Текст книги "Всё, что он не смог (ЛП)"

Автор книги: Харлоу Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Когда мы отстраняемся, я тянусь за оставшейся частью своего сюрприза. – У меня есть ещё кое-что.

Солнце уже полностью зашло, и небо окрасилось в глубокий синий, который вот-вот станет чёрным. – С тех пор, как ты рассказала мне про свои любимые открытки из заправки, я начал искать их по всему городу. И нашёл.

Её тело буквально оживает: – Правда?

– Да. На заправке Quick Trip на окраине города, перед поворотом на Ньюберри. – Я достаю из сумки открытку и протягиваю ей.

– Ты купил мне открытку?

– Купил.

С дрожащими руками она открывает конверт и видит простую открытку с изображением луны на обложке. Чёрный фон, и луна ярко выделяется, особенно кратеры на её поверхности.

Она открывает её и читает: – Все хотят быть для кого-то солнцем, чтобы осветить чью-то жизнь. Но ты – как моя луна, освещаешь мою жизнь в самый тёмный час. – Она так долго смотрит на открытку, что я начинаю переживать, о чём она сейчас думает.

Но потом она поднимает глаза, полные слёз. Её нижняя губа дрожит, пока она сдерживает эмоции: – Уокер...

Я прикасаюсь к её щеке: – Это правда, Эвелин. До нашей свадьбы я был в ужасной темноте. Мир всё ещё немного тёмный, но ты вернула в него свет. Ты и Кайденс.

– Я... я даже не знаю, что сказать.

Усмехнувшись, я тянусь за второй частью сюрприза. – Тогда давай просто посмотрим на луну.

Я достаю свой старый телескоп – тот самый, что у меня был с детства, когда я выносил его на ранчо и смотрел на звёзды. Был у меня период, когда я был одержим всем, что связано с космосом. Родители подарили мне этот телескоп на Рождество, когда мне было восемь. Потом интересы поменялись, но, к счастью, я его не выбросил.

Эвелин смеётся: – Боже! Сколько ему лет?

Я всматриваюсь в небо, прикидывая: – Почти двадцать?

– Он ещё работает?

– Сейчас узнаем.

Я настраиваю фокус, регулирую линзы – и вот луна появляется в объективе чёткой и ясной. – Готово, детка. Посмотри.

Эвелин подходит к телескопу и ахает, глядя на луну. – Луна, – шепчет она, и от её голоса у меня вспыхивает грудь.

Вот чего я хотел – показать ей, что я слушаю, что мне важны её особенности. Что если она любит луну, я сделаю всё, чтобы подарить её ей – в любом виде.

Когда она отрывается от телескопа, её улыбка светлее самой луны, на которую мы только что смотрели. – Хочешь взглянуть?

– Конечно. – Я подхожу к телескопу, и смотрю на этот простой, но потрясающий небесный объект. А благодаря тому, что он важен для Эвелин, он становится значимым и для меня.

Мы ищем несколько известных созвездий, которые я помню, а потом ложимся в кузов пикапа, и я обнимаю её.

– Это лучший день рождения в моей жизни, Уокер.

Я глажу её плечо, пока она лежит у меня на груд. – Я рад.

– Серьёзно. Это было так трогательно. И красиво. И я...

Я аккуратно поворачиваю её лицо к себе, чтобы она посмотрела в глаза. – И ты заслуживаешь всё это.

– Спасибо, – шепчет она, целуя меня мягко.

– Пожалуйста. Но это ещё не всё. Мне нужно подарить тебе несколько оргазмов. Готова?

Улыбка расплывается по её лицу так быстро, что я едва замечаю, как она появляется. – Более чем.

– Хорошая девочка. Мне только нужно всё убрать, и мы поедем домой.

Я спрыгиваю с пикапа и помогаю Эвелин спуститься следом.

– Уокер? – зовёт она, прежде чем уйти.

– Да, детка?

– Можешь назвать меня хорошей девочкой позже? Когда будешь шлёпать меня по заднице, трахая сзади. – спрашивает она, приподняв бровь.

Мой член мгновенно твердеет. – Черт, да, могу.

