Текст книги "Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Пока лечились, считали, собирались – произошло несколько занимательных бесед.

Для начала горбун-костоправ выразил желание пойти дальше с компанией. Он кого-то потерял в страшную ночь, еще с кем-то разругался вусмерть и решил осесть в городе, презрев общинные устои. Елене показалось, что несчастный мужик попутно хотел и набраться лекарской мудрости у господской бабы, но вникать глубже она не стала. Хочет – пусть идет, слава Пантократору, лошадей и телег теперь хватало.

Осиротевший барон Кост цин Дьедонне никого ни о чем просить не стал, его слуга уведомил Армию, что господин изволит выбрать их временными попутчиками на какой-то неопределенный срок. Еще барон надрался, поминая Барабана, до такого состояния, что ему всерьез готовились копать могилу, но то ли Пантократор в атрибуте Упокаивающего решил: еще не время, то ли феноменально здоровая наследственность опять выручила – Кост выжил. И забрал себе лучшего коня из трофейных, в чем ему не препятствовали.

А дальше стало интереснее…

* * *

Арнцен Бертраб с повязкой на голове казался еще более смешным, только лицо у него было грустное и потерянное. Дядька избежал серьезных травм, отделавшись ушибами, но взгляд имел виноватый и побитый, хотя вроде бы и не с чего. Оба косились друг на друга и Бьярна, гадая, что понадобилось зловещему старику.

– Рассказывай, – сумрачно приказал Бьярн Дядьке.

– Чегось?

– Не придуривайся, ты около законных родичей терся, язык навострил. Так что все эти «тута», «тама» и «чегось» засунь себе… – Бьярн криво усмехнулся. – Я видел, как ты парня сначала под топорами оставил, но затем вытащил. Будто совесть заела. Так что рассказывай.

Младший Арнцен удивленно выпучил глаза, задвигал челюстью.

– Ну а чего тут говорить-та… – забормотал Дядька, однако с такой неуверенность, так рыская взглядом, что даже Елена, вообще не умевшая читать по лицам, все поняла. Ну, или почти все.

– Эх… – тяжело вздохнул искупитель. – Вот всегда так, никто свои грехи не признает, думает, что несказанное равно неслучившемуся. А Господь то все видит. От Него ладошкой не закрыться.

Елене показалось, что сейчас рыцарь попросту врежет старому «няню», однако Бьярн удивил – в очередной раз. Страшный искупитель глянул на понурого бородача едва ли не с отеческой укоризной и мягко спросил:

– А дай-ка я угадаю. У парня матери нет, есть мачеха, верно?

– Д-да…

– И, наверное, верховодит в замке всем и всеми?

– Ага, – проворчал «нянь», уставившись в земляной пол.

Молодой рыцарь переводил недоуменный взгляд с искупителя на старого помощника и морщился, напрягая не слишком изощренный ум в попытке понять суть разговора.

– И детишки, небось, от второго брака имеют место быть? – еще участливее вымолвил Бьярн.

– Ага, – повторил бородач еще тише.

– Сколько?

– Д-двое. Было три малышка, но младшенькую, девчонку, Параклет прибрал. Горячка…

– И правило первого наследника? – кивнул Бьярн. – Владение отходит первенцу, остальным по мелочишке, чтобы не пошли по миру?

На сей раз его собеседник ничего не сказал, только ниже опустил голову.

– Хе. Еще вот что. Брательник твой хорошо должен получать с арендаторов. А смотрелся нищим, простому мессеру был рад. Жена с долгами в дом вошла? – продолжал выспрашивать Бьярн.

– Да…

Рыцаренок, жалкий и недоумевающий, по-прежнему щелкал челюстью, не в силах что-то произнести.

– Понятно, – задумчиво сказал Бьярн. – Ну, так я и думал. Старший сын отправляется стоять насмерть против банды «живодеров». А при нем сбродная команда, абы что нашлось. Тут фуфло на просвет видно, – искупитель повернулся к рыцаренку со словами. – Ну что, понял, наконец?

– Н-нет, – выдавил тот, пуча недоуменные глаза как лягушонок. – Извольте объясниться…

– Баламошка наивная, – беззлобно сказал искупитель, ухмыляясь половиной лица. Рыцаренок встрепенулся, желая сатисфакции, однако наткнулся на колючий, неприятный взгляд изувеченного бойца. Ни у кого не было сомнений, что случись драка – Бьярн уделает юного противника безоружной рукой и не напрягаясь.

– Сиди, пустая голова-бестолковка, – все так же беззлобно посоветовал старый убийца, опять вздохнул и таки снизошел до пояснений. – Мачеха твоя с двумя парнями. Им бы в люди, да в рыцари. Но у папеньки доходов вроде и много, а расходов еще больше. И на пути у младшеньких – сын от первого брака. Старший. Ненужный. Дальше сам догадаешься?

Юноша выпучил глаза еще сильнее, получилось забавно и в иных обстоятельствах могло бы вызвать здоровый смех… Если бы за потешным видом не скрывалась обычная и некрасивая драма.

– Нет, – прошептал рыцаренок побелевшими губами. – Нет… но как же… батюшка ведь…

– Дай-ка я погадаю дальше, – хмыкнул Бьярн, поворачиваясь к «няню». – Мачеха намекать ничего не стала, приказала просто – парень вернуться живым не должен. Иначе самого со свету сживет и никто тебе не заступа. С одной стороны хоть и брат, но все ж единоутробный, не признанный. С другой жена из правильной семьи, тронь такую пыню, можно и самому головы не сносить. Чью сторону барон возьмет, гадать не нужно. Так?

Молчание было ответом. Красноречивое и трагическое молчание.

– И что же ты приказ не выполнил? – безжалостно поинтересовался искупитель. – Ведь почти сделал, самую малость осталось.

– Не смог… – Дядька часто моргал красными веками, выцветшие от возраста зрачки расширились. – Я же… он же у меня на руках… считай, как сын…Кого Бог дал, все поумирали. А тут… от коротыша подстольного до мужчины, все у меня на глазах. Под моим приглядом… Как же я его…

– Хм… – нахмурился Бьярн. – Тогда интересно. Кто же тебе назначил приговор исполнять? Я думал, мачеха, но сомнительно теперь. Бабы не умные, но хитрые. Ты парню как отец, выходит, на такое дело тебя посылать опасно. Для дела.

– Брат, – прогудел едва слышно Дядька. – Они с женой долго ругались насчет этого…

– Ну вот, теперь все на своих местах, – удовлетворенно вымолвил Бьярн. – У батьки совести, надо полагать, мал-мала осталось. Против супружницы и семьи ейной не решился пойти. Но сына отправил с единственным человеком, который мог его уберечь. Видать на ум твой понадеялся, что вам хватит разумения бежать, не оглядываясь. Мешочек с добрым серебром дал на дорожку?

– Дал… сказал, мало ли что…

– Семейка, – качнул головой Бьярн. – Кстати, у них там все по любви или у нее кулак, что стальная рукавица, стиснет – не вырваться?

– И так, и этак бывает, – глухо ответил «нянь». – Прикипел брат к ней. Но и скотская природа ее значение имеет. Может баба то по душе нахлестать, то приласкать.

– Женщины… – вздохнул Бьярн. – Ты внемлешь?

Юный рыцарь лишь кивнул, как игрушка-болванчик с головой на крученой нитке. На красивом юном лице застыла гримаса неприкрытой душевной боли.

– Извините, молодой господин… – пробормотал Дядька, обращаясь к воспитаннику. – Простите меня…

Арнцен рванулся с места, занес кулак, чтобы врезать попечителю.

– Сядь, фофан, – резко и хлестко приказал Бьярн.

– Да как вы себе поз…

– Сядь, – с жуткой настойчивостью повторил рыцарь. – Иначе ногу сломаю.

Юноша покривился, скользнул взглядом по мечу искупителя, который Бьярн, как обычно подтачивал между делом. Медленно, через силу Арнцен выполнил приказ.

– Этому человеку ты обязан, – негромко и тяжело напомнил Бьярн. – Он мог тебя бросить, но сохранил жизнь глупому простофиле. Точно зная, что после такого обратно уже не вернется. Теперь только в бега, как можно дальше отсюда, лучше всего в другое королевство. Такое и молодому да сильному нелегко, а старику тяжко вдвойне. Хотя бы по заветам Пантократора следует воздать спасителю добрым словом за доброе деяние. Хотя бы. И ты не подумал, что человека ближе и роднее у тебя не осталось? Все, кончилась твоя кровная родня. Вышла вся. Только дядьке есть до тебя дело, только его ты живым радуешь.

Рыцаренок захлопал глазами, такие мысли ему в голову очевидно не приходили.

– Но… отец… – выдавил он.

– Отец твой дурак и трус, – безжалостно констатировал Бьярн. – Есть с пяток способов, как тебя оставить без наследства и притом в живых. Да хоть прямо сказать: сын, никак не можно тебе тут дальше быть, изведут родичи. Вот деньги, вот конь, вот спутник верный, теперь сам по себе, что на меч возьмешь, с того и будешь жить. Бог нам судья, а тебе подмога. Но барон ни то, ни се, жене зад подставил, а ответственность на брата переложил. Так отцы не поступают.

Молодой человек отвел взгляд, часто моргая, склонил голову.

– В общем, думай, – посоветовал Бьярн. – Помолись Господу нашему, ибо Он милостив, провел тебя через испытание великое малой жертвою. Помолись и за дядьку своего, потому что его добротой и верностью единственно Божья воля свершилась. А дальше…

Рыцарь старый качнулся к рыцарю юному, и на мгновение Хель показалось, что старик щелкнет мальчишку по носу. Но Бьярн лишь вновь хмыкнул и внушительно посоветовал:

– Дальше пора взрослеть и умнеть. Обратно хода нет, просто убьют, теперь уж без затей. Мачеха яду плеснет или прирежут в углу. А отец в сторонку отвернется. Но вперед много путей ведут, какой выбрать – сам решай.

* * *

– Тут… – Пульрх помялся, несмело косясь через плечо на спутников. Те отводили взгляды, дружно выставив добряка со светлыми глазами на передний край. Очевидно, вопрос был щекотливый.

– Говорите, – подстегнула Елена. – Не думаю, что вы нас чем-то удивите.

Надо все-таки разузнать, откуда столь хороший портрет у Пульрха, напомнила она себе. Слишком качественная работа, здесь наверняка имеет место какая-то история, по крайней мере интересная, а может быть и в чем-нибудь да полезная.

– Ну… это… – добряк по-прежнему страдал, не решаясь изложить суть проблемы.

Затруднение внезапно и решительно устранил незаметно подошедший Колине. Человек-сова окинул собрание взглядом круглых, глубоко запавших глаз, пригладил длинные волосы и сказал:

– Они к барону возвращаться не хотят.

Говорил он чуть гнусаво из-за сломанного в бою и обратно выправленного костоправом носа, однако вполне разборчиво.

Пульрх тихонько выдохнул с облегчением.

– Да? – Елена, честно говоря, предполагала нечто подобное, хотя и не концентрировалась особо на мысли. – А почему? Победа ведь. Самое время возвратиться за наградой.

– А там ничего доброго нет, – пожал плечами Колине. – Жена барона скотина и коза драная. Парнишку то мы обратно живым приведем. Стерва будет мстить. А мужем она вертит как дохлой крысой на бечевке.

«Святой» и ранее особого пиетета перед значимыми особами не проявлял, ограничиваясь вежливостью, а сейчас, потеряв брата, судя по всему, окончательно решил не церемониться.

– Так и вы знали? – удивилась Елена.

– Конечно, – вновь пожал широкими плечами солдат. – Все знали. Ну, или догадывались.

– И молчали?

– Молчали, – кивнул «святой». – Мутки благородных, это между вами. Ну и с ним еще, – он качнул головой в сторону Дядьки. – Он родич как-никак. А лезть промеж зубов, для такого дураков не нашлось.

Елена слегка улыбнулась, оценив как элегантно ее записали в благородные. Лица баронского подкрепления выражали объединенное согласие. Кто-то даже закивал. Пульрх тяжело вздохнул, кажется, его искренне огорчала этакая неправда людская.

– А теперь? – Елена решила, что пора вернуть беседу в нужное русло.

– К барону возвращаться неохота. Ну, то есть к стерве евонной, – Колине по-прежнему выступал голосом общественности. – Бежать особо некуда. К холодам глядючи, тем более. А вы…

Он вновь пожал плечами.

– Вы вроде люди неплохие. Что думаете, то и говорите. Что говорите, то делаете. Благородные опять же имеются. И задерживаться тут не намерены. Самое то.

– Послужили Арнценам, теперь хотите послужить нам? – уточнила Елена.

– Этому вашему… Тайго или Тойго. Ну да, хотим.

– А семьи, присяги, все такое?

– У кого семьи, тут все… – голос Колине дрогнул, видимо солдат вспомнил, что Мара ныне вдова. – У Писаря баба вроде была…

– Была, – подал слово Драуг. – Повариха.

Дружинники сдержанно заулыбались. Действительно, кого еще мог найти себе покойный Мультиварио, как не повариху… жаль толстяка. Улыбки быстро угасли, сменившись ожиданием.

– Ну, так то была, – закончил «святой». – Она уж точно за нами не сорвется в память о сердечном друге. Что же до клятв, тут дружинные лишь по названию. Местных нет, все за кормежку и монету по праздникам служат. Принесут новую клятву, всего делов.

– Легко тут у вас все, – пробормотала женщина, лихорадочно думая. – А ты как?

– Уйду хоть так, хоть этак, – честно сказал Колине. – Мне тут о брате каждый пень будет напоминать. Клясться ни в чем не стану, хватит с меня. Ежели не погоните, пойду с вами, пока не надоест. В дороге биться за вас буду как нанятый охранник при обозе.

– Что ж, по-своему честно, – согласилась Елена и задумалась.

С этой компанией боевая численность Армии удвоится. За исключением Колине, воины довольно средние, однако в схватке проверены, в подлостях и скотствах не замечены. Быковать и выяснять, чего это бабы раскомандовались, вроде бы не настроены. Небесполезные парни, в общем. В конце концов, должны же у Марьядека появиться какие-нибудь подчиненные. Мара и Лара опять же, как помощь Виторе. Три служанки лучше одной. Хотя тут надо еще понять статус, для служанок они высоковато стоят. «Кампфрау»?.. Возможно. И все-таки новые люди – новые хлопоты… К тому же дезертиры, как ни крути, хоть и причина весомая.

Елена рассудила, что дело слишком ответственное, окончательное решение за Артиго, и стоит предварительно указать важные моменты.

– Платить за вашу службу нечем, врагов у нас до жо… хватает. Пока трофеями разжились, но что дальше будет – Пантократор знает, а больше никто. Дорога дальняя и опасная, как Профит на Пустошах, – изложила она краткую программу. – Так что настоящее темное, а будущее мрачное. Будет провиант и деньги – разделим и наградим сообразно. Не будет, тогда как получится. Если подходит, я передам господину.

– Если разделите добычу по справедливости, поровну, каждому хватит, чтобы в городе осесть, через годик стать горожанином с правами. А может и год не понадобится выжидать. Фейхану сейчас нужны бойцы, что встанут на башнях и стенах за совесть, а не только за плату. Если прийти с умением да собственным железом, все быстрее можно сделать.

Колине лекарке определенно стал нравиться. Несмотря на тяжкое горе, совиный человек был обстоятелен, рассудителен, мыслил здраво. И мечник весьма пристойный, не будем забывать главное.

– Если не по справедливости, заплатить нам все равно хватит, – закончил мысль «святой».

– Понятно… – неопределенно сказала женщина. – Передам господину.

Дружинники-наемники вновь начали переглядываться, тихо перешептываясь. Колине смотрел поверх деревенских крыш, показывая, что его это все не слишком волнует, он уйдет и так, и так. Выразителем общего настроения в итоге выступил Обух. Он пригладил короткую бородку, шмыгнул носом и промолвил:

– Все лучше, чем с бароншей закусываться, – Обух глубокомысленно качнул головой, показав на макушке тень грядущей лысины. – Тогда так, если поступите по-честному, будем премного благодарственные. Если нет, до Фехана добредем за кормежку и защиту, а там Бог вам судья.

Какая еще защита, вскинулась было женщина, и сразу же тормознула, вспомнив, что кругом сословное общество. Алебардист наверняка имеет в виду покровительство дворянина. Очень полезная штука в пути может быть…

– Сгодится такое?

Интересно, подумала Елена, почему они вежливо просят, а не требуют свою долю? И сама же ответила: видимо понимают, что дело рискованное. Бычить на дворян вообще опасно, тем более, когда у тебя нет решительного перевеса. Колине хорош, но, похоже, в деньгах особо не заинтересован, ему бы уйти подальше от здешних мест, а там прокормит меч. Остальные же бойцы средние, против Армии не выстоят. Остается уповать на господскую честность.

– Сгодится, – кивнула женщина. – Передам.

– Фух, славно, – Обух выдохнул с облегчением. – Как чуяли, добро все на телегу скинули, когда барон сюда направил. Жалеть не о чем.

Пульрх машинально погладил ватник на груди, там, где обычно скрывал конверт с портретом. Колине молча кивнул. И так состоялась предварительная договоренность. Мару и Лару спрашивать не стали, Елена скривилась, однако решила, что в чужие отношения лезть с эмансипацией пока не стоит. Артиго удостоверил соглашение без лишних вопросов, и «найм» за кормежку до города состоялся. Задача основной дележки пока зависла, Бьярн, опытный в нюансах грабежа, решительно заявил, что претензия, в принципе, обоснована и оплачена кровью, но добыча разнообразна, так что следует добраться до города, провести оценку, все взвесить на проверенных городских весах с честными гирьками и прочими эталонами. Желательно бОльшую часть обратить в монеты и тогда уж провести окончательный расчет. Мысль была вполне здравой и получила общее согласие.

Таким образом, Несмешная армия увеличилась почти вдвое, и Артиго стал в какой-то мере похож на настоящего дворянина со свитой.

* * *

– Не могу, – понуро сказала Гамилла. – Не получается…

– Колдовство не действует? – уточнила Елена. – Пришло и ушло?

Арбалетчица лишь молча кивнула. лекарка немного подождала и оказалась вознаграждена за терпение. Гамилла тише и чуть спокойнее объяснила:

– Там… когда император едва не погиб, я вновь ощутила…

Она пошевелила пальцами с выражением тяжкой муки на лице, не в силах подобрать слова, понятные собеседнице.

– Благодать, наверное… не знаю как лучше назвать. Сошествие силы, которая наполняет светом и мощью каждую телесную частицу. Сходит на острие болта и сокрушает все на пути. Так, словно Господь направляет твою руку и стрелу.

– Понимаю, – серьезно кивнула Елена. Благодаря воображению человека XXI века она и в самом деле могла с легкостью представить описанное. У Гамиллы утверждение вызвало неприкрытый скепсис, но спорить арбалетчица не стала.

– Это было как вспышка в ночи, как удар молнии. После долгой, долгой тьмы. И мне показалось, что дар ко мне вернулся. Я была счастлива…

Женщина-стрелок покрутила самострел, будто удивляясь, как у нее в руках могла оказаться столь нелепая вещица. А Елена подумала, что если бы не видела собственными глазами разлетевшийся на куски столб, никогда не поверила бы в удивительную мощь дара «повелителей стрел». Проникнуться дополнительно помогало и ноющее ухо. Некстати вспомнилось, что Сантели тоже остался без части органа слуха, только в более радикальном варианте, чуть ли не пол-раковины отхватило.

– А потом оказалось, что повторить чудо я не могу, – горько вымолвила Гамилла. – Никак не могу. Дар вернулся… но только на раз. И снова пропал. Без следа.

– Ну и что? – деловито спросила Елена.

Несколько мгновений арбалетчица смотрела на лекарку, открыв рот, с выражением овечьего изумления на скуластом лице. Затем щелкнула отвисшей челюстью и выдавила, спотыкаясь на каждой букве:

– Ч-чег-го?..

После опомнилась и возопила, потрясая оружием, будто намереваясь поломать и его:

– Да ты вообще понимаешь⁈..

Она осеклась, опять не в силах подобрать нужные слова, которые донесли бы до лекарки всю глибину кощунства и заблуждения. Пользуясь моментом тишины, Елена повторила с той же деловитостью:

– Так и что? Давай думать.

Она вытянула кулак, стала разгибать пальцы, считая:

– Во-первых, ты увечная? Брошенная и покинутая? Презираемая за какой-либо изъян? Нет! Тебя ценит и уважает сюзерен, ты окружена сподвижниками… – Елена сделала крошечную паузу, думая, уместно ли сказать желаемое и решила, что почему бы и нет. – … и друзьями. Да всем наплевать, есть у тебя какой-то там дар или нет. Ты за все наше странствие хоть раз слышала требование совершать чудеса или упрек в неумелости? Нет! Потому что все мы ценим тебя не за татуировку «госпожи стрел».

Женщина перевела дух после энергичного спича и резко продолжила, не давая собеседнице вставить слово в опровержение услышанного.

– Второе. Ты все же смогла использовать дар, когда это было по-настоящему необходимо. А когда в том нужды нет – способность дремлет. Значит, умение не расточилось безвозвратно, оно лишь заперто. На время. Как драгоценное оружие в сундуке. Его достают ради особых случаев и самых страшных врагов. Так что следует не роптать, а славить Господа. Молиться, чтобы он дальше возвращал тебе дар в таких же обстоятельствах. Ведь была же какая-то причина, коль Отец наш так обошелся с тобой. Быть может, это и не трагедия вовсе, а знак отмеченности особой долей?

Гамилла вновь задвигала челюстью в немой попытке что-либо сказать, но теперь не в ярости, а скорее невольно и глубоко задумавшись.

Ай да я, подумала Елена, ай да молодец. Оказывается, дремучие суеверия и слепая вера могут быть полезны, только надо правильно их сориентировать.

– А если еще подумать, – продолжила лекарка, ухватив за крылья вдохновение и отогнув третий палец. – Чего желает Артиго? От тебя лично? – и сама же ответила. – Чтобы ты, когда будет возможность, собрала отряд стрелков, «охраны тела». То есть император ждет не личных подвигов, не чтобы ты перестреляла всех его врагов точно в глаз. Твоя задача – создать и командовать. Ну и чем здесь поможет умение без промаха кидать хоть десять стрел за раз? Ничем! Поэтому добрый совет… от друга. Забудь ты про эти страдания. Будет на то воля Господня – потерянное вернется в час великой нужды. А нынче у нас иные заботы и для них потребны иные умения.

Гамилла задумалась, по-плебейски почесала затылок арбалетной дугой. Нахмурилась, поджав губы, от чего тяжеловатая и квадратная челюсть амазонки показалась еще жестче и тяжелее.

– Может быть… – согласилась она, в конце концов, то ли нехотя, то ли сдерживая потаенную надежду. – Давай… потом поговорим об этом?

По интонации непонятно было, Гамилла хочет после обсудить какие-то вопросы или вежливо намекает о желательности завершения беседы. Елена решила, что это и не важно сейчас, потому кивнула и вполне искренне ответила:

– Разумеется. В любое время.

* * *

Так и получилось, что спустя неделю после битвы, вся компания, насчитывающая уже без малого двадцать человек, отправилась в путь на север. Больше всего сомнений вызывал Кадфаль. Смерть вроде отвела крылья от израненного искупителя, однако он все еще страдал в полубреду, приходя в сознание редко и сумрачно. Катить в телеге столь тяжелого пациента было невозможно, поэтому для него сделали специальные носилки, подвешенные меж двух лошадей. Если не гнать, то получилось довольно комфортно и щадяще. Выпавший снег растаял, оставив грязь, которая, впрочем, быстро высохла, так что путешествие проходило настолько удобно, насколько возможно в пору близкой зимы.

Телеги катились. Добро, собственное и трофейное, мирно покоилось в мешках и сундуках, грея душу сознанием того, что за будущее какое-то время можно не беспокоиться. Иногда неподалеку появлялись разные люди, по большей части довольно лихого вида, но желающих связаться с крупным отрядом не находилось. Встречные предпочитали сходить с дороги, обходя Армию как можно дальше.

Арнцен и Дядька тоже увязались за Армией, потому что рыцаренок был наивен, романтичен, однако все же не глуп и в конце концов осознал печаль своего положения. Дяде и племяннику следовало бежать как можно дальше, и путь с Армией был не хуже любого иного, пожалуй, даже лучше. Елена подозревала, что Бертраб к тому же надеется получить рыцарское посвящение от Гамиллы или Бьярна, ведь формально, выйдя из-под опеки и защиты семьи, Арнцен сейчас ничем не отличался от своего дяди-бастарда. Не рыцарь, не оруженосец и даже не паж. Просто человек на коне и с оружием. Но этими суетами женщина решила голову не забивать. Выклянчит парень заветные удары мечом и клятву – его успех. А пока два клинка в компании лишними не будут.

Артиго снова восседал на лошади, а Гамилла с Марьядеком поочередно везли перед ним развернутую хоругвь с квадратом и треугольниками. Как-то по умолчанию все приняли флаг, под которым пережили жестокий бой – достойным представлять дворянина и его свиту. Горец мучился со сломанной рукой, но упрямо держал древко, утверждая, что всю жизнь мечтал быть знаменосцем – почетно и безопасно. Кто со штандартом стоит в баталии, того все защищают до упора. Бьярн с ехидцей напомнил, что у горской пехоты, когда выхода больше нет, знаменосец должен по традиции обмотаться драгоценной ношей и броситься на вражьи пики. Так что с почетом да, насчет же безопасности – момент спорный. Марьядек задирал нос и пренебрегал злыми словами, исполняя мечту.

Гаваль щеголял повязкой на пол-лица, похожий одновременно и на пирата и на графиню Карнавон. Молодой человек радикально переменился, стал взрослее и куда молчаливее. Оставшийся глаз больше не светился наивным восторгом и ожиданием удачи, теперь Гаваль смотрел на мир с тяжким цинизмом человека, познавшего неприглядную изнанку жизни. Менестрель больше не играл и не пел, тратя время главным образом на глубокую задумчивость. Еще Гаваль страшно комплексовал насчет одноглазости, пока Елена не указала, что даже увечье можно превратить в элемент стиля и не подобрала красивый черный платок вроде банданы, чтобы прикрыть пустую глазницу. Надо сказать, помогло, во всяком случае, поставленный бок о бок с Арнценом, Гаваль теперь смотрелся куда мужественнее и жестче. Менестрель носил у пояса боевой топорик и на привалах брал уроки боя у Гамиллы.

Елена с удовольствием вспоминала куцые навыки верховой езды, ибо ничто так не учит ценить лошадей, как долгие походы своими ногами да с поклажей. Бьярн, глядя на это, матерился сквозь зубы и обещал, что как только странники доберутся до нормальных краев, он лично возьмется учить рыжую…… и даже… как для начала правильно уместить тощую, костлявую… в седло.

В общем, жизнь потихоньку налаживалась и можно было бы сказать, что в кои то веки будущее вполне оптимистично… Если бы не Кадфаль, ставший по милости Елены калекой, Раньян, а также неопределенность планов.

Елена по-настоящему боялась того момента, когда искупитель придет в себя и случится объяснение. Или не случится, потому что как человек богобоязненный, Кадфаль почти наверняка сочтет все промыслом Божьим, на который роптать глупо и вредно. Но перекореженные кости от этого лучше не срастутся. А бретер делал вид, что в упор не замечает лекарку, это было очень больно, и Елена отвечала тем же. Искушение принести извинения за скоропалительные решения и «перезапустить» отношения казалось велико и… что-то мешало. Будто на сердце повесили большой замок, воспретивший определенные действия. Одна лишь мысль о том, чтобы повиниться в чем-то перед бретером, вызывала идиосинкразию и категорическое отрицание. Так, будто женщина все-таки восприняла душой часть местных устоев, по которым значимые особы не принижают свое достоинство, никогда и не перед кем. Поэтому трещина между женщиной и мужчиной росла с каждым днем, превращаясь в холодное отчуждение.

И по-прежнему оставалось неясным, обойти ли славный город Дре-Фейхан или все же рискнуть там остановиться. Учитывая, что полноправному горожанину, причем родственнику одного из важных членов городского управления, едва не снесли голову сугубым произволом, держали в черном теле и разнообразно оскорбляли – холодный прием был вполне вероятен, а фейхановская дружина все же посильнее будет. Этак можно вместо оценки/продажи трофеев подарить их городу под прицелом арбалетов. И свое доложить в общую кучу.

Барон, мрачно возглавлявший колонну и распугивающий встречных не хуже воскресшего мертвеца, заорал по своему обыкновению боевую кричалку. Гибель четвероногого товарища вогнала Коста в глубокую тоску и меланхолию, так песни он выбирал сообразно настроению, то есть злые и едкие. Похоже, в творческих вопросах барон чуждался всяких условностей, потому что выл он песню наемников-пехотинцев.

Покатилась голова – здравствуй новая вдова!

Ты теперь навек свободна, что же ты не весела?

Стрелы небо затмевают и стучатся по броне

Нас опять в прорыв бросают – на войне, как на войне

Дети – сироты заплачут, трупы свалят под кустом,

Если я в кровавой драке попаду куда мечом!

Черно-желтый на дороге – в деревнях переполох

Вот схватил одну за волос и в сарайку уволок

Проведем бурнУю ночку и останемся без сил —

Не узнаешь ты, кто мужа твоего в бою срубил!

Порубили на дрова жандармОв едва-едва —

как опять в атаку гонят – значит дали нам бабла,

А на знамени Вдова – слезы, шея, голова

Ты теперь навеки с нами, что же ты не весела?

Нас прозвали «Вдоводелы» – наше дело – делать вдов

Алебардой врежь любому по башке – и он готов.

Всех убьем с большой охотой – только денежки плати

Жалко только вот – до дома нам не всем их донести!

Покатилась голова – и моя жена – вдова!

Ты теперь навек свободна, что же ты не весела?

– Так, а что у нас там?.. – сумрачно задался вопросом Бьярн, и Елена поневоле вздрогнула. Очень уж часто всевозможные (и нездоровые) приключения начинались с констатации «появился кто-то непонятный». Только-только разобрались с одной неприятностью, худо-бедно выползли с не фатальными, однако до крайности неприятными потерями…

Арнцен встал на стременах, как человек-циркуль. Нескладный и худой рыцаренок, следует отметить, тоже незаметно повзрослел за минувшие дни. Простецкое лицо растеряло выражение щенячьей готовности совершать подвиги, утверждать кавалерское достоинство на каждом шагу.

– Да, – согласился он после короткого наблюдения с высоты. – Довольно большой отряд. И… вижу флаг. То есть знамя. То есть… – он смутился, запутавшись.

– Баннер, – ворчливо буркнул искупитель. – Городской флаг с гербом. А что там намалевано… Что?.. Ого… Свинья⁈

– Да, точно! – простецки воскликнул Арнцен. – Желтое поле и посредь оного разъятая на части голова свиньи красного цвета с высунутым языком. Это символ Дре-Фейхана. Они ведь там со свиноводства первую денежку имели. Затем уж побогаче стали, ремесла разные завели.

– Городские… – проворчал искупитель, мотая седой головой с видом человека, узревшего бездну падения нравов.

Впрочем, скорбь Бьярна длилась недолго

– А глянь… те, любезный, сколько там конников? – с умеренной вежливостью попросил он.

– Два-три, плохо видно. И десятка два пеших.

– Не наемники, – рассудил вслух Раньян. – Часть городского ополчения, надо полагать.

– Мстить, что ли, пришли? – удивился Марьядек. – За то, что мы этого сутягу едва не кончили? Так отпустили же.

– Уму непостижимо, – покачал головой Бьярн. Изуродованное лицо разбойника выражало безмерную глубину неподдельного удивления. – Неужто Шапуй уговорил фейханских крыс отправить помощь? С хрена ли город расщедрился? Да еще с такой прытью. Расчехлились быстрее, чем фрельсова дочка снимает перед графом…