Текст книги "Земля Забытых Имен"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Я стараюсь понять, – сказал Яромир. – Я правда стараюсь.

– Старайся быстрее, – покачал головой Древлевед. – Любовь и ненависть – ловушка для мага. Это потери силы, которые нельзя восстановить. Выход – в хладнокровии. Не нужно насильно подталкивать то, что создаешь, к жизни в яви или в нави, нужно создавать то, что просто не может существовать, не выполняя поставленной тобой задачи. Вспомни, как мы создали стену вокруг города.

– Она питается простым человеческим страхом, – понял Нехлад. – Она будет существовать и защищать город, хотим мы этого или не хотим, ибо она – всего лишь выражение жажды жизни, присущей каждому человеку?

– Очень хорошо, мой ученик. Очень хорошо, – сказал Древлевед и улыбнулся. – Теперь, пожалуй, имеет смысл научить тебя самому главному магическом приему…

Серая радуга. Никогда бы Нехлад не подумал, что эти слова можно соединить, но именно так выглядел город из нави. Переплетение бесцветных узоров, болезненно четких и оттого ускользающих, переливающихся друг в друга. Иногда они казались плоскими, точно искусный рисовальщик изобразил их небывалой краской.

– Ты слишком привык высматривать общее, столь же хорошо нужно отработать и другой навык: различать частности. Высматривай цветные пятна.

«Сильные переживания? Глубокие мысли? То, что отличает одного человека от другого?»

Очертания города утратили нездоровую резкость. Он смотрел на Новоселец как бы с высоты птичьего полета – и вместе с тем все было рядом, только руку протяни. Вот самое яркое сияние чистых цветов, синего и золотого. Нехлад, не дожидаясь подсказки мага, потянулся к нему… и был остановлен:

– Не стоит. Умом ты принял мысль о хладнокровии, но если увидишь ее из нави – опять можешь поддаться посторонним мыслям.

– Это Незабудка?

– Да, – ответил Древлевед. Выждал несколько мгновений и добавил: – Вот видишь? Ее имя по-прежнему волнует тебя. Она – все еще самая уязвимая часть тебя. Однако хватит о ней, идем дальше. Попробуй сам выбрать цель.

Воспарив над городом, Нехлад устремился к другому яркому огоньку. Навь, словно пыльная завеса, качнулась, расступаясь перед ним, и соткалась в ясные образы. Большое помещение, нет, навес, под ним – сложенные из камня горны, к которым знакомый мастер собственноручно прилаживал, покрикивая на учеников, объемные меха.

– Нечай?

– Конечно, – откликнулся маг. – Неудивительно, что ты сразу наткнулся на него, но в будущем старайся опираться не только на личный опыт. Если бы рядом находился мастер еще более искусный, ты мог бы пропустить его, узрев лишь того человека, которого знаешь.

– Для чего мы пришли сюда?

– Всмотрись в кузнеца. Услышь стук его сердца.

– Я слышу…

– Проникни в него. Это легко – сейчас он закончит установку мехов и станет думать. Ты должен поймать его мысли…

Между тем в кузницу вошел один из помощников Нечая. Странно: Нехлад не слышал слов, но точно знал, что речь о малом запасе торфа. Мастер кивал, но его больше занимало обустройство. Наконец, управившись с делами, Нечай прошел в дом, где жена уже накрывала на стол.

За едой кузнец стал думать о работе.

– Как в тот раз, когда ты смотрел в сны своих ближников, – подсказывал Древлевед. – Прорвись через завесу мыслей о суетном и прикоснись к его мечтам…

Мечты у кузнеца были довольно неожиданными. Оказалось, много душевных сил Нечай расходовал, представляя себе, как неудачи постигают его товарищей по ремеслу. Еще в глубине души он был не прочь избавиться от жены, которая постоянно отвлекала его от работы.

Древлевед даже засмеялся, различив среди смутных видений, о которых кузнецу самому стыдно было думать, образ красивой и покорной девицы: сплошная польза от нее и удовольствие, и притом – никакой заминки в работе, ибо рта не открывает, когда он, Нечай, думает о…

– Вот оно!

Истинная мечта, до которой было далеко всем житейским страстям и страстишкам: он желал выковать сталь, которая не ведала бы ржавчины, прочностью превосходила алмаз, ковкостью – золото, а гибкостью – булат.

