Текст книги "Охота на Аделайн (ЛП)"

Автор книги: Х.Д. Карлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Она еще глубже зарылась в простыни, глядя на меня сквозь густые ресницы.

Мое сердце болезненно сжимается, и я испытываю неконтролируемое желание поцеловать каждую одинокую веснушку что  усеяли ее щеки и нос.

«Моя мама меня ненавидит, – начинает она. «Или, может быть, она не ненавидит меня, но она

никогда не любила меня. Я думаю, это потому, что она никогда не понимала меня. моя мама всегда , чопорная, правильная и классная. Участвуйте в конкурсах красоты, выходите замуж за богатого человека, и жить щедро. Я думаю, она просто хотела, чтобы у меня была такая жизнь, как у нее, а когда я сделала наоборот, она обиделась на меня за это».

– По крайней мере, ты выйдешь замуж за богатого человека, – комментирую я ,она смотрит на  меня с сухим видом.

«Теперь я никогда не смогу выйти за тебя замуж. Цель моей жизни – разочаровать ее в каждое решение, которое я принимаю».

Я выгибаю бровь. – Не недооценивай меня, Адди. Я стану бедняком для тебя."

Она качает головой. – Я даже не знаю твоей фамилии. Или твой день рождения."

Я ухмыляюсь. – Прости, я не знал, что эти вещи так важны.

Она смотрит на меня, вызывая в воображении всю дерзость других женщин вокруг  и вставляет его в этот единый взгляд. Это только заставляет меня улыбаться шире.

«Разве у нас нет разговора по душам? Кроме того, ты продолжаешь угрожать мне

свадьбою, Разве я не должна знать твою фамилию?

– Значит ли это, что ты серьезно отнесешься к моим угрозам и выходишь за меня?"

Она вздыхает, вальсируя прямо в это. Она тоже это знает.

«Это простой вопрос. Вопрос, который любой задал бы на первом  свидание. Или даже перед первым свиданием на тот случай, если мужчина окажется одержимым сталкером, который убивает людей».

Я откидываю голову назад, из моего горла вырывается глубокий смех.

«Мой день рождения 7 сентября, – говорю я ей.

«Меня не удивляет, что ты Дева. Далее, – нахально подсказывает она, ждёт моего следующего ответа. Я кусаю губу, испытывая искушение отшлепать ее по заднице и дать ей повод быть нахальной.

– Медоуз, детка. Наша фамилия Медоуз.

«Твоя. Не забегайте вперед. Ожидается, что вы будете просить милостыню.

Я не могу остановить дикую ухмылку, украшающую мои губы. «Я люблю просить».

«Что угодно, гад. Мы говорили о моей маме, а не о браке».

Я устраиваюсь поудобнее, стою лицом к ней и подпираю голову рукой. Ей глаза трепещут, когда я провожу пальцем под ее подбородком, требуя от нее полного

внимание. Она осторожно отстраняется, но я не позволяю этому беспокоить меня. Это начало.

– Твоя мама не ненавидит тебя, Эдди. Она ненавидит себя. И она не обиделась на тебя, потому что ты живешь не так, как она хотела для себя, она

злится на тебя, потому что ты жила так, как хотела, а она нет».

Она смотрит на меня, как будто обдумывая это.

– Лучшее, что ты можешь сделать, – это продолжать жить этой жизнью, мышонок. Продолжайте быть успешным автором, который любит фильмы ужасов и ярмарки с привидениями. Кто любит свою Нану и готический особняк, который она унаследовала, и находит острые ощущения от призраков, которые бродят по коридорам. Ты всегда была собой без извинений.

Она морщит нос, как будто ей противно. – Значит, ты тоже умный ? Она фыркает с отвращением, хотя в ее глазах мелькает слабый блеск.

«Отвратительно. В чем ты плох?»

Моя улыбка становится непристойной, наслаждаясь тем, как у Адди краснеют  щеки. «Я очень плох во многих вещах. И я слышал, что практика делает совершенным.

Она стонет и толкает меня, и я смеюсь, когда она  поворачиваясь ко мне спиной. Мы оба знаем, что она тоже смеется, но она просто еще не готова признать это.

Это нормально. У меня нет ничего, кроме времени.

