Текст книги "С утра и до вечера"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

делают вольт направо, вольт налево. Снова сближаются и

ползут вместе, согласованно повторяя одни и те же

движения, словно каждая змея представляет зеркальное

отображение другой.

Первый акт танца длится минут пять. Во время него ни

один из танцоров не делает попытки броситься на

противника. Настоящая борьба еще впереди.

После перерыва соперники опять приближаются друг к

другу с поднятыми почти на полметра головами. Они

переплетают и расплетают гибкие шеи, ползут рядом, плавно

раскачиваясь, расходятся и снова настороженно

сближаются. В их танце есть какой-то своеобразный ритм.

Утомившись, змеи отдыхают, лежа друг на друге.

Говорят, это очень красивое зрелище, змеи исполняют

ну прямо настоящий балет на песке!

Мексиканцы очень любят смотреть на боевые танцы

змей. Часами просиживают у небольших вольер, в которых

содержат наиболее проявивших себя танцоров, подсаживая

к ним все новых и новых соперников.

Некоторые натуралисты привезли из Мексики много

хороших снимков разнообразных «па» гремучих змей.

Финал танцев всегда одинаков: они заканчиваются

борьбой. Змеи внезапно сплетают «шеи». Миг силового

напряжения – и одна из них летит на песок, сверкнув белым

брюхом. Сильнейший из борцов некоторое время прижимает к

земле брошенного на «лопатки» противника, потом с гордо

поднятой головой удаляется. Ползет вдоль дощатой стены

вольеры, словно совершая круг почета. А проигравший

схватку борец смиренно удаляется в угол. На свободе он

уползает подальше, уступая владения победителю.

«Гуманные» дуэли преследуют сразу две цели: выявить

в драке сильнейшего и вместе с тем уберечь от гибели

слабого и молодого конкурента, который со временем,

набравшись сил, возможно, станет не менее достойным

продолжателем своего рода.

Как они „разговаривают"

Чтобы дружеские союзы животных лучше достигали

своей цели, союзникам надо хорошо понимать друг друга.

Эволюция наделила каждый вид живых существ своей

особой системой сигнализации, которую и называют обычно

языком животных.

Каждому ясно, что животные не разговаривают, как

люди, с помощью слов и понятий.

Когда собака встречает знакомую собаку, она не

говорит ей: «Привет, дружище, что-то давно тебя не видел!»

Она лишь машет хвостом, что тоже, впрочем, в переводе с

собачьего на человеческий язык означает: «Рад тебя

видеть!»

Собака может зарычать на собаку, и это будет означать

примерно следующее: «Уйди, я тебя не переношу!»

Более сложные понятия – хотя бы такое: «Я ненавижу

тебя, потому что ты стащил мою кость» – даже эти

умнейшие из животных с помощью средств своей сигнализации

передать не могут. Только речь, вторая сигнальная система,

как назвал ее Иван Петрович Павлов, дала человеку

неисчерпаемые возможности для выражения своих чувств, их

осознанных мотивировок, накопленных знаний,

отвлеченных и конкретных умозаключений.

Поэтому сигнализацию животных называют также

эмоциональным языком. Это непосредственная реакция на

внешние факторы и вызванные ими внутренние

неосознанные побуждения.

В этом, а не в выразительных средствах (артикуляции

звуков и грамматике) его главное отличие от человеческой

речи, которая всегда осознанна и представляет собой

сигнальную систему уже второго, высшего порядка и оперирует

понятиями, а не простыми стимулами.

Язык животных можно сравнить лишь с криком

младенца, требующего пищу или зовущего мать, либо даже с

защитными реакциями взрослого человека на внезапный удар

или вспышку света у лица, которые представляют собой

рефлекторный и непосредственный ответ на внешний

раздражитель – действительную или мнимую угрозу. Лишь

потом мозг начинает анализировать, насколько опасность

реальна, и обдумывать способы ее устранения (за чем

следует нередко и речевая реакция в виде брани или упреков

за неразумную шутку, если это была шутка).

Эмоциональный язык животных находится на

уровне рефлекторных реакций человека или таких наших

бессознательных выражений чувств, как плач, смех и крик от

боли.

И еще одно важное отличие: у животных знание языка

всегда врожденное. Нам приходится долго и упорно

учиться, прежде чем мы начнем правильно изъясняться на своем

родном языке, а каждый новорожденный звериный

детеныш, рыбий малек или птичий птенец уже в совершенстве

владеет «знанием» своего языка, которое он получает по

наследству от предков вместе с длинной цепью других

инстинктов, телосложением и повадками.

Опыты показали, что если с самого юного возраста

изолировать какую-нибудь рыбку, птицу или зверька от

родителей и сородичей, они все равно, когда придет время, будут

владеть всей свойственной их виду системой сигнализации

так же, как и умением строить гнезда, поднимать при

опасности тревогу, ухаживать за самкой – ведь у каждого

вида особая манера ухаживания – и угрожать сопернику

теми же телодвижениями и позами, как это делали тысячи

поколений предков.

Зато мы, позанимавшись немного, можем выучить,

кроме своего языка, и любой иностранный. Животные на это не

способны. Они не могут научиться сигнальным движениям

и позам другого, даже близкого родственного вида, иначе

говоря, «иностранному языку». Заучивание услышанных

звуков, к которому способны попугаи и многие певчие

птицы, совсем не означает, что они тем самым выучиваются

чужому «языку». Подражатели просто без всякого смысла

включают новые звуки в свой вокальный репертуар, в

котором они утрачивают присущее им в «языке» другого вида

специфическое значение.

Хорошей иллюстрацией может служить пример из

совместной жизни черного и белого аистов. В зоопарках

нередко самец черного аиста начинает ухаживать за самкой

белого аиста. И она отвечает взаимностью. Они вступают, так

сказать, в брак. После непродолжительной любви

начинают строить гнездо. Но вырастить в нем детей им не

суждено, потому что на этом взаимопонимание супругов

кончается.

Дальше по принятому у аистов ритуалу самец должен

пригласить самку занять гнездо и отложить в нем яйца.

Вот тут-то и обнаруживаются все дурные стороны

межвидового мезальянса: черный аист кивает и кивает головой,

зовет в гнездо свою иноплеменную подругу. А она его не

понимает, потому что в роду белых аистов приглашение

совершается иным образом: хлопаньем клювом,

своеобразным «аплодированием».

Даже если эти птицы долго живут вместе, несколько лет,

они все равно так и не могут выучиться друг у друга

чужому «языку».

Итак, животные «разговаривают» знаками. И знаки

бывают разные: крики, свист, прикосновения, особые запахи,

сигнализация световыми или цветными пятнами,

необычные позы и движения.

Как сватаются

Своеобразные выразительные средства – особые

движения и позы животных: угрожающие, боевые, привлекающие

или передающие определенного сорта информацию, которые

называют обычно танцами,– по-видимому, довольно часто

используются в природе, но не у всех еще изучены.

Народные легенды и охотники рассказывают, например, о каких-

то таинственных танцах диких слонов, на которые

толстокожие собираются в глубине джунглей и о которых зоологи,

по сути дела, ничего не знают.

Наблюдали иногда и танцы крыс.

Но наиболее популярны «танцевальные зори» в

пернатом царстве. Танцы, или токовые, любовные игрища птиц,

всем хорошо известны. Обычно танцуют самцы. Токуют они

в одиночестве или собираясь ежегодно в пору размножения

в определенных местах: на лесных прогалинах и полянах,

на болотах и в степях у избранных кустов, на деревьях.

Токуют и в воздухе, например, бекасы, вальдшнепы, лесные

коньки и белые куропатки.

Вспомните о тетеревах, турухтанах, стрепетах, о

голубях, наконец.

Токующие птицы своеобразными, часто весьма

необычными движениями стараются показать наиболее яркие

части своего оперения и обычно сопровождают пляску

особыми криками, бормотанием или щелканьем. Иногда самцы

дерутся и гоняются друг за другом, но это, как я уже

говорил, скорее ритуальные дуэли, чем серьезная борьба.

