Текст книги "Дикий голод (ЛП)"
Автор книги: Хлоя Нейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Тем существом был Эгрегор. Потом она придала Эгрегору физическую форму, превратив его в дракона, которого позже победили мои родители. При помощи заклинания, сотворенного мамой Лулу, магия Эгрегора была привязана к мечу моей матери, его сила заключена в клинке. Заклинание непреднамеренно укрепило меня, и в моей матери зародился крошечный кусочек жизни.
Алхимия Сорши была сложной, и одним из ее побочных эффектов был разлив магии по городу, пока она собирала все эти эмоции. Суперы, которые были крепче других, такие как вампиры и оборотни, заметили магию, но физически она их не затронула. Но это дало фейри очевидный толчок. Они выглядели моложе и сильнее, могли иметь детей, и они стали более публичными, потому что у них появились силы покинуть башню. Они оставили свою узкую башню и переехали в дом, построенный вдоль реки Чикаго, огромное каменное здание, смоделированное по образцу английского Замка Бодиам[30]30
Замок Бодиам (англ. Bodiam Castle) расположен рядом с деревней Робертсбридж в Англии, в графстве Восточный Суссекс.
[Закрыть].
Я даже видела Клаудию обнаженной и благоразумно позирующей на обложке «Вога»[31]31
Vogue (произносится вог, с фр. – «мода») – женский журнал о моде, издаваемый с 1892 года издательским домом Condé Nast Publications.
[Закрыть]. Но теперь они тоже стали выглядеть старше, как будто последние несколько лет нанесли им ущерб. Возможно, они снова начали стареть, или, может быть, снимок на обложке был заретуширован, и сегодня мы увидели фейри в их истинном обличие.
Я наблюдала за Клаудией, когда ее спутник повернул голову и встретил мой взгляд.
Возросла магия, холодная и тяжелая, как железо. Магия, которая притягивала и соблазняла, потому что такова сущность силы фейри, причина, почему в сказках всегда упоминаются несчастные селяне, которых заманили в лес или в болота. Их приманили фейри.
Но при всей этой силе, у меня сложилось явное впечатление, что он смотрит не на меня, а сквозь меня – как будто он мог смотреть сквозь кожу, кости и вампира на магию, которая там скрывается. Я не хотела, чтобы кто-нибудь, тем более враг Дома Кадогана, ее видел.
Я почувствовала резкий импульс магии – ударная волна силы – и взгляд мужчины переместился обратно на проход перед ним. «Клаудии», – догадалась я, – «не понравилось его промедление, и она вернула его в строй». А потом они продолжили движение по проходу и исчезли в толпе.
– Ты с ними знаком? – спросила я Тео, когда они ушли, и магия рассеялась. – С фейри?
Тео покачал головой.
– Я видел их на мероприятиях, но не общался с ними. Они, как правило, держаться других фейри. Какой бы ни была ее иерархия, и можешь не сомневаться, что она есть, люди даже близко не стоят к вершине. И все-таки они пленительны, не так ли? Легко понять, как люди пропадали на зеленой земле.
Зеленая земля – это родина фейри.
– Да, – ответила я и скрестила руки на груди, все еще ощущая холод магии фейри. И совершенно не расстроившись, что они ушли.
* * *
Мои бабушка с дедушкой богатые светские люди. Мои родители имеют связи в дипломатических и влиятельных кругах. Из-за этого на протяжении многих лет я посещала большое количество вечеринок, и обычно они мне нравились. Мне нравились еда, общение и наблюдение за людьми. Но сегодня была долгая ночь. Из-за смены часовых поясов у меня болела голова, и мой мозг стал вялым. Я наблюдала за Сери и Марион, ища признаки того, что они устают, и надеялась, что вечеринка не затянется до рассвета.
Еще один бокал золотистого шампанского, и я бы слишком сильно опьянела, поэтому я переключилась на кофеин. На фуршетном столе вдоль стены стоял одинокий серебряный кофейник, я наклонила его носик и налила кофе в бумажный стаканчик, добавив немного молока и сахара.
Я повернулась и увидела, что рядом со мной стоит спутник Клаудии. Я едва не дернуласьи пролила себе на руку горячую жидкость.
Он, весь такой высокий и поджарый, стоял в луже магии, которая разлилась вокруг наших ног, подобно туману, невидимой, но осязаемой.
– Я – Руадан.
– Элиза, – произнесла я.
– Ты очень интересная, – сказал он. – Уникальна среди вампиров.
– Не такая уж и интересная.
– О, я бы не согласился. Ты первая кровопускательница, рожденная кровью, а не просто превращенная ею. Первая кровопускательница, которая никогда не была человеком.
Звать нас кровопускателями неуважительно, но в этом нет ничего удивительного. Это термин, который фейри используют для описания вампиров. И если бы люди сказали, что я никогда не была человеком, они бы подразумевали это как оскорбление. Но его голос нес любопытство и интерес.
– Я вампир, – сказала я.
Он снова осмотрел меня, и мне снова не понравилось это ощущение.
– А ты спутник Клаудии? – спросила я ничего не выражающим голосом.
– Мы не разделяем человеческих представлений о романтических отношениях. Я ее спутник, если она того желает.
У меня было такое чувство, что он не хочет это обсуждать. Тем не менее, я настойчиво продолжила:
– И она этого желает?
– Для меня честь быть избранным на несколько циклов. – Его глаза сверкнули. – Но тебя это не касается, кровопускательница.
– А что меня касается? Ты искал меня.
– Меня интересует твоя биология. То, как тебе удалось зацепиться за эту грань, когда другие до тебя потерпели неудачу.
Я предположила, что он имеет в виду тот факт, что я родилась, что от меня не зависело. Но большинство людей не знают всей истории – что биология моей матери была усилена связывающем заклинанием, созданным мамой Лулу, Мэллори.
Мои родители объяснили это мне, когда я стала достаточно взрослой, чтобы задаться вопросом, почему нет других детей-вампиров, с которыми я могу играть. Все остальные строили лишь догадки – что я удочеренный человек, хорошо оплачиваемая актриса или часть вампирско-медицинского заговора по созданию новой расы сверхсуществ. По клыкастику в каждую люльку. Что было бы здорово, поскольку было бы больше детей, с которыми я могла бы играть.
– От меня это не зависело, – сказала я, не желая делиться подробностями с незнакомцем.
Руадана такой ответ, кажется, не удовлетворил.
– Мы оба родились в Эпоху Магии.
– Да?
– Мы создали себя сами.
Теперь я просто растерялась.
– Руадан.
Это было произнесено резким тоном, предупреждение, сделанное кем-то позади меня.
Я оглянулась и увидела Райли, стоявшего скрестив руки на груди и выгнув брови, его лицо было непроницаемым, пока он смотрел на фейри.
– Чего ты хочешь? – спросил Руадан сквозь стиснутые зубы, в его глазах ясно читалось отвращение. «Он не любит оборотней».
– Мне нужно поговорить с мисс Салливан, – ответил Райли.
Губы Руадана сжались в тонкую линию, но он сохранил контроль, наклонил голову, а потом посмотрел на меня.
– Кровопускательница, – произнес он так, будто это было порочное обещание, а затем ушел.
– Этот парень охрененно жуткий, – тихо сказал Райли, когда он ушел.
– Он странный, – согласилась я.
– Чего он хотел?
– Он спрашивал меня о моей рождении. В качестве вампира, я имею в виду.
– Он хочет встречаться с вампиршей? Я думал, он с Клаудией.
– Как и я. От этого становится еще страннее. – Я улыбнулась ему. – Спасибо, что вмешался.
– Не за что. Я бы никогда не сказал, что ты нуждаешься в спасении, но подумал, что могу оказать тебе услугу. Я тебе задолжал, потому что никогда не приезжал в Париж.
– Ты сильно мне задолжал, – сказала я с ухмылкой. – Я принимаю подарочные карты «У Лео» и Авто-активы.
Он похлопал по карманам своего костюма.
– У меня ничего из этого нет. – Он полез в карман, достал старую ириску и протянул ее мне. – Не знаю, как долго она там пролежала, но можешь взять ее.
– Нет ни малейшего желания.
– Да, это, наверное, правильное решение. – Он ухмыльнулся. – Это костюм напрокат.
Я прищурившись посмотрела на него.
– Ты собирался сказать мне это до или после того, как я ее съем?
Его улыбка была медленной и ленивой.
– Пожалуй, после. – После того, как осторожно осмотрелся, он выбросил конфету в горшок с растением.
– Типичный Райли.
– Это в моем стиле. Надеюсь, ты задержишься в городе до ночи игры?
Я усмехнулась.
– Не знаю, какое у меня там расписание, но я бы не прочь прикарманить немного твоих денег.
Он подмигнул.
– Значит, так тому и быть. И это взбесит Коннора, так что это бонус.
Я похлопала его по руке.
– Наслаждайся, Райли. Наслаждайся.
* * *
– Вечеринка была великолепной, – сказала Сери, с пальца у нее свисали босоножки на ремешках, в другой руке она держала бокал шампанского, пока мы поднимались в лифте наверх в «Портман Гранд».
Я видела, как Марион час назад поднялась в свой номер после того, как попросила Тео приглядеть за Сери, я была рада перерыву. Актовый зал был битком набит сверхъестественными, он изобиловал большим количество магии, и эффект был головокружительным. Это было похоже на многолюдную вечеринку со слишком большим количеством разного парфюма – за исключением того, что парфюм был смертоносным. А еще был Руадан, который больше не заводил со мной разговор, но у меня после него остались неприятные воспоминания.
Но если принимать во внимание превосходное шампанское, встречу нового друга в лице Тео и проведенное время с семьей, в целом это была довольно хорошая вечеринка.
– Чикаго проделал хорошую работу, – согласилась я. – И никто никого не бил.
Сери фыркнула, а потом деликатно прикрыла рот рукой.
– Мне кажется, я слишком пьяная.
– Смена часовых поясов и шампанское, – произнесла я, когда лифт мягко остановился, – это мощная комбинация.
– Oui[32]32
Да (фр.)
[Закрыть], – сказала она, когда мы вышли на ее этаже. Она напевала «Жизнь в розовом цвете»[33]33
La Vie en rose («Жизнь в розовом цвете», «Жизнь сквозь розовые очки») – песня каталонца Луиги, ставшая визитной карточкой французской певицы Эдит Пиаф, которая написала к ней слова. Впервые исполнена в 1946 году.
[Закрыть], пока мы шли к ее двери, а потом повернули.
– Завтрак, – произнесла она, открывая дверь отпечатком пальца. – Марион хотела поговорить после заката, до начала заседания.
Завтра будет неполная ночь переговоров – трехчасовое заседание, которое позволит произнести вступительную речь и начать переговоры. Достаточно долго, чтобы они начали что-то обсуждать, но не так долго, чтобы огорчения, которые они привезли с собой, забили ключом. Они займутся делами на втором заседании, сотрудничая с ведущими вампирами и остальными представителями со всего мира, чтобы выработать план. Будем надеяться.
Мои родители после первого заседания организовывают мероприятие в Доме Кадогана, еще одну вечеринку, предназначенную для того, чтобы атмосфера оставалась дружеской и благоприятной. И почти наверняка там будет отличная еда и больше шампанского. Мне придется держать себя в руках.
– Конечно, – произнесла я. – Буду тут после заката.
– Bonne nuit[34]34
Спокойной ночи (фр.)
[Закрыть], – сказала она и закрыла дверь.
Я вернулась в свой номер, отправив Лулу очередное сообщение, пока шла по широкому коридору:
«ДЕНЬ 1 ЗАВЕРШЕН. ПООБЩАЕМСЯ ЗАВТРА?»
Ее ответ пришел практически мгновенно:
«ДА, ПОДРУГА. ПРИХОДИ В «КРАСНУЮ ШАПОЧКУ»!!!»
Я пообещала, что приду, а потом без раздумий упала на кровать.
Глава 5
Когда солнце снова село, я надела черный костюм, добавив сапоги на каблуках и свою катану, и отправилась завтракать в номер Марион.
Ее номер был практически дворцом. Гостиная была огромной и с видом на реку, с приземистыми кожаными диванами, которые не портили вид. Одна стена полностью состояла из окон с видом на Чикаго, огни города пробивались сквозь тьму подобно шпилькам. Выглядело волшебно. Но тьма скрывает множество изъянов. «Это», – подумала я, – «одна из причин, почему вампиры, как правило, слишком сосредоточены на политике и стратегии». Легко игнорировать проблемы сообщества, которое люди построили, когда мы буквально их не видели.
Меня обыскали охранники, стоявшие у двери, которую открыла Сери, когда они разрешили мне постучать.
– Добрый вечер, – сказала она, выглядя безупречно в платье-футляре с круглым вырезом и в сапогах на каблуках. – Спасибо, что отправила мне видео. Я его еще не смотрела, но с нетерпением этого жду.
Она указала на стол в столовой, который тянулся вдоль другого ряда окон до смежной комнаты. Стол украшали блюда с выпечкой и кувшины с кровью, а воздух наполнял запах бекона.
– Марион устроила нам банкет, – сказала она.
– Похоже на то.
– Добрый вечер, Элиза. – Марион подошла ближе от ряда окон и протянула руку. У нее темная кожа, волосы подстрижены до коротких кудряшек, проникновенные глаза. Сегодня на ней были простой черный костюм, туфли на блочных каблуках и жемчуг в ушах.
Когда она двигалась, за ней следовала магия, наполняя воздух терпким привкусом корицы. Он переплетался с магией, окружающей вампиров, явно, но успокаивающе обостряя ее.
– Добрый вечер, Марион.
– Ты сегодня выглядишь очень компетентно. – От любого другого вампира это могло прозвучать как оскорбление. Но Марион не из тех, кто ударяется в сарказм. Она прямолинейная женщина, которая ценит критическое мышление и трудолюбие, и ее любят и уважают вампиры.
– Спасибо. Есть новости из Парижа?
– День прошел спокойно, и я благодарна. Учитывая, что Мастера, которые инициирует насилие, находятся здесь, в твоем родном городе, я надеюсь, что мы не переложили вам наши проблемы.
– Я тоже на это надеюсь. Но даже если так, Чикаго умеет разбираться со злобными сверхъестественными.
Уголок ее губ приподнялся в осторожной и скромной улыбке.
– Кажется, что так. – Она махнула рукой в сторону столовой. – Позавтракаешь с нами?
Одетта и остальные вампиры уже были в большой столовой, потягивая кофе за столом или раскладывая по подносам сочные фрукты.
Я взяла круассан и налила себе кофе, добавив сливки и сахар, и села рядом с Сери. Когда все вампиры собрали себе завтраки, Марион постучала по своему стакану с водой. Вампиры синхронно повернули к ней головы, как птицы, сменившие направление.
– Добрый вечер, – сказала она, когда их внимание было полностью сосредоточено на ней. Ее голос был мягким и хрипловатым, как у исполнительницы сентиментальных песен из другой эпохи. – Я хотела, чтобы у нас была возможность пообщаться перед заседанием.
Она посмотрела на нас, а потом на город, вырисовывающийся сквозь окно, мигающую вершину «Уиллис-Тауэра», по такому случаю светящуюся красным.
– Чтобы собрать нас здесь, были приложены немалые усилия. Затраты. Время. Соглашение сторон. Но мы стары и упрямы. Мы боимся перемен и тех, кто от нас отличается, даже если стремимся жить среди них.
– Но здесь у нас есть возможность. – Она посмотрела на меня и одобрительно кивнула. – Есть шанс изменить мир к лучшему в Париже, во Франции, в Европе, во всем мире – обрести тот же мир, который они обрели в Чикаго. Есть возможность сотрудничества – если мы сможем преодолеть нашу собственную меркантильность, наши собственные предрассудки. Поэтому давайте минутой молчания подготовимся к переговорам и дебатам и найдем путь вперед.
Она кивнула, и комната погрузилась в тишину.
В этой тишине расцвела надежда.
* * *
«Сэнфорд» – театр, построенный в стиле барокко – со сводчатыми потолками, золотистым куполом, стенной росписью и бархатной драпировкой. Он обветшал и впоследствии был спасен очень умной женщиной, которая поняла, что даже если Чикаго не нужен другой театр, то мест для проведения свадеб всегда будет не хватать. Она убрала стулья и центральные балконы, привела в порядок краску и позолоту и превратила первый этаж в самый большой актовый зал города.
Сегодня помещение, украшенное флагами каждого вампирского Дома, участвующего в переговорах, освещали хрустальные люстры. На первом этаже расчетливо были расставлены столы, в центре стоял большой овальный стол, каждое место было отмечено табличкой. Позади него на возвышении столы стояли в форме буквы «U», поэтому сидящим там делегатам будет хорошо видно, что происходит на заседании – и чтобы те, кто будет сидеть на задних рядах, не жаловались, что их места недостаточно хороши.
В воздухе витало столько энергии, что у меня подскочил адреналин. Это важная ночь. Мы прошли два досмотра, чтобы попасть в здание, и в самом театре тоже была охрана. Тут и там вдоль стены стояли охранники – некоторые приехали с делегатами в качестве охранников или сопровождающих, другие добровольно вызвались из чикагских Домов и Стаи.
Дирборна сегодня здесь не было, вероятно, потому, что не было возможности попозировать для фотографий. С камерами внутрь не пускали, и на переговорах не будет мэра, поэтому он, очевидно, пошел на более зрелищные пастбища.
Я не узнала многих вампиров и оборотней, но увидела Коннора в противоположном конце помещения. Сегодня на нем был черный костюм, который был идеально скроен, подчеркивая его широкие плечи и узкую талию. Может, у нас с Коннором и не много общего, но я могу признать, что у него впечатляющая фигура.
Впервые я видела его таким серьезным и сосредоточенным. В то время как его поза говорила, что он расслаблен – плечи расправлены, руки в карманах – в глазах безошибочно читалось пристальное внимание, пока его взгляд в поисках угрозы туда-обратно медленно скользил по помещению.
Он повзрослел, и мне было сложно сопоставить его с задиристым ребенком, который украл мой игрушечный меч.
Коннор поднял глаза, встретил мой взгляд и удержал его. И в его глазах было столько же мощи, сколько в непосредственном присутствии. Во взгляде была сила, как будто он имел свою собственную массу, свой собственный вес. Во взгляде этих невыносимо голубых глаз было что-то глубокое.
Я не привыкла, что взгляд Коннора оказывает такое влияние.
Но прежде, чем я успела слишком сильно погрузиться в размышления на эту тему, магия начала стучать подобно барабану, как предупреждение об очень далекой армии. За исключением того, что стук был у меня в груди – и он становился все громче.
Монстр снова потянулся, и я сразу же поняла, почему он проснулся. Почему он активизировался. На этот раз дело было не в городе, а в клинке.
В катане моей матери.
Она стояла в другом конце помещения в темном костюме, под ним была белая рубашка, темно-красные ножны опоясывали ее талию.
Я даже не подумала, что мама возьмет сюда сегодня свой меч. Но, понятное дело, она его взяла. Она выступает в роли принимающей стороны вместе с моим папой. А также она Страж своего Дома.
У меня в груди заколотилось сердце. Не из-за страха, а в ожидании. В благоговении.
В ее мече скован Эгрегор, существо, которое Сорша создала из алхимии и отброшенных эмоций жителей Чикаго. Когда Сорша материализовала это существо в дракона, долгом моей мамы стало его уничтожение. Мэллори создала заклинание, чтобы привязать Эгрегора к мечу моей мамы, снова заточить магию. Но заклинание сработало лучше, чем кто-либо предполагал; оно помогло мне окрепнуть внутри мамы… И это еще не все.
Я не знала о существовании монстра, пока не стала подростком, пока не повзрослела достаточно, чтобы чувствовать магию, распознавать желание, которое исходило изнутри меня. Я боялась, что схожу с ума, пока впервые не вошла в оружейную Дома.
Я вошла туда вместе с другими суперами, обучающимися в Кадогане, чтобы узнать об оружии, и пульсация началась в тот момент, когда открылась дверь оружейной.
Большую часть последних двадцати лет ее меч провисел там, отчасти из-за того, что в нем было заключено, отчасти из-за того, что она его больше не носила. В Чикаго в основном царил мир, по крайней мере, среди суперов. На то время, пока я была маленькая, она взяла перерыв в своей службе Стражем, и вампиры согласились не носить на публике видимое оружие.
Я двинулась в сторону катаны и почувствовала, как меня пробирает до костей.
Тогда я впервые поняла, что я не сумасшедшая, что монстр – это нечто другое. Ни тогда, ни сейчас я точно не знаю, что это такое – какая-то частица Эгрегора или что-то новое, созданное связующей магией – только то, что он рвется освободиться от меня, чтобы объединиться с магией в мече.
И из-за того, что я не позволяю этому произойти, он в ярости. Вот почему мой гнев часто пробуждает монстра. Потому что он понимает это чувство.
Я снова и снова заставляла маму и Лулу рассказывать мне историю о драконе, пытаясь выискать какие-нибудь детали, которые подтвердили бы, что я права. Я так и не нашла эту деталь, и я все еще не знаю наверняка. И я не могла сказать никому из них – не могла заставить себя признаться, что магия Мэллори навредила мне и заставляет причинять вред другим.
«Больше никому», – пообещала я. Я была ответственна за его поведение, и, черт возьми, буду нести за него ответственность.
Пробираясь сквозь ментальную дымку магии, я пересекла помещение к двойным дверям, скользнув в дамскую комнату. Вдоль двух стен стояли идентичные столы и табуреты, и не было видно ни одной женщины.
Я подошла к ближайшему зеркалу. Мои радужки изменились с зеленых на серебряные, как это случается со всеми вампирами, когда их эмоции зашкаливают. Но вдоль края, подобно кольцу вокруг звезды во время затмения, была тонкая линия мерцающего темно-красного цвета, расширяющаяся с каждым ударом сердца. Если я не обуздаю себя, красный будет растекаться дальше, пока мои глаза не засветятся подобно рубинам. И это будет невозможно скрыть.
У меня был синдром смены часовых поясов и я устала, а монстр почувствовал мою слабость. Поэтому я заставила себя сосредоточиться. Заставила себя с этим бороться. Я закрыла глаза, замедлила дыхание и сосчитала до ста, а потом еще раз, пока не почувствовала, что он отступает.
Когда я открыла глаза, они снова были зелеными.
«Такими они и останутся».
* * *
После обычных вступлений и пожеланий удачи первое заседание переговоров началось с подачи жалоб, как на матерном вампирском Фестивусе[35]35
23 декабря в США отмечают выдуманный в 60-х годах праздник Фестивус. Праздник Фестивус был придуман писателем Дэном О’Кифом, а позже стал популярен в 90-е годы, когда его упомянули в известном ситкоме Сайнфилд. Его идея в том, чтобы сохранить праздник без налета коммерции. Символ праздника, металлический шест, – олицетворяет неприхотливость, в отличие от символа Рождества, – дорогойстоящей елки.
[Закрыть].
Европейским Мастерам было отведено по четыре минуты на то, чтобы представить себя и свой Дом и обозначить их отдельную тему для переговоров. Но большинство, будучи древними и могущественными вампирами, говорили о власти и признании. Они хотели быть частью нового порядка, что бы это ни значило.
– Нас исключили из Гринвичского Совета, – сказал Мастер единственного сицилийского Дома через своего переводчика. – Мы требуем права голоса в новой системе правления.
Это требование вызвало бормотание, шепот и несколько откровенных возражений.
– Ваш Дом самый новый! – сказал один из делегатов Германии. – У Домов с более длительной историей должно быть больше власти.
– Делегаты.
Мой отец наполнил слово силой, и хотя звуку потребовалось всего мгновение, чтобы разнестись в тишине, это было единственное слово, которое ему потребовалось произнести.
– Я хотел бы вам напомнить, что мы здесь собрались для того, чтобы поговорить о мире. Мы здесь находимся для того, чтобы возвещать свою правду и слушать правду наших соседей. Уважение является фундаментальным, ключевым и обязательным условием. – Он обвел своим пристальным изумрудным взглядом каждого вампира в аудитории. – Если мы не начнем с этой связующей нити, надежды на прогресс будет мало.
В толпе послышалось больше бормотания, и его глаза стали жесткими и холодными. Мой папа любящий и терпеливый человек. Но он не терпит идиотизма.
– Тем, кто считает, что прогресс менее важен, чем собственная меркантильность, позвольте напомнить, что случилось с Гринвичским Советом. Меркантильность не благоприятствует долгосрочным интересам ни одного Дома. Либо вы работаете сообща, как мы делаем в Чикаго, либо вместе падаете. И если вы вместе падете, то потеряете союзников. Вы лишитесь кошельков. Потеряете репутацию… И вы потеряете жизни.
Он позволил этим словам эхом разлететься по помещению и, когда снова установилась тишина, он кивнул.
Мой отец обладает властью и уважением, и этих слов было достаточно для каждого вампира в помещении.
Но для незваных гостей их было недостаточно.
Я услышала их еще до того, как увидела, свист, прорезавший воздух. А потом они толпой ворвались в актовый зал, армия, готовая к атаке.
Фейри.
Больше не в туниках, а в черной униформе. Их волосы, длинные, темные и густые, были убраны назад с острых скул и широких глаз.
Когда вампиры повставали, чтобы выразить неодобрение, а охранники вышли вперед с катанами наперевес, они разлились черной рекой по краям помещения, создавая барьер между вампирами и остальным миром.
Я сразу же подумала об охранниках – вампирах и людях – которых назначили защищать первый этаж. Они были подготовлены к применению силы, могли этому противостоять. Я понадеялась, что они уступили только магии и не потеряли свои жизни из-за сверхъестественного эго.
Окружив вампиров, это сверхъестественное эго вошло внутрь. Ее волосы были распущены, локоны свободно струились по плечам. Ее платье было белым и просвечивающим, заботливо расшитое нитками, отливающими золотом в свете люстры. И в ее глазах была ярость, пылающая так же ярко, как волосы, ее магия посылала в воздух запах солевого тумана и молодой травы.
За ней в помещение вошел Руадан, также в роскошном наряде. Не солдат, а король. Или настолько близко, насколько он мог оказаться с Клаудией у власти.
Некоторые делегаты выглядели испуганными и сбитыми с толку. Другие выглядели изумленными, как будто это часть какого-то продуманного представления, подготовленного специально для них.
Чикагские Мастера поднялись со своих мест. Они сообразили, что к чему.
Мои родители оба оглянулись на меня; инстинкт защищать своего ребенка. Я кивнула и похлопала по рукоятки своего меча, чтобы показать, что я в порядке, и обрадовалась, что они не слышат, как колотиться у меня сердце. Мой страх не имел значения.
Никто из них не выглядел полностью убежденным в том, что я в безопасности – но опять же, никто из нас не в безопасности в данный момент – поэтому они снова обратили свое внимание на угрозу.
Мой отец перевел взгляд на Клаудию, пока остальные вампиры смотрели на него, все еще пытаясь понять, что происходит, и что они должны делать.
– Клаудия, – произнес он. И в это слово был вложен гневный импульс силы, который пронесся по помещению подобно волне.
Мое сердце заколотилось от беспокойства за него, из-за риска, который он принимал, хоть я и знала, что мама с папой сами с этим справятся. До этого я никогда не видела их стоящими лицом к лицу с армией – те дни закончились еще до того, как я родилась – и сейчас мне это не понравилось.
Но было кое-что гораздо опаснее. С каждой каплей адреналина, поступающей в мой кровоток, магия снова начинала барабанить, желая присоединиться к битве.
– Кровопускатель. – Ее голос был жестким, слово и тон прозвучали оскорбительно. – Мы пришли, чтобы потребовать положить конец этому неуважению.
Лицо моего отца совсем не выражало страха. Он не проявит к ней никакого уважения.
– Какое вы увидели неуважение? – Он окинул взглядом делегатов, некоторые из которых обнажили клыки, их глаза посеребрились от эмоций. – Как обсуждение мира между вампирами может вам угрожать?
Скривив губы, она оглядела помещение.
– Вы собрали здесь своих союзников, чтобы обсудить революцию, обсудить то, чего кровопускатели жаждут так же, как они жаждут крови. Власти над другими.
Она одарила Руадана знающей улыбкой, и он кивнул в ответ, сузив глаза в убежденности.
Мой папа выгнул бровь.
– Неправда. Мы здесь, чтобы заложить основу для прекращения насилия среди Домов Европы. Чтобы обсудить мир, к которому мы пришли – или который у нас был – в Чикаго. Мир, который ты, кажется, нарушаешь, Клаудия.
Клаудия была либо слишком эгоистична, чтобы переживать о том, что она его разозлила, либо просто не обратила на это внимания.
– Тогда почему нас пригласили на вашу вечеринку, но не на эти серьезные обсуждения? Это оскорбительно. И разве это не доказывает, что вы пытаетесь скрыть свой замысел от тех, кто может пролить на него свет?
– Как говорилось в приглашении, – произнес мой папа, его голос ничего не выражал, – прием был организован для того, чтобы отпраздновать наш мир. Обсуждения касаются европейских Домов, и, насколько мне известно, у фейри нет вражды с Домами в Европе. Я правильно понимаю? У вас есть поводы для жалоб на Дюма? На Солиньяк?
На мгновение Клаудия стала казаться беспокойной – и, может, немного растерянной – от этого вопроса.
– Вы планируете революцию, – сказала она, ее слова прозвучали так же неуверенно, каким было ее лицо.
– Это не так. Если тебе сообщили об обратном, то тебя ввели в заблуждение.
– Подождите. – Встал вампир из Каталонии, мужчина с короткими, темными волосами, темной кожей и подозрительными глазами. – Есть кое-что настораживающее – оборотни в помещении с вампирами. Если эти обсуждения не касаются других видов, то почему они здесь?
– Потому что они добровольно вызвались обеспечивать безопасность для этого мероприятия, – ответил мой отец. – И я бы хотел отметить, что они проявляют гораздо больше приличия, чем вы.
Должно быть, это Томас Кордона, Мастер Дома Кордона. Его Дом один из самых консервативных в политическом спектре, и в целом считает, что суперы не должны вмешиваться. Прием и присутствие оборотней, вероятно, были вызовом для этого вздора, и, скорее всего, это одна из причин, почему чикагские Дома все устроили именно так.
Томас покачал головой и указал на моего папу.
– Отрицаешь, что ты пытаешься укрепить свои позиции, консолидировать власть вампиров в этом городе, или что ты согласен разделить власть с оборотнями. – Он направил угрожающий взгляд на Габриэля. – В такое не верим.
Лицо Габриэля было холодным и невозмутимым. На нем не было никакой обиды, по крайней мере, я ее не видела, но было слабое презрение, которое он, вероятно, показывал вампирам раньше.
– Томас, ты оскорбляешь принимающую сторону, – сказала Марион, в ее глазах ясно читалось неодобрение. – Такое не подобает вампиру.
Томас фыркнул.
– Ты явно на стороне Кадогана, потому что приютила ребенка его Мастера. – Он устремил на меня свой взгляд, из-за чего в глазах моего папы зажегся огонь.
– Я предупреждаю тебя, Томас, не направляй свой гнев на мою семью. Тебя сюда пригласили, чтобы установить мир. Если будешь вести себя как ребенок, мы будем рады относиться к тебе, как к таковому. – Он обвел взглядом помещение, в воздух поднялась магия. – Нет никакого заговора. Нет никакой революции. Нет попытки консолидировать власть. Мы лишь пытаемся помочь нашим братьям и сестрам в Европе найти путь к миру.
Наступила тишина, и разожглась магия, присутствующие затаили дыхание в ожидании его следующего шага.
Папа посмотрел на Клаудию.
– Эти переговоры не касаются ни деятельности фейри в Европе, ни каких-либо сверхъестественных в Чикаго. Но если вы хотите понаблюдать, предложить свои опыт и знания, было бы грубо и неразумно с нашей стороны от этого отказываться. Если хотите, вы можете присоединиться к нам и нашим гостям.
Я сдержала улыбку. Мой папа очень хорош. Сделал фейри предложение, от которого они не могли отказаться, не потеряв лицо – и на которое вампиры в помещение не могли пожаловаться, не выглядя при этом глупо и невежливо.
– Мы присоединимся к вам, – ответила Клаудия, задрав подбородок. – И посмотрим, какие проблемы вы обсуждаете.
* * *
Два кресла поставили в пустой промежуток во внешнем кольце стульев, в то время как мой отец послал вампиров проверить охранников, которых удалось пройти фейри.