 Глава 24

Бриллиант

– У меня неловкий вопрос, – начинаю я и почти сразу же жалею, что вообще что-то сказала, когда Зейд лукаво улыбается мне. Он, наверное, думает, что я попрошу его сделать что-нибудь странное.

Это будет первый раз, когда я планирую покинуть собственность с тех пор, как я был дома, и я очень беспокоюсь. Прошло чуть больше недели с тех пор, как я говорил о маме с Зейдом, и мне стало… лучше. Достаточно вставать каждый день, принимать душ, гулять к скале, подышать свежим воздухом и просто… жить.

Я думаю, что достиг той точки, когда мне нужно снова почувствовать себя человеком, но в моей голове есть одна ноющая тревога, которая мешает мне чувствовать это.

«Можно… Не мог бы ты отвезти меня в клинику?»

Обычно я водила сама, но мысль о том, чтобы сесть за руль снова заставляет меня вспыхнуть в крапивнице. Моя машина попала в аварию, и хотя Зейд купил мне новую, я с трудом могу сесть в нее без приступа паники. Кроме того, на крыше отсутствует пятно от кетчупа, и я скучаю по этому пятну. Я до сих пор не помню, откуда он взялся, но я почти уверена, что это был улетевший картофель фри после того, как я слишком сильно врезался в лежачего полицейского.

Так или иначе, я решила, что Зейд, забрав меня, вызовет больше раздражения, но меньше паники.

Его лицо расслабляется, и я думаю, что он понимает, о чем я спрашиваю.

– Конечно, детка, – соглашается он, кивая на дверь. – Я буду в машине.

Он встает, затем останавливается и смотрит на меня. «И, кстати, ничего неловко между нами. Если тебе нужно, чтобы я выщипал волосы на твоей сочной попе , я это сделаю». Он пожимает плечами: «Или, знаешь, выдави вросшие волосы во влагалище».

Мой рот открывается, но глаза сужаются, и я скрещиваю руки на груди.

«Сколько дерьма ты видел, , когда был маленьким слизняк?"

Его улыбка только расширяется в ответ, прежде чем он выходит за дверь.

Клянусь, я ненавижу его.

Но я благодарна, что он не задает вопросов. Как сказать, ему что , я хочу провериться на ЗППП, потому что во мне было много членов, и хотя бы один человек не чувствовал себя некомфортно? Не очень получается, как ни крути.

Я всегда буду благодарна Франческе за то, что она заставила Рокко и его друзей использовать презервативы, если не считать первого случая, когда Рокко напал на меня. Она сказала, что мы будем бесполезны, если они заразят нас болезнями. Но все равно это было бесполезно – они точно не использовали презервативы, когда заставляли нас заниматься оральным сексом. Я думаю, что Франческа почувствовала, что на ней лежит ответственность.

По словам Рио, задолго до моего приезда был случай, когда один из парней заразил всех девушек сифилисом. С тех пор Франческа усердно следила за тем, чтобы их проверяли, если они хотели участвовать в наших «уроках», но я бы не доверила никому из них, чтобы они действительно содержали свои члены в чистоте.

Ксавье тоже пользовался презервативами, но был один случай, когда презерватив порвался. Я кусаю губу, вспыхивая тревогой при одной мысли о том ничтожном шансе, что я все равно забеременела, несмотря на то, что у меня есть ВМС. Это маловероятно, но не невозможно.

Мое сердце замирает, когда я представляю, какое отвращение было на лице Зейда, когда я узнала, что беременна ребенком от другого мужчины.

Я уже знаю его достаточно хорошо, чтобы быть уверенной, что на самом деле он не посмотрел бы на меня так, но этот образ все равно изводит меня.

Я бы не стал его винить, если бы он это сделал. Это отвращение я чувствую каждый раз, когда

смотреть в зеркало. Вот почему я стремлюсь избегать этого любой ценой.

Я делаю тест на беременность, и если мне не повезет, я брошусь со здания в следующий раз.

***

Я была вне дома в общей сложности два часа и сорок семь минут, и я чертовски устала. Меня все еще пронизывает тревога, меня тошнит от мысли, что я настолько грязна, насколько себя чувствую.