Самки, для привлечения которых эти игрища

предназначены, присутствуют обычно в виде незаметных, часто

безучастных, но весьма желанных здесь зрителей. Иногда они

выражают свое отношение к кавалерам особыми, внешне

незначительными движениями, например склевыванием с

земли действительных или воображаемых зерен и ягод.

И эти поощрительные поклевывания, словно овации

публики, подогревают азарт танцоров.

Иногда самки принимают более активное участие в

токовании. Подруга североамериканского красноплечего тру-

пиала, сидя, например, на ветке рядом с ним, повторяет все

движения токующего самца.

Танцы альбатросов венчают целую серию

предварительных церемоний: птицы с криками носят к гнезду разный

строительный материал. Это игра, не настоящее

строительство. «Аплодируют» сами себе, постукивая клювами, а

потом вытягиваются на лапах и, расправив гигантские

крылья, задрав в небо головы, переминаются с ноги на ногу в

медленном плясе около гнезда.

Воробьи тоже пляшут вокруг самок, распустив веерами

хвосты и крылья. И трясогузки, и синицы, и пуночки. Эти

гостящие у нас поздней осенью жители тундры токуют уж

очень странно: спиной к даме! На спине у пуночек самое

красивое оперение. Вот самцы и норовят выставить его

напоказ, поворачиваясь к самке тылом. При этом распускают

крылья и тянутся кверху.

Самка приближается к своему избраннику, а он скачет

от нее и вокруг нее, но спиной к ней. Экая нелюбезность!

Танцуют даже филины! Весной в сумерках и всю ночь

до рассвета самец-филин ходит мелкими шажками вокруг

самки. Все птицы, токуя, взъерошивают обычно перья, а

филин наоборот, прижимает их плотно к телу. Оттого

фигура его выглядит необычно тонкой и высоконогой.

Прохаживаясь, он кричит, раздувая горло, ухает страхолюдно, на

манер лешего.

Токующий золотой фазан, тоже важно вышагивая

вокруг самки, посматривает на нее поверх пышного

воротника, словно кокетка из-за веера, да еще подмигивает для

большего эффекта своим янтарным глазом.

Гималайский монал токует сначала боком к самке,

потом быстро вертится на месте, рассыпая вокруг

многокрасочные вспышки своего «металлического» оперения.

Фазан аргус ухаживает за подругой очень живописно:

сначала церемониальным маршем приближается к ней по

спирали. Затем вдруг внезапно раскидывает, словно

расписной зонт, огромные крылья, на которых блестят,

переливаются, как звезды на небе, яркие глазчатые пятна. За них

птицу и прозвали аргусом в честь стоокого героя

древнегреческих мифов.

Эти красочные сцены разыгрываются по утрам в

девственных лесах Суматры и Индокитая, на заросших

папоротниками прогалинах, которые, когда старый аргус умрет,

переходят в единоличное владение к какому-нибудь из его

сыновей.

Самые необычные, пожалуй, токовые позы и движения

у великолепных родичей наших ворон – райских птиц,

которые живут в лесах Новой Гвинеи и близлежащих

островов.

Большая райская птица, усевшись на ветке высокого

дерева, открывает представление громким и хриплым криком.

Потом, опустив голову, приседает все ниже и ниже,

раскачивается вправо-влево. Трясется все энергичнее, распускает

крылья, мелко дрожит. Переливаясь, струятся огненные

каскады тонких волосовидных перьев, украшающих ее

бока. Вдруг птица изгибается вниз, совсем опускает крылья

и вздымает на боках, словно знамя, свои оранжевые перья-

волосы. Замирает в этой позе на одну-две минуты, потом не

спеша складывает взъерошенное «знамя».

Другие райские птицы объясняются в любви еще более

экстравагантно: после тряски на суку вдруг повисают вниз

головой, рассыпав над собой переливчатые волны сказочно

красивого оперения, и стоически висят в сей

противоестественной позе, заставляя возлюбленную млеть от восторга.

Ее чувства легко понять, потому что токование райских

птиц, особенно когда в одном месте собирается около

десятка этих эквилибристов, действительно очень красивое

зрелище.

