Текст книги "С утра и до вечера"
Автор книги: Игорь Акимушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
плечо и окунала клюв с муравьями в табачный пепел в
трубке. Затем смазывала этим оригинальным «кремом» свои
крылья.
Доктор Хейнрот, известный немецкий орнитолог, тоже
видел, как сорока начищала свои перья окурками сигар.
Фрэнк Лейн, один из первых натуралистов, обративших
пристальное внимание на странное увлечение птиц
муравьями, перечисляет следующие «парфюмерные эрзацы»,
которые за неимением муравьев использовали в своем туалете
птицы: жуки, рачки амфиподы, мучные черви, клопы,
липовая кора, различные ягоды, яблочная кожура, кожура
грецкого ореха, дым от костра и даже нафталин.
Все употребляемые птицами притирания содержат
кислоты или едкие вещества. Это обстоятельство и разъясняет
нам смысл всей процедуры.
Муравьи и их эрзацы – антисептические средства в
борьбе с паразитами, которые находят безопасный приют на
коже птиц под перьями. Муравьиная кислота и другие,
подобные ей, кислые и едкие вещества – своего рода ДДТ,
которым птицы изгоняют насекомых из своего оперения.
Возможно также, что муравьиная кислота оказывает
на тело птицы такое же оздоровительное действие, как и
муравьиный спирт на воспаленные суставы. Больные
ревматизмом знают это лучше других.
Кто моргает раз в году
Конечно, чистят и моют себя не только звери и птицы, а
почти все животные, и почти у каждого есть какое-нибудь
хитрое или нехитрое для этого приспособление: расческа,
щеточка, железка с кремом либо еще что-нибудь. У морских
звезд, например, наглухо закованных в известковый
панцирь, на спине – из дырочек в панцире – густо растут
маленькие щипчики на тонких и подвижных ножках —
педицеллярии. Хватая ими, звезды сбрасывают с себя
всякий мусор и грязь, а заодно и ловят рыб, словно в кап-
канчики.
Что муха редкая чистюля, всем известно. Каждую
свободную минуту она умывается. Долго, тщательно и с явным
удовольствием.
А тут же рядом, в темном углу, паук, с аппетитом
закусив мухой, до блеска надраивает себя с таким рвением,
словно поклялся взять первый приз на мировом конкурсе
«Мистер Чистота».
У пауков крохотными гребешками снабжены обычно пе-
дипальпы – небольшие вроде бы «руки», которые растут на
головогруди впереди первой пары ног. А у ос, пчел и мух
такие гребешки на средних члениках ног. Притом главный
гребень окаймлен полулунным углублением ноги, а
щеточка поменьше на тонкой ножке, как на веточке,
прижимается к гребню, закрывая собой выемку в нем. Получается,
что сидят они словно бы на лезвиях ножниц. Пропуская
через эти щетинистые «ножницы» усики и крылья, насекомые
чистят их.
У муравьев это хитрое «ножное» устройство еще более
усовершенствовано: к гребню и щетке добавлены здесь
спринцовки с моющей жидкостью. Все происходит примерно
так, как на ветровом стекле «Волги»: жидкие брызги
помогают щеткам лучше смывать засохшую грязь.
У змей туалет несложный: они просто, линяя,
выползают из старой поношенной шкуры и щеголяют в новой. На
старой шкуре оставляют и свои запыленные «очки» —
прозрачные роговые чешуйки, которые, как сросшиеся веки,
защищают глаза. Можно сказать, что змея моргает один раз
в году.
Другие животные, чтобы роговицу глаза очистить от
пыли, моргают часто: сотни раз в день. Геккон, маленькая
ящерица, моргать, увы, не может. Его веки, как у змеи, срослись
в прозрачные очки на глазах. Сор, попавший на них, геккон
слизывает... языком.
У рыб нет ни ног, ни рук. И язык короткий. Сами себя
они чистить никак не могут. И потому должны ходить, то
есть плавать, на «пункты санобработки». Открыл эти пункты
молодой биолог-аквалангист Конрад Лимбо!.
Весной 1949 года он наблюдал под водой у берегов
Южной Калифорнии забавную сцену, положившую начало
серии очень интересных исследований.
