Текст книги "Всё на кону (ЛП)"
Автор книги: Харлоу Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Она бросает на меня короткий взгляд и говорит. – Сказала, что выйдет ненадолго, а потом вернулась и заявила, что ей нехорошо. Ты, случайно, не знаешь, с чем это связано?
Я закрываю глаза и тяжело выдыхаю. – Это… сложно, мам.
– С тобой всё всегда сложно, Уайатт Аллен Гибсон. Почему ты не можешь просто принять, что некоторые вещи в жизни должны быть лёгкими – я, наверное, никогда не пойму.
– Что ты имеешь в виду?
Она снова поднимает взгляд. – Ты прекрасно знаешь, что именно.
– Мама…
– Иди скажи братьям и отцу, что обед готов, – велит она, давая понять, что разговор окончен.
Хотя я уверен, если бы захотела, она могла бы сказать и больше. Но сказала, видимо, всё, что готова позволить себе на сегодня. А я – слишком много сказал Келси.
Чёрт возьми.
Вот почему я всё держал в себе. Вот чего я так боялся – что всё выйдет из-под контроля. Что мы оба потеряем слишком многое, стоит только признаться в том, что годами прятали внутри.
Но теперь пути назад уже нет. И я боюсь, что Келси права – всё изменилось навсегда.
Мне остаётся только решить, каким именно станет это навсегда .
Глава девятая
Келси
– Всё будет хорошо, Келс, – говорит Эвелин, поглаживая меня по плечу, пока я снова сморкаюсь. Я позвонила ей сразу после того, как уехала с ранчо Гибсонов, и благодарна, что у меня есть она – человек, на которого можно опереться. Когда я подъехала к дому, она уже ждала меня на подъездной дорожке – немного с похмелья, но готовая стать моим плечом, на котором можно поплакать.
– Да как? Как всё может быть хорошо? – Я вытираю нос, и острая боль от натёртой кожи напоминает мне, как долго я уже плачу. – Я ведь этого и боялась!
– Ну, по крайней мере, теперь всё открыто… Я про чувства.
– Ага. И теперь ничего уже не будет как раньше, – вздыхаю я, прерываясь на судорожный вдох. – Я знала. Знала, что не стоило на это соглашаться.
– Послушай, ты рискнула. Такое бывает, когда решаешься.
– Вот почему я всегда жила своей скучной, рутинной жизнью, как ты сама и сказала.
Она слегка кивает, наклоняя голову набок. – Да, но тогда ты и не пыталась ничего добиться. Просто дай этому время. Уайатт, скорее всего, просто запутался.
– Нет. Он зол. Зол до бешенства , Эвелин.
– Но ведь он сказал, что хочет быть с тобой? – Я уже рассказала ей всё – от его признания до ссоры несколько часов назад.
– Сказал. Но, похоже, передумал, – из глаз снова льются слёзы. Я разочарована – в себе, в Уокере, в Уайатте. – Ладно. Просто вернусь к жизни, как будто ничего не было. Приму тот факт, что мы с Уайаттом никогда не должны были быть кем-то большим, чем друзья.
– И ты правда сможешь так жить? – тихо спрашивает она, закусив губу.
– У меня, похоже, и нет другого выбора, Эвелин. Я сама выбрала этот путь – теперь остаётся только идти по нему. – Я поднимаюсь с дивана, стараясь сохранить самообладание, и направляюсь к двери, чтобы скинуть ковбойские сапоги. – Думаю, приму душ.
– Хочешь, я останусь? Приготовлю ужин или закажем что-нибудь?
– Не хочу есть. И вообще, мне просто нужно побыть одной. – Я оборачиваюсь к ней. – Ты не против?
– Конечно нет, Келси. Главное, чтобы ты была в порядке.
– Пока нет. Но буду. Спасибо тебе. – Я обнимаю её за плечи. – Спасибо, что приехала.
– Я всегда рядом, Келс. – Она крепко прижимает меня к себе, и мы стоим так ещё немного, прежде чем я отпускаю её. Мне нужно поплакать по-настоящему – одной, под шум воды.
– Позвони мне потом. Или напиши, если что-то понадобится.
– Обязательно.
