Текст книги "Земля Забытых Имен"

Автор книги: Игорь Мерцалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Такова судьба всех детей, – помедлив, кивнул Древлевед. – Мир устроен так, что ни один человек не свободен от славы предков. Что еще?

– Это все!

– Меня-то не обманывай… Нехлад потер висок и добавил:

– Он про Незабудку думает во сне. Это одна девушка… Ну в общем, думает, мол, не заслужил юнец такой любви!

– Гаденько, – задумчиво кивнул Древлевед. – Но ты, надеюсь, понимаешь, что человек не отвечает за свои сны?

– Конечно! И ругаю себя – не надо было вообще этого делать. Чего я добился?

– Положим, добился ты многого. Не всякий ученик способен в первый же раз так тонко разобраться в сновидении другого человека. При должном обучении из тебя получится очень хороший маг.

– Но какую цену придется заплатить за это? – спросил Нехлад.

– Ничто не дается даром. Цена велика… Маг всегда одинок среди людей. Вот подожди, твои ближники поймут, насколько серьезны твои изыскания на пути тайных наук, – увидишь, как быстро изменится их отношение. Но не переживай: это будет их отношение к некоему колдуну, которого они себе вообразят, а не к тебе.

Яромир молча отошел к своей постели и лег. Но все же не утерпел, сказал:

– Я не хочу становиться магом.

– Знаю. Но ты хочешь победить!

За стенами хижины тоскливо выл ветер.

Глава 8

Минули дождливые дни, сменился ветер, и солнце опять пролилось на землю ласковым теплом.

Близилась окраина Согры, лес уже редел в преддверии равнин, но порой, словно не желая сдаваться, собирался с силами и подступал к дороге плотной чащей. Цепочку постов сюда еще не дотянули, и несколько дней путники ехали в безлюдной глуши, только обогнали неторопливый обоз с направлявшейся в Крепь плотницкой артелью. Старшина охранения сказал, что впереди до самого Новосельца всего три заставы слажены, но все – с большими постоялыми дворами, где можно пополнить припасы.

Вот впереди показался холм со срезанной вершиной, на которой устроилась вышка. Добротные срубы подле нее были опоясаны двойным частоколом. Однако никакого движения на заставе не наблюдалось.

Кони забеспокоились, почуяв неладное. Нехлад остановился за пригорком и сказал:

– Тинар, останься с Древлеведом. Торопча, со мной.

Пригибаясь, они поднялись наверх и из-за ветвей кустарника осмотрели заставу. Над двумя срубами поднимались прозрачные струйки дыма. Около одного из них лежала перевернутая повозка. По склону бродили несколько расседланных лошадей. И всюду лежали трупы.

Яромир спустился обратно и сел на коня.

Широкие ворота поста были распахнуты, подле них лежало несколько изрубленных стабучан. Нападение, похоже, было стремительным: воины приняли бой на верхушке холма, не успев даже построиться.

Были среди павших и мадуфиты, причем четверо – в славирских доспехах, их выдавали только черты лица.

– Понятно, как стражу обманули, – сказал Торопча и провел кончиками пальцев по следам. – Часа три-четыре. Перед самым рассветом навалились… – Он осекся, прислушиваясь. – Там кто-то живой! – прошептал он, указав на ближний сруб.

Нехлад, сделав знак молчать, двинулся к строению. Торопча рванул незапертую дверь, и Яромир быстро шагнул внутрь, тут же смещаясь в сторону.

Но рука его, лежавшая на мече, расслабилась: внутри находился один человек, полуголый и криво перевязанный. Клинок в его руке дрожал.

– Ты?! – удивился раненый и откинулся на меховой плащ. – Проклятье…

Нехлад покачал головой, не зная, что и думать. Перед ним лежал, с натугой втягивая в себя воздух, Буевит, брат Ярополка Стабучского.

– Позвать Древлеведа? – спросил Торопча.

– Да, конечно.

Буевит заперхал, пытаясь что-то сказать:

– Они… забрали…

– Не напрягайся, – сказал молодой боярин, склоняясь над ним. – С нами хороший маг, он поможет тебе. Тогда и скажешь.

– Ты не понимаешь, дурачина… – рявкнул Буевит, но голос его тут же сорвался.

Вошедший Древлевед склонился над стабучанином.

– Царапина, я его быстро на ноги поставлю.

