Текст книги "Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

– Нет. Это разделители текста.

– Что? – не понял старик.

– Точки разделяют фразы. Крючки называются «запятые», они делят длинные предложения на внутренние части. Две точки одна над другой означают, что дальше будет вывод из сказанного ранее или перечисление однородных сущностей. Точка и палочка над ней – символ восклицания.

– Зачем?

– Удобно. Текст понятен, можно поместить больше слов на один лист.

– Глупая идея, – проворчал герцог. – Мы не нищие, чтобы экономить на бумаге. Если так уж необходимо, достаточно писать каждую фразу с новой строки. Или выделять первую букву цветом. Ты бы еще чернила предложила сберегать… Взгляд спотыкается об эту мазню. Я как будто читаю разгаданный лишь наполовину шифр.

– Поначалу кажется непривычным, но глаз быстро свыкается. К тому же императору нравится, – сообщила вице-герцогиня.

– Биэль?

– Да. Она оценила, как удобно стало писать длинные и сложные послания, например отчеты. Меньше путаницы. Оттовио почитал ее бумаги, теперь начал поступать так же.

– Слишком уж много лишних изменений, – буркнул герцог. – Что было хорошо для предков, сгодится и нам. Откуда ты набралась этого? Кто выдумал пачкать листы дурацкими точками?

Флесса промолчала. Старик внимательно глянул на дочь поверх листа и тоже ничего не сказал. Пожевал тонкими губами, вновь углубившись в чтение. Комментировал по ходу ознакомления:

– На день восемьсот крючных мешков хлеба… Двести бочек мяса… лучше пересчитать в овец, коз и волов. И скотину правильнее гнать своим ходом. Это будет примерно сто забитых голов на день…

– Многовато, – усомнилась дочь. Она достала из поясной сумки маленький блокнотик на шнурках и быстро посчитала оловянным карандашом. – Вместе с лошадьми эта орда станет объедать не меньше двухсот арпанов пастбищных угодий. В день! Сало и солонина выгоднее.

– Не меньше двухсот арпанов? Скорее четверть тысячи, – усмехнувшись, поправил герцог. – Но поверь мне, так лучше. Хорошая телега – ценное имущество, на войне особенно, ее всегда найдется чем заполнить. Поэтому все, что может перемещаться своим ходом, пусть идет ногами. В том числе провиант.

Флесса сделала новую пометку.

– Семьсот бочек пива, – продолжал читать вслух герцог. – Мало, добавь сотню.

Он внимательно дочитал до конца, сделав еще с пяток важных дополнений, Флесса кропотливо записала. Завершив ознакомление с очередным трудом вице-герцогини, Удолар еще немного покорчил язвительные физиономии, затем неожиданно вымолвил:

– Хорошо. Я доволен.

Флесса опять промолчала, но ее тонкие брови удивленно поднялись домиком. Сейчас фамильное сходство со старшей сестрой казалось особенно явственным. Легко было представить, как будет выглядеть младшая Вартенслебен лет через двадцать, только лицо у Биэль немного шире, а глаза темнее.

– Я доволен, – повторил герцог, отвечая на немой вопрос. – Хорошие расчеты. Двадцатитысячное войско – да, разумно. Учет дневного потребления вместо сорокадневок – тоже согласен. Но ты не посчитала обоз.

Флесса изобразила на лице вежливое непонимание, едва заметно шевельнула бровью, красноречиво глядя на последний лист расчетов.

– Мало, – покачал головой Вартенслебен. – На западе вы сражались небольшими отрядами на малых расстояниях. А этот поход станет большим. Очень большим. Сапог такого размера не топтал Ойкумену с полвека, может и дольше. За войском всегда тянется обширный маркитантский отряд. Он может быть равен собственно армии, может превосходить ее числом двукратно, бывает и вчетверо.

– Вчетверо, – пробормотала Флесса, изобразив умеренный скепсис.

– Много наемников, – деловито пояснил отец. – А они всегда тащат за собой семьи. Много жандармов, за каждым опять же пойдет собственный табор, вплоть до личных борделей. Ремесленники. Аптекари да прочая лекарская сволочь, ведь в походах люди все время болеют. Астрологи, маги. Стенобои, мостоукладчики, мародеры, торговцы. Проститутки. Беженцы, которые в разоренных краях могут прокормиться лишь объедками со столов завоевателей. Скупщики трофеев, ростовщики. Даже ювелиры, ведь ценности дешевле всего на поле боя и дорожают с каждым шагом в тыл.

– И всех тоже надо кормить? – упавшим голосом уточнила Флесса.

– Не то, чтобы… – пожал плечами герцог. – Но учитывать придется. Время от времени полезно будет устраивать им кое-какие раздачи. Бунт голодных шлюх с легкостью оборачивается возмущениями их «мужей». Усобицы в середине похода вредят общему делу.

Слово «мужей» герцог вымолвил с нескрываемым презрением, так что едкий сарказм аж сочился кислотой.

– Поняла, – Флесса опять черкнула карандашом. – Четверть сверху?

– Добавь треть. Перепиши все с учетом правок, покажешь мне. Затем отдать писцам, красиво переплести в дерево и кожу. Управиться нужно быстро. Когда будет готово, я устрою нам общую аудиенцию у Оттовио. И представлю тебя как создателя лучшей росписи снабжения для будущего похода.

– Смотрины? -с нескрываемым недовольством уточнила женщина.

Герцог посмотрел на нее бриллиантово холодными невыразительными глазами. Прежде это напугало бы кого угодно, Флессу в том числе. Прежде, однако, не сейчас.

– Хочешь продать меня по наивысшей цене? – скривила губы дочь. – Оттовио должен оценить не только тело, но и ум… брачного товара?

– Дура, – с удивительным спокойствием ответил герцог, кажется, вообще не рассердившись на строптивицу.

– Э… – вырвалось у Флессы, она закрыла и открыла рот, не в силах подобрать слова.

Вартенслебен откинулся на спинку дивана, размял пальцы без колец и перстней – от них у старика начинались отеки и боли в суставах.

– Конечно, император – не Шотан, которому с его родословной место в мусорной куче, а не в достойном обществе. Выдать тебя замуж за Оттовио было бы выгодно и полезно для семьи, – рассудил вслух герцог с таким видом, будто за свиное стадо торговался, всесторонне оценивая качество сала и перспективы забоя. – Но сейчас это невозможно. По многим причинам. В первую очередь – император хорошо понимает, что впереди долгая и тяжелая смута. Его рука и женитьба – высшая ценность, крайнее средство. А мы, увы, никуда не денемся, семья Вартенслебен накрепко связала свою судьбу с Троном. Это дает обширные преференции, однако и верность нашу покупать уже не надо.

Флесса молча слушала, сильные руки, обтянутые перчатками из тонкой черной кожи, крепко сжались в кулаки. Женщина никак не могла понять, стоит ли ей прийти в бешенство или подражать отцу в хладнокровной, расчетливой бухгалтерии возможностей.

– Сделать не супругой, но любовницей Оттовио… Тоже неплохо, – рассуждал тем временем герцог. – Немного усилий, и это вполне можно устроить. Наш золотой мальчик… хотя скорее уже блистательный юноша… определенно испытывает слабость к брюнеткам с коротко стрижеными волосами, а также при сильной воле и уме. Но и здесь я бы не торопился… Что чересчур, то не во благо. Слишком уж много Вартенслебенов окажется непосредственно у престола. И слишком уж многие решат, что баланс представительства нарушен. Те же Фийамоны, скажем… Тебя, скорее всего попробуют убить. Скорее всего, удачно, хоть и не с первого раза. А я не готов рисковать тобой ради сиюминутных выгод.

– Благодарю, чтимый отец, – склонила голову Флесса и скрипнула зубами, чувствуя, что ее попытка сыронизировать оказалась лишь жалким подобием великолепного сарказма патриарха.

– Всегда к твоим услугам, – благосклонно ответил герцог. – Поэтому я не желаю греть тобой постель Оттовио, ни в коем виде.

– Но… – Флесса развела руками в жесте предельного непонимания.

– Королевство, глупая девчонка, – по-мужицки хмыкнул старик.

Женщина пару мгновений размышляла, некрасиво хмурясь, затем вдруг ее синие глаза расширились от внезапного понимания.

– Ну, наконец-то, – вновь покровительственно улыбнулся отец.

Герцог устроился поудобнее, безмолвно кляня скрытую под мантией броню. Легкая смоляная кираса была наилучшим компромиссом защиты, бремени, а также незаметности, но для старика даже такой вес казался непомерным.

– Малэрсид – наше владение, наш домус, – начал он развернутое пояснение, больше похожее на лекцию. – Беда в том, что по воле Господа оно бедно и мало. Даже с учетом приращений, коими семья обязана тебе… и Каю. Слишком близко к врагам, слишком далеко от поддержки Мильвесса. Даже при том, что супруги Сибуайенн теперь верные союзники Двора.

Герцог не удержался от злобной гримасы при мысли о вопиющей аморальности союза трех семей, по итогам которого на престол королевства Закатного Юга воссели две женщины, связанные узами брака.

– А милость и дарения Оттовио при всей ценности, увы, не являются безусловно прочным фундаментом процветания семьи.

– Но королевство дело иное… – Флесса покачала головой так, будто через силу признала некие важные соображения.

– Если Оттовио победит, – с предельной откровенностью рассуждал герцог. – СемьяЧайитэ будет упразднена, – диковатый оскал старика не оставлял сомнений в том, какая судьба постигнет королевское семейство. – А это значит, трон Восходного Севера окажется свободен. Кто на него воссядет?

– Желающие найдутся, – негромко предположила Флесса.

– Это так, – кивнул отец. – Потому обычные люди планируют грядущую войну и рассчитывают, как смогут нажиться на ней. А умные – заглядывают дальше. Намного дальше. Я бы предпочел, чтобы это был Кай, – откровенно признался герцог. – Так проще. Но… к сожалению он не справится. Тот же ублюдок Шотан вполне может уступить моему сыну на поле боя, но с легкостью переиграет в подлых интригах.

Отец и дочь обменялись понимающими взглядами. Здесь не требовалось лишних слов, да, по совести говоря, вообще никаких слов. Блестящие воинские таланты первенца Удолара могли сравниться лишь с абсолютным безразличием к вопросам управления семейными владениями.

– Тебе нужно проявить себя в этой кампании, – с беспощадной откровенностью приказал герцог. – Причем и как организатору, и как воину. А мы с Биэль, в свою очередь, поработаем над тем, чтобы грядущая победа оказалась неразрывно связана с твоим именем. И когда встанет вопрос, кому Оттовио передаст управление королевством…

Он многозначительно умолк.

– Разве бономы не воспримут это как нарушение баланса? – нахмурилась Флесса. В душе молодой женщины кипел настоящий котел амбиций, надежд, внезапно открывшихся возможностей и одновременно естественного опасения. – Какая разница, Вартенслебен в императорской постели или на королевском троне?

– Если ты задаешь этот вопрос, значит я, быть может, ошибся в выборе, – сдвинул седые брови старик.

– А… – Флесса кивнула. – Понимаю. Дальше от интриг близ Трона и в то же время больше средств под личным управлением.

– Да. Нам нужны не просто милости Оттовио, драгоценные подарки, кошели с золотом и привилегии на откупы. Нам нужна земля с крепостями, городами, крестьянами, податями, вассалами. Место, где ты сможешь быстро укрепиться, окружить себя лично преданными людьми, завлечь и купить приверженцев…

Герцог снова умолк едва ли не на полуслове и склонился ближе к дочери, будто предлагая ей обдумать услышанное и, быть может, добавить нечто важное. Флесса, машинально копируя ненавидимого и в то же время уважаемого родителя, тоже сдвинулась вперед, опуская голову. Теперь Вартенслебены сидели как заговорщики, готовые обменяться зловещими планами. Легкий ветерок шевелил позднюю листву яблонь, и казалось, невидимый хор шепчет одобрительные речи во славу зубастой семейки герцогов запада.

– И если все покатится к чертям, а это, к сожалению, вполне вероятно… – начал старик, словно предлагая Флессе закончить мысль.

– У нас останутся возможности, – подхватила дочь. – Подальше от столицы. С опорой на могущество целого королевства… В крайнем случае можно будет… – она запнулась и все-таки закончила, едва слышно, чтобы не могло послушать даже усиленное магическим образом ухо. – Поднять мятеж и начать новую династию конге.

– Именно, – улыбка старика больше походила на оскал морского хищника. – Из герцогов – в короли.

– Непросто, – качнула головой Флесса, не то, чтобы решительно сомневаясь, скорее оценивая задачу, которую предстояло решить.

– Покажи себя, – приказал Удолар. – Прояви себя. Дай мне повод приблизить тебя к грядущему разделу власти на северо-востоке. Получится усадить твой изящный зад на трон – хорошо. Не получится – тоже неплохо… Если окажешься достаточно близка к нему. В конце концов, там, где свергли одного короля, можно будет, со временем, повторить фокус.

– Достать… кролика.

– Именно так.

– Значит, я иду на войну, – улыбка Флессы могла бы заворожить любого.

– Да, моя дорогая, – кивнул старик. – Мы все идем на войну, каждый своим путем… Но в этой партии главную роль предстоит сыграть именно тебе. Шотан будет коннетаблем, здесь ничего не поделать и это правильно. Пусть мясник руководит своими ротами нового устава и делает то, что у него получается лучше всего. Но Биэль, используя твой расчет снабжения и кормления войск, добьется назначения Флессы аусф Вартенслебен маршалом обозов. А я сделаю тебя не только управляющей герцогством, но и капталем. И получу от императора утверждение сего.

– Маршал, – эхом повторила Флесса. – Капталь…

– Ну что за чудо наша умная затворница, не так ли? – ощерился герцог. – Она нашла замечательные прецеденты. Ты будешь командовать и всем обеспечением императорского войска, и дружиной Малэрсида в его составе. Остальное зависит лишь от тебя.

– А в придачу – ненависть каждого с мудями под железной юбкой, – с грубой откровенностью предположила Флесса. – Баба в латах на коне и во главе армии. Наушничество, провокации, доносы.

– Что поделать, – развел руками старик. – Путь наверх всегда тернист. И чем выше насест, тем больше желающих залезть на него. А выбор у нас невелик. Кай не справится. Биэль Господь наградил блестящим умом, но в придачу дал отвращение к паутине каверз. Я… я слишком стар. И кто-то должен защищать наши интересы у Трона, не позволяя умалить твои заслуги в глазах императора. Остается лишь один человек, обладающий необходимыми достоинствами, чтобы возвысить нашу семью. Конечно, если возьмешься за это.

– Благодарю, отец, – Флесса поклонилась уже с неприкрытым почтением. В голове у нее стучала звонкая, жгуче-опасная и привлекательная мысль: «королева!» Пусть не сейчас, не сразу, но со временем… так или иначе, милостью императора или против нее. Но – королева! Одна из пяти человек, что верховодят над Ойкуменой. И хотя власть королей во многом номинальна, конге Вартенслебен заставит всех и каждого повиноваться беспрекословно. О, нет, она не будет лишь одной среди равных!

– И еще.

Резкий оклик герцога выбил младшую дочь из опасных и сладких рассуждений.

– Да, господин мой?

– Мне плевать, по большому счету, кого ты затаскиваешь в постель, – с прежней откровенностью сообщил старый дьявол. – Переделывать тебя поздно, ломать – несвоевременно. Однако если у нас получится… когда у нас получится, тебе придется выйти замуж. Выгодно и расчетливо, за достойного человека, по крайней мере, из приматоров. Чтобы упрочить положение, укрепить основу нового домуса. А это подразумевает надлежащую репутацию. После победы тебя должны упоминать как ту, что наравне с «Безземельным» подарила нашему любимому императору изумруд Северо-востока. По меньшей мере, наравне! А не как распутницу, о которой мечтают, высунув языки, все мужчины и половина женщин-бономов. Про которую в изобилии режут похабные гравюры на все восемь сторон света. Поэтому больше никаких любовников.

– Я не сплю с мужчинами, – пробормотала Флесса. – После…

Она осеклась.

– Вот и не начинай, – одобрил жуткий старик. – Озорство с девками для тебя отныне тоже под запретом. Сегодня можешь развлекаться, как пожелаешь, попрощайся с прежним бытием. Но если ты после этого нарушишь мое повеление, то пожалеешь об этом.

– Я… – женщина качнула головой, оттянула в сторону слишком высокий и тесный воротник. – Это чересчур.

– Ты станешь маршалом и капталем, – с холодной непреклонностью приговорил старый герцог. – Храбрая воительница, талантливый организатор, завидная партия, чья рука стоит очень дорого. И так далее. Но вот «блудница» – это лишнее слово в длинном перечислении твоих многочисленных достоинств. Ступай. Прощайся с прежней жизнью, готовься к новой.

* * *

Пеший переход – примерно 24 км, расстояние, которое в среднем проходит груженый поклажей пешеход на протяжении светового дня. Соответственно Флесса говорит о дистанции в 10–12 км.

Арпан – французская мера площади, примерно треть гектара.

Под «маршалом» в данном случае понимается начальник службы тыла.

Капталь (изначально «capitales domini», «главный сеньор») – специфическое определение, в широком смысле применявшееся к выдающимся дворянам Аквитании. Впоследствии его сделали своим уникальным титулом сеньоры Бюша в Гаскони. В данном случае имеется в виду, что патриарх Вартенслебен официально признал дочь не просто своим заместителем и управляющей, но и первым, наилучшим дворянином владения, который достоин командовать всей армией герцогства.

Глава 17

Глава 17

Они стояли на помосте за частоколом у ворот, плечом к плечу – Елена, Гамилла и Бьярн. Утреннее солнце хорошо прогревало землю, выпавший с утра иней таял, обращаясь в капельки чистой росы. Ветра не было, деревенский шум разносился далеко, притом немалую часть общего фона создавал чудовищный храп господина Дьедонне. Слушая устрашающие звуки, Елена удивлялась, почему этот алкоголик все еще жив, не говоря о хоть какой-то физической форме. Однако его слуга клялся, что барон пока в силе, примерно то же говорили все участники Несмешной армии, хоть сколь-нибудь понимающие в военном ремесле. А это уже было серьезно и дело шло к тому, что пьяницу на дестрие-полукровке таки придется нанять хотя бы за кормление.

– Да уж… – протянула рыжеволосая женщина, и спутники молча согласились, кивнув.

Елена посмотрела еще раз на все стороны света, восстанавливая в памяти общую диспозицию.

Итак, деревня, которую буквально рассекает пополам дорога, идущая с запада на восток. Необычная планировка, чаще населенный пункт расположен по одну сторону тракта, но, как говорится, так исторически сложилось. Дорожка поменьше делит Чернуху еще на две части с юга на север. Получается «крест», четыре района, четыре «конца». Легко запомнить, деление напоминает Ойкумену в миниатюре. На севере полумертвый лес и свиноводство, на юге рыбные пруды, которые соединяются через сеть речушек с удивительным озером, где чистейшая вода, красивые камни, ни одной рыбины. Елена вновь напомнила себе – надо выспросить местных, что за дивный водоем, однако хорошо понимала, что, скорее всего, забудет снова, поскольку есть чем занять мозги.

За северным лесом всяческие владения и славный город Фейхан, это обороняющимся без надобности. На западе лесопилка и сопутствующие постройки. На востоке холмы и довольно серьезная чащоба, куда уходит дорога. Пашни разбросаны по округе в сложном порядке и чередовании, которое все очень строго соблюдают, потому что земельный спор и смертоубийство – фактически синонимы. Недаром есть даже специальный, самый уважаемый в деревне человек, чтобы следить за границами.

Чернуха обнесена забором, который жители основательно укрепили. Также починили ворота, сменили засовы и приготовили несколько «рогаток», чтобы перегораживать улицы. А вот с кольями не очень заладилось… как и с остальным, по правде говоря. Селяне, в общем, с энтузиазмом приняли весть о заступничестве, и Елена ожидала, что дальше войдет в силу очевидный императив «все для победы», ведь поражение сулило разнообразные ужасы. К тому же в фильме Куросавы примерно так и было: деревня укреплялась со всех опасных направлений, деятельно готовилась к штурму.

Увы, здесь события развернулись не по плану… Главным объектом приложения сил крестьян стал вывоз и увод всего, что представляло хоть какую-то ценность. Каждый, разумеется, был готов участвовать в общих мероприятиях… но лишь постольку, поскольку это не мешало «эвакуировать» единственную козу, свиней, медную утварь и так далее. О какой-либо организованной военной службе говорить вообще не приходилось. Судя по всему, крестьянский ум отлично понимал необходимость совместной хозяйственной деятельности, и на том понимание заканчивалось. Идея того, что лишь объединившись и действуя воедино – как маленькая армия – удастся победить, проходила сквозь головы селян как вода через сито. Парадоксальным образом высланный бароном отряд окончательно укрепил пейзан в мысли, что все будет хорошо и прикладывать к достижению победы экстраординарные усилия не нужно. Очевидно, без малого двадцать вооруженных и частично доспешных бойцов представлялись чернуховцам грандиозной силой, которая обречена победить. Крестьяне действовали так, будто подписавшись на организацию обороны, Артиго сотоварищи приняли на себя вообще все, полностью освободив защищаемых от забот по собственному спасению.

В результате максимум, которого удалось добиться, это упомянутое выше укрепление частокола, организация пожарных команд и запаса воды, расстановка немногочисленных лучников на высоких крышах, а также раздача самодельных копий в виде кольев с обожженными концами. Крестьяне даже отказались сжигать постройки за частоколом, дескать. вдруг пронесет? Вдруг бандиты сожгут не все? Или вообще, Божьей милостью, ничего не спалят… Жить до дальше надо! Как доски пилить без лесопилки⁈ При этом у Елены создалось нехорошее впечатление, что на определенном этапе крестьяне стали опасаться защитников чуть ли не больше неведомых злодеев, и спасали добро главным образом от солдат, что встали здесь и сейчас, а не тех, которые идут где-то «там» и еще неизвестно, придут ли.

Прекрасная, благородная, возвышенная идея защиты сирых и убогих превратилась в предприятие не только опасное, но и сомнительное. Елена добросовестно вспоминала классику и не находила там чего-то подобного. После тяжелого и неприятного разговора с бретером лекарка осознала, что поступила слишком уж торопливо и некорректно, «вписав в блудняк» соратников без их согласия. Теперь же… Елена все чаще ловила себя на мысли, что, вероятно, сама идея изначально была ущербной и глупой.

Можно повторить без счета, дескать, таков «крестьянский менталитет», нельзя ожидать от людей высокого средневековья, в лучшем случае Ренессанса, модус операнди жителей ХХ века, выходцев из эпохи национальных государств. Здесь и понятия «нация» пока нет… Все за воротами – уже потустороннее, любой вооруженный человек – естественный враг и угроза. Можно… Но тут как с повторением слова «халва» – слаще во рту и легче в мыслях не становилось. И Елена всерьез начала думать о том, что, быть может, Шапюйи не был трусом, а просто лучше понимал ситуацию. И стоит эту лавочку свернуть… пока не поздно.

– Так себе, – сказал Бьярн, в свою очередь внимательно обозрев место действия. – Очень так себе. Я бы все это прошел, как пальцем в жир.

– Да, – с кислым видом произнесла Гамилла. Было неясно, ее угнетает ситуация или необходимость соглашаться в чем-либо с Бьярном. – Если пойдут на штурм, останавливать придется у самых ворот. А то и за воротами…

Елена хотела привычно сделать вид, что знает, понимает и вообще у нее Хитрый План, однако подумала и решила – хватит уж играть в старого мудрого ронина, уставшего от череды битв.

– Я не знала… – честно призналась она. – Не ожидала. Мне казалось, все должно быть… по-иному.

Было жарко и стыдно. И еще думалось – хорошо, что Артиго не видит, не слышит.

Бьярн шумно вздохнул, поправил здоровенный меч на поясе.

– Бывает, – неожиданно сказал он.

– Что? – глупо спросила Елена с пылающими ушами.

– Бывает, – повторил разбойник-искупитель. – Добрые дела обычно так и вершатся. Через жопу. Это злодействовать легко.

– Се разумный глас знатока и мастера, – буркнула Гамилла. Бьярн, конечно же, услышал и вместо едкого ответа лишь криво хмыкнул.

– Так или иначе, – рассудила арбалетчица. – Сильно больше нам уже не успеть. Потому укрепимся духом и положимся на Господа нашего.

Бьярн молча хлопнул ладонью по сердцу и поднял вверх указательный палец. женщины повторили жест, соглашаясь, что Бог един и сила Его безгранична. Изувеченный рыцарь проворчал «пойду, гляну, как толстопузый блевунчик» и спрыгнул на землю.

Елена и Гамилла помолчали немного. Меж домами поплыл запах варева, но вместо желания зарядиться калориями женщина чувствовала… страх. Вернее сказать – приближение мерзкого, слишком хорошо знакомого чувства, когда в животе вместо кишок извиваются скользкие угри, а у горла стоит желчная горечь.

– Возьмешь арбалет с моста? – Елена не стала уточнять, о каком оружии идет речь, Гамилла и так поняла, что Хель имеет в виду один из трофейных. Второй, к сожалению, затонул вместе с хозяином…

– Самострел, – поправила «госпожа стрел». – Да, возьму.

Ну, хоть что-то хорошее, подумала Елена. Гамилла питала к трофейному арбалету-самострелу все ту же необъяснимую ненависть, которая заставила поломать отличный баллестр. А лупить по забронированным кавалерам из пращи – занятие малополезное.

– Можно как-нибудь застрелить их предводителя насмерть? – спросила Елена, главным образом, чтобы отвлечься от зловещих симптомов грядущей паники. – Было бы проще. Раз – и наповал. А прочие разбегутся в ужасе…

Она умолкла, поняв, что несет чушь.

Арбалетчица помолчала, синяя татуировка на челюсти двинулась, будто зажив собственной жизнью. Елена вздохнула, готовясь к сокрушительному падению авторитета в глазах по крайней мере отдельно взятой спутницы.

– Ты ведь не знаешь, как действует волшебство стрелометания? – неожиданно спросила Гамилла.

– Нет, не знаю, – ответила Елена и тут же ахнула, не сдержавшись. Лекарке по умолчанию казалось, что магия такого рода – «личная», происходящая от носителя. Елене и в голову не приходило, что колдунство может быть еще и привязано к инструменту. Теперь, после наводящего вопроса, внезапно все встало на свои места.

– Вот именно, – вздохнула Гамилла, понурившись. Было видно, что тема ей неприятна и навевает тяжелую грусть, однако женщина через «не хочу» цедила сквозь зубы тяжкие слова.

– Мой зачарованный арбалет… забрали.

Елена сжала губы, стараясь «удержать лицо», не выразить всю гамму чувств, что рвались наружу. Она-то помнила обстоятельства, при которых арбалетчица по ее же рассказу лишилась оружия. Неудивительно, что Гамилла с такой болью вспоминает потерю. Однако… зуд любопытства и вполне искреннее желание помочь все же толкнули Елену к новым расспросам.

– А если купить или сделать новый арбалет и…Зачаровать его?

Гамилла вновь покосилась на собеседницу, поджав губы и неестественно выпрямившись. Казалось, она сейчас жестко прервет беседу, однако госпожа стрел все же ответила:

– Это возможно. Надо или обратиться к семье… или собрать несколько наших. И провести над оружием ритуал. Тогда сработает… может быть. Иногда не получается.

На языке у Елены вертелся следующий вполне естественный вопрос «так почему бы не сделать?», однако женщина вновь решила помолчать, и опять молчание оказалось к добру. Гамилла ответила сама, хоть и с прежним нежеланием:

– И конечно нужно будет подробно пояснить, что с утраченным оружием. Почему случилась утрата.

Елена уже и сама была не рада, что подняла тему, и самооправдания «я же не знала» помогали слабовато. Наверняка для Гамиллы каждое использование нормального оружия становилось мучением, напоминая, чего лишилась госпожа стрел. Терпеть можно долго, и все-таки боль утраты оказалась невыносимой.

Сколько же денег растоптала Гамилла?.. С куплей-продажей стрелкового оружия Елена дела не имела, однако слышала, что стоимость годного арбалета вполне могла сравняться с хорошим клинком, а то и превзойти. Сложность (соответственно, цена) заключалась в дуге, которая требовала и качественный металл, и правильную закалку. Плюс механизм взведения.

– Мне кажется… – Елена опять запнулась, терзаясь сомнениями, нужно ли здесь что-то говорить. Не лучше бы вспомнить старую мудрость «язык мой – враг мой»? И все же решилась. – Кажется, что первична тут сила посвященного. И если подумать… постараться…

Она умолкла, поняв, как глупо это звучит с точки зрения Гамиллы. Стало немного стыдно, а затем и много.

– Эх, – вздохнула Елена и решила, что в сложившихся обстоятельствах честность с откровенностью будут лучше всего. – Извини. Глупо вышло. Я… не хотела бередить душу.

«Не хотела, но получилось на отлично. Поздравляю саму себя»

– Ничего, – Гамилла пожала плечами. – Это все же правда. А правда не может унижать.

– Как солнце…

– Что?

Елена с трудом воздержалась от того, чтобы врезать со всей силы по твердому колу. Надо же было так эпично не сохранить язык за зубами! А теперь уж поздно, отвечать придется.

– Один мудрец, не помню имя, – она и в самом деле не помнила, в памяти осталась лишь фраза из какого-то фильма про вампиров, неплохого, кстати. – Правда, как солнце. От нее можно закрыться. Но солнце от этого не исчезнет.

На глаза сами собой навернулись не прошеные слезы. Она ведь уже вспоминала эту цитату – в разговоре с покойным Буазо. И он ответил, причем Елена помнила каждое слово искупителя, будто вчера их слышала:

«Мудро сказано. Совершенное зло остается, его уже не изменить, не вычеркнуть из прошлого, как ни прикрывайся ладошкой»

Буазо мертв. Погиб, спасая то ли подопечных, то ли товарищей, а может и тех, и других. И, вполне возможно, через день-два смертная тень раскаявшегося грешника встретит бывших спутников на том свете. Стараниями Елены!

– Хорошо сказано, – кивнула «госпожа стрел». – Мне нравится.

Елена опустила голову, пробормотала «надо посмотреть, как там другие…». Гамилла резко повернулась к спутнице, решительно взяла руку Хель в свои. Первым и естественным порывом Елены было освободиться, но женщина невероятным усилием сдержалась, замерла.

– Ты никого не заставляла.

Елена посмотрела на Гамиллу и вдруг поняла, что никогда не всматривалась как следует в лицо спутницы, хотя женщины провели бок о бок много месяцев. Это казалось… нескромным, что ли… А с учетом спесивости людей чести вполне могло быть воспринято как вызов. Конечно «госпожа» – не распальцованный индюк в шелках, но все-таки дворянка, и Елена в общении уже привычно делала поправку на этот нюанс. Но какого цвета глаза у арбалетчицы? Или, например, ее татуировка на лице. Елена привыкла думать, что это некий абстрактный орнамент, а ведь если присмотреться, бледно-синие чернила изображают что-то змееподобное.

Лекарка прерывисто вздохнула, не зная, что можно сказать и стоит ли вообще говорить. Гамилла едва заметно улыбнулась и добавила: