Текст книги "С утра и до вечера"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

хвостом за новой порцией воды. Так же «черпают» воду

хвостом и некоторые макаки. Пьют они мало – около трех-

четырех стаканов в день. Так что вполне могут напиться

этим способом. Но когда за водой лазать по обрывам не

надо, пьют ее ртом, как все.

Кенгуру, которому каждый день нужно больше литра

воды, напоить себя по методу павиана было бы уже

несколько труднее. Львам и тиграм–они выпивают вдвое-втрое

больше кенгуру – еще сложнее. А ламы, антилопы и

жирафы (4—6 литров ь сутки – и хвосты коротки!) вообще не

сумеют таким способом напиться.

Зебры и лошади – известные водохлебы: их суточная

норма 10—20 литров. У носорога и бизона – 40—60 литров.

А слон и столитровой бочкой едва-едва утолит свою

могучую жажду.

Пьют животные не только воду, но и кровь (хищники),

березовый сок (дятлы), нектар цветов, дубовый сок (жуки,

олени, и от него иногда, по-видимому, пьянеют!) и даже

мочу (северные олени и пчелы). Грызут и снег, и лед.

Сайгаки, например, и многие морские жители —

костистые рыбы, тюлени, черепахи, змеи, ящерицы, а также

птицы – пьют соленую воду. С точки зрения физиолога это

особенно удивительно: ведь соли в питьевой воде, когда их

много, могут совсем испортить почки, да и не только почки.

Но оказалось, что природа и тут все мудро

предусмотрела.

Кто приходит в море на водопой

Старые легенды рассказывают, что крокодил льет

горькие слезы, оплакивая несчастную жертву, им же

проглоченную. «А егда имать человека ясти, тогда плачет и

рыдает, а ясти не перестает». Давно стало нарицательным

выражением «крокодиловы слезы». Говорят так о

лицемерном человеке, притворно скорбящем о товарище, которому

он причинил зло. Что же касается крокодила, то принято

считать, будто никаких слез он вовсе и не льет. Это,

дескать, миф, поэтический вымысел.

Недавно шведские ученые Рагнар Фанге и Кнут Шмидт-

Нильсон решили все-таки проверить, плачут ли крокодилы.

И оказалось, что крокодилы и в самом деле проливают

обильные слезы. Но не из жалости, конечно, от избытка не

чувств, а... солей.

Почки пресмыкающихся животных – несовершенный

инструмент. В помощь им, для удаления из организма

избытка солей, у рептилий развились особые железы, которые

помогают почкам. Железы, выделяющие растворы солей,

у крокодила расположены у самых глаз. Когда они

работают в полную силу, кажется, будто свирепый хищник

плачет горькими слезами. Бразильские индейцы рассказывают,

что и морские черепахи, выходя на сушу, горько плачут,

сожалея о покинутой родине.

Фанге и Шмидт-Нильсон исследовали и черепах. Нашли

у них точно такие же, как у крокодилов, слезные железы,

выделяющие избыток солей. Солевые железы есть у

морских змей и морских ящериц игуан.

Человек не может без вреда для организма долго пить

морскую воду. А морские рептилии ее пьют. Пьют морскую

воду и чайки, альбатросы, буревестники. Прежде многие

ученые оспаривали наблюдения моряков: морские птицы,

говорили они, не глотают соленую воду, а лишь набирают

ее в клюв и потом выплевывают. Полощут, так сказать, рот.

Решили проверить это на опыте. Выяснилось, что

птицы морскую воду пьют. Анатомы нашли у них около глаз

солевыводящие железы, своего рода «слезные почки».

Лишнюю соль из организма они удаляют даже быстрей, чем

настоящие почки. Обладая столь продуктивным «перегонным

аппаратом», чайки, бакланы, альбатросы, буревестники и

пеликаны могут без вреда пить морскую воду. Слезный

«сепаратор» очистит ее от солей, и ткани организма получат

пресную воду.

