Текст книги "Всё, что он не смог (ЛП)"

Автор книги: Харлоу Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава десятая

Эвелин

– Я надела ту блузку, что купила у вас на прошлой неделе, на свидание – и он всё время только и делал, что осыпал меня комплиментами, – говорит девушка, которую я узнала с фермерского рынка на прошлой неделе. Сегодня она вернулась, чтобы поделиться успехом своей покупки.

– Я так рада это слышать!

– Мне всегда сложно найти рубашки, которые бы красиво сидели. Маленькая грудь – иногда это прям беда.

– О, девочка, ты поёшь мне прямо в душу, – отвечаю я, кивая на свою скромную грудь. После рождения Кайденс ситуация улучшилась, но грудное вскармливание у меня не пошло, молоко быстро пропало, и теперь грудь слегка обвисла.

– У тебя грудь не маленькая, – укоряет меня Келси с соседнего стенда «Гибсон Ранч».

– И я согласен, милая, – добавляет Уокер, подмигивая, когда я оборачиваюсь к нему. Его слова мгновенно наполняют всё моё тело теплом с головы до самых пальцев ног.

Я понимаю, что он сказал это для окружающих – как любящий муж, который поддерживает жену, особенно когда она нелестно отзывается о себе. Но в его голосе было что-то ещё. Как будто он и впрямь так считает.

Да, я пока не готова это разбирать.

– Я просто хотела поблагодарить ещё раз. Зайду к вам в магазин на выходных – потрачу ещё денег, – смеётся девушка.

– Буду рада вас видеть. Вот купон на двадцать процентов скидки, – протягиваю ей бумажку и наблюдаю, как её глаза загораются.

– Боже, спасибо большое!

– Не за что. Удачного дня.

Девушка уходит, пряча купон в сумочку и направляясь к рядам с едой, а ко мне подходит Келси:

– Ну, похоже, у тебя довольная клиентка.

– Да! Я обожаю это чувство. Именно ради таких моментов я и люблю свою работу – помогать женщинам чувствовать себя красивыми в своей одежде и, соответственно, в своём теле.

И это правда. Каждая женщина заслуживает чувствовать себя красивой, и я горжусь тем, что помогаю им это увидеть. В моём магазине есть одежда на любую фигуру, я не боюсь пробовать новые стили и ткани, чтобы предложить клиенткам то, что им понравится. У нас много вещей в стиле вестерн – можно сказать, деревенский шик. Но даже не техасцы найдут у меня что-то по вкусу.

Но радость от общения с покупательницей быстро гаснет, когда мимо проходит группа женщин, которых я уже не раз видела в городе. Они бросают на меня косые взгляды и начинают перешёптываться между собой.

– В чём их проблема? – спрашивает Келси. Я оборачиваюсь к ней и замечаю Уокера, который стоит позади, держа Кайденс на руках и притворяясь, будто ест её ладошки, а малышка весело хохочет.

Господи. Я должна бы радоваться, глядя на них двоих, но я знаю – эти женщины смотрели не на одежду, которую я продаю. Они смотрели на моего мужа, который носит на руках мою дочь – мужа и лучшего друга её покойного отца.

– Ничего, – говорю я, делая вид, что поправляю украшения на столе, хотя там всё на своих местах.

– Эй, что происходит? – допытывается Келси.

– Всё нормально. Оставь это.

– Похоже, она нашла себе мужика взамен на папочку ребёнка, – доносится до меня шёпот из соседнего стенда.

– Они про тебя? – Келси ставит руки в боки.

– Похоже на то, – отвечаю, разворачиваясь спиной к ним и пытаясь игнорировать, но тут слышу продолжение:

– Если бы мне предложили выбрать между тем, кого она имела раньше, и этим – я бы тоже предпочла его.

– Да вы издеваетесь?! – резко выпаливает Уокер, выходя из своего стенда с дочкой на руках, готовый защищать мою честь. Я ценю его порыв, но знаю, что это только усугубит ситуацию.

Такое я уже слышала раньше. Когда мы с Келси обедали в закусочной Rose’s Diner после нашей свадьбы с Уокером – я тоже заметила взгляды и шёпоты. С тех пор это стало происходить всё чаще – в магазине, в супермаркете, даже у меня в бутике. Все хотят увидеть женщину, что родила от одного мужчины, а вышла замуж за его лучшего друга.