Я провожаю её, закрываю за ней дверь, запираю, а затем иду по коридору в ванную. Под раскалённой водой из глаз снова льются слёзы – уже без стеснения. Плакать в душе – как-то легче, это словно помогает отпустить часть боли.
Но когда я выхожу из пара, и вижу в зеркале красное лицо женщины, что смотрит на меня в отражении, физическое проявление моих страданий становится ясным как день.
И всё же я не могу сидеть и рыдать вечно. Я должна почувствовать радость – вспомнить, что моя жизнь не рушится, а просто меняется.
Поэтому я надеваю одежду, прячу влажные волосы под кепку и беру солнцезащитные очки. Захватываю камеру, сажусь в грузовик и еду в одно из моих любимых полей – там, где хорошо видно закат.
Дорога ухабистая, но я быстро нахожу место и паркуюсь. Как только мои ноги касаются земли, я глубоко вдыхаю.
Покой. Спокойствие. Именно то, что мне сейчас нужно.
Небо просто волшебное. Золотисто-жёлтые, розовые и оранжевые краски будто вылиты прямо на холст – солнце сияет в центре. Ветер играет в траве, стрекочут сверчки, сменяя день на вечер.
Не раздумывая, я проверяю настройки камеры и начинаю щёлкать, запечатлевая красоту природы – эти закаты, которые не дают мне уехать из Техаса. Такого неба точно не увидишь в Нью-Йорке. Хотя я никогда не видела закат над Карибским морем – ещё один пункт в моём списке мечт. Но Карибы – не дом.
Ньюберри-Спрингс – вот дом.
Уайатт – мой дом.
Я мысленно даю себе пощёчину за то, что снова возвращаюсь к нему мыслями, и сосредотачиваюсь на стае гусей, пролетающих над головой, на трех лошадях, бегущих стадом, и на молодой семье, катающейся верхом в вечернее время. Облака медленно плывут по небу, окрашенному в акварельные тона.
Боже, как же я люблю эту землю. Люблю это место.
Но достаточно ли этого, чтобы остаться здесь?
Через два дня я прихожу на работу с ощущением тяжести в животе, будто проглотила кирпич. За исключением сегодняшнего утра, я не видела и не слышала Уайатта со дня нашей встречи на ранчо его родителей. А сегодня вечером нам предстоит работать вместе. Обычно в такие дни он просит меня закрыть вместо него, потому что он приходит ещё с утра – с момента доставки продуктов. Мы почти не разговаривали сегодня, и это было невыносимо. Похоже, работать рядом с ним оказалось сложнее, чем я думала.
Я пытаюсь не следить за ним взглядом, но у меня ужасно плохо это получается. Единственный плюс в работе сегодня – куча дел, которые могут отвлечь от драмы, в которую превратилась моя жизнь. Особенно после одного телефонного звонка, который я сделала сегодня – он точно всё изменит ещё сильнее.
– Как делишки, Келси? – Грег, один из наших постоянных клиентов, приветствует меня у стойки.
– Потихоньку, Грег. Как всегда IPA? – спрашиваю я с улыбкой.
– А то, дорогуша, – протягивает он с южным акцентом, от которого у меня поневоле поднимается настроение. Я поворачиваюсь, чтобы налить ему пиво из крана.
Пододвигаю ему полный бокал и вытираю руки полотенцем. – Вот, держи, Грег.
– Спасибо. И можно мне ещё бургер с острым цыплёнком, пожалуйста?
– Конечно. С обычным картофелем фри или со сладким?
– Давай сладкий. Сегодня я настроен на приключения.
Я хихикаю.
– Идёт. – Отправляю заказ на кухню и ставлю на стойку бутылку кетчупа – на всякий случай.
Проверяя другие столики и клиентов, я почти забываю, что у меня разбито сердце... Пока в зал не врывается Джанис. В розовом летнем платье, почти таком же, как было на мне чуть больше недели назад, с самодовольной улыбкой на лице. Очевидно, что она пришла ради внимания Уайатта, но добивается лишь моей тошноты от половины бургера, которую я затолкала в себя ранее.
Сердце уходит в пятки, когда она останавливается перед ним. Он делает вид, что удивлён, но довольно тепло улыбается ей, когда она начинает говорить. Я заставляю себя отвернуться и сосредотачиваюсь на чём угодно, лишь бы не сорваться на глазах у всех.