1 В I960 году Конрад Лимбо погиб в Средиземном море во время
подводных исследований,
Он видел, как встретились два морских окуня:
большеглазый серебристый гиперпросопон и маленький золотистый
брахиихтиус.
Большой, когда увидел маленького, поплыл ему
навстречу. Остановился перед ним, растопырил плавники и замер
в странной, противоестественной позе: головой вверх. А
малыш стал суетиться около «большеглазого»: «несколько
минут тыкал длинным рыльцем в его серебристые бока».
Затем окуни разошлись: малыш юркнул в заросли
водорослей, а «большеглазый» степенно поплыл к стае своих
сородичей и затерялся среди них.
Сначала Лимбо не придал особого значения тому, что
увидел. Но позднее другие наблюдения убедили его, что встреча
окуней не была случайным эпизодом. Он стал внимательно
присматриваться к обитателям рифов, поставил несколько
опытов и пришел к выводу, что забавная сценка, на
которую он вначале едва обратил внимание, очень часто
разыгрывается в «мире безмолвия». А видел он ни больше ни
меньше, как санобработку: маленький окунь очищал от
паразитов кожу большого собрата.
Науке известно уже более двадцати шести видов
рыб-санитаров, шесть видов креветок и один краб – все они
специалисты по очистке морских животных от паразитов и
бактерий, вызывающих заболевания кожи. Открылись
поразительные вещи!
Рыбаки Калифорнии хорошо знают маленькую золоти-
стую рыбешку сеньориту, как ее здесь называют. Это губан-
оксиюлис. Он ловко ворует наживку.
Некоторые рыбы, и среди них атеринки, гиреллы и
разные рифовые, как увидят сеньориту, бросаются к ней,
толпятся вокруг густыми стаями. «Когда я впервые обратил
внимание на эти скопища рыб, сотнями осаждавших одного-
единственного санитара,– пишет Лимбо,– я подумал, что
они собрались на нерест».
Лимбо подплыл ближе. Сеньорита заметила его и
юркнула под скалу. Рыбы, ждавшие очереди, бросились за ней,
обогнали, преградили ей путь и пытались задержать.
Когда рыб вокруг сеньориты кружилось поменьше,
можно было увидеть, что делала в самой гуще чешуйчатых тел
эта губастая рыбешка. Она тыкалась то в одну, то в другую
рыбу и что-то склевывала с их боков. А они блаженно
замирали в самых невероятных позах: вверх и вниз головой,
лежа плашмя на боку и даже вверх брюхом.
Конрад Лимбо поймал несколько сеньорит, разрезал их
желудки: в них было полным-полно мелких рачков копепод
и изопод – морских вшей – и кусков рыбьей кожи,
изъеденной бактериями.
Все рыбы-санитары похожи друг на друга: у них
вытянутые, как пинцеты, рыльца и очень яркая окраска. Живут
они обычно в одиночку или парами.
Одни из них просто подплывают к рыбе, которой хотят
оказать услугу, и деловито чистят ее. Другие же все это
делают с церемониями, напоминающими токовые игры птиц.
Рывком бросаются вперед, замирают и бочком-бочком
кокетливо пятятся назад. Опять наскок – и игривое бегство, и так
до тех пор, пока какая-нибудь рыба не соблазнится
заманчивым предложением почистить бока. Санитары еще издали
замечают своих клиентов и так предупредительны, что тут
же спешат навстречу.
И вот что еще интересно: хотя санитары и поедают
паразитов, это не главная их пища. Они без нее могли бы
отлично обойтись.
Санитары – «личности» неприкосновенные. Хищники их
щадят, не истребляют. Ни в одном из сотен обследованных
желудков хищных рыб Лимбо не находил сеньорит. Однако
много раз видел, как эти рыбки заплывали в разверстые
пасти огромных окуней и склевывали уютно
пристроившихся там рачков-паразитов.
Иные беззащитные рыбки с большой для себя выгодой
научились пользоваться репутацией неприкосновенности,
твердо установившейся за санитарами в океане: стали
подражать им в окраске; и этот спасительный обман сохраняет
им жизнь. И наоборот: некоторые хищники, подражая
санитарам в окраске и телодвижениях, под ложным флагом
«красного креста» успешно охотятся за своими жертвами,
введенными в заблуждение коварством пиратов. Это
явление – подражание окраской и формой тела одних
животных другим – носит название мимикрии. Оно очень широко
распространено в природе.