Я кладу руку Уокеру на грудь, останавливая его:

– Уокер. Не надо. Пожалуйста.

Его взгляд остаётся прикован к женщинам за моей спиной, но я не могу на них смотреть. Я слишком занята тем, как резко напряглась его челюсть, как он стискивает зубы, держа мою дочку как самое хрупкое сокровище, боясь уронить её.

Он одновременно и сила, и нежность – и этим только сильнее сбивает меня с толку в моих чувствах.

Он притягивает меня за талию, чуть не сбивая с ног, и, приподняв мой подбородок двумя пальцами, нежно целует. Я не успеваю опомниться, а его губы уже отпускают мои – хотя я хочу большего.

Позади нас девушки хихикают и наконец уходят, отбрасывая волосы назад.

– Тебе не нужно было этого делать, – говорю я, отстраняясь.

– К чёрту их, Эвелин. Ты не должна париться из-за их мнения. Это не они живут твоей жизнью.

– Я в курсе.

– И ты должна помнить, ради чего мы это делаем.

– Может ты мне напомнишь? – отвечаю, упираясь руками в бока. Келси осторожно отходит назад.

Но сейчас этот вопрос кажется вполне уместным. Прошла почти неделя с момента медиации, и причины нашего брака становятся всё более размытыми по мере того, как растёт моё влечение к Уокеру. А после этой демонстрации чувств мне срочно нужно напоминание, зачем мы всё это затеяли. Мне нужно, чтобы он поставил мои эмоции на место, чтобы они не выползали наружу в самые неподходящие моменты.

После нашего разговора на веранде что-то во мне изменилось. Это уже не просто физическое влечение – он заставляет меня раскрываться, не осуждает за то, чем я делюсь, и даёт ощущение, что ему можно рассказать всё.

И именно это сейчас сводит меня с ума.

– Ради Кайденс, – наконец говорит он, поправляя дочку на руках.

Больше слов не требуется. Его ответ предельно ясен и именно то, что я должна была услышать.

Я возвращаюсь к своему стенду, пытаясь выбросить из головы то, что только что произошло, и сосредоточиться на работе. В небольшой перерыв между клиентами Келси снова подходит и трогает меня за плечо:

– Ты в порядке?

– Да. Всё нормально.

– Как женщина женщине скажу: слово нормально у нас очень опасное.

Фыркнув, я отвечаю. – А что ты хочешь услышать?

– Лучше правду.

Я уже собираюсь возразить, но в этот момент взгляд улавливает то, что останавливает меня.

Уокер снова держит Кайденс на руках, идёт по ряду стендов. Солнце заливает их мягким золотым светом, и картинка просто завораживает. В одной руке у него красный шарик, он показывает его дочке, а она визжит от восторга. От этого зрелища я невольно улыбаюсь, но тут Келси выдёргивает меня из этого момента, и я чувствую, как начинают увлажняться глаза.

– Эвелин… что случилось?

– Просто… я никогда не думала, что у неё будет это.

– Что это?

Жестом показываю на них: – Мужчина в её жизни. Отец.

– О, милая. – Она обнимает меня, а я закрываю глаза, пытаясь сдержать слёзы. Думаю, это один из моих самых больших страхов – что Кайденс может потерять и Уокера тоже.

Ты боишься только за дочку, Эвелин? Или боишься потерять его сама?

Я начинаю привязываться к нему. Думаю, именно поэтому я сегодня такая эмоциональная. Хотя… может, у меня просто скоро начнутся месячные.

Так или иначе, каждый новый день рядом с Уокером напоминает мне о том, как долго я была одна. За исключением Келси, я выстроила жизнь полной самостоятельности – и добилась многого. Но с появлением Кайденс мой прежний замкнутый мир уже не кажется таким заманчивым. Его место занимает новое желание – желание, которое усиливается каждым днём рядом с этим заботливым, добрым, самоотверженным мужчиной, что сейчас идёт прямо ко мне.

Господи, я не заслуживаю его. А он даже не понимает, что со мной делает.