– Келси. – Голос Уокера привлекает моё внимание. Я поднимаю голову и вижу, как он садится за стойку, снимая с головы шляпу. Его глаза полны тревоги и сожаления, пока он внимательно на меня смотрит.
Я подхожу ближе, склоняюсь к нему через стойку и тихо говорю. – Уокер, ты серьёзно думаешь, что появиться здесь – хорошая идея?
– Мне плевать, что подумает мой брат. Он ничего не сделает у себя на работе. Я просто хотел убедиться, что с тобой всё нормально.
– Ну, судя по тому, что я игнорировала твои сообщения последние два дня, ты намёк не понял.
– Не злись на меня.
Я бросаю быстрый взгляд на Уайатта – он явно следит за нами. Затем снова смотрю на того, кто всё это затеял. – Я злюсь не на тебя. Я злюсь на себя – за то, что тебя послушала. Пожалуйста, Уокер, оставь всё как есть. Что сделано, то сделано.
Я разворачиваюсь и ухожу, не реагируя на его оклики. Обхожу зал, убираю посуду, подливаю напитки, помогаю официантам – всё, чтобы не думать о том, как болит душа и как тяжело дышать.
Спустя несколько часов я отдыхаю в комнате для сотрудников, когда позади слышу голос, от которого по спине пробегают мурашки.
– Келси.
Я разворачиваюсь так резко, что чуть не теряю равновесие, и вижу, как Уайатт стоит в дверях. Руки по бокам, глаза всё ещё полны злости.
– Да?
– Я... – Он прочищает горло. – Я сейчас ухожу. Хотел убедиться, что ты всё ещё можешь закрыться сегодня.
– Ага. Всё нормально. – Я натягиваю на лицо улыбку, которая исчезает уже через секунду.
– Хорошо. Бо всё ещё здесь, он проводит тебя, когда закончишь.
– Я знаю, Уайатт. Я уже не в первый раз это делаю.
Его брови сдвигаются, и короткость его слов будто режет по живому. – Да, я знаю. Я просто...
– Ты просто что? – спрашиваю я, хотя не уверена, что вообще хочу услышать ответ. Но тут я замечаю след от розовой помады на его щеке – точно такого же оттенка, как у Джанис, когда она заходила сегодня.
Он уходит с ней? У них свидание? Она специально пришла сюда пораньше, чтобы показать мне, что теперь с ним она?
Мои последние надежды на то, что этот бардак ещё можно исправить, окончательно сдуваются, и Уайатт решает ничего не договаривать. Он качает головой, его поза становится менее напряжённой. – Прости. Ничего. Спасибо и хорошего вечера.
– Тебе тоже.
Я смотрю ему вслед, а затем наконец выдыхаю, даже не заметив, что всё это время задерживала дыхание. Похоже, теперь так и будет – неловкое молчание, короткие фразы, минимум общения.
И винить в этом я могу только себя.
Когда убеждаюсь, что он действительно ушёл, я возвращаюсь в зал, помогаю персоналу обслужить последних клиентов, а затем приступаю к привычной процедуре закрытия смены. Это включает в себя сидение в офисе Уайатта и подсчитывание кассы.
Кожаное кресло липнет к моей коже, когда я сажусь и провожу рукой по его столу. Он был сделан на заказ его братом Форрестом – один из немногих настоящих жестов гордости, которые я когда-либо видела от него по отношению к братьям. Форрест – человек молчаливый, в постоянной борьбе со своими решениями и обстоятельствами. Но когда Уайатт открыл эту пивоварню, он первым подарил ему этот стол – в знак признания его труда.
Запах его геля для душа до сих пор витает в воздухе. Я глубоко вдыхаю, сжимаясь от боли, потому что знаю – с этим запахом теперь будут связаны не только хорошие воспоминания.
Я оглядываюсь вокруг офиса, вспоминая все ночные разговоры и трудные решения, принятые здесь. Глаза снова наполняются слезами, и я позволяю им бесшумно течь, пока заполняю таблицу, которую Уайатт обычно ведёт каждый вечер, и проверяю, сходится ли баланс.
Я держалась весь вечер. Я заслужила эти несколько минут, чтобы дать волю чувствам.
