Текст книги "С утра и до вечера"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

крик во сто крат. У орангутангов – это надувные, как меха

у волынки, мешки на горле, а у ревунов – особые

резонаторы в голосовых связках. Свой район оглашает ревом и олень,

и бык, и лев – это тоже оповещение претендентам.

«Пограничные столбы» другого сорта животные

изготавливают из своих запахов. Я уже немного говорил об этом,

когда рассказывал, как самцы и самки находят друг друга.

Всевозможные пахучие железы, которыми щедро наделены

многие звери, служат им не только эту службу. Они и

пригласительные письма для дам, и объявления на границах

владений о том, что место здесь занято.

Территория, говорит 3. Веселовский, «буквально

надушена специфическим запахом животного», которое на ней

живет (у куниц, хорей и лис он такой сильный, что даже

человек его чувствует). И запахи постоянно подновляются.

Обычно, проснувшись, умывшись и позавтракав, владельцы

тотчас идут дозором по своим владениям и всюду, где надо,

ставят пометки.

Собаки, лисы и волки, которые, как известно,

объявляют о своем присутствии, поднимая задние

лапы на заборы, столбы, деревья и кусты, экономят

буквально каждую каплю мочи, чтобы хватило ее на все

«пограничные столбы».

Обезьяны ног не поднимают, а берут мочу на

ладонь и размазывают по веткам. «Я держал в клетке,—

рассказывает 3. Веселовский,– индомалайскую

полуобезьянку лори, которая

после каждой чистки

клетки лишь удваивала свои

усилия в употреблении

упомянутой жидкости».

Медведь тоже,

извалявшись в своей моче, трется

потом о деревья.

Зубры тоже, ободрав ро-

гами кору, валяются в сво-

ей моче и трутся потом о дерево.

И барсук трется о кусты,

и гиена, и соболь, и куница, и многие другие звери. А наш

старый знакомый, скунс, прогуливаясь по своим владениям,

время от времени прыскает на траву боевой жидкостью.

Бывают, так сказать, и визуальные, то есть зримые,

заявки на владения. Те же медведи, не довольствуясь запахом,

обдирают кору на стволах, которые после этого своей

белизной сигналят о правах собственности косолапого.

Многие хищные птицы долго кружат над полями и

лесами. А пустельга, облюбовав гнездо, пикирует над ним.

Некоторые лягушки и рыбы особыми движениями такие

же знаки подают соседям.

Но если соседей они не останавливают, и те, игнорируя

пограничные сигналы, слишком близко приближаются к

чужим владениям, то нахалам посылают здесь второе

серьезное предупреждение. Пантомимы, с которыми

некоторые животные выступают перед противником из своего

племени1 на границах охотничьих участков, зоологи так и

называют– «пограничные позы». Они часто очень забавны.

Колюшка грозит сопернику, посмевшему заплыть в ее

территориальные воды, исполняя некий танец на голове.

Если и этого мало, то кусает дно. Серебристые чайки рвут

траву. Бык рогами и копытами роет землю.

Петухи в такого рода конфликтах с азартом клюют друг

перед другом воображаемые зерна. Синицы поступают так

же. Скворцы и журавли демонстративно чистят свое

оперение перед самым носом врага, а шилоклювки и

кулики-сороки делают вид, что очень хотят спать: до того, видите ли,

им скучен и неинтересен вид этого нудного наглеца,

требующего доли в их владениях. Они суют голову под крыло

и приседают, имитируя позу, в которой обычно спят.

Действие это, конечно, инстинктивно и не выражает

истинного презрения, хотя по странной случайности и в самом

деле его напоминает.

Вся жизнь —игра

Если это так, то животные неплохо живут: они много

играют. И на воле и в неволе.

У некоторых есть даже площадки для игр. Зоолог Шлёт

две тысячи часов провел в седле, всюду поспевая за стадом

одичавших коров на юге Франции, в Камарге. Он видел,

как коровы, едва переступив границы игровых площадок—

на них обычно вся трава вытоптана и есть где

побегать,—сейчас же, «словно автоматически срабатывает какой-то

механизм, начинают играть. Бодаются, гоняются друг за другом,

кувыркаясь, катаются по земле... Телята с воплями восторга

скачут, задрав хвосты, и вертятся, пытаясь их поймать, что

они проделывают почти так же мило, как котята».