Солевые железы у всех животных, обладающих ими,

устроены почти одинаково. Это клубок мельчайших

трубочек, оплетенных кровеносными сосудами. Трубочки

забирают соль из крови и перегоняют ее в центральный канал

железы. Оттуда солевой раствор по каплям вытекает

наружу: у крокодилов и черепах через отверстия около глаз, у

птиц обычно через ноздри. У пеликана на клюве есть даже

продольные бороздки. По ним, как по каналам, стекают к

кончику клюва соленые «слезы».

Зоологов всегда удивляло устройство ноздрей

буревестника: они снабжены трубочками, которые наподобие

спаренных ружейных стволов лежат сверху на клюве. «Жерла»

направлены вперед.

Разные были объяснения странной формы этих ноздрей.

Но оказалось, что ноздри-трубки похожи на двуствольный

пистолет не только по форме, но и по существу: они

стреляют солеными капельками, которые выделяет слезная

железа. Часами паря над волнами, буревестник редко

опускается на воду. В полете встречный поток воздуха сильно

затрудняет выделение из ноздрей насыщенной солью

жидкости. Поэтому природа позаботилась о «водяном

пистолете» для буревестника: из трубчатых ноздрей с силой,

преодолевающей сопротивление ветра, выбрызгиваются

«слезы».

Финал, о котором обычно не говорят

Добычу едят и переваривают. А все, что не

переваривается, кишечник выбрасывает прочь. Об этом все знают. Но есть

тут несколько интересных, хотя и не эстетичных, моментов,

о которых стоит рассказать.

Некоторые животные, например корова, освобождают

себя от непереваренной пищи раз тридцать в день, лошадь

раз десять, а слон через каждые два часа (ежедневно

служители в зоопарках вывозят из загонов по сто килограммов

навоза от каждого слона).

Но ленивцы, которые, по-видимому, «ленивы» во всем,

и здесь оригинальничают: лишь раз, в лучшем случае три

раза в месяц, освобождают они свой кишечник от

непереваренного балласта.

Даже жуки-навозники приспособились к этому их

«капризу» и, так как голод не позволяет им долго ждать,

приходят за своей пищей прямо в прямую кишку ленивца.

У ленивца и мочевой пузырь огромных размеров.

Растягиваясь, он расширяется вплоть до диафрагмы и поэтому

вмещает сразу больше литра жидкости (сам-то ленивец ведь

совсем невелик – немногим больше кошки). Опоражнивает

он свой мочевой пузырь раз в несколько дней.

У одних животных – у птиц, оленей, обезьян – нет

врожденного стремления ходить, что называется, «в

уборные» в определенное место. У других – ленивцы, грызуны,

большинство хищников, тапиры, носороги, ламы – есть, и

таких животных сторожа в зоопарках очень уважают.

Барсуки и кошки свой помет кроме того еще и засыпают

землей, а бегемоты, наоборот, разбрасывают далеко во все

стороны, быстро вертя хвостом, на кончике которого

предусмотрена природой специально для этого особая

щеточка.

Носорог делает то же самое с мочой. Это не простая

блажь: так метят они границы своих охотничьих угодий,

о чем я расскажу подробнее дальше.

Медведи с той же целью трутся о деревья, извалявшись

предварительно в своей моче. Встают на задние лапы и,

стараясь дотянуться повыше, царапают когтями кору. Потом

поворачиваются к дереву спиной и трутся, и трутся об него

головой, и мордой, и лопатками. Так помечают свой

законный участок, чтобы другие косолапые, которые послабее,

сюда не совались. Это им предупреждение: «Плохо будет,

коли поймаю!»

Почти двадцать лет назад биолог Гарднер сделал

любопытное открытие Ч И до него еще животноводы замечали

странные повадки у некоторых животных: стремление

поедать свой помет. Это считалось врожденным пороком. Но

оказывается, дело тут не в дурных привычках, а в

физиологии. Когда Гарднер отучил от скверной привычки

подопытных мышей и морских свинок, они все умерли через две-

три недели. Он установил, что в помете этих животных

содержатся витаминизированные «пилюли» – цекотрофы.

