оглянулся, не сразу разглядев молодого сородича, ехавшего по улице одвуконь, причем в поводу у него бежал знакомый вороной рысак. Как и Тинар, он был одет в кожаную безрукавку, и в точно такую же косицу, перевитую тонкой красной ленточкой, были заплетены у него волосы за левым виском – в общем, он тоже был ловчим и кайтуром,[24]24
  Кайтуры – одно из лихских племен, живущих на равнине.


[Закрыть] только из другого рода.

– Лаутар? – удивился Тинар. – Как ты здесь оказался?

– Обыкновенно, – усмехнулся тот, покидая седло. – Как у добрых кайтуров и принято. Вот, коня боярского привел. Как мне до терема-то добраться? А то воин на воротах объяснял, да невнятно, я уж не стал переспрашивать, – старательно и безуспешно делая вид, будто ничуть не заблудился, сказал Лаутар.

– Сейчас покажем, – пообещал Тинар, познакомил Кроха с соплеменником и спросил по-славирски: – Проводим его до терема? Он дороги не знает.

– Отчего ж не проводить? Айда…

Однако Лаутар, поглядев на клюку Тинара, вздохнул:

– А может, вы сами отдадите? Я и так задержался в пути, поспешить бы надо… а то без меня уйдут, догоняй потом.

– Что?

Крох по-лихски почти ничего не знал, кроме «здравствуй», «до свидания», «спасибо» и «ну я тебе покажу, гадина брыкливая» (с лошадьми ловчие лихи обходятся ласково, но на словах порой куда как грозны), поэтому не понял ничего из короткого разговора двух соплеменников. Только видел, как мрачнеет лицо Тинара. Наконец Лаутар вскочил в седло и поскакал к воротам, а тот стоял, глядя ему вслед невидящими глазами и бездумно наматывая на руку поводья Уголька.

– Ты чего, друг? – не выдержал Крох. – Он что тебе сказал? Что, умер кто?

Тинар взметнул на него взгляд, полный боли.

– Многие умерли, Крох! Забыл? – Он отвернулся, потом все же проговорил, вполне осознавая, насколько жестокие слова сорвались с его губ: – Не сердись, друг. Просто плохо все… Кайтуры на юг откочевывают, поближе к Войтар. Жрецы обеспокоены… Кое-кто из старейшин говорит: все из-за славиров… Лаутар сказал, мне из-за этого пока и возвращаться не стоит. Ну из-за того, что я с вами. Нет, ты не думай, так не все говорят! Но…

Ладонь Кроха легла ему на плечо.

– Понимаю, друг. Скверно все это… Однако пошли в терем. И Уголька отведем, и, главное, надо бы Владимиру этакие вести передать.

– Да, пошли, – не глядя на него, сказал Тинар и зашагал вперед, тяжело ступая на разболевшуюся вдруг ногу.

Глава 6

За прошлый год Крепь обросла целой сетью дорог и тропинок, связавших лихские поселения и славирские новостройки. Все они сливались с Новоторной дорогой, которая вилась по Согре до самого Нарога – до более близких Порога и Стабучи, до родной Сурочи. На ней и стояла деревня, прозывавшаяся Перекрестьем, уже сейчас состоящая наполовину из постоялых дворов. Это было крайнее поселение Крепи в восточном направлении.

Уже на следующий день туда устремился поток повозок. Люди ехали с улыбками: никому не пришло в голову связать этот переход с загадочной бедой, приключившейся в Ашете с отрядом Яромира. Только оставшиеся в городе встревожились, заметив, что дружинники развозят по опустевшим строениям бочки со смолой и маслом, охапки сена. Это Вепрь предложил подготовиться даже на тот случай, если и стены не удержат навайев. Тогда дружина, прикрывая отступление мирных людей, могла поджечь за собой Новоселец, чтобы сдержать, а то и уничтожить в пламени орды нечисти.

Однако и здесь удалось избежать брожения в умах. Все приготовления велись спокойно, без утайки, но и без нарочитости. Владимир и его ближники сумели рассказать народу о возможной опасности так, что люди только одобрительно качали головами: молодец, мол, наш боярин – ко всему готов, хотя и так ясно, что славная дружина с любым неприятелем справится.

В тот же день и Нехлад отправился в путь.

Он простился с отцом, стоя на крепостной стене и оглядывая облака в светлеющем небе.

– Не похоже на то? – спросил его Булат.