Обычно играет молодежь, но часто полувзрослые и взрос-

1 Территории обычно охраняются только от животных своего вида.

Аист, например, не разрешает другому аисту приближаться к гнезду, а

воробьев не гонит, и они поселяются прямо в стенках его гнезда. Но

бывают исключения, когда по ошибке, в азарте или по другим причинам

прогоняют и-безобидных или подозреваемых в злом умысле пришельцев.

лые коровы не могут утерпеть и тоже скачут, потешая себя

возней. Телята часто играют в игру, которую иначе и не

назовешь, как «дочки-матери»: «один теленок делает вид,

что сосет другого», А тот не сердится, а делает вид, что

кормит его, как кормила его собственная мать-корова.

У гиббонов тоже есть свои излюбленные «игровые»

деревья, на которых они часами скачут и качаются, как на

турниках. Молодые обезьяны играют весь день с небольшим

перерывом, чтобы поесть. «Иногда, – говорит Р. Шовэн, —

совершенно так же, как бывает у детей, кто-нибудь слишком

разойдется и вызовет крик боли у своего товарища. Тогда,

тоже совсем как у людей, появляется взрослый самец, он

разнимает драчунов, награждает их несколькими шлепками,

и игра прекращается.

А у бабуинов дело заходит даже дальше. Создается

впечатление, что они специально приходят к своему вожаку,

чтобы поссориться и подраться перед ним, а тот выносит

приговор».

Как только новорожденная обезьянка вырастает из

младенчества, ее принимают в какую-нибудь группу молодых

обезьян. Там она играет с товарищами и там завязывает

дружбу с однолетками, которая годами связывает тесными

узами бывших товарищей по играм. С той поры обычно они

никогда не расстаются, кочуя вместе всюду, даже если и

обзаведутся семьями.

Карл Экли, который много раз бывал в Африке и

изготовил для американских музеев сотни «лучших в мире»

чучел животных – от слонов до зимородков,– видел, как

играли слонята в... футбол. Они скатали из ила большой шар и

гоняли его как мяч.

С мячом любят играть обезьяны, свиньи, выдры – когда

мяча нет, то со щепками и корнями; землеройки катают

и подбрасывают сухие листья и перья, каланы играют с

комком водорослей в воде, а тюлени – с камнями. Дельфины,

как мячом, играют морскими черепахами.

В наших лесах очень любят порезвиться речные выдры,

животные вообще очень милые и умные.

Они играют с рыбами в кошки-мышки, когда сыты и

когда хотят позабавиться. Отпустит выдра рыбешку, как

кошка мышку, и ждет: пусть подальше отплывет. А потом за

ней в погоню. Поймает и снова отпустит.

И из всех игр у выдр самая любимая – катание с гор.

Вот глинистый обрыв —

лучшее место для такого дела.

Внизу у воды выдры

расчищают берег. Уносят прочь ветки и

коряги, чтобы об них не

поцарапаться. Потом раскатывают

глиняную дорожку. Лезут на

обрыв и катятся вниз. Первый

раз трудновато, конечно.

Глина еще сухая, плохо по ней

скользить. Второй раз легче.

Кое-как сползет выдра в

воду– оставит на склоне

мокрый след. Еще раз сползет —

след еще мокрее. А потом уже

по обрыву как по маслу

можно кататься. От мокрого брюха

и хвоста такая скользкая

стала дорожка – что хоть куда.

Теперь и начинается самое

развлечение!

Взберется выдра на горку,

голову вытянет, передние

лапы под себя подожмет – и

вжжи-ик сверху вниз прямо в

воду. Только одна в воду

плюхнется, а по глиняной дорожке уже другая выдра летит.

Третья из воды вылезает: спешит очередь не пропустить. Весело

им.

А зимой выдры устраивают для катания ледяные

дорожки.

Выдры и своих маленьких выдрят учат кататься с горок.

Со снежных гор любят кататься серны: вереницей друг

за другом, подогнув ноги.

