Текст книги "Земля Забытых Имен"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Где этот огонь? – перебил его Локрис– И где руины? И, наконец, где демон? Великий народ, я низвергнул Ангейра и вернул тебя к жизни.

– Неправда! – воскликнула Данаила. – Нас вывела из башни целительница!

– Которую привел сюда я. Разве она не сказала? Ах, ну что же ты, девочка… – не без насмешки укорил он Милораду, безошибочно отыскав ее глазами. – Может быть, твой юный спутник объявит теперь, что победу над Ангейром одержал он сам? Скажи, Нехлад, скажи тем, кто ищет ложь в моих словах: не я ли привел тебя на поединок с Иллиат, исход которого решил судьбу Ангейра?

Нехлад промолчал. Рассказывать все не было времени, а спорить с Древлеведом – смысла. Неважно, что он ответит, важно, что услышит толпа. Может быть, молчание Вельдара не так уж и случайно?

– Не слышу тебя! – крикнул Локрис, но, видя, что ответа не дождется, вновь обратился к горожанам: – Покуда я с вами, слава и величие ваши несокрушимы! Да, был тот страшный день, когда камни рыдали над вашим бессилием, которое сами вы впустили в сердца свои, прислушавшись ко лжи Вельдара! Но что с того? Я снова рядом, и город ждет вашего слова, чтобы возродиться! В вашей воле сделать его еще более прекрасным! Вернуть все на свои места! Ибо я снова рядом, чтобы исполнить любое ваше желание!

– Любое желание? – в гневе воскликнул царь, и, хотя не без труда, его возглас прорвался сквозь выкрики взбудораженной толпы. – Но я желаю, чтобы ты оставил нас наедине с нашей совестью, ибо меня не прельщает постыдное бессмертие, в течение которого я буду стыдиться себя. Я желаю получить прощение богов!

– Я исполняю желания, а не потворствую слабостям, – с пренебрежительной усмешкой ответил Локрис.

И снова взметнулась буря голосов, а царь встал на колени, возопив:

– Боги, боги, зачем вы так терпеливы? – но дальнейшие слова его потонули в шуме.

Казалось в тот миг, что все решено: старый царь низложен, новый – коронован этим сотрясением воздуха. Уже приосанился Древлевед, только вдруг тень пробежала по его лицу, а взор Данаилы, в отчаянии обнявшей отца, осветился искрой надежды.

У Локриса сторонников было меньше. Заметно меньше.

И Нехлад понял, что пока ему не доводилось видеть, как выглядит смятение Древлеведа. Ко всему был готов исполнитель желаний, но только не к тому, что предложение будет отвергнуто.

Сперва Ангейр, потом народ Хрустального города… Впервые за сколько веков ему выдался день, столь насыщенный неожиданностями.

* * *

Что-то вдруг изменилось, сгустился воздух, отяжелел, завязался тугим и влажным вервием предгрозового ветра. Из-за пиков Двух Судеб скатилась по перевалу черно-синяя туча, поползла, царапаясь о крыши. И в блеске молнии, в раскате грома явился горожанам…

У Нехлада перехватило дыхание.

Явился верховный бог. Весьерод, верховный бог славиров.

Ветер хлестко ударил по плечам, заставив склониться проросшие из яви деревья. Яромиру пришло на память древнее сказание о том, как Весьерод остановил войну деревьев, тогда зеленые исполины тоже поклонились ему – и точь-в-точь так он себе это всегда представлял.

Неудивительно, ведь это навь, место, где мысль мгновенно становится образом.

Вот только чья мысль? Неужели – обитателей Хрустального города?

Освобожденные души пали ниц.

– Вельерод… – прошелестело как вздох.

– Вельерод! – воскликнул царь. Протянув руку к богу и тут же отдернув ее, словно обжегшись, он распростерся у стоп его.

Даже имя прошло сквозь века почти без изменений, переходя от языка к языку. В представлении обитателей Хрустального города он выглядел отнюдь не крестьянином, однако роскошь и здесь была ему чужда.

Нехлад поспешно выбросил из головы мысли о том, почему вообще облик бога может зависеть от чьих-то представлений. Над такими вопросами пусть Ростиша да волхвы в Верхотуре думают.

