Текст книги "Земля Забытых Имен"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Ворна приблизился и сел рядом. Взъерошил бороду, потом вздохнул и произнес:

– Хоть ударь, что ли… Над остальными я старший, не по чину им меня уму учить, а ты все-таки Булатыч. Имеешь право.

– Сдурел? – хрипло спросил Яромир. – С чего это мне тебя бить?

– А с того, что я несправедлив был к людям. Тот же самый морок, что сразил наших подле проклятого городища. Только теперь всех накрыло. Всю ночь скверна снилась – такая, что и не вышептать. С девкой какой-то…

– Чернявой да бледной? – напрягся Нехлад.

С жалобным криком: «Не надо! Не меня!» – проснулся Кручина, перебив ответ Ворны, но молодой боярин и без того уже знал его.

Оказалось, она приснилась всем. И все теперь чувствовали себя смертельно усталыми, выжатыми, до донышка иссушенными.

И бледны, как приблазнившаяся[8]8
  Примерещившаяся.


[Закрыть] Смерть.

– Упырица, упырица! – дрожа как осиновый лист, твердил ученый землемер, когда все собрались наконец у костра, пытаясь согреться.

– Я слышал об упырях, – с трудом сохраняя спокойствие в голосе, сказал Радиша. – Очень редко их чары способны побороть добрый оберег, а уж след всегда оставляют. Наши же обереги, как я понимаю, остались чистыми… А ты что скажешь, Найгур?

– Яне знаю про упыриц, – ответил проводник. – Вы, кажется, так называете кровососов? Что ж, про них у нас мало знают. Не водится такая нечисть в доброй земле. Но здесь Ашет. Он захотел воплотиться в упырице – и воплотился. Кончилось веселье. Надо возвращаться. Может быть, Ашет еще отпустит нас.

– Да какая, к чертям смердячим, упырица? – проворчал Ворна. – Где укусы-то? Нет укусов!

– Значит, не кровь, а силу пила, – ответил ему Радиша. – Бывают и такие. А может, и вовсе неведомое что-то посетило нас.

– А я, признаться, всегда думал, что это только сказки, – сказал, поднимая глаза от костра, Тинар. – Ну про Зло, про Тьму… про Ашет.

– Я тоже, – вздохнул Найгур. – Теперь вижу, что ошибался. Чего больше? Надо возвращаться домой.

– Возвращаться пришлось бы в любом случае, – заявил Радиша, выпрямляясь. – Этой ночью я опять смотрел на звезды, и они сказали, что Новосельцу грозит беда. Правда, какая – осталось мне неведомо. Нужно поворачивать, и без промедления.

– Где силы-то взять? – спросил Бочар.

– А где наши отцы и деды силы брали? – словно стряхнув с себя оцепенение, зычно гаркнул Ворна. – Говорил я вам уже и сулился не повторяться: ну-ка сами скажите, каков наш главный оберег?

– Сердце! – хором воскликнули близнецы Крох и Укром.

– То-то же! Давайте, нечего сидеть. Собираемся. Голова кружилась, но, когда все взялись за дело, дурнота отступила. Нервными улыбками силясь разорвать тягучую паутину страха, походники оседлали и навьючили коней.

– Да помогут нам боги и ваши, и наши! – шептал Дайнур.

– А знаете, я верю, что помогут! – отозвался вдруг Тинар. – Ведь был же во сне тот, о ком вы говорили, славиры! Тот, с огнем в руке – вы видели его в городище, а у нас он могильники стережет. Он явился под самый конец и спугнул упырицу!

* * *

Хотя равнина была по-прежнему чиста и светла, что-то неуловимо изменилось вокруг. Нехлад старался не думать об этом. Потом, когда страхи останутся позади и не будут застить разум, настанет черед все обдумать и взвесить.

А сейчас страх сидел на плечах, по следам вился…

Шли широкой резвой рысью, в душе борясь с желанием пустить коней в галоп. Но когда скакуны начали уставать, Ворна решительно укоротил их шаг. Только тут Нехлад осмотрелся по-настоящему и понял, что на самом деле равнина уже не та, что вчера.

Одинокий ястреб кружился в небе, но так высоко, что был едва заметен. А больше ни единого признака жизни: исчезли бесчисленные обитатели просторов, в волнующихся травах не шуршало мелкое зверье, не гудели жуки. Недобрая предгрозовая тишь – только шорох ветра в стеблях…

И какой-то сумрачной дымкой окутались клыкастые горные кряжи.

– Надо идти к реке, – сказал Найгур.

– Куда? Время только терять, – проворчал Ворна. – Горы по левую руку, не собьемся. Нам напрямки надобно…

– Не стоит искушать Тьму, – возразил лих. – Лесная – это не Ашет.

– Свернем! – решился Нехлад, и никто не возразил ему. Повернули на юг.

Ашет неохотно отпускал беглецов. Чем ближе придвигались холмы, тем чаще приходилось огибать овраги и крутые ложбины. Не раз и не два походники покидали седла и под уздцы вели скакунов в обход невесть откуда взявшихся провалов с глинистыми откосами.

Горы недовольно хмурились им вслед. Настигал со спины терпкий ветер, настоянный на полынной горечи – как будто светлая жизнь равнины прощалась с ними, бросая в спину горький упрек: вы, люди, растревожили Тьму! Вы ее выманили из холодных и мрачных ущелий, за вами идет она…

К ночи только-только достигли холмов, пока сплошь пологих и безлесных. И дальше бы шли, но кони уже едва держались на ногах. Пришлось заночевать.

О дровах один Бочар еще у озера позаботился, хоть на малый костер, да хватило. Спать никто не хотел, сидели, прижимаясь к огню, и ждали морока. Ворна пытался взбодрить товарищей, рассуждая о былых временах, напоминая о трудностях, которые встречались походникам в былых ратях под знаменами боярина Булата. Но даже сам себя не убедил.

– Скверное чувство такое, – вымолвил он наконец, оглядываясь, – будто следит за нами кто.

Морок не приходил, и наконец Нехлад, а с ним еще кое-кто, устав дожидаться, задремали. Они не прогадали: сны не тревожили их, и к утру хоть немного, да отдохнули. Однако и те, кто во всю ночь глаз не сомкнул, с одинаковой прытью сели на коней, едва затеплился рассвет.

Впрочем, приободренные «спокойной» ночевкой, уже не гнали. Углубившись в холмы, стали менять рысь на шаг, покидая седла и шагая рядом с четвероногими товарищами.

– А все же чувствую чей-то недобрый глаз, – вздыхал Ворна.

– Ничего, посмотрим, кто сильнее: Лесная или Ашет, – ответил ему Найгур. – Эйаткунваут дает реке много тайной силы.

– Да и мы еще на что-то способны, друг лих, – ответил Ворна.

Шедший рядом с Нехладом Радиша негромко сказал:

– Да и покровитель Хрустального города, похоже, на нашей стороне… если это он, конечно, отогнал бледную чаровницу. Ты уверен, Нехлад, что не хочешь рассказать мне свой сон?

– Не сейчас, Радиша, не сейчас. Лучше ответь, что сулят нам звезды.

– Ничего нового, – вздохнул звездочет.

* * *

Дорога между холмов оказалась не в пример глаже, чем перед ними, все реже встречались логовины, и не таились, точно охотничьи ямы, коварные провалы почвы.

К полудню холмы оделись порослью, дальше пошли деревья, сбивавшиеся в купы, а то расступавшиеся, и на два, на три перестрела[9]9
  Расстояние полета стрелы (у славиров – ок. 550 м).


[Закрыть] открывался простор, покоренный только одинокими раскидистыми тополями да узорчатыми соснами, чьи мохнатые шапки тянулись к самому небу.

А на севере клубились тучи, хмарь затягивала горные вершины.

Приметив ласточек, Найгур сказал, что река уже близко, и Нехлад с молчаливого согласия Ворны повел отряд наискосок, забирая к востоку.

Вот потянуло водой, но это оказалась старица, заросшая камышом. Пока ехали вдоль нее, северная хмарь дотянулась до них, заволокла небо. Рукав старицы вился, потом вильнул вбок. Заросли сгустились, и вскоре путники оказались на берегу Лесной.

Нехлад прежде видел ее только близ устья, при впадении в озеро Туманное. Теперь перед ним была совсем другая река.

Не сказать чтобы широкая, саженей двадцати, она была глубока и казалась спокойной. Только легкая рябь выдавала стремнину. Над дремотным потоком теснились тысячелистые кроны Древлетского леса, темневшего на правом берегу, а на левом зеркало вод ласкали плакучие ивы.

Плыли по бестрепетной глади – даже северный ветер не мог ее возмутить – листья и ветки, лесной хлам, в заводях играла рыба. Несокрушимым спокойствием веков веяло от реки.

И, глядя на нее, Нехлад вдруг подумал, что Лесная до странного похожа на тот ручей под рябиною-побратимом. Что-то роднило их, и от этого становилось спокойнее на душе.

Ночь прошла бестревожно. Густые заросли не позволяли ехать по самому берегу, и приходилось отдаляться от реки, петляя между холмами. Для привалов же подыскивали местечко на самом берегу.

И третья ночь после Серебряного озера миновала без происшествий. Свинцовое небо давило, но ни славирам, ни лихам не с руки было опасаться ненастья. Странно было только, что ненастье это никак не разразится…

Новое утро походники встретили уже разговорами и шутками, и даже не слишком торопились со сборами, как в прошлые побудки.

– Кому сказать, засмеют. Подумать только, от страшного сна убегаем! – проворчал Бочар, седлая своего коня.

Доселе никто не рисковал лишний раз вслух помянуть причину поспешного бегства.

– Так ведь мы на помощь спешим! – сказал ему Крох.

– Конечно, – добавил Укром. – Кабы не слова звездочета – кто бы нас с пути свернул какими-то там снами!

Пожалуй, они и правда начинали в это верить.

* * *

Река все круче забирала к югу. С вершины одного из холмов Торопча и Тинар, коротко сошедшиеся после охоты на Серебряном озере, разглядели: впереди опять равнина, даже Древлетский лес на том берегу как будто отступает.

– Поедем-ка мы по-над рекой, – предложил Ворна.

Отряд вернулся к Лесной. Действительно, уже в нескольких верстах от места последней ночевки берег был ровным, редкие купы тальника более не сдерживали продвижения. Ехать напрямик было куда веселей, чем крутиться в холмах. Скакунов пустили рысью.

Однако насладиться дорогой не удалось. Державшийся впереди Найгур вдруг резко остановил коня и вскинул руку:

– Глядите! Здесь кто-то был ночью…

Сначала славиры не поняли. Бывалые люди, даже они ничего не увидели в открывшейся пологой ложбине, в полусотне шагов от реки, ни кострища, ни хвороста, ни других явных примет стоянки. Однако трава и впрямь была примята.

Резкий порыв северного ветра заставил Нехлада вздрогнуть. Кто мог здесь пройти? Ясно, что не лихи – из них даже те, кого считают сумасшедшими, сюда отродясь не забредали. Древлеты? За прошедшие дни походникам ни разу не удавалось заметить на том берегу признаков человеческого быта: ни лодок, ни сетей, ни даже дыма. Если древлеты и жили в этих краях, то укромно. Да и вообще все, что знал Нехлад об этом народе, говорило: они, как и лихи, не великие любители путешествий.

И не славиры, конечно. Зачем бы отцу выпускать лишний отряд, когда в Новосельце рук не хватает? А главное – что это за стоянка без костра?

Ворна спрыгнул с коня и сказал:

– Стойте здесь, я осмотрюсь. Торопча и Найгур, идемте со мной.

Спешился и Нехлад. Много времени отдавая книгам, он не слишком хорошо владел азбукой следов, но кое-что в этом деле смыслил и, как говаривал наставник, по крайней мере, владел искусством чужие следы не затаптывать.

А учиться никогда не поздно. Сперва Яромир, правда, не поверил себе, но потом заметил удивленные лица товарищей и понял, что не ошибается. Ворна даже помедлил, прежде чем объявить:

– Странное дело. Две дюжины их тут было, может, побольше, но никак не менее. Пришли они с севера, пешие. Простояли тут всю ночь. Спали вповалку, а когда проснулись, какое-то время стояли дозором: следы ведут на вершины ближних холмов. А потом вдруг дали деру… Найгур, ты дальше прошел, куда они свернули?

– На северо-восток пошли, – ответил лих. – Точнее сказать, побежали: на сотню локтей вдаль следы ведут широкие, с сильно вдавленным носком.

– Обувь на них не наша и не лихская, – добавил Ворна. – Сами они, к слову сказать, ростом невысоки, но, видать, ширококостные, весят как славир в броне.

– И вот еще что странно, – сказал Торопча. – Ни единой крошки нигде нет… словно и не ели вовсе. А ведь много часов здесь провели.

Этого Нехлад, конечно, не заметил, но, когда Торопча поделился наблюдением, молодому боярину вспомнилось другое.

– Вот еще странность, – сказал он. – Мы по утрам непременно в сторонку отходим по понятному делу, а эти…

– Правда! – воскликнул Торопча. – Кто же они такие? Не то чтоб сильно мне хотелось это знать, но надо. Боюсь, придется еще свести знакомство, ведь им в этих краях, кроме нас, больше и некого высматривать.

– Поедем по следам, если только они не отклонятся слишком в сторону, – предложил Яромир. – Действительно, таких попутчиков терять из виду не стоит.

Походники миновали ложбину и двинулись по следу неведомых соглядатаев. А те словно нарочно старались, следили густо и явно, хотя, кроме отпечатков на земле, ничего после себя не оставляли – ни шнурка оборванного, ни клочка какого-нибудь… Оно вроде и необязательно в дороге вещи ломать да разбрасывать, но после странной стоянки все бросалось в глаза.

– Не понимаю, почему они пошли на восток, – поделился Ворна с Нехладом. – Неужели подумали, что мы опережаем их? Так ведь крыльев-то у нас пока что нету.

– Ворна, – спросил Яромир, – как думаешь, неужели это и вправду… не люди?

– Да как тебе сказать… – закусив губу, ответил наставник. – Боюсь так думать. Не хочу. Только я глазам-то верить привык… Не знаю.

– Это навайи, – сказал вдруг Найгур.

– Что? – встрепенулся ехавший неподалеку Радиша. – Как ты сказал?

– Навайи. Вы, славиры, говорите навъи, а мы – навайи. Походники испуганно переглядывались, и, видя это, Радиша громко сказал:

– Да нет, не похоже это на навь.[10]10
  Противоположность яви. попросту не-явь. Призрачный мир.


[Закрыть] Никогда я не слышал о призраках, которые бы весили как славирские бронники, и этак драли землю подметками. Должно быть, этим словом лихи обозначают что-то другое.

– Может быть, – ответил Найгур. – У вас еще говорят про вурдалаков – очень похоже.

– Ну вурдалаки – не самое страшное![11]11
  Вурдалак у славиров – неупокоенный мертвец, чудовище страшное, но вполне одолимое, потому что существует в яви. Упырь же – скорее демоническое чудовище, более опасное, ибо ему доступны и явь, и навь.


[Закрыть] – может быть, несколько более громко, чем собирался, сказал Ворна. – Они доброй стали ох как не любят!

– Ты уже справлялся с такими? – спросил молчавший доселе Дайнур, и под напускным спокойствием его вдруг отчетливо проступили страх и надежда.

– Нет, – вынужден был признать Ворна, однако нашелся: – Нас такие чудища давно, с прадедовых времен, не тревожат. Знаешь почему? Мы сталью владеем. – Видя, что обманул ожидания лиха, он добавил: – Да и река нам поможет. Кажется, я знаю, отчего они нас не дождались: ты ведь сам говорил, что в Лесной сила особая. Вот она их одолела!

– А может, это только дозор был? Заметили нас и отправились за подкреплением, – поделился Горибес, хорошо слышавший весь разговор.

– Ну еще не хватало раньше срока пугаться! – осерчал Ворна. – Стыдись!

Горибес вздохнул и ответил:

– Ты не тревожься за меня, я в бою не струшу. Просто жутко мне, что греха таить.

– Мне тоже не по себе, – улыбнулся (и не скажешь, что лукаво) Ворна. – Так что даже хочется поскорее повстречаться с вурдалаками – посмотрим, кто после этой встречи больше бояться будет. Только чтобы они нас опасались, – повысил он голос, – надо по сторонам смотреть, дабы беду не проворонить, а не галдеть на всю степь!

Походники вновь обратили взоры на холмы. Время от времени взъезжали на вершины, повторяя путь неведомых существ, которые, шагу не сбавляя, тоже осматривались при каждом удобном случае.

Незнакомцев так и не было видно. Походников они опережали на два дня, и путь их все больше отклонялся к северу. Не иначе, Ваутвойтар и впрямь теснила их своей непреклонной волей.

Когда надвинулся вечер, Нехлад, заметив растущее беспокойство спутников, принял решение:

– Вернемся к реке.

Он не стал говорить, но его все больше терзало подозрение: что, если трюк со следами и преследовал цель сбить их с пути? Весь день двигаясь на пределе выносливости своих скакунов, походники одолели сегодня смехотворно малое расстояние.

– А зверья опять не слышно, – оглядываясь на горы, проговорил Тинар.

Глава 3

Они загодя позаботились о топливе, но костер развели только в сумерках, когда проблеснула под тучами бритвенно тонкая полоска багряного заката, и ненадолго, чтобы не выдавать себя ни дымом, ни огнем. Сварили еды, запарили травяной настой, снимающий усталость – его секретом поделились лихи, знавшие тайны каждой травинки в Безымянных Землях, – а потом, по обыкновению, прикрыли угли дерниной, положив рядом вязанки хвороста.

И опять сгустилась тьма, беззвездная(тяжкая, насквозь пробитая порывами северного ветра. Люди кутались в плащи – и вновь не спешили засыпать.

– Близнецы и Горибес, в дозор! – резко приказал Ворна. – А остальным спать! Ровно дети малые, стыдоба. Забыли, как в былые годы смерть рядом ходила? Воины рядом со мной или бабы пугливые?

Проняло. Люди поплотнее закутались в плащи, устраиваясь. Нехлад задремал, неосознанно держа руку на рукояти меча.

Он проспал не больше двух часов, во всяком случае, дозорные еще не успели смениться. Испуганное ржание коней и резкий крик Горибеса: «Тревога!» – выдернули его из объятий сна.

Еще не открыв глаза, он откатился в сторону, вскочил, обнажив меч. Ночь полнилась движением, в кромешной тьме трава шуршала несогласно с дуновением ветра. Однако дозорные не растерялись, запалили сразу три пука хвороста и зашвырнули во мрак.

И огонь обрисовал фигуры, кольцом смыкающиеся вокруг ночлега. Как и выходило по следам – невысокие, плотные. Одеты в серые плащи с откинутыми за спину капюшонами, в руках – короткие кривые мечи. Сколько их было, разобрать не удалось, но не меньше, чем походников.

Дозорные подкинули еще хворосту и отступили от костра. Хотя пришельцы, по-видимому, прекрасно видели в темноте, теперь и сами были освещены, а загудевший костер бил им в глаза, скрадывая очертания славиров и лихов, которые все уже были на ногах, с оружием на изготовку.

И неведомые враги не решились напасть. Отступили, растворились во тьме, так и не издав ни единого звука. Точно не было их…

Ворна опустил меч и сказал:

– Бочар, Езень, Тинар, теперь вы в дозоре. Радиша, ты хоть и не боец, а побудь, пожалуй, с ними. Поддерживайте малый огонь, чтоб самих не было особенно видно. Чуть заподозрите что – кидайте головни, чтоб разглядеть, идут они или нет.

После этого он лег и как ни в чем не бывало уснул. Впрочем, ему не грех, у него сон чуткий. А вот Нехлад долго не мог заставить себя задремать. Но больше в эту ночь их не потревожили.

* * *

Наутро осмотрели следы. Враги пришли, как и ожидалось, с севера, обступили стоянку, придвинулись, но, не рискнув вступить в бой, на север же и ушли.

– Видно, это тот самый отряд, что ночевал на берегу Лесной, – сказал Ворна.

– Скорее, дневал, – добавил Найгур. – Ночь навайям милее.

– Вы про них что-нибудь знаете? – спросил его Нехлад. – Я имею в виду, появлялись они когда-нибудь у лихов или тоже были только смутными преданиями, как глубины Ашета?

– Старики говорят, давно это было… Но все-таки было – с нами. Приходили навайи, убивали. Но лихи не дрогнули и прогнали их обратно в Ашет. Так рассказывают, но больше ничего не прибавляют. Мы и то теперь знаем про них больше. Я думаю, навайи чем-то прогневили реку и надолго к ней не подходят.

– Однако же подходят, и на один натиск их хватит, – заметил Ворна. – Я так думаю: нынче, если не найдем довольно топлива для костра, надо переправиться на ту сторону Лесной. Авось в Древлетский лес эти навайи не сунутся. Лучше уж потерять несколько дней, чем жизни.

– Почему не сделать этого сразу? – вздохнул Найгур. Ворна осклабился, открыв недостаток в зубах, и недобро прищурился.

– Так или иначе, а с этими тварями сойтись придется! – объявил он, повысив голос, чтобы его слышали все. – Не хочу, чтоб они думали, будто с нами так просто справиться можно. Радиша говорит, звезды сулят Новосельцу беду – мы теперь, похоже, знаем какую. Если струсим сейчас – навайи обнаглеют и нападут. А если укатаем их – поостерегутся.

– Для чего же тогда за реку уходить? – спросил Яромир, нарушая молчание, воцарившееся после слов Ворны.

– Для того, чтобы попусту головы не класть, – нахмурился тот. – Боюсь, без огня мы легкой добычей станем. Это ни к чему. Нам ведь узнать навайев нужно: каковы они в деле, чего от них ждать. Ну что скажешь, Булатыч?

Нехлад обвел взглядом лица спутников. Ох, не ему бы принимать такие решения! Тихо ненавидя себя за слабость, он все-таки обрадовался, когда Ворна решительно взял на себя долю вожака. Теперь даже странным казалось, что дядька оставляет последнее слово за ним. Ведь, несмотря на лета, мальчишка еще. Книжная душа. Ни разу в бою не бывал, меча не окровавил.

Однако и признать слабость свою было никак невозможно. И Нехлад, не имея возможности принять решение быстро, опытом да чутьем, стал думать.

Крох и Укром… близнецы слишком молоды. Богатыри и кровь проливали, но не закалены еще. Впрочем, отважны, не отступятся. Бочар, Езень и Торопча – бывалые воины, они непременно останутся на северном берегу, с огнем или без. У них вон в глазах огонь горит – так легли на сердце слова Ворны.

Горибес – человек нрава легкого, незлобивого, но кто в бою с ним бывал – говорят, рубака проворный и никогда не отступает. Слова его не воспламенили, уж он-то почище сорока Ворн наговорить может, и по-простому, и чуть ли не по-книжному, но именно потому хорошо знает им цену. Не воспламенился, но прекрасно понял, что эти слова значили для самого Ворны. Этот трусливой мысли не затаит и товарищей не бросит.

А вот Водырь из другого теста. Тоже рубака проверенный, но он из тех людей, которые в бой идут сообща. Рядом с друзьями, но не сами. Если не будет единомыслия в отряде – и в его душе поселятся сомнения.

О Кручине и Радише речь не идет – не бойцы. Им, естественно, страшно. Они не захотят свой страх показать, но как раз их, хотя бы силой, надо будет непременно за реку отправить. И лихов тоже. Не по ним война – и ладно, так и должно быть, наверное. Принуждать их – к ненависти подтолкнуть.

Но может, и не понадобится еще голову морочить? Не найдем дров, так ведь правда все на ту сторону переберемся. – Поступим, как предложил Ворна, – сказал Яромир.

* * *

Нынче оба берега Ваутвойтар были пусты и травянисты. Северный на очередном изгибе реки поднялся, вознесся глинистыми кручами обрывов, и было видно с него, как на той стороне отступает Древлетский лес.

Скакали и скакали. Версты ложились под копыта коней. К сожалению, тонконогие ашетские красавцы под лихами быстро уставали, и Нехлад не мог нарадоваться на своего гнедого крепыша Уголька. Славирские рысаки не так быстры, но отличаются редкой выносливостью.

Впрочем, сейчас от этой выносливости не много проку было: не бросать же лихов. Приходилось медлить.

Однако же версты таяли за спиной, уже перевалило за полдень, а растительность все не появлялась.

Вскоре Ваутвойтар опять сменила обличье. Оба берега поднялись, и по обоим из земли все чаще стали выпирать гранитные когти Ашета. Вот уже утесы сдавили своевольную реку, и вздыбилась она, заклокотала, облеклась белокипенными покровами. Нет, не только сонное течение ей под стать! Глубинная мощь пробудилась и обрушилась на скалы. Века длился этот бой воды и камней, и нельзя было сказать наверное, чья возьмет…

Чем ближе к вечеру, тем крепче ругал себя Нехлад последними словами. Мудрое решение принял он утром, ох какое мудрое! Последним глупцам на потеху… Мало что ни о какой переправе теперь и речи идти не могло, так еще дорога вдоль обрыва, по острым скальным изломам, становилась все опаснее, и пришлось опять отворачивать к северу, к зловещей пустоши! А на сколько верст тянется этот проклятый кряж – кто знает?

До заката оставалось часа два, когда походники в очередной раз сбавили ход и повели коней в поводу. Нехлад подождал приотставших лихов и обратился к ним:

– Простите, друзья, что скверно все выходит у нас. Но, думаю, если вы прямо сейчас повернете назад, до темноты успеете выбраться из этого каменного капкана. Переплывете Ваутвойтар, а там, быть может, еще быстрее до дома доберетесь, у нас-то тут впереди еще Езгаут!

– Не вини себя, – ответил Найгур. – Никто не бывал здесь, и никто не знал, как поведет себя Ваутвойтар. Но мы решили не бросать вас. Вы, славиры, добрые соседи… Быть может, – помедлив, добавил он, – быть может, я и по глупости пустился в это странствие. Но я обещал заботиться о вас в походе, и слово надо держать. Так же думают и мои собратья.

Впереди послышался крик Торопчи:

– Вижу деревья!

* * *

Под плотными тучами темнело быстро, так что, добравшись до зарослей, решили не искушать судьбу и остановиться в первом подходящем месте.

Каменистые россыпи в пяти или шести верстах от Лесной уступали напору жизни. На них приютились редкие, коротенькие, но плотные крученые деревца – сосенки да березы, между камней пробивались пучки жесткой травы, вереск покрывал земляные проплешины. На ровном участке уместились и два мертвых сухих ствола – славиры тотчас взялись за топоры, лихи принялись собирать валежник.

Нехлад слышал, как Укром спрашивает у Водыря:

– Как думаешь, придут они этой ночью?

– Должны, – подавляя вздох, ответил тот, – Весь день аж нутро сжимается – чую, близко вурдалаки.

– Твоя правда, чуется напасть. Мы, верь не верь, боялись, что прямо днем и навалятся.

– Вурдалаки – днем? – усмехнулся Водырь. – Уж этого, по счастью, не бывает.

– Да разве это день? – подступил Крох. – Мы себе, знаешь, так смекаем: хмарь эту как раз за-ради вурдалаков и нагнали на нас. То бы они днем в землю закапывались, а так, видать, бегом бегут, нас нагоняют, и ничего-то им, гадам, не сделается.

– Вот кабы Лесная поднатужилась да хмарь бы развеяла – так бы вурдалаки нас и видели! – завершил Укром.

Удивительно, как быстро они вжились в этот край! Не своих богов готовы помощниками признать – здешних духов. Нет, и Весьероду они, конечно, помолятся на закате, и к душам предков воззовут, и к оберегам побратимов прикоснутся. И нет ничего странного в том, что славиры уважительно относятся к чужим богам, признавая их власть над исконными землями. На это способен любой народ, если, конечно, его составляют здравомыслящие люди.

Другое поразило Нехлада: как легко воины восприняли самую суть противоборства реки и гор, приняли как должное то, о чем еще неделю назад и слыхом не слыхивали. То же и лихи: из осколков смутных, насквозь чужих преданий мигом взрастили святую уверенность в том, что Ваутвойтар защитит их если не по доброте, так хотя бы ради того, чтобы лишить добычи зловещую Тьму Ашета.

Близнецы с Водырем настрогали острых колышков, которые укрепили в траве с севера и запада от стоянки. Горибес занимался факелами.

Торопча натянул свой лук и теперь внимательно осматривал стрелы. Сорок штук, все целехонькие, да только на вурдалака, по его разумению, коли уж серебра не припасено, лучше всего срезень годился – с наконечником-лезвием в виде полумесяца. А срезней было у него только десять. Был еще десяток стрел тупых,[12]12
  Стрелы с тяжелым тупым наконечником использовались для охоты на мелкого пушного зверя.


[Закрыть] которыми Торопча еще в Поющем лесу хотел воспользоваться, да так и не собрался. И двадцать – простых, четырехгранных, на все случаи жизни. На все так на все, глядишь, и вурдалаку в лоб или в сердце в самый раз будет…

– Коней не стреноживать! – распорядился Ворна. – Кони нас не бросят, а доведется костьми лечь – авось да прорвутся, донесут скорбную весть до Новосельца.

Лихи готовились к бою по-своему. Этот тихий народ почти не знает оружия, кроме ножа да копья, но ловчие – особое дело. Обычное снаряжение их составляют нож (куда без него?), аркан, с которым лихи управляются с исключительной ловкостью, короткая плетка – для особой убедительности, если попадется в степи слишком ретивый скакун (хотя Нехлад точно знал, что пускать в ход плетку у гордых ловчих считалось чуть ли не позором), и мощный, звонкий кнут из сыромятной кожи, которым пользовались, когда нужно было гнать табун.

Молодой боярин не сомневался, что и с кнутом лихи не менее ловки, чем с арканом, но даже не подозревал насколько. Сейчас, глядя на их приготовления, подивился. Найгур и его товарищи в разлохмаченные концы кнутов вплели по продолговатому камешку с насечками. Заметив его взгляд, Тинар пояснил:

– Всякое бывает на равнинах. Если что, таким вот волку в лоб приложишь – и нет волка!

– Себе в затылок не попади, юнец, – осадил его Найгур. Тинар насупился, но шутка старшего никого не рассмешила. Не до смеха…

Своих коней лихи с самого начала обтерли, обиходили, но теперь, когда потники просохли у огня, оседлали вновь. Они и на земле проворны, но верхом – вдвойне. Славиры же, умея, в случае нужды, рубиться в конном строю, всегда предпочитали драться стоя на своих двоих.

Наконец все было готово. Оставалось только молиться и ждать.

* * *

В сумерках никто не заметил, как надоевшие тучи сгустились еще сильнее. И вдруг хлынул дождь. Без малейшей приметы – и как из ведра, да что из ведра, словно полновесное озеро выплеснулось на походников.

– Дрова! – взревел Ворна. – Дрова накрывайте! Костер! Нехлад сорвал с себя плащ, подхватил потник Уголька и кинулся спасать хворост. Рядом близнецы, спеленав по охапке дров, выпрямились, прижав их к груди и испуганно глядя по сторонам, не зная, что делать дальше. Горибес и Езень закутали факелы. Кручина с Радишей встали у костра, раскинув плащи крыльями…

То, что взяли на руки, удалось спасти, но часть дров промокла, а от сухих теперь тоже не много пользы. Земля вокруг – одна сплошная лужа… Ворна рычал в бессильной ярости.

– Идут! – громко, но без страха объявил остроглазый Торопча. Он единственный не кинулся к дровам, а встал на камень, держа наготове лук. Славирским лукам ненастье не страшно, а уж его могучему детищу и подавно. Плавным движением извлек он из тула простую стрелу, наложил на тетиву, мгновение постоял, замерев, всматриваясь во мрак за дождевыми струями, а потом резко развернулся всем телом и выстрелил на разрыв.[13]13
  Одним слитным движением, без задержки для прицеливания, почти как «навскидку».


[Закрыть] Загудела тетива, пропела стрела, прошивая ливень? – и наконец-то удалось услышать, каков голос у безмолвных преследователей. Тусклый и тоскливый…

– Готов! – сообщил Торопча и, удовлетворенный, потянул следующую стрелу, уже срезень – видно, решил, раз уж выпал случай, все на вурдалаках проверить…

– В огонь, что горит! – проревел Ворна. – Все пали – покажем гадам! Сурочь![14]14
  Имя родной земли – обычный боевой клич нарожских славиров.


[Закрыть]

– Сурочь!!! – слились воедино крики славиров.

В какой-то миг показалось, что огонь одолеет воду. Пожирая сухой хворост, пламя взметнулось выше голов. Но не прогорело и десяти вздохов, резко пошло на убыль…

Ноги скользили по земле, дождь заливал глаза. Фигуры навайев выскальзывали из сумрака одна за другой. Нехлад не побежал к костру, все, что плащом накрыл, бросил на месте, обнажил меч и устремился навстречу врагу.

Сошлись!

Зазвенела сталь.

Разнеслись крики.

Тускло сверкнул кривой клинок, Нехлад уверенно поднырнул, вспарывая брюхо противника. Отразил удар слева – полоснул в ответ по горлу. Подступили справа – защита, удар! Двое навалились – он связал их мечи хитрой петлей, одного отбросил ударом ноги, другому вонзил сталь в грудь…

Потом ум перестал отмечать подробности, все слилось. Глаза не успевали за мельканием теней, и Яромир положился на чутье, обострившееся до предела. Страх, напряжение последних дней, отчаяние из-за этого проклятого ливня, грозящая тьма – все переплавилось в жарко пылающем сердце в необоримое стремление выжить!