– Нет, там иное было, хмарь непроглядная. А тут обычные облака… Но все равно неспокойно.

– Сны?

– Да. Только невнятные. Проснусь – ничего толком вспомнить не могу. Просто на сердце тревожно.

– Ну это ты брось, сын. За нас не тревожься. Я вообще не верю, что упырица придет сюда. Лучше думай о том, как поскорее до столицы добраться. Не передумал Перекрестье обходить?

– Нет. Помнишь, говорили, что если она и попробует меня достать, то скорее в Крепи, чем в Согре. А между Новосельцем и Перекрестьем сейчас столько народу безоружного…

Владимиру не хотелось, чтобы сын даже лишний час задерживался вблизи от Ашета, однако не мог не признать его правоты.

– Делай, как считаешь нужным. Ворна сказал, что твоим поведением в Ашете он доволен. Если не пустишь в сердце лень – научишься людей водить, – добавил Владимир с улыбкой, надеясь подбодрить сына.

Вскоре Нехлад вернулся во двор терема. Здесь его поджидали спутники: трое воинов, прошедших с ним Ашет, и еще семеро дружинников – Владимир настоял, чтобы сын с полным десятком шел. Радиша еще раньше уехал с обозом. Нехлада звездочет оставлял неохотно, но вынужден был согласиться, что в его годы путешествовать на телеге сподручнее, чем в седле. О том, чтобы ему остаться в Новосельце, и речи не было: негоже Тьму дразнить.

– Все готовы? – спросил Яромир, садясь на Уголька. «Стоп, с каких это пор в десятке по одиннадцати человек ходит?» – Тинар! Ты что здесь делаешь?

– С тобой поеду… коли не прогонишь, – сообщил молодой лих.

Нехлад подъехал поближе и тихо сказал:

– За то, что с нами остался, – спасибо, только зря ты так. Ну куда с раненой ногой…

– Она уже не болит! – быстро ответил Тинар. – И потом, я ведь лих! Я и без ног усидел бы.

Ладно, что с ним теперь сделаешь? Нехлад поджал губы и залихватски свистнул, махнув рукой. Отряд поскакал к настежь распахнутым городским воротам, смотрящим на восток.

* * *

К вечеру облик Крепи стал меняться. Земля бугрилась, все чаще попадались перелески – предвестники глухоманья Согры. Нехлад уже склонялся к мысли, что осторожность его была излишней: ничто не тревожило путников. Однако теперь следовало исполнять задуманное до конца и только завтра, оставив Перекрестье за спиной, выворачивать на Новоторную дорогу.

Ночь встретили у подножия поросшего вереском холма. Нехлад привычно назначил дозоры, но Ворна вдруг решил вмешаться:

– Что-то ты совсем смурной нынче. Отоспись хоть одну ночь, а я за тебя отстою.

Нехлад не стал возражать. Сны все больше утомляли своей неразборчивостью, и в последнее время ему правда не удавалось толком отдохнуть. Он кивнул, завернулся в плащ и мгновенно забылся.

А когда через час или два проснулся в поту, сон словно стал явью.

Там был Ашет. Горы, которые Нехлад уже никогда не сможет забыть, увенчанный двумя пиками перевал угадывался даже издалека. А вокруг кипела битва. Жители Хрустального города в стальных нагрудниках и коротких туниках, под предводительством златокудрого гиганта, бились с полчищами пришельцев – коренастых, рыжих, облаченных в кожаные доспехи с медными бляхами и островерхие шлемы.

А здесь была Крепь и все тот же холм… Нет, не холм. Могильный курган, сточенный временем, такой же, как тот, у Монгеруде. И те же пришельцы – медное оружие, уже знакомые шлемы…

* * *

Как проникли они сюда, в самое сердце великой державы? Равнина для них священна, здесь стоят только храмы Семи Тайн. Так неужели жрецы их под видом паломников осмелились – и сумели! – провести воинов?

Кто-то проявил большую щедрость и красноречие, сумев склонить жрецов к такому шагу. Но они еще поплатятся! Неблагодарные твари, укусившие руку, кормящую их…

Уже сейчас в исходе битвы не могло быть сомнений. Великий воин, с ног до головы покрытый кровью врагов, подъехал к царю и воскликнул:

– Во имя богов, достойно ли лишать славы кого-то из наших воинов? Прошу тебя, дай знак – и запасной полк устремится к храму предателей. Они будут сломлены, если поймут, что храм уже в наших руках.