Съехав, бегут на горку и опять катятся вниз. И барсы

ют с утеса на спине, в самом низу быстро переворачиваются

и всеми четырьмя лапами падают в сугроб.

«Песцы,– пишет Лоис Крайслер в умной и доброй

книге «Тропами карибу»,– поднялись на гребень берегового

ската, еще покрытый снегом, и один из них съехал по

крутизне вниз, присел по-кошачьи и с вызовом задрал мордочку

к тому, что стоял наверху. Тот бросился вниз, налетел на

первого, и они кубарем покатились по снегу. Потом один из

песцов помчался наверх с явным намерением снова

прокатиться».

Морские львы и белые медведи, резвясь, съезжают с

мокрых скал прямо в море, а мартышки, как школьники по

перилам лестниц, любят кататься по голым сукам – сверху

вниз и часами качаются на лианах, словно на качелях.

Даже нелюдимые на вид и колючие – на самом деле! —

дикобразы катаются с гор. Неутомимый охотник за редкими

животными и отличный писатель Геральд Даррелл нашел в

Африке в одной пещере такую их горку, до блеска

отполированную колючими любителями острых ощущений.

«Дикобразы забирались на верхушку ската, съезжали по нему

вниз. Этой веселой игрой в пещере занимались, по-видимому,

уже многие поколения дикобразов, так как поверхность

склона блестела, словно стекло».

Любят поиграть и ежи. Ежиха первые дни ни на минуту

не отходит от ежат. Кормит их молоком. А ежата еще

слепые и глухие, а уже... играют. Боксируют друг с другом.

Кожа с иголками, которая наползает у ежей на лоб, очень

подвижная. Ежата быстро выдвигают ее вперед и, как

боксер кулаком, бьют этим колючим капюшоном своего

противника. Слабенький ежонок, как от хорошего нокаута,

летит от такого удара в сторону.

Мать-ежиха боксировать ежатам не мешает: эта возня

им вместо гимнастики. Сильнее будут.

И молодые кроты-норокопатели с упоением боксируют

друг с другом рылами, как на ринге.

«Однажды,– рассказывает Даррелл,– когда один из

хамелеонов издох, я принес его к обезьянам. Те почтительно

окружили меня и стали с большим интересом разглядывать

дохлого хамелеона. Набравшись смелости, старший из дри-

лов слегка коснулся лапой хамелеона, отдернул ее и стал

быстро вытирать о землю. Гвеноны так и не решились

подойти ближе к трупу хамелеона. Дрилы же постепенно рас-

храбрились, схватили хамелеона и стали пугать им гвенонов,

которые разбежались с пронзительными криками. Пришлось

прекратить эту игру, так как дрилы начали вести себя

неприлично, а гвеноны были уже основательно запуганы и

жалобными стонами выражали свои обиды».

Как играют кошки, собаки, белки, медведи, лисы,

лошади, коровы, олени и многие другие звери, все знают.

«Если дать бизону хорошую игрушку,– советует

директор Пражского зоопарка,– можно сэкономить значительную

сумму на ремонте заборов». Бизон, которому такую игрушку

дали, часами играл с бревном, подбрасывая его рогами, и

заборы больше не бодал.

А рядом в клетке шимпанзе весь день развлекала себя

куском тряпки и носком, которые ей подарили. Надевала их

на голову, руки, ноги, повязывала вокруг пояса, «в общем,

вела себя, как настоящая модница».

И хорошо, что такие тряпки могут надолго отвлечь

обезьян от дурных шуток, которыми им иногда приходит в голову

позабавить посетителей. Когда игрушки у них забирали,

«шимпанзе невинно сидели у решетки, и не было для них

большей радости, чем внезапно бросать в посетителей

опилки и еще худшие вещи. После каждого удачного броска

устраивались веселые танцы».

Леопарды тоже притворяются, что спят, растянувшись

у самой решетки. (А одну лапу просунут обязательно между

прутьями!) И ждут, когда кто-нибудь решит разбудить

«кошечку» ударом зонтика или шляпы: тут хватают, что

успеют схватить, и тянут к себе. «После трудных попыток,—

говорит 3. Веселовский,– мы возвращали владельцу лишь

остатки его собственности».

Молодой и очень симпатичный морж в Зоопарке в

Москве, которого вы, наверное, видели, часами играл камнями

и мячом. А когда ложился спать, все игрушки складывал в

уголок и возле них засыпал, как малое дитя.

Играть животным в зоопарках просто необходимо. Не

только потому, что им тут, в неволе, и делать-то, собственно,

нечего. Доказано, что когда у свободного существа отнимают

свободу, а с ней простор, силу и быстроту движений, в его

организме что-то словно бы ломается. В эндокринных

железах и в мозгу нормальные процессы нарушаются, и

животное часто гибнет от малейшего, как говорят психологи,

стресса, то есть от какого-нибудь переживания, испуга.

Даже такой, казалось бы, пустяк, как перевод в новую клетку,

может зверя убить одним лишь ужасом: психика не

выдерживает, и животное умирает от нервного шока.

Игры разряжают, так сказать, душевное напряжение.

Они хорошая гимнастика и для мышц.

Шиллер, немецкий поэт, утверждал: «Человек играет

только тогда, когда он Человек в полном смысле этого

слова, и только тогда он Человек, когда играет». Нечто

подобное можно сказать и про животных. Тоскующее, больное,

обездоленное животное никогда не играет. А когда играет,

веселится и радуется, легче ему переносить все невзгоды.

Игра и развлекает, и закаляет, учит ловкости и умению

защищаться и охотиться.

Играют друг с другом не только выросшие вместе

сверстники и товарищи по стаям и стадам, но и животные разных

видов: в зоопарках, на площадках молодняка, например. Но

бывает, что и дикие животные разных видов, встречаясь где-

нибудь в лесу, у водопоя или на пастбище, вдруг начинают

играть: страусы с зебрами и антилопами; например, видели,

как олень играл с лисой, белки с кроликами, а заяц с

черным дроздом. Одна дружелюбная парочка, белый кролик и

черная ворона, жить друг без друга не могли: так любили

играть вместе.

Я уже рассказывал о токовых «танцах» птиц. Нечто по-

добное – ритуальные, тоже, по-видимому, «токовые»

танцы – есть и у зверей.

Давно уже ходят слухи о загадочных танцах индийских

диких слонов, на которые они собираются в самой глуши

джунглей.

Танцуют и козлы серн перед молодыми козлами и

козами : скачут, выгнув головы в ложной угрозе, встают на дыбы

в замысловатых каприолях и вообще многие «па»

проделывают на задних ногах. Антилопы топи кружатся каруселью,

вереницей друг за другом, вокруг дерева или нескольких

деревьев. Другие стоят в стороне и смотрят, а потом,

насмотревшись, входят в круг играющих и тоже «танцуют».

Антилопы импалы хороводы водят не около деревьев, а вокруг

своих самок: с блеяньем, задрав головы и хвосты, бегают

вокруг них, а самки стоят в середине, опустив головы.

Но самые впечатляющие танцы у шимпанзе. Одна

группа шимпанзе на научной станции в Тенерифе прославилась

танцами, почти человеческими по манере. Когда этих

обезьян привезли в Европу, они еще некоторое время танцевали

и там, и доктор Крумбигель, большой знаток зверей, видел

эти танцы. Самцы становились в круг и, ударяя в ладоши,

более или менее ритмично топали ногами, словно

«утрамбовывали» ее. Одна нога много раз, но легко касалась сверху

другой ноги – такое еще «па» было в обезьяньем танце.

Самки же только кружились: достаточно неуклюже, но не без

кокетства.

Похоже, говорит Крумбигель, танцуют иногда и гориллы.

Но чаще развлекают они себя ритуалом «биения в грудь».

Георг Шаллер, который, как я уже говорил, много дней жил

бок о бок с дикими гориллами в лесах Африки, заметил, что

в этом их танце девять разных «па», которые исполняются

по отдельности или в различных комбинациях.

Хотя молодые гориллы, прожив на свете лишь три-четыре

месяца, уже пробуют по частям разучить этот ритуал,

привилегия на его полное исполнение принадлежит старым,

матерым самцам с седыми спинами. Представление начинается

отрывистыми криками. Потом танцор срывает с дерева ветку

и зажимает ее между губами, встает на ноги и в

исступлении рвет листья и бросает их вокруг. И вот кульминация

танца (или ритуала, или чего-то еще, пока нам еще не ясно,

что это значит на самом деле): горилла, сгибая руки в

локтях, попеременно то одной рукой, то другой бьет себя ладо-

нями в грудь. Та гудит, как хороший барабан! Одна нога

обычно приподнята, а ярость, может быть и театральная,

этого страшного на вид, черного, лохматого, огромного зверя,

кажется, не знает предела. Затем горилла быстро

отскакивает в сторону, на бегу рвет листья, ломает сучья. И в

финале колотит ладонями по земле.

Думали, что это «танец» угрозы, но впечатляющие

сцены «биения в грудь» разыгрываются в диких лесах и в

мирное время, когда никаких врагов и близко нет. Может

быть, это репетиция? Или просто развлечение? Когда горилл

узнают получше, тогда и вопрос этот решится. Пока можем

только гадать.

Раньше думали, что молодые птицы и птенцы не то что

щенки и котята: играми себя не веселят. (Некоторые ученые

даже «теории» придумали, почему это так.)

Но нет, играют и они, хотя, как ни странно, люди долго

этого не замечали.

Теперь у науки большой список всевозможных птиц,

молодежь которых так же играет, как и юные звери. Тут и

воробьи, и зяблики, и вороны, и голуби, и фазаны, и утки,

и сарычи, и орлы, и соколы, и олуши, и турако, и уорблеры,

и птицы-носороги, и колибри, и многие другие.

Попугаи, играя, валяются по земле, катают мячи и

камни. Пеликаны тоже играют с камнями и ветками, которые

часто воруют у соседей. А молодые бакланы, размножаться

которым время еще не пришло, с увлечением строят гнезда.

Это тоже игра.

Известный этолог, доктор Нико Тинберген, видел, как

молодые пустельги, сытно пообедав после удачной охоты в

полях, летели туда, где были гнезда, в которых они

родились, и часами играли здесь на песчаных дюнах с

сосновыми шишками и сухими былинками. Незаметно проходило

время, а когда аппетит снова напоминал о себе, птицы

улетали в поля, на охоту.

Видели, как молодой сокол, который лишь через две

недели научился летать, играл со своим отцом в воображаемый

воздушный бой. Он подпрыгивал вверх, отчаянно работая

крыльями, пикировал вниз и сам отражал такие же

импровизированные атаки взрослого самца. Но ни тот, ни другой

сильных ударов не наносили. Это была игра и первые уроки

высшего пилотажа.

Ну, а взрослые птицы играют еще охотнее, чем молодые:

и в кошки-мышки со своей добычей, и друг с другом «в

салочки», и с разными веточками, палочками, листьями и

камнями. Сороки, как известно, идут ради игры даже на

«преступление»: тащат, не стыдясь, всякую блестящую

игрушку, которая им понравится.

Даже хладнокровные рыбы играют! Носят во рту

веточки, бросают их и снова подхватывают. Колюшки особенно

игривы, когда строят гнезда. А брызгуны любят шутки в

духе старых кинокомедий: облить «из-за угла» человека

водой – это они обожают.

Некоторые и беспозвоночные, например осьминоги, знают

в игре толк и наделены достаточной дозой юмора, чтобы

понимать, когда с ними шутят.

Итак, действительно весь мир лицедействует. Шекспир

был прав.

Сами себе эскулапы

Винценц Присснитц был пастухом. Он видел много раз,

как животные лечат себя водой. Раненые и больные, ищут

они разные источники – и серные, и радоновые, и прочие,—

пьют из них воду и купаются в ней. И ванны их исцеляют.

Присснитц решил лечить людей теми же способами.

Сначала его ругали, а потом он прославился: построил

водолечебную больницу. С той поры, говорят,– а случилось это

больше ста лет назад – гидротерапия окончательно

признана медициной. И до Присснитца, конечно, особенно в

античное время, многие врачи занимались водолечением.

