Текст книги "Земля Забытых Имен"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Но доехал только до корчмы в Перекрестье, – добавил Торопча. – И хорошо, потому что там мы его и нашли. Но Радиша даже ради Тинара уста не отверз.

И снова звездочет как будто не заметил намека.

– А ты-то, Буевит, почему здесь? Как же город оставил?

– Слава Весьероду, есть люди, на которых я могу положиться, – ответил стабучанин. – Если тебе это любопытно, так в Новосельце сейчас тишь да гладь. Оказалось, крепко Белгаст своих напугал вместе с этой упырицей. Как сгинула вся нечисть – у ливейцев точно пелена с глаз упала. Никаких уже споров-раздоров и в помине нет. Так что мне там сейчас делать особенно нечего. И сам бы не усидел, а тут объявились твои ближники, как раз на следующее утро. Велел я приготовить сменных коней для всех разом. Звездочет сказал, что встреча с тобой произойдет на берегу Езгаута, – и вот, гляди-ка ты, прав оказался.

– Звезды открыли мне это, – промолвил Радиша и невесело усмехнулся своим мыслям: – Я все же не такой уж и плохой звездочет… Я шел сюда, чтобы кое-что рассказать тебе, Нехлад. Не знаю, поможет ли это, имеет ли хоть какое-то значение, но я должен рассказать. Ты знаешь, Нехлад, как я очутился в сурочском имении?

– Сколько себя помню, ты у нас жил.

– Верно. А прежде жил в Хараже, где искал знаний, недоступных на родине. Древлевед учил меня – и под его руководством я стал великим прорицателем. Меня облагодетельствовал сам правитель Хаража. Жизнь текла, как песня… А потом все рухнуло. Древлевед уехал, а я остался одинок и… пуст. Будущее стало мне неинтересно. Люди, просившие совета и помощи, опротивели. Их личные тайны и страстишки, которым предстояло обернуться в грядущем большими переменами в судьбе, вызывали не восторг исследователя, а тошноту. Я вернулся в Нарог, но не хотел видеть прежних своих знакомых, а потому остановился в первом же поместье, каковым и оказалась Сурочь.

– Радиша, об этом ты не обязан рассказывать. Что было…

– Не сердись за неспешный рассказ. Я хочу, чтобы ты понял меня прежде, чем разгневаешься. В Сурочи я жил незаметно. Лишь совсем недавно, когда Булат попросил сказать, сулят ли звезды удачу в заселении Безымянных Земель, я заставил себя вспомнить былое. И осознал, что всю жизнь жаждал славы, а мысли о помощи людям только тешили мое самолюбие. Вот что занимало меня в те дни! Вот почему я не сразу припомнил тот день в Хараже, когда Древлевед меня покинул.

– Продолжай, – сказал Яромир, видя, как трудно звездочету произнести то главное, ради чего он бросился очертя голову в Ашет.

– Вернее, в ту ночь, – поправился Радиша. – Мой наставник привел ко мне гостью. Странную девушку, красивую, но в неопрятном платье, по которому нельзя было угадать, какого она рода и сословия. Она отказалась от вина и ужина и просила поторопиться, ей было неуютно у меня в доме. Древлевед хотел услышать некое предсказание…

– И ты предсказал им меня, – догадался Нехлад. – Иллиат говорила, что я был предсказан.

– Да.

Ошеломленные спутники молчали. Яромир поднялся и взъерошил волосы.

– Так, значит, это тебя надо благодарить за все, что случилось? За гибель отца и других сурочцев, за наступление Тьмы?

– Клянусь, об этом я ничего не знал! – воскликнул Радиша. – Предсказание гласило, что в определенном году появится человек, который найдет Хрустальный город. Он будет способен к магии, силен духом и наделен благородным сердцем. Судьба этого человека, предрек я, будет связана с судьбой Древлеведа и его спутницы, а также с судьбой великой целительницы из Стабучи. Понимаешь, Нехлад? Когда я покидал Нарог, Милорады еще и в помине не было, а когда поселился в Сурочи, был слишком безразличен ко всему. Я вспомнил о предсказании только перед походом в Безымянные Земли. А осознал еще позже. Впрочем, – добавил он, опуская голову, – я не оправдываюсь. Только повстречав в Верхотуре рядом с тобой Древлеведа, я вспомнил, что он куда больше спрашивал про нее…

– Он спрашивал про Незабудку? – переспросил Яромир. – С самого начала, в Хараже… О боги!

