Текст книги "С утра и до вечера"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

момент случится держать в клюве черное перо».

Известна история одного слепого пеликана. Он жил

пенсионером в колонии пеликанов. Сам рыбу ловить не мог,

но его кормили сородичи. Раненые и слепые вороны тоже

иногда неплохо живут среди других ворон. По-видимому,

больным сородичам тех птиц, в «лексиконе» которых есть

особые позы попрошайничества, похожие на птенцовые,

легче удается «убедить» своих собратьев накормить их. Во

всяком случае, разные птицы обращаются со своими ранеными

по-разному.

Галки, вороны, сойки, сороки с криками тревоги летят

на помощь попавшему в беду товарищу. Если он бьется,

поднимают вокруг большой переполох, созывая всю стаю,

и шумом, облетами пугают и отвлекают врага. Если их

товарищ уже мертв, молчит и не шевелится, осторожно

кружат над ним.

Внезапная смерть серебристой чайки «заставляет всю

стаю бесшумно рассеяться».

Крачки тоже с пронзительным криком кружат над

раненой крачкой, если она бьется. Если едва шевелится,

летают молча. Когда она затихнет, все улетают. Потерявших

много крови и тяжелораненых крачки обычно добивают.

«Здоровый» инстинкт уничтожения неполноценных

заставляет часто птиц и зверей убивать своих больных,

немощных, хромых или непохожих на видовой стандарт

оперением, шерстью или еще чем-нибудь «выродков».

Пингвины нападают на всех пингвинов своего вида, чем-

либо отклоняющихся от нормы (как они ее себе

представляют). Так же поступают и куры, волкк. собаки, олени и

многие, многие другие. Поэтому альбиносы и животные,

родившиеся с другой, не типичной для их вида окраской,

обычно долго не живут. Их отовсюду гонят, бьют, часто

забивают насмерть, и они пугливо держатся с краю от

стада и, конечно, делаются легкой добычей для хищников 1.

Это изгнание непохожих – один из механизмов

естественного отбора: без известной стандартизации вид не

может быть жизнеспособным.

Изгнание же больных животных полезно для

сообщества также и с медицинской точки зрения. Вольные не только

обуза для всей стаи, но и опасны, потому что заразны.

Их прогоняют, их убивают.

В муравейниках (во всех или некоторых?) есть даже

особые изоляторы для больных муравьев. Есть там и

кладбища! Мертвые в муравьином государстве не валяются где

попало на дорогах и улицах. Нет, их хоронят всегда в

одном месте.

Мы разговариваем, обмениваясь звуками, а муравьи —

запахами. Разные пахучие вещества, которые выделяют их

железы, побуждают рабочих муравьев собираться по

тревоге, бежать за добычей, ухаживать за маткой, кормить

личинок, перетаскивать коконы.

Муравьи и после смерти продолжают некоторое время

«разговаривать»: их тело выделяет пахучие вещества, и

поэтому собратья ухаживают за ними, как за живыми. Но

через день-два наступает разложение, и запахи смерти

заставляют рабочих муравьев «прозреть»: тут только

уносят они мертвых подальше от муравейника.

Эти похоронные шествия вызывают лишь некоторые, а

не все продукты распада муравьиных трупов. Главным

образом жирные кислоты и их эфиры. Когда этими

веществами экспериментаторы обмазывали живых муравьев, то

другие муравьи не пускали их в дом. Хватали и волокли

на кладбище: на свалку, где складывают они своих

мертвых сородичей. «Живые покойники,– пишет известный

биолог-экспериментатор доктор У ил сон,– разумеется,

поспешно возвращались домой, их снова «хоронили». И так

1 Нет правил без исключений: самцов некоторых птиц,, напротив,,

почему-то особенно привлекают самки-альбиносы.

продолжалось до тех пор, пока после многократного

повторения похоронного обряда запах смерти не выветривался

совершенно».

После того что узнали сейчас о муравьях, естественно

задать себе вопрос: а где умирают другие животные? Только

ли у муравьев есть кладбища?

Животные редко умирают естественной смертью.

Многие гибнут в когтях у хищников, многих губят и болезни.