Когда всё закончено, и я убеждаюсь, что следов моей истерики не осталось, выхожу и нахожу Бо, заканчивающего мыть посуду.
– Готова идти, мисс Келси? – Его южный акцент вызывает у меня тёплую улыбку. Он – самый добрый человек, замечательный сотрудник, и я ужасно буду по нему скучать, когда уйду.
Потому что сейчас кажется, что уйти – это лучший вариант.
– Да, сэр.
Он вешает шланг от мойки на стену и выходит из влажного уголка, где каждый вечер перемывает за нас посуду. – Я тоже. Пошли.
После того как я запираю двери, я просовываю руку ему под локоть, и он провожает меня до моего пикапа, дожидается, пока я устроюсь внутри, и только тогда уходит к своей машине, махнув мне на прощание. Я выезжаю в сторону дома, мечтая побыть наедине с мыслями и болью, которая сидит в груди с воскресенья. Работа с Уайаттом – это пытка, но, по крайней мере, там есть отвлекающие факторы. Но когда я остаюсь дома одна, особенно теперь, когда папы всё ещё нет, моё сердце сжимается каждый раз, когда я пытаюсь встать с дивана.
Так что, не желая возвращаться в пустой дом, я сворачиваю на грунтовую дорогу, зная, что это добавит несколько лишних минут к моему пути.
Звёзды мерцают в небе, из динамика телефона звучит Friends Don’t от Maddie and Tae. Каждый раз, когда я слышу эту песню, думаю о нас с Уайаттом – о том, как каждое случайное прикосновение вызывает у меня мурашки, как я всегда видела его в своём будущем, как мы можем говорить одними только глазами… как жизнь без него просто не представляется возможной.
Но потом песня обрывается – как это всегда бывает, когда я теряю связь, – и я стараюсь не воспринимать это как знак от Вселенной, что и наша дружба вот-вот прервётся.
Вздыхая, я смотрю на фотоаппарат на пассажирском сиденье, зная, что фотография всегда помогает мне хоть немного сбросить напряжение. Я съезжаю на обочину, ставлю машину на стояночный тормоз и выхожу в траву, меняя настройки камеры. Хочу запечатлеть блеск звёзд на чёрном небе и мягкое сияние луны, освещающей всё вокруг.
Время летит, как всегда, когда я смотрю на мир через объектив. И только когда понимаю, что прошли часы, возвращаюсь в пикап и еду домой.
Когда я подъезжаю к дому, на крыльце появляется чья-то тень, как будто предостерегая меня. И тут я замечаю припаркованный на лужайке грузовик, скрытый в темноте – виден только его силуэт. Моё сердце учащённо бьётся, спина напрягается, и на мгновение я молюсь, чтобы это было просто видение.
Но прежде чем я успеваю включить заднюю передачу, из темноты выходит Уайатт, показываясь полностью, – и выражение на его лице оказывается совсем не тем, которого я ожидала.
Глава десятая
Уайатт
Чувство вины в который раз обрушивается на меня, когда я вспоминаю выражение лица Келси, когда я оставил её в пивоварне. Моё сердце хотело что-то сказать – хоть что-нибудь , чтобы она заговорила со мной после того, как я сорвался на неё в воскресенье, но разум подсказывал, что это, вероятно, не лучшая идея.
Вместо этого я провёл вечер как обычно, делая вид, будто всё в порядке, даже предположив, что она, как обычно по вторникам, захочет закрыть смену за меня. Но когда я пришёл домой, расслабленным я себя точно не чувствовал. Нет. Казалось, будто сердце тянут за верёвки, привязанные к той самой женщине, что сейчас заканчивает работу в моей пивоварне. И даже мне самому не хочется находиться рядом с собой в таком мрачном состоянии.
Вздохнув, я падаю на диван, вцепляясь в волосы и дёргая за пряди, уставившись в потолок. Я до сих пор не могу поверить, что мы докатились до этого, и не вижу выхода из этой агонии.
Я должен извиниться перед Келси, но что сказать после этого? Честно я и сам не знаю. Каждый раз, когда я думаю о том, как всё это произошло, воспоминания омрачают все те образы, которые я годами держал в голове – как мы с Келси признаёмся друг другу в чувствах.
Поверьте, я никогда не думал, что всё закончится вот так.
Нуждаясь в глотке чего-нибудь, я иду на кухню, беру колу и открываю банку, бросив взгляд на часы на микроволновке. Келси уже должна была уйти из пивоварни. Наверное, она сейчас дома, одна, утопает в этом странном, ненормальном состоянии, в котором мы находимся с воскресенья.
Я мог бы ей позвонить. Поехать к ней домой. Прекратить весь этот бред сегодня же, если бы действительно захотел. Единственный способ узнать, что у неё на уме – это спросить. Чего я и не сделал тогда, когда наорал на неё у родителей. И чем дольше я колеблюсь в этом эмоциональном подвешенном состоянии, тем больше хочу всё прекратить.
Но прежде чем я успеваю схватить телефон или окончательно решиться, он завибрировал в кармане. На экране высвечивается местный номер, не сохранённый в контактах, и, вопреки привычке игнорировать такие вызовы, что-то внутри подсказывает – надо ответить. И я отвечаю.
– Уайатт Гибсон.
– Здравствуйте, мистер Гибсон. Это шериф Вернон из шерифского управления Ньюберри-Спрингс.
Волосы на затылке встают дыбом, а плечи тут же напрягаются. – Чем могу помочь, шериф?
– Ну, я сейчас у вашей пивоварни. Сработала сигнализация. Похоже, был взлом.
Я бросаю взгляд на телефон и понимаю, что уведомление из приложения безопасности так и не пришло. Это злит меня ещё больше, и теперь к злости примешивается тревога.
Я не теряю ни секунды – хватаю ключи со стола и выбегаю за дверь.
– Кто-нибудь был внутри? Кто-нибудь пострадал?
Клянусь Богом, если с Келси что-то случилось, я себе этого не прощу. Сожаление станет моим новым постоянным спутником, если я не успею всё исправить, не успею обнять её, поцеловать… жениться на ней.
Блять. Только бы это не было правдой.
Как я мог быть таким идиотом? Как я позволил своей гордости встать между мной и тем, чтобы сделать её своей? А что, если теперь уже поздно?
Мне кажется, жить с этим сожалением будет хуже, чем если бы она действительно любила Уокера.
– Нет, похоже, внутри никого не было, но мы поймали подозреваемого, – говорит шериф. Я выдыхаю, чувствуя, как ум проясняется. – Он в наручниках, но нам нужно, чтобы вы приехали и подписали документы. И, к слову, вам придётся заменить одно окно.
Облегчение накрывает меня, пока я запрыгиваю в грузовик и выезжаю, всё ещё держа трубку у уха.
– Уже еду.
– Отлично. Увидимся через несколько минут.
Звонок заканчивается, я швыряю телефон на сиденье и с силой хлопаю ладонями по рулю.
– Чёрт! – кричу, нажимая на газ.
И когда впереди появляется пивоварня, а красно-синие огни патрульной машины мерцают в темноте, мне приходит осознание: последствия взлома ничтожны по сравнению с тем, что могло бы случиться.
И вот тогда меня накрывает.
Жизнь слишком чертовски коротка, чтобы злиться. Ничто не гарантировано. Всё может измениться в одно мгновение. Каждый ключевой момент на нашем пути может внезапно соскользнуть в неизвестность – одна потеря, одно разбитое сердце, один урок.
И я только что получил свой.
Надеюсь, ещё не слишком поздно всё исправить.
Разобравшись с бумагами и оценив ущерб, я заколачиваю окно досками – больше до рассвета ничего не сделать. Да и сейчас у меня есть куда более важное дело.
Я должен увидеть женщину.
Должен просить прощения, даже если ради одного – убедиться, что она всё ещё здесь. Что я всё ещё могу коснуться её, услышать её голос и увидеть тот блеск в её голубых глазах, который ярче любого безоблачного техасского неба.
Когда я подъезжаю к дому Келси спустя двадцать минут, её грузовика нет. Я хватаю телефон, сердце колотится в груди, но она не берёт трубку. Сразу включается голосовая почта. Я звоню снова. И снова. Надеясь, что она ответит, даже если я веду себя как назойливый придурок. Но каждый раз – гудок, и голосовое.
Чёрт. Почему она не отвечает?
Наверное, потому что в последний раз ты был с ней полным козлом, Уайатт.
Но всё же… если она не спит, она бы ответила. Даже само время суток дало бы ей понять, что это срочно. Хотя раньше мы могли болтать по телефону после смены до глубокой ночи.
Но сейчас – не тот случай. И если она не спит в своей постели, то тогда вопрос – где она?
Моё сердце начинает биться быстрее, когда я выхожу из грузовика и направляюсь к крыльцу, пытаясь заглянуть внутрь через занавески. В доме – кромешная тьма.
К счастью, всего через несколько секунд фары автомобиля освещают крыльцо позади меня. Я оборачиваюсь и вижу, как Келси подъезжает к дому.
Чувствуя, будто я пробежал марафон этим вечером, я стою, пока она глушит двигатель, выходит из кабины и медленно идёт ко мне. Её нерешительность говорит сама за себя: если у меня есть хоть один шанс спасти нашу дружбу – и возможно, наше будущее, – он прямо сейчас.
Так что я перестаю думать.
И, наконец, просто действую.
Глава одинадцатая
Келси
– Уайатт? – Я спрыгиваю с грузовика, захлопывая дверь, и гравий хрустит под каждым моим шагом. – Что ты здесь делаешь? – Он всё ещё в поло с логотипом пивоварни Gibson, тёмных джинсах и коричневых ботинках, но в его лице столько тревоги, что я не могу отвести взгляд.
– Келси, – выдыхает он, потом срывается с места, сбегает по ступенькам, пересекает гравийную дорожку и внезапно прижимает губы к моим – так стремительно, что мне требуется момент, чтобы осознать, что происходит.
Уайатт целует меня, и, боже , его губы такие же мягкие, а может, даже мягче, чем я их запомнила. Его руки обрамляют моё лицо, словно я – сокровище, солнце и луна, звёзды – всё, что держит его мир в равновесии.
Я хватаюсь за его рубашку, притягивая нас друг к другу, его губы скользят по моим, язык находит мой, словно мы оба ищем ответы в глубине этого поцелуя. Мы стонем, сближаясь ещё больше, задыхаясь, теряя контроль, растворяясь в моменте, к которому, кажется, шли всю жизнь.
Каждая клеточка моего тела дрожит от его прикосновений. Это поцелуй, после которого жизнь уже не будет прежней, – останавливающий галактики, переворачивающий всё внутри. Поцелуй, полный отчаяния и нерастраченных чувств, наконец вырвавшихся наружу.
Это тот самый поцелуй, которого я ждала вечно.
Уайатт отступает, ведя нас обратно к моему грузовику, и я ощущаю, как спина ударяется о передний бампер, но его объятия ни на миг не слабеют. И мои – тоже, пока я не обвиваю его шею руками, вцепившись так, будто от этого зависит моя жизнь, будто я боюсь, что всё это – сон.
Но это не сон. И как бы мне ни хотелось понять, почему, я не собираюсь останавливаться, чтобы выяснить.
Мы настолько поглощены друг другом, что весь мир исчезает – ложь, что привела нас сюда, слова, которые невозможно забрать обратно, истина, что несмотря ни на что, мы не можем бороться с тем, что чувствуем.
Постепенно его объятия становятся мягче, переходя от страстных и жадных к нежным и бережным. И тогда наши губы разъединяются. Мы открываем глаза.
И я вижу в его взгляде всё то, что чувствую в своём сердце.
– Уайатт...
Он прижимает лоб к моему. – Господи, Келси.
– Что происходит?
– Подожди минутку, – выдыхает он, и мы остаёмся в молчании, пока моё сердце бешено колотится в ожидании его слов. Наконец он говорит: – Я так чертовски рад, что ты в порядке.
– Почему... почему я могла быть не в порядке?
– Почему ты не отвечала на звонки? Я звонил тебе раз сто.
Как по сигналу, в кармане начинает вибрировать телефон. Я достаю его и вижу двадцать пропущенных вызовов от него.
– Я была вне зоны. Остановилась по пути, чтобы сделать пару снимков, привести мысли в порядок.
– Чёрт... Я подумал, что с тобой что-то случилось, что ты...
– Что? Почему?