– Я надеюсь, ты простишь меня, Нехлад. Тогда, в Верхотуре, мне следовало быть решительней. Но, увидев Древлеведа, я испугался… Теперь, наслушавшись о том, что творилось в Новосельце, я понимаю, чем объяснялся мой талант. Прежде я этого знать не мог, но чувствовал, что никогда не был хорошим звездочетом. Древлевед просто осуществил мою мечту о славе. Увидев его после стольких лет, я испугался. Впрочем, я не пытаюсь оправдаться. Вот я и рассказал, – добавил он, помолчав. – Триста с лишним верст отмахал и рассказал. Теперь суди, Яромир, стоило ли оно того.

– Твои слова многое подтверждают из того, что я знал или о чем догадывался, – сказал Нехлад. – Человек, который найдет Хрустальный город, для Древлеведа с самого начала был всего лишь ступенью к Незабудке. И – поручительством того, что Иллиат не станет препятствовать его замыслам.

– Выходит, не слишком я тебе помог, – опустил голову Радиша.

– Зато тебе больше не в чем упрекать себя, – сказал ему Тинар. – Это уже немало, разве нет?

– Но и не так много, – сказал звездочет. – Я пойду с тобой в Хрустальный город, Нехлад. Вместе со всеми.

Яромир не стал возражать.

– Тогда отдохнем, пока есть время, – сказал он и откинулся на расстеленный плащ.

Глава 7

Он резко сел. Не было крови на песке, не было вокруг никого, только Незабудка стояла подле него на коленях.

– Что-то случилось? – спросил он. Девушка покачала головой.

– Почему ты избегаешь меня? – тихо спросила она. Нехлад давно и не без опасения ждал такого разговора.

Проглотил вертевшуюся на языке бессмыслицу вроде «ну что ты такое говоришь» и ответил:

– Прости, иначе нельзя.

– Почему? Ты скажи все как есть, не могу я больше молчком.

И с уст его сорвалось:

– Я люблю тебя, Незабудка. Люблю с первой встречи. Люблю искренне и глубоко, и мне все равно, что нет никакой надежды. Что бы ни случилось, чем бы все ни закончилось – мое сердце с тобой. Да только не могу я давать ему воли. Прости, что мучаю, но если я ослабею, поддавшись чувствам, и погублю тебя…

Она склонилась над ним, и теплые шелковистые пальцы легли ему на губы.

– Не надо, я все понимаю. Я люблю тебя, Нехлад, без условий и без обещаний.

В их долгом поцелуе было поровну нежности и печали…

Короткий светлый сон – странный и неуместный. Даже если путь через навь в Хрустальный город завершится успешно, а это крайне сомнительно, даже если все благополучно переживут встречу с Древлеведом, а это вызывало еще большие сомнения, вряд ли останется надежда на счастье с Незабудкой. Какое уж счастье, когда на совести – смерть людей?

О нет, никто не обвинит обманутого человека! Кроме него самого. Нехлад понимал: столь слепо довериться Древлеведу он мог лишь в том случае, если его поучения были в глубине души близки ему.

Нет-нет, он, честный славир, вполне искренне возмущался, когда маг с легкостью разрушал его представления о жизни, о чести, о совести! И все-таки с поучениями Древлеведа было как-то… спокойнее, что ли? Ведь мир становится таким простым, когда перестаешь о нем думать, и ты всегда спокоен, если никого не пускаешь в сердце…

Он открыл глаза. Сна не было. Близился рассвет.

Спутники Нехлада крепко спали. Ночью они предали земле павших, понимая, что утром времени на это не останется. Яромир поглядел на их лица.

Торопча был спокоен, Тинар чему-то даже улыбался. Раненый Свияд, который конечно же завтра последует за своим боярином, сосредоточен. Буевит – хмур, а все же не оставляло впечатление, что во сне черты его сделались неожиданно мягкими.