Царь не снизошел до ответа, только кивнул. Великий воин подозвал к себе гонца.

Солнце перевалило за полдень. Предатели еще держались. Пожертвовав отрядом, они отошли, восстановив первый ряд копейщиков, потом им удалось закрепиться на холме. И все же защитники Хрустального города теснили их к храму, уже заметному на горизонте.

Медное оружие против стального, простейшая линия бойцов против двойного атакующего клина, непрестанно брызжущего дротиками. Простые смертные против богоравных витязей…

Над храмовыми постройками заклубился дым. Вопль отчаяния пронесся над рядами предателей. Теперь они знают, что им негде укрыться и перевести дух, теперь даже магия жрецов не защитит их от гнева великого народа. Страх, трепет, паника…

Златокудрый герой воздел копье и крикнул:

– Смерть предателям!

– Смерть! – подхватили бойцы.

Отступление стало бегством. Теряя оружие, мчались подлые дикари мимо пылающего храма.

Золотоволосый пришпорил коня, заменяя копье на длинный легкий меч. Теперь нужно только преследовать и рубить.

Но что это? Он обогнул храм и увидел, как вновь сбивается плотная масса дикарей. Неужели они и теперь готовы дать отпор?

– Семин-таин варра! – донесся чей-то хриплый призыв, тотчас подхваченный остальными дикарями.

Один удар – и с ними будет покончено. Ведь это даже не войско, только остатки орды, их теперь значительно меньше, чем защитников Хрустального города… Должно быть меньше…

Стены храма рухнули за спиной великого воина, и в гудении пламени ему послышался торжествующий рев неведомого чудовища. Что-то непонятное и невозможное творилось вокруг. Дым застлал небеса, спустилась тьма, и поверженные враги опять были в строю. Натиск конников разбился о внезапно выросшую стену копий, и вот волна уже катится в другую сторону.

Разгром. Бегство. Жестокая схватка у опрокинувшейся колесницы царя – золотоволосый бился там по колено в крови, был ранен, но вырвал у судьбы лишнюю минуту, и правителя успели поднять на ноги, посадить в седло.

– В город, в город! Там спасение!

Действительно, стены города оказались не по зубам дикарскому племени. Магия, поднявшая на бой мертвецов, была развеяна, отчаянный штурм – отбит почти без потерь. Мятежный союз трех из пяти племен семин-таин перестал существовать. Однако о спасении думать уже не приходилось.

С юга подходила новая орда – воины оставшихся племен. Колдовская пелена сомкнулась над великим городом, ибо теперь с дикарями шел тот, кого воистину нельзя было назвать иначе как предателем.

Содрогнулась земля, и скалы на северо-западе долины рухнули. Изменила русло питавшая Хрустальный река, на глазах потрясенных горожан иссяк целительный источник. А когда клубы пыли рассеялись, стало видно, что из обнажившихся пещер – а может быть, из самих скал – выходят новые враги. Не дикари. Не люди. «Навайи!» – узнал Нехлад.

Однако несчастные, которых он видел во сне, еще не знали этого слова. Они просто смотрели в оцепенении на медленно приближающуюся нежить, а уши терзал нестерпимый медный гром из-под самых ворот – дикари, славя своего предводителя, звенели оружием…

* * *

То же облачение, тот же тип лица, только трудно понять – рыжие у них волосы или окрашены отсветами костра. Вокруг была ночь над тихой, сонной Крепью, а в ночи – продолжения сна, обрывки нестерпимо ярких видений.

– Вставай, боярин! – кричал Ворна.

Тело проснулось быстрее разума, и Нехлад понял, что уже не спит, только когда зазвенели мечи и он обнаружил, что и сам рубится с незнакомцами. Испуганно ржали кони.

Врагов было немного, однако сталь не наносила им вреда. Да, ведь и во сне только магией удалось остановить их. Но какой? Это ускользнуло из памяти.

Чей-то стон, свист Тинарова кнута, стальной гром в ночи, удаляющийся стук копыт, а вот за плечом уже чувствуется пустота, исчезло чье-то присутствие…

– Это не навайи! – прокричал Ворна.

– Откуда они взялись? – тут же взвился крик, а чей – понять не удалось – так искажен был голос от страха. – Они не умирают!

– Держаться! – Ворна пнул костер, забросав противника горящими углями. Те отшатнулись. – Огонь остановит их!

Окрыленные надеждой, славиры запалили хворост, однако не обратили врага вспять. Прогорело гудящее пламя, и мертвецы в изрубленных доспехах навалились вновь.