Наверное, и им животные подсказали этот метод.

Люди рассказывают много разного о том, как животные

себя лечат. Ученые решили проверить, что в этих рассказах

правда, что нет. Дали больным оленям всякие травы,

коренья и ветки, которые растут обычно в лесах. Олени сразу

съели те из них, которые действительно могли им помочь.

Здоровые олени лекарственные растения не выбирали из

общей кучи. Ели, как обычно, весь корм.

По-видимому, действительно у животных есть

«врачебные» инстинкты, которые выручают их в беде, заставляя

есть то, что нужно, когда они больны.

Бессознательно, но с большой пользой для себя, глотают

многие птицы, рептилии и даже звери, например морские

львы, разной величины камни и камешки: те помогают их

желудкам перетирать и переваривать твердую пищу. У

проглоченных камней, по-видимому, есть и другое назначение,

профилактическое: когда аллигатор, например, спит зимой

на дне Миссисипи и ничего, конечно, не ест, камни, корни и

щепки, раздражая слизистые стенки пустого желудка и

кишечника, не дают им атрофироваться во время

вынужденного бездействия.

Если животные, не сознавая, зачем это делают, глотают

такие совсем не годные в пищу вещи, как камни, то,

конечно, тому же инстинктивному механизму их мозга еще

проще заставить их съесть вполне съедобные и полезные для

здоровья вещества и травы.

Звери знают толк и в витаминах. Говорят, что

беременные самки оленей так тщательно выбирают, какую траву

съесть, а какую не надо, как не многие женщины в таком же

положении. Так же и самцы оленей, когда растут у них рога,

не жалеют ног и далеко уходят, если поближе нет, пить воду,

богатую известью. И саму известь лижут и грызут: ведь

чтобы рога быстрее и лучше росли, нужно много кальция.

Дикие индюки, да и домашние, в дождливую погоду

часто болеют. Дождь для них из всех природных зол – худший

бич. И вот тогда, мокрые и замерзающие, ищут они

растения, в которых много дубильных веществ. Сами их едят и

индюшата, подражая им, клюют тонизирующие листья.

Про льва в Африке говорят, что перед охотой он

возбуждает себя диким луком. Место, где лук растет, на некоторых

местных наречиях так и называется: «львиная аптека»,

если перевести это название на современный язык.

Медведи, давно известно, выбравшись весной из своих

берлог, тощие и голодные, буквально, как коровы, пасутся

на лугах, едят много зеленой травы, ягод и всяких кореньев,

в которых и витамины и разные другие полезные для

здоровья вещества.

И лоси, и олени, даже волки, лисы, кошки и собаки так

делают: за долгую зиму все запасы витаминов

израсходованы. Вот они их и пополняют.

Хищные звери в эту пору, да и не только в эту, часто

добычу свою начинают есть с печени, а печень буквально

«нашинкована» всякими веществами и витаминами.

Поэтому и в зоопарках звери сразу дольше стали жить и

меньше болеть, как только догадались их кормить, хотя бы

время от времени, целыми голубями, кроликами, мышами с

перьями и шерстью, с мозгом, печенью, селезенкой и

другими потрохами, а не отдельными кусками мяса, как было

заведено прежде.

Раз заговорили мы о витаминах, то необходимо

рассказать еще об одном интересном способе, которым животные

их получают. Когда кошка или собака (и всякое другое

животное) лижет свою шерсть, выигрывает от этого не только

их внешность: лижущий язык собирает с кожи богатый

урожай витаминов. Так что знайте: если вымыли свою собаку

мылом, вы лишили ее на время витамина «Д». Значит, надо

купить этот витамин в аптеке и вернуть его животному,

положив в миску с едой.

Когда крысам и кроликам, устроив особые

приспособления в лабораториях, не давали облизывать себя, все они

вырастали рахитиками, хотя их регулярно облучали кварцем.