– Что происходит? – спрашивает Уокер, возвращаясь к стенду. Моя малышка тянет верёвочку, пытаясь дотянуться до шарика – наверное, чтобы облизать его.

– Всё нормально, – говорю я, вытирая глаза.

– Вы просто были слишком милыми вместе, – объясняет Келси. – А мы, девушки… мы же вечно ревём. – Она небрежно пожимает плечами, пытаясь убедить его, что у меня не было нервного срыва.

– А… понятно… – Его брови хмурятся, он внимательно меня изучает, а потом говорит: – Думаю, ей надо сменить подгузник. Или она только что устроила эпичный пук.

Смеясь, я беру малышку из его рук:

– Давай сюда.

– Я и сам хотел это сделать, просто кому-то нужно было бы придержать шарик, – говорит он, поднимая глаза на шарик в руке.

– Всё в порядке. Спасибо, что развлёк её.

– Конечно. Мы отлично проводим время, правда, совёнок? – Кайденс издаёт свой совиный писк, и Уокер тут же повторяет его.

Келси смотрит на них с обожанием в глазах. Если бы я сейчас посмотрела в зеркало – выглядела бы так же.

Не привязывайся, Эвелин.

Уокер снова выпрямляется, глядя на меня сверху вниз. Его ладонь касается моего лица, и его слова, словно тараном, пробиваются сквозь ту стену, которую я пытаюсь строить всё выше с каждым днём:

– Я не помню, когда в последний раз мне было так весело на фермерском рынке. Я начинаю привыкать проводить дни с вами двумя. Спасибо, что позволяешь мне это.

Да, я тоже начинаю к этому привыкать.

– Спасибо. Надеюсь увидеть вас снова, – говорю я, передавая пакет с платьями и топами очередной покупательнице. Она уходит довольная, а я улыбаюсь ей вслед.

Вчерашний день был настоящими американскими горками – эмоции скакали вверх-вниз, как будто я сходила с ума. Но сегодня с утра я решила сосредоточиться на своём магазине и дочке, напомнить себе, что я управляю своей жизнью и своими чувствами.

– Сегодня хороший день, – бормочу я себе под нос, кивая, пока Кайденс кричит из манежа за моей спиной, явно требуя моего внимания.

– Что случилось, малышка? – Подхватываю её на руки и целую в щёку. – Голодна? Скоро обед.

Одно из преимуществ того, что я сама себе начальник – я могу брать дочь с собой на работу. Я уже не прихожу в магазин каждый день и не сижу здесь часами, как раньше – во время беременности я наняла несколько сотрудников, зная, что с появлением ребёнка мне понадобится помощь. Но когда я здесь, Кайденс со мной, и это даёт мне спокойствие – я не пропущу все эти важные этапы её жизни. Сейчас она особенно любит хватать меня за волосы при любой возможности.

– Ауч, малышка.

– Уф, дети… – Разворачиваюсь на голос Джанис Браун, стоящей напротив прилавка, с презрительной ухмылкой разглядывающей мою дочь. Я даже не услышала звонок над дверью – должно быть, она проскользнула, когда ушёл предыдущий покупатель.

– Простите?

Она передёргивает плечами:

– Я не понимаю, почему люди считают младенцев милыми. Они вечно хватают всё подряд, обмазываются слюной и постоянно воняют.

И как раз в этот момент Кайденс начинает пускать слюнявые пузыри. Вот так, малышка. Покажи ей, какая ты противная.

– Дверь прямо за вами. Если она вас так раздражает – не стесняйтесь. – Перекладываю дочь на бедро и сверлю взглядом женщину напротив.

Джанис – бывшая Уайатта со школьных времён, а её отец теперь мэр Ньюбери-Спрингс. По словам Уокера, Уайатта и Келси, самовлюблённой она была всегда – и, похоже, с тех пор мало что изменилось. Когда Келси и Уайатт разбирались в своих чувствах в прошлом году, Джанис пыталась снова привлечь внимание Уайатта, но безуспешно. С тех пор она пытается лезть в дела братьев Гибсон при каждом удобном случае – то ли чтобы убедить себя, что Уайатт что-то потерял, то ли чтобы доказать это ему. В любом случае – выглядит это жалко.

И, видимо, именно поэтому она сейчас здесь.

– Могу чем-то помочь? – спрашиваю я, так как она продолжает пялиться на мою дочь.

– Да нет. Просто захотела посмотреть, что тут за шумиха.

– Объяснишь?

– Ну, раз уж Уокер женился на тебе, должна же быть на то причина. Явно не этот магазин. – Она обводит помещение взглядом. – И уж точно не этот ребёнок. – Её лицо снова искажается в гримасе.

– Забавно. Мне плевать на твоё мнение о моей жизни. Даже больше – ты только что напомнила мне, что я, как владелец бизнеса, имею полное право отказать в обслуживании кому захочу. Поздравляю – ты в этом списке.

Она закатывает глаза:

– Пожалуйста. Всё равно ничего покупать не собиралась.

– Тогда уходи, пока я не вызвала полицию, чтобы дать тебе законную причину держаться подальше от меня и моей дочери.

Джанис ухмыляется, делая шаг к двери. – Как ты это провернула, а? Вы с Уокером начали крутить, пока Шмитти был ещё жив? Ты вообще уверена, чей это ребёнок – Шмитти или Уокера, Эвелин?

– Да пошла ты, Джанис. Убирайся к чёрту из моего магазина! – Повышаю голос, понимая, что она добилась своего – задела меня. Но сейчас мне всё равно. Лучше крикнуть, чем врезать ей по лицу и выволочь за волосы, как мне очень хочется.

– Удачи удержать его, Эвелин. Рано или поздно Уокеру надоест играть в папочку. И тогда что ты будешь делать?

– Пошла ты, Джанис. Уходи.

Она больше ничего не говорит. Да ей и не нужно – мерзкая ухмылка на её лице, пока она выходит из магазина, говорит сама за себя: она считает, что выиграла этот раунд.

Я вся дрожу от злости. Как у кого-то хватает наглости зайти в чужой магазин и оскорблять владельца?

Часть меня хочет позвонить Уокеру и рассказать, что произошло. Но что он сделает? И главное – мне не нужно, чтобы он сражался за меня. Я справлюсь сама. Хотя приятно, когда он меня защищает – он уже делал это не раз. Но я не могу вечно на это рассчитывать.

Это – плата за то, что я согласилась выйти за него. Это помогает моей дочери – а в итоге это главное – но мне это начинает даваться тяжело.

Я не из тех, кто обычно переживает из-за чужого мнения. Я слишком долго жила в таком мире и поняла: добра из этого не выйдет. После того, как моя жизнь развалилась в Далласе, я пообещала больше никогда не ставить себя в зависимость от чьих-то оценок.

Важно только то, что я думаю о себе. Но сейчас я чувствую себя отвратительно и очень хочу выпить.

Как будто вселенная решила досолить мои раны (и это совсем не та соль, что на краю бокала маргариты), телефон завибрировал на прилавке рядом. Увидев имя матери на экране, я почувствовала, как давление в крови поднимается ещё выше.

Я так давно её не слышала, что сам факт её звонка уже вызывает тревогу. Иногда она звонит – просто чтобы убедиться, что я не позорю нашу фамилию. Но, если подумать, в последний раз мы говорили почти год назад.

Понимая, что могу либо сразу принять этот удар, либо отложить и мучиться потом, я выбираю первое – провожу пальцем по экрану, пока Кайденс снова тащит мои волосы в рот.

– Алло?

– Эвелин. – Ни малейшего тепла. Только раздражённые нотки в голосе.

– Чем могу помочь, мама?

– Мне нужно подтвердить одну информацию.

– Ладно…

– По имеющимся у нас данным, у тебя родился ребёнок. Это правда?

У меня отвисает челюсть. Данные? Они что, проверку на меня провели? Или медицинские записи подняли?

Понимая, что спрашивать откуда бессмысленно, просто отвечаю:

– Да, это правда.

– Боже мой, Эвелин. – Вот и разочарование, которого я ожидала. – Ты не могла нас хотя бы поставить в известность?

– А зачем? Всё равно вы не собирались мчаться сюда, чтобы стать для неё бабушкой и дедушкой.

– Нет. Но у нас есть репутация, которую нужно беречь. Ты знаешь это. Ребёнок вне брака – это пятно на имени Самнеров.

Всё, как всегда – главное защитить фамилию.

– Ну, вообще-то я уже замужем. Так что волноваться не о чем. – Видимо, её «данные» слегка устарели.

– Хоть что-то.

– Ужас, если бы я осталась матерью-одиночкой, да?

Она фыркает, а потом слышится шелест бумаг: – В общем, нужную информацию я получила. Пожалуй, пойду.

– Рада была поговорить, мама. Надеюсь, вы с папой прекрасно проводите время без ребёнка и без всякой ответственности за мою жизнь и моё благополучие, – выплёвываю я.

– Не драматизируй, Эвелин. И постарайся не устраивать новых скандалов, которые нам придётся заминать, – бросает она напоследок и сбрасывает звонок.

Я швыряю телефон на прилавок и моргаю, сдерживая слёзы. Я не грущу. Я злюсь. Безумно злюсь. Как можно злиться так сильно, что аж плакать охота?

Прошлое давит на меня сегодня так же, как и будущее. И я не знаю, сколько ещё выдержу. Понимая, что работа успокоит меня, я беру сумку с подгузниками, усаживаю Кайденс в стульчик и накрываю нам обеим обед, отсчитывая минуты до возвращения домой – к бутылке вина. Или к двум. А может, и к трём.

Когда я наконец добираюсь до дома, злость кипит во мне ещё сильнее, но хотя бы слёзы высохли. Единственный приятный итог сегодняшнего дня – теперь можно быть уверенной, что мать долго не побеспокоит. А если у Джанис есть хоть капля мозгов, она тоже не сунется в мой магазин.

Открывая дверь, я ожидаю увидеть Уокера на кухне – он говорил, что хочет попробовать новый рецепт. Но картина передо мной полностью выбивает почву из-под ног.

Уокер вешает на стену фотографию – холст. Это снимок с фотосессии Кайденс в шесть месяцев, где мы втроём.

Даже Келси не смогла бы так удачно нас поставить в кадр. Кайденс улыбается в камеру своей беззубой, идеальной, очаровательной улыбкой. Уокер смотрит на меня сверху вниз с теплом в глазах и той особой нежностью, которую я, наверное, никогда прежде в чьём-то взгляде не видела.

А я смотрю на него снизу вверх, едва заметно улыбаясь – будто пытаюсь не рассмеяться после его слов. Но самое главное – эта лёгкость между нами, отчего сердце начинает бешено стучать.

Мы выглядим как семья.

– Что ты делаешь? – спрашиваю, ставя на пол сумку и автокресло с Кайденс. Она всё ещё пристёгнута, но пока довольна, а я слишком заворожена сценой, чтобы взять её сразу.

– Хотел тебя удивить до твоего возвращения, но ты пришла пораньше, – отступает он назад, гордо разглядывая своё творение, уперев руки в бока. – Ну как?

– Я даже не знала, что фотографии уже готовы. – Значит, Келси показала их ему первой. Либо он сам попросил – минуя меня. Придётся поговорить с ней об этом.

– Они ещё не все готовы, но я подумал, что неплохо было бы повесить такую фотографию – на случай, если заглянет соцработник. Понимаешь?

А вот и объяснение. Это же сделка, помни, Эвелин.

Но чем чаще я себе это напоминаю, тем больше задаюсь вопросом: а что получает от этого всего Уокер? Особенно после таких дней, как сегодня, когда я не могу не задуматься – а подвергается ли он такому же давлению, как я?

– Понимаю. – Беру дочку, укладываю её в прыгунки с игрушками – она последнее время их обожает. Поднимаю голову – и натыкаюсь взглядом на ещё одну новинку на каминной полке: фото с нашей регистрации в суде.

Похоже, мой муж сегодня решил устроить аттракцион на разрыв моих нервов. Может, они с мамой и Джанис сговорились?

– Что случилось? – нахмурившись, спрашивает Уокер, когда я поднимаю взгляд.

– Ничего. Просто тебе не стоило этого делать. – Разворачиваюсь к кухне – мне срочно нужно то самое вино, о котором я мечтала весь день.

Такие жесты только путают меня ещё сильнее. А после сегодняшнего дня мне нужно пространство. Но, судя по шагам Уокера за спиной, не судьба.

– Я знаю, что не должен был. Я, чёрт возьми, захотел, Эвелин. – Его голос обостряется настолько, что я невольно отступаю. – Что-то случилось сегодня? Ты явно злишься, но, думаю, это не из-за фотографии.

Хлопнув дверцей холодильника, я хватаю бутылку вина и иду к столешнице искать штопор.

– О, у меня был просто чудесный день. Прямо как будто всё дерьмо со вчерашнего дня перетекло в сегодняшний.

– Расскажи мне.

Я качаю головой – не хочу всё снова прокручивать. Я и так варюсь в этом уже пять часов. Но Уокер не отступает:

– Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, Эвелин.

– Зачем? – резко поднимаю взгляд.

– Потому что мы, чёрт возьми, женаты. Я не телепат, – он снова упирает руки в бока.

– Мы женаты только по документам, Уокер. Я не обязана тебе ничего рассказывать. – Я понимаю, что сейчас веду себя по-детски, но после допросов от Джанис и мамы хочется огрызаться на любого, кто пытается командовать. Как вообще кто-то осмеливается оценивать мою жизнь? И почему Уокер требует говорить, если я этого не хочу?

Он обходит кухонный остров, прижимая меня к шкафчикам:

– Мы можем не быть влюблены, но я всё равно, чёрт побери, забочусь о тебе, Эв. Надеюсь, ты это понимаешь. – Его взгляд мечется между моими глазами. Потом он осторожно убирает прядь моих волос за ухо, легко проводя пальцем по шее. – Мы друзья. Ты можешь мне довериться. Пожалуйста. Тебе не обязательно всё тянуть в одиночку.

Но это единственный способ, который я знаю... И, честно говоря, то, как ты меня сейчас касаешься – совсем не похоже на дружбу.

– Джанис заходила сегодня в магазин, – признаюсь я, не вдаваясь в детали.

Челюсть Уокера напрягается:

– К чёрту её. Могу представить, что она наговорила.

– То же самое, что и девчонки на фермерском рынке вчера.

Он резко выдыхает. – Надеюсь, ты ей врезала?

– Почти. – Вижу, как уголок его губ одобрительно поднимается. – А потом ещё мама позвонила.

Теперь его лицо меняется. После нашего разговора на днях он знает, что мои отношения с родителями далеки от идеальных. И почему-то приятно, что он это знает.

– Что она сказала?

– Просто хотела подтвердить, что у меня есть ребёнок. Видимо, следят за мной, проверяют больничные записи.

– Господи…

– Ага. Незабываемая беседа. – Сарказм сочится из каждого слова. – Я сказала ей, что замужем. Это её обрадовало – оказывается, ребёнок вне брака – великий грех.

– Чёрт, Эв. Мне жаль. – Он наклоняется и целует меня в лоб. И это прикосновение действует как бальзам – я сразу чувствую, как напряжение уходит. – Спасибо, что рассказала. Видишь? Это ведь не так сложно. – Он осторожно кладёт ладонь на мою щеку, и вдруг мне становится трудно дышать. – Ты можешь говорить со мной о чём угодно. Я всегда выслушаю и помогу.

Вот что он со мной делает – его голос и прикосновения словно усмиряют моих демонов и неуверенность. Рядом с ним мне кажется, что я справлюсь со всем. Будто у меня появился кто-то ещё, кроме Келси.

И, видимо, благодаря всплеску эндорфинов и эмоциональному истощению, я внезапно выпаливаю:

– Поцелуй меня, Уокер.

Его глаза мечутся между моими. И в ту же секунду я жалею о своих словах. Это не то, что я хотела сказать. Просто сердце оказалось быстрее головы.

Господи, о чём я думала? Я даже не пила ещё вино, так что не могу списать это на алкоголь.

Но прежде, чем я успеваю отстраниться, Уокер сжимает мою челюсть, удерживая меня на месте, и жадно прижимает свои губы к моим, сметая все мои сомнения.

Он отшатывается лишь на миг, когда я чуть толкаю его, а потом его руки обвивают меня, прижимая к себе, пока его губы настойчиво работают над моими. С каждым движением его языка я позволяю сегодняшней злости раствориться. С каждым его приглушённым стоном я вновь ощущаю, каково это – быть желанной. А с каждой секундой, когда он держит меня так крепко, будто я могу убежать, если он ослабит хватку, я позволяю себе сдаться этому ощущению защищённости.

Этого не должно было случиться. Этот брак задумывался ради моей дочери, чтобы она могла остаться со мной. Но где-то по пути моё сердце начало шептать, что, может, из этого выйдет нечто большее.

Но я пока не хочу в этом признаваться. Ведь тогда у меня появится то, что можно потерять – ещё больше, чем уже есть.

То, что он со мной делает – я никогда такого не испытывала. С физической стороной отношений я справляюсь. А вот с чувствами…

С чувствами у меня опыта немного.

Но вот с сексом – тут опыта хватает. И каждый раз, когда он меня касается, всё моё тело оживает. Это я могу признать. Но в этом есть и что-то другое.

Поцелуй Уокера – это не просто прелюдия. Он полон страсти, желания и… почтения. Его губы властно захватывают мои, он снова прижимает меня к столешнице, его бёдра плотно прижимаются ко мне, демонстрируя, насколько сильно он меня хочет.

Но только ли в этом дело?

Смогли бы мы наслаждаться физической стороной брака, не усложняя всё чувствами? Мой мозг кричит: Нет.

Уокер отрывается от моих губ, оставляя нас обоих без дыхания, но не отпуская меня из объятий. Его глаза такие тёмные, что почти черны, а наши учащённые вдохи сливаются в одном ритме.

Я сама не знаю, зачем мне понадобился этот поцелуй. Может, я просто хотела почувствовать себя желанной. Хотела, чтобы кто-то – хоть кто-то – захотел меня. Чтобы я была не той, кого всегда отталкивают.

И тогда из меня вырывается вопрос, над которым я, оказывается, весь день мучительно думала:

– Что будет, когда всё это закончится, Уокер? – спрашиваю я, поднимая на него глаза. Я чувствую его возбуждение между нами – и от этого хочется пойти дальше. Но я не уверена, что смогу, пока не разберусь, что именно сейчас чувствую. – Что будет, когда я перестану быть твоей женой?

– Я… Я пока не знаю ответа, Эвелин. – Он прочищает горло и выпрямляется. – Но я знаю вот что. Пока мы вместе – все будут знать, что ты моя. И что бы ни случилось между нами, Эвелин, я всегда буду рядом для Кайденс. Всегда. Вот в этом ты не должна сомневаться. Договорились?

– Договорились.

Он тяжело вздыхает, а потом, нехотя, отпускает меня и проводит рукой по волосам: – В эти выходные будет благотворительный вечер пожарной части.

В животе у меня всё сжимается.

– Ах да…

– Я хочу, чтобы ты там была, – говорит он, разворачиваясь ко мне. – Я знаю, что эта неделя была тяжёлой. У людей есть мнение – и мы его не изменим, Эв. Но твоё присутствие рядом со мной даст всем понять: это по-настоящему. И им придётся с этим смириться.

Это по-настоящему? После этого поцелуя мой разум кричит, что между нами что-то определённо есть.

– Я буду там, Уокер. Возможно, тебе придётся тащить меня волоком, но я буду.

Его тело заметно расслабляется. – Отлично. Моя мама согласилась посидеть с Кайденс, так что минус одна отговорка.

О, Господи. Мамочка Гиб будет нянчить мою дочь? Я едва говорила с ней после того, как вышла за её сына без её ведома. Прекрасно. Ещё больше причин для моего растущего тревожного кома в груди. Мало того, что мне придётся предстать перед всей станцией, где все знали Джона, знали, что мы спали вместе, и теперь знают, что я вышла за Уокера – так ещё и перед двумя людьми, которых наши поступки ранили больше всех: мистером и миссис Гибсон.

Ещё одна причина, по которой всё это наше соглашение с каждым днём становится сложнее.

– Ладно, не знаю, как ты, а я хочу есть, – Уокер кивает назад через плечо, явно не давая мне шанса начать спорить по поводу только что сказанного. – Пойду ужин готовить.

– Хорошо.

И вот так мы снова переходим в наш привычный ритм, будто никакого поцелуя и не было. И я даже не знаю – хорошо это или плохо.