Текст книги "Всё, что он не смог (ЛП)"

Автор книги: Харлоу Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава семнадцатая

Уокер

Я наклоняюсь вперед, обхватываю ее волосы кулаком и откидываю ее голову назад, чтобы видеть лицо. – Сжимай мой член, Эв. Поработай этой чудесной киской и заставь меня кончить.

Я чувствую, как она сжимается, пока я продолжаю толкаться в нее сзади. И когда я смотрю вниз и вижу свою фамилию на ее футболке – той самой, которую я настоял, чтобы она оставила на себе, – я понимаю, что моя выдержка может сломаться в любой момент.

– Сильнее, Уокер. Трахни меня сильнее.

Я даю ей то, что она хочет, снова и снова ударяя бедрами по ее заднице, с каждым разом все сильнее. Мой рот закрывает ее рот, я продолжаю держать ее за волосы, заглушая крики.

– О, Боже, – выдыхает она, когда я отпускаю ее губы.

– Боже, Эвелин. Ты меня разрушила. Ты это понимаешь, да? – рычу я ей на ухо.

– Ты тоже меня разрушил, Уокер. – Ее дыхание поверхностное, и я чувствую, как она снова сжимается вокруг меня. – Чёрт, я кончаю.

– Давай. Кончи со мной. – Я держу ее на месте, глядя ей в глаза, пока наши тела соприкасаются, а потом она разрывается, крича, когда теряет контроль. Я следую за ней.

Когда мы оба изнемогаем, то падаем на кровать, и я притягиваю ее к себе.

– Мне нужно в ванную, – объявляет она спустя несколько минут. Я нехотя отпускаю её.

Возвращаясь, она стягивает с себя футболку, расстёгивает лифчик и бросает его в сторону. Потом уверенно возвращается ко мне на кровать, снова устраиваясь у меня в объятиях, положив голову на грудь. – Так-то лучше.

– Даже не знаю, что сексуальнее – когда ты в футболке с моей фамилией на спине или когда ты совершенно голая.

Она смеётся: – А зачем выбирать, если можно иметь и то, и другое?

Я переворачиваю нас, чтобы оказаться сверху, и держу ее руки над головой. Ее глаза загораются от моего движения, и я так сильно хочу взять ее снова. Когда я касаюсь ее входа своим членом, она кивает, давая мне разрешение, позволяя мне войти в нее.

Чёртов рай.

Не думаю, что когда-нибудь смогу насытиться этой женщиной – её телом, её глазами, её улыбкой, её светом. Я не зря сказал ей на день рождения: она вернула свет в мою жизнь.

Она – моя луна. Она и Кайденс – моя семья. Я люблю их так чертовски сильно, что не знаю, что с этим делать. Потому что, говоря ей о своих истинных чувствах, я вспоминаю аналогию с кроликом, которую рассказала мне Келси. Я боюсь ее напугать.

Прошёл всего месяц. Месяц полного блаженства, конечно, но и месяц исполнения всех моих фантазий о ней.

Осталось меньше двух недель до финальной медиации, и я хочу пойти туда, зная, что Эвелин принадлежит мне полностью. Но каждый день я борюсь с собой: подталкивать её к решению или позволить всему идти своим чередом. Поэтому пока я просто продолжаю показывать ей, как сильно она мне нужна. Я хочу, чтобы она знала – я хочу её всем сердцем, не произнося пока этих слов.

– Уокер, – стонет она, глядя мне прямо в глаза. Я медленно скольжу в ней и из неё, её ноги обвивают мою спину, я двигаюсь круговыми движениями. Мне некуда спешить. Я только что трахал её, но сейчас… Сейчас я хочу поклоняться ей, раствориться вместе, показать, как много она для меня значит.

– Чёрт, Эв... Боже, как же хорошо. – Не может быть так хорошо, если это не по-настоящему, верно?

– Я знаю. – Она тянется ко мне за поцелуем, и мы больше ничего не говорим, пока снова не достигаем кульминации вместе.

Это не может быть ложью. Это не может быть ошибкой. В этот момент я верю, что всё случилось по какой-то причине, приведя нас сюда.

Оставаясь внутри неё, я опираюсь на локти, чтобы смотреть в её глаза. Она закрыла их, повернув голову вбок, её грудь вздымается в такт тяжёлому дыханию.

Боже, как я её люблю. Я не могу без неё жить.

– Эвелин...

– М-м?

– Посмотри на меня, детка.

Медленно она поворачивает голову и встречается со мной взглядом: – Что такое, Уокер?

Я сглатываю, разрываясь между тем, чтобы сказать всё, что у меня на сердце, что я чувствую каждой клеткой своего тела – или подождать до конца недели, когда я докажу ей свою приверженность на деле.

Интуиция велит пока подождать, поэтому я говорю: – Ты чертовски красивая.

Её улыбка заразительна. – Спасибо.

– Я безумно от тебя зависим, – продолжаю я, проводя пальцем по линии её подбородка.

– Взаимно.

Я медленно глажу её грудь, спускаюсь по рёбрам к бедру и дальше – к ягодицам. – До сих пор не верится, что я могу прикасаться к тебе вот так.

Она улыбается, обхватывает мои ягодицы, притягивая меня глубже в себя. – Не стоит удивляться. За последние шесть недель я, наверное, больше пялилась на твою задницу, чем за всю жизнь на свою собственную.

Её откровенность – ещё одна причина, по которой я влюбился в неё. Боже, как же она заставляет меня смеяться.

– Уже поздно, Уокер. Кайденс рано проснётся.

Уткнувшись в её шею, я вдыхаю её фирменный аромат ванили, будто вживляю его себе в кровь, чтобы он никогда не исчез. – Знаю. Просто...

– Что? – Она смотрит на меня, слегка наклонив голову.

Слова уже на кончике языка, но я выбираю сказать: – Пока ты спишь, я не могу любоваться тобой.

Она закатывает глаза и отталкивает меня. – Можешь пялиться сколько хочешь, милый. А я пошла спать.

Лежа на кровати, наблюдая, как она уходит в ванную, я понимаю: то, что я задумал на эту неделю, станет настоящей проверкой моих чувств – и её тоже. Надеюсь, я её не испугаю.

– Ты уверен в этом? – Уайатт смотрит на меня сверху вниз, скрестив руки на груди. Звук тату-машинки наполняет помещение гулом.

– Немного поздно для этого вопроса, тебе не кажется? – Я бросаю взгляд вниз на Гейджа, тату-мастера, который уже набивает рисунок на моей коже.

Когда мне впервые пришла в голову идея этой татуировки, я знал – она должна быть идеальной. Гейдж уже работал с нами, братьями Гибсон, но набить этот рисунок – это большой шаг веры.

– Эвелин ничего не знает?

– Нет. Келси знала, когда ты в своё время сделал себе тату с камерой?

– Принимается. Но тогда... у нас с Келси уже была дружба, выходящая за рамки чувств. Я сделал ту татуировку до того, как мы стали парой. А ты сейчас набиваешь рисунок ради женщины и её дочери, не зная наверняка, останетесь ли вы в браке. Разве это не безумие?

– Жалеешь, что тогда сделал ту татуировку ради Келси? Даже до того, как вы были вместе?

– Ни капли. Но это было другое.

Качая головой, я смотрю на иглу, пробегающую по моей коже: – Спасибо за поддержку.

– Чёрт, Уокер. Я тебя поддерживаю. – Он подтягивает стул к столу, на котором я лежу, поворачивает его, садится верхом, кладет руки на спинку и наклоняется ко мне поближе, пока люди ходят по тату-салону. – Просто не понимаю, почему ты не выяснил всё между вами до того, как сделал такой постоянный шаг.

– Я знаю, что она влюблена в меня, Уайатт, – говорю я, более уверенно, чем следовало бы. Но после той ночи и всех ночей, прошедших с тех пор, как я признался ей в своих чувствах, я просто не могу поверить, что она не отвечает мне взаимностью.

Я влюблён в неё. Я знаю это. Думаю, всегда знал.

И хотя она не сказала этого вслух, я знаю, что она тоже испытывает ко мне сильные чувства. Этот брак стал реальностью очень быстро, и я хочу, чтобы так и осталось.

Я не смогу вернуться к жизни без них – без неё и без Кайденс.

Даже если, не дай Бог, между нами с Эвелин что-то пойдёт не так, я всегда буду рядом с этими девочками. Они навсегда останутся в моей жизни и в моём сердце – как и эта татуировка.

Поэтому я не боюсь этого рисунка на своей коже. Татуировки могут отражать важные моменты настоящего или прошлого. Хотя сама мысль о том, что эти мгновения с Эвелин и Кайденс могут стать лишь воспоминанием, вызывает у меня тошноту. Я продолжаю убеждать себя, что этого не произойдёт.

– Думаю, ты прав. Я видел вас вместе. Чёрт, Келси на седьмом небе от счастья, что Эвелин вообще открылась тебе.

– Она открылась. Но я знаю, что она всё ещё немного насторожена. Она что-то скрывает, Уайатт.

– Что именно?

– Я не знаю точно, но это связано с тем, что заставило ее сбежать из Далласа. Она работала в инвестиционной компании, принадлежащей другу её родителей. Что-то пошло не так. Вот и всё, что я знаю.

Когда родители Джона появились на футбольном матче на прошлой неделе, мне снова напомнили о том, что нас ждёт. Мы с Эвелин последние пять недель жили в состоянии абсолютного счастья, будто специально сосредотачивались друг на друге, чтобы не думать о приближающейся медиации.

Но сейчас, когда осталось всего пять дней и крайний срок всё ближе, я начинаю чувствовать давление. Всё это время я показывал Эвелин, что она может на меня опереться и отпустить страхи, но теперь хочу, чтобы она полностью открылась. Надеюсь, что сегодня вечером, после того как я покажу ей свою преданность этим поступком, она будет готова сделать то же самое.

– Тебе нужно, чтобы перед этой встречей между вами не осталось никаких секретов, Уокер.

– Знаю.

– Так что, как бы ты ни боялся надавить на неё, тебе придётся это сделать. Помнишь, как Келси скрывала от меня ту программу по фотографии? Это тогда чуть нас не разрушило. Ты не хочешь через это проходить, если можно избежать, – говорит Уайатт.

– Ты прав. Просто... чёрт, мне понадобилось так много времени, чтобы прийти к этому с ней, Уайатт, – отвечаю я, морщась от боли, когда игла проходит по груди.

– Но это что, значит, что ты собираешься вечно ходить вокруг неё на цыпочках?

Чёрт, он прав. Конечно, я не хочу её напугать, но избегая этого разговора, я не делаю ни себе, ни ей никакой пользы.

– Сегодня вечером. Я попробую поговорить с ней сегодня вечером.

Уайатт кивает: – Я просто хочу, чтобы ты получил то, чего хочешь, Уокер. Вы оба с Эвелин этого заслуживаете. Но у вас всё ещё тонкая ситуация. Перед финальной битвой вам нужно быть на одной волне. Поверь мне, ты не хочешь входить в это с недосказанностями.

– Вот вы где! – сияет Келси, подходя к нам, а за ней вплотную следует Уайатт. Вокруг шумит толпа – на ранчо Гибсонов в самом разгаре традиционный сезонный костёр с барбекю.

– Где самогон? – перекрикивает музыку Тим, один из рабочих на ранчо. Он проходит мимо нас к компании мужчин, передающих по кругу банку с самогоном, который наш отец варит с тех пор, когда был моложе нас с Уайаттом.

Я провожаю Тима взглядом, а затем снова смотрю на Келси и брата, которые останавливаются перед нами. – Похоже, сегодня у всех настроение праздновать.

– Да. До сих пор не понимаю, почему мама с папой решили устроить вечеринку в этом году раньше, чем обычно, – задумывается Уайатт, отпивая пиво.

– Я тоже. Но когда они что-то решают – спорить бесполезно.

– Согласен.

– Хочешь, я её подержу? – спрашивает Келси у Эвелин, протягивая руки к Кайденс.

– Если хочешь.

– Нет уж. Эта малышка – моя, – заявляет мама, подлетая к нам с распростёртыми руками и тут же забирая Кайденс у Келси.

– Эй, похитительница младенцев! – шутливо возмущается Келси, наблюдая, как мама умиляется внучке.

Мама целует Кайденс в обе щёчки и усаживает её на бедро: – Вот так. Это моя внученька, и сейчас мы пойдём танцевать, чтобы её мамочка с папочкой могли немного повеселиться, – говорит она, бросая взгляд на меня и Эвелин.

Моё сердце замирает: она назвала меня папой Кайденс. И судя по расширившимся глазам Эвелин, она это тоже заметила.

– Ну хоть помоги мне. Я почти не вижу свою племянницу в последнее время, – жалуется Келси, идя за мамой, которая уносит Кайденс.

– Значит, вы на сегодня свободны? – шутит Уайатт, глядя на нас.

– Видимо, да. Я не ожидала, что она так сделает, – говорит Эвелин.

– Не переживай, Эв. Мама на седьмом небе с этой малышкой. А если получится по-моему – я подарю ей ещё одного младенца в ближайшее время, – ухмыляется Уайатт, делясь своими планами.

– Господи, уже о детях? – присоединяется к нам Форрест с пивом в руке.

– Мне ребёнок достался в комплекте, Форрест. И я бы не хотел, чтобы было иначе, – говорю я, притягивая Эвелин к себе и целуя её в макушку.

– А нам с Келси и вовсе не надо перед тобой оправдываться, придурок, – добавляет Уайатт, сверкая глазами на старшего брата.

– Мне понадобится ещё выпивки, чтобы пережить этот вечер, – бурчит Форрест, осушая пиво. – Чёртовы парочки повсюду...

– Что за хрень у тебя случилась? – спрашиваю я. – Ты же только что вернулся из Вегаса. Должен быть отдохнувшим или хотя бы менее раздражённым после случайного траха, надеюсь, ты там этим занимался?

Форрест сверлит меня взглядом: – Конференция прошла нормально. Просто... – он качает головой. – Прошлое любит всплывать в самый неожиданный момент. А я этого совсем не ожидал.

– Что случилось? – допытывается Уайатт. И я тоже не могу скрыть любопытства – Форрест столько лет почти не говорил о личном, а тут – две фразы за минуту.

Он открывает рот, будто собирается что-то сказать, но затем лишь бормочет: – Чёрт. Забейте. Пива мне мало. Пойду за самогоном. – И уходит, оставляя нас в замешательстве.

Я поворачиваюсь к Уайатту: – Как думаешь, что произошло?

– Не знаю. С кем он мог столкнуться из прошлого в Вегасе на строительной конференции?

Форрест поехал туда, чтобы наладить связи, поговорить с поставщиками, подрядчиками, найти новые проекты в других штатах.

И тут меня осеняет. – Шона ведь до сих пор живёт в Вегасе?

Глаза Уайатта расширяются. – Не знаю. Но она ведь там училась, да?

– Да, училась в UNLV.

Эвелин шаг вперёд, смотря на нас обоих: – Думаете, он встретил её?

– Встретил кого? – спрашивает Келси, вернувшись к нам уже без Кайденс. Похоже, она проиграла битву за племянницу.

– Думаем, Форрест столкнулся с Шоной в Вегасе, – объясняет Уайатт и быстро пересказывает нашу догадку.

Глаза Келси чуть не выпадают. – Вы серьёзно?

– А кто ещё это может быть? – пожимаю плечами.

– Судя по его настроению – встреча явно не удалась, – заключает Эвелин.

– Думаете, если мы его напоим, он расскажет? – предлагает Келси.

– Сомневаюсь. Он обычно ускользает и отключается в своей старой комнате, – говорит Уайатт.

– Меня не устраивает отсутствие ответов, – хмыкает Келси, отпивая из бокала. – Пожалуй, попробую разговорить его сама. – И уходит, даже не обернувшись.

– Может, пойдёшь за своей женой, пока Форрест не превратился в большого злого волка, – говорю я брату.

Уайатт вздыхает: – Да, ты прав. Потом увидимся?

– Конечно. Мы тут.

Уайатт уходит, оставляя меня с Эвелин. Она разворачивается в моих объятиях и смотрит на меня: – Выпьем?

– Отличная мысль.

Музыка разносится из колонок, расставленных по всему ранчо. Каждый сезон родители устраивают такие вечеринки для работников в благодарность за их труд и успехи, которые они приносят ферме.

Перед амбаром стоит танцпол, над которым натянуты гирлянды. Пары в ковбойских сапогах отплясывают тустеп на деревянном настиле под мелодии вечера. Папа традиционно коптит грудинку, три-тип и жарит курицу на целую армию, а мама готовит гарниры, заполняя тарелки гостей до краёв.

Солнце почти село, луна начинает освещать небо. Прекрасная ночь, которая, я надеюсь, станет ещё лучше.

Я приношу нам с Эвелин по бокалу – пиво из пивоварни Гибсон, которое брат каждый раз приносит на такие мероприятия – и мы идём за едой. Найдя свободный столик, мы усаживаемся и начинаем набивать животы, пока папин голос не перекрывает музыку, привлекая внимание всех:

– Как настроение? – спрашивает он, и толпа радостно гудит в ответ.

Эвелин улыбается мне, и я обнимаю её за плечи.

– Я знаю, вы все удивились, что в этом году костёр устроили раньше, но на то есть причина, – продолжает папа, переводя взгляд на меня.

Когда он спросил, не буду ли я против, если он объявит нас с Эвелин мужем и женой перед всеми, я без колебаний согласился. Знаю, для неё это будет неожиданностью, но я хочу, чтобы она почувствовала – моя семья принимает её как свою.

Кроме того, так я показываю ей: она теперь часть моей жизни, и я не хочу, чтобы это когда-либо изменилось.

– Элейн и я недавно обрели двух новых членов семьи Гибсон. Почти два месяца назад наш сын Уокер женился на женщине, которую давно любит и пообещал любить не только её, но и её дочь.

Я поворачиваюсь к Эвелин. Её глаза широко распахнуты от шока, губы приоткрыты в изумлении. Беру её за руку, помогаю подняться и веду к месту, где стоит мой отец.

Вокруг раздаются перешёптывания, но я не обращаю внимания ни на что, кроме неё.

Когда мы подходим ближе, отец снова говорит, всё ещё держа микрофон: – Эвелин, ты и твоя дочь теперь часть нашей семьи. Ты помогла нашему сыну стать тем мужчиной, которого мы воспитывали, и подарила нам внучку, которую мы любим. Элейн и я желаем вам обеим счастья на всю жизнь.

Толпа разражается аплодисментами, а в глазах Эвелин появляются слёзы, её щёки заливаются румянцем.

– А раз уж вы так спешили пожениться... – подмигивает он Эвелин, но бросает на меня строгий взгляд. – Мы подумали, что вы могли бы исполнить свой первый танец как муж и жена перед всеми. Что скажете?

Технически, это не наш первый танец, но в каком-то смысле – да. Первый раз, когда мы можем отпраздновать нашу свадьбу перед всеми.

– Потанцуешь со мной, милая? – спрашиваю я её.

Эвелин кивает, её руки дрожат в моих. – Да.

Раздаются новые аплодисменты и возгласы. Я веду её к центру танцпола. Начинают звучать первые аккорды It’s Your Love Тима МакГроу, я притягиваю Эвелин к себе, обнимая одной рукой за талию, второй беру её ладонь и отвожу в сторону. Мы покачиваемся в такт мелодии, глядя друг другу в глаза.

– Ты знал, что твой отец это устроит? – спрашивает она, пока мы двигаемся, под пристальными взглядами окружающих.

– Знал.

– Хитро, – шепчет она, но я вижу улыбку, прячущуюся в уголках её губ.

– Если бы я сказал тебе заранее – ты бы согласилась прийти? Или всю неделю переживала бы из-за этого?

– Нет и да.

– Вот именно. – Я наклоняюсь и целую её: – Я просто хотел потанцевать со своей женой. Подай на меня в суд.