Выйдя наружу, Нехлад подошел к ближникам, изучавшим следы, – и вдруг у него перехватило дыхание: среди вещей, выпавших из повозки, он заметил лебединку. Ум вскричал: да мало ли на свете таких гуслей, пусть и с похожим узором? Однако сердце уже знало ответ.

Яромир вихрем ворвался к Буевиту. Тот сидел, морщась от боли, перед разожженным очагом, Древлевед держал обе руки над распоротым боком, и из пальцев его струилось золотистое сияние.

Молодой боярин сдержался – не закричал, чтобы не нарушить таинство мгновения. Перевел дыхание и негромко спросил:

– Ее? Ее похитили?

– Да, – ответил Буевит и содрогнулся – произнесенное слово отозвалось вспышкой боли.

– Я же велел молчать, – проворчал Древлевед и добавил, не оборачиваясь: – Останься, Нехлад, не уходи.

– Сейчас вернусь…

– Я сказал: останься!

Нехлад закусил губу, но выполнил требование. Незабудка в плену! Но что она здесь делала? Зачем Буевит вез ее в Крепь? О чем думал Ярополк?

Древлевед встряхнул кистями рук, точно после мытья, и отстранился. На месте раны у Буевита остался налитый краснотой шрам.

– У Милорады получалось лучше, – заметил боярин, натягивая рубаху.

– Если хочешь, могу вернуть все как было, – пожал плечами маг.

– Нет, прости, я не то хотел сказать… – смутился Буевит. – Просто я всегда думал…

– Сомневаюсь, что думал, – отрезал маг, – Иначе понял бы: у меня нет намерения разбрасываться силами в преддверии Ашета. Я помог тебе только потому, что этого хотел Нехлад.

Буевит отвел взор и, явно перебарывая себя, проговорил:

– Спасибо, Нехлад.

– Когда они напали? – спросил Яромир.

– Перед рассветом, – ответил Буевит, и голос его сразу окреп. – Что за дорогой кто-то следит, мне еще вчера разведчики доложили. Я решил на заставе переждать, нарочного в Новоселец отправил… А ночью появился отряд с пленными мадуфитами. В темноте по щитам их за боярский разъезд приняли…

– Мадуфиты пришли за Н… Милорадой?

– Да. Когда меня повалили, я видел, как ее тащат. Ста ударов сердца не минуло, и бой уже кончился! – с досадой воскликнул он, стиснув кулаки.

– Я сейчас позову своих…

– Нет, – с прохладцей произнес маг.

– Что – нет?

– Ты не станешь делать ничего из того, о чем сейчас думаешь. Просто отправимся своей дорогой.

– Древлевед…

– Молчи! Там отряд хитрых и опытных рубак, а у тебя два бойца и один старый маг, который, при всех своих способностях, все же не воин, а главное – не намерен растрачивать волшебные силы, от которых столь многое будет зависеть в Ашете. Молчи! – сердито воскликнул он, как только Нехлад приоткрыл рот. – Я еще не закончил. И, я полагаю, хотя бы из-за разницы в возрасте, об истинных размерах которой ты едва ли догадываешься, тебе бы стоило не злиться на меня, а выслушать до конца. И крепко подумать.

Нехлад поборол себя и, скрестив руки на груди, кивнул:

– Я тебя слушаю.

– Но, кажется, уже решил, что прислушиваться не стоит? Ну надеюсь, хоть что-то шевельнется в твоей голове… Чего ты, собственно, хочешь добиться?

– Спасти Незабудку.

– Спасти, хорошо. А почему ее, собственно, надо спасать?

– Да потому, что враги пленили ее! Саму Навку, целительницу, чья слава много шире границ Нарога!

– Красиво слова складываешь, – вздохнул Древлевед. – Еще бы смысла в них… Ну и что вашей Навке грозит в плену?

– Как это… да что угодно! – выкрикнул Нехлад. Маг сокрушенно покачал головой.

– Попробуем иначе, – сказал он. – Для чего мадуфиты похитили Навку? Поистязать, надругаться, убить – и настроить против Ливеи всех славиров? Ну что молчишь? Отвечай!

– Нет, – вынужден был признать Яромир.

– Договаривай, – потребовал маг. – Правильный ответ лежит на поверхности.

– Они хотят использовать ее как заложницу, чтобы отвратить Ярополка от союза с белгастурцами.

– Хвала всем богам мироздания, – сказал Древлевед. – Ты наконец-то начал думать. Остановишься на этом или рассудишь дальше?

– Могута тоже не станет рисковать Навкой.

– Вот именно. А ливейцам не нужно ссориться с Могутой. Там, близ Крепи, вот-вот разразится битва, которая совершенно не касается славиров. Ты назвал мадуфитов врагами, но они пришли не завоевывать Крепь, а только наказать одного из своих князей. Это их внутренние ливейские дела.

– Они причинили немало зла лихам, нашим союзникам.

– Будь уверен, Мадуф не поскупится на виры, иначе на родине именно он станет козлом отпущения, когда остальные князья зададут вопрос: чего это ради мы враждуем с Нарогом? Все, что сейчас нужно Мадуфу, – сесть за стол переговоров. Навка – хороший повод для этого. Да мадуфиты с нее пылинки будут сдувать! Она залог того, что они расправятся с Белгастом и вернутся на родину победителями. А для Нарога она, если уж говорить до конца, залог того, что в этой бессмысленной и чужой войне не прольется славирская кровь.

– Но как же Белгаст…

– А что Белгаст? Почему ты отдаешь ему предпочтение перед тем же Мадуфом, например? Потому что у тебя на поясе его меч? Личные впечатления не должны заслонять от взора простых истин. Оба они – всего лишь два правителя, действия которых подчинены соображениям выгоды. Обоим выгодно быть хорошими в глазах славиров. Что еще сказать? Ах да: если вдруг каким-то чудом тебе все же удастся победить отряд отборных бойцов, представь, что среди последних окажется какой-то слабовольный дурак, который от отчаяния ударит Навку мечом. Кого тогда назвать виновником гибели девушки?

Отчего-то чувствуя себя, как после тяжкой болезни, Нехлад прислонился к стене.

– Ты очень мудр, Древлевед, – сказал он. – Твои уроки бесценны. Но объясни мне одну вещь. Ты говоришь, что слушаться надо рассудка, а еще недавно я слышал от тебя, что слушаться следует сердца. Как это совместить? Или, может быть, я что-то неправильно понял?

В глазах мага промелькнули хитрые искорки.

– Ты уже наполовину ответил на свой вопрос. Меня радует, как быстро ты учишься. Думаю, ты сумел бы самостоятельно найти ответ, но, так уж и быть, помогу. Только что ты понял истинную цену минутного порыва. Он был искренним, но губительным. Голос сердца, запомни, ничего общего с порывами не имеет. Он никогда не противоречит голосу рассудка.

– Тогда почему они называются по-разному? Почему люди говорят «сердце с головой не в ладах»?

– Потому что люди не понимают ни сердца своего, ни головы. Рассудок служит нам, чтобы постигать то, что мы видим, а сердце – инструмент познания того, что скрыто от взора. В данном случае сердцу нечего делать, ибо мы и без того прекрасно знаем все, что произошло и произойдет.

– Инструмент… В нави сердце – то же, что разум в яви?

– Блестяще! Я не ждал, что ты сделаешь этот вывод так быстро.

– Ты хороший учитель, – сказал Нехлад. – Но я, должно быть, скверный ученик. Я отправляюсь за Незабудкой. Не спорь. Просто есть вещи, которые не делать нельзя. Как нельзя не дышать.

– Очень глупо, – покачал головой Древлевед. – Ты погибнешь, да еще поставишь под угрозу жизнь пленницы.

– Но я…

– Помолчи. Дай подумать. Это безумная затея, но ты мне нужен в Ашете…

– Древлевед, я как раз хотел сказать, что если и ты будешь со мной…

Маг сердито махнул на него рукой. Когда уже седлали коней, из сруба вышел снаряженный в путь Буевит.

– Меня-то не забыл, надеюсь, боярин?

– Ты же слаб еще.

– Ты сам сказал, что есть дела, которые нельзя не делать. Навка мне родня! За родню я и с того света кого хочешь достану.

– Все это прекрасно, – прервал его Древлевед. – Но у меня, между прочим, до сих пор нет ни одной идеи, как нам победить мадуфитов.

– У меня есть, – сказал Буевит, вскочил на коня и тронулся к распахнутым воротам. – Порубим их на куски, и дело с концом.