– Хорошо. Потому что я думаю, это будет вишенкой на торте этого идеального дня рождения. – Она открывает дверь грузовика и садится внутрь.

– Именинница получает то, что хочет, – бормочу я про себя, а затем отправляюсь домой, чтобы исполнить все ее желания.

Глава пятнадцатая

Эвелин

– Мне очень нравится новая витрина, – говорю я Мелиссе, одной из моих сотрудниц, пока мы вместе любуемся тем, сколько усилий она вложила в сегодняшний день. С самого утра она переставляла товары в магазине, и теперь витрина с новыми поступлениями выглядит просто потрясающе.

– Спасибо. Мне очень понравились цвета, которые ты выбрала для перехода в осень.

Вся коллекция, которую я заказала, полна шалфейного зелёного, жжёного оранжевого, тёмно-коричневого и кремового. Это настоящее осеннее цветовое чудо, но при этом в ней всё ещё есть лёгкие летние вещи – жара в Техасе отступит не раньше ноября.

– Я в восторге. Надеюсь, покупатели тоже будут.

– Уверена так и будет.

– Ладно. Мне нужно идти. Ты не против закрыть магазин?

– Конечно, всё под контролем. – Она берёт за руку Кайденс и целует её пальчики: – Я буду скучать по этой крошке.

Кайденс улыбается ей, и я снова чувствую благодарность за то, что у меня такие сотрудники – они принимают как данность, что она всегда со мной, когда я на работе. – У неё сегодня хорошее настроение. Надеюсь, это значит, что она хорошо поспит ночью.

Мелисса смеётся: – Помолюсь об этом.

Пока я пристёгиваю Кайденс в автокресле, в машине звонит телефон. – Я занята. Придётся перезвонить, – бормочу я себе под нос, надувая щёки и дразня малышку. Быстро заканчиваю с ремнями безопасности, сажусь за руль и проверяю, кто звонил.

Моя мама.

Желудок сжимается, пока я смотрю на экран, решая, стоит ли перезванивать. Я уже предвижу, как пройдёт разговор, а мне и так хватает тревоги из-за того, что я собираюсь сделать – без её добавки.

Так что я просто закрываю телефон, игнорируя её попытку получить моё внимание – ведь она сама почти никогда его мне не давала, – и направляюсь на пожарную станцию, чтобы навестить своего мужа.

После того, как Уокер рассказал мне о своем примирении с Дрю, у меня случился момент истины. Я не могу позволить чужим мнениям – в том числе Дрю – мешать мне жить своей жизнью. И Уокер, и Келси недавно говорили мне об этом, но, кажется, только сейчас я сама напомнила себе, что старая Эвелин точно бы не волновалась о том, что думают другие.

Та женщина во мне умерла – после рождения ребёнка и потери её отца. Но часть её осталась, и я не позволю ей исчезнуть.

Вчера вечером я сидела на крыльце с бокалом вина – одна, потому что Уокер был уже на смене – и вдруг осознала, что я сейчас в процессе становления новой версии себя. Эвелин – мама. Женщина, которая раньше жила, выставив границы, чтобы защититься от разочарований, а теперь воспитывает собственную дочь. И хотя я не жалею о той прежней версии себя, я создала новую жизнь и родила девочку, которая заслуживает мать не такую, как была у меня – женщину, не боящуюся быть уязвимой, но по-настоящему сильную в том, что действительно важно.

Я обязана той девочке, которой была раньше, не предавать ту силу, которую с таким трудом в себе взрастила. Но я также обязана и той женщине, которой хочу стать – женщине, которая мечтает о жизни, где она не одна. А значит, нужно открыть своё сердце возможности на большее… с Уокером.

Когда я подъезжаю к станции, по телу пробегает нервная дрожь. Стальные ворота открыты, видны машины, внутри снуют несколько ребят. Уокер говорил, что новая машина ещё не поступила, но фондрайзинг был успешным, и теперь все с нетерпением ждут её.

Взволнованы, как маленькие мальчишки перед получением новой игрушки.

Трое парней играют в баскетбол слева от здания, когда я выхожу из машины. Уокер рассказывал, что во время смены у них часто бывают перерывы между вызовами, и тогда они стараются чем-то себя занять, а не просто сидеть. Эхо мяча отскакивает от стен, пока я вытаскиваю Кайденс, закидываю сумку с подгузниками на плечо, запираю машину и иду прямо навстречу своим критикам.

Один из дежурных замечает меня и выходит из тени, прикрывая глаза от солнца: – Эвелин?

– Привет. – Честно говоря, я не помню, как его зовут. Когда мы с Шмитти встречались, иногда пересекались с ребятами со станции, но, похоже, этот – новенький. Хотя он явно знает, кто я. – Уокер здесь?

– Да. Думаю, он готовит. – Вполне в духе Уокера. – Пойдём, я провожу.

– Спасибо.

Я иду за ним, ощущая на себе взгляды, пока он открывает дверь из гаража в жилую часть станции. Мы проходим по узкому коридору и входим в оживлённую комнату. Всё затихает, как только я захожу следом за проводником.

– Эм... Уокер? У тебя гости, – говорит один из парней, и Уокер резко оборачивается от плиты. Его лицо озаряется, как только он нас видит.

– Привет, – говорю я, вдруг чувствуя себя глупо из-за того, что решила устроить такой сюрприз. Мои глаза быстро пробегают по комнате и останавливаются на Дрю в углу. Он встречается со мной взглядом, а потом опускает глаза обратно в тарелку.

Через секунду Уокер уже передо мной, полностью завладев моим вниманием: – Привет, детка, – он проводит ладонью по моей щеке, а затем наклоняется и целует меня на глазах у всех. Если кому-то ещё нужны были доказательства того, что мы вместе – он дал их с лихвой. Уокер целует меня по-настоящему, не скрываясь, проводя языком по моим губам.

Потом смеётся, отходит от меня и подкидывает дочку в воздух, пока та не начинает визжать от восторга: – Привет, совушка. Скучала по мне?

Кайденс хватает его за щёки и визжит так, будто может разбить стёкла.

– Считаю, это «да».

– У меня на кухне младенец? – спрашивает шеф, заходя и встречаясь со мной взглядом.

– Ой. Простите. – Я тянусь, чтобы забрать её у Уокера, но шеф машет рукой.

– Да брось. Всё в порядке. Просто проверяю, не подводит ли зрение.

– Поздоровайся с шефом, Кайденс, – говорит Уокер, подходя к нему с дочкой на руках. Я наблюдаю, как они оба восхищаются ею. К ним подходят и другие ребята – и я понимаю, что, возможно, каждый из них сейчас видит в ней Джона.

Вдруг мне становится тесно в этой комнате. Слишком тесно.

Может, это была не лучшая идея.

Нет. Ты справишься. Ты делаешь это не только ради себя. Но и ради Уокера.

– Брэд? Ничего, если я тебя попрошу закончить ужин? Просто добавь соус, – говорит Уокер через плечо.

Брэд встаёт со стула: – Без проблем.

Уокер снова поворачивается ко мне, притягивая к себе, не отпуская при этом Кайденс: – Вот это сюрприз.

– Знаю. Просто подумала, что мы могли бы заглянуть, прежде чем я поеду домой из магазина. – И, возможно... я просто скучала.

– Что ж, я рад. Хочешь посмотреть, как тут всё устроено? – Он жестом указывает вокруг.

– Конечно.

Мы поворачиваемся, и я замечаю, что кухня соединяется с гостиной, где стоят кресла, направленные к огромному телевизору. Справа – два длинных стола, за которыми сидят парни и едят. Левая стена – полностью стеклянная, с видом на улицу.

– Это кухня и гостиная, как ты догадалась.

– Думаешь, телевизор не слишком маленький? – саркастично спрашиваю я.

– Поверь, если бы был вариант побольше, он уже стоял бы тут.

– Мужчины, – фыркаю я и закатываю глаза.

– Пошли. – Он берёт меня за руку и ведёт дальше по коридору. – Это одна из спален, – говорит он, заходя в комнату слева. Стены заставлены двухъярусными кроватями с тонкими матрасами.

– Боже! Они же ужасные!

Уокер смеётся, баюкая Кайденс. – Да, твоя кровать явно выигрывает. Но когда ты валишься с ног от усталости, мозгу всё равно, на чём спать.

– До следующего утра, когда всё болит, да?

– Именно.

Он показывает мне ещё две такие комнаты. Я насчитала двенадцать коек.

Когда мы возвращаемся по коридору и поворачиваем за угол к лестнице, мой взгляд цепляется за фотографию на стене.

Портрет Джона в рамке. Лицо серьёзное – совсем не такое, каким я его знала. Он в форме на фоне синего экрана, а под ним – табличка с его именем и датами жизни. Глаза наполняются слезами.

– Эту фотографию повесили вскоре после его смерти, – говорит Уокер, указывая на неё, а затем на остальные портреты в ряд. – Все эти ребята погибли при исполнении.

Я протягиваю руку и провожу пальцем по стеклу. Может, это была плохая идея. Может, я зря пришла сюда, чтобы доказать себе, что справляюсь со всеми чувствами, которые навалились за последние месяцы. Может, я ошиблась и мне всё же не сбежать от прошлого.

Когда я оборачиваюсь к Уокеру, он смотрит на Кайденс, осторожно убирая с её лица волосы. Затем он подходит с ней ближе к портрету, указывает на лицо Джона и говорит: – Это твой папа, совёнок.

Кайденс ударяет по стеклу: – Па!

Первая волна слёз скатывается по моим щекам.

– Всё верно, малышка. Папа.

– Па! – снова повторяет она и смотрит на Уокера, называя его: – Па! Па!

Затем она наклоняется и целует его своими открытыми, мокрыми поцелуями, которые просто невозможно не обожать – со всей их слюнявостью.

Уокер переводит взгляд на меня, и я вижу, как у него в глазах выступает влага. Мы смотрим друг на друга, позволяя глазам сказать то, чего не могут слова. И он прижимает меня к себе, пока я плачу, уткнувшись в его руку.

– Он всегда будет её отцом, Эвелин.

– Я знаю.

– Даже если его нет рядом. Я должен верить, что, увидев её, он стал бы тем мужчиной, которого она заслуживает.

– Я на это надеялась.

Его грудь поднимается от глубокого вдоха, и я непроизвольно делаю то же самое.

– Я, может, и не её папа… но, чёрт возьми, я всегда буду любить её как родную. Обещаю.

Я поднимаю голову и встречаю его взгляд.

Столько мыслей проносится в голове, но на поверхность выходит только одна – тот момент, который я никогда не хочу забыть.

– Можно… можно я сфотографирую вас? С ней. Рядом с фото Джона?

– Ты уверена?

– Да, – вытираю слёзы под глазами, пока Уокер отпускает меня. – Думаю, однажды она захочет это увидеть.

Я смотрю, как он глотает и становится рядом с портретом, чтобы Кайденс могла видеть лицо отца.

– Так пойдёт?

– Да, – я достаю телефон из её сумки, открываю камеру и делаю снимок Кайденс и двух её пап – того, кто будет оберегать её с небес, и того, кто будет любить её здесь, на земле.

И в этот момент я понимаю: возможно, я смогу позволить ему полюбить и меня тоже.

Глава шестнадцатая

Эвелин

– Давайте, парни! – кричит Келси рядом со мной, хлопая в ладоши так усердно, что я точно знаю: позже у неё будут красные пятна на руках. Так бывает после каждого матча.

Первая игра сезона в мужской футбольной лиге Ньюберри-Спрингс, основанной несколько лет назад, в самом разгаре, и хотя я уже не впервые на таких матчах, это – первый после того, как я вышла замуж за Уокера. От этого мне куда тревожнее.

Два года назад я приходила поддержать Келси, когда она болела за Уайатта, и праздновала победы с Шмитти после игр. В прошлом году я была беременна, постоянно ссорилась с отцом своего ребёнка и готовилась к тому, что жизнь вот-вот изменится.

А в этом году я сижу на трибуне со своей дочерью и болею за мужа – который, на минуточку, лучший друг её покойного отца – и с нетерпением жду, чтобы отпраздновать их победу с ним… в постели.

Честное слово, моя жизнь звучит как сюжет мыльной оперы. Но ведь удивительно, как время и перемены могут принести трагедию, внутренний рост, и надежду.

– Что это за свист такой, рефери?! – вопит Келси, уперев руки в бока.

– Что случилось? – спрашиваю я, поднимая с земли игрушку, которую Кайденс снова уронила. Это её новая любимая забава на этой неделе.

– Они сказали, что Уокер вышел за пределы поля, когда поймал мяч. Но у него обе ноги были в зоне! Херня, – бурчит она. – Хотела бы я, чтобы это была НФЛ и можно было бы оспорить решение с помощью повтора.

Смеясь, я поднимаю взгляд на подругу. – Ты иногда слишком уж эмоциональна, Келс.

Она резко поворачивает голову ко мне: – Это твой муж поймал мяч. Почему ты не в бешенстве?

– Потому что, если Уокер злится из-за игры, мне потом достаются все бонусы. – Я поднимаю брови, и она заливается смехом.

– Туше. После таких игр у Уайатта остаётся полно адреналина, что делает вечер весьма приятным.

– Ну, я сегодня узнаю, каков Уокер в такие дни. Не буду врать, жду этого с нетерпением.

Келси вздыхает и садится рядом. Мы на трибунах футбольного поля школы Ньюберри-Спрингс. По пятницам тут играют школьники, а по субботам – взрослые мужчины, раз в две недели на протяжении всего сезона.

Я поправляю Кайденс на коленях и смотрю на поле.

– Странно ли, что я всё время вспоминаю прошлый год, когда сидела здесь беременная Кайденс, и то, насколько по-другому тогда себя чувствовала?

– Это нормально. Хочешь верь, хочешь нет, но я тоже об этом думала, – говорит она, сжимая мою руку.

– Правда?

– Да. Особенно когда я вручала тебе ту футболку сегодня утром.

Каждый год жёны и девушки игроков собираются и делают командные футболки с фамилиями, помпоны и плакаты. Я не смогла прийти на встречу, и Келси сделала всё за меня.

– На самом деле я сделала ещё кое-что, но немного боюсь тебе это дарить, – тихо говорит она.

– Что это?

Она достаёт из своей сумки крошечную тёмно-синюю футболку – такую же, как моя. Показывает спину: там фамилия Гибсон. – Это для Кайденс.

Я провожу пальцами по надписи, и у меня сжимается грудь. На мне тоже футболка с его фамилией, хотя официально я её не меняла. Но малышка с его фамилией – это послание. Для него. И для всех остальных.

Когда родилась Кайденс, я дала ей свою фамилию. Джона уже не было, и я не хотела, чтобы у нас с дочерью были разные. Но если она наденет футболку с фамилией Уокера… что это будет значить?

Я предаю память её отца?

Захочет ли Уокер потом, чтобы я изменила ей фамилию?

Если я изменю свою, придётся менять и её. А это уже всё по-настоящему…

– Эвелин? Я вижу, у тебя мысли скачут галопом.

Я киваю, всё ещё глядя на крошечную футболку, потом отвожу взгляд.

– Тебе не обязательно её надевать. Уокер даже не знает, что я её сделала. Просто… я подумала, что тебе, может, захочется почувствовать себя семьёй.

– Нет. Просто…

Почему я так сомневаюсь?

Уокер с самого начала принял мою дочь с любовью. Почему она не может носить его фамилию с гордостью? Я ведь сама сегодня с удовольствием надела эту футболку с его именем на спине.

Мы ведь уже семья – юридически и по-настоящему.

– Поможешь мне переодеть её? – спрашиваю я. У Келси поднимаются брови.

– Ты уверена? – В её глазах светится надежда, и я знаю, что её намерения чисты. Но в глубине души понимаю – моя подруга немного меня проверяет.

– Да.

Пока я не передумала, снимаю с Кайденс футболку – она уже вся в пятнах – и надеваю синюю, натягивая её на маленький животик.

Кайденс смеётся, визжит и издаёт свой фирменный совиный звук, увидев птицу.