– Твоя жена, – повторяет она мои слова, вздыхая от удовольствия. – Я бы хотела разозлиться, но не могу. Не когда ты так хорошо танцуешь, Уокер. – Она снова вздыхает, закрывая глаза. – Думаю, я бы позволила тебе танцевать со мной вечно.

– Я именно этого и хочу, Эвелин.

Её глаза раскрываются, и весь мир словно исчезает – есть только она. Моё будущее.

– Я хочу вечно быть с тобой.

Песня заканчивается, публика аплодирует, а я страстно целую её в губы напоследок. Затем беру её за руку и увожу от толпы к дому, стремясь найти место, где мы можем побыть наедине.

Одна из гостевых комнат свободна. Я завожу её внутрь, захлопываю дверь, прижимаю её к ней и жадно накрываю её губы своими.

Желание наполняет меня с ног до головы. Я хочу эту женщину прямо сейчас. И ничто не остановит меня от того, чтобы сказать ей то, что чувствую.

– Боже, почему ты заставляешь меня чувствовать, будто мне не хватает воздуха? – шепчет она, пока мои губы скользят по её шее к уху, запоминая каждый миллиметр её кожи.

– Ты заставляешь меня чувствовать такое каждый день, Эвелин, – поднимаю голову, чтобы заглянуть ей в глаза. – Но не потому, что захватываешь дыхание. Нет. Просто раньше без тебя в моей жизни я словно вообще не дышал. Я живу, только когда ты моя.

– Уокер... – её пальцы вцепляются в мои плечи, когда я прижимаюсь к ней бёдрами, давая ей почувствовать, что она со мной делает. Затем я стягиваю с себя рубашку и показываю, насколько серьёзен.

Эвелин замирает при виде татуировки. Кожа ещё красная и воспалённая, но рисунок идеален, он запечатлел моих девочек так, как никто другой не поймет.

На левой стороне груди – красивый эскиз луны с детально прорисованной поверхностью. А на её фоне – ангельский совёнок с большими глазами, точно такими, как у маленькой девочки, что украла моё сердце. На груди совёнка выгравированы буквы Д и Ш – в честь Джона Шмидта. Я хотел, чтобы он тоже стал частью этого рисунка. Ведь он всегда будет с ними.

Вся работа выполнена в чёрно-белых тонах, но выглядит потрясающе.

– Когда ты это сделал? – шёпотом спрашивает Эвелин, нежно проводя пальцем по татуировке. Я морщусь – кожа ещё болит, но её восхищение помогает справиться с болью.

– Сегодня.

– Зачем? – её глаза поднимаются на мои.

– Разве не очевидно, Эв? – беру её лицо в ладони и наконец выпускаю то, что сдерживал месяцами: – Я люблю тебя, – выдыхаю я, позволяя этим словам ожить. Так правильно наконец произнести их вслух, после всех этих недель молчания и сомнений. Но к чёрту всё. Она должна знать, что я чувствую, прежде чем мы дойдём до этой развилки на пути к счастью.

– Я люблю тебя и Кайденс. И хочу быть с вами обеими... навсегда. – Она приоткрывает рот, но я прикладываю палец к её губам, не давая ей перебить: – Для меня всё это никогда не было игрой, Эвелин. Я не думал о нашем браке как о временном. Я хочу всё: хорошие и плохие дни, все преграды и моменты, от которых захватывает дух. Я хочу тебя. Я люблю тебя. И так хорошо наконец это сказать. – Я выдыхаю, пытаясь успокоить сердце, и продолжаю: – Тебе не нужно говорить это в ответ, Эвелин. Я знаю, ты пока не там, где я, но уверен – ты ближе, чем думаешь.

– Я так сильно забочусь о тебе, Уокер. У меня к тебе такие сильные чувства, но...

Чёрт. Ненавижу это слово.

– Но что будет после медиации, Уокер? – заканчивает она.