Глава 9

Земля под покровом леса была еще сырой, зато и следы на ней виднелись отчетливо.

– И ведь прут, гады, как по своей земле! – сказал, как выплюнул, Буевит. – Хоть бы сбились, что ли, с дороги…

– Не собьются, – ответил ему Торопча. – Или не видел?

Мы уже раз двадцать через цепочки старых следов перескакиваем. Их разведчики давно наблюдали за заставой.

– За Навкой охотились, – сокрушенно покачал головой боярин. – И откуда прознали только, паскудники? А, черт, недаром же говорят: что ни купец, то соглядатай. Через своих людишек торговых сведали!

– Сведали о чем? – спросил Нехлад. – Может, уже скажешь, боярин, какого лешего ты племянницу в Крепь потащил?

Лицо Буевита словно помертвело, но, помедлив, он все же сказал:

– Ради мира. Она в жены Белгасту предназначена.

– Что?!

– А что это ты так всполошился? – недружелюбно осклабился Буевит. – Неужто правда сам посвататься хотел?

– Чего я хотел, а чего не хотел – значения не имеет, – проговорил Яромир. – Но вы-то о чем думали? Отдавать Не… Навку, славу Нарога, за опального, безземельного, гонимого князя-чуженина?

– Однако хитер боярин Ярополк, – подал вдруг голос Древлевед.

– Боярин Ярополк глуп! – в сердцах воскликнул Нехлад.

К его удивлению, Буевит, хоть и напрягся, за доброе имя брата не вступился. Что это с ним?

– Порассуди, Нехлад, – пожал плечами маг. – Это сейчас Белгаст гонимый и безземельный…

– Хочешь сказать, ливейцы Мадуфа не осмелятся напасть на зятя Ярополка? Проклятье, кажется, ты прав… Это ведь уже означает задеть Нарог! Но Ярополку-то какой прок от такой родни?

Буевит ответил сам:

– С Белгастом много мирных людей ушло. Брат хочет посадить их в Крепи. Готовое население… к тому же отлично понимающее, кому обязано своим благополучием.

– Любопытно, – вмешался Торопча. – Владимирову Крепь Ярополк, значит, уже поделил. А для лихов место оставил?

Буевит пожал плечами: велика, мол, важность – лихи! Тинар не сразу понял, о чем идет речь.

– То есть как это – место? – спросил он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Земли же много. Земли всегда больше, чем людей.

– Да, но кто и как будет ею владеть? – отозвался Торопча. – Ливейцы будут добывать больше дичи, рыбы и лошадей. А рядом славиры будут строить города, прокладывать дороги и распахивать поля. И у них всего будет больше, чем у вас.

– Да зачем больше? – с какой-то детской обидой воскликнул Тинар. – Зачем больше, когда хватает?

Ему никто не ответил, но молодой лих уже достаточно пожил в Нароге и догадался, что мог бы услышать.

– Владимир Булат не сделал бы этого, – негромко произнес Торопча. – Но в Крепи теперь не Владимир правит.

– Зачем же так? – спросил Тинар, поворачиваясь к Буевиту. – Это ведь земля наших отцов и дедов…

– Да ничего с вами плохого не сделают! – огрызнулся боярин. – Жить научат! И нечего теперь мертвым прикрываться – Владимир то, Владимир се. Силенок у Владимира не хватило, а то бы уже сейчас застроили, к чертям, всю свою Крепь. И точно так же ловили бы зверя и лошадей больше, чем все лихи, вместе взятые!

У Торопчи явно что-то вертелось на языке, уж имя Булата он трепать никому бы не позволил, но Яромир поднял руку, останавливая лучника, и спросил:

– А что твой брат думает насчет Тьмы из Ашета? Почему так уверен, что у него, как ты выразился, силенок хватит, если нагрянут упырица с навайями? Или… или ливейцы Белгаста и нужны вам, чтобы прикрыться в случае чего?

– О том брата моего спроси, коли любопытно, – сказал Буевит, отводя взор.

– Может, и спрошу, как время придет, а сейчас о другом думать надобно. Как станем Незабудку вызволять?

На сей раз он поймал себя на том, как назвал девушку, но ни смущаться, ни поправляться не стал. Буевит сказал, прямо глядя ему в глаза:

– Она все равно не будет твоей. Брат не позволит.

– Как будто ты бы позволил, – пожал плечами Нехлад. – Давай уже о насущном подумаем.

– Сперва надо догнать их – тогда присмотримся и решим. Их человек двадцать – тридцать… Впятером, конечно, трудновато будет. Но я могу предложить в плен себя вместо Навки. Для мадуфитов это тоже неплохо, чтобы начать переговоры с братом.

– Зато очень плохо для тебя, – ответил Нехлад. – Почему-то мне кажется, что ты не такой уж хороший заложник.

– Что ты имеешь в виду? – В голосе Буевита сразу проскочили задиристые нотки, по ним Яромир понял, что угадал.

– А ты думаешь, я не спросил себя: с чего бы это лучший боец и первый воевода Стабучи перед самой битвой не в поле с войском ходит, а по Согре топчется?

– Кому, как не родному дяде, доверить везти девушку на встречу с женихом?

– Родной отец справился бы лучше. Тем более что он правитель, но воевода – ты, – ответил Яромир, направляя рысака по следу. – Знать бы еще, чем ты вызвал его недовольство. Уж не из-за сватовства ли Белгастова повздорили?

Молчание затянулось. Наконец Буевит сказал:

– Это с самого начала была задумка Ярополка. Белгаст не сватался. А мне и впрямь не по душе мысль породниться с изгоем.

Нехлад постарался не показать удивления. Видно, сильно братья разругались, коли гордый Буевит готов поделиться бедой с… да что уж, почти что с врагом.

– Скажи, – спросил он, помедлив. – Неужели Ярополк так поверил в оговор Сохиря и думает, что в Ашете нет темных сил?

– Да бес его знает! – поморщился Буевит и послал коня вперед, прекращая неприятный разговор.

* * *

На Тинара было жалко смотреть. Вечером, объявив короткий привал, Нехлад подсел к нему и тихо сказал:

– Торопча не ошибся. Мой отец никогда бы не причинил вреда лихам. И я тоже.

– А твой сын? – спросил тот, глядя прямо в глаза молодому боярину. – Или внук? Хотя что уж теперь – впору говорить о его детях и внуках, – кивнул он в сторону Буевита. – Или его братца. Или вообще этого Белгаста.

Мадуфиты за весь день так и не сделали привала, но преследователи, выдерживая разумную скорость, постепенно нагоняли их.

– На ночевку близко встанут, – уверенно объявил Торопча, снова осмотрев следы, – Они старались сразу подальше уйти от дороги, их кони уже здесь валились от усталости.

Отдохнув, преследователи двинулись дальше пешком, ведя рысаков в поводу. Сырая трава путалась в ногах, сапоги скользили на кочках, однако даже брызг лунного света сквозь ветви хватало, чтобы не сбиться со следа.

– Догоняем, – сообщил Торопча, когда миновала полночь. – Вот здесь их ночь застала…

Лес поредел и расступился, земля пошла под уклон, скатываясь к серебристой речушке. За уремой,[37]37
  У р е м а – пойменный лес.


[Закрыть] верстах в четырех, чернели холмы.

– Поосторожнее надо, – сказал Торопча, не спеша выходить на открытое пространство. – Не могли они долго потемну идти, где-то рядом у них стоянка. А значит, и дозор.

– Сойдем со следа и крюком обогнем, – предложил Тинар. – Ветер благоприятствует.

Он чувствовал себя как на лове, когда нужно подкрасться к встревоженному, но не испуганному табуну с подветренной стороны.

– Не хотелось бы большой крюк делать, – пробормотал Торопча.

– И не надо крюк, – проговорил вдруг Древлевед. – Дозор только один, вон там, у сосны, – указал он на высокое дерево, высившееся над черным от бурелома взгорком на противоположном берегу. – Дозорных двое, причем один уже дремлет, так что усыплю я их без труда. Остальной отряд в полуверсте дальше. Там уже дозорных побольше, но вижу я их смутно и сомневаюсь, что смогу наложить чары.

– Эх, и отчего на каждую дружину магов не хватает? С такой разведкой никакая рать не страшна! – не без яда заметил Буевит.

На мага он отчего-то с самого начала смотрел без капли доверия, но Нехлада слишком занимали мысли о Незабудке, чтобы обращать на это внимание. Древлевед же ничем не показывал, что его сколько-нибудь волнует отношение боярина.

* * *

Речушку пересекли вброд, оставили коней на берегу. Дозорных обошли, не тронув. Пленять их не было смысла, убивать – зазорно. Буевит, лихая голова, савосьничал[38]38
  Авосьничать – пускаться на авось, на удачу, на безрассудную отвагу.


[Закрыть] – прошелся между ливейцами, убедился, что они действительно погружены в беспробудный сон, однако доверия к Древлеведу в нем не прибавилось.

– Отчего и других не усыпишь-то?

– Здесь начинаются руины древнего города, – снизошел до ответа маг. – Тень его ослабляет мою магию.

– Что за город? – встревожился Нехлад. – Уж не синтанский ли?

– Здесь почитали Огнерукого.

Значит, возвращающихся с того света мертвецов можно не опасаться, рассудил Нехлад. Остальное его сейчас не заботило.

Если бы не слова Древлеведа, угадать городище было бы мудрено. Лишь вблизи, да зная, что высматривать, можно было углядеть местами каменную кладку, не целиком еще ушедшую в землю.

Маг жестом остановил спутников и, указав на заросший шиповником пригорок, поднял палец. Торопча скользнул вбок неслышной тенью. Через несколько томительных минут он вернулся и сказал:

– Готово. Идемте, оттуда все как на ладони.

Едва заметная тропка привела их на вершину пригорка, где лежал оглушенный и крепко связанный ливеец.

– И чего мы эту мразь жалеем? – недовольно прошептал Буевит.

– Так лучше, – ответил ему Торопча. – Вдруг сладится: возьмем главного и – нож к горлу. Может, без всякого обмена Навку отдадут. Вот и не нужно, чтоб озлоблены были…

– Тише, – прервал их Нехлад. – Я вижу ее.

Под сенью зубчатой стены, не уступившей натиску веков, тлели угли в сложенных из каменных обломков очажках, вокруг них лежали укрывшиеся плащами мадуфиты. Чуть дальше, у зарослей, стояли расседланные кони.

Предводитель мадуфитов, одетый побогаче, кажется, бодрствовал, сидя спиной к стене. Рядом с ним, свернувшись клубком, спала девушка. От вида ее беззащитной фигурки защемило сердце.

В последних отблесках уходящей на покой луны Буевит быстро пересчитал врагов:

– Восемнадцать! Так, семеро на заставе остались, двое на берегу, один – вот он, тепленький. Караульные должны быть еще там и там… и с той стороны стены, конечно. Выходит, их было три десятка и один старшина, суртак, говоря по-ливейски. А наших столько же полегло… Проклятье, это действительно должны быть отборные бойцы.

– У них есть раненые, – заметил Торопча. – Хотя тяжелых не видно.

– Тяжелых они сами и добили, – пробормотал Буевит. – Помолчи, дай подумать.

Сгустилась тьма, в которой тлели под звездами алые пятнышки костров, ничего не освещая. Нехлад восстанавливал в памяти картину неприятельской стоянки, но видел внутренним взором только Незабудку.

Что тут можно придумать? Восемнадцать врагов, с караульными, если предположение Буевита верно, двадцать два – против которых решили выступить пятеро безумцев… Да нет, безумец тут один – он сам! Яромир в бессилии стиснул зубы. Что за судьба такая? Прав был Древлевед, когда, услышав о его спутниках, сказал: «Тебе все еще есть что терять…»

Маг не поможет. Этот древний город с его загадочной тенью… Нехлад никакой тени не чувствовал, но его познания в магии были еще ничтожны, так что это ничего не значило.

– Древлевед, а если возжечь светильник?

– Как ты собрался сражаться с ним в руках? – послышался ответный шепот.

Яромир думал о том, что бронзовый сокол мог бы высветить сущность мешающей магу тени, но объяснять невнятную мысль не стал. Если бы подобное было возможно, Древлевед уже бы сам предложил.

– Я ловчий, – шепнул Тинар. – Я сумею подползти. Разбужу девушку, а если что – к суртаку с ножом подступлю…

– Никуда ты не подползешь. Во всяком случае, незаметно, – ответил Буевит. – Там не дурнее тебя молодцы, наверняка хворосту вокруг набросали, нарочно от таких ловких, как ты. В кромешной тьме, как ни старайся, хоть раз, а наступишь.

– Но делать-то что-то надо?

– Не что-то, – возразил лиху Буевит, – а то, что принесет победу. Эй, стрелок, сумеешь ты по-тихому часового снять?

– Сумею.

– Тогда справимся, – уверенно заявил стабучанин. – Еще выждем немного, а потом…

* * *

Зарозовел восток, померкли звезды, стали различимы очертания ближних предметов.

– Нам повезло, – сказал Буевит. – Стража у них сменилась незадолго перед нашим появлением, значит, новая смена не придет, и караульные сейчас клюют носами. – В нем самом, судя по голосу, не было и крохи усталости. – Все запомнили? Вперед!

Он скользнул с пригорка вправо, растворился в утреннем полусвете. Торопча и Тинар спустились по левому склону. Нехлад посмотрел на Око Самогуда, одну из самых приметных и красивых звезд на небосклоне, и стал снимать со связанного мадуфита нагрудник.

– Страшно? – спросил его вдруг давно молчавший и, как полагал Нехлад, дремавший маг.

– Да.

– Плохо. Все чувства хороши в меру, а впрочем, чем меньше мера – тем лучше. Это относится и к страху.

– Говорят, ничего не боятся только скорбные разумом.

– А ты не верь всему, что говорят. Да, страх предупреждает об опасности… предупреждает животных. Человеку об опасности достаточно знать.

– А если опасность неизвестна? – спросил Нехлад, прилаживая на себя нагрудник, оказавшийся тяжелее, чем он предполагал.

– Тогда человек и не боится. Страх без причины – признак болезни ума, не более. А страх обоснованный – это слабость.

– Неужели все люди на свете заблуждаются?

– Что в этом невероятного? – пожал плечами Древлевед. – Впрочем, следует сказать проще: опыт людей полезен для людей, но тебе-то нужно стать магом.

Яромир затянул завязки на левом боку, надел на голову ливейский шлем и взвесил в руке копье дозорного. Копье было коротковато, не для конного боя, но его можно было и бросать, и использовать в рукопашной. Он снова поднял глаза к небу. Око светило ровно. На востоке медленно, но неуклонно росло предрассветное зарево.

– Вообрази, – сказал Древлевед. – Вообрази хорошенько, что сейчас кто-то из твоих ближников погибнет. Это страшно?

– Да, – помедлив, ответил Нехлад.

– А если погибнет Незабудка? – Юноша промолчал, отвернувшись, и маг с какой-то зловещей улыбкой произнес: – Вот видишь? Ты только подумал об этом – и уже сделался слабее. Мышцы напряглись, перед глазами все качнулось. Ты безрассуден… и уязвим.

– Но ведь это ужасно…

– Это только жизнь и смерть, две самые обыденные вещи в мире. Люди придают им значение лишь потому, что и то, и другое не повторяется. Но если подумать… Есть люди, которые никогда не разобрали ни одной книжной строки. Есть люди, которые никогда не видели моря. Есть такие, которые никого не убивали, и такие, которые никому не дарили жизни; есть такие, которые ничего не сделали своими руками, и такие, которые не мыслят себя в лени и праздности. Нет человека, с которым бы происходило все, что когда-либо происходило с другими… Людей всего мира объединяет одно: они живут и умирают. Приход в бытие и уход из него у людей считается чудом. Чем не заблуждение? Ведь и то, и другое – события самые естественные и банальные. Вот видишь? – внезапно прервал он себя. – Ты так напуган возможностью чьей-то смерти, что забыл обо всем. Слушаешь меня, ищешь возможности поспорить – и даже не оглядываешься на условленную звезду. Ты уже не думаешь о том, как будешь действовать, важнее стало убедить меня в том, что я не прав и возможная гибель кого-то из твоих близких перевернет мир. Страх за них сделал тебя предсказуемым и управляемым – понимаешь ты это?

– Да, – кивнул Нехлад и посмотрел на небо. Око Самогуда подмигивало. – Наверное, ты прав.

– Оставь слово «наверное» для других случаев, – поморщился маг. – Если ты выживешь, мы еще поговорим о сильных чувствах и опасностях, которые они таят для мага, а пока прошу тебя: сумей сохранить хладнокровие.

Яромир кивнул. Оглянулся налево, направо – нет, еще слишком темно, да и не стали бы товарищи показываться на глаза. Все правильно, и времени им должно было хватить… Он выждал еще минуту и стал спускаться по склону в сторону стоянки.

* * *

Сердце протестовало против слов Древлеведа, но Нехлад заставил себя признать, что маг прав. Должен быть прав. В конце концов, это то, чему учат молодых дружинников: волнение, ярость, радость – все лишнее на поле боя.

Он спустился с пригорка и зашагал к кострам. Ему было страшно, но, вопреки ожиданию, уже не за близких – за себя. Замысел Буевита был самоубийственно простым, но именно в простоте и крылась единственная надежда на успех. И Яромир усилием воли ломал сковавшую сердце корочку страха, твердя про себя: если кто-то из мадуфитов и заметит его, то в полутьме непременно примет за своего…

Пока его никто не видел, даже суртак, который все же дремал. Движение справа – это беззвучной тенью вынырнул из мрака зарослей Буевит, замер у дальнего края стены. Торопча должен оставаться на месте караульного. Успел ли он управиться? Успел ли Тинар занять свое место? Должны были успеть, и все же Нехлад поймал себя на том, что сдерживает шаг, давая соратникам лишнюю минуту. Или – для себя на лишнюю минуту, оттягивая неизбежное?

Под ногой хрустнул сухой прутик, затем еще один. Кто-то из мадуфитов, лежащих с краю, приподнялся. Идти до него оставалось шагов тридцать. Мир вокруг был еще серым и тусклым, доспех разглядеть можно, а фигуру – вряд ли. Мадуфит посидел на земле, всматриваясь в приближающегося, и негромко окликнул его. Суртак шевельнулся. Ну где там Тинар? Неужели промедлит?..

Тинар не промедлил. Щелчки кнута оглушительно прозвучали в напряженной тишине, три или четыре подряд – так часто, что даже не сосчитать, тут же грянул и залихватский свист. Подгоняемые умелым ловчим, всполошенные кони ринулись прямо на лагерь.

Большинство мадуфитов проснулись мгновенно и успели вскочить на ноги, но тут их смел напуганный табун. Раздались крики. Нехлад ринулся вперед, поудобнее перехватив копье.

Однако ливейцы оправились удивительно быстро. Чтобы осветить местность, они воспользовались не хворостом, а каменным маслом.[39]39
  Каменное масло – нефть.


[Закрыть] Мгновенно вспухшие огненные шары только усилили панику, скакуны заметались. Яромиру пришлось отпрыгнуть назад, чтобы не попасть под копыта. Послышался звон стали. Нехлад не видел, что происходило под стеной, но сердце заныло от недоброго предчувствия. Буевит остался один против всего вражеского отряда.

И хотя от начала схватки протекло всего несколько мгновений, Нехлад понял, что, если немедленно что-то не сделает, все будет потеряно.

Прокладывая дорогу широкой грудью, огромный конь вырвался из толчеи. Он несся прямо на Нехлада, и было понятно, что животное слишком испугано, перед ним сейчас не человек, а просто незначительное препятствие…

– Стой! – воскликнул Нехлад, выбрасывая руку вперед.

Проще и разумнее было уступить дорогу, но Яромир действовал по наитию. Он не знал, что ему делать, и отдался велению сердца. Серая пелена обуявшего коня слепого ужаса была так отчетлива… Нехлад сорвал ее, стер, как недавно – пятнышко сглаза со лба Тинара. Конь взвился на дыбы, но тут же встал как вкопанный. Бока его судорожно подрагивали. Страх сородичей захлестывал волнами, призывая спасаться бегством, но откатывался, рассеянный жаркими цветными лучами воли человека.

Молодой боярин поймал уздечку, запрыгнул на спину коня и, развернув его, ударил пятками. Он не слишком вглядывался вперед, откуда-то уже точно знал, что увидит…

Буевит сражался сразу против четырех мадуфитов. Еще двоих уже сразил Торопча. На мгновение ему пришлось отвлечься и выпустить стрелу в четвертого дозорного – тот, поспешив на шум, вывернул из-за стены и сразу набросился на Тинара.

Лих как раз отступил, пропустив мимо себя нескольких лошадей, что шарахнулись назад от огненных вспышек. Короткий вскрик заставил его оглянуться, он увидел, как в трех шагах от него падает ливеец, уже занесший копье. В затылке у него торчала стрела. Тинар похолодел, сообразив, что был на волосок от смерти.