Секрет в закалке… Умножать число слоев стали? Лить металл при большем жаре? Добавлять слои со средними свойствами? Путь еще не найден, но, в точности по Древлеведову завету, предельно ясна цель – венец трудов, взлелеянный мечтой: сверкающий меч, который никогда не затупится, не сломается, даже если сотни пудов веса согнут его в кольцо на год. Меч, который будет резать камни…

– Смелее, Нехлад! Неважно, что не ты создал этот образ в нави. Вбери его в себя! Унеси дальше в навь, дай ему имя и освяти собственной мечтой: чтобы не ведал меч покоя, покуда есть на свете Иллиат с ее войском. Заставь меч жаждать боя – ведь именно в этом жизнь и суть меча!

Яромир перестал замечать окружающее, всецело отдавшись дивному оружию. Постигать его можно было бесконечно, без малейшего утомления созерцать совершенство и соразмерность линий, безупречную чистоту стали, наслаждаться ощущением идеальной уравновешенности…

Он решительно протянул руку и сомкнул пальцы на рукояти меча.

* * *

– Где же меч? – первым делом спросил Нехлад, открыв глаза в своем покое.

– Дожидается тебя в нави, – ответил Древлевед. – Что ж, в яви от него и проку мало. Такие твари, как наша Иллиат, хотя и обладают плотью, живут на той стороне бытия – там их и надо разить. Конечно, ты мог бы перенести его в наш мир… если бы не взялся под конец портить собственный труд.

– Портить?

Маг вздохнул и скрестил руки на груди.

– Ты способный ученик, Нехлад, но порой невероятно твердолоб. Я ведь ясно сказал: сотвори оружие таким, чтобы оно не могло существовать иначе, кроме как сражаясь с твоими врагами, но сам останься хладнокровным. Нет же, в последний миг ты вспомнил гибель своего отца и преисполнился ненависти. И клинок возник в нави, сотворенный не необходимостью, а твоей жизненной силой!

– Но… ведь он все равно – меч, которым можно поразить демона?

– О да! И не только демона… Твой меч страшен, ибо ненависть была искренней. Но если твой клинок встретит ненависть сильнейшую, он… может и уступить.

Нехлад опустил голову.

– А что, если я попробую еще раз? Древлевед развел руками и сварливо заметил:

– Что толку? У Нечая была только одна мечта, вряд ли его хватит, чтобы так же загореться второй.

– Погоди, так что же получается… я отнял мечту у Нечая?

В глазах мага отразилось раздражение.

– А хоть бы и так? Что, опять начнешь сотрясать воздух пустыми словами и делить поступки на хорошие и плохие – вместо полезных и глупых? Да сперва бы подумал: ну зачем Нечаю мечта? Видел же, сколько суетного у него в душе! Да и знаний, прямо скажем, маловато. Никогда бы он не смог ее воплотить – и пропала бы даром, тогда как теперь она воплощена! Пусть даже и не лучшим образом.

– Да, наверное, ты прав… – кивнул Нехлад.

– «Наверное»… Что ж, не всегда и так мою правоту признавали. Однако будет, разговоры теперь бесполезны. Коротким получилось твое обучение, но самое важное я тебе дал – сумей теперь только распорядиться этим. Иллиат уже рядом.

Глава 4

Ярополк поднялся на стену неслышно, и Нехлад едва не вздрогнул, когда над плечом раздался его голос:

– Значит, так это выглядит? Накатывают тучи, меркнет солнечный свет, и приходят они… навайи – так, кажется? И бесполезны будут мечи, а также моленья волхвов? Только два мага остановят нечистую орду… Что ж, сказать по правде, я с самого начала не слишком верил в слова Сохиря. Ответь, боярин: почему ты согласился сражаться здесь? Ведь это больше не твоя земля? – спросил он, устремив горящий взор на Нехлада.

Тот ответил не сразу, сомневаясь, нужно ли вообще отвечать. Но все же произнес:

– Здесь удобнее.

– Древлевед настаивает, чтобы белгастиды остались за стенами города, в полевом стане. Мол, они если и потребуются, то лишь для того, чтобы боковым ударом довершить разгром войска Тьмы.

Это не звучало как вопрос, но Яромир понял: совет мага поколебал уверенность боярина в его благорасположении. И сильно поколебал, если уж Ярополк готов прислушаться к мнению сурочца!

– Все правильно, – сказал Нехлад. – Я бы даже посоветовал им отойти еще дальше, чтобы даже случайно не привлекли внимание демоницы.

Ярополк ничего не сказал, но сомнения ясно читались на его лице: что, если эти двое сами призвали темные силы, чтобы перебить стабучан, низвергнуть его, Ярополка, и вернуть Крепь молодому сурочцу… который, пожалуй, и правда сам навлек погибель на отца ради власти?

Что ж, пускай думает, как ему нравится. Теперь по-настоящему можно оценить мудрость Древлеведа, который позаботился о том, чтобы завоевать доверие Ярополка! Остатки его пока удерживают правителя Стабучи от необдуманного вмешательства, а после боя нелепость подозрений станет очевидна.

Широко шагая, Ярополк направился вниз. Нехлад посмотрел ему вслед, потом поднял глаза на город.

Мрачные слухи ползли по Новосельцу, один страшнее другого. Невесть откуда взявшиеся тучи наплывали на город, двигаясь поперек дуновения ветра. Сразу припомнилось людям, что рассказывали о беде, постигшей сурочцев, и домыслы всплыли, и новые добавились. Сегодня Нехлад, поднимаясь на крепостную стену, ловил на себе откровенно неприязненные взгляды.

Но Ярополк не растерялся. Волхвы с утра созывали народ и объясняли, что великий маг, с благословения светлых богов обладающий немалой силой, и молодой сурочец, который – уж это всякому известно! – отлично знает повадки нечисти, несомненно, смогут победить злых духов. Особенно если горожане, чем галдеть без проку и ладу, поторопятся вознести молитвы под сенью капищ.

Стабучские дружинники готовились к осаде, воины Белгаста уже к обеду оставили лагерь под стенами и отошли на холмы, чтобы, как передал гонец Ярополка, остановить навайев, если они решат обойти город и обрушиться на селения.

Нехлад перевел взгляд на тучи, призывая в душу пустоту, которой так старательно учился в последнее время. Тьма подбиралась все ближе…

* * *

Как повторение кошмара, сверкнул в расщелине меж небом и землей багровый пламень заката, но теперь еще высветил копошение серой орды на западном берегу Житы. Навайи! Сердце сжалось, а руки невольно потянулись к мечу.

Потом хлынул проливной дождь, скрывая врага. Древлевед поднялся на стену и увлек Нехлада в караулку над воротами, затворил за собой дверь и плотно закрыл окна ставнями.

– Зорче смотреть надобно, – пробормотал он. Яромир выставил на грубо сбитый стол бронзового сокола.

В навь скользнул, как по льду на коньках.

Маг уже ждал его там. На сей раз облик его изменился: вместо крепкого, но древнего старика Нехлад увидел человека пожилого, облаченного в доспехи, а вместо посоха в руках его было копье, от которого исходило слабое голубоватое сияние.

– Что это? – спросил Яромир, указывая на оружие. – Еще чья-то мечта?

– Да. Но добытая очень-очень давно. Нынче так мечтать не умеют.

Ночная равнина отсюда выглядела серенько, словно в пасмурный день, но отчетливо. Колыхались бессмысленные сгустки теней, серебрилась Жита, непривычно запятнанная клочьями мрака. Навайи же смотрелись какими-то тусклыми пузырями, в которых светилась крошечная искорка – разглядеть ее можно было, только приложив усилия, – их духовная сущность.

За навайями надвигалась непроглядная Тьма. И чем ближе подходила она, тем смелее вела себя бледная нежить. Вот настал миг – и полчища двинулись вперед, подгоняемые и опекаемые Тьмой. Они ряд за рядом спускались в реку и шествовали по ее дну. Нехлад прекрасно видел их сквозь воду. Искры навайев разгорались все ярче.

Засветились бледно-зеленым страхом души людей на крепостной стене. Первые навайи шагнули на восточный берег.

– Лишь бы сразу не накинулись, лишь бы побольше их скопилось, – донеслась до него мысль Древлеведа.

Незримая серая стена вокруг города наливалась силой и билась в такт биению сердца мага. Молодой боярин догадался, что усилием воли Древлевед сжимает ее, втискивает внутрь зримой стены, чтобы потом дать расправиться и выплеснуть преображенный магической силой страх людской, обратив его в грозное оружие… Стоило подумать об оружии, как пальцы ощутили прикосновение рукояти. Меч действительно ждал Нехлада и возник в руке по первому зову. Но пока в нем не было потребности: кроме навайев и плотного облака Тьмы, ничего не было видно.

* * *

Красная горенка казалась Милораде серой. На всем чудилась печать обреченности: и на узорной резьбе наличников, и на шитых полотнищах, что ждали своего часа, чтобы рассыпаться трухой, и в огоньке светильника, что ждал своего порыва ветра. И дождь оплакивал тщету людских усилий, и гусли, к которым она ненароком прикоснулась, очнувшись, исторгли непривычно затхлый звук.

Как тихо и пусто в кремле… Стража, понятно, вся у дверей, а слуги где? Попрятались, что ли? Навка спустилась на нижнее жилье. Невмоготу ей было сейчас одной. Подружки вспоминались, но нет, прав был отец, когда не велел ей брать в спутницы подружек. И в дороге мало ли что могло приключиться, а уж сейчас – их самих утешать бы пришлось…

В пиршественном чертоге, гулком и темном, она вдруг увидела отца. Грозный Ярополк сидел, по-стариковски сгорбившись, подле едва тлеющего очага. Лицо его, видимое вполоборота, было пустым. Почему он здесь, а не с людьми? Болен?

Навка подбежала к боярину, схватила холодную руку:

– Отец, что с тобой?

Он смерил ее безразличным взглядом и незнакомым скрипучим голосом произнес:

– До чего ж дрянная штука это – власть. Ради чего?

– Отец, тебе плохо?

Он дернулся, как от пощечины.

– Да! Радуешься? Знаю, знаю, вечно рада была уязвить меня силой своей. Вся Стабучь – не земля во владении боярина, а все равно что твой наряд.

– Что ты говоришь… – отстранилась Навка. Однако Ярополк уже будто и не замечал ее.

– А все равно глупо, – глядя мимо дочери, с кривой улыбкой укорил он. – Чем ни правь: любовью, страхом, волшбой, секирой… все не то. От всего эти люди устают. Все им не впрок. Как глупо было мечтать… Да, мне плохо, доченька, плохо, родименькая! У меня на сердце холодно. А в голове пусто-пусто…

Непонятная злоба на его лице сменилась отчаянием, и Навка, перебарывая страх, опять приблизилась к нему. Боги, за что вы так караете его?

– Отец, – тихо сказала девушка, – я тебе помогу. Все хорошо. Только тебе отдохнуть надо, а я тебе помогу… Хочешь, я спою тебе?

Душевная песня – испытанное средство. Бывало и раньше, Ярополк, правда без единого слова жалобы на что-то, звал к себе дочь и просил потешить душу. А сейчас вскочил с горящими глазами и заорал:

– Да пропади ты пропадом со своими песнями! Только сердце распаляешь… Уйди!

Непонятно это было, неправильно и жутко, но хотя бы властность былая проснулась в боярине. И Mилорада, чувствуя, что сделать больше ничего не может, безмолвно пошла прочь.

Дождь стихал. От стены неслись крики, но ожидаемого звона стали не было. Один из стражников на крыльце мягко, на настойчиво остановил девушку:

– Не след сейчас, боярышня, из дому уходить.

– Раненым помощь нужна, еще одни руки лишними не будут.

– Обожди, как все кончится, – посоветовал стражник. – Раненым помочь найдется кому, а за тебя мы головами отвечаем.

– Да и нет там, поди, раненых, – добавил второй. – Я ли звуков боя не знаю? Не сходились наши с врагами, а крики победные. Видать, Древлеведова магия и впрямь не шутка!

* * *

В снопах света, что падали вниз от мощных светильников с медными отражателями, было видно, как скопившиеся под самыми стенами нелюди двинулись в атаку. Неясно было, как собираются они брать стену, не имея ни лестниц, ни веревок с крючьями, но никто не сомневался: эти возьмут. Хоть ползком.