Редко кто доживает до глубокой старости. Но и тут

спокойно умереть ему не дают: даже львов, когда они стары,

бывает, что загрызают гиены, тигров – дикие собаки, а

медведей – волки. А если лев еще силен, хоть и стар, и

гиены на живого напасть не решаются, то они сидят

невдалеке и ждут, когда он умрет. И грифы его уже заметили и

давно кружат, требуя своей доли. Когда он умрет, вся эта

веселая компания сразу на него набросится и съест.

Вот почему – и еще потому, что, умирая, они

забиваются в чащу, ущелья, норы,– трупы диких животных

редко попадаются людям на глаза.

Потому-то и странно, что иногда в иных местах находят

целые, можно сказать, залежи костей, например слонов,

лам и пингвинов. Не древние кости, не ископаемые, а

свежие «залежи»: видно, что еще недавно во плоти, шерсти и

перьях бродили они по земле в образе живого зверя или

птицы.

Впечатление такое, будто слоны умирают не где попало,

а в определенных местах. О кладбищах слонов сочинено

немало разных историй, легенд, былей и небылиц. Что в

них правда, а что ложь, я решить не берусь. Но рассказать

об этом стоит.

«Вся Африка – кладбище слонов!»—с горечью сказал

один натуралист, когда его спросили, где умирают слоны.

А на Цейлоне говорят: идут умирать они в Анаваджа-

пур – в старый город, бывшую столицу древнего

Цейлонского царства. Теперь он лежит в развалинах, густым лесом

заросли его руины. Нет там людей, но приходят иногда

слоны. Старые и больные. Приходят умирать. И стоят у

забытых людьми развалин, грустно качая мудрыми

головами, и ждут смерти.

Слоны Индии приходят в ущелье у безлюдного озера,

чтобы сложить здесь свои старые кости. А в Африке, в

стране Сомали, есть, говорят, тоже усеянная костями гигантов

долина в глуши пустынных холмов. Дорогу к ней люди не

знают. А если кто и знает, помалкивает, никому не

рассказывает, потому что там всюду на земле лежат

драгоценные бивни. А это большое богатство.

Наверное, все это только легенды. А как же

натуралисты? Неужели не волнует их эта старая тайна, эти

трогательные рассказы о последних днях слонов? Неужели ни

разу не подумали они проверить, нет ли тут хоть немного

правды?

Тридцать лет назад А. М. Макензи заметил, что

смертельно раненные слоны в Уганде всегда уходят на север.

И вот однажды он пошел по кровавым следам за одним

кандидатом в мертвецы. Всё на север и на север. Слон,

собрав последние силы, переплыл реку Перкуэлл. Выбрался

на остров, посреди ее. Макензи за ним. Там на острове он

слона добил.

И представьте себе: нашел здесь скелеты еще двадцати

слонов. Все без бивней. Наверное, решил Макензи, их

унесли негры. Они об этом кладбище, конечно, знали, но

молчали, потому что без труда добывали здесь слоновую кость,

а это немалые деньги.

Через неделю Макензи опять приплыл на остров и,

расположившись лагерем, стал наблюдать. Каждый день он

видел, как на берег выбирались, с трудом преодолевая

течение, больные и раненые слоны и оставались здесь

навсегда. Однажды пришли два толстокожих – умирающий и

здоровый, который провожал друга.

В реку вошел и поплыл только больной, а его верный

товарищ уныло побрел обратно1.

Макензи думает, что открыл он не главное, а, так

сказать, вспомогательное кладбище: на нем умирали слоны,

когда у них не было сил добраться до главного. Массаи

уверяли его, что «главное» лежит в земле Кавамайя и куда

больше этого.

Очень интересные (но правильные ли?) свои наблюдения

А. М. Макензи опубликовал в октябре 1937 года. С тех пор

многое ли мы узнали о последних днях диких слонов?

1 О дружбе у слонов пишут многие. Джон Адамсон в прекрасной

книге о львице Эльзе «Рожденная свободной» рассказывает о слоне,

«которого очень любили его товарищи. Когда он умер, трое из них

несколько дней не отходили от его тела, потом вырвали клыки у мертвого и

захоронили их неподалеку».

На другой стороне Атлантического океана, в Южной

Америке, тоже рассказывают люди невеселые истории о

кладбищах, но не слонов, которых здесь нет, а гуанако,

диких прародителей лам.