А Радиша спал беспокойно, он явно был расстроен тем, что не сумел помочь. Звездочет не знал, что его рассказ навел Яромира еще на одну мысль.

С самого начала Древлеведу проще было поступить с Нехладом именно так, как он поступил под конец. Запереть где-нибудь, нож к горлу приставить, чтобы Иллиат и не думала своевольничать. В общем-то кто поручится, что в Верхотуре, когда стабучане стараниями Сохиря подвели Нехлада под княжеский суд, это не было воплощением замысла мага? Ведь Древлевед, подбираясь к Незабудке, явно делал ставку на стабучан.

Однако, встретившись с Нехладом, Древлевед изменил свои намерения. Решил сделать из него мага.

Яромир видел два объяснения столь резкой перемены. Либо настойчивость Иллиат заставила мага подстраховаться и дать Нехладу возможность самому защититься от демоницы, либо…

Либо Древлевед увидел в Нехладе нечто необычное. Особенное. Способность стать магом – не просто «средней руки», а великим.

Путь ученика получился короток и тернист, он не раз оступался, хотя и учился, по словам Древлеведа, очень быстро. Настал миг, когда маг разочаровался в Нехладе. Но не поспешил ли он?

Молодой боярин обнажил волшебный меч. Создание такой вещи – не знак ли, что путь не закрыт? Не доказательство ли того, что Нехлад способен еще на многое?

Навь манила, и он не стал сдерживаться. Да и зачем бы? Все равно нужно проверить, не ошибся ли он, оценив скорость, с которой двигался Древлевед.

Не ошибся. Пятно тьмы уже было в виду знакомых пиков Двух Судеб. До Хрустального города ему оставалось часа четыре пути. Дух Нехлада скользнул над руинами.

Должно быть, где-то в глубине нави еще можно увидеть отпечатки и услышать отголоски происходивших здесь событий, можно отыскать их, впитать – и увидеть все как будто своими глазами. Древлевед не рассказывал о таких возможностях, но сейчас Нехлад был твердо уверен, что сумел бы, будь у него время и желание. Навь покорна и послушна…

Вот Башня Слез. Можно нырнуть в навь и встретиться с Данаилой – в первый раз не во сне. Но что они скажут друг другу? Если Нехлад предупредит царевну о том, что Незабудка, быть может, способна освободить души, – что это изменит? Вне Башни от Данаилы ничего не зависит.

Нет, это все не то, это все постороннее. Нужно подумать о том, как остановить Древлеведа. Призвать рабов нави с самых отдаленных граней и дать им обличья… Да, обличья первых спутников Нехлада по Ашету. Он чувствовал, что на сей раз сумеет сделать их более совершенными. Хорошо бы еще создать что-то вроде серой стены – но из чего?

Впрочем… преданность Свияда и Торопчи, смысл жизни которых – защитить своих бояр, сгодятся на создание мощного щита, потерянность и боль Тинара превратятся в ловушку, а гнев Буевита и страх Радиши – под страхом должна крыться ненависть! – станут острием оружия. Нехлад рассмеялся. Мудрая судьба неспроста привела к нему этих людей! Теперь-то Древлевед увидит…

Увидит что? Смех Нехлада прервался, сменившись стоном.

Древлевед увидит человека, который перенял его колдовскую науку.

Науку равнодушия и презрения. И лжи. И лютой зависти.

Не так ли начинался путь Древлеведа? Его первое желание, когда он осознал существование во вселенной не только себя, но и других, было не слепым, как у Иллиат. Он не просто возненавидел их – нет, проникся завистью. Распознал за тем, что Иллиат назвала просто теплом, красоту жизни и безграничность творения – и презрел вместе с первым ударом своего сердца. Если оно у Древлеведа, конечно, было.

И выбрал свой путь. Как некогда злокозненный Укай из лихских преданий, все, чего не имел, Древлевед объявил для себя ничтожным и никчемным. Но то была ложь. И доныне лживо его презрение, хоть сам он едва ли признается себе в этом. Истинна только безбрежная зависть.