«Ты выглядишь так, будто тебе нужно мороженое», – объявляет Зейд, кладя ладонь на руль и поворачивая налево. Жарко. Смотреть, как Зейд водит машину, – это прелюдия.

Хуже того, сегодня на нем кожаная куртка поверх худи, а я до сих пор не могу оторвать язык от нёба.

Я моргаю, потеря крови вызывает у меня легкое головокружение. Я сказал доктору проверить меня на все ЗППП, известные человеку, особенно на герпес, поскольку он один из самых страшных и в основном молчаливых, – и я сбился со счета, сколько пробирок с кровью она взяла. Она почти все время смотрела на штрих-код на моем запястье, а после того, как марля остановила кровотечение, прилепила пластырь с улыбающимися лицами мне на руку. Я смеялась, а потом плакала, когда тест на беременность оказался отрицательным.

"Мороженое?" – тупо повторяю я.

"Тебе нравится мороженное?"

– Я… ну, да, – запинаюсь я, мой мозг медленно улавливает случайность.

«Какой твой любимый вкус?»

– Мятный шоколад, – отвечаю я, наблюдая, как он делает еще один поворот. Он

направляется в противоположном направлении от Парсонса, и я думаю, что он стремится

Lick n’ Crunch в нескольких кварталах – семейный магазин, в котором продается лучшее мягкое мороженое в Сиэтле. Мысль о том, чтобы получить мороженое с Зейдом , настолько нормальна и обыденна, что кажется самой захватывающей вещью после нарезанного хлеба. И смотреть, как Зейд  облизывает рожок мороженого, наверное, будет так же странно, как будет жарко.

– Так зубная паста?

Я вздыхаю. «Эт ты, Брут? Это не зубная паста. Они не похожи на вкус».

Ухмылка появляется на одном уголке рта Зейда, и его глаза блестят, когда он въезжает на парковку. Ублюдок просто пытается вывести меня из себя.

«Это зубная паста», – подтверждает он, хотя я не уверен, верит ли он в это на самом деле. Он выглядит чертовски озорным, но я все равно не могу не возразить.

Я расстегиваюсь и поворачиваюсь к нему, мои глаза сужаются.

– Мята – это деликатес, а ты просто простак, не способный ее оценить.

Он откровенно смеется, ставя машину на стоянку. Мята точно не деликатность – как раз наоборот, – но я ее придерживаюсь.

«Вы хотите сказать, что мне нужно усовершенствовать свою пищевую палитру?»

– Понятно, – сухо отвечаю я.

Он наклоняется ближе, кожа стонет под его тяжестью, и у меня перехватывает дыхание, все мои чувства захвачены чистой силой, которая окутывает этого мужчину. Его запах окутывает меня, заставляя напрягаться, когда его губы едва касаются моей челюсти.

«Твоя киска – деликатес, детка, и я мог бы есть ее вечно, и никогда не устану от твоего вкуса. Это достаточно утонченно?»

Румянец заливает мою шею, прожигая путь к щекам, а я в шоке открываю рот. Меня совершенно смущает предательский писк, который вырывается из моего горла, отчего мои щеки становятся еще жарче. Он хихикает, затем в следующее мгновение выходит из машины. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где мое сердце выпрыгнуло из задницы.

Наверняка это единственное объяснение того, почему я чувствую себя такой опустошенной теперь, когда его нет. Или мудак взял его с собой.

Я вздыхаю.

Это определенно то, что произошло.

***

Приближается переход на летнее время, избавляя мир от его депрессивного состояния.

 Что-то в том, что солнце садится до пяти часов дня, действительно омрачает ваш день.

На улице еще холодно, а мы сидим на скамейке возле Lick n’

Хруст, наблюдая за людьми и дрожа от задницы, пока я медленно ем свой десерт.

Зейд взял себе мятный рожок с шоколадной крошкой и улыбнулся шире, чем чертов Чеширский Кот, когда я просто смотрел на него.

«Весь мой мир вращается вокруг тебя. Если ты хочешь шоколадную стружку с мятой, то я тоже хочу, – сказал он.

– Тебе это даже нравится?

– Ты мне нравишься, это считается?

"Нет."