Чарлз Дарвин, путешествуя по Патагонии, видел

бренные останки многих гуанако, и странно: лишь в

определенных местах. Там, где сходятся долины рек Санта-Круц и

Галлегос, на бесплодной земле рассыпаны кости безгорбых

«верблюдов» Нового Света.

Другой знаменитый путешественник, Гудзон, уверяет

даже, что был на похоронах гуанако. «Представьте себе,—

живописно рассказывает он,– серую пустыню, поросшую

старым уродливым терновником. В течение долгих веков

приходило сюда несметное число животных, чтобы

пережить здесь свои предсмертные муки. Вот и теперь пришел

один такой страдалец. Он собрал последние силы, чтобы

пролезть в густую чащу, в полусвете которой кажется еще

более дряхлым, худым, сухим, как привидение: шерсть

висит клочьями, он устремил во мрак воспаленные глаза, уже

отуманенные смертью».

Интересно было бы узнать, как там теперь: всё еще

ходят гуанако умирать на эти кладбища? Или их перепахали

тракторы? Или вообще все это сказки?

СПАТЬ ПОРА!

Никто не живет без сна

Нет на земле такого зверя, который бы не спал.

Пожалуй, вообще нет такого животного: ни рыбы, ни птицы, ни

змеи, ни насекомого. Все, чтобы жить, должны спать1.

Правда, многие пчелы в улье, занятые своими важными

пчелиными делами, всю ночь работают, работают,

работают...

Но оттого, наверное, они и живут недолго – несколько

недель. Артур Томсон, английский биолог, исследовал

однажды мозг пчел, одержимых «бессонницей»: клетки в нем

носили явные следы переутомления и дегенерации. Мозг

был стар, хотя пчелы были молодые.

Если есть на свете животные, которые не спят, то они

либо недолго живут, либо нет у них нервов и мозга. Потому

что сон прежде всего дает отдых и восстанавливает силы

1 Некоторые больные люди не спят будто бы годами. Но я уверен,

что они хоть немного, но дремлют, хотя бы так же мимолетно, как

морские свинки.

утомленной нервной системы. Бессонница убивает быстрее,

чем голод! Собака, например, если лишить ее сна, умирает

через пять дней.

Конечно, отдыхает во сне и весь организм, все органы,

все наше тело. Мышцы расслабляются, сердце бьется реже

(только у слона, наоборот, почему-то чаще!), легкие дышат

спокойнее, давление крови падает, и в мозгу угасают

возбуждения и меняют ритм электротоки – словом, полный

покой от носа до хвоста.

Чтобы покой этот наступил скорее, некоторые

животные, например летучие мыши, опоссум и лемур галаго,

засыпая, сами себе уши затыкают: складывают и свертывают

свои ушные раковины, как солдат скатку. А птицы прячут,

как говорят, голову под крыло.

Но, увы, роскошь глубокого сна могут позволить себе

не многие животные: только те, у кого нет врагов, и кто

спит, приняв надежные меры для обороны своего сна.

В мире зверей самый глубокий сон, пожалуй, у

индийского медведя. Он живет в Индии, спит на земле, и так

крепко, что ни треск веток, ни громкий разговор не

будят его.

«Именно поэтому на совести этого медведя,—

пишет Зденек Веселовский,– наибольшее число убийств и

ранений людей». Охотники, крестьяне, собирающие хворост,

часто буквально наступают на спящего медведя. Он

ошалело вскакивает и от испуга бьет человека лапами

в лицо.

Антилопы и косули, когда очень устанут, тоже спят,

совершенно отключив все свои чувства. Не слышат и не чуют

врага, и к ним можно подойти почти вплотную.

Но обычно животные спят очень чутко. Чтобы враг не

застал их врасплох, часто пробуждаются. Ненадолго

засыпая, опять открывают глаза и посматривают. Поэтому

получается, что большую часть своего сна звери не спят, а

дремлют. Дремлют коровы и все жвачные, пережевывая

жвачку. Дремлют и лошади, хотя жвачку и не жуют.

Дремота– это легкий, неглубокий сон. Дремлющая лошадь,

если поднести к ее морде сено, пробуждается, почувствовав

его запах, через две секунды. Если же стоит в полусне,

опустив голову, то только через шесть секунд. А когда спит

глубоко – это всегда лежа,– вообще на сено не реагирует.

Даже если вплотную, но не касаясь, поднести его ей к носу.

Когда они спят?

В повести «Джан» писатель Андрей Платонов

рассказал, как человек вошел ночью в болотные заросли и

потревожил дремоту «здешних жителей»: «...растения дрожали

вокруг него, колеблемые снизу, разные невидимые

существа бежали от него прочь: кто на животе, кто на ножках,

кто низким полетом – что у кого имелось. Они, наверное,

сидели до того неслышно, но спали из них

лишь некоторые, далеко не все. У всякого было

столько заботы, что дня, видимо,

им не хватало или им жалко было тратить краткую

жизнь на сон и они только чуть дремали, опустив

пленку на полглаза, чтобы

видеть хоть полжизни, слышать гьму и не помнить дневной нужды».

Описано великолепно!

Каждый, кто бродил ночью по

лесу или по степи, поймет это.

И Платонов, и многие из тех,

кто слушал ночь в «уснувшем»

лесу, задавали, наверное, себе вопрос: «Когда же они спят?»

Оскар Хейнрот, большой знаток птиц, тоже сам себя не

раз так спрашивал. Мимо его окна – он был директором

Берлинского зоопарка—«буквально в любой час дня и ночи»

пролетали утки. А спали они когда? «В любое подходящее

для них время,– решил Оскар Хейнрот,– то есть когда

насытились и привели оперение в порядок».

Вот актограмма, то есть распорядок дня, одной утки,

точно записанная специальным прибором актографом.

Теперь, раз речь зашла об актограммах, посмотрим, чем

занята весь день труженица пчела. Молодая пчела,

которой от роду всего восемь дней (чтобы не создалось ложного

представления, говорит доктор М. Линдауэр, автор этой акто-

граммы, будто пчела мало работает, нужно учитывать, что

пчелы в этом возрасте ночью не спят, а так же, как и днем,

делят свое время между трудом и отдыхом):

Так же ведут себя, бодрствуя или засыпая ненадолго, и

днем и ночью многие другие животные: полевые мыши,

степные хорьки, осетры, травяные лягушки. Таких

животных называют полифазными: много раз за сутки

переходят они от сна к действию – от одной фазы к другой.

Монофазные (однофазные)—это те животные, которые

одну часть суток (день либо ночь) посвящают целиком сну,

а другую – всем своим делам. Обезьяны, как и люди,—

самые типичные монофазники: всю ночь от захода до

рассвета спят, а днем бодрствуют.

Американский биолог Карпентер наблюдал за гиббоном

в джунглях Сиама, и вот какой у того был распорядок дня:

Райская у него жизнь! Ни заботы, ни трудов: поел,

погулял – и спать.

А спят монофазные животные очень много: половину

или даже больше половины суток. Шимпанзе, например,

12—13 часов. В основном ночью и немного после обеда.

Птицы тоже спят по 13—16 часов. Много спят свиньи. Но

рекорд, кажется, принадлежит одной змее, про которую

рассказывают, будто она просыпается в полдень, два часа

ищет себе пропитание и через два часа снова блаженно

засыпает до полудня следующего дня!

Напротив, морские свинки почти совсем не спят: они

лишь дремлют, на две-три минуты закрывая глаза. Сон у

зайцев и кроликов такой же краткий и «многосерийный»:

они раз по двадцать на день засыпают ненадолго.

Дельфины иногда целую неделю, и днем и ночью,

преследуют корабли. А когда же спят? Оказывается, на ходу:

засыпая секунд на тридцать. Опыты последних лет

показали, что водным животным, чтобы хорошо выспаться,

нужно гораздо меньше времени, чем сухопутным. Даже

человек отлично чувствует себя, если спит всего три часа, но

в ванне с водой. Дело в том, что вода каждое тело,

погруженное в нее, приводит как бы в состояние невесомости,

нейтрализуя силы земного притяжения, и поэтому

животные, которые спят в воде, лучше и быстрее отдыхают.

Многие утки спят столько же: минуты две-три. Потом

открывают глаза, посматривают по сторонам и опять

дремлют, чтобы через полминуты или две проснуться и

оглядеться.

Тюлени и морские львы на воле дремлют по четыре —

девять минут. Но в зоопарках, где им ничто не угрожает,

спят больше.

Крупные звери – не обезьяны, не свиньи и не

хищники– обычно спят мало: домашние коровы – два-три часа

в сутки (правда, еще часов девять они проводят в полусне,

пережевывая жвачку), жирафы – лишь двадцать минут в

сутки. Но и эти двадцать минут не спят они беспробуднд>

а просыпаются через каждые три-четыре минуты. Самый

продолжительный сон у жирафы, зарегистрированный зо*

ологами,– двенадцать минут!

Слоны спят два-три часа (тоже «сериями» по пятнадцать

минут).

В Пражском зоопарке долго наблюдали за небольшим

стадом диких лошадей и подсчитали, что жеребец спал в

среднем 48—59 минут в сутки, старые кобылы – 63—

88 минут, двухлетние кобылы – 230—243 минуты, то есть

уже около четырех часов, а четырехдневные жеребята—

по восемь часов.

Всегда новорожденные и молодые животные спят боль

ше старых, а весной и летом, даже старые, как правило,—

меньше, чем осенью и зимой. Певчий дрозд в Англии зимой

спит пятнадцать часов в сутки, а летом поднимается до

зари – в два часа ночи, а засыпает в половине десятого

вечера. Самцы камышовок и соловьев весной, похоже, сов-

сем не спят: поют и днем и ночью, ненадолго смолкая,

чтобы поесть, поухаживать за самкой и для других семей-

ных дел.

Спят на земле и деревьях

Животные спят везде: на суше, в воде и в воздухе!

На земле спать, технически, всего проще: умял ямку, как

заяц или олень, и спи себе. Некоторые звери, чтобы

хорошенько выспаться, прячутся в норах. Барсук, например*

после восхода солнца. Он по ночам бродит по лесу и лишь

в летние дни вылезает ненадолго из норы, чтобы погреться]

на солнышке. Летучие мыши спят в дуплах, в пещерах, в

молодых листьях пальм. Некоторые из них даже специально

надкусывают пальмовые листья, чтобы они свернулись и

получилась бы маленькая спаленка.

Животные спят и на спине, и на боку, и на животе, как

и человек. Но в отличие от человека животные спят и стоя,

и сидя, и повиснув вниз или вверх головой, свернувшись

бубликом, раскинувшись пластом... Словом, по-всякому.,

Немецкий зоолог, доктор Хассенберг, написал целую

научную книгу о том, как спят звери (только звери, то есть

млекопитающие; если бы писал он еще о птицах, насекомых и рыбах,

то его монография, наверное, стала бы многотомной!)

Все позы спящих и дремлющих зверей доктор Хассекберг разделил

на четыре главные группы: 1) спят свернувшись,

2) спят вытянувшись, 3) спят сидя либо стоя и 4) повиснув на суках.

Те животные, что спят свернувшись, сворачиваются по-

разному: одни – в вертикальной плоскости: сони, ежи,

утконосы, ленивцы, древесные дикобразы, золотистые

хомячки и тушканчики; другие – в горизонтальной:

кенгуру, собаки динго, обезьяны шимпанзе, пятнистые гиены,

леопарды, генетты, а из наших животных – землеройки,

хорьки, хомяки и часто домашние кошки.

А вот лисицы, бурые медведи, кролики, мыши, выдры,

лошади, олени, антилопы, овцы, леопарды, моржи и...

жирафы спят на животе, тело изогнув полудугой вбок. Тут

возникает интересный вопрос: когда спит, куда девает

жирафа свою знаменитую длинную шею?

Сейчас армии многих стран вооружены хитрыми

приборами, испускающими инфракрасные лучи. С их помощью

в темноте можно видеть почти как днем. Зоологи выпросили у

военных несколько таких приборов и ночью в Африке подкрались к

стаду жираф, чтобы посмотреть, что делают они, когда засыпают, со

своими нескладными шеями.

Оказывается, «нескладные»

шеи у них отлично складываются: изогнув их дугой, жирафы кладут

голову назад – за свой круп, упирая морду в него (молодые)

или в землю за ним (старые жирафы).

Но не все так спят: некоторые вытягивают шеи прямо

в небо, как каланчу, и так засыпают. Особое устройство

шейных костей и мышц позволяет им держать ее над собой

без напряжения.

Вернемся, однако, к тем, кто спит вытянувшись. Здесь

возможны четыре варианта: спят на животе кролики, белки

и морские свинки, волки, гиены и лисицы, львы, кошки и

тигры, слоны (индийские), носороги и бегемоты, олени,

коровы и антилопы, верблюды, ламы и гуанако, выдры, норки

и куницы, а также свиньи, тапиры, орангутанги,

шилохвостые дикобразы, морские слоны и белые медведи (когда

жарко) – словом, очень многие животные.

Вытянувшись на боку, спят бегемоты, кошки, львы,

собаки, гиены, лошади, свиньи, антилопы, тюлени (на берегу)

и белые медведи (когда холодно).

А на спине кто спит?

Тоже многие: львы, барсы, медведи, панды, гориллы,

гиббоны, норки, ленивцы и даже броненосцы, кенгуру и

зайцы (ручные на постели).

Сидя спят и дремлют кенгуру, лемуры вари,

гориллы, орангутанги, гиббоны, павианы, макаки,

лисицы, медведи, кошки, свиньи, носороги,

бегемоты и морские львы (на берегу).

Ну, а стоя спят, конечно, слоны? У знаменитого французского ко-

роля Людовика XIV был не менее знаменитый слон. Он на

весь мир прославился тем, что за пять лет, пока жил в

неволе, ни разу не лег на землю.

Спал всегда стоя (два-три часа в сутки), уперев концы бивней

в две дырки в стене, которые сам для этого выдолбил.

«Стойкости» этого слона много удивлялись, а потом

выяснилось, что странного тут, пожалуй, ничего нет: у слонов в

обычае спать стоя. В горах Кении, в Африке, говорил Карл

Экли1, бродят стада слонов, которые, вероятно, ни разу в

жизни не ложились на землю.

Слоны равнин иногда спят лежа, «но никто никогда еще не

видел, чтобы ложились горные слоны».

В знаменитом цирке Барума жили однажды сразу

34 слона. Говорят, что, отдыхая после представлений,

они никогда не ложились все сразу.

Пять слонов, дремотно покачиваясь, всегда стояли на

страже. Приблизительно через каждые полчаса двое из них

ложились спать, и тут же с земли поднимались два других

слона. Посменный караул несли они без ссор, без путаницы

и без разводящих все время, пока жили у Барнума.

Все знают, конечно: и лошади спят стоя. Но все ли

слышали, что так же дремлют нередко и ослы, овцы, коровы,

лисицы и мыши? Один енот-полоскун спал даже стоя на

задних лапах. И не на земле, а на суку, прислонившись

боком к стволу дерева.

Звери, которые умеют лазать по деревьям, часто спят на

1 Карл Экли (1866—1926) – американский исследователь

Центральной Африки; считается основоположником современного

оформления естественнонаучных музеев. Экли изготавливал из чучел животных

«панорамные группы», хорошо передающие естественную обстановку и

позы животных.

суках. Одни – лежа нд них, так сказать, «верхом»

(вытянув лапы вниз по обе стороны от сука): леопарды, панды —

большая и малая,– дикобразы, лемуры. Другие – плотно

обхватив всеми четырьмя лапами ствол дерева и повиснув

на нем: коала, потто, малый муравьед, двупалый ленивец.

Третьи, наконец, повисают на ветке вниз головой:

летучие мыши и летучие собаки, кагуаны и ленивцы. А

некоторые белки спят, «изображая» из себя висячий мост:

перекинув тело между двумя ветками.

Гориллы, шимпанзе и орангутанги, не жалея сил,

каждый вечер устраивают себе удобную постель из листьев и

веток. И медведи устилают на зиму берлогу ветками.

Пружинистый получается матрац! У диких кабанов тоже

отличное ложе. Слоны любят подушки. На воле они кладут

головы на плотные кусты и термитники, а в неволе

сооружают хоботами настоящие подушки, сбивая в кучу ветки и

солому.

У бегемотов подушки – их толстенькие маленькие беге-

мотики. А у лисицы – пушистый хвост. Свернувшись, она

кладет его под голову. Так же и панда делает, и большой

муравьед. У них и у многих лемуров хвост – еще и

одеяло: его и под голову кладут и укрываются им.