Их приготавливают бактерии в слепых кишках морских

свинок, мышей, кроликов, зайцев, белок и многих других

грызунов. Без цекотрофов, богатых, кроме витаминов, еще

какими-то редкими веществами, животные не могут жить

(кролики, правда, не умирают, но плохо растут). Цекотрофы

1 Впрочем, первые наблюдения были сделаны еще в конце прошлого

века. Но Гарднер с сотрудниками серией точных экспериментов

окончательно разъяснил смысл этих непонятных повадок грызунов.

образуются лишь в слепой кишке, а из нее попадают уже

сразу в толстые кишки, и организм животного не успевает

их усвоить. Лишь когда цекотрофы съедены, содержащиеся

в них необходимые для жизни вещества поступают в кровь

и ткани животного. У грызунов цекотрофы своего рода

жвачка, только не отрыгнутая из желудков, как у коров, а

пропущенная через весь кишечник.

Стали наблюдать за кроликами и заметили, что

цекотрофы, по-видимому, попадаются не в каждом их помете, а

только в утреннем. Заметили также, у колонии кроликов два

отхожих места. В одно они ходят утром, этот помет потом

съедают. Во второе – днем и вечером, там оставляют

помет, прошедший уже два раза через кишечник. В нем

витаминов нет, и его не едят.

Теперь понятно, почему среди кроликов всякая

инфекция сразу распространяется как эпидемия и губит их во

множестве. Поедая свою странную «жвачку», они быстро

заражают друг друга. Нашим врачам после этого

неожиданного открытия сразу стало ясно, как надо бороться против

некоторых опасных для человека болезней, которые

распространяют грызуны. (Знать и помнить об этом должны и вы.)

ПРОДЛЕНИЕ РОДА –

НЕ ПУСТАЯ ЗАБОТА

Самый нежный союз

Соловьи прилетают к нам вместе с кукушками. Но поют

чуть позже: под Москвой в начале мая.

Самцы возвращаются из зимнего изгнания одни, раньше

самок: спешат занять полюбившийся куст черемухи и

клочок земли под ним. Каждый летит на то место, где и прежде

выводил птенцов. Находит среди деревьев и кустов свой

старый гнездовой участок. Как находит, пока неведомо.

И поет здесь, поджидая самку и предупреждая соперников,

что место занято.

Кончилась пора дальних странствий: теперь соловей

кочует лишь в пределах своих владений – пятьдесят метров

вправо, столько же влево. Если роща соловьям уж очень

приглянулась, то можете насчитать, если придете

послушать, как поют они на заре, на каждом ее гектаре по одному

певцу, а то и по два, когда год урожайный на соловьев.

И если станете наблюдать за каким-нибудь из них, в

один из дней заметите, что ваш соловушка не один.

Вернулась из Африки его подруга и хлопочет вместе с ним у

гнезда.

Кольцевание показало, что соловьи-супруги сохраняют

верность друг другу многие годы.

Союз самца и самки, заключенный ради продления

рода,– один из самых прочных союзов в природе.

У этого союза разные бывают «договорные начала».

Часто самка одна берет на себя все тяготы, связанные с

продлением рода, делом очень хлопотливым. Иногда fcce заботы

по выращиванию и воспитанию потомства ложатся на отца.

Но немало и дружных супругов, таких, как соловьи.

Родители либо поровну делят между собой все заботы о

детях, либо распределяют обязанности сообразно врожденным

возможностям каждого.

Например, у хищных птиц самец, который меньше

самки, месяцами, пока выводятся и подрастают птенцы,

охотится, добывает пищу для всей семьи, а самка высиживает,

сторожит выводок, оставаясь у гнезда. Когда самец

приносит добычу, он не кормит птенцов сам, а отдает самке то,

что принес. Она разрывает на куски приношение и сует их

в требовательные рты птенцов.

У ястреба-перепелятника самец обычно еще издали

особым криком предупреждает самку, что несет пищу. Самка

вылетает ему навстречу и забирает ее. Или же, пролетая над

гнездом, самец бросает в него добычу.

Если мать погибнет, то погибают и птенцы, когда они

очень малы и не могут сами разрывать принесенных самцом

птиц. Отец только кидает и кидает их в гнездо, заваливает

пищей умирающих от голода птенцов. Но иногда в самце

пробуждается старый инстинкт, и он начинает, если самка

не вернулась, рвать на куски добычу и кормить птенцов.

Нет никакой возможности рассказать о всех вариантах

взаимопомощи, которую в пору размножения оказывают

друг другу самцы и самки многих животных, о всех, как

говорят зоологи, формах заботы о потомстве,

встречающихся в природе. Из тысячи примеров я выберу несколько

наименее известных и наиболее поразительных.

Требуется жена!

Весной самцы горихвосток прилетают к нам раньше

самок. Они находят подходящее дупло или какую-нибудь

уютную нишу, в которой можно устроить гнездо. Оберегают

свою находку от других

претендентов. Чтобы привлечь

внимание самки, самец

вывешивает время от времени у

входа в дупло объявление:

«Есть прекрасная однокомнатная квартира. Требуется жена! »

Объявляет он об этом, высовывая из дупла свой рыжий

хвост, который распускает веером.

Невесты быстро соображают, в чем дело, и долго себя

ждать не заставляют.

Так и самец пустельги, если ему требуется жена,

заявляет об этом во «всеувидение» особым церемониальным

полетом сверху вниз к какому– нибудь облюбованному им

старому вороньему гнезду. Когда жена найдется, они вместе

слегка ремонтируют гнездо, приносят свежую подстилку,

и разводят в нем птенцов.

Дикие утки заключают браки рано, задолго до весны.

Еще осенью на зимовках.

Здесь собираются утиные общества, и здесь после

обручальных игр утки разбиваются на пары.

Сначала знакомятся: плывут навстречу друг другу и

пьют воду. Со стороны может показаться, что они учтиво

кланяются друг другу, как бы говорят: «Здравствуйте, рад

(или рада) вас видеть!»

В мирную жизнь утиных сообществ раздор вносят

молодые утки, которые зазывают женихов. Кричат призывно

каждому селезню, который летит или плывет мимо. Если он

присядет рядышком, капризная дама норовит натравить

своего кавалера на этого селезня. Соперника она указывает,

поводя в его сторону клювом с особым криком: «Квегг,

квегг!»

Для селезней это лишний повод показать в

живописных позах и поворотах свой свадебный наряд.

В прелюдии к дуэли, бросая вызов сопернику, селезень

плавает вокруг утки с втянутой в плечи головой и

опущенным вниз клювом. Перья на его голове нахохлены, и он

вертит и вертит хвостом. Вдруг селезень, со свистом вздымая

фонтаны брызг, встает в воде вертикально. Так же

поднимается соперник. Все дальнейшее происходит в строгом

порядке. Противники встают боком друг к другу и грозят

один другому зеркальцами крыльев, спрятав за них, словно

за щиты, головы. Затем следует фаза бренчания клювом о

стержень пера: селезень сжался в тугой комок;

потом– фаза «нечесаной головы»: селезни так

взъерошивают перья, что голова принимает форму диска. Финал

ритуальной дуэли—«насосные» движения: селезни встают

друг против друга и целую минуту как бы качают воду —

ритмично то опускают, дотрагиваясь до воды, то

поднимают клювы.

Драк обычно не бывает: после демонстрации силы и

красоты расходятся мирно. Молодые утки, рассмотрев на

«конкурсе красоты» оперение и грацию многих селезней,

наконец выбирают тех, кто им больше по душе, и с тех пор

остаются им верными женами, часто на всю жизнь.

Как я уже говорил, свои брачные игры утки играют еще

осенью и зимой, где-нибудь в Африке. Там собираются они

из разных стран Европы и Азии. А весной селезни летят

за самками туда, откуда они родом, И бывает так, что

селезень из Англии переселяется за финской уткой в

Финляндию или за сибирской – в Сибирь.

Но, прилетев на родину жены, он дает волю своей

инициативе.

Охотники не раз наблюдали, как весной селезни

бросаются в погоню за всякой уткой, которая попадется им

на пути. Утка удирает, испуганно крича, за ней летят один

или несколько преследователей, а за ними ее законный

супруг с единственной целью не потерять свою жену.

Страсть селезней преследовать чужих уток биологи

назвали весенним буйством самцов.

Объясняется это буйное поведение селезней

враждебностью, которую они испытывают к любой чужой утке,

стремлением отогнать ее от выбранного для гнезда места. Тем

самым достигается более равномерное размещение

гнездящихся пар по всей округе, и утятам, когда они выведутся,

не придется голодать в тесноте.

Отогнав подальше чужую утку, селезень тотчас

возвращается к своей. Она еще издалека узнает его и зовет.

Многие наблюдения доказывают, что

животные-супруги, в особенности птицы, узнают друг друга и своих детей

по голосу и в «лицо».

Как и у людей, у животных даже одного вида разные

пропорции головы, клюва, носа, морды, ушей, глаз. По этим

для нас часто совершенно неуловимым деталям самки и сам-

цы отличают своего партнера от тысячи других,

окрашенных так же, как и он.

Чайки и крачки не спутают своего супруга с чужим уже

с двадцати метров, даже если он молчит. А если закричит,

то узнают и раньше. Утки, заметив своего селезня еще в

воздухе, летят за ним. Хорошо знают они и своих утят, а

если подсадить чужого, прогонят. Императорские пингвины,

возвращаясь с добычей, безошибочно находят своего птенца

среди сотен сбившихся в кучу молодых пингвинов, схожих

друг с другом как капли воды.

А часто и птенец, еще издали увидев родителя, спешит

к нему навстречу, хотя папаша, казалось бы, ничем не

отличается от других взрослых пингвинов.

Оскар Хейнрот, немецкий орнитолог, рассказывает, что

однажды в Берлинском зоопарке он видел, как лебедь

бросился на свою собственную самку и хотел прогнать ее

вместе с компанией других лебедей. Она на минуту

опустила в воду голову, и он в суматохе принял ее за чужую.

Когда же она, озадаченная его наскоком, подняла голову,

он ее сразу узнал и «сконфузился».

Порой и гуси нападают на своих нежно обожаемых

гусынь, когда те в поисках корма прячут головы под

водой.

Но вернемся к уткам.

Селезень, выбрав место для гнезда и погоняв чужих

уток, считает свой долг выполненным. Больше о детях он не

думает и все заботы о них перекладывает на утку. Теперь,

летом, селезни объединяются в мужские общества и заняты

только собой.

Другое дело гуси. Союз их с гусынями очень прочен, и

нередко эти умнейшие птицы хранят верность друг другу

всю жизнь. Даже когда гусыня погибнет, гусь долго или

навсегда остается вдовцом.

Браки гуси заключают тоже осенью. Гусиные семьи

очень дружные: весь год, с весны до весны, подросшие уже

гусята не покидают неразлучных своих родителей. Вместе

кочуют по тундрам и степям, вместе улетают в жаркие

страны. Не расстаются и там.

Нелегко поэтому молодому гусю «умыкнуть» у строгих

родителей выбранную им невесту. Он должен, покинув

свою семью, идти в чужую. Но отец невесты сначала гонит

его и бьет. Поэтому ухаживать он начинает издалека. Сна-

чала высмотрит в какой-нибудь гусиной семье молодую

гусыню себе по сердцу. Потом, не забывая о ее сердитом

папаше, долго плавает поблизости в разных гордых позах.

Показывает себя храбрецом: нападает на разных обитателей

пруда, гонит их прочь, защищает недосягаемую пока невесту,

хотя враги, от которых он ее оберегает, ни для нее, а часто

и вообще ни для кого не опасны.

После каждой «победы» гордо плывет к суженой и

триумфально гогочет. Но если папа погонится за ним, «герой»

поспешно удирает.

Бывает, что долго в полном пренебрежении добивается

гусь взаимности. Но как только, услышав его победный

клич, зазноба в перьях ответит чарующим (на гусиный,

конечно, слух) гоготом, он, говорит 3. Веселовский,

«помолвлен». Гусыня покидает свою семью, и теперь они всюду

вместе.

Самцы многих перелетных птиц на одну-две недели

раньше самок прилетают к нам из жарких стран. Прилетев,

прежде всего направляются туда, где и раньше строили

гнезда и выводили птенцов. Старое, знакомое уже место

стойко обороняют от всех претендентов. Здесь же заключают

и союз с самкой, которая охотнее других идет на их зов. То

может быть и старая подруга, но может быть и другая,

если это не гуси, не лебеди, не соловьи, у которых дружба

между самцом и самкой «вечная».

Самец цапли, как найдет старое гнездо или выберет

место для нового, если старое негодно, подновит его, усядется

в нем и кричит весьма неблагозвучно. Но самок-цапель его

грубый голос влечет, как райские песнопения. Они летят к

нему. Невеста, предлагая себя, садится на ветку рядом с

гнездом. Но жених сначала грубо бьет ее и гонит прочь.

Прогонит и опять кричит. Ее снова, как магнитом, тянет на

этот крик. А он ее опять бьет и гонит.

Так продолжается долго. Странное, на наш взгляд,

сватовство. Потом они привыкают друг к другу. Он уже ее не

гонит. Чем позже самка прилетит к гнезду, тем охотнее

принимает ее самец. Если явится она не сразу, а недели через

две, то самец ее не бьет, а сразу пускает в гнездо. К этому

времени, после долгого ожидания, инстинкт размножения

полностью подавляет врожденное чувство гнать от гнезда

всех, кто к нему приближается.

Так же и у аистов. Самец, прилетев заранее и выбрав

гнездо, обычно старое, терпеливо сидя в нем, ждет самку1.

Как увидит ее, приветствует, «аплодируя» клювом. Если

самка ответит на приветствие, становится его женой.

«Люди,– говорит Зденек Веселовский,– заметив в

гнезде аиста, думают, что это самка, поскольку у людей

забота о детях – удел материнства. Но это обычно самец:

самка насиживает только ночью». Главное в заключении

браков у аистов, продолжает он, не верность, «а просто тот

факт, что первую самку, которая ответит на приветствие,

самец принимает как жену. Если бы он ждал прежнюю свою

подругу, которая на длинном пути из Африки могла

погибнуть, то и гнездования могло бы не быть. Случается, что

к старому гнезду возвращается прошлогодняя самка, и если

в гнезде уже есть новая, то начинается борьба между ними,

на которую безучастно смотрит самец. Победившая

остается насиживать птенцов».

Про аистов и ласточек много говорили, что их самцы

и самки верны друг другу до гроба. Кольцевание показало,

что это не так.

А кто верен? Мы знаем уже: утки, гуси, лебеди, соловьи

и... вороны.

Но никогда бы не подумал человек, увидев токование

ворон, что перед ним сцены мирного ухаживания. Самец и

самка настроены очень враждебно. Глядя на них, трудно

решить, кто здесь представляет слабый пол, а кто сильный.

Обе птицы (внешне не отличимые) ходят одинаково,

одинаковыми шагами и одинаково полураспустив крылья,

одинаково угрожают друг другу: встают нос к носу с

взъерошенными перьями на голове и клювы у каждой готовы

к бою. Так враждуют они и день и два. Но потом одна из

ворон (самка) потихоньку уступает, нападает не так лихо,

наконец, и вовсе подставляет противнику самое слабое

место– затылок: один удар по нему убил бы ее. Но самец

не бьет, а нежно перебирает клювом перья на затылке

своей строптивой подруги, укрощение которой свершилось.

Союз заключен.

1 На Украине, по дороге от Киева в Богуслав, я пятнадцать лет,

проезжая там, каждое лето вижу аистов с птенцами в гнезде на крыше

одной хаты.

Мирные битвы

Факты, собранные зоологами уже в двадцатом веке,

свидетельствуют о том, что многие животные борьбу за самок

и территорию ведут с соблюдением определенных «правил»,

ограничивающих увечья и смертельные ранения. Это

неожиданное открытие заставило естествоиспытателей

взглянуть на борьбу зверей иными глазами.

В «рыцарственное» средневековье в Европе, говорят, был

обычай: на поединке победитель имел право сорвать с

поверженного на землю противника шлем и, приставив к

незащищенному горлу меч, заколоть его. Не всегда, но

довольно часто рыцари-победители пользовались этим правом.

Животные так не поступают. Если в драке

обнаруживается, что один из противников слабее, он спешит обратиться

в бегство (победитель его преследует лишь для проформы)

или просит пощады, упав на землю и задрав, что называется,

кверху лапки. Победитель всегда дарует ему жизнь.

Драки вообще может не быть, если слабейший, например

молодой волк, с самого начала попросит у сильного

пощады, смиренно поджав хвост и подставив горло. И силы

волки пробуют часто не грызней, а бегают долго по кругу,

прижавшись мордами: кто раньше устанет, тот и слабее.

Почти у каждого вида высших животных есть в «языке»

особые знаки, с помощью которых слабый просит о пощаде.

Обычно «белый флаг» в мире зверей символизирует какая-

нибудь униженная поза («униженная» буквально: зверь,

который сдается, прижимается теснее к земле у ног гордо,

возвышающегося над ним победителя) или какой-нибудь

особый крик: например, визг у скунса. Вороны и чайки

подставляют незащищенный затылок – по смыслу это

равноценно человеческому «Руки вверх!». Когда затылки

предложены с обеих враждующих сторон, значит, заключен пакт

о ненападении.

У каждого вида свой «фасон» белого флага. Поэтому

обычно даже животные, близкие по крови и

происхождению, не всегда понимают друг друга.

Я вспоминаю трагикомический эпизод, который описал

известный швейцарский биолог Адольф Портманн. Он

видел, как подрались из-за лидерства на птичьем дворе индюк

с павлином. Индюк оказался слабее и решил прекратить

бой, бросив на ринг вместо полотенца свое грузное тело:

распростерся на земле, прося пощады. Но павлин не понял:

в его племени сдаются по-другому.

Покорная поза индюка была удобна для нападения, и

павлин с еще большим остервенением ринулся на

противника, подмял его и стал долбить по голове клювом. Индюк не

сопротивлялся, хотя, наверное, и был здорово возмущен

несоблюдением правил поединка. Он лишь все теснее

прижимался к земле.

Самцы некоторых животных вообще не дерутся и

никогда не ранят друг друга. Дуэль, которая должна решить

спор из-за территории или самки, заменена у них

своеобразными «ритуальными» движениями, которые напоминают

порой фигуры какого-то замысловатого танца. Некоторые

английские биологи называют такого рода борьбу

соперников блефом. Блефующие самцы не дерутся, а лишь, так

сказать, куражатся друг перед другом.

Так поступают селезни, об этом я уже рассказывал.

Большие синицы, например, прыгают одна перед другой,

вытянув вверх шеи и слегка покачиваясь из стороны в

сторону: выставляют напоказ красивые черно-белые пятна на

щеках.

Зорянки, или лесные малиновки, похваляются красными

грудками. Выпячивают их, задрав кверху головы и тоже

покачиваясь.

Голуби только пыжатся друг перед другом, выпячивая

груди и топорща перья. У кого вид получается более

внушительный, тот и победитель.

Бой пуночек – очень забавное зрелище: чередующиеся

наскоки и побеги. Подобно качающемуся маятнику,

дерущиеся самцы бегут то в одну сторону, то в другую, то

один преследует соперника, то другой. Пробежав немного,

беглец вдруг оборачивается к преследователю и гонит его

почти на такое же расстояние в обратную сторону. А потом

опять показывает спину и удирает.

«Я никогда не видел у них драки,– говорит один

исследователь о маньчжурских журавлях.– Всегда угрожающей

позы достаточно, чтобы соперник удалился».

Поза эта довольно выразительная: голова с клювом

вытянута вперед, шея выгнута аркой вверх или вниз.

Шипение извергается из горла, и большая голенастая птица с

вытянутой вперед «рапирой» бежит на врага, смешно подки-

дывая вверх длинные ноги. Нервы возмутителя ее покоя не

выдерживают, и он удирает.

Хаплохромис и некоторые другие рыбки, его родичи,

например цихлазома Мика, угрожают соперникам,

¦страшно» растопыривая свои жаберные крышки. Соперники

почти упираются носами друг в друга и пыжатся, стараясь

казаться страшнее и больше, как чванливая лягушка в

известной басне. При этом обведенные золотыми ободками

большие черные пятна на их жаберных крышках сверкают

и переливаются. Дуэли этих рыбок очень красивое зрелище.

А самцы горчаков «бодаются». К весне на головах у них

вырастают роговые бородавки, и каждый толкает ими

соперника, стараясь отогнать подальше от облюбованной

ракушки.

Многие рыбы на поединках ведут борьбу «тупым»

оружием: «бьют» друг друга струями воды. Два самца

кружатся один за другим и, сильно ударяя по воде хвостами,

стараются обдать противника более сильной волной.

Носатые обезьяны, орангутанги и обезьяны-ревуны

действуют друг другу на нервы бесподобно громким криком: у

кого он страшнее и кто рев противника способен стерпеть

дольше, тот победитель.

Полуобезьяны тупайи1 незваного гостя своей породы

встречают пронзительным писком и визгом. Если вокальная

атака его не устрашит, вцепятся ему в хвост, и так крепко,

что тот, удирая, долго волочит повисшего на хвосте

соперника. Иногда дуэлянты-тупайи боксируют, подобно

кенгуру: встают на задние лапы и колотят друг друга

передними. Но и кричать не забывают. А если и в боксе, даже по

очкам, хозяин никакого преимущества не получает, то

он падает вдруг на спину и так пронзительно и противно

верещит, что незваный гость, оглушенный, бежит без

оглядки.

Насколько этот писк сильное оружие, показали опыты

двух зоологов. Они записали на магнитофон боевые крики

тупай и через усилитель заставили других полуобезьян его

прослушать. Что тут было! Полная паника, а у некоторых

случились даже судороги.

Если не хватает мощи собственных голосовых связок,

1 Одни зоологи относят тупай к полуобезьянам, другие – к

насекомоядным. Загадка происхождения этих интересных зверюшек еще не

решена.

некоторые хитрые обезьяны прибегают к помощи сильно

грохочущих предметов. История Майка, запуганного

вожаками шимпанзе, это доказывает.

Джейн Ван Ловик-Гудолл, которая прожила несколько

лет в лесах Африки в большой дружбе с дикими

обезьянами, рассказывает, что перед их отъездом из заповедника на

берегу Танганьики самец-шимпанзе Майк «был весь какой-

то съежившийся от страха, нервный. Он вздрагивал от

любого звука, от любого движения».

Когда они снова приехали в заповедник, то «нашли

Майка совершенно другим. Он внушал страх всем

шимпанзе». Причина его неожиданного возвышения заключалась

в... пустых бидонах из-под керосина, которые экспедиция

оставила в лагере. Майк научился извлекать из них

оглушительный грохот. Он «мог устраивать представление сразу

с тремя бидонами, кидая их один за другим. Шимпанзе не

любят громких звуков – исключение делается для их

собственных воплей. Поэтому Майк просто-напросто запугал

всех сородичей своим необыкновенным развлечением».

У антилопы бейзы очень острые рога – настоящие

рапиры. Бодаясь, соперники никогда по-настоящему их в ход

не пускают: антилопы только с треском, как «театральные

сабли», скрещивают рога, фехтуют, но не колют! И когда

однажды безрогий самец-бейза вступил в поединок с

рогатым самцом, тот фехтовал с ним так, как будто бы у

противника были рога. Парировал и наносил удары по

воображаемым рапирам в некотором расстоянии от головы

безрогого.

Давно уже замечено: чем опаснее оружие у дуэлянтов,

тем условнее сама дуэль, тем более безобидным

церемониалом, хотя и весьма воинственным на вид, она подменена.

Если всякая, даже маленькая драка у ядовитых, например,

видов смертельно опасна для обеих сражающихся сторон,

она может быть заменена своеобразным символическим

танцем с силовой борьбой в финале.

Пример: поединки техасских гремучих змей в споре из-

за охотничьих угодий.

Когда два самца претендуют на одну и ту же

территорию, то свой спор они решают не дракой, а

военизированным танцем. Иначе, хотя змеи и не очень восприимчивы к

собственному яду, они бы в горячке так искусали друг

друга, что оба наверняка погибли бы.

Противники сближаются с высоко поднятыми головами,

раскачивают ими перед носом друг у друга, расходятся,