Рыбы-санитары занимаются своей полезной
деятельностью не где попало, а только в определенных местах – где-
нибудь у выступов скал, у затонувших кораблей, на
«опушках» подводных лесов.
Клиенты приплывают на «пункты санобработки»
издалека и собираются здесь толпами. Один такой санитарный
пункт у Багамских островов, по наблюдениям биологов, за
шесть часов пропустил до трехсот рыб!
Рыбы, которых морские вши особенно замучили,
переходят от одного пункта к другому, надоедая санитарам своей
навязчивостью. Вот что говорит Лимбо: «Запоминая рыб по
разным приметам, я установил, что они изо дня в день через
равные промежутки времени возвращались на санпункты.
В общей сложности рыбы проводили на них, кажется, не
меньше времени, чем в поисках пищи».
Многие добычливые места, богатые рыбой, обязаны
своей доброй славой у рыбаков маленьким
рыбкам-санитарам. Там, где их много, всегда держатся большие косяки
рыбы.
Лимбо проделал несколько опытов.
Некоторые подводные рифы он очистил от санитаров:
переловил их всех. И что же? Рыб здесь сразу стало меньше.
А через две недели они и совсем исчезли. Остались лишь
немногие местные старожилы.
И еще он заметил, что у тех рыб, которые не покинули
опустошенные рифы, начались разные кожные заболевания.
Чешуя их покрылась язвами, опухолями. Плавники стали
рваные, пушистые белые наросты болтались на них.
Исследовали эти болячки – они полны были бактерий!
Симбиоз на службе у гигиены
В зверином царстве взаимные услуги – дело обычное.
Если вы думаете, что животные только охотятся друг за
другом и сильные пожирают слабых в бесконечной и жестокой
борьбе за существование, то вы глубоко заблуждаетесь.
Борьба борьбой – она, конечно, есть,– но многие животные
часто и помогают друг другу.
Эту бессознательную, но преданную дружбу, или
межвидовую взаимопомощь, ученые называют греческим словом
«симбиоз»: «sym» – по-гречески «вместе», a «bios» —
«жизнь». Совместная, значит, жизнь.
Первым открыл и описал симбиоз знаменитый
древнегреческий историк Геродот. Почти две с половиной тысячи лет
назад он путешествовал по Египту. В городе Омбосе жрецы
показали ему храм крокодилов (египтяне им поклонялись:
верили, что крокодил – это бог Сухое в своем
перевоплощенном виде).
В тенистом парке в мраморных бассейнах сонно дремали
огромные рептилии. Золотые кольца перетягивали толстые
их лапы. В ушах сверкали драгоценные камни.
Пришло время кормить священных животных. На
дорогих блюдах слуги подносили крокодилам жареных
куропаток, свиные окорока, пироги и кексы всех сортов.
Но Геродота поразило не это. Не изысканные кушанья,
не золото, щедро расточаемое перед тупыми тварями. Его
поразили маленькие серенькие птички.
Поев, крокодилы раскрыли рты. Птички, которые
дожидались в сторонке своей очереди, тотчас полетели к ним в
пасти. Крокодилу стоило лишь прикрыть рот, и он проглотил
бы сразу десяток вкусных куличков. Но крокодилы никогда
этого не делают, даже если очень хотят есть: без
птиц-дантистов их зубы быстро испортились бы. Часами лежат
крокодилы с открытыми ртами, а птички безбоязненно бегают
меж их зубами.
«Все птицы и звери,– писал Геродот,– избегают
крокодила. С одной тиркушкой живет он в ладу, потому что
пользуется ее услугами. Когда крокодил выходит из воды на
сушу, он открывает свою пасть – почти всегда по направлению
к западному ветру,– тиркушка входит в пасть и пожирает
пиявок. Это доставляет крокодилу удовольствие, и он не
причиняет тиркуйше никакого вреда».
Птички, крокодильи дантисты, принадлежат к отряду
куликов, к семейству тиркушек (тиркушки водятся и у нас
на Украине, в Поволжье и Средней Азии). И хотя странные
повадки этих птиц описаны еще на заре истории, до сих
пор, откровенно говоря, зоологи не знают, что ищут кулички
в крокодильих пастях: остатки пищи, мух, комаров или
пиявок. Античные писатели полагали, что пиявок, которые
очень мучают крокодила, присасываясь к его деснам, нёбу
и языку. Но, скорее всего, птички добывают во рту страшных
рептилий все съедобное: и пиявок, и мух, и остатки пищи.
В Африке и Индии, в Северной и Южной Америке и
Австралии – всюду, где водятся птицы, многие животные
(слоны, носороги, бегемоты, буйволы, бизоны, антилопы,
олени, суслики, коровы и лошади) пользуются услугами
аистов, цапель, уток, волоклюев, мухоловок, трясогузок,
скворцов, чаек и других птиц, которые извлекают из их шерсти
всевозможных паразитов.
Буйволов обслуживают обычно утки, цапли и антигон-
ские журавли. Буйволы очень любят воду, и, когда, погру-
зившись по самые глаза и ноздри, лежат в реке или болоте,
утки плавают около них, а журавли важно шагают вокруг
на длинных ногах. Вдруг замирают, прицеливаются и
молниеносно склевывают муху или слепня с бычьего глаза или
носа. Но склевывают так осторожно, что не причиняют буй-
Болу никакого вреда, тот только фыркает от удовольствия.
Цапли и утки иногда забираются к буйволам на спины и
охотятся там.
А на спине у африканского слона нередко занимаются
мушиной охотой сразу пять белых цапель и десяток личинко-
едов. Эти птички – самые верные друзья копытных. Они
атакуют их стаями, ползают и вверх и вниз по жирафам,
слонам, антилопам, зебрам и носорогам, словно поползни по
деревьям, и собирают дань из насекомых.
Волоклюи, или буфагусы, их называют также
носорожьими птицами, конкурируя с личинкоедами, добывают себе
пропитание на спинах носорогов, антилоп, буйволов,
верблюдов и домашних лошадей и коров.
В Южной Америке в роли волоклюев выступают так
называемые лодкохвостые, а в Северной – воловьи птицы, или
молотрусы.
Внешне молотрусы похожи на больших воробьев, но к
своим родительским обязанностям относятся не лучше
кукушек: птенцов не высиживают, а подбрасывают яйца в чужие
гнезда. (Кстати, и крокодилий друг, кулик плювианус, тоже
не высиживает своих яиц, а зарывает их в горячий песок.)
Весь досуг воловьих птиц поглощают заботы о лошадях,
коровах, мулах, бизонах и прочем домашнем и диком скоте.
Известный американский зоолог и писатель Сетон-Томпсон
первый обратил внимание на удивительное содружество
воловьих птиц и бизонов. Он заметил, что зимой эти пташки
не улетают далеко от бизоньих стад. Бизон для них и
столовая, и квартира с отоплением: молотрусы «роют» в его
густой шерсти ходы и норки, в тепле которых согреваются в
мороз и метели. Там же, в глубине волосяных «джунглей», и
ночуют.
Копытных животных в Северной Америке бдительно
оберегает от мух и завезенная из Африки египетская цапля —
большой друг африканских толстокожих.
Теневые птицы и птицы солнечные, трупиалы,
скворцы, сороки и синицы, тоже кормятся около копытных
животных, отыскивая в их шерсти съедобных насекомых.
Зоологи описали уже многих птиц-дезинсектикаторов.
Перечень их названий занял бы около страницы. Есть
даже птицы, которые охотятся за мухами, разъезжая по
степям и саваннам на спинах не у зверей, а других птиц – у
дроф и аистов, например.
Словом, затрат на гигиену природа не жалеет. Может
быть, поэтому у животных неплохое в общем-то здоровье,
хотя нет у них ни ученых медиков, ни врачей, ни больниц.
Говорят, чистота – залог здоровья. Животные ревниво
следят за чистотой своего тела и своих жилищ, а
следовательно, и здоровья»
ИХ ХЛЕБ ДА ВОДА
Прожорливые гаргантюа и кощеи бессмертные
В Нормандии, говорят, на придорожных столбах можно
прочитать такие объявления: «Пасите своих лошадей на
моем поле. Цена: за короткохвостую лошадь десять
сантимов в день, за лошадь с длинным хвостом – двадцать».
Эта странная наценка за длинный хвост объясняется
просто: короткохвостая лошадь, когда донимают ее слепни и
мухи, часто отрывается от еды, чтобы головой отогнать их,
так как короткий хвост – плоха*я мухобойка. Лошадь же с
длинным хвостом этого не делает и поэтому съедает на
пастбище, как здесь считают, вдвое больше травы.
Такая, казалось бы, пустяковая причина – длина волос
в хвосте,– а желудок от этого может быть по-разному набит.
Мыслимо ли учесть все другие обстоятельства, которые
влияют на аппетиты животных? Их много, разных причин, и все
предусмотреть нельзя, даже когда речь идет о сравнении
двух одинаковых созданий.
А уж если сравнивать разных зверей, птиц, рыб, гадов
или насекомых, то самые несходные будут результаты. Одни
прожорливы, как Гаргантюа, а другие рядом с ними —
кощеи бессмертные.
Помните, как этот сказочный злодей, Кощей
Бессмертный, у Марьи Моревны в плену десять лет не ел, не пил и
не помер? Рекорд его никто из животных, кажется, еще не
побил, но близко к нему некоторые чемпионы голодания
приблизились. Холоднокровные животные главные здесь
рекордсмены: у ндх обмен веществ не такой энергичный, как
у теплокровных, а поэтому в теле моллюсков, насекомых,
гадов и рыб каждую минуту сгорает меньше пищи, чем у
птиц и зверей. Оттого меньше ее им и требуется.
В Амстердамском зоопарке жила как-то анаконда,
которая вдруг без всякой видимой на то причины – так решили
работники зоопарка – объявила голодовку: перестала есть
крыс, кроликов и всяких других зверюшек, которых ей
предлагали. За два года змея так ничего и не проглотила. А
потом вдруг, и тоже без причины, снова набросилась на крыс,
которые уже привыкли считать ее живым бревном, и
прожила еще много лет после этого.
В Гамбургском зоопарке тоже был свой кощей-питон. Он
не ел двадцать пять месяцев! Пил только чистую воду. Но
так после голодовки ослабел, что, когда к нему вновь
вернулся аппетит, не смог проглотить голубя и подавился.
Черепахи, крокодилы и осьминоги тоже месяцами могут
ничего не есть. И пауки, и черви планарии...
Это удивительные существа, планарии! Расселились они
по всему миру: живут и в море, и в пресной воде, и в
тропических лесах во мху. Пестрые, разноцветные «ленты»
длиной с ноготь, а то и с ладонь, они не ползут, а, скорее,
скользят, словно струятся, со скоростью несколько метров в час,
по слизистой «дорожке», которую предварительно сами под
себя подстилают. «Вынюхивают» улиток и дождевых
червей. Поймав червя, планария терриколя крепко обнимает
его своим плоским телом и, опрыснув кишечным соком,
переваривает, даже не дав себе труда проглотить его.
Ну, а если саму планарию захочет кто-нибудь проглотить,
он должен прежде подготовить свои нервы к спектаклю с
вивисекцией, который она может перед ним разыграть.
Когда терриколе угрожает опасность, она, бывает, вдруг сама
разрывает себя на куски, и перед изумленным врагом
вместо живого червя замирают, округлившись, десять —
двадцать слизистых комков. Через несколько часов, когда
опасность минует, каждый комочек, регенерируя орган за
органом, воссоздает целого червя! Сохранив лишь одну
двадцатую часть себя, планария не теряет, однако,
индивидуальности, а скоро воспроизводит ее вновь в двадцати новых
лицах.
Эти в высшей степени уникальные способности
выручают планарий и в другой беде: когда приходится им
подолгу голодать. Месяцами могут они ничего не есть.
Собственно, не совсем так: если нечего есть вокруг, они едят
себя! Клетка за клеткой их органы добровольно и своим,
так сказать, ходом отправляются в кишечник и там
перевариваются. Сначала приносят себя в жертву половые
органы, потом мускулы. Но никогда, даже если и в самом себе
червю нечего будет съесть, он не пожирает свой мозг и
нервы. В них вся его сущая суть!
Были случаи, что, голодая по полгода и без жалости себя
в себе переваривая, планарий съедали шесть седьмых своего
тела. Всемеро становились короче! Но когда им опять давали
пищи вдоволь, быстро росли и обретали вновь потерянные
и вес, и размеры.
Нередко постятся по полгода и больше клопы. Конечно,
не по своей воле. А клопиные личинки при необходимости,
когда из дома все жильцы уезжают, соблюдают строгую
диету целый год и даже полтора года!
Актинии на клопов не похожи, но тоже голодать могут
подолгу: года по два, по три. В разных аквариумах это
видели не раз. От такой жизни актинии «худели» очень
сильно: в десять раз теряли в весе. Но стоило им вновь
предложить пищу, как они жадно начинали ее глотать и быстро
«поправлялись». Через несколько дней трудно поверить, что
актиния так долго постилась.
Когда у актиний разыгрывается аппетит, они глотают все
без разбора, даже несъедобные и опасные для них предметы.
Одна актиния с голодухи проглотила как-то большую
раковину. Раковина встала в ее желудке поперек и перегородила
его на две половинки, верхнюю и нижнюю. В нижнюю пища
изо рта не попадала. Думали, актиния умрет. Но она нашла
выход: у подошвы актинии, у самого того места, на котором
этот морской «цветочек» сидит на камне, открыл свой
беззубый зев новый рот. Вокруг него вскоре выросли щупальца,
и актиния стала счастливой обладательницей двух ртов и
двух желудков.
Едва ли кто из обжор может сравниться с клещами.
Они сосут кровь самых разных животных, и так много ее
сосут, что раздуваются непомерно Собачий клещ после
обильной трапезы весит в двести
двадцать три раза больше, чем
натощак. А клещ бычий за
три недели увеличивает свой
вес в десять тысяч раз!
Удивительно ли, что после
такого феноменального
обжорства клещи постятся
годами. Чтобы проверить,
сколько они могут не есть, ученые
отрезали у клещей все ротовые придатки,
без которых сосать кровь невозможно.
Оперированные клещи жили в лабораториях год,
жили два года, три, четыре...
Уже про них почти забыли. Устали ждать, когда они от голода умрут.
Но они не умирали и пять, и шесть, и семь лет! И даже больше...
Так люди заставили маленьких родичей пауков
поставить мировой рекорд: дольше них голодать никто не
мог. Кроме Кощея, конечно, но то сказка. А это – научный
факт.
Желудки млекопитающих животных не столь объемисты,
как у клещец. Но многие из них тоже порядочные обжоры.
Особенно мелкие и подвижные зверюшки или такие
работяги, как кроты: они съедают за сутки лишь вполовину
меньше пищи, чем весят сами. Даже проворная и хищная
куница менее прожорлива, чем крот или землеройка: в день
она съедает мяса вдесятеро меньше своего веса. А лев еще
вдвое меньше.
Слон, который весит тонн пять, съедает за сутки больше
ста килограммов.
Вот ежедневное меню одного слона из Пражского
зоопарка:
1 На передних лапках у клещей есть желёзки, которые выделяют в
ранку антикоагулин, и кровь, которую клещи сосут, не свертывается.
У пиявок и вампиров подобные же вещества есть в слюне.
100 кг травы и веток (или 40 кг сена),
20 кг свеклы или моркови,
6 кг овса,
2 кг ячменя,
2 кг пшеничных отрубей,
0,1 кг минеральной и витаминной смеси,
0,1 кг соли.
Всего 130 кг 200 г разной пищи. В один день!
Но абсолютный мировой рекорд обжорства принадлежит
не слону, а, конечно, киту. Даже не очень крупные киты
глотают каждый день несколько тонн рачков, рыбы и
кальмаров.
А новорожденный детеныш голубого кита высасывает
у мамы-китихи двести литров молока в сутки и, подрастая
как ра дрожжах, «поправляется» каждый час на четыре
кило! Что-то не верится? И тем не менее это так. Ведь молоко
у китов очень жирное – не молоко, а чистые сливки! В нем
одних жиров процентов пятьдесят (у коровы только 3—4
процента), а еще белки и углеводы: получается
высококалорийный питательный концентрат.
У многих животных, которые привыкли жить стаями, в
одиночестве очень плохой аппетит. И наоборот: в компании
их можно заставить съесть вдвое больше. С курами,
например, много раз делали такие опыты. Голодной курице
давали вволю зерна. Когда она, наевшись, переставала клевать,
к ней в клетку впускали другую, голодную курицу, которая
с жадностью набрасывалась на зерно. И тут же сытая
курица (из жадности или солидарности?) опять начинала
клевать и съедала еще почти столько же зерна, как в
одиночестве.
Лисы – животные нестайные, но в компании они тоже
ненасытны. Один служитель в зоопарке буквально убил
лису мясом, подбрасывая ей кусок за куском на глазах у
других голодных лис. Она, не подпуская их, ела и ела мясо,
хотя давно уже была сыта, и... стенки желудка не выдержали
такого обжорства и разорвались.
Аппетиты многих животных зависят и от времени года.
Медведицы, например, осенью едят больше, чем летом и
весной: к зиме они должны накопить жир, чтобы кормить
медвежат, которые родятся в берлоге. Также и тюленихи – они,
когда кормят на льдинах детенышей, ничего не едят, как и
медведицы.
Самцы оленей постятся во время гона, осенью, и худеют
тогда килограммов на шестьдесят. Зато перед гоном едят
очень много.
Птицы запасают жир перед перелетами и на время
линьки (например, гуси).
Напротив, когда пищи нет или ее мало вокруг (как это
бывает зимой), насекомые, пауки, рыбы, пресмыкающиеся,
амфибии, некоторые звери и даже птицы, например
американские козодои, впадают в спячку или оцепенение. Спят в
неподвижности, почти не дышат, и температура тела падает
иногда у некоторых до минус двух градусов.
В плохую погоду пропитание добыть трудно. Птенцы
некоторых птиц тогда тоже на время цепенеют: стрижата *
консервируют» себя этим способом на три недели, а птенцы
буревестника – на пятнадцать дней.
В общем, подсчитали, что теплокровное животное только
для возмещения потерь энергии, уходящей с теплом в
пространство, должно съедать в день столько пищи, чтобы при
ее сгорании в организме выделилось приблизительно 800—
1300 больших калорий на каждый квадратный метр
поверхности тела животного. Это когда оно неподвижно. Если же
скйчет или летает, то в три и даже в 250 раз больше ему
требуется еды! На одно лишь переваривание пищи уходит
дополнительно 20—40 процентов калорий.
У большой собаки, весом в тридцать килограммов,
поверхность тела около одного квадратного метра. Если она
будет спокойно лежать весь день, то, чтобы прожить, ей
хватит 1150 кг/кал. Но собачонка втрое меньше весом, тоже
ничего не делая, потратит за это время не втрое, как
казалось бы, а лишь вдвое меньше калорий. Дело в том, что
поверхность ее тела тоже не втрое, а вдвое меньше, чем у
большой собаки. Ведь чем меньше животное, да вообще любой
предмет, тем больше у него относительная поверхность тела
(значит, и расход энергии). Таковы уж законы физики.
Поэтому маленькие животные сравнительно со своим весом
больше едят, чем большие. Сравним крупных хищных птиц
и птиц мелких. Первые съедают в день лишь втрое меньше,
чем весят сами. А дрозд и скворец – 40—50 процентов
своего веса, синица – 80—100 процентов, королек – 120
процентов, а ласточка – 170 процентов.
Некоторые звери едят все без разбора. Опоссум,
например, с одинаковым аппетитом уплетает птичьи яйца и самих
птиц, лягушек, жуков, мышей, гусениц, кукурузу, фрукты,
траву и почки деревьев.
Кузу-лис, австралийский собрат опоссума, также
неразборчив в пище. И енот, и койот тоже. А крот, этот
нелюдимый норокопатель, пожирает все живое, что может поймать
и осилить,– от зайчат и цыплят до жуков и червей.
Крысы, свиньи, барсуки и медведи тоже, по существу,
всеядные животные. Медведи после пробуждения от зимы
часами пасутся, как коровы, на лугу, пожирая свежую
зелень.
А вот вампир соблюдает строгую диету: он пьет только
свежую теплую кровь. Подлетая к спящему человеку или
зверю, вампир убаюкивает его мягкими взмахами крыльев,
погружая еще в более крепкий сон. Острыми, как бритва,
резцами он срезает у жертвы кусочек кожи. Затем кончиком
языка, усаженным роговыми бугорками, как теркой,
углубляет ранку. Обычно, чтобы не разбудить спящего, вампир
парит над ним, слизывая на лету струящуюся из ранки
кровь. Слюна вампира содержит особое обезболивающее,
анестезирующее вещество (каков хирург!) и фермент,
который не дает крови свертываться, как в слюне у пиявки и
клещей.
Коала, сумчатый медведь Австралии,– вегетарианец. Он
ест только листья. И не всякие листья, а лишь листья
определенных видов эвкалиптов. Притом он сильно рискует: в
листьях его излюбленных деревьев к зиме образуется много
синильной кислоты – опаснейшего яда, поэтому осенью и
ближе к зиме коала перелезает на другие эвкалипты, а если
ест листья прежних, то только большие и старые, в которых
мало синильной кислоты.
Что и говорить, позавидовать ему нельзя.
В Южной Америке живет змея муссурана. Змея как змея,
ничем вроде бы не примечательная. Но стоит увидеть ей
другую змею, особенно ядовитую, муссурана бросается в
погоню! Догоняет, та шипит, грозит ядом, но муссурана не
знает страха, смело бросается на врага и душит его в
кольцах своего сильного тела.
Муссурана норовит схватить свою «дичь» за затылок.
Если она в него вцепилась – жертва обречена. Потому что,
вцепившись, муссурана сильно трясет змею – как собака
хоря! – и ломает позвоночник. Когда змея сдохнет,
муссурана ее ест. Заглатывает целиком.
Муссурана без труда побеждает – и глотает! – змей даже
в полтора раза более длинных, чем ока сама.
В Бразилии закон охраняет муссурану. Крупнейший в
мире змеиный питомник в городе Сан-Пауло разводит в
террариумах муссуран, которых затем развозят по всей стране,
В Индии живет исполинская кобра, самая большая
ядовитая змея мира – вот с ней муссуране не справиться.
Четыре метра – еще не рекордная длина исполинской кобры. От
ее укуса человек умирает очень быстро. Но еще быстрее
расправляется она с ядовитыми змеями: догоняет, убивает и
глотает. Поэтому людям от этой кобры, пожалуй, больше
пользы, чем вреда.
Змеи—пища, на наш взгляд, вовсе не привлекательная—
многим животным пришлись, однако, по вкусу: ест змей и
«деловитая» африканская птица секретарь, и
южноамериканская каринама, измельчавший потомок страшных,
огромных, хищных «страусов» фороракусов и диатрим (к счастью,
уже вымерших!), и марабу, и некоторые другие аисты, и орел-
змееед, и наш милый ежик, и, конечно, прославленный
Киплингом Рикки-Тикки-Тави – мангуст; этот знаменитый по-
жиратель змей побеждает их в опасном единоборстве
особенно искусно.
В чудесном фильме «Тропою джунглей» мы видели, как
уверенно ведут мангусты борьбу со смертью. В схватке с
коброй оскаленная морда мангуста трепетала в ярости
буквально в нескольких сантиметрах от пасти змеи. Голова кобры
в стремительном броске вперед преодолеет это расстояние в
одно неуловимое мгновение. Четверть секунды длится атака
змеи: выпад вперед, укус, инъекции яда из ядовитых желёз
и возвращение головы в боевую позицию.
Если движения змей так молниеносны, то что можно
сказать о быстроте их победителей мангустов: они всегда
успевают увернуться от змеиного укуса!
Суеверная молва приписала этим зверькам
сверхъестественные свойства, предохраняющие их будто бы от змей.
Но вот мангустов из Азии привезли в Америку. Их
хотели здесь акклиматизировать, чтобы и здесь они поедали змей.
Но опыт не удался: мангусты, славные истребители змей
Старого Света, падали жертвами первых же молниеносных
бросков гремучих змей. Веками вырабатывались у мангустов
реакции на азиатских кобр и гадюк. А когда они
столкнулись с гремучими змеями Америки, то, ведя бой старыми
приемами, оказались совершенно беспомощными.
Оборонительные рефлексы нового врага были более быстрыми, чем