Молчание затягивалось. Весьерод обводил людей взглядом, в котором не было ни радости, ни гнева, только ожидание. Не поднимая головы, царь воскликнул:

– Мы заслужили кару твою, бог наших отцов! – Вдруг решившись, он выпрямился. – Но и в этот миг я счастлив увидеть тебя: значит, не забыл ты о своих недостойных детях!

– Встань.

Это единственное слово было совсем не тем, чего ожидал смятенный царь. Наконец он медленно поднялся на ноги. Весьерод стукнул о помост своим похожим на пастушеский посохом.

– Вот я пришел. Чего ты попросишь у меня?

– Ничего.

– Есть ли у тебя желания?

Царь вздрогнул. Древлевед на другом краю помоста съежился, словно в ожидании удара, однако на него бог смотрел не более, чем на пустое место.

– Нет, – ответил царь.

– Жаждешь ли ты прощения?

Царь помедлил и, заставив себя оторвать взгляд от лица бога, проговорил:

– Я недостоин его. Весьерод обернулся к людям:

– Вы слышали слова своего властителя. Кто бы сказал иначе? – Не дождавшись ни звука в ответ, Весьерод снова стукнул посохом, заметно сильнее. – Что же молчите, люди? Вы любили расточать словеса перед моими ликами, почему же ни звука не произнесете перед лицом моим? Только что спорили – и уже отступились? Вас спрашиваю: кто сказал бы иначе, чем царь?

Нехлад был уверен: вопрос из тех, что не требуют ответа, но не так хорошо знал он жителей Хрустального. Вот поднял голову моложавый горожанин, который первым закричал, что ему все равно. Правда, начал он изворотливо:

– Какого ответа ждешь ты, боже Вельерод?

– Прямого и честного. Неужели думаешь, что меня устроит лживый или уклончивый?

Усмешка Весьерода, как будто не грозная и вполне человеческая, заставила горожанина затрепетать.

– Я надеюсь, мой ответ не оскорбит тебя. Я жажду прощения, но хочу и жить. Да, я виноват не меньше прочих, но и не больше, а кто без вины? Кто мыслил, что маленькие слабости приведут к большой беде? Мы грешны перед тобой, великий, но грешны по незнанию! – Голос его окреп. – Я хотел бы жить, чтобы исправить все допущенные ошибки! Я хотел бы…

– Мне понятно, – прервал Весьерод. – Кто еще хочет сказать? Я выслушаю всех. – Сомнения еще одолевали горожан, и он добавил: – А если боитесь, что я не умею исполнять желания так ловко, как ваш Локрис, – что ж, вот он, обращайтесь к нему. Нынче особенный час, когда придется сделать выбор.

– Жду кары! – воскликнул золотоволосый воин. Его перебили сразу несколько голосов:

– Жизни! Жизни!

Однако немногие поддержали этот возглас, и вскоре он увял. Должно быть, кричавшие поняли, что выбирают не за всех, а только за себя – теперь же черед молчавших доселе.

Пробившись мимо них к помосту, какая-то женщина воскликнула:

– Где дети мои?

– И мои! – хором отозвались другие.

Только сейчас Нехлад обратил внимание, что на площади не было ни одного ребенка. Правда, его удивило, что осиротевшие матери дали о себе знать далеко не сразу, да и было их куда меньше, чем следовало ожидать от города. Почти полное отсутствие мужских голосов тоже обратило на себя внимание.

– О них вам стоило тревожиться раньше, – коротко ответил бог.

Гнетущая тишина нависла над площадью. Некогда бушевавшая здесь огненная смерть отрезвила не всех, но многих, заставив задаться вопросом о ценности жизни, при которой люди были отданы демону и даже не заметили этого.

– Мне понятно, – промолвил Весьерод. – Да будет то, о чем сказало ваше молчание. Чего еще не было в мире. Люди прошлого, дети мои! Были времена, когда я радовался, глядя на вас, и были – когда горевал. – Он взмахнул посохом, навершие которого засветилось, очерчивая в воздухе широкий полукруг, превратившийся в огромные сияющие врата. Нехладу не удалось рассмотреть, что лежит за ними. – Идите.

Одно слово – и опять бесстрастное, без обещаний, без малейшего намека, что ждет души на той стороне.

Царь шагнул первым, за ним, обернувшись, но так и не отыскав глазами Незабудку, растворилась в сиянии врат Данаила. Горожане поднимались на помост и исчезали один за другим.