Из всех птичьих танцев, которые разыгрываются в

наших лесах по весне, а иногда и осенью, наиболее сценичная

программа у журавлей. Танцуют, по-видимому, все

журавли, но лучшие из них плясуны – красавки. Обитают они на

Украине, в прикаспийских степях и в Южной Сибири.

Сразу, как только прилетят в наши края, журавли

выбирают ровное и сухое место. На утренних зорях и по ве-

черам собираются на нем все гнездящиеся в округе

журавли: и самцы и самки. Встают в круг иногда в два, иногда

в три ряда. В центре круга – свободная площадка для

танцев. На нее выбегают то одни, то другие птицы и пляшут,

уморительно приседая и подпрыгивая. Кланяются,

распускают и складывают крылья, вытягивают длинные шеи,

надувают зобы и сами себе аккомпанируют трубными

криками.

Вдоволь наплясавшись, возвращаются в круг, и новые

танцоры выбегают на арену.

Неизвестно, однако, танцуют ли у журавлей самки. Или

это привилегия самцов, а самки лишь стоят в кругу, в толпе

зрителей?

Танцы маньчжурского журавля изучены лучше.

Журавль этот – белоснежно-белый с черной шеей,

черными концами крыльев и красной шапочкой – сам по себе

очень красив, а когда танцует, то у зрителей, говорят,

просто дух захватывает. Недавно его танцы подробно описал,

снабдив описание прекрасными фотографиями,

американский натуралист Стюарт Кейт.

Маньчжурский журавль гнездится на болотистых

равнинах Маньчжурии и Хоккайдо, а у нас в Уссурийском крае и,

возможно, местами по Амуру. Он всюду редок (в Японии,

например, сохранилось сейчас лишь около двухсот тан-

чо – так японцы называют этих птиц).

Как и другие журавли, танчо всегда готов сплясать, но

в январе, феврале и марте он танцует особенно много и

хорошо.

Танцуют журавли и парами, и всей стаей.

Парный танец такой. Обе птицы (у танчо самца и самку

по внешности невозможно различить) вдруг прерывают на

время охоту за лягушками и поворачиваются друг к другу

клювами. Одна из них начинает кланяться: вытягивает

шею к партнеру, слегка выгнув ее дугой вниз. В этой позе

голова и шея журавля легонько покачиваются вверх-вниз,

вверх-вниз. Затем птица хлопает крыльями и танцующим

шагом прохаживается вокруг. С каждым новым поворотом

темп нарастает. Вот обе птицы, встав друг против друга,

прыгают вверх, хлопая крыльями. В прыжке левая нога —

она держится слегка выше, чем правая,– энергично лягает

воздух. В апогее прыжка – высотой он бывает метра

два – птицы разбрасывают крылья, и кажется, что они

какое-то мгновение плывут в воздухе. Иногда, подскочив

особенно высоко, журавли совершают «танцевальный

полет» : бок о бок медленно и изящно планируют вниз и

приземляются метрах в сорока от того места, где поднялись в

воздух. Обычно после этого кончают танцевать,

отряхиваются и снова деловито ищут лягушек.

В танцах маньчжурских журавлей есть еще три

интересных «па». Танцуя, они часто хватают клювами с

земли разные мелкие предметы – прутики, сухие былинки,

зерна или даже обрывки бумаги – и подкидывают их в

воздух. Второе «па»: танцор прыгает спиной к партнеру,

раскинув как можно шире крылья. Тогда хорошо видна их

черная оторочка – контраст к белому оперению журавля.

Иногда птицы замирают одна перед другой, вытянув

вверх шеи и прижав клювы к груди, словно показывают

красные шапочки на темени. Крылья слегка приподняты. Затем

поднимают и головы, так что клювы смотрят теперь в небо,

и пронзительно кричат.

Обычно же хореографические дуэты совершаются в

полной тишине. Но когда танцует вся стая, журавли

подбадривают себя криками.

Если какая-нибудь птица кивками приглашает партнера

на бал, другие танчо, мирно пасущиеся на болоте, часто

окружают их и тоже начинают прыгать. Иногда танцует

сразу целая дюжина журавлей. Одни исполняют весь танец,

другие делают лишь несколько ленивых прыжков, третьи

стоят и смотрят, четвертые, те, что находятся далеко от

танцоров, собирают в поле зерна или чистятся без всякого

внимания к ним. Но те, что поближе, не могут удержаться,

чтобы не сплясать. «По-видимому,– пишет один зоолог,—

на журавлей танец действует так же заразительно, как на

нас смех».

Танцевальному искусству молодым журавлям не

приходится учиться у стариков, они рождаются «обученными», с

полным знанием всех фигур и пируэтов. Живший в неволе

крошка журавленок, пишет Кейт, пяти дней от роду уже

умел выделывать журавлиные батманы – высоко прыгал,

лягая ногой. А также кланялся и подбрасывал к небу

разные предметы. Он никогда не видел, как танцуют другие

журавли.

Токующие птицы в своих странных телодвижениях и в

паузах между прыжками, замирая на миг, принимают раз-

ные позы, часто уморительные, но всегда необычные и

хорошо заметные.

Эту цель они и преследуют – обратить внимание самки.

Иногда самка тоже особым движением показывает, что

предложение самца принято и он может рассчитывать на

взаимность.

Самка кулика шилоклювки скрепляет «брачный

договор» с самцом особым символическим жестом: нервно

чистит клювом свое отлично уже вычищенное оперение. Это

ее своего рода «подпись» под брачным предложением,

которое самец преподносит ей в виде токового

ухаживания.

У некоторых птиц самцы и самки окрашены совершенно

одинаково. И по голосу их трудно различить. Тогда бывает,

что самцы удостоверяют свой пол различными

преподношениями, а самки – принятием дара.

Поймав рыбку, крачка-самец держит ее в клюве и идет

по отмели. Крачка, которая возьмет у него рыбку, тем самым

как бы подпишет брачный контракт. Иногда самец не сразу

отдает свое преподношение: не отпускает рыбку, а самка

тянет ее к себе. Так они играют.

Пингвины адели дарят предполагаемым дамам

всевозможные камешки, которые складывают кучками у их ног.

Если дар принят, значит, даритель не ошибся: перед ним та,

которую он искал. И кучки гальки служат теперь заявкой

на гнездо.

Другая пара не займет отмеченного ими места.

Чайки и галапагосские бакланы, когда идут сменить

партнера на гнезде, приносят ему в клюве пучок травы или

водорослей. Странный инстинкт, разгадать происхождение

которого не очень просто.

Но еще труднее понять смысл таинственных

манипуляций с разного рода принесенными издалека предметами у

других птиц – шалашников, или беседочниц, о которых я

уже рассказал.

Нескучные будни серебристых чаек

Всю осень и зиму серебристые чайки живут стаями —

вместе ищут разную живность на морских отмелях, вместе

кочуют, вместе спят, когда застает их ночь.

Если попробуете к ним подойти, то вся стая сразу

замирает. Птицы перестают есть, вытягивают шеи и смотрят

на вас внимательно. Вдруг одна из них с криком «га-га-га»

машет крыльями и взлетает. Это тревога! И сейчас же вся

стая снимается с места.

Весной чайки разбиваются на пары. Каждая пара

внутри территории, занятой всей колонией, выбирает свой

собственный участок и «столбит» его, много раз облетая

кругами.

Не все, однако, чайки быстро делают свой выбор: многие

долго еще держатся общей компанией, образуя своего рода

« клуб холостяков ».

У чаек обычно самка ухаживает за самцом, предлагая

ему соединиться в законном браке. Она в странной позе,

пригнувшись, закинув назад голову и вытянув вверх клюв,

мелкими шажками прохаживается перед ним. Самец быстро

пленяется. С гордой осанкой ходит вокруг нее, задирая по

пути других самцов в «клубе», которые, по его мнению,

подошли слишком близко. Вдруг с победным криком он

улетает, самка спешит за ним, старается не отстать.

Приземлившись где-нибудь неподалеку, они

продолжают флирт. Самка теперь проявляет хорошее расположение

к избраннику тем, что просит покормить ее. И для этого

есть особая поза: она приседает и машет головой вверх-

вниз. Самец отрыгивает пищу (он и птенцов так кормит),

а невеста жадно ее глотает, хотя только что плотно «поела»

и совсем не голодна. Это любовная игра, а не настоящее

кормление голодной птицы. Условный ритуал,

символизирующий смысл их союза,– совместное выкармливание

птенцов.

Изо дня в день повторяют они эту игру и вскоре так

привязываются друг к другу, что, кажется, и жить в

одиночестве больше не могут.

И тогда строят гнездо. Выбирают укромный уголок и

делают на него заявку: птица садится на то место, где потом

будет гнездо, и вертится здесь, и скребет землю лапами.

Теперь молодожены могут спокойно лететь за мхом и

веточками, которыми выложат ямку в земле: никто из стаи в их

отсутствие не займет облюбованный ими клочок земли. Он

помечен.

В перерывах между рейсами за стройматериалом самец

и самка, если им не мешают, «целуются»: встав нос к носу,

с негромким мелодичным криком кивают головами, почти

касаясь клювами.

А когда мешают, оба сильно гневаются. Самец бежит к

чужаку с видом очень сердитым. Но дело до драки обычно

не доходит, ограничивается лишь демонстрацией силы,

которая убеждает непрошеного гостя, что он здесь лишний и

лучше ему убраться восвояси.

У серебристой чайки три угрожающие позы. Когда

самец не очень рассержен, он вытягивается вверх,

приподнимает крылья и идет с воинственным видом к противнику,

напрягая все мускулы. Если это врага не остановило и он

продолжает углубляться в чужую территорию, то законный

ее владелец подбегает к агрессору и перед самым его носом

со сдержанной яростью вырывает из земли пучки травы.

Рвет и бросает. Рвет и бросает. Это самая страшная угроза!

Последнее серьезное предупреждение. Оно «леденит» кровь

нарушителя границ, который немедленно ретируется.

Когда самка и самец встречают в своих владениях

другую пару, они предупреждают ее о том, что место здесь уже

занято, очень странной церемонией. Приседают – все это в

паре, голова к голове,– вытягивают шеи вниз, хрипят,

словно подавились. (Они и в самом деле давятся своими

языками!) Вид у них уморительный, но зарвавшихся соседей он

не веселит. Чужаки быстро поворачивают и ищут для своих

прогулок «подальше закоулок».

Яйца самец и самка насиживают по очереди. Когда

очередной сменщик возвращается из кратковременного

отпуска, он заявляет о своем намерении сесть на гнездо

продолжительным криком. А иногда подтверждает свои «слова» и

«документально»: приносит в клюве какую-нибудь веточку

или пучок травы – обычай, принятый и у некоторых

других птиц. У галапагосских бакланов, например.

Возвращаясь к гнезду из похода за пищей для птенцов, каждый

родитель приносит в клюве пучок морских водорослей, а

другой баклан, который сидит у гнезда, «приветствует

кормильца особым криком», пишет Эйбл-Эйбесфельд.

Но вот птенцы у чаек вывелись. Едва успели родиться,

а уже просят есть! Несколько часов смотрят они на мир

желтыми глазами, но ничего вокруг, кажется, не замечают:

ищут красное пятно. Сейчас оно для них – средоточие всей

вселенной.

Это красное пятно играет особую роль в сигнальном

лексиконе серебристой чайки, и о нем стоит рассказать

подробнее.

У взрослой чайки клюв желтый. Но на конце подклювья,

словно ягодка зреет, отчетливое яркое красное пятно. Для

новорожденного птенца эта «ягодка» – как бы поверенный

представитель всего внешнего мира, личный опекун и

посредник в мирских делах. Будто кто-то – известно кто —

инстинкт, приобретенный серебристыми чайками за

миллионы лет,– когда птенец был еще в яйце, вдолбил ему в

голову: «Когда выберешься из скорлупы на свет божий, ищи

красное пятно! Оно тебя и накормит, и напоит, и согреет, и

защитит. Ищи его, беги за ним. Все будет в порядке. Ищи

красное пятно!»

И он ищет. Тычется носиком в родительский клюв с

красным пятном на конце. А для родителя это сигнал, даже

приказ, которого нормальная птица не может ослушаться:

инстинкт велит. Она сейчас же разевает рот и кормит

птенца.

Опыты показали, что птенец ищет именно красное пятно.

Когда к нему подносили модели клювов чаек, он без

колебаний клевал тот «клюв», на котором было красное пятно.

Некоторые птенцы, правда, неуверенно тыкались и в

модели с черными пятнами.

Еще меньше их возбуждали клювы с синими и белыми

пятнами. И уж совсем малое впечатление произвел на

птенцов желтый клюв без всякого пятна. Так же и синий,

черный, серый, зеленый и другие клювы без пятен.

Зато сплошь красный клюв очень привлекал птенцов:

они принимали его, очевидно, за само пятно, а чересчур

большие размеры не очень их смущали.

Чтобы переключить внимание птенца с красного

сигнала на то, что он в сущности обозначает, взрослая птица

берет кусочек отрыгнутой пищи – птенец и не глядит на

него, он глаз не сводит с красного пятна – кончиком клюва

так, чтобы лакомый кусочек был поближе к пятну. Птенец,

тычась в него, попадает клювом в пищу. Глотает.

Понравилось!

Совсем даже неплохо. А пятно-то не подвело! И вот

тянется за новым кусочком. Так совсем крошечный, и дня не

проживший на свете, птенец обучается есть

самостоятельно. Теперь у него образовался условный рефлекс на пятно,

как у мышей на колокольчик: где оно, там и пища.

Еще одну «фразу» из словаря взрослых чаек он

отлично понимает с первой минуты рождения – крик тревоги:

«Га-га-га!» Как услышит его, бежит, прячется, припадая

к земле, замирает. «Маскировочный халат», в котором он

родился, не выдаст его.

А родители тем временем кружатся с криками над

нарушителями спокойствия. Если на отмель забрела лисица

или собака, то чайки пикируют на них, стараясь ударить

лапами, и, увертываясь от зубов, взмывают вверх. А другие

бомбардируют врагов с воздуха, отрыгивая на них пищу.

Не очень-то это приятно... Люди и собаки даже,

отряхиваясь, спешат покинуть запретную зону.

Опасность миновала, и чайки летят к гнездам,

«мяуканьем» вызывают детей из укрытий.

И снова мир воцаряется на отмелях.

Скорпионы и пауки тоже ухаживают

Даже скорпион, когда домогается любви, весьма

галантен со своей дамой. Он нежно ухаживает за ней, танцуя

в паре.

Сначала скорпион и скорпиониха, встав в позицию,

скрещивают клешни. Вытягивают их навстречу друг другу,

цепляясь клешней за клешню, подобно мужчине и женщине,

которые взялись за руки, чтобы сплясать польку.

И вот начинается скорпионий танец, такой же нелепый

и несуразный, как и фантастическая внешность странных

танцоров. Два шага вперед, два назад. Рывок влево, рывок

вправо. Топтание на месте и неуклюжие повороты, которые

даже танк исполнил бы с большим изяществом.

Этот гротескный балет длится несколько минут, а то и

дольше.

Весной, как только пригреет солнышко, из щелей

вылетают мухи, а за ними выползают пауки. И те и другие,

возможно, и зимовали-то в одной дыре. Окоченев от холода,

пауки об еде не думали. Но вот отогрелись и посматривают

на мух алчными глазами.

Каждую весну, в конце апреля и в мае, проходя мимо

какого-нибудь забора, я останавливаюсь и ищу скакунчика.

Он маленький паучок, но большой артист. И даже ученые —

люди, по мнению многих, довольно сухие и к пустым

шуткам не склонные – дали ему название весьма

соответствующее: сальтикус сценикус, то есть прыгун-актер.

Если место солнечное и мухи любят здесь погреться, то

и скакунчик где-нибудь поблизости. Притаился. Но вот

короткими перебежками, замирая, когда муха

настораживается, подбирается к ней. Он бурый, с белыми полосками

на брюшке, и его называют иногда пауком-зеброй.

Муха бегает по теплым доскам, перепархивает с места

на место, а паук крадется за ней неотступно, с завидной

выдержкой преследует намеченную цель. А когда

беззаботная муха зазевается и подпустит его слишком близко, он

вдруг великолепным прыжком вскакивает к ней на спину

и вонзает в мушиный затылок свои массивные боевые

крючки; пауковеды называют их хелицерами.

Когда на одной доске встретятся два охотника за

мухами, они разыгрывают небольшой спектакль. Вздымают в

ярости кверху «руки» – передние свои ножки, разевают

пошире челюсти, то есть хелицеры, и, грозя друг другу

страшной расправой, переходят в наступление. Шаг за

шагом сближаются – голова к голове. Гневно блестят

шестнадцать выпученных глаз – восемь у одного и столько же

У другого. Все ближе и ближе их «лбы». Вот уперлись ими

словно бараны. Все плотней и плотней прижимаются до

предела раскрытыми ядовитыми крючками. Потом мирно

расходятся.

Драки и не ждите, ее никогда не бывает. Это

пантомима – бескровная «битва» самцов. Она символизирует

схватку, которая не может состояться, потому что иначе все

самцы-пауки в первые же весенние дни быстро истребили бы

друг друга, и их род прекратился бы.

Раньше, вспоминая о скакунчиках, я иногда думал:

почему их назвали артистами? За эти ли только великолепные

прыжки на мух и инсценировки устрашения?

Но однажды, проходя мимо старого сарая, я увидел на

его воротах сцену, которая разрешила все мои сомнения.

Я увидел, как скакунчик танцевал перед самксй. Это

было действительно артистическое исполнение,

впечатляющий номер.

С поднятыми вверх передними лапками, с раскрытыми

жвалами паук вертелся перед довольно безучастной

партнершей в зигзагообразных «па», раскачивая в такт вправо-

влево вздернутыми к небу «руками». Он танцевал что-то

похожее на самбу, и я смотрел на него раскрыв рот.

Почти все пауки-скакунчики, или салтициды,

отличные и хорошо «тренированные» танцоры. Весной танцуют

они иногда по полчаса без перерыва. У этих пауков очень

длинные и толстые передние ноги, и они этими ногами,

вздымая их вверх (обе сразу или по одной), растопыривая в

стороны, вытягивая вперед, хлопая на манер крыльев,

покачивая или размахивая в такт плясу, выкидывают перед

партнершей самые невероятные гимнастические трюки. На

первый взгляд кажется, будто паук решил заняться

зарядкой, вот и семафорит «руками».

Но приглядитесь внимательнее, и у вас не останется

никакого сомнения в том, что это самый настоящий танец.

Танец маленького паучка аттулуса – длина его всего

три с половиной миллиметра – напоминает фигуры

классического балета. Опираясь на три пары ног – ногами бог

пауков не обидел,– он две передние лапки вытягивает к

небу и, грациозно покачивая ими из стороны в сторону,

скачет боком вправо. Затем замирает на мгновение, склонив

одну ногу на сторону, и скачет влево, не забывая все время

кокетливо помахивать перед собой «руками».

Комариные гулянки

Весной и в начале лета тихими, безветренными

вечерами над лесными полянами, в саду и у реки вьются стайки

комаров. Старики говорят: «Комары танцуют – быть

хорошей погоде». Движения насекомых и в самом деле похожи

на танец. Комары летают вверх-вниз, иные вправо-влево, без

конца кружатся на месте в ритмических взлетах и

падениях.

Комары «токуют». Зоологи, у которых хватило

терпения переловить всех танцующих комаров, к удивлению

своему, обнаружили, что стайки состоят почти из одних только

самцов.

Запах, который в полете испускают особые железы

каждого комара, усиливается многократно, когда в одном месте

их собирается много тысяч. Танцуя, комары рассеивают его

по всем направлениям, и со всех сторон спешат на танцы

привлеченные этим запахом самки.

Танцевальные вечера комары устраивают всегда вблизи

водоемов, в которые откладывают яйца, и обычно перед

устойчивой хорошей погодой, чтобы отложенные в воду

яички успели развиться. В сильные дожди и ветер много