Текст книги "С утра и до вечера"

Автор книги: Игорь Акимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

издали похожая на черепаху. Броня у нее – сама она с детскую

ладонь – кольчатая, как у рака на хвосте, и поэтому она

может сворачиваться клубком, подобно броненосцу.

Все броненосцы обитают в Америке: главным образом

в Южной, лишь один вид – на юге Северной. Едят они

насекомых, ягоды и коренья. Самый крупный вид – длиной

до метра с небольшим, самый маленький – лишь 15—^

18 сантиметров. Броня у броненосцев напоминает кольчатые

латы. Колец много – до двадцати, все поперек тела.

Прикрывают они только спину и бока, на животе растут лишь

волосы. Но морда сверху и хвост защищены

дополнительными щитками. Обычно думают, что все броненосцы, подобно

ежу, могут сворачиваться в шар, пряча внутри его

легкоранимое брюхо. На самом же деле только два близких вида,

обитающих в Бразилии, способны на такое. У них три

поясных кольца, и, свернувшись, они напоминают пушечное

ядро с единственным отверстием, по которому враг мог бы

забраться в его нутро, но и оно заткнуто головой с прочным

лобным щитом, выставленным наружу.

Гигантские броненосцы не особенно доверяют своей

броне. Поэтому, заметив врага, сразу прячутся в «окопы» —

очень быстро зарываются в землю. Один из них так

отчаянно работал когтистыми лапами, что за минуту пробил

асфальтовую дорогу и ушел под нее в землю.

У панголинов панцирь напоминает чешуйчатую

кольчугу. Все его пластины накладываются одна на другую, как

чешуйки на еловой шишке. Раньше думали, что это

«слипшиеся» волосы. Но более внимательно исследовав чешуи

панголинов, убедились, что устройством своим напоминают они,

скорее, ноготь, чем колтун из слипшихся волос.

Обремененные панцирем панголины тем не менее ловко лазают по

деревьям, залезают и в дупла, и под коряги: всюду ищут

муравьев и термитов – свою излюбленную пищу. Быстро

слизывают их длинным, как шнур, и липким языком. Мы

уже знаем, что эти животные знамениты также и тем, что

зубы у них разместились в желудке. Две роговые трущиеся

друг о друга, как жернова, зазубренные пластины.

Броненосцы и панголины – это уже звери. Мы пришли

к ним, минуя рыб и пресмыкающихся, которые почти все

закованы в более или менее прочную броню – чешуйчатую

или сплошь «латную», как у черепахи.

Млекопитающие звери – животные наиболее

современные– полагаются больше на быстроту своих ног, ловкость

и хитрость. Броня у них не в моде. Лишь двадцать видов

броненосцев и семь панголинов унаследовали от своих

предков ящеров роговые панцири.

Овцы в волчьей шкуре

Броня не только самое древнее, но, пожалуй, и самое

примитивное оборонительное средство. Чаще живые существа

прибегают к хитрости, обману, к маскировке.

Помните басню о волке, который, чтобы обмануть овец,

надел на себя овечью шкуру? Многие животные поступают

как раз наоборот: здесь безобидные «овцы», чтобы

отпугнуть своих многочисленных врагов, наряжаются в «волчьи

шкуры».

Вот «оса» сидит на цветке. Узкая талия, черные полосы

на брюшке – ну оса и оса. Но это не оса, а безобидная

бабочка стеклянница. У нее даже крылья потеряли

разноцветные чешуйки и стали прозрачными, как у осы – хищника

из мира насекомых.

Другая бабочка-стеклянница, которая летает в середине

лета над тополями и ивами, похожа даже на самого

членистоногого «тигра» – на большого и страшного шершня. Не

всякая птица решится схватить этих хитроумных бабочек:

а вдруг они ужалят?

Бабочки, жуки, гусеницы, мухи, лишенные своих средств

защиты, формой тела и окраской копируют сильных и

ядовитых насекомых. Зоологи называют это подражанием или

мимикрией.

У гусеницы гарпии голова похожа на божью коровку —

у божьих коровок ядовитая кровь и их не едят птицы. Когда

эта гусеница завернется в лист, выставив оттуда лишь

голову, едва ли какая-нибудь птица решится схватить ее.

А одна крупная южноамериканская бабочка выбрала

еще более страшную модель для подражания. Ее большие

крылья такой замечательной формы и так раскрашены, что,

когда бабочка сидит на кусте, кажется, что это хищная сова

высунула голову из листвы. От одного взгляда на нее с

насекомоядными пташками делаются судороги.

В тропиках водится и бабочка каллима. Ее зеленые

крылья очень похожи на листья, на них видны даже жилки,

точь-в-точь как на листе. Вытянутые концы задних крыльев

изображают черешки, а крапинки, разбросанные на

крыльях, похожи на грибки, поселяющиеся на листьях. И в двух

птичьих шагах не отличить эту бабочку от листа.

В этом редком искусстве с бабочкой каллимой

соперничает тропический кузнечик «странствующий лист», Однаж-

ды этот кузнечик попал в самую середину стаи прожорливых

муравьев, и те его не заметили. Ученый, который это видел,

рассказывает, что муравьи пробегали совсем рядом, не

подозревая, что перед ними вкусный кузнечик, а не лист.

В Индонезии, на острове Ява, этих оригиналов как

декоративные украшения разводят в парках на ветвях гуавы.

Новички, которым показывают дерево со странствующими

листьями, даже взяв в руки его ветку, не замечают на ней

никаких насекомых. Лишь пощупав все листья, находят

среди них живые.

Ядовитую рыбу морского дракона боятся многие жители

моря. Когда морской дракон лежит зарывшись в песок, то

выставляет наружу черный спинной плавник. Это

«пиратский флаг», он служит предостережением хищникам,

которые по ошибке, приняв его за безобидную рыбу, могли бы

напасть на морского дракона.

Камбала «морской язык» живет по соседству с морским

драконом. Заметив врага, она тут же поднимает над собой

«пиратский флаг» собственной конструкции – правый

грудной плавник с большим черным пятном на нем. Это

подделка, но очень искусная. Хищники принимают ее за

предупредительный сигнал морского дракона и спешат

ретироваться.

В море у берегов Австралии живет другая удивительная

рыбка – «тряпичник», близкий родич нашего морского

конька. Этот причудливый сын моря совсем не похож на рыбу.

Все его тело – какие-то жалкие обрывки скелета и кожи.

Даже зоркий глаз не отличит тряпичника от морских

водорослей.

Когда в Индии после летних дождей выходят из берегов

и широко разливаются по округе реки, то вместе с водой по

полям и лугам плывут стайки маленьких рыбешек.

Если рыбки неподвижны, они невидимы. «Лала» – так

называют в Индии рыбок-невидимок. «Лала» – значит

«дорогая», «бесценная».

И в самом деле лала – замечательная рыбка. В ее коже

нет темного пигмента, а тонкое тельце и плавники у лалы

прозрачны.

Природа наделила малютку едва ли не самой

совершенной маскировкой – прозрачностью.

Много невидимок плавает и в лазурных волнах океана.

Это и медузы, и родственные им гребневики, и сифонофоры,

сальпы, рачок фронима и каракатица доратопсис, которая

больше похожа на кусочек льда, чем на живое существо, и

личинки речных угрей. Прозрачные, как стекло, они

сливаются с хрустальной водой, безопасно плавая перед носом

злейших своих врагов.

Другие фасоны шапки-невидимки

У всех головоногих моллюсков, у некоторых раков, рыб,

земноводных, пресмыкающихся и насекомых спрятаны под

кожей эластичные, как резина, клетки. Они набиты краской

словно акварельные тюбики. Научное название этих

чудесных клеток – хроматофоры *.

Каждый хроматофор – микроскопический шарик, когда

пребывает в покое, или диск размером с точку, когда

растянут, окружен по краям, будто солнце лучами,

множеством тончайших мускулов – дилататоров, то есть

расширителей. Лишь у немногих хроматофоров только четыре

дилататора, обычно их больше – около двадцати четырех.

Дилататоры, сокращаясь, растягивают хроматофор. Диаметр

хроматофора увеличивается в шестьдесят раз: от размеров

иголочного острия до величины булавочной головки. Иными

словами, разница между сократившейся и растянутой

цветной клеткой столь же велика, как между двухкопеечной

монетой и автомобильным колесом.

Дилататоры часами и без перерыва остаются в

напряжении, поддерживая на коже нужную окраску.

Каждый дилататор соединен нервами с клетками

головного мозга. Зрительные впечатления, полученные животным,

по сложным физиологическим каналам поступают к

нервным центрам, а те подают соответствующие сигналы хро-

матофорам. Растягивают одни, сокращают другие, добиваясь

сочетания красок, наиболее пригодного для маскировки.

Слепой на один глаз осьминог теряет способность легко

менять оттенки на безглазой стороне тела. Удаление второго

глаза приводит к почти полной потере этой способности.

1 У млекопитающих и птиц, тоже высших животных, нет в коже

хроматофоров* так как, скрытые под шерстью и перьями, они были бы

бесполезны.

Исчезновение цветовых реакций у ослепленного

осьминога не полное, потому что изменение окраски зависит

также и от впечатлений, полученных не только глазами, но и

присосками. Если лишить осьминога щупалец или срезать

с них все присоски, он бледнеет и, как ни пыжится, не

может ни покраснеть, ни позеленеть, ни стать черным. Уцелеет

на щупальцах хотя бы одна присоска – кожа спрута

сохранит все прежние оттенки.

Богатством расцветок и совершенством маскировки

головоногие моллюски далеко превосходят прославленного

хамелеона. Он просто был бы посрамлен, если бы задумал

состязаться в игре красок с осьминогом, не говоря уже о

каракатице.

В искусстве маскироваться никто не может с ней

соперничать. Она, каракатица, приспосабливается без труда к

любому грунту. Только что была она полосатой, как зебра;

опустилась на песок – и тут же перекрасилась: стала песоч-

но-желтой. Проплыла над белой мраморной плитой —

побелела.

Самый излюбленный каракатицын наряд – зеброидный.

Она разлинована, точно пижама.

В таком виде любит она гулять по морю, переходя с

одного места на другое.

Какую цель она преследует, подражая зебре?

Мы не решим этот вопрос, не разобравшись в другом:

почему зебра полосатая?

Говорят, что природа сделала зебру полосатой, чтобы

врагам труднее было ее заметить. А почему в таком случае

верстовой столб с целью прямо противоположной

раскрашивают черно-белыми полосами, «под зебру»?

На открытом месте зебра действительно очень заметна.

А в зарослях другое дело.

«Белые и черные полосы так сливаются с растительным

покровом,– пишет один исследователь Африки,– что зебры

незаметны даже с самых близких расстояний. Не раз

бывало, мы не могли их разглядеть за 40—50 шагов, хотя

местность вокруг была столь открытой, что мы видели

антилоп на расстоянии до 200 метров».

Полосатая или пятнистая окраска, составленная из

резко контрастирующих элементов (черные полосы на белой

шкуре, либо белые на черной, или черные пятна на желтом

фоне), встречается у многих животных: у тигра, леопарда,

ягуара, оцелота, жирафа, антилопы куду и бонго, у окапи,

рыб, змей, бабочек.

У всех у них полосы и пятна идут рядами поперек тела.

Это не случайно. Дело в том, что поперечные полосы,

достигая границ силуэта, внезапно обрываются. Сплошная линия

контура при этом расчленяется чередующимися то белыми,

то черными полями расцветки; и животное, теряя свои

привычные глазу очертания, сливается с фоном местности.

Этого добиваются и люди, когда раскрашивают военные

объекты светлыми и темными пятнами, расчленяющими

контуры маскируемого сооружения.

Если же черные и белые полосы идут не поперек, а

вдоль контуров тела, то они не расчленяют, а, наоборот,

подчеркивают их. Хорошо заметная окраска выгодна

ядовитым или дурно пахнущим существам, чтобы хищники не

хватали их по ошибке.

Например, саламандре и скунсу: у

них полосы идут вдоль тела.

Того же оптического

эффекта добиваются стрелки,

раскрашивая мишени

концентрическими черно-белыми

полями: чередующиеся круги

как бы подчеркивают черное

яблочко в центре, усиливая

его видимость. А разрисуйте круг поперечными

(радиальными) полосами контрастных цветов, и вам трудно будет

разглядеть такую мишень даже на близком расстоянии.

Вот почему каракатица в движении, переходя с одного

фона на другой, не меняет соответственно и расцветку.

Физиологически это было бы осуществимо: ведь головоногий

моллюск «переодевается» за полсекунды. Но будет ли польза

от быстрой смены красок? Игра цветов лишь привлечет

врага.

Контрастирующие полосы, расчленяя силуэт

каракатицы, помогают ей слиться с окраской любого грунта. Ведь

зеброидный рисунок – универсальный камуфляж.

Одних спасает от врагов «волчья шкура», других —

прозрачность или чудесные хроматофоры. А у краба дромия нет

ни того, ни другого, ни третьего. И он срывает с камня

кустики губки и держит их над собой задними ножками —

вместо краба получается какой-то бесформенный куст. По

соседству с дромией живет краб дориппе. Он, как зонтом,

накрывает себя створкой раковины морской ракушки. Если

ее у дориппе отнять, он схватит первый попавшийся

предмет – камень или морскую звезду – и взгромоздит себе на

спину.

Подобно прекрасной богине Древней Эллады, некоторые

животные тоже находят приют в пене. Летом вы видели,

конечно, на листьях козлобородника и дрёмы, на ветвях ивы

и стеблях гвоздики маленькие пенистые комочки. Их

называют у нас кукушкиными слезками. Раздала кукушка своих

детей, грустно ей стало. Горько плакала она, одумавшись,

искала, кликала их по всему лесу и растеряла свои слезки

тут и там...

Когда увидите эти «слезки», возьмите соломинку и

сдвиньте в сторону пену – под ней копошится странное на

вид бурое насекомое с рисовое зернышко. Это личинка слю-

нявицы, маленькой цикадки. Пересадите ее на другое

место. Слюнявица сейчас же пробуравит хоботком стебелек – из

растения потечет сок. Действуя задним концом брюшка как

насосом, слюнявица густой пеной взбивает сок. Пенистый

комок растет и растет, и вскоре в нем исчезает вся

слюнявица. Ни птицы, ни муравьи никогда ее там не найдут.

На Мадагаскаре и в Африке живут слюнявицы с

«насосами», куда более мощными. На одном дереве поселяется их

множество, и они вздувают вокруг себя столько пены, что

однажды путешественник Ливингстон, присев под

«вспененное» цикадами дерево, решил, что пошел дождь – так много

капель падало с ветвей.

Почему у животных темная спина

Обратили ли вы внимание, что бабочка, отдыхая, всегда

складывает свои крылья? В этом инстинктивном движении

бездумного насекомого большой биологический смысл.

Окрашены бабочки обычно в тон тем растениям и

предметам, среди которых живут; и когда бабочка сидит

неподвижно, врагам, казалось бы, нелегко ее заметить. Но вот

беда: черная предательская тень, падающая от крыльев на

яркую листву, выдает ее. Сложенные же вместе крылья

отбрасывают вдвое меньше тени. Мало того. Опускаясь на

растение, бабочка выбирает такое положение, чтобы солнце

светило на нее строго вниз. Тогда тень от крыльев превращается

в узкую, едва заметную линию. Если солнце, перемещаясь

на небе, начинает светить ей в бок, то она меняет положение

и опять поворачивает крылья узким краем к солнцу.

Поэтому крылья отдыхающих бабочек рано утром, как правило,

бывают направлены к востоку, в полдень – к югу, а вечером

к западу.

Наблюдая за отдыхающей бабочкой, мы стали

свидетелями очень интересного явления. И чтобы оно не исчезло

бесследно из памяти, рассмотрим внимательнее одну

странную, всюду в природе замеченную закономерность.

Посмотрите на любого зверя, птицу, рыбу, рака или

лягушку: почти у всех, у самых разнообразных и не похожих

друг на друга животных – у карася и белки, ящерицы и

оленя, змеи и волка, гусеницы и каракатицы, жабы и гуся —

живот светлый, почти белый, бока чем выше, тем темнее, а

спина совсем темная.

Что зебра полосатая, каждый знает, и вроде бы ее

полосы всюду одного цвета. Но посмотрите внимательнее:

полосы—на спине они шире, на животе уже (есть виды и

белобрюхих зебр). Поэтому издали тщательно разлинованная

зебра кажется темной сверху и светлой снизу.

У других полосатых и пятнистых зверей – у тигра, гие-

ны, лесной антилопы, леопарда, ягуара и жирафы – полосы

или пятна на спине тоже всегда крупнее и гуще, А на брюхе

их мало, и оно светлее спины.

А вот перья африканских цесарок украшены не

темными, а белыми пятнами, И что же мы видим? На спине эти

пятна мелкие, а ниже – на боках и крыльях – крупные.

Получается то же самое: спина, где белого меньше, у них

темнее боков и живота.

Зачем все это? Зачем животным темная спина? Может

быть, это своего рода «загар», защищающий зверя от

слишком горячего солнца? Если так, то где солнца много, в

пустынях например, должны жить самые темноспинные

животные. Но у обитателей пустынь спина и живот почти одного

тона, хотя в общем и у них спина немного темнее.

А есть ли у этого правила исключения, которые, как

часто бывает, помогают лучше понять правило?

Есть. Их немного, но они-то как раз и разъясняют нам

смысл и назначение такой окраски. Один из этих оригиналов

живет в реке Нил. Рыбка синодонт. У нее – небывалое

дело! – спина светлая, а брюхо темное. И представьте себе:

эта в высшей степени экстравагантная рыба непонятно

почему усвоила нелепую привычку плавать вверх брюхом.

Никакая рыба, если она вполне здорова, не ведет себя так.

Значит, у синодонта все вверх ногами: живот у него – спина,

он и окрашен темнее.

Южноамериканским ленивцам и гусеницам некоторых

бабочек висеть на деревьях вверх ногами так же обычно, как

мухе бегать по потолку. И конечно, у них, как у синодонта,

живот тоже темнее спины.

Когда гусеница глазчатого бражника сидит на ветке ивы

вверх ногами, ее трудно заметить. Она выглядит совершенно

плоской и похожа на изъеденный лист. Но стоит ей

перевернуться вверх спиной, как тут же совершается чудо: она

обретает рельеф и типичные свои очертания. Перед нами

снова гусеница, а не лист.

Дело тут вот в чем: гусеницу в нормальной позе —

ногами вниз – выдает тень, которая падает от верхней стороны

ее тела на нижнюю. Ярко освещенная спина и затененный

живот создают в своем сочетании хорошо заметную

рельефность. Нижние контуры животного как бы подчеркивает

темная линия тени, и тогда гусеница резко выделяется на

фоне листвы.

Выход один: предательскую тень нужно замаскировать.

Гусеница это и делает, переворачиваясь животом вверх:

теперь тень падает на светлую спину, а темный живот,

освещенный солнцем, светлеет. Животное кажется от этого

однотонным, плоским, как лист, и незаметным.

Природа наложила темные тона на спины животных,

чтобы скрыть разницу в освещении верхней, обращенной к

солнцу, и нижней, затененной, поверхности тела.

Если у животного спина светлее брюха, значит, оно,

подобно синодонту, ленивцу или гусенице глазчатого

бражника, большую часть жизни проводит вниз спиной. Если же

и спина и живот окрашены почти одинаково – значит,

живут их обладатели совсем без света: в пещерах где-нибудь

или в глубинах океана. Либо при одинаковом освещении

и сверху и снизу. Например, в пустынях: там песок, словно

зеркало отражая лучи, подсвечивает животных снизу. Либо

жить вверх или вниз спиной для них одинаково

безразлично...

Ремора, или прилипало,– рыба в высшей степени

странная: она ленится передвигаться своим ходом, а

предпочитает плавать бесплатным пассажиром, присосавшись

к акуле, манте, тарпону и к любой другой крупной или

мелкой, когда нет крупных, рыбе. Разъезжает даже на таких

детских «автомобильчиках», как рыбы-кузовки. Морские

черепахи, киты, лодки и корабли тоже нередко служат для

реморы транспортом.

На голове у этой ленивой рыбы – сильная присоска, и

ею она присасывается к брюху, спине или к боку – к любому

месту своего транспортера. И поэтому, присосавшись,

прилипало отправляется в путешествие то брюхом, то спиной, то

боком вверх. Оттого у нее никакая сторона тела не темнее

другой. Она всюду однотонная.

Ярость сильнее силы

Ну, а если никакая маскировка, никакие уловки не

помогли, ни шапки-невидимки, ни быстрые ноги не спасли,

и враг заметил и догнал, что тогда? Животные сдаются без

боя? Нет, никогда!

Даже самые слабые из них далеко не беспомощны, как

можно подумать, глядя на них. Жизнь продают очень

дорого. Защищаются упорно и до последних сил.

Давно известно, что воинственность измеряется не

сантиметрами. Крошки колибри храбры непропорционально

своему росту. Когда большая птица угрожает их гнезду, они

атакуют ее с невероятной отвагой. Целят острыми клювами

в глаза (так же побеждают они древесных змей и пауков-

птицеедов), и, бывает, заскочив сзади, падают на спину

врага и, щедро раздавая булавочные уколы, вынуждают

хищника позорно дезертировать. Наперсток мускулов в перьях! Но

ярости в этом «наперстке» не меньше, чем у тигра.

Про синицу говорят, что если бы была она ростом со

страуса, то даже слон не устоял бы против нее. Ее малая

сила так велика, что синицы иногда буквально

скальпируют своих пернатых недругов (небольших, конечно).

Но самая драчливая птица – это, бесспорно, петух.

«Птица Марса» называют его. Особенно агрессивны бойцовые

петухи. Они забывают обо всем на свете, когда видят кого-

нибудь, с кем можно подраться. Ни голод, ни усталость, ни

боль, ни смертельные раны – ничто не может унять их

воинственный пыл. Они дерутся до последнего дыхания, пока

еще есть хоть какие-то силы. Только смерть сильнее их

страсти к боям.

Дерутся и клювом и шпорами. Удар бойцового петуха —

одно из самых быстрых движений в природе. Силу этого

удара физики могли бы рассчитать: одетую в сталь шпору

петух вонзает на полдюйма (на 12,5 миллиметра) в сухую

дубовую доску!

Древние греки – народ очень отважный, но и они брали

у петухов уроки храбрости и упорства в бою. Фемистокл,

знаменитый греческий полководец, отправившись на войну

против персов, включил в программу боевой подготовки и

петушиные бои, чтобы солдаты, глядя на них, учились

стойкости и отваге. А храбрые галлы, предки французов, от

которых вначале здорово доставалось римлянам, получили имя

свое от петухов (ведь «галл» – по-латыни «петух»).

Позднее, когда римляне расправились с галлами на свой

римский манер, но и сами погибли от германских,

славянских и турецких мечей, браконьеры добывали дичь в

заповедных лесах феодалов, напуская на фазанов бойцовых

петухов. Они забивали их до смерти. И в наши дни бойцовые

петухи (а их немало еще в разных странах Южной Азии и

Америки) храбро защищают дома своих хозяев от змей и

бродячих собак. Они не знают страха ни перед кем – так

уверяют те, кто о них пишет.

Ведь природа не создавала петуха для войны, а какой

отличный получился из него боец! Правильно говорят, что

сражения выигрывают не оружием, а силой духа.

Пример петуха и колибри лишний раз

нас в этом убеждает. В бою

часто ярость побеждает силу;

это знает каждый, кто дрался.

Я видел однажды (по следам), как рысь не смогла

одолеть лису. Она нападала на

нее несколько раз. Но лиса

защищалась так отчаянно и храбро, что ушла израненная, но живая. Многие хищники пасуют перед энергичным сопротивлением и предпочитают нападать (это теперь доказано) на больных и слабых духомживотных. Аргентинцы говорят, что никакая пума не справится с ослом, рожденным в Америке. Потому что местные ослы страха перед зверем не знают. Они бьют его всеми четырьмя копытами, рвут зубами, отбиваются, катаясь по земле, ревут, как дьяволы, прыгают и сами нападают. Никогда не сдаются.

В общем, каждый защищается как может, вернее, как

приспособился. И нередко способами очень курьезными.

Одни непомерно раздуваются (шары-рыбы, некоторые

ящерицы и африканская кожистая черепаха). Другие, пугая,

шипят, фыркают.

Угрожающие позы животных нам хорошо знакомы. Это

вытянутые шеи гусей, прижатые уши лошадей и кошек,

оскал собачьей морды, косящий глаз и устрашающе

опущенные вниз рога быка. Почти у каждого зверя и птицы есть

своя угрожающая поза. Есть они и у некоторых рыб, у

многих ящериц и змей.

Кобра раздувает тарелкой шею. А гремучая змея

«гремит» погремушкой. Природа приделала ее на конце хвоста

змеи, похоже, с единственной целью: по старому доброму

обычаю («Иду на вы!») предупреждать всех вокруг о злых

намерениях ядовитой гадины.

Индейцы, впрочем, уверяют, что, если гремучая змея

замышляет недоброе, она не трещит, а нападает без

предупреждения.

А одна американская неядовитая змея, когда ее хотят

схватить, скручивает заднюю половину тела штопором, а

переднюю поворачивает красным брюхом вверх.

Поза у нее получается столь нелепая, что пропадает

всякая охота приближаться к эксцентричной рептилии на

расстояние, которое не может гарантировать надежной

безопасности.

Жабы жерлянки тоже, когда их беспокоят, изгибаясь

дугой, показывают красное брюхо.

Скорпион угрожает, раскачивая над собой хвост с

ядовитым «наконечником», а пауки вздымают вверх одну или

две пары передних лап и разевают пошире крючья – хели-

церы, на которых внушительно дрожат капли яда. Иногда

они делают небольшой скачок навстречу врагу.

А саранча стреляет из бедра кровью, выжимая ее силой

мускулов из крошечной поры между первым и вторым

сочленением ноги, которая, как амбразура, открывается

перед боем. Едкая саранчиная кровь выстреливает с такой

силой, что летит полметра!

Морская улитка долиум в своих недругов плюет смесью

соляной и серной кислот.

Черношеие кобры Африки плюют ядом. Ядовитый цле-

вок летит метров пять. Змеи целятся прямо в глаза и метко

попадают.

Во рту кобр-снайперов яд смешивается со слюной. Они

выбрызгивают эту дьявольскую смесь через маленькое

отверстие в челюсти, через то самое, в которое змеи

поминутно высовывают свое «жало» – раздвоенный язык.

Стреляя, кобра поднимает голову и делает небольшой выпад

вперед.

Чешский ученый Зденек Фогель говорит, что не только

африканские, но и азиатские кобры – даже наша очковая

змея – тоже плюют ядом. Но выбрасывают они его не

струей, а мелкими капельками, как из пульверизатора. На

стеклах террариумов, в которых содержатся очковые змеи,

видны желтовато-белые пятна – застывшие капельки яда,

которые выплюнули раздраженные кобры в любопытных

посетителей.

Плюют в недругов верблюды и ламы. Плевок у лам

нешуточный. Летит метров десять и ударяет, как хорошая

оплеуха. Одна лама испортила некоторым английским

аристократам их костюмы: выяснилось позднее, что она

невзлюбила цилиндры; как видела их, так плевала.

Говорят, что джентльмены в цилиндрах, здраво оценив

ситуацию, потеряли на некоторое время всякую охоту

глазеть на животных в зоопарках. Случилось это давно, но и до

сих пор ламы так дурно воспитаны, что, нисколько не

стесняясь, готовы на всех наплевать.

Но самых знаменитых плевак и стрелков-оригиналов

своеобразием оружия превзошла голотурия стихопус. Она

стреляет своими внутренностями! Кишечником и водяным

легким. Пока хищник с аппетитом их пожирает, голотурия

удирает. Дней через десять – двенадцать принесенная в

жертву «требуха» снова у голотурии вырастет.

Вооруженные тылы

Жук-бомбардир – настоящий артиллерист. Он стреляет

едкой жидкостью, которая, словно снаряд из миниатюрной

пушки, вылетает из заднего конца его брюшка и в воздухе

мгновенно превращается в небольшой клуб ядовитого

«дыма» – точно шрапнель разорвалась. Когда несколько таких

красно-синих гренадеров открывают огонь, то вся сцена

напоминает поле битвы с птичьего полета. Отстреливаясь от

преследующей его жужелицы, жук-бомбардир выпускает

быстро друг за другом 10—12 химических снарядов. Как

только смолкнут последние залпы мини-канонады, жука уже

нет: он исчез, куда-то спрятался, прикрыв свой тыл

разрывами ядовитого газа.

На поле боя только контуженая жужелица растерянно

«протирает» глаза.

Некоторые лесные клопы обороняются от врагов, подобно

жуку-бомбардиру. Но всем им далеко до него. Только

американец скунс, пушистый зверек из породы куниц, в

стрельбе химическими снарядами достиг не меньшего мастерства,

чем шестиногий бомбардир. Он так уверен в себе, что не

стреляет без предупреждения. Его угрожающая поза очень

забавна. Правда, она вызывает улыбки только у тех, кто не

испытал на себе его оружия.

Скунс – миловидный зверек. Но не вздумайте его

приласкать. Эволюция наделила скунса оружием столь же

необычным, как и эффективным: он, разворачиваясь тылом,

брызжет желтой маслянистой жидкостью, которая пахнет

так отвратительно, как ни одна вещь на земле! Плотная

струя летит четыре-пять метров и метко попадает в цель, хотя

скунс стреляет, что называется, не глядя, потому что

химические железы находятся у него под хвостом. Чтобы дать

залп, он вынужден повернуться к мишени задом. Иногда это,

как говорят военные, одиночный выстрел, а иногда и

автоматная очередь из полдюжины залпов, которые поражают

цель за несколько секунд.

Основное вещество в химическом оружии скунса – этил-

меркаптан. Человек чувствует его (самый отвратительный

на свете!) запах, даже если вдохнет 0,000 000 000002

грамма.

Меркаптановая струя разъедает даже шерсть и кожаную

обувь!

Если попала в глаза, они слепнут тут же, если в горло

и легкие, кровоизлияния поражают их. Снова хорошо видеть

и обонять несчастная мишень скунсовой атаки сможет лишь

дня через два.

Но запах... запах хуже всякой отравы! Это дьявольская

смесь: в ней и «ароматы» аммиака, и сероуглерода, и серной

кислоты, и, конечно, меркаптана, и грязной псарни. По

ветру этот запах можно почувствовать за полмили. А из

помещения, в котором скунс «разрядился», «злой дух» не

выветривается месяцами.

Тот, в кого попала хоть капля скунсовой струи, не

рискнет несколько дней показываться на людях, даже если

хорошенько вымоется и переменит платье. Такой это стойкий

запах. Ничем его нельзя заглушить.

А собаки (слишком уж «нежное» у них обоняние!),

обстрелянные скунсом, падают в обморок! И даже заболевают

после этого: наступает отравление, правда временное, как

после газовой атаки.

Надежно защищенный от злых недругов, скунс никогда

и никуда не спешит. Даже если его преследует стая

неопытных гончих, он не ускоряет шага. Как только псы

приблизятся до черты, дальше которой их подпускать уже

небезопасно, скунс внезапно поворачивается к ним мордой и дает

первый предупредительный сигнал: топает ногами. Потом

поднимает хвост, но конец его еще полусогнут. Боевой

«флаг» полуспущен.

Третий, и последний, сигнал обычно предшествует

газовой атаке – хвост трубой поднимается к небу,

взъерошивается весь. Это означает: «Беги скорее, стреляю!» Затем

следует быстрый разворот и залп.

Малый, или пятнистый, скунс последний сигнал подает

совсем необычно: встает на передние лапы – головой вниз,

задними ногами вверх – и наблюдает, приподняв голову,

какое впечатление произвел на противника его акробатический

номер...

Древнейшие средства страхования жизни

Попробуйте схватить ящерицу за хвост – хвост

останется у вас в руках (он еще час извивается), а ящерица юркнет

в щель в старом пне. Хвост у ящерицы скоро снова

вырастет '.

Схватите кузнечика за ножку-ходулю – он оторвет ее

и ускачет на одной ноге.

Голотурия, спасаясь бегством, оставит в ваших руках ту

половину, за которую вы успели схватить. А голотурии сти-

хопусы выбрасывают через рот, словно из катапульты, свой