Камнеметы молчали: их зарядили в расчете, что навайи возьмутся ладить переправу. Разнеслись приказы:

– Стрелки! Га-атовсь!

Напряглись луки. Вот первые навайи в неестественной, давящей тишине достигли стены – и прямо по ней наверх подались, прилипая, ровно пауки! Ну еще чуть-чуть, чтобы, падая, своих же сметали… хотя что нежити падение? Однако привычка брала свое, и лучники норовили высмотреть у врага ряды таких же, как они, стрелков, а прочие защитники выжидали – еще чуть-чуть…

И вдруг, словно волнистый ковыль под напором ветра, качнулись навайи прочь!

– А-а! – не сдержал кто-то крика, может, испуганного, но остальные подхватили с восторгом:

– Ура! Даешь, Древлевед!

Навайи падали, их тела растекались, обращаясь в зловонную жижу, которая быстро засыхала, покрывая землю сплошными буграми. Взбурлила река – видно, и тем, кто еще по дну вышагивал, досталось. По западному берегу будто частый гребень прошел.

– Наддайте-ка им! – крикнул Буевит, и во тьму полетели стрелы, громом стукнули камнеметы.

Затяжная молния огненной змеей скользнула по западному берегу, высвечивая ужасную картину мятущихся полчищ. Казалось, невидимый бич исполина хлещет по навайям, добивая остатки орды. Радостные крики на стенах не заглушил даже гром.

Ратникам было невдомек, что настоящая битва только сейчас и началась.

* * *

Непроглядный туман клубился в нави.

– Не бойся, – сказал Древлевед. – Слушай сердце – и никакой туман тебя не украдет.

– А может украсть?

– Этот туман – завеса из отдаленных граней нави, откуда Иллиат вызывала помощников… А вот и они.

Он махнул рукой, точно убирая с дороги паутину, и Нехлад, догадавшись, повторил его жест, направляя в туман свою волю и обращая белесую мглу в хлопья пепла – первое, что пришло в голову. Помогло. Серый снегопад быстро редел, открывая взору жуткие фигуры, сутулые, с длинными лапами и горящими глазами.

– Ну да, этого я и ждал, – пробормотал Древлевед почти разочарованно. – Сразись с ними, заставь Иллиат выйти саму.

Меч, сотворенный в нави, просился в бой. Нехлад не стал противиться зову. Устремился навстречу чудовищам, даже не стараясь разглядеть их уродливые черты. Хотя до сих пор его путешествия совершались в глубь нави, отдаляться духом на некоторое расстояние от тела он уже умел и встретил чудовищ над водами Житы. Занес меч, снижаясь…

Но еще прежде на поле невидимого людям боя ринулись рабы нави, о которых Нехлад уже успел позабыть. Они больше не казались расплывчатыми тенями, которые можно уловить лишь краем глаза. Сходясь с чудовищами, они обретали действительно отчетливый облик… так похожий на облик ушедших в сады Весьерода людей!

Ворна, близнецы Крох и Укром, Горибес… Нехлад узнавал их черты в миг, когда рабы нави наносили удар – и тут же гибли, рассыпаясь прахом под огромными когтями чудовищ. Не по силам был им противник. Однако и демонам глубин приходилось в конечном счете несладко. Клинки рабов оставляли на них глубокие раны, из которых сочился дым.

Может, они и смогли бы задавить врага числом, но тут из клубящегося мрака по ту сторону Житы вылетел рой тусклых огоньков. Бледными росчерками туманных стрел он обрушился на Нехлада. Рабы нави тотчас сплотились вокруг своего создателя, принимая удар. Стрелы – то есть не стрелы, конечно, а, как в случае с пауком, только избранный умом Нехлада образ какого-то использованного Иллиат заклинания – перебили их до единого, но и поток огоньков иссяк.

Яромир тотчас атаковал. Поднырнул под лапу ближайшего чудовища и с удивительной легкостью рассек его туловище пополам. От следующего ушел, высоко подпрыгнув, если не сказать взлетев, и обрушился на третьего.

То ли демоны и впрямь были неповоротливы, то ли раны, нанесенные рабами, давали о себе знать, но Нехлад быстро расправился с ними. Туман обволок и растворил туши чудовищ. Других выходцев из нави не было видно.

Яркими вспышками радости переливались городские стены, точно цветочное поле, волнуемое ветром. Серая равнина, вздрагивающая, словно от омерзения, мерцающая лента реки. Неужели – все? Но где же сама Иллиат?

Он разглядел демоницу, едва подумав о ней. Она сидела на том берегу и гладила тонкими пальцами ковыль.

Меч в руке налился тяжелой яростью, и Нехлад, забыв обо всем, пронесся над водой, воздел клинок… и едва успел удержать руку.

Равнины вокруг не было – был заповедный лес, а под мечом дрогнула, сжавшись в ожидании удара, родная рябина.

Морок! Яромир попытался развеять его усилием воли – не вышло. Прислушался к стуку сердца, но испытанный прием не сработал, не вернул его в явь. Тогда он, отступив на шаг, крикнул:

– Иллиат! Я знаю, ты здесь. Выходи!

– Я здесь, – подтвердила она, возникая меж деревьев. Ее нисколько не задело, что Нехлад назвал истинное имя. – Все вокруг – я, и ты во мне. Ударишь рябину, чтобы ударить меня?

Яромир не стал отвечать, да и задумываться над вопросом не стал. Все – морок, и слова демоницы не имеют значения.

– Подойди и отведай моей стали! Но она как будто не слышала.

– Все равно – не такой… – произнесла Иллиат. – Так, значит, обман? А если так?

Она взмахнула рукой, и видение сменилось уже знакомой тоскливой картиной запустения. Сожженный, а потом заболоченный заповедный лес, лес убитый, растерзанный… И в довершение жестокой насмешки – полуразложившееся тело Владимира Булата под черным обломком рябины.

– Тебе не одолеть меня, – покачал головой Нехлад. – Это все не мое. Я сумел отказаться…

– Дурачок. Вот в чем дело! Отказался, но твердо знаешь, что все, оставшееся за спиной, по-прежнему живо. Все не так…

Она говорила не с ним, а с собой, но Нехлад, не вполне понимая демоницу, чувствовал зловещий смысл в ее словах. Для нее «так» – это когда все, что дорого ему, действительно обратится в тлен…

Внимательнее надо было слушать Древлеведа! Не играть в опустошение, а уйти в него целиком! Череда видений обрушилась на Нехлада.

Стабучане разрыли могильный курган, несмотря на сопротивление сурочцев. Кровь на земле. Тела, обезображенные гниением, и тела, еще истекающие кровью, вперемешку. Среди них почему-то – Торопча без половины лица…

Толпа молчаливых лихов на пепелище, оставшемся от их поселения. Тинар, которого привязывают к четырем лошадям…

Глупо хихикающий брат, пьяный до невменяемости, за столом в грязной горнице. Окна наглухо забиты, в душном воздухе уже с трудом горят факелы. За столом еще дюжина человек, таких же до одури пьяных. Один, в котором трудно узнать Вепря, тискает девку, в которой трудно узнать Пригляду, а на шее девушки темнеет смертоносный цветок чумного бубона, который она старается прикрыть косынкой…

Бледный Белгаст с безумными глазами подносит нож к горлу спящей Незабудки…

На сей раз усилием воли Нехлад сумел прогнать наваждение. Сердце раненой птицей трепыхалось в груди, перед глазами плясали багровые пятна.

– Только посмей, – ощущая на прокушенной губе солоноватый привкус, прохрипел он. – Только посмей, Ледышка…

Иллиат кивнула – опять же, своим мыслям.

– Древлевед не из тех, кто держит слово. Придется мне самой взяться за тебя…

– Я убью тебя!!!

Меч со свистом рассек воздух… или все-таки Иллиат? Разобрать не удалось: демоница даже не отшатнулась – как-то отдалилась вмиг, а между ней и Нехладом возникла огромная птица с человеческим черепом вместо головы.

Яромир не успел придумать, как с ней бороться. Видимый облик навязывал представление о противнике, против которого бесполезен меч, навязывал условия безнадежного боя… Когтистые лапы обхватили Нехлада, прижав руки к бокам, ударили могучие крылья, и тварь, стремительно взмыв под облака, понесла добычу на запад – в Ашет… слишком далеко от оставшегося в Крепи тела.

Стук сердца быстро затихал вдали…

Но вдруг чудовище взревело, роняя слюну с клыков, и опало, точно мех, их которого выпустили воздух. Свободно парящий в воздухе Древлевед выдернул копье из его спины, схватил Нехлада за руку и молча повлек назад. Только на крепостной стене отпустил его и проворчал:

– Тебя просто нельзя оставить одного.

– Спасибо, – не вполне твердым голосом сказал Яромир. – Где Иллиат?

– Возвращайся в явь, – велел Древлевед.

– Но…

– Я сказал – выйди из нави!

Ничего не понимая, Нехлад все же послушался и открыл глаза в запертой караулке. Напротив него шевельнулся Древлевед. Он был задумчив и не спешил начинать разговор.

– Так что же Иллиат? Скрылась? – не вытерпев, спросил Нехлад.

– Да, пока я выручал тебя. Хотя уже совсем не уверен, что стоило это делать! Кажется, сойдясь с Иллиат, ты ухитрился решительно все сделать неправильно.

– Но что я мог сделать против этой птицы?

– Не в птице дело, – отрезал маг. – Ты поддался ей, позволил втянуть себя в ее игру и конечно же опять проиграл! Все, чему я тебя учил, пропало впустую.

– Но я ударил ее! Только почему-то даже не ранил…

– Это значит только одно: твоя ненависть, воплощенная в мече, слабовата для Иллиат.

– А твоим копьем ее можно сразить? Древлевед усмехнулся:

– Конечно! Оно было создано в древнем Баате, чтобы похищать души. Великолепное оружие против демонов.

Имя показалось знакомым, и Нехлад спросил:

– Не этим ли копьем был повержен демон, что правил в Баате под личиной царя и исполнял по три желания?

– Об этом еще помнят? – удивился Древлевед.

– Мало кто. А как оно попало к тебе?

– Неважно. Важно сейчас лишь то, что это тебе надлежало стать сильнее Иллиат. Это была твоя битва.

– Кто ты такой, Древлевед? – вздохнув, спросил Яромир. Небывалая усталость навалилась на него. – Чего ты добиваешься?

– Спросил бы лучше самого себя: чего добиваешься ты? – продолжал сердиться маг.

– Иллиат произнесла странные слова. Она сказала, что ты не из тех, кто держит слово. И поэтому ей придется самой взяться за меня… Что это значит?

Маска раздражения слетела с лица мага, заблестевший взор хлестнул холодной пощечиной.

– Я – тот, кто учил тебя быть сильным. Тот, чьи ожидания ты не оправдал…

– А почему ты сам не ударил Иллиат своим великим копьем, когда она была занята мной? – воскликнул Нехлад.

– Потому что я вообще не нуждаюсь в победе над ней. Мне она не противник. Однако ты, кажется, решил переложить на меня ответственность за собственное поражение?

Нехлад усилием воли взял себя в руки.

– Прости за дерзкие слова, я не хотел тебя обидеть. Я просто пытаюсь понять, что происходит…

– И зря! Сколько раз говорил я тебе, что все вопросы, все интересы нужно направлять внутрь себя! Только в собственном «я» протекает настоящая жизнь. А ты норовишь все сделать для кого-то, ради чего-то. Месть, покой Незабудки, спасение каких-то дряхлых душ… А ты бы пожелал убить Иллиат просто так! И тогда все ее мороки были бы бессильны. Впрочем, что теперь говорить. Ты проиграл.

– Но ведь я жив! Значит, будет и другая встреча…

– Конечно, будет. Только придется тебе подождать, пока я не решу, что делать дальше.

…Через ликующую толпу Нехлад шел как в бреду. К нему прикасались десятки рук, ему кричали что-то восторженное – он не слышал, не ощущал, будто от яви его отделяла толща воды. Мысли теснились и путались. Проиграл. Не оправдал ожиданий. Древлевед не из тех, кто держит слово. Конечно, будет. Только в собственном «я». Проиграл…

Куда делся маг, он не заметил. Добрел до своих покоев, не зажигая света, нашарил постель и упал на нее, с облегчением погрузившись в сон.

Однако вскоре его разбудили четверо Ярополковых бойцов.

– Велено взять тебя под стражу, сурочец!

* * *

Многое успели сурочцы в Новосельце выстроить: и укрепления, и капища, и торговый ряд, и мастерские, и общинные дома. А вот тюрьмы не построили. Ярополк восполнил этот пробел и в одном из кремлевских подвалов, прежде служившем простым хранилищем, разгородив перегородками и железными прутьями, устроил поруб.

Мрак здесь, по ночному времени, стоял непроглядный. Идущий впереди освещал дорогу высоко поднятым факелом. Двое крепко держали Яромира за локти, замыкал шествие угрюмый меченосец с обнаженным клинком.

Всех четверых Нехлад знал в лицо и по именам – хоть редко выходил из своих покоев, успел в кремле осмотреться. И ему показалось, что стражники смущены выпавшей им задачей. Однако на вопросы не отвечали.

Лязгнул замок. Без грубости, но жестко Нехлада толкнули в каморку от силы шести шагов в длину и трех в ширину. Тот, что с факелом, наклонившись к решетке, осмотрел каморку, поморщился. Дружинники удалились, оставив Яромира в полной темноте, но вскоре вернулись, все четверо. Опять загремела дверь в решетке.

– Отойди-ка к стене, – сказал факелоносец.

Нехлад отступил. Двое с мечами наготове, не спуская с него глаз, внесли пару скатанных одеял, потом поставили в каморке кувшин с водой. Двигались они без суеты, и все же было заметно, что совершаемые действия им непривычны.

– Бирюк, Лоза, – тихо позвал их Яромир. – Что происходит?

Нет ответа. Вышли, не поворачиваясь спиной, закрыли дверь на замок.

– Кормить-то будете? – бросил напоследок Нехлад.

– Утром, – ответил факелоносец.

– А, умеете все-таки говорить? Почему же и слова в ответ не молвили?

– Не велено, – произнес Лоза.

– Кем? Не слышал я, чтобы Ярополк вам приказывал молчать. Может, в другом дело, и вы чар моих боитесь? Пока железом[41]41
  По славирским поверьям, железо «запирает» чары, в отличие от дерева, которое их уничтожает.


[Закрыть] не отгородились, опасались, что заколдую?

Никто из стражников не ответил.

В последних отблесках света Нехлад оглядел каморку, но высмотрел только углубление в иолу понятного назначения да крохотное окошко, выходившее, надо думать, на задний двор. Основание кремля было сложено из камня, и тянуло от него могильным холодом. Нехлад стал расхаживать взад-вперед.

Что же случилось? В каком-то злом чародействе обвинил его Ярополк? Но в каком и зачем? Ничего не приходило в голову. Все, что Яромир знал или думал, что знал, теперь становилось зыбким и неясным.

Куда запропастился Древлевед и не причастен ли он к свершившемуся? Поди дознайся теперь, уж кому-кому, а Нехладу точно объяснять ничего не станут. Это не Верхотур, где под строгим надзором княжеской власти приходилось пытать удачи, играя домыслами. Верно Торопча сказал: князь в пути, уже не возвернется. А если и вернется, услышав про битву, вернее всего, к казни не поспеет. Ярополк задним числом вину назовет, а может, вообще скажет: ушел Нехлад на запад да и сгинул.

Вот это рисовалось молодому боярину отчетливо, если не считать одного «но»: козни строить имело смысл, когда неизвестно еще было, кому в конечном счете Безымянные Земли отойдут. Теперь Ярополк добился, чего хотел, а с каких пор мстительность у него возобладала над рассудком?

Или, может, он просто с ума сошел?

Тяжко вздохнув, Нехлад на ощупь расправил одеяла – хорошие оказались, теплые. Лег и уснул.

* * *

А Незабудка всю ночь не сомкнула глаз, ошеломленная недавними событиями.

…Прибежал вестовой, радостно прокричавший, перед тем как скрыться в кремле: «Побили нечисть!» Стражники расслабились и уже удивленно поглядывали на Милораду. А она стояла, кутаясь в платок, вглядываясь в пятна света на темной площади, подернутой редеющим дождем. Она не находила в себе сил вернуться под одну крышу с отцом, который вдруг сделался чужаком с непроглядно темной душой.

За спиной стукнула дверь, и голос Ярополка произнес: