Текст книги "Всё, что он не смог (ЛП)"
Автор книги: Харлоу Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Она тебя не ненавидит, но вот на меня злилась из-за того, что я не рассказал, что мы женаты. А Уайатт признался, что они с Келси знали и были свидетелями на свадьбе – это добило её окончательно.
Эвелин резко поднимает голову: – То есть она зла на тебя из-за того, что ты женился на мне?
– Нет, из-за того, что мы не сказали им о наших отношениях. – Её брови сдвигаются. – Помнишь, никто не должен знать истинную причину нашего брака, Эв. Даже мои родители. Для всех мы встречаемся уже несколько месяцев, хорошо? Все должны в это верить, чтобы всё сработало. Мы сблизились на почве общей утраты, помнишь?
Она несмело кивает и шёпотом спрашивает: – Ты часто о нём думаешь?
Меня скручивает изнутри. – Каждый день. Я скучаю по нему, Эв. Он был моим лучшим другом.
В её глазах блестят слёзы. – Мне жаль, что у нас с ним всё было так сложно перед его смертью, Уокер. Я каждый день из-за этого чувствую вину.
Я притягиваю её к себе, заключая в объятия. Чёрт, как же хорошо она ощущается рядом. Я чувствую её грудь сквозь одежду, вдыхаю запах ванильных капкейков, и от того, как её голова удобно устроилась на моём плече, мне хочется поднять её подбородок и снова поцеловать.
Но пока рано. Не могу снова её спугнуть.
Поэтому я просто обнимаю её по-дружески, как мы всегда это делали, и молюсь, чтобы со временем всё изменилось так, как я хочу.
– Я тоже чувствую эту вину, Эвелин. Но хотя бы теперь мы знаем, что не одни в этом. Не пойми неправильно, но приятно знать, что кто-то ещё испытывает такую же боль по поводу Шмитти, как и я.
– Я понимаю тебя. – Она поднимает голову и смотрит мне в глаза: – Если бы ты тогда просто поговорил со мной, а не избегал меня… – дразнит она, и, чёрт возьми, мне так и хочется сорвать эту ухмылку с её лица поцелуем.
– Знаю. Прости. – Я убираю прядь её волос за ухо и замечаю, как у неё перехватывает дыхание от моего прикосновения.
– Хватит извиняться.
Наши взгляды сцеплены.
– Это ты начала.
Её улыбка становится шире, потом она отстраняется, поправляя волосы. А у меня сердце грохочет как барабан, и я точно пока не встану с этого дивана, учитывая, в каком состоянии находится мой член после её объятий. – Ну что ж. Ты дома, так что – добро пожаловать в хаос, – разводит она руками, показывая на разбросанные по комнате игрушки, чистое бельё на кресле и заваленный стол в кухне с детским автокреслом и сумкой для подгузников.
– Знаешь, а мне это даже нравится. Лучше, чем жить в одиночестве.
Когда она встаёт и уходит от меня, то бросает через плечо: – Это всё, что я когда-либо знала.
Я остаюсь на диване – кухня недалеко, а Кайденс совсем рядом со мной. – Ну, каждые четыре дня у тебя будет то же самое.
– У тебя график сорок восемь через девяносто шесть, да?
– Ага. Завтра снова на смену.
Она кивает: – Я помню, у Джона так же было, так что... – Она пожимает плечами, но этим лишь напоминает мне, что когда-то она была с моим лучшим другом.
– Если хочешь, я могу стараться не мешать тебе, когда буду здесь.
– Нет, Уокер. Всё нормально. Я привыкну.
Кайденс визжит, напоминая нам о своём присутствии. Я наклоняюсь, поднимаю её на руки и усаживаю на колени, глядя в её большие зелёные глаза. – Не могу поверить, что ей почти полгода.
– Знаю. Келси на следующей неделе будет делать фотосессию.
– Тогда я буду там, – говорю я, целуя Кайденс в щёчку, при этом издавая смешной звук.
– О. Эм… тебе не обязательно…
Я встаю с дивана, поворачиваясь к Эвелин, которая наблюдает за мной из кухни: – Тебе не кажется странным, если на фотографиях твоей дочери не будет твоего мужа… то есть меня?
– Честно говоря, я об этом не думала.
– Тогда решили. Всё должно выглядеть правдоподобно для всех, кто смотрит со стороны, Эвелин. В том числе – для суда, если до этого дойдёт. И не смей спорить со мной по этому поводу.
Она откидывает голову назад, но уже почти улыбается: – Я и не собиралась…
– Ещё как собиралась. У тебя уже был заготовлен ответ, но не утруждайся. Кстати, мне ты тоже скоро понадобишься… как жена.
Она моргает несколько раз: – Хорошо. Где?
– На благотворительном вечере пожарной части.
Её глаза расширяются, она обнимает себя за талию: – Не знаю, хорошая ли это идея, Уокер.
– Все уже знают, Эвелин. Мы не можем вечно всё скрывать. Было бы подозрительно, если бы я явился туда без тебя.
Она нервно облизывает губы: – Ладно. Ты прав.
– Эти слова музыка для моих ушей.
Закатив глаза, она возвращается на кухню. – Не зазнавайся, Уокер. Это тебе не идёт.
Если бы ты знала, насколько я могу быть самоуверенным, женщина. И не дождусь момента показать тебе это.
– Голоден? – меняет тему Эвелин. – Я не особо умею готовить, обычно на скорую руку что-нибудь делаю для себя. Но…
– Я могу приготовить, – перебиваю её.
– Правда?
– Ага. В пожарной части я всё время готовлю.
Она наклоняет голову набок, упираясь руками в бока: – И как я раньше об этом не знала?
Я пожимаю плечами. – Наверное, у нас просто никогда не заходила об этом речь. А учился я у мамы, так что…
– О, тогда ты, наверное, шикарно готовишь, – дразнится она.
Я дую на костяшки пальцев: – Ну, не так уж плохо. – Всё ещё держа Кайденс, прохожу мимо Эвелин на кухню и открываю её холодильник. Еды там немного, но что-нибудь я соображу.
– Ну что ж, вперёд – если тебе не сложно.
Мой взгляд пробегает по овощам и остаткам курицы: – Ты любишь вок?
– Звучит отлично.
Я сажаю Кайденс в ее стульчик, достаю ингредиенты из холодильника и приступаю к делу. И так мы с Эвелин входим в нашу новую рутину как муж и жена.
Глава восьмая
Эвелин
– Боже мой! Этот кадр идеален! – восклицает Келси из-за объектива камеры, глядя на экран с предпросмотром снимка. – Можете немного расслабиться, пока я пролистаю кадры и сменю объектив. Потом перейдём на другую локацию.
Расслабиться? Как мне, чёрт возьми, расслабиться, если Уокер уже полчаса стоит рядом, обнимает меня за талию, смотрит на меня влюблённым взглядом и умиляется моей дочкой?
Моё сердце и моя вагина не выдержат этого.
Я выдыхаю и отступаю от него – мне нужно немного пространства, чтобы не загореться прямо на месте. Держа Кайденс на руках, я прохаживаюсь по полю на ранчо Гибсонов, наблюдая, как на горизонте начинает садиться солнце.
Эта неделя была… ну, приятной – не самое красивое слово, но оно лучше всего описывает мои ощущения. Мы с Уокером постепенно выработали рутину на те дни и ночи, когда он дома, привыкая к нашему новому положению. Мои шорты стали теснее от всех тех вкусных ужинов, что он нам готовит, а его помощь по вечерам снимает часть стресса с купанием и укладыванием. Дом стал чище и более организованным с его участием, и, как ни странно, я вышла замуж за мужчину, который любит стирать бельё. Как мне вообще так повезло – ума не приложу.
Но самое ужасное – мне нравится, что он живёт со мной. Мне есть с кем поговорить, с кем разделить однообразные моменты наших дней, кому рассказать, если в нашем маленьком городке происходит хоть что-то необычное.
За эту неделю наша дружба расцвела. Но вместе с ней расцвела и моя тяга к нему.
– Хочешь, я её подержу? – спрашивает Уокер, снова сокращая расстояние между нами, которое я только что намеренно создала.
– Если хочешь. – Я передаю ему малышку и подхожу к Келси. – Что дальше, подруга?