Возрадуется же его черное сердце, когда увидит он на руинах Хрустального города своего ученика – свое подобие! Ничтожного и никчемного человека, который возомнил себя богоравным, обретя силу через презрение. Человека, для которого друзья и враги в равной мере – всего лишь орудия…

«Отчего ты боишься мысли о богоравности? – с неожиданной силой вступила в спор та часть Нехлада, которую приводило в восторг даруемое навью всевластие. – Что в ней страшного или кощунственного? Она правдива. Твой бог не помог тебе, даже не попытался. А ты способен сделать то, что ему не под силу. Значит, если отбросить нравственный испуг перед словами, которые принято считать кощунственными, остается признать, что мысль о богоравности – всего лишь правда…»

Это часть Яромира говорила голосом Древлеведа. И его же словами.

Да только нравственный испуг «отбрасывать» нельзя. Ибо тогда вселенная опустеет, останется в ней одно-единственное, безгранично одинокое «я». Которое, естественно, назовет себя богом – но, так же естественно, не будет им. Напротив, станет от него дальше, чем любое другое существо в безграничной и безгранично презираемой вселенной.

И не нужно оправдывать презрение волей судьбы. Не для того привела она к Нехладу спутников, даже Буевита – союзника, который в мирное время легко может стать врагом. Не для того, чтобы можно было подвергать презрению их и использовать как орудие. Потрошить их мечты и чувства.

«Но ведь не ради себя же! – упрямилась неуемная часть Нехлада. – Ведь это ради Незабудки! Ты же любишь ее, хочешь спасти любой ценой…»

– А она хочет ли быть спасенной любой ценой? – спросил себя Яромир.

Однако этот последний довод его почти обрадовал. Хотя бороться с ним было труднее, зато отрадно было сознавать, что уж таких-то слов Древлевед никак не мог произнести.

Разгорался рассвет. Явь сейчас полнилась пением жаворонков. До Нехлада доносились отголоски их песен, и он даже видел их мерцающими высоко над головой розово-золотистыми искорками.

Навь привечала солнце по-своему. Тени, называемые Древлеведом рабами и низшими демонами, взмывали вверх, касались золотых лучей, на миг вспыхивая яркими радужными блестками, и тотчас опускались. Падение их превращалось в парение, потом в спуск по все расширяющемуся кругу, после чего следовал новый подъем.

Прежде ничего подобного Нехладу наблюдать не доводилось, и зрелище ему понравилось. Было что-то успокаивающее в непрерывном движении теней, хотя он не понимал смысла затеянной ими игры.

Нехлад поглядел на своих спутников. Все они видели сны, но он не хотел знать какие. Понимал, что, вполне вероятно, видит кого-то из них в последний раз, а может, и всех. Пусть отдохнут еще немного…

Не зная толком, зачем это делает, он взлетел в поднебесье вместе с обитателями нави. Звон жаворонков, перекатывавшийся с грани на грань, усилился, пронзая сладкой дрожью все существо Нехлада. Вспышка солнечных лучей, когда он их коснулся, не ослепила – облила животворящим теплом. На миг Яромиру показалось, что он видит сверху всю равнину: и Крепь, и вольное Дикотравье, и безлюдный Ашет с ползущим к перевалу пятном тьмы, и даже Эйаткунваут, Лес на Краю Мира… Эйаткунваут!

Как можно было забыть о всаднике на олене, о том, кто разметал воинство Иллиат? Нехладу захотелось обругать себя. О богоравности подумать время нашлось, а вспомнить слова бога – нет. Весьерод же говорил, что владыка Эйаткунваута может оказаться союзником! Правда, он сказал, это не более чем надежда. Ведь Весьерод не знал, кто такой на самом деле владыка Эйаткунваута.

А Нехлад догадывался. Последний сон о Данаиле позволял предположить… Но тот сон удалось вспомнить только в порубе, а после события так закрутились, что у Яромира не было времени хорошенько обдумать его. Теперь-то он был уверен, что Древлевед нарочно заставил его забыть о ночном разговоре с царевной. Чужие сны для него не тайна, а магу не хотелось, чтобы его ученик лишний раз вспоминал о заточенных душах, об отчаянной просьбе о помощи. А может, и даже вероятнее всего, разговор действительно позволял догадаться, кто такой сам Древлевед…

Нехлад устремился на запад, мимо озера Монгеруде, к зеленому морю листвы. Лес был необычен уже тем, что выглядел в нави совершенно обычно, таким его можно было увидеть, наверное, с вершин западной части Безымянного хребта. Ни тени, ни сияния не выдавали происходящего под пышными кронами, ни взор, ни слух, ни чутье не проникали под шапки ветвей. А когда Яромир приблизился, воздух сгустился перед ним, а потом словно мягкая, но прочная ткань, натянувшись, отбросила его назад.

И тогда Нехлад позвал:

– Вельдар! Вельдар! Во имя Данаилы – отзовись!

* * *

Спутники Яромира вскочили, разбуженные его криком. Торопча тут же схватился за лук, Тинар за кнут, а Буевит за меч, все трое встали полукругом спиной к реке, шаря глазами по зарослям.

– Все спокойно, – сказал Свияд. – Я уже не спал, все тихо.

– Что случилось? – спросил Буевит.

– Сурочец кричал во сне. «Вельдар» или как-то так… Буевит склонился над Нехладом, но Радиша остановил его:

– Обожди. Он не спит. Мне доводилось видеть людей, впадавших в подобное состояние, не нужно его будить.

– И бесполезно, – хмуро добавил Торопча. – Мы с Тина-ром тоже насмотрелись. Не то чтобы много, но вдоволь.

Невысказанное опасение стрелка, что забытье, как в последний раз в Новосельце, может продлиться несколько дней, оказалось безосновательным. Вскоре веки Яромира дрогнули, он открыл глаза и сказал:

– Не тревожьтесь, со мной ничего не случилось. И у нас есть надежда. Я… был услышан.

– Ты звал какого-то Вельдара. Кто это? – спросил Торопча.

– Тот, кто уже помог нам однажды.

– Хозяин Ваутвойтар! – сообразил Тинар. – Но разве он может помочь нам здесь? Ведь это Езгаут…

– Теперь, когда Иллиат больше нет, ничто не заградит ему дорогу, – ответил Нехлад. – Жрецы сказали мне ждать…

– Ты говорил, что Древлевед намного опережает нас, – напомнил Свияд. – А теперь советуешь ждать? И что это за жрецы такие, чьи они, можно ли им доверять?

– Я не успел разобраться, – сказал Яромир. – Не успел понять их, но мне показалось, что это жрецы самого Вельдара, Владыки Эйаткунваута. Повелитель благословенных деревьев и душистых трав, мохнатых зверей и вольных птиц, ползучих гадов и вездесущих насекомых, великий и могучий царь жизни и бог леса, ходит, как ветер: нет ему преград, и где ступает нога его, кланяются ветви ему и замирают почтительно младшие дети его, а старшие дети поют хвалу… – Нехлад резко мотнул головой, словно сбрасывая оцепенение. – Так они говорили о Вельдаре. Что это, как не жреческий гимн божеству? Во всяком случае, они нерушимо верят в его доброту и отзывчивость.

Его прервал резкий крик сокола, скользнувшего над верхушками тальника. Подул ветер, ветви качнулись, и из зарослей шагнули люди. На них были одежды из грубо выделанной кожи, на плечах лежали небрежно наброшенные волчьи шкуры, оскаленные пасти болтались за спинами. В руках они держали костяные рогатины. На темных бородатых лицах читалось напряжение.

– Спокойно! – сказал Нехлад, движением руки останавливая Буевита, уже потянувшегося к мечу. – Это они, служители Вельдара. Они не причинят нам вреда.

И вот появился человек верхом на олене. Откуда именно, никто толком не заметил, хотя каждому померещилось что-то свое: то ли из травы поднялся, а может, прямо из дерева, раскрывшегося, словно книга, шагнул или соткался из порывов ветра.

Лесовики склонились перед ним, и Нехлад с ближниками, помедлив, тоже: глубокий взор внушал трепет, хотя в нем не было ни тени угрозы.

– Снова ты? – голосом царственным, хотя напрочь лишенным высокомерия, чистым, как колокольный звон, воскликнул он, глядя Нехладу в лицо. – Но теперь на тебе печать великой силы, и я чувствую, что сердце твое все еще ноет при воспоминании о ледяном дыхании Иллиат. Ты выдержал схватку с ней, поединок, в котором не мог победить, но сумел не проиграть. И ты произносишь давно забытые имена… Скажи, откуда тебе известно, как называли меня много веков назад?

– Правду сказать, до последнего мгновения я боялся ошибиться, – ответил Яромир. – Но позволь, я расскажу все после. Нам нужна твоя помощь, Вельдар из Хрустального города.

Владыка леса нахмурился, и солнечный свет вдруг сделался тусклее, а улегшийся было ветер напомнил о себе печальным холодным вздохом.

– Не напоминай мне о том, чего больше нет, – тоном, не терпящим возражений, приказал повелитель Эйаткунваута. – Я – последний свидетель былого, и воспоминания гнетут меня. Теперь и навеки я – хозяин леса, владыка мира, который создал только сам и только для себя. Если ты еще раз заговоришь о прошлом, я рассержусь.

– Но, Вельдар, ты ошибаешься. Не все еще утрачено безвозвратно!..

* * *

О Хрустальном городе Незабудка знала только понаслышке. Но когда, очнувшись, увидела тонущую в густой утренней тени горную долину, на которой темнели шрамы руин, ни на миг не усомнилась, что попала именно туда.

Девушка поднялась с неудобного ложа, оказавшегося просто плащом, брошенным на землю. Каждое движение давалось с трудом, должно быть, забытье было долгим.

Терн и боярышник глушили зловещий оскал полуразрушенной стены, оставшейся от большого строения. Напротив, шагах в сорока, начинались руины дворца.

Было тихо, словно весь мир затаился в напряженном ожидании.

Неподалеку паслась лошадь, а рядом сидел на камне Древлевед и помешивал что-то в булькающем котелке. Больше вокруг никого не было, однако мысль убежать от зловещего старика Незабудка сразу отбросила. Этот не из тех, кто упустит. Да и куда бежать-то?

– Что ты сделал с остальными? – спросила она нетвердым голосом.

– Я? Решительно ничего. Они мне не нужны.

– Отвечай, иначе… – упрямо сказала Незабудка, не зная, чем закончить.

– Хочешь им помочь? Ну так мне сначала помоги. Не знаю, рассказывал ли тебе Нехлад, что я умею исполнять желания? Воплощать их во всей полноте и совершенстве замысла, на что сами люди неспособны. Помоги мне, а я не останусь в долгу. Я исполню любое твоё желание. Что ни скажешь – все станет по слову твоему.

– Я не верю тебе, – сказала девушка, ловя себя на том, что изо всех сил старается обнаружить в завораживающем голосе старика фальшь, игру. Безуспешно.

– Веришь, – спокойно сказал он.

– А если я пожелаю, чтобы ты умер? Древлевед расхохотался:

– Не пожелаешь! Тобой управляет любовь, а не ненависть. Тебе есть о ком позаботиться, есть кому помочь… кого спасти. И еще у тебя есть время подумать. А я пока, в подтверждение своих добрых намерений, исполню одно твое желание… даром.

– Сначала скажи, что ты имеешь в виду! – потребовала Незабудка.

В одном она была уверена: от этого чудовища получить что-то даром невозможно. Древлевед, легко читая ее сомнение, насмешливо развел руками.

– Твой дар, что же еще? Вернее, твое умение чувствовать людей, их нужды, скорби и боль. Умение предвидеть путь к спасению. Тебе ведь очень неуютно без дара?

– Ты ведь отлично знаешь, что дар изменил мне! Или это ты его отобрал? А теперь вернешь украденное как одолжение?

– Ты не понимаешь, девочка моя. Я ничего у тебя не крал. Я только исполнил желание одного человека, которому твой дар доставлял все большее беспокойство. Догадываешься? Да, речь о твоем отце.

У Незабудки перехватило дыхание.

– Ты лжешь!

– Зачем мне лгать? Ты Ярополка радовала и славу Стабучи приносила лишь до поры. Но измыслить выгодный союз, достойный такой чудо-девицы, оказалось непросто, вот и встревожился Ярополк. Почему, думаешь, он позволил тебе жить в отдалении? Для удобства твоего и людей-просителей? Он не хотел, чтобы ты его нутряную подлость учуяла. Еще возьмешься «исцелять», а без подлости власть у него никак не складывалась…

– Не смей так говорить о нем! – вскрикнула Незабудка, с ужасом чувствуя, что в ее голосе нет убежденности.