Перья птиц – и перина, и одеяло. Сжавшись в комок,

птццы прячут голову под крыло и спят себе. «Под крыло» —

это, впрочем, только так говорится. На самом деле прячут

они не голову, а только клюв (по ноздри) и не под крыло,

а в перья спины, вернее, плеча.

Но цапля, которой ее шея, как и жирафе, доставляет

немало лишних хлопот, втыкает клюв нет сверху, а спереди

крыла—под кистевой сгиб.

Страусы из-за чересчур

длинных шей не спят,

как положено птицам.

Они либо поднимают

голову высоко вверх,

либо вытягивают перед

собой по земле (а ноги

за собой – назад).

Австралийские

страусы казуары и пингви-

ны, разучившись летать,

давно потеряли маховые перья, но

старый инстинкт класть «голову под крыло» почему-то

сохранили. И часто, хотя и безуспешно, пытаются это

сделать. Но так как маховых перьев на крыльях у них нет,

клюву держаться там не в чем, и голова всякий раз сонно

падает вниз.

«Комично выглядят,– говорит Зденек Веселовский,—

засыпающие утята и гусята.

С первого же дня жизни пробуют они засунуть клюв в то же

место, что и взрослые. Но перья у них еще не выросли, и у

клюва нет опоры, а поэтому голова их падает вниз, и они от

этого просыпаются. Но снова и снова, засыпая, тычут клюв

туда, где он не может удержаться».

А пеликан умница: свой громоздкий клюв-мешок даже

и не пробует положить «под крыло». Он просто

поворачивает голову на сто восемьдесят градусов назад и надежно

помещает его себе на спину.

Не только, впрочем, пеликан решительно отказался от

крыла как упора для клюва.

Аисты, дрофы, голуби, козодои, рябки, засыпая, просто

втягивают голову между плеч.

Цапли, журавли, аисты, фламинго, гуси и утки часто

спят и дремлют на одной ноге.

Гуси и утки голову тогда кладут «под крыло»,

противоположное ноге, на которой стоят.

Но фламинго наоборот: утыкая клюв в плечевые перья,

шею сгибает в сторону ноги, на которой стоит.

На Новой Гвинее, Молуккских, Зондских и

Филиппинских островах водится «сумасшедший» попугай лорикулюс.

Он спит, подобно летучим мышам, повиснув на суку вниз головой! Все другие птицы

спят на ветках нормально: головой вверх. При этом их

пальцы автоматически, без сознательного усилия крепко

обхватывают сук. Особые приспособления на сухожилиях ног

(зубцы, входящие в пазы сухожильной сумки) надежно

фиксируют сжатые вокруг ветки пальцы, подобно тому как

удерживается в муфте вытянутый за рукоятку трос ручного

тормоза автомобиля. Чем больше тяжестью своего тела давит

птица на ноги, тем прочнее держат они сук. Поэтому наши

куры и не падают по ночам с насеста.

Спят на воде и под водой

Утки, когда спят на воде, одну ногу вытягивают вниз и

время от времени гребут. Они кружатся на одном месте, и

ни ветер, ни волны не прибивают их к берегу, где опасно.

Бегемоты, буйволы и африканские водяные козлы тоже

спят нередко в реке или озере на мелком месте, лежа на дне

и выставив из воды ноздри и глаза.

Но интересней тюленей никто, пожалуй, в жидкой

стихии не спит. У них два способа. Первый: просто лежат,

распластавшись на поверхности, так что лишь верх спины

торчит над волнами, а голова в воде. Временами голова

дремотно поднимается, ноздри автоматически открываются,

тюлень делает несколько вдохов, и голова опять падает вниз.

Второй способ совсем оригинальный. Впервые описал его

английский зоолог Р. Локли в 1937 году, потом видели и

другие. Локли наблюдал за парой тюленей, самцом и

самкой, в одном из аквариумов Германии. Глубина в бассейне

была около двух метров. Самка уснула первая: закрыла

глаза и медленно стала опускаться на дно. Самец плавал

вокруг, но ока не просыпалась. Потом задремал и он. И тут,

говорит Локли, «я увидел, что самка поднимается вверх,

слегка шевеля ластами. Ее глаза были плотно закрыты,

когда она показалась на поверхности и начала шумно

дышать. Сделав около шестнадцати глубоких вдохов, закрыла

ноздри и опять опустилась на дно. Дышала она примерно

минуту, не раскрывая глаз. Нет никакого сомнения, что

тюлениха все это время спала.

Она опускалась на дно, дремала там минут пять и

снова поднималась дышать. Глаза не открывала. Ее партнер

поступал так же. Оба тюленя спали полчаса, всплывая и

опускаясь каждые пять минут, пока какой-то шум не

потревожил их».

Опускались на дно и всплывали они хвостом вниз,

головой вверх, то есть держали тело вертикально. Такой же

«вертикальный» сон наблюдали однажды у моржей и

манатов (американских морских коров).

Морские львы спят совсем иначе: подобно человеку,

который без движения лежит в воде на спине. Ласты,

передние и задние, и конец морды морские львы поднимают над

водой. И в дремоте, инстинктивно и ловко балансируя ими,

не тонут.

Морская выдра калан, что живет на Командорских

островах в Тихом океане;—та, что камень под мышкой

носит,– тоже спит в воде, на спине.

Если уже речь зашла о том, кто как в воде спит, то

тут, конечно, нужно и о рыбах немного рассказать. Ведь

они тоже спят.

Немецкий зоолог Е. Вебер, пожалуй, самый большой в

этом деле специалист. Недавно он написал научную статью

о том, как спят рыбы. Что все они спят, он не сомневается.

Пелагические рыбы, которые живут не у дна, а в толще

вод, спят лежа пластом в воде, придонные – на дне или в

подводных пещерах. Коралловые рыбешки прячутся в

щелях и нишах рифов, а мальки цихлид – во рту у мамы!

Акулы спят – закрыв веками глаза – на боку у самой

поверхности моря. Корабли натыкаются иногда на спящих

китовых акул.

Северную китовую акулу 1 англичане прозвали «баскин-

гом», то есть акулой, «греющейся на солнце». Она часто

лениво дремлет у самой поверхности, словно принимает

солнечные ванны.

Луна-рыба тоже спит на боку, качаясь на волнах.

На дне рыбы спят: одни – на боку, другие —

свернувшись дугой, третьи – стоймя вверх или вниз головой.

А карликовый и электрический сомы – лежа на спине.

Вильям Виб, известный американский исследователь,

однажды ночью случайно нашел у самого берега, на

песчаном мелководье, целый лагерь сонных рыб. Это были

шары-рыбы2. Несколько сотен, все спали лежа на песке.

Некоторые– друг на друге, другие – бок к боку. «На одном

месте в свете фонаря мы насчитали шестьдесят штук.

Спали они на правом боку, слегка присыпав себя песком».

Большой скат-хвостокол безмолвно проплыл над

рыбьей спальней, и тридцать скалозубов проснулись и в панике

бросились в разные стороны, спросонья натыкаясь на камни

и водоросли.

Наш зоолог П. И. Мариковский видел спящих на дне

небольшого озерка рыбок-шиповок. А над ними, на самой

поверхности, «сбились кучкой жуки-вертячки. Они издале-

1 Есть два непохожих друг на друга вида китовых акул: южная

(Rhinodon typus) и северная (Cetorhinus maximus). Последняя (длиной она

бывает до 12 метров) похожа на других акул, но первая (до 20 метров

длиной и весом до 10 тонн) очертаниями тела больше напоминает

огромного сома. Обе не опасны для людей, так как питаются планктоном. Как

и у китов, у китовых акул есть цедилки – своеобразный «жаберный ус».

Пропуская через цедилку воду, они вылавливают рачков и, набив ими

пасть, глотают.

2 Рыбы-шары (Tetraodontidae) вместе с рыбами-ежами (Diodontidae)

принадлежат к группе скалозубов (Sympodontidae). Зубов у них нет» а

кости челюстей спереди обнажены (не покрыты кожей) и выступают изо

рта в виде клюва. Острые края челюстей заменяют зубы. Но самая

интересная особенность скалозубов – умение надуваться. Заметив опасность,

эти удивительные рыбы заглатывают воду или воздух и раздуваются,

словно шары.

ка заметили меня и мгновенно заметались. Вместе с ними

взметнулось черное дно и превратилось в тысячную стайку

рыбок-шиповок. Я уселся на берегу, замер, застыл.