Дело в том, что в коже – главным образом в подкожном

жире и, по-видимому, в сальных железах – многих

животных работают свои микроаптеки, производящие противора-

хитный витамин «Д». Но работают только на солнце! Точнее,

при любом освещении, лишь бы были ультрафиолетовые

лучи в излучаемом спектре. Простое стекло, и оконное и

ламповое, ультрафиолет не пропускает, поэтому, сидя перед

закрытым окном, загорать бесполезно. Но кварцевые

лампы, сделанные из особого стекла, так же полезны для

здоровья, как и натуральное наше солнышко.

Тут подошли мы к другой терапии, всюду в природе

практикуемой: к солнечной. Очень многие животные

обязательно принимают солнечные ванны. Даже барсук,

который днем спит в норе, а ночью гуляет по лесу, промышляя

пропитание, в солнечную погоду просыпается ненадолго и

вылезает из мрака своего подземелья на божий свет. Сам

греется на солнышке и барсучат одного за другим выносит

из норы «позагорать», чтобы не росли рахитиками. Облучит

их ультрафиолетовыми лучами и опять тащит под землю.

Солнце одаряет здоровьем не всех, кто живет под ним:

многих – и заметьте: самых вредных!—оно и губит.

Бактерии и другие микроорганизмы силы его лучей не

выдерживают и умирают. Убивает их, по-видимому, все тот же

ультрафиолет. Поэтому солнечные ванны – отличная

дезинфекция: всю заразу уничтожают.

Грифы и все, кто ест падаль, это знают (бессознательно, конечно: не знают, а

инстинктом чувствуют). Ни одна птица не любит так, распу-

шась, греться на солнце, как грифы. В их «языке» есть да-

лее особая командная поза, которая, по-видимому, передает

приказ о всеобщей дезинфекции: «Всем санобрабатывать-

ся на солнце!» Стоит одной птице, иногда даже

иноплеменной, полураскинуть взъерошенные крылья и вытянуть из

белого «воротника» шею, как другие грифы делают то же и,

млея, облучают бесплатным «кварцем» то один бок, то

другой, то спину, то брюхо.

Ванны другого сорта – и пресноводные, и морские, и

минеральные, и грязевые, и пылевые,– которые так любят

животные, и всякого рода гребешки, помады и пудра, щедро

выделенные им природой, служат тоже культурным целям

медицинской профилактики. А старые ревматики гризли

и другие медведи, купаясь в серных и прочих источниках,

лечат свои хронические недуги с таким усердием, на

которое способен не всякий берегущий свое здоровье пенсионер.

В спорах из-за территории лечебные источники – главное

яблоко раздора у пожилых медведей. За них они нередко

дерутся с большей яростью и отвагой, чем за медведиц.

Я уже говорил, что много разных историй можно

услышать о том, как животные лечат себя от разных недугов и

увечий. К сожалению, не всему этому можно верить.

А некоторые из них очень забавны.

В книге «Секреты диких дебрей» английский

натуралист Кэлверт рассказал, например, такую «медицинскую»

историю. В одной барсучьей семье родился слабый и

болезненный барсучонок. И вот будто бы ночь за ночью

родители-барсуки выносили его из норы и купали в ручье.

Полоскали в родниковой воде до тех пор, пока все болячки с него

не сошли.

Ну, в это еще можно поверить, хотя и нелегко.

Рассказывают басни совсем уже эзоповские (в буквальном смысле,

потому что Эзоп был первым их автором).

В английском журнале «Поле и река» напечатали

однажды такую корреспонденцию из Америки.

Там будто бы видели скунса с пучком сухой травы в

пасти. Куда же это он направился, набив сеном полный рот?

Оказывается, к озеру. Подошел к самой воде и развернулся

к ней тылом. Но не обстрелял ее, по своему обыкновению,

а стал медленно пятиться, погружаясь в воду (задом

вперед!) все больше и больше. Постоял немного, подождал и

опять задним ходом зашагал в озеро, а сено все во рту

держал. Вода покрыла его ноги, дошла до брюха – а он все

пятится, но медленно, заметьте, очень медленно, с

остановками. Вот и спина уже под водой, и голова отправилась туда

же: только пучок сухой травы торчит над ней. Еще постоял

немного погруженный в волны скунс, а потом вдруг бросил

траву, нырнул, поплавал немного, сторонясь поплавком

плывущего сена – прошу вас, заметьте и это!—и вылез на

берег.