– Ты и сама отлично понимаешь, что я говорю правду, девочка моя, – почти что ласково произнес маг. – Только одного еще не поняла. Тебе бы радоваться: когда после того пира он понял, что его желание вдруг сбылось, Ярополка совесть замучила. Значит, была в нем совесть-то еще.

Чувствуя, что не в силах больше сдерживать слезы, Незабудка отвернулась. Да, она давно догадывалась, что стала обузой для отца. Весь мир смотрел на нее как на чудо, а отцу, владыке края, нужнее была завидная невеста. Но думать об этом было настолько неприятно, что Милорада и не думала.

И теперь очевидная истина стала откровением, бившим вдвойне больней.

– Поплачь, поплачь, красавица, – шепнул Древлевед. – Вымой душу. Ты мне чистая нужна…

Жалость со стороны колдуна выглядела насмешкой. Утирая слезы рукавом и жалко всхлипывая, Незабудка бросила:

– Не надо мне дара. Пора учиться жить без него. Не хочу.

– Хочешь, – возразил Древлевед. – Твой дар – часть тебя. Не выколешь же ты себе глаза, если вдруг решишь, что с ними слишком удобно живется? У тебя уже было время понять, что без своего дара ты не стоишь ничего. Даже любви Нехлада.

Незабудка вздрогнула, как от удара.

– Он меня любит.

– Зато ты себя – нет. Ну довольно, ты голодна, поешь. Тебе следует восстановить силы.

– Я не собираюсь помогать тебе. Тебе, кто погубил столько людей!

– Поможешь. Потому что на сей раз я собираюсь кое-кого спасти.

* * *

Ладья скользила плавно, словно по воздуху. Лишь усилившееся бурление воды заставило оглядеться и обнаружить, что берега изменились, и ладья уже не спускается по Ашеткуне, а преодолевает течение Лесной.

Тинар смотрел вокруг с нескрываемым восхищением, Радиша – лишь с более сдержанным. Буевит и Свияд были настороженны, а Торопча спокоен. Он, памятуя, как Вельдар выручил походников весной, верил, что Яромир наконец-то нашел надежного и сильного союзника.

…В отличие от своих спутников Нехлад сразу понял, что произошло, когда на берегу Ваутвойтар зеленоватый свет оленьих рогов заиграл на бортах удивительной ладьи. Она проступила из ниоткуда, словно под светом свечи в темной комнате. Владыка Эйаткунваута провел гостей на свою грань нави.

Здесь на первый взгляд все было в точности как в привычном мире. Нехлад вспомнил слова Данаилы о любви Вельдара ко всему живому. Любовь эта сказалась и здесь: лесной хозяин не стал придумывать ничего нового и противоестественного, воцарившись на своей грани. Его мир был населен не рабами, могучими чудовищами и демоническими прислужниками, а обычными растениями, животными и людьми из какого-то древнего дикарского племени, для которых Вельдар своей невероятной магической силой соединял явь с навью.

Теперь Нехлад сидел рядом с ним на носу ладьи, снова и снова повторяя рассказ о своих сновидениях.

– Кто мог подумать? – сокрушенно приговаривал Вельдар. – Данаила! Ты превзошла богов в способности любить и сострадать! А я, маловер, трусливо избегал даже в мыслях возвращаться к тебе… Быть может, поэтому и не слышал твоего зова все эти века? Века!