– Хочу сделать несколько кадров Кайденс под деревом, – объясняет она, указывая на огромный дуб, под которым она и Уайатт поженились. – А потом хочу несколько снимков только вас с Уокером.
– Что? Зачем? – Моё сердце тут же начинает биться сильнее.
Она ухмыляется: – Потому что на семейных фотосессиях обычно делают пару кадров только родителей.
Я прищуриваюсь. – Келси…
– Это пойдёт тебе на пользу. Поможет привыкнуть к ситуации. И у тебя будет фото-доказательство для суда, что вы семья. Помнишь, как это важно? – Она поднимает бровь.
Это предстоящее заседание по опеке с родителями Джона не даёт мне покоя всю неделю. В пятницу мне придётся сидеть напротив них и слушать, почему они считают, что я не должна воспитывать собственного ребёнка. Одна мысль об этом повышает мне давление. И не в том хорошем смысле, как когда рядом Уокер.
Нет. Это тоже не лучший пример.
– Пошли, – говорит Келси, ведя нас к дубу. Она раскладывает одеяло, чтобы усадить Кайденс. Сделать хорошие кадры оказывается непросто – малышка только начала ползать и теперь не хочет сидеть на месте, но Келси показывает мне несколько предварительных кадров с её улыбкой и глазами, и я снова влюбляюсь в свою дочку.
Я никогда не думала, что могу так сильно любить другого человека. Это та безусловная любовь, которой мне всегда не хватало от собственных родителей. Но, увы, некоторые люди так и не учатся любить кого-то сильнее, чем себя.
– Готовы ко мне? – к нам подходит Уайатт, спускаясь с небольшого холма, который отделяет дерево от главного дома.
– Привет, младший брат. Что ты тут делаешь? – спрашивает Уокер, протягивая руку. Меня всегда забавляет, как он называет Уайатта младшим братом, ведь они близнецы. Но, как мне рассказывали, Уокер родился на две минуты раньше – факт, который он не забывает напоминать при каждом удобном случае.
– Меня позвали понянчить ребёнка, – улыбается он, глядя на свою жену.
– Всё верно. Я, конечно, много чего умею, но одновременно держать ребёнка и фотографировать – сложновато, – шутит Келси.
– Ну ты вообще у нас много умеешь, – подмигивает ей Уайатт.
– Молодец, что держишься в рамках приличия при ребёнке, – подшучиваю я, передавая Кайденс Уайатту и отходя в сторону.
– Отлично. Теперь, Эвелин и Уокер, встаньте у ручья, – Келси показывает нам, куда стать. И вот мы вдвоём – я и мой муж – пытаемся изобразить влюблённую пару.
Хотя сейчас я определённо вожделею его, и с этим-то уже сложно справляться.
А вот любовь?.. Не уверена, что вообще когда-либо её найду.
Келси ставит нас в разные позы: пройтись туда-сюда, пританцовывать для естественных кадров.
– Кто тебя учил танцевать? – спрашиваю я, когда Уокер раскручивает меня к себе в грудь, а потом снова отводит.
– Мама. Она настояла, чтобы все трое умели вести женщину на танцполе – как папа всегда водил её.
Внутри меня вспыхивает волна чувств. У Уокера была совсем другая семья. Мне радостно за него, что у него был такой пример любви… и немного грустно за себя.
У него был потрясающий образец для подражания. Это ещё одно большое отличие между нами.
Келси останавливает нас, кивает, глядя на экран камеры, и прочищает горло: – Отлично. Теперь, Эвелин, встань лицом к Уокеру и посмотри ему в глаза.
– Что?
– Смотри мне в глаза, жена, – поддразнивает Уокер, приподнимая два пальца к моему подбородку и разворачивая моё лицо к себе. Наши взгляды встречаются, и вдруг становится трудно дышать.
У Уокера светло-карие глаза, больше похожие на растопленный шоколад – гладкий и неотразимый. Почти всегда в его взгляде есть лёгкая игривость, особенно в последние недели, но я заметила, как они темнеют, когда он злится или чем-то увлечён.
И как только я об этом подумала, его глаза потемнели. Он смотрит прямо на меня этим проникающим взглядом.
– Идеально. Держите так, – говорит Келси, и я слышу щелчок камеры. Но больше я ничего вокруг не слышу – только собственное сердце, бьющееся всё сильнее.
Уокер убирает руку с моего подбородка, проводит вдоль лица, обхватывает мою челюсть. Его пальцы обжигают кожу, по телу бегут мурашки. Затем он другой рукой берёт меня за талию и притягивает к себе: – Ну же, Эвелин. Притворись, что ты меня любишь хоть на минутку. Всё-таки замуж за меня вышла.
Его ухмылка ясно даёт понять, что он специально меня дразнит, намекая, что я его якобы не люблю. С той самой ночи он постоянно так меня поддёргивает.
– Если ты будешь так продолжать, то притворяться станет намного сложнее.
– Но я же твой муж. Камера должна поверить, что мы влюблены.
– Камера может верить во что угодно, Уокер. Мы-то знаем правду.
Его улыбка гаснет, как вдруг со стороны раздаётся голос Уайатта: – Поцелуй её, Уокер!
Келси смеётся, а улыбка Уокера начинает медленно расти. Он нарочно даёт мне время подготовиться к тому, что собирается сделать.
Но я всё равно не готова.
Его губы касаются моих – так же нежно, как в тот день, когда мы поженились, – но затем он прижимает меня крепче, наклоняет голову и едва касается моих губ языком. У меня начинают подкашиваться колени.
Я хочу отстраниться.
Я должна.
Но это прикосновение языка заставляет меня раскрыться для него, наши губы сливаются, я хватаюсь за его рубашку, и из его горла вырывается стон.
Или из моего.
Этот поцелуй совсем не похож на тот, что был в день свадьбы. Нет. Сейчас в движениях Уокера есть какая-то страсть, словно он пытается что-то доказать – может быть, некий закон о том, как устроен этот мир.
И, похоже, он успешно убеждает в этом нас обоих.
Моё тело берёт контроль на себя, пока наши языки борются за власть, пока мы пробуем друг друга на вкус, словно зависимые – и именно так я себя сейчас ощущаю.
Зависимая. И в беде.
Вдруг рядом хрустит ветка, я резко отскакиваю, возвращаясь в реальность и осознавая, где мы находимся.
Я мечусь взглядом между его глазами, пока к нам подходит Келси.
– Эм… да… – произносит она, но я перебиваю её:
– Ты получила, что хотела? – поворачиваясь к подруге, я пытаюсь сглотнуть ком в горле и унять бурю в мыслях.
– Да. Всё готово.
– Отлично. – Я быстро подбегаю к Уайатту, забираю Кайденс и иду к машине, оставляя их троих позади. И хоть мы приехали сюда с Уокером вместе, я знаю, что он подойдёт через пару минут, чтобы отвезти нас домой. Но мне нужно хоть немного пространства – подальше от мужчины, который пробуждает во мне ту часть, которую я давно считала уснувшей.
– Перестань трясти ногой.
Я опускаю взгляд, замираю и бросаю на Уокера раздражённый взгляд.
– Всё будет хорошо, Эвелин, – шепчет он, беря мою свободную руку (другой я прижимаю к себе Кайденс).
До начала слушания осталось десять минут, и мне кажется, я сейчас упаду в обморок.
Дело не в самой встрече с родителями Джона… Больше всего пугает то, что кто-то в этой комнате раскроет наш обман с фиктивным браком, и тогда я окончательно потеряю дочь за попытку обойти систему.
Прежде чем я успеваю ему возразить, к нам подходит Чейз:
– Готовы?
– Нет, – признаюсь я, вставая.
– Да, мы готовы, – отвечает за меня Уокер и кладёт ладонь мне на поясницу – добавляя ещё одну причину для волнения: мою реакцию на его прикосновения.
Я до сих пор думаю о фотосессии в воскресенье – вернее, о том поцелуе. Хотя я сразу ушла после этого, он с тех пор ни словом об этом не обмолвился. И вроде бы я должна быть за это благодарна, но, наоборот, это только сильнее напрягает.
Но сейчас мне нужно сконцентрироваться на слушании. Всё остальное подождёт.
Чейз ведёт нас в переговорную. Слава богу, пока она пустая. В центре комнаты стоит овальный стол из красного дерева с мягкими креслами вокруг. Мы садимся на сторону, лицом к двери. Пока я копаюсь в сумке в поисках чего-то, чтобы занять Кайденс, в помещение заходят остальные.
Я поднимаю голову – и моё сердце замирает. Мистер и миссис Шмидт заходят вместе с мужчиной в возрасте моего отца – видимо, это их адвокат. Мать Джона смотрит на меня совершенно пустым взглядом, но стоит ей взглянуть на Кайденс – подбородок у неё задрожал, и она уткнулась лицом в грудь мужа. Атмосфера в комнате мгновенно становится неловкой, но я стараюсь сохранять нейтральность.
Я даже не могу представить, какую боль она испытывает, потеряв единственного сына. Если бы я потеряла Кайденс… не знаю, что бы со мной стало.
И вдруг весь ужас ситуации наваливается ещё сильнее.
– Давайте все присядем, – предлагает Чейз, дожидаясь, пока все расселись. Пока они усаживаются, я краем глаза смотрю на Уокера.
Весёлого мужчину, с которым я живу последние три недели, будто подменили. Передо мной тот самый Уокер, которого я встретила в фермерском магазине после долгого перерыва – замкнутый, серьёзный, словно несущий на плечах груз вины.
Я протягиваю руку и беру его ладонь, сжатую на коленях. Он поднимает взгляд, встречается со мной глазами, и когда уголок его губ чуть поднимается, я вспоминаю: здесь дело не только во мне.
И мне нужно было об этом вспомнить.
– Доброе утро, – раздаётся голос ещё одного мужчины, входящего в комнату. Чейз говорил, что на встрече будет третий адвокат – медиатор.
Я снова напрягаюсь, но Уокер крепко сжимает мою ладонь. Я выдыхаю.
Мужчина занимает своё место и начинает: – Я – Грегори Салливан. Я буду вести сегодняшнюю медиацию по делу об опеке. Я изучил заявления обеих сторон, но сначала попрошу адвокатов высказаться от имени клиентов.
Он кивает Чейзу, и я вновь замираю.
– Моя клиентка, Эвелин Самнер, защищает своё право на опеку как биологическая мать. Ребёнок находится с ней с самого рождения, прекрасно развивается в домашней обстановке. Нет никаких оснований для её изъятия из этой семьи. Честно говоря, доводы противоположной стороны крайне сомнительны.
Мистер Салливан кивает, делая пометки.
Адвокат Шмидтов вступает: – Мои клиенты ходатайствуют о передаче опеки на основании нестабильной домашней обстановки для ребёнка. Отсутствие двух родителей, а также прошлые личные связи мисс Самнер во время её работы в компании Ferguson & Associates дают основания сомневаться в её способности принимать адекватные решения как матери.
Моё тело немеет. Только не это.
Они докопались до Ferguson & Associates? До информации, которая, как я надеялась, навсегда останется под замком, чтобы не подорвать репутацию фирмы?
– Во-первых, её фамилия больше не Самнер. Она Гибсон, – заявляет Уокер, в тот момент как Чейз кладёт ему руку на плечо, напоминая, что ему не следует сейчас говорить.
По моему телу бегут мурашки от его тона.
– Да. Эвелин и Уокер недавно поженились, так что аргумент о неполной семье больше не имеет смысла, – поясняет Чейз.
– И когда состоялась свадьба? – уточняет мистер Салливан.
– Почти три недели назад, – отвечает Чейз.
Мистер и миссис Шмидт переглядываются со своим адвокатом, перешёптываются, и затем их адвокат произносит:
– То есть сразу после получения документов по делу об опеке?
– Мы начали встречаться задолго до этого, – вновь вмешивается Уокер, только усиливая напряжённость в комнате.
– Остынь, Уокер, – сквозь сжатые зубы произносит Чейз, наклонившись к нему.
– Нет. Извините. Я не могу остаться в стороне, когда эти люди, – он указывает в сторону родителей Джона, – пытаются забрать маленькую девочку у её матери. – Он подаётся вперёд, сверля их взглядом. – Зачем вы это делаете? Джон был моим лучшим другом. Я бывал у вас дома. Вы были мне как вторая семья. И вы даже не знаете Эвелин. – Он берёт мою руку и целует её. Сердце замирает от этого жеста – и от того, что он меня защищает.