Вскоре площадь опустела, ушли и те, кто молчал, и те, кто просил, и те, кто хотел просить, но не осмелился, и те, кто кричал, когда хотелось молчать. Остались только Весьерод, Нехлад с Незабудкой, серой тенью застывший с одной стороны помоста Древлевед и с другой – сидевший на земле Вельдар, по щекам которого катились слезы. Он так и не подошел к своей любимой.

* * *

Приблизившись, они преклонили колена, но Весьерод поднял молодых людей.

– Сейчас мне бы стоило поклониться вам, – сказал он и не медля исполнил сказанное. – Не вы одни, но вы больше многих приблизили победу.

– Я не понимаю, – призналась Незабудка.

– И я не могу объяснить, – добавил Нехлад.

Весьерод рассмеялся. Он, неведомо когда преобразившись, выглядел теперь точно как полагалось по славирским представлениям.

– Вы дали этим людям возможность отвергнуть учение Локриса.

– Весьерод, скажи мне… – несмело начал Нехлад. – Если ты всегда был богом Хрустального города… выходит, ты меня обманул в тот раз?

Бог развел руками:

– Реши сам, был ли это обман.

– Но если ты все знал… наверное, мог и выручить их души сам?

– Только если бы в Весьероде проснулся Вельерод, а этого не могло случиться, пока не пробудился народ Хрустального города. Теперь их история закончилась навсегда – и сегодня в последний раз появился тот, кого называли Вельеродом. Да только дело не в том. Единственное, что имеет ценность во вселенной, – это человеческий поступок, – пояснил Весьерод. – Но велика ли ценность поступка, совершенного по указке? Вспомни себя – совсем недавнего. Желал ли твой отец, чтобы ты вечно оставался ребенком, которого нужно учить и направлять?

– Это совсем другое…

– То же самое. Наступает час, когда нужно все делать самому – и в полной мере отвечать за поступки. Это верно для человека, верно и для народа.

– Народы взрослеют, старятся и умирают…

– И продолжаются в своих наследниках.

– Ну а мы, славиры? Сколько нам сейчас?

– Примерно как вам, – улыбнулся Весьерод молодым людям. – Вы двое и есть предвестники настоящей зрелости славиров. У вас достало отваги и чести для понимания того, что вы есть. Надеюсь, хватит и мудрости правильно распорядиться всем, что вы узнали.

– Ждать подсказок не приходится? Но ведь ты не оставишь нас?

– Ты и сам можешь ответить. Какой отец оставляет ребенка, даже если у того седина на висках? Ну что ж, вам пора возвращаться. Да пребудет с вами благословение мое и моей дочери.[45]45
  Дочь Весьерода – Весна, богиня любви и красоты у славиров.


[Закрыть] Идите в явь, а мне еще нужно поговорить с Вельда – ром.

– О чем? – с горечью отозвался владыка Эйаткунваута. – Я уже давно не человек, я ближе к тебе, чем к смертным. Я не могу бросить свой лес и свой народ и не могу последовать за той, о ком вспоминал тысячи лет.

– Многие боги завидуют твоим успехам, Вельдар. Ты взрастил дивный народ, не ведающий вражды и злобы. Доволен ли ты?

Вельдар отвел глаза, наверное, и «да», и «нет» были бы одинаково правильным ответом. Весьерод положил руку ему на плечо и промолвил:

– Ты обзавелся собственными детьми, но, может, под облачением родителя скрывается еще ребенок? Может быть, взрослая часть тебя понимает, как многому нужно еще научиться?

– Не поздно ли?

– Век живи – век учись, – усмехнулся Весьерод. – Бывает так, что и нам, богам, стоит прислушаться к мудрости смертных. Неудивительно, ибо истинным наставником может быть лишь тот, кто сам никогда не перестает учиться.

Он обернулся к Нехладу и Незабудке:

– Будем прощаться.

– Но, господь Весьерод, я так много хочу спросить у тебя! – воскликнула девушка.

– Все ответы есть в сердце твоем, – ответил он, но, наклонившись к ней, чтобы поцеловать в лоб, шепнул: – Все получится, ты сумеешь выпрямить его изломанный дух.

– А как же… – удивленно проговорил Нехлад, указывая на Древлеведа.

Тот, удивительное дело, так и стоял, облокотившись о перила помоста, с безразличным видом глазея на крыши Хрустального города. Уже ни тени отчаяния не было на его лице. Только сейчас он обернулся и встретил взгляд Нехлада с каким-то прохладным любопытством.