Все выслушав, он твердо решил:

– Кем бы он ни был, этот Древлевед, я не допущу его победы. Однажды я потерял Данаилу и лучше погибну в неравной борьбе, чем вновь переживу такую утрату. Быть может, Данаила ошиблась и это все-таки он, мой давний недруг? Локрис пережил самого себя, все его мечты и желания остались в прошлом, но ведь что-то разбудило его душу, когда он принялся сеять в синтанах ненависть к Хрустальному городу. Возможно, он понял то, что я осознал намного позже: время нашего народа прошло, и пора было оставить землю наследникам… Это сейчас, когда земля видела много народов, врывающихся в жизнь и уходящих, норою бесследно, нетрудно догадаться, что судьба народов подобна судьбе людей. А в годы Хрустального города мы были одни, нам не с кем было сравнить свою беспечную жизнь. Весь мир лежал у наших ног – и кто мог думать о смерти? Что ж, Локрис, переживший не одно поколение, оказался прозорливее и, должно быть, увидел возможность воскреснуть духом, возглавив новые племена. А я, не понимая происходящего, просто чувствовал гниль в его душе и потому противился любым его начинаниям. Сейчас понимаю, что был слишком наивен и непоследователен в своих подозрениях, но… я был влюблен и во всем видел только светлую сторону. Локрису не составило труда очернить меня в глазах царя. Если это он теперь носит имя Древлеведа, должно быть, сила его возросла за прошедшие века… Однако и я многому научился! Клянусь, это будет славная битва!

– Успеем ли мы? – волновался Нехлад.

– Должны успеть, – ответил Вельдар. – Мне доступны короткие пути…

Сопровождавшие Вельдара лесовики, которых Яромир называл про себя жрецами, были немногословны. Они выстроились вдоль бортов и лишь изредка обменивались короткими высказываниями на незнакомом языке, звучанием напоминавшем лихскую речь, хотя проскальзывало в некоторых словах явное сходство и с древлетским. Нехлад не без труда, но все же разбирал их смысл, если слушал, положив руку на рукоять своего волшебного меча. В нави звучали не слова, а мысли.

– Пришельцы извне… Истинно, последние времена наступают. Равнина открылась, исчезло… – дальше следовали несколько понятий, которые Нехладу ничего не говорили. – И яблони цвели прежде времени… И сам Владыка чужаков приветил, а того не упомнят и… – Кто не упомнит, тоже было неясно. – Последнее лето наступило, и будет последняя осень, а после будет иное, чего не бывало еще… Вместе с тем мысли лесовиков постоянно были заняты дорогой, и вскоре Яромир понял, что это они – сами, с дозволения или только при некоторой помощи Вельдара – ведут ладью сквозь пространство. По правому борту тянулся знакомый берег, вот-вот должно было показаться место, где весной походники вязали плот, но стоило сморгнуть, и картина изменилась, за спиной зашумели скалистые пороги, которых ладья вроде бы не проплывала.

Вельдар уже давно молчал, погруженный в свои думы. Нехлад отошел к середине ладьи, где уместились лошади.

Тинар стоял подле своего скакуна, тихо поглаживал его по холке и глядел на проплывающий по левому борту Древлетский лес. Яромир ощутил укол вины. Из всех его спутников он единственный очутился здесь, не имея выбора. Если не считать выбором возможность тихо и быстро спиваться в перекрестьинской корчме.

– О чем ты думаешь? – спросил Нехлад.

И вдруг подумал, что, во многом превзойдя магическое искусство, со времени первого странствия по Ашету так и не научился кое-чему важному: разговаривать с людьми, которые шли с ним плечом к плечу. Как трудно было ему весной найти слова для редеющего на глазах отряда, так и теперь он не знал, что сказать Тинару.

– Я байку вспомнил одну, – помедлив, ответил молодой лих. – У тебя, в Олешьеве, слышал. Один сказитель, приглашенный в дружинную избу, поведал про горожанина, который, на старости лет оставив дела, вышел за околицу и удивленно воскликнул, глядя на лес: «А это что такое?» Так вот, это про меня байка. – Он вдруг улыбнулся. – Жил у тебя, в стране лесов, и ни разу не вышел за околицу. Добился звания боярского ближника – и сам же отверг его. А ведь прежде, совсем еще юнцом, – серьезно добавил он, и почему-то совсем не тянуло улыбаться, когда он говорил так о себе, – жил среди сородичей – тоже был недоволен. Мечтал о дальних краях, о приключениях… Получил их сполна, а радости не испытал. – Он поднял глаза и прямо посмотрел на Нехлада. – Вот и думаю: приключения какими-то неправильными оказались? Или я сам? Может, это я оказался недостоин собственных мечтаний?