Не думаю, что когда-либо прежде чувствовала себя настолько защищённой.
– Я потеряла сына, – сквозь слёзы шепчет мать Джона. – Я даже не знала, что у него будет ребёнок, пока не осталась неделя до его смерти.
Меня моментально начинает тошнить. Значит, Джон скрывал мою беременность и Кайденс от родителей. Они, наверное, испытали шок, когда увидели меня на похоронах. Возможно, именно поэтому они сейчас борются за опеку – как следствие всей этой неожиданной правды.
– Они не были женаты, – продолжает миссис Шмидт. – Ребёнок рождён вне брака, и теперь она растёт…
– …с двумя любящими взрослыми, – заканчивает за неё Уокер. Мой пульс настолько учащён, что крылья колибри кажутся медленными.
– Да, аргумент о том, что мисс Самнер является матерью-одиночкой, больше не актуален, – заключает мистер Салливан, пересекая словесную перепалку между Уокером и матерью Джона.
– Но что насчёт прошлого мисс Самнер на предыдущем месте работы? – вмешивается адвокат Шмидтов.
– Миссис Гибсон, – вновь поправляет его Уокер. И то, как он каждый раз напоминает о нашем браке, разливает тепло где-то глубоко внизу живота.
– Это бывшее место работы, верно? – подхватывает Чейз, игнорируя поправку. – Тогда какое это имеет отношение к делу? Миссис Гибсон уже девять лет работает на себя. – Он бросает взгляд на Уокера, который прямо сияет при упоминании моей новой фамилии – хотя, по сути, я её ещё не меняла. Какой в этом смысл, если всё это временно?
Мать Джона снова прячет лицо в ладонях. Я слышу, как Уокер скрипит зубами рядом.
– Хорошо, – говорит мистер Салливан. – Очевидно, здесь есть вопросы, которые требуют дальнейшего изучения. – Он поворачивается ко мне и Уокеру: – Не буду скрывать, сроки вашей свадьбы вызывают сомнения. И хотя аргументы мистера и миссис Шмидт слабы, у них всё же есть некоторые права как у биологических родственников ребёнка. – Он пролистывает документы. – Так как их сын был биологическим отцом, его родительские права прекратились после смерти. Однако как бабушка и дедушка, они вправе подавать прошение об опеке или о праве на свидания.
– Запрашивать встречи – это одно. Но полную опеку? Я не понимаю, почему вы не могли просто поговорить со мной напрямую, вместо того чтобы идти этим путём, – наконец говорю я, глядя через стол на людей, с которыми у моего ребёнка кровная связь. – Вы могли обратиться ко мне, и мы бы обсудили всё по-человечески, без юристов.
Поскольку мои родители не участвуют в нашей жизни и, если на то моя воля, никогда не будут участвовать, мне бы хотелось, чтобы у моей дочери была связь с родителями Джона. Но тот факт, что они требуют полной опеки, заставляет меня задуматься о чистоте их намерений. Смогут ли они удовлетвориться ролью бабушки и дедушки? Или снова попытаются оспорить опеку, если им вдруг не понравится какое-то моё решение как матери? Могут ли они вообще подать новый иск после этого?
– Эвелин, – строго произносит мистер Салливан. Он глубоко вздыхает и складывает руки перед собой. – Послушайте. Сейчас в этой комнате слишком много эмоций, поэтому я прошу всех внимательно меня выслушать и больше не перебивать.
Мы все опускаем головы, принимая выговор.
– Я не судья, но вижу, каким может быть лучшее решение. У обеих сторон есть сорок пять дней, чтобы прийти к соглашению по поводу опеки. Если этого не произойдёт, дело будет передано в суд. Я бы хотел избежать вмешательства судьи, поэтому предлагаю следующее: мы встречаемся снова через сорок пять дней, когда страсти немного улягутся и удастся собрать дополнительные доказательства. Во-первых, чтобы подтвердить, что ребёнок воспитывается в стабильной обстановке, социальный работник будет посещать дом мистера и миссис Гибсон в случайные дни в течение этого срока. Если работник сочтёт, что обстановка нестабильна, или обнаружит признаки пренебрежения обязанностями или что-то в этом роде, он зафиксирует это как доказательство. Во-вторых, мистер и миссис Шмидт обязаны посещать занятия у психолога по работе с горем – одно занятие в неделю до следующей встречи. Также требуется собрать более детальные доказательства, подтверждающие их доводы о том, что миссис Гибсон якобы не подходит для роли матери. И в-третьих, обе стороны должны составить график встреч, удобный для обеих сторон, чтобы к следующей встрече у нас был план, по которому можно будет работать, надеясь, что этого хватит для вынесения простого решения о порядке посещений. Обе стороны согласны с такими условиями?
Чейз оборачивается ко мне, приподнимая бровь.
– Да. Я справлюсь, – отвечаю я, хотя внутри всё протестует.
– Да, – кивает миссис Шмидт.
– Отлично, – говорит мистер Салливан, вставая со стула. – Я свяжусь с обоими адвокатами, чтобы назначить дату следующей встречи и передать им копии соглашения.
Мы наблюдаем, как он уходит вместе со Шмидтами, после чего Чейз поворачивается к нам с Уокером:
– В целом всё прошло неплохо.
– Ты издеваешься? Не могу поверить, что он вообще согласился рассматривать это дело дальше, – говорит Уокер, беря Кайденс у меня из рук и прижимая к груди, целуя её в висок.
Это зрелище заставляет меня таять внутри, но потом я снова вспоминаю о том, что произошло:
– А теперь мне ещё нужно будет ждать, когда какой-то человек внезапно появится в моем доме для инспекции? Ты представляешь, как выглядит мой дом в обычный день с шестимесячным ребёнком?
– На самом деле это хороший знак, – пытается нас успокоить Чейз. – Он увидел горе на лице матери Джона.
– Маргарет, – поправляет его Уокер, на лице которого – боль. Ему тяжело видеть, как люди, которых он знал много лет, ведут себя так. И я вновь вспоминаю, что ему это даётся нелегко.
Чейз кивает:
– Как бы её ни звали, она явно скорбит по сыну и пытается таким образом удержать хоть какую-то связь с ним. Их шансы выиграть дело в суде минимальны, Эвелин. Всё обернётся в твою пользу. Сейчас нужно просто набраться терпения и следовать правилам.
Уокер подходит ближе ко мне:
– Всего сорок пять дней, Эв. Справишься?
Нет. Нет, я не думаю, что справлюсь – особенно когда глядя на него и Кайденс вместе, я начинаю сомневаться, не может ли всё это стать чем-то большим, чем договорённость.
Но я быстро отгоняю эти мысли.
– Справлюсь. Хотя не считаю, что вообще должна была через это проходить. Но могло быть и хуже.
Чейз кивает, улыбаясь:
– Вот так-то лучше. Я сообщу вам о дате следующей встречи. А сейчас извините – мне нужно в суд на другое дело.
Чейз уходит, и комната вдруг кажется тесной, как клетка – в ней остались только я, Уокер и моя дочь.
– Всё будет хорошо, – успокаивает меня Уокер.
– Ты злился сильнее меня.
– Злюсь. Но стараюсь быть для тебя опорой, сохранять спокойствие ради тебя, вместо того чтобы пробить кулаком стену, как мне на самом деле хочется. – Он подмигивает и сокращает между нами расстояние. Я поднимаю глаза к нему, как несколько дней назад во время фотосессии – его взгляд будто разгадывает меня как сложную головоломку. И на мгновение я снова ловлю себя на том, что хочу, чтобы он меня поцеловал – как будто его поцелуй смог бы дать мне то утешение, в котором я сейчас так остро нуждаюсь.
Но поцелуи путают мысли. А сейчас мне совсем нельзя терять голову. У нас есть сроки, есть конец, и если я хочу, чтобы всё это осталось лишь короткой главой прошлого, я должна держать свой разум ясным, особенно когда дело касается этого мужчины.
– Спасибо, – шепчу я, ловя его взгляд.
– Всегда пожалуйста. – Он проводит двумя пальцами под моим подбородком, поднимая моё лицо, чтобы наши глаза встретились. – И чтобы ты понимала, Эвелин, – продолжает он, переводя взгляд на мои губы и снова вверх, – теперь наша фамилия – Гибсон. И тебе пора, чёрт побери, начать её использовать.