Он просто пошел и сел с довольным выражением лица, пока он лакал сладкие сливки. Он не выглядит отвращенным, и я признаю, что потратила половину своего времени, пытаясь понять, шутит ли он со мной или ему действительно нравится вкус.

Я до сих пор этого не понял.

Стреляя в него прищуренным взглядом, когда он ловит мой взгляд и подмигивает, я отворачиваюсь прежде, чем он успевает увидеть улыбку, угрожающую искривить мои губы.

Люди, закутанные в пальто, снуют по улицам, в магазины и из магазинов.

Мое внимание привлекает человек, идущий по дороге. У них есть мужские черты лица и одеты в большое пышное фиолетовое платье. Тогда я улыбаюсь. Моя мать воротила бы нос от чудаков в Сиэтле, но я всегда восхищался их уверенностью и умением чувствовать себя комфортно с теми, кто они есть.

– Надеюсь, они счастливы, – бормочу я. Когда Зейд с любопытством смотрит на меня, я

киваю в сторону человека в фиолетовом платье. «Этот мир может быть таким жестоким. Так что, надеюсь, они счастливы».

Зейд ненадолго замолкает. «Счастье мимолетно. Важно лишь то, что они живут так, как хотят».

– Ты в это вериш? – спрашиваю я, глядя на него. – Что счастье мимолетно?

Он пожимает плечами, бросая последний кусочек своего рожка в рот, и жует, обдумывая что-то.

– Абсолютно, – наконец говорит он. «Это не что-то твердое, за что можно удержаться.

Это пар на ветру, и все, что вы можете сделать, это вдохнуть его, когда он рядом, и надеяться, что он снова появится, когда его унесет».

Я киваю, соглашаясь с этим.

Дрожа, я съедаю последний рожок, ледяной ветер треплет мои волосы, отправляя волосы в танец. Зейд ловит их и собирает мои волосы, пока они не ложатся прямо мне на спину. Я не могу не напрягаться, хотя и не мешаю ему, что бы он ни делал. Он снимает свою кожаную куртку и наматывает ее на меня, укрывая мои развевающиеся волосы под тяжелым теплом.

– Спасибо, – шепчу я, еще глубже закутываясь в куртку, переполненная эмоциями по причине, которую не могу объяснить. Его куртка пахнет кожей, специями и дымом, и когда я вдыхаю его успокаивающий аромат, слезы обжигают мои глаза.

Может быть, потому что это лучшее, что я чувствовал за последнее время, и от этого мне хочется плакать.

Он мягко улыбается мне, его несоответствующие глаза сияют. Даже шрам разрезавшый его белого глаза не может отвлечь от того, насколько умиротворенным он выглядит сейчас.

«Пожалуйста, детка».

Мое сердце колотится, и я, наконец, понимаю, почему чувствую себя так эмоционально.

Повернувшись, чтобы посмотреть на город, я кладу голову ему на плечо и глубоко вдыхаю.

Это счастье может быть мимолетным, но я никогда не была уверена, что оно вернется

 Глава 25

Бриллиант

– Могу я отвести тебя куда-нибудь? – спрашивает Зейд. Я только что вышла из душа, проводя расческой по мокрым спутанным волосам. Я рву щетину через особенно жестокий узел, не заботясь о том, как рвутся пряди.

«Малыш, ты портишь себе волосы. Позвольте мне почистить его. Чувствуя себя побежденной, я опускаю плечи, тащусь к нему и сажусь на пол между его расставленными коленями.

Он берет у меня кисть и осторожно начинает проводить ею по моим локонам, медленно распутывая швабру на моей голове.

Это приятно, но я слишком устала, чтобы оценить это.

Прошло еще две недели, и это постоянная битва вверх и вниз.

Оказывается, один из мужчин действительно заразил меня хламидиозом, и это только закрепило это ощущение грязи, глубоко укоренившееся в моих костях.

Я плакала, призналась Зейду в своем диагнозе, а потом плакала еще сильнее, когда он только поддерживал меня. Его вылечили, но затянувшееся отвращение осталось, глубоко вонзая свои когти в мою мембрану.

Вероятно, он использовал каждое слово английского языка, чтобы уверить меня, что

Я не отвратительна или что он не видит меня по-другому, но это не изменило моего отношения к себе.

Зейд был прав. Счастье мимолетно, однако за последние недели он сделал все, что в его силах, чтобы помочь мне сохранить хоть какое-то подобие покоя.

Закончив расчесывать меня , он ставит рачёску на кровать и собирает мои волосы вместе. Я чуть не задыхаюсь, когда он начинает их заплетать.

– Где, черт возьми, ты этому научился? Я спрашиваю. Я склонна крутить вокруг, как собака, гоняющаяся за своим хвостом, просто чтобы я мог наблюдать это.

– Меня научила Руби, – тихо отвечает он. «Была девушка, которую я спас несколько лет назад, и сначала она никому не позволяла прикасаться к себе, кроме меня. Она любила заплетать косички в волосы, поэтому я научилась их плести для нее. У меня тоже чертовски хорошо получается.

Моя губа дрожит, и я вынуждена  сосать ее зубами, чтобы сдержать всхлип.

Как раз тогда, когда я думаю, что не могу влюбиться в него больше, чем уже есть, он идет и делает это дерьмо.

Нельзя отрицать, что однажды он станет отличным отцом, и хотя эта мысль пугает меня, я не хочу, чтобы кто-то еще, кроме меня, имел честь видеть, как это происходит.

– О, – шепчу я.

«Позвольте мне взглянуть на твою резинку », – говорит он. Я поднимаю руку, и он стаскивает ее с моей руки и завязывает косу.

– Спасибо, – бормочу я, вставая и поворачиваясь к нему лицом. Я нахожусь в странной внутренней войне, когда хочу забраться к нему на колени, но мысль о том, чтобы сделать это на самом деле, заставляет меня покрыться сыпью. – Куда ты хотел меня отвезти?

– Я хочу показать тебе кое-что – кое-кого тоже. Но я подумал, может быть

увидеть это… поможет тебе.

Мои брови хмурятся, но я киваю, интересуясь, что, по его мнению, могло бы мне помочь. Что касается меня, то я пропащая без вести. Безнадежная. Беспомощная. И все синонимы к этим словам тоже.

Во время сорокапятиминутной поездки Зейд рассказывает мне все о том, как он отстранен от учебы в средней школе и почти не окончил ее. Это был выпускной розыгрыш – он засыпал всю школу блестками, и им пришлось провести остаток года в окружении розовых блесток.

На днях мне придется заставить его показать мне фотографии себя в молодости. Он говорит, что у него всегда была гетерохромия, и я могу только представить, как это нравилось дамам.

В конце концов, мы подъезжаем к массивным воротам с несколькими вооруженными охранниками. стоя вне. Как только они замечают машину Зейда , они без раздумий пропускают его. Мы едем по длинной грунтовой дороге, которая ведет к тому, что кажется маленькой деревней. В центре есть массивное длинное здание с несколькими меньшими вокруг него.

Есть также огромная оранжерея, где происходит большая часть деятельности. Люди слоняются, несут корзины с фруктами и овощами. Группа девушек идет вместе, хихикая и перешептываясь друг с другом, направляясь к одному из небольших зданий. Все они дети или женщины, которых я вижу.

"Где мы?"

«Вот куда уходят выжившие, если у них нет безопасного дома, куда можно вернуться».

Мой взгляд останавливается на нем, затем быстро возвращается к моему окружению, воспринимая все с совершенно новой точки зрения.

"Действительно? Сколько здесь?

«Сто тридцать два выживших», – отвечает он, и тот факт, что он знает точное число, делает странное дерьмо в моем сердце. Черт, на что я не соглашался.

– На сколько человек у вас есть комната?

Он небрежно пожимает плечами, паркуясь возле самого большого из зданий. «Столько, сколько мне нужно. У меня сотни акров земли, так что если мне нужно построить еще одно общежитие,

Я делаю."

Я моргаю. – Ты и в самом деле чертовски богат, не так ли?

«Конечно, но это возвращается в мою организацию».

Открыв рот в благоговении, я осматриваю местность, охваченная тем, как… мирно это

появляется.

– Это единственные убежища, которые у вас есть?

«Нет, они по всей стране. Со временем Z расширится до других стран, и я тоже начну строить там и предложу безопасное место для выживших».

– Как ты скрываешь это от Клэр?

«Я прошел через многое, чтобы сделать невозможным отслеживание моих активов. Все находится под псевдонимом и никак не связано со мной.

Там также невероятный уровень безопасности, и это бесполетная зона для самолетов. Это самое безопасное место, где только можно быть, я убедилась в этом.

Я качаю головой, не находя слов. Я помню, как он говорил раньше, что предлагает дом тем, у кого его нет, но это только подтверждает, насколько невероятен Зейд на самом деле. Помимо своих психотических наклонностей, он делает то, чего никто раньше не делал.

"Давай детка. Есть пара человек, с которыми я хочу, чтобы ты познакомилась.

Я хмурюсь, не зная, кто бы это мог быть, но следую за ним из машины.

 Когда мы идем по тропинке, мы видим, что Руби направляется к нам, группа детей бежит за ней, хихикая, пытаясь не отставать. Когда она замечает нас, она взволнованно кричит, ускоряя шаги.

«Боже мой, Адди, детка, ты выглядишь так красиво!» она громко воркует.

Она сразу же заключает меня в теплые объятия, когда оказывается достаточно близко, и на мгновение я слишком ошеломлена, чтобы среагировать. В конце концов, я обнимаю ее и, к своему смущению, чуть не плачу.

Она отстраняется, снова напевая надо мной.

– Ты приедешь сюда, чтобы остаться, милая?

«О нет, он просто показывал мне это место», – отвечаю я.

– Что ж, придется приходить чаще. Эти маленькие детишки хороши для души».

Я улыбаюсь, глядя вниз на трех маленьких девочек и одного мальчика, стоящих в кругу и болтающих друг с другом. Думаю, я ей верю. Они очаровательны, и я понимаю, что такое место может быть утешительным.

– Я думаю, что буду, – мягко говорю я.

После этого Руби пропускает нас, и Зейд ведет меня внутрь оранжереи.

Я делаю паузу, перехватывая дыхание, когда все понимаю.

Туман держится в воздухе, покрывая растения росой, а яркие всплески цвета разбивают бесконечную зелень.

Его можно описать только как замкнутые джунгли без диких животных.

Хотя я почти отказываюсь от этого утверждения, когда мимо меня проносятся два маленьких мальчика, дико смеясь с огромными репами в своих маленьких кулачках. За ними гонится женщина, умоляя их прекратить бежать.

Зейд хватает меня за руку и ведет туда, где две молодые женщины копают землю, сажая семена.

– Катерина Санчес, – тихо окликает Зейд, и мое сердце замирает, когда голова одной из девушек поворачивается в сторону, знакомое лицо смотрит на меня, хоть и женственное и моложе, а один глаз навсегда закрыт.

– Боже мой, – шепчу я, парализованная, когда брови девушки нахмуриваются, смущенная тем, кто мы такие.

"Ага?" – осторожно говорит она.

Зейд усмехается. «Меня зовут Зейд. У меня еще не было возможности представиться, но я… – он резко замолкает, когда девушка срывает с себя перчатки, а затем начинает почти обнимать его. Удивленный, он быстро приходит в себя и обнимает ее своими длинными руками, нежно похлопывая по спине.

«Ты ответственен за то, чтобы вытащить меня», – говорит она ему в грудь, ее слова приглушены. "Спасибо."

Он усмехается. – Я думаю, ты должен благодарить женщину, стоящую позади тебя. Это она сказала мне помочь тебе.

Не долго думая, девушка поворачивается ко мне и заключает меня в объятия, сжимая крепче, чем я ожидала. Как я ни стараюсь сдержать слезы, не могу.

Они вырываются, и я всхлипываю, когда я крепко обнимаю ее.

– Это был Рио? – тихо спрашивает она, ее голос дрожит от собственных слез.

– Да, – хриплю я. Она отстраняется достаточно, чтобы хорошо рассмотреть мое лицо, ее темно-карие глаза скользят по моим чертам.

– Откуда ты его знаешь?

Я смотрю на Заде, но, похоже, разговор его не беспокоит, хотя он и хочет убить ее брата.

– Он… он был в доме, где я была, когда меня похитили. я очищаю свой горло. «Он позаботился обо мне и помог выбраться».

Ее губы дрожат. «Он не очень хороший человек», – говорит она, и я так удивлена, я смеюсь. «Но он плохой человек, потому что он такой замечательный брат. Он многим пожертвовал ради меня».

Я киваю, вытирая щеки, хотя это бесполезно, когда выскальзывает еще несколько слезинок.

«Я не думаю, что люди бывают черными и белыми, Катерина, но я знаю, что он любит тебя».

Она улыбается и кивает, легко принимая это.

«Мне забрали глаз, потому что он пытался сбежать от Франчески. Мне было десять лет, за год до этого умерли наши родители, и он оказался в ловушке с этой злой женщиной. Он так и не простил себя, и хотя с тех пор я его не видел, я знаю, что он сделал все, о чем его просили, чтобы мне не было больно».

– А ты? Я спрашиваю. – Ты снова пострадала?

Она качает головой, но в ее глазах крутится тьма. «Лилиан была не очень милой, но она больше не причиняла мне боль». Что-то подсказывает мне, что хотя она больше не пострадала, другие девушки пострадали.

Она была заперта в этом доме по меньшей мере пять лет – я могу только представить ужасы, свидетелем которых она стала.

«Катерина, могу я спросить, почему им так нужен был Рио? Достаточно, чтобы использовать вас в качестве залога?

Я задавался этим вопросом с тех пор, как Рио рассказал мне о ней. Почему дойдут ли они до того, чтобы держать его сестру над головой только для того, чтобы он работал на них?

*

Они могли бы найти множество людей, готовых выполнять их приказы, если бы

предложили нужную сумму.

Она глотает. – Я думаю… я думаю, что он был… фаворитом Франчески.

Я хмурюсь, не совсем понимая, что она имеет в виду. – Как любимый охранник или…

Она качает головой, сжимая губы. «Я слышала, как Лилиан говорила противные

вещи о них. О том, как сильно Франческе нравится, как Рио… ухаживает за ней.

Мой рот открывается, озарение приходит.

"Ой."

Затем мои глаза расширяются, и меня осенило еще одно осознание.

"Ой."

Франческа чертовски Рио. Но мне кажется, что это было не взаимно. Она насиловала его, несмотря на его уступчивость, и похоже, что она была к нему очень привязана.

Мой взгляд скользит к Зейду , выражение его лица напряженное. Непреодолимая печаль пронзает меня, еще больше запутывая мои чувства к Рио. В некотором смысле, он стал моим другом, пока я был заперт в этом доме. И более двух месяцев меня заставляли делать что-то против моей воли, так и не осознавая, Франческа приказывала ему сделать то же самое.

Часть меня все еще цепляется за эту ненависть, но она слабеет.

Он похитил меня. Безжалостно скормил меня волкам и стоял в стороне, пока безликие мужчины неоднократно ломали меня. Тем не менее, он собрал осколки позже.

Собрал их в руках и отнес в мою комнату, где тщательно соединил их вместе – как бы дергано это ни было.

Я хочу ненавидеть его. Но я не знаю, что я делаю.

– Спасибо, что сказала мне это, – тихо говорю я.

Ее нижняя губа дрожит. «Я знаю, что потеряла глаз, но я думаю, что Рио потерял гораздо больше, чем я. Надеюсь, с ним все в порядке и он в безопасности, где бы он ни был».

Я смаргиваю свежие слезы и киваю. "Я тоже."

Мы позволили Катерине вернуться к своему саду, пообещав, что я приеду снова.

Чувствуя мое внутреннее смятение, Заде молчит, ведя меня в другую часть святилища. Две девушки ухаживают за загонами для кур, выщипывая из-под них яйца.

Я задыхаюсь, останавливаясь, когда один из них оборачивается, и хорошо разглядываю ее черты.

– Джиллиан, – выдыхаю я. Она оборачивается на свое имя, и ее глаза вылезают из орбит.

«Боже мой», – говорит она, ее акцент усиливается от шока. Тогда она торопливо ставит корзину с яйцами и бросается ко мне.

Мы встречаемся посередине, наши руки мгновенно обвивают друг друга в яростном объятии.

Из-за игр разума Франчески мы едва могли смотреть друг на друга, когда она и Глория были проданы. Но все это сразу же истекает кровью, когда мы свободны.

Мое зрение расплывается, и когда мы отъезжаем, я вижу, как в ее глазах тоже блестят слезы.

"Как дела?" Я выдыхаю и хихикаю, когда ее нос морщится.

«Насколько я хороша, это мало что говорит», – отвечает она.

Я киваю: «То же самое. Это похоже на медленную смерть».

Ее губы скривились, и она пожала плечами, пытаясь сохранить небрежность. «Я тоже это чувствую.

Однако я встречалась с доктором Мэйбелл. И все это, – она вертит пальцем, указывая на эту ферму, – тоже очень помогло. Находясь в окружении других людей с похожим опытом и имея что-то, чем я могу быть занят, я не двигаюсь по спирали. Раньше я была на улице, и часть меня не хотела, чтобы меня спасали, потому что мне придется вернуться к этому. Итак, это… это действительно спасло меня.

Она смотрит на Зейда, явно смущенная своим признанием, но вместо того, чтобы спрятаться, только выпрямляет спину. Делиться чувствами… тяжело.

– Рада помочь, – просто говорит Заде, его лицо гладкое, но глаза блестят от тепла.

Он хладнокровный убийца, но легко тает под полным надежды взглядом выжившего. Это влияет на него так же сильно, как и на меня, потому что, когда ты в ловушке и напуган, надежда – это первое, что ты теряешь, и самое разрушительное. Итак, получить его обратно… это один из лучших подарков, о которых мы могли просить.

У меня дрожит губа, и я не могу решить, хочу ли я снова обнять ее или повернуться и шлепнуть большим прямо в губы Зейда . Я невероятно рада за Джиллиан, и мне кажется, что некоторые трещины в моей душе немного затянулись.

Мы находим местечко у одного из загонов и болтаем целый час, пока Заде помогает другой девочке с цыплятами, оставив нас одних. Она рассказывает мне немного о своей жизни до того, как ее похитили, а я рассказываю ей о своей. Она заставила меня пообещать принести ей подписанный экземпляр одной из моих книг, и это, честно говоря, разорвало мне сердце так же, как и исцелило. Я скучаю по писательству, но я знаю, что еще не готов к этому.

В конце концов, мы оставляем Джиллиан заниматься своими делами, а Зейд показывает мне остальную часть маленькой деревни. Есть классы для детей, мастерские для детей старшего возраста и множество мероприятий, чтобы дать им всем возможность работать. Взрослых также учат навыкам и профессиям, которые позволят им получить работу, наряду с обучением жизненным навыкам и предоставлением им необходимых инструментов для обеспечения себя.

Конечно, никто не обязан уходить, но меньше всего Зейд хочет лишить людей независимости, поэтому те, кто хочет выйти познать мир и вести нормальную жизнь, могут это сделать.

Есть даже конюшня с лошадьми, предлагающая иппотерапию для выживших.

Моя память немного нечеткая с тех пор, как я впервые пришла домой, но я никогда не забывала ее теплоту. Несколько раз она посетила, она помогла больше, чем я думала. И когда-нибудь в ближайшее время я планирую видеться с ней снова и более регулярно.

Мы часами играем с детьми и разговариваем с другими выжившими . Я даже встретила Сару, маленькую девочку, которая до сих пор очень настаивает на том, чтобы Зейд стал ее папой. Его глаза были теплым липким месивом, когда они смотрели на меня, в то время как Сара прыгала на нем, и на одну безумную секунду я чуть не сказал «да» прямо здесь и сейчас.

Однажды он станет отличным отцом, но этот день не сегодня. Не тогда, когда я все еще учусь собирать осколки, не порезав себя.

Когда я возвращаюсь в машину, меня переполняют эмоции. От возможности увидеть, что построил Зейд и как это чертовски красиво, до встречи с Джиллиан и услышанного о Рио – я чертовски запуталась.

– Ты все еще хочешь убить его? – спрашиваю я, не утруждая себя разъяснениями. Он знает, о ком я говорю.

– Да, – признается он.

– Даже после того, как встретил его сестру и услышал, что он тоже страдает?

Он молчит. «Страдания одного человека не оправдывают боли, которую он причиняет другим».