Я сглатываю, проводя большим пальцем по её нижней губе: – Это зависит от тебя. Я уже здесь. Я с самого начала был здесь. Но, пожалуйста, не думай, что я предложил этот брак, ожидая, что ты влюбишься в меня. – Её губы растягиваются в мягкой улыбке. – Хотел ли я, чтобы из этого что-то получилось? Не буду лгать – да. Но моей первой мыслью с самого начала было – спасти Кайденс от жизни без тебя. И я буду рядом столько, сколько тебе нужно. Но что касается нас... После всего, что было в последние месяцы... Ты можешь честно сказать, что не видишь для нас будущего, Эвелин?

– Вижу. Просто я... – начинает она.

Но я не даю ей договорить. Вместо этого накрываю её губы своими, стараясь поглотить её сомнения, её страхи. Эвелин не нужно признаваться мне в своих чувствах – я чувствую их каждый раз, когда мы прикасаемся, каждый раз, когда она встречает меня дома после смены, каждый раз, когда смотрит на меня, будто не верит, что я всё ещё рядом. Я хочу этой жизни. Чёрт, я хочу её и Кайденс до конца своих дней.

Но хочет ли она меня?

Пока мне приходится довольствоваться тем, что я уже знаю. По крайней мере, теперь она знает мою правду. Надеюсь, это развеет часть её сомнений.

Наши языки переплетаются, и вдруг в нас обоих вспыхивает отчаяние. Желание соединиться с ней, напомнить о том, что у нас есть, захлёстывает настолько, что я уже расстёгиваю джинсы и стягиваю их, пока она снимает с себя шорты.

Я стягиваю с неё топ, оставляя нас обоих обнажёнными, и веду её к кровати.

– Не сомневайся в этом, Эвелин, – говорю я, укладывая её. Тут же вхожу в неё, и её стон наполняет комнату.

– Я не хочу, Уокер. Я не сомневаюсь в тебе. Я просто сомневаюсь во всём остальном... – шепчет она, пока я нахожу ритм и вновь накрываю её губы, чтобы заглушить эти страхи.

Я позволяю своему телу говорить за меня, сжимая её бёдра и ягодицы, притягивая как можно ближе. Мои губы находят её грудь, языком я кружу вокруг соска, доводя её до экстаза и ощущая, как она сжимается вокруг меня.

Моё сердце ноет от любви и страха потери. От всепоглощающей любви и надвигающегося, почти ощутимого горя.

Говорят, что горе – это любовь, у которой нет выхода. Я уже испытывал горе – совсем недавно, потеряв лучшего друга. Но потерять Эвелин? Думаю, моё сердце этого не выдержит.

– Доверься мне, Эвелин, – шепчу я, сдерживая оргазм, потому что чувствую, как внутри меня нарастает напряжение. Мне кажется, что я не могу войти в неё достаточно глубоко, чтобы доказать свою любовь, свою преданность, свою готовность быть рядом. Но каждый раз, когда я вхожу в неё снова – я стараюсь. – Доверься мне. Позволь мне любить тебя, быть рядом, поддерживать тебя во всём.

Эвелин кивает, вновь срываясь в поцелуй и разрываясь в оргазме, цепляясь за меня дрожащими руками. Я жду, пока она почти полностью успокоится после своей разрядки, прежде чем позволить себе самому достичь кульминации.

Лежа рядом, я думаю, как вернуться к разговору. Но, к счастью, Эвелин говорит первой.

– Я влюбляюсь в тебя, Уокер, – шепчет она, и я поднимаю голову, чтобы видеть её лицо.

– Я влюбился давно, Эвелин, – провожу рукой по её щеке. – Чёрт, ты меня разрушила, полностью уничтожила во мне желание хотеть кого-то ещё. Но мне нужно, чтобы ты открылась мне, милая, – кладу ладонь ей на грудь, поверх сердца. – Я хочу знать тебя настоящую – все твои изъяны, секреты, раны. Я хочу видеть твои шрамы, чтобы показать тебе: это не недостатки, Эвелин. Это твоя история. А с историей мы можем только одно – учиться на ней.

Она глубоко вздыхает, выдыхает и прикусывает нижнюю губу: – Хорошо.

– Хорошо?

– Да. Думаю, пришло время рассказать тебе одну историю...