– Похоже, одобряет, – улыбается Келси. В этот момент звучит свисток с поля.

– Да, я тоже так думаю.

– Это многое будет значить для него, Эвелин, – тихо говорит Келси, прижимаясь ко мне плечом.

– Ну, может, я наконец начинаю понимать, сколько он значит для нас.

И, кажется, я только что призналась себе в своих настоящих чувствах.

Глаза Келси загораются. – Всё ещё хорошо? По-прежнему идёте шаг за шагом?

– Да. День рождения был потрясающим. И хотя окончательная медиация через две недели, я уже не чувствую себя такой нерешительной.

– С ума сойти… Правда?

– Думаю, да.

– Ты говорила с ним об этом?

– Нет. Я только сейчас сама начала это осознавать, не знаю, стоит ли пока поднимать этот разговор.

– Но тебе придётся. В какой-то момент ты должна рассказать, чего хочешь, Эвелин.

– Я знаю. Но сейчас между нами всё так легко, словно само собой. Я не хочу это испортить.

Келси поднимает бровь: – Ты же понимаешь, что отношения – это не всегда легко и прекрасно, да?

– Знаю.

– Тогда почему ты думаешь, что искренний разговор всё разрушит? Это звучит глупо.

– Извини, Келс, но у меня мало опыта в этом, ладно?

Вздохнув, она гладит меня по плечу. – Знаю. Извини. Просто не хочу, чтобы у тебя было иллюзорное представление о том, что значит быть влюблённой.

– Я не влюблена в Уокера.

Она снова поднимает бровь. – Ты уверена?

Я влюблена? Разве ещё не рано это понимать?

– С момента, как он предложил тебе этот брак, он проявлял к тебе только верность, честность и поддержку? – тихо спрашивает Келси.

– Да, – мгновенно отвечаю я.

– Он доказал, насколько ты ему важна?

– Да.

– Ты хочешь, чтобы ваш брак закончился после медиации?

– Нет, – выпаливаю я так быстро, что удивляю и Келси, и себя. – Боже мой… – шепчу, пока снова звучит свисток.

Келси вновь берёт меня за руку и поворачивается ко мне: – Кажется, ты сама только что ответила на свой вопрос, подруга. – Но прежде чем мы успеваем продолжить разговор, её взгляд устремляется мимо меня, и она тихо бормочет: – Что за чёрт?

– Что? – Я оборачиваюсь, но она сжимает мою руку, возвращая моё внимание к себе.

– Не оборачивайся, но знай – родители Джона сидят позади нас на трибунах.

– Что? – шепчу. – Зачем?

Она разворачивается обратно к полю. – Не знаю. Просто игнорируй их.

– Я бы и не знала, что они здесь, если бы ты не сказала, Келси. – Теперь сердце колотится по двум причинам.

Она гладит мою руку, пока мы смотрим на поле: – Знаю. Извини. Я просто не хотела, чтобы тебя это выбило из колеи позже. Я их раньше не заметила, иначе сказала бы сразу.

– Думаешь, они пришли шпионить за мной? Или за Уокером?

– Возможно. Но ты ведь на людях. Что ты можешь сделать тут неподобающего? Не собираешься же ты наброситься на него посреди поля у всех на глазах…

– До рождения Кайденс я бы, возможно, и набросилась.

Келси прыскает от смеха, и я тоже не могу сдержать смешок. – Ладно, давай не будем давать им поводов использовать что-то против тебя.

– Думаю, это разумно.

Оставшуюся часть игры я чувствую на себе чей-то взгляд – и знаю чей. Но я упорно не оборачиваюсь и не играю в их игры.

Плюс ко всему, моё признание, сделанное ранее, не даёт мне покоя. Я хочу скорее отсюда уйти и всё обдумать наедине.

Но когда игра заканчивается, мы с Келси понимаем, зачем сюда пришли мистер и миссис Шмидт.

Обе команды собираются в центре поля, чтобы вручить родителям Джона его игровую футболку. Так как он умер после окончания прошлого сезона, они решили почтить его память в начале этого.

Толпа замирает в тишине, пока главный тренер и несколько парней говорят добрые слова о Джоне. Я ожидала, что Уокер вручит его майку, но он остаётся стоять в стороне, а Уайатт передаёт её родителям. Он капитан команды, так что это не кажется странным, но я невольно думаю – не задаются ли этим же вопросом и другие, ведь Джон был лучшим другом Уокера.

Но взгляд Уокера, почти испепеляющий родителей Джона, ясно говорит о его обиде из-за спора об опеке. Это возвращает меня к реальности – к нашему браку и к тем решениям, которые мне предстоит принять.

После церемонии, как обычно, зрители устремляются на поле. Келси подбегает к Уайатту, прыгает к нему на руки и осыпает поцелуями. Она как-то говорила, что впервые сделать это было для неё словно исполнением всех её подростковых фантазий.

Я тогда была так счастлива за неё, что она смогла наконец показать Уайатту свои чувства. И, вспоминая об этом, решаю последовать её примеру.

Я подхожу к Уокеру с Кайденс на бедре. Он разговаривает с другим игроком, но, заметив нас, сразу ловит мой взгляд и удерживает его, пока я не останавливаюсь прямо перед ним.

– Привет, – говорит он.

Но я ничего не отвечаю – просто тянусь за его голову, обхватываю её рукой и притягиваю его губы к своим.

Уокер не теряется ни на секунду – прижимает меня к своей груди, проникает языком внутрь, показывая, как сильно ему понравился мой демонстративный жест. И вот в чём дело – он так часто заявлял на меня свои права, что сейчас невероятно приятно сделать это самой.

Плевать, что здесь родители Джона. Плевать на всех остальных.

В этот момент есть только мы трое – и я не помню, чтобы когда-то была счастливее.

Да, я почти уверена, что именно этого и хочу.

Когда Уокер замедляет поцелуй, я тихо стону – тело требует продолжения, но я знаю, что для этого у нас ещё будет время.

– Детка, – выдыхает он, прижимая губы к моему уху. – Ты пока не можешь отойти. Я твёрд как камень.

Я хихикаю: – Прости. Ты просто был таким горячим на поле. Таким сексуальным. Хотя, кажется, один из судей принял какое-то тупое решение. Я пропустила момент, но не волнуйся – Келси возмущалась за тебя от души.

– Да, судья облажался, но такое бывает в этих играх. – Он наклоняется назад, откидывая с моего лица пряди, которые растрепал ветер. – Но то, что ты была там и болела за меня... это было лучшее за сегодня. А эта маленькая совушка? – говорит он, подхватывая Кайденс и подбрасывая её вверх. Потом ловит её, разглядывая одежду, переворачивает, чтобы увидеть со всех сторон: – Обожаю твою футболку, малышка.

– Ну, мы должны были быть в комплекте, знаешь ли. – Я разворачиваюсь спиной, чтобы он увидел и мою футболку.

В его глазах вспыхивает огонь. Он снова притягивает меня к себе. – Мои девочки, – рычит он, глубоко целуя меня и снова лаская мое тело. Затем он закрывает глаза, прижимается лбом к моему и шепчет: – Спасибо.

– Как насчёт того, чтобы позже, когда Кайденс уснёт, показать друг другу, насколько мы благодарны? – дразнясь, шепчу я.

Он ухмыляется своей любимой ухмылкой, которую я уже полюбила. – Звучит чертовски отлично.

Держа Кайденс на руках, он обнимает меня другой рукой за спину, и мы направляемся к стоянке. Я приехала на своей машине, так как он пришел пораньше, чтобы разогреться, поэтому, скорее всего, поеду домой за Уокером или наоборот. Но когда мы подходим к моей машине, то замечаем, что мистер и миссис Шмидт смотрят на нас издалека.

Я замираю. Уокер тоже замирает. И секунд тридцать никто не двигается.

Мы с Уокером стоим как единое целое. Думаю, наша близость сама за себя говорит. А Кайденс в его руках счастлива, как никогда, так что, если они ищут повод использовать что-то против нас – здесь они его не найдут.

Но они все равно могут что-то найти, не так ли, Эвелин?

Меня раздражает, что мой внутренний голос прав.