– Вы собрались сражаться с ним? Но его нельзя победить, – сказал Весьерод.

– Ну если юноша так хочет, может, пусть попробует? – предложил Древлевед.

– К сожалению или к счастью, но его нельзя убить. Ни руками, ни трижды волшебным оружием, – продолжал бог. – Однажды он исхитрился стать неуязвимым.

– В Баате? – спросил Яромир. – Когда стал един с телом царя, как сказал летописец?

Незабудка и Вельдар посмотрели на него непонимающе, Весьерод с уважением, а Древлевед, кажется, с вполне искренним изумлением.

– Догадался? – спросил он. – Неужели по одному только копью? – Он коснулся древка оружия, прислоненного рядом к перилам.

– По всему, – ответил Нехлад. – Ведь ясно было, что летопись лжет. Летописец Ибрэй, остававшийся живым при Телгире, конечно, верно служил демону и записал историю так, чтобы успокоить читателей. Но еще там сказано, что новый царь Истлан истребил племя ками, из которого был родом. Это скорее мог сделать демон Телгир, испугавшись, что ками способны породить еще более хитроумного юношу. Ну и копье… оно существует на всех гранях нави. Если его изготовили ками, значит, это племя преуспело в постижении магии. Ты не мог не испугаться.

– В моем лесу жило племя, бежавшее из Баата, – сказал Вельдар. – Они рассказывали легенды об ужасах правления Истлана, но ни на миг не сомневались, что он был тем, за кого себя выдавал. Как такое могло случиться?

– А ты спроси у этого редкостно сообразительного юноши, – посоветовал Древлевед. – Он, правда, из другого племени, но явно считает, будто ему известно больше, чем очевидцам.

– Стоило догадаться раньше, – ответил Нехлад, не обращая внимания на насмешку. – Догадаться, например, что ты никакой не Истлан, не Локрис и не Древлевед. Это все… оболочки. Без которых ты, правда, не мог бы существовать. Думаю, ты тот, кого Данаила назвала Никтосом, одним из демонов, призванных в Хрустальный город. С Локрисом ты, наверное, довел свою игру до конца, так? Лишил его всего человеческого, научил беспричинным, бесцельным желаниям – чтобы они были беспредельными? Ведь сам ты лишен воображения и не умеешь мечтать – потому тебе нужно, чтобы рядом был тот, кто умеет. И чем обширнее его желания – тем сильнее твоя власть. Только Локрис все равно подвел тебя, когда от ужаса содеянного в нем проснулась совесть! Ведь так все было? Лишившись Локриса, ты стал бессилен и принужден был искать себе нового… носителя. Сразу или спустя долгое время им стал царь Баата, с которым ты по желанию Истлана слился, да так и не смог выбраться из бессмертной плоти. Хотя ты, кажется, легко меняешь обличья – наверное, твой облик зависит от представления окружающих? Баатцы, я думаю, очень хотели, чтобы юноша из племени ками победил, и для них ты стал Истланом. А потом прошло время – и народ Баата тоже умер. Или душа царя угасла, как некогда – душа Локриса?

В глазах Древлеведа промелькнула тень.

– Я недооценил тебя, сын Булата. И все же твой ум не так остер…

– Достаточно остер, чтобы понять, чего ты от меня хотел! Воспитать нового Локриса! Дать мне соединенную мощь двух демонов, мощь без барьеров сердца и совести… И отнять все человеческое, чтобы не было предела желаниям, чтобы ни совесть, ни сочувствие никогда не остановили меня. К счастью, я разочаровал тебя быстрее, чем прежние твои… послушные хозяева.

– Как вы, боги, допустили это? – сокрушенно покачал головой Вельдар.

– А так, пожалуй, и лучше, – ответил Весьерод, и лицо Древлеведа исказилось злобой. – В своей неуязвимой плоти он – как в темнице. – Он указал на Башню Слез: – В темнице, конечно, посвободнее этой. Но из нее тоже нельзя выбраться самому.

– Ничего, я терпелив, – заверил Древлевед, Локрис, Баатский демон Телгир, царь Истлан – носитель, должно быть, еще тысячи других имен, которые можно отыскать в летописях, по большей части забытых. – Как изволил ты красиво выразиться, народы взрослеют, как люди. Ну а человечество – как народы. Что ж, взрослейте, люди! Придет день, когда вы выберетесь из пеленок детства и поймете, что боги и демоны – нечто большее, чем ваши укрупненные подобия. И тогда вы захотите увидеть меня в блеске истинной славы. Я потребуюсь вам, чтобы исполнять новые, немыслимые желания! И я буду рядом, как всегда был – с того первого мгновения, когда человек понял, что обладает не всем, и возжелал… еще сам не зная чего! – Он расхохотался.

– Глупец, – негромко и с долей снисходительного сочувствия сказал Весьерод. – Когда наступит пора зрелости людского рода, мы с тобой уйдем в небытие, развеемся, как детские страхи и радости. Как наивные младенческие заблуждения. И вот тогда вместо нас…

– Не будет этого никогда! – с яростью воскликнул Древлевед и, схватив копье, спрыгнул с помоста. – Не будет, слышишь? – обернулся он, уходя. – Ты, может, и сгинешь, а я останусь, в каком угодно обличье – останусь! Навеки!

Не найдя больше слов, он быстрым шагом удалился, скрывшись в переулках Хрустального города – зыбкой тени, никому уже не нужной и начавшей бледнеть, истаивать, испаряться… Вспышка злобы, с которой язвительный демон перебил Весьерода, сама по себе была указанием на правоту последнего. Но Нехлад обнаружил, что не хочет думать об этом.

Древлевед изгнан. Пусть не навек – ну так ничто не вечно. Он не получил ни великой силы демонов, которой можно было бы соблазнять людей, ни народа минувшей эпохи, ни нового «послушного хозяина». Он изгнан здесь и сейчас, и требовать большего нельзя.

Нехлад низко поклонился своему богу и сказал:

– Благослови, Весьерод. Для нас было великой честью встретиться с тобой.

Незабудка тоже поклонилась, а Весьерод ответил:

– Благословляю вас. Великой гордостью вы наполнили сердце мое.

Вельдар, погруженный в раздумья о своем, тряхнул головой и, приобняв их, сказал:

– Прощайте – и будьте счастливы.

…Город стал прозрачным. Развеялись тучи, и уже потерялись в сиянии чистого неба крыши, на которых никто не догадался поселить голубей, а сквозь истончившиеся стены можно было видеть очертания гор. Мостовые, уложенные так, что между булыжниками нельзя было просунуть даже лезвие, на которых никто не поселил ни былинки, словно взгорбились, но тут же стало ясно, что их уже нет, а под ногами перекатываются обычные камни и взвивается при каждом шаге пыль.

Правой рукой держа Незабудку, Нехлад положил левую на рукоять меча. Знакомые радуги замерцали перед глазами, одевая каждый предмет переливчатыми обводами, и он оттолкнул от себя навь, возвращаясь в привычный мир.

* * *

– Так что же, и коней теперь ловить в Ашете можно? – в очередной раз уточнил Тинар.

На привал устроились у обломков сторожевой башни. Был полдень, и к вечеру они рассчитывали спуститься на равнину, но сперва следовало отдохнуть и подкрепиться. Развели костер, Торопча взялся кашеварить, а Нехлад и Незабудка рассказывали о пережитом.

– И жить, ставить поселки и дайрэи, и пасти бессчетные табуны! – с улыбкой ответил Яромир.

– Но чем ты докажешь, что Зло ушло из этой земли? – спросил Буевит.

Радиша вздрогнул, Тинар недоуменно поднял брови, а Торопча хмыкнул, подбрасывая ветки в костер.

– Неужели и моего слова тебе недостаточно, дядя? – укорила Милорада.

Нехлад же нахмурился:

– Доказывать? А зачем, боярин? Кому надо, сам все увидит.

Буевит отвел глаза. Незабудка печально вздохнула, и Нехлад, успокаивающе тронув ее за плечо, сказал:

– Вот что, боярин, пока твой брат нездоров, за Стабучь ты отвечаешь, а я, как вернусь, тоже в стороне от дел не останусь. Так послушай меня как правитель правителя. Хочу, чтобы отныне не было вражды между нами. Что скажешь на это?

– Дело доброе, – нехотя произнес Буевит.

– Надеюсь, ты правда так думаешь. Должен понимать, что мы не враги, и Сурочь Стабучи не умалит. Надеюсь, поймешь и то, почему я никому, никогда не отдам Незабудку. – Буевит дернул бровью, но смолчал. – И Крепи не отдам.

С губ Буевита уже готов был сорваться резкий ответ, но Милорада опередила его:

– Дядя, не надо спорить и выгадывать. Я люблю Яромира и только за него замуж пойду. Ему вручаю судьбу свою, его судьбу в руки беру… – произнесла она извечные слова славирских невест.

– Ну будет! – махнул рукой Буевит. – Разве так дела делаются? Сперва надо домой вернуться, мировую выпить на пиру, честь по чести, а там уж видно будет. Что до Крепи – неизвестно, есть ли она еще у нас.

– Видно будет, – согласился Нехлад.

Спорить не хотелось, а поддержка Незабудки была важнее возможных препон.

– Я вот только не понял, боярин, куда ушли-то все эти души? – спросил Торопча, явно желая вернуть в разговор в мирное русло.

– Скорее всего, мы никогда не узнаем, – ответил Нехлад. – Да и не касается нас это. Нам бы думать о том, что будет ждать нас за порогом, который наш бог откроет для нас…

– Наверное, – кивнул стрелок и вдруг обратил внимание: – Постой, а где твой меч?

Нехлад пожал плечами:

– Не знаю. Он исчез, как только навь закрылась.

– Как же ты теперь без него?

– Время покажет, – улыбнулся Яромир. – Но меч все равно мне больше не нужен. Враг побежден, а сам я… сам я не маг.

Буевит отвернулся – наверное, для того, чтобы никто не заметил, с каким удовольствием он выслушал это известие.

Яромира же отсутствие связи с навью взволновало куда меньше, чем он сам ожидал. У него была Незабудка, у него была родина, его ждали труды… Быть может, он еще не раз пожалеет об утрате, но много позже.

Он встал и оглянулся на долину. В роскошной зелени место, где деревья Вельдара сокрушили орду чудовищ, уже смотрелось проплешиной шириной в целый город. Желтела трава, лысели кроны. Клок мертвой земли – все, что осталось от Хрустального.

И пусть остается – напоминанием о том, что все на свете приходит и уходит. Нехлад не слишком хорошо понял, что имели в виду бог и демон, говоря о человечестве в целом. Одно дело, если народ – как человек, но все народы… Их и никто не видел, все сразу.

Вот человек: почка, листок зеленый, потом желтый… Ветка – род его, племя. Поколение за поколением живут и уходят в землю-матушку. Бывает, и отломится какая ветка, так в ином месте новая вымахает. А ствол – понятное дело, народ, язык. Стало быть, лес – человечество.

Похоже, подумалось Нехладу. Народы разнятся – как в лесу деревья. Вон дуб, вон рябина, и мало того: два дуба сходны, а все равно их не перепутаешь, каждый по-своему растет. Так и в одном народе племена, бывает, разнятся. Взять хоть славиров из Нарога и из земель исконных: чужой глаз и ошибиться может, двумя разными народами посчитать. Про лихов и говорить нечего, их рыбаков, коневодов и охотников с первого взгляда никто за родичей не принимает, покуда они сами не объяснят. Ливейцы вообще до междоусобицы дошли – что ж, и в лесу так бывает, сосна, что покрепче, вокруг себя поросль губит.

Но коли так, выходит, смертен и лес, как отдельное дерево, как ветка, как лист? Разве может лес умереть? И потом, если есть один лес, а рядом другой и вообще в целом мире их не счесть, что же, и человечество может быть одно, другое, третье?

Этого Яромир не мог себе представить. Тут был предел, за которым отказывалось работать воображение, и вместо четких мыслей мельтешили в голове какие-то бредовые образы. То сказочная война деревьев представлялась ему, то какой-то вселенский пожар, убивающий леса один за другим…

Он тряхнул головой. Наверное, собственное дерево – самое большее, о чем может думать лист. Чтобы представить себе действительно все… надо быть лесником…

Торопча стал разливать похлебку. Размышлявший о своем Тинар, подставив миску, задумчиво сказал:

– Значит, это уже не Ашет. Надо новое имя земле придумать.

Яромир кивнул, вспомнив, что не довелось узнать, как Хрустальный город называли сами его жители, как именовали они себя, свой народ, свою страну. Теперь уже никто на свете не может этого сказать.

Время съело древнюю державу окончательно!

– В свое время придумаем, – ответил молодому лиху Радиша. – У Нехлада это неплохо получается.