Неужели вот так все и кончится? Страх сковывал члены. Спасения нет…

– Семин-таин… – прошептали губы.

Народ Семи Тайн. Что за бред? Какой смысл в этом созвучии? Отчего давно умершие дикари – и, собственно, почему же дикари-то? – тысячи лет мирно спавшие в своих курганах, к которым без боязни приближались осторожные лихи, вдруг напали на путников?

Однако голос Нехлада, как ни тихо прозвучал, достиг слуха мертвецов. Натиск на мгновение ослаб.

– Данаила! – не отдавая себе отчета, что и зачем делает, воскликнул Нехлад. Он только чувствовал, что для неживых воинов прошлое не утрачено безвозвратно, они по-прежнему связаны с той роковой эпохой. – Семь Тайн! Во имя Данаилы и Огнерукого!

И пришел ответ – не в слова облеченный, а словно написанный холодом на полотне зловещего полночного ветра, что воет в сухих ветвях. Скрежещущий шепот, неуловимый для ушей, раздался внутри головы, словно царапая мозг:

– Он знает… враг… ВРАГ!

И что-то изменилось. Белесые глаза мертвецов наполнились смертельной яростью, из глоток вырвался пронзительный вой, умножилась сила ударов. Славиры дрогнули. Нельзя было устоять перед таким напором! Только Ворна, могучий и упрямый, не желал сдаваться. Не отступив и на шаг, он остался наедине с тремя противниками, тотчас окружившими его. Не думая ни о чем, Нехлад бросился ему на выручку, вонзил клинок в спину ближайшему мертвецу…

И тот упал.

А Ворна, не иначе воинским чутьем ощутивший подмогу, сосредоточился на двух других неприятелях. Обманным движением заставил одного из них открыться, поразил в живот и, скользнув, как по льду, очутился перед вторым, оглушил его могучим ударом и рассек от ключицы.

– Рази их!

…Бой кончился быстро. Мертвые семин-таин отступили, скрылись в клубящейся тьме, что заполняла прореху в склоне холма. Но тяжкой была цена победы. Двое бойцов были тяжело ранены, трое – убиты. Среди них потеряли славиры и Кроха. Это он с самого начала бился плечом к плечу с Нехладом – и первым принял смерть. Однако ни одной раны на его теле не было. Настоящие раны нападавшие стали наносить лишь тогда, когда и сами стати уязвимы.

– Мороки, – понял Нехлад. – Мы сражались с призраками!

– С кем и как – потом обсудим, – отрезал Ворна, перетягивая ремнем рану на бедре. – А сейчас давайте-ка уберемся отсюда подальше.

Они перевязали раненых и устроили их на рысаках, мертвых положили поперек седел.

– На Перекрестье? – спросил Ворна голосом, подразумевающим, что ответ и так известен.

– Конечно, – кивнул Нехлад. – Нельзя же бросать раненых.

О том, что обходить селение теперь нет смысла, и говорить не понадобилось. За Житу навайи не прошли – другая напасть отыскалась, страшная, лютая… А все же это не навайи. «Дикари-предатели», по крайней мере, немногочисленны.

И уж во всяком случае, вокруг Перекрестья их могильных курганов точно нет.

– Я видел, как один из них ударил тебя в плечо, Нехлад, – сказал Тинар. – Но ты как будто не заметил…

– Кто замечал – верил, что сражен, – сказал Торопча. – А тебя, Ворна, раз двадцать достали – как ты не обратил внимания?

Нехладов дядька только рукой махнул:

– Кого там не обратил… Боль была настоящая. Только нужно что-то посерьезнее, чтобы Ворна отступил! Я вот одного не пойму: отчего они вдруг во плоть облеклись? Что ты им такого сказал, Нехлад?

– Наугад крикнул. Видел во сне, как они в свое время на Хрустальный напали. Не знаю почему, но все, что с этим городом связано, для них ненавистно…

– Почему же они в Ашете себя не проявили? – удивился Торопча.

Вопрос повис в воздухе. Яромиру казалось, что отгадка где-то рядом, однако думать мешала невыносимая тоска. Решение идти в обход Перекрестья казалось единственно верным – конечно, кто мог знать, что Тьма столь щедра на выдумку? Однако незнание не спасало от ответственности. Именно решение Нехлада привело к новым жертвам. Не потому, что он плох как предводитель, а просто потому, что Тьма сильнее…