Что за странное поведение? Если внимательно

проанализируете всю его тактику, поймете. Он от блох лечился!

Когда медленно задним ходом в воду погружался,

блохи, которые купаться не любят, ища местечка посуше,

переползали будто бы с ног, по мере их погружения, на брюхо,

оттуда на спину, со спины на голову. А когда всескунсовый

потоп догнал их и здесь, все кинулись на единственный

сухой островок – на пучок сена. Тогда великий стратег

блошиной войны бросил перегруженный блохами ковчег.

И больше к нему не приближался!

Мисс Эдит Оливье такую же историю поведала в своей

книге и о лисе. Лиса, правда, несколько усовершенствовала

методы скунса, заменив сено клоком овечьей шерсти,

которая для блох, надо полагать, более привлекательна, чем

сухая трава.

Все это, конечно, анекдоты. Они не стали более

достоверными и после дискуссии, посзященной им некоторыми

английскими и американскими журналами.

Но вот старые «басни» о том, что обезьяны лечат раны,

затыкая их тампонами из листьев, по-видимому, истинная

правда. Известный знаток зверей доктор Инго Крумбигель

так считает. В своей двухтомной превосходной монографии

«Биология млекопитающих» среди других средств звериной

«медицины» он упоминает и это.

Все звери раны свои зализывают. Они их так не только

промывают, но и дезинфицируют: в слюне есть убивающие

бактерии вещества.

Давно уже были сделаны опыты: в культуры бактерий

в особые чашки с микробами добавили немного собачьей

слюны. Бактерии, которые до этой добавки процветали на

питательных бульонах, приготовленных для них

микробиологами, уже не смогли размножаться так быстро, как

раньше. Конечно, слюна не пенициллин, но и в ней есть свои

антибиотики.

Еще в госпиталях первой мировой войны доктор Вильям

Бэр заметил такие странные вещи. В ранах многих солдат,

которым медицинская помощь вовремя не была оказана,

заводились личинки мясных мух. Но странно, конечно, не

это, а то, что раны, зараженные личинками, были, с точки

зрения хирургической, в отличном состоянии, даже в

лучшем, чем раны, обработанные медиками. Раненых не

лихорадило. Никаких признаков гангрены!

Когда провели специальные исследования, убедились,

что личинки мух не только объедают некрозные, то есть

отмирающие ткани, но и убивают бактерий каким-то им

одним известным способом. После войны в некоторых

клиниках и госпиталях специально стали разводить целебных

мух: пробовали, и не без успеха, лечить ими раны. Но

позднее изобретение более эффективного пенициллина

помешало развитию мушиной терапии.

Не все мясные мухи полезны (многие очень вредны и для

ран), а только вида Lucilia sericata, все целебные качества

которого и история их открытия были описаны тридцать

шесть лет назад в большой статье в журнале «Научный

ежемесячник».

Я рассказал об этом потому, что раны диких зверей мухи

луцилии тоже спасают от заражения и помогают их

заживлению. Личинки этих мух – какое счастье! – живую ткань не

едят, а только уже мертвую и гниющую. Животные

инстинктом понимают это и целебных мух со своих ран не

прогоняют. Но стоит появиться вредоносной мухе, как они гонят и

тех и других, потому что одна плохая муха может навредить

больше, чем сто хороших в состоянии исправить.

Когда лекарства не спасают

А помогают ли животные своим раненым?

Иногда да. Но чаще нет. Наоборот даже – добивают их.

Чуть позже я объясню, что в этом жестокосердии есть

смысл: и эволюционный и медицинский.

Слоны помогают раненым товарищам: поддерживая с

двух сторон, пытаются увести подальше от охотника. И

павианы уносят раненых павианов, а вискачи и сурки

затаскивают подстреленных сородичей в норы.

Галки, говорит Реми Шовэн, «которые все знают друг

друга в своих небольших колониях, приходят в сильнейшее

волнение, не досчитавшись кого-нибудь из своих. Они

набрасываются тогда на любое животное, уносящее любой

черный предмет, и даже на своих сородичей, если им в этот