– В пивоварне был взлом, – говорит он, убирая лоб от моего и глядя прямо в глаза. Его шоколадные глаза прожигают меня насквозь. – Я сразу подумал о тебе.
Я вздыхаю и закрываю рот рукой, отступая немного назад. – Когда?
– Наверное, сразу после того, как ты ушла.
– Боже мой...
– Когда мне позвонили, я мог думать только о том, что ты могла быть там. Что кто-то мог испугать тебя... причинить тебе боль... Чёрт. – Он закрывает глаза, пытаясь собраться. – Его поймали, но я сходил с ума, особенно когда ты не отвечала.
– Поэтому ты приехал сюда?
Он кивает. – Надеялся, что ты дома. Но тебя не было. А телефон молчал, и я начал думать о самом худшем...
– Я... мне жаль.
– Нет, это мне жаль . Жаль за многое, но больше всего – за… – Он закрывает глаза, крепко сжимая их, а затем снова открывает и смотрит мне прямо в глаза с такой интенсивностью, что у меня перехватывает дыхание. – Прости за то, что оттолкнул тебя. За то, что накричал. За то, что сомневался в том, что мы чувствуем друг к другу… в том, что мы оба были слишком чертовски упрямыми, чтобы наконец это признать.
От его признания у меня дрожит нижняя губа. – Я тоже очень сожалею, Уайатт. Я знаю, что поступила неправильно, но уже не могу это изменить.
– Знаю, Келси. И глупо с моей стороны было держать на тебя обиду.
– Мне не стоило соглашаться. Надо было просто поговорить с тобой.
Он берёт меня за шею, притягивает ближе. – Мне тоже. Но сейчас это уже не важно. Сегодняшняя ночь это доказала.
– С пивоварней всё в порядке? – спрашиваю я, понимая, что есть вещи поважнее, но всё равно переживая за него.
– Мне сейчас наплевать. Важно только одно – мы. – Его ладони снова обрамляют моё лицо, он целует меня – мягко, с лаской, будто пробуждая тело. Поцелуй проносится огнём по моим венам. – Давай просто договоримся, что с этого момента начнём сначала, ладно? Этот страх сегодня показал мне, насколько я был упрям. Что что-то могло случиться с тобой... и я бы больше никогда не смог поцеловать тебя, обнять тебя, как мечтал с того момента, как вернулся из колледжа.
Я обнимаю его за шею, прижимаясь лбом к его лбу. – Ты всегда владел моим сердцем, Уайатт. Ты знаешь это, да?
Он берёт мою руку и кладёт себе на грудь. – Чувствуешь, как сильно оно бьётся? Всё ради тебя. Ты – мой сироп к завтраку, Келси. Всегда была и будешь.
Мы стоим так, позволяя словам впитаться в воздух, пропитать момент – момент, который меняет всё.
Моё сердце колотится, тело немеет, разум не справляется с событиями этой ночи... да что там – всей недели . Но теперь мы, наконец, на одной волне. Остальное разберём позже.
– Хочешь зайти? – спрашиваю я, надеясь, что ночь не заканчивается здесь и сейчас, но не зная, на той ли волне он, что и я.
Он тихо рычит, сжимая моё бедро. – Я хочу, Келси. Чёрт побери, как хочу. Но не для того, чтобы что-то делать, а просто чтобы держать тебя в объятиях.
С его рукой, вложенной в мою, мы поднимаемся по ступенькам крыльца. Я возилась с ключами, руки так сильно дрожали, что Уайатт накрыл их своими, чтобы успокоить.
– Сегодня мы ничего не будем делать, Келси. Мы слишком долго этого ждали.
– Я знаю. Просто... – я глубоко выдохнула. – Не могу поверить, что это происходит, – признаюсь, смеясь сквозь нервы.
Он широко улыбается. – Я знаю, Келси. Я тоже. Но больше никаких преград, ладно? – Он дарит мне целомудренный поцелуй и берет у меня ключи, чтобы открыть дверь и впустить меня внутрь.
Шагнуть в дом с Уайатом на этот раз – это уже не просто возвращение с лучшим другом. Он пришёл как нечто большее . Насколько большее – я пока не знаю. Но сегодня ночью я просто позволю этому быть.
– Я переоденусь, если ты не против, – говорю, направляясь по коридору.
– Не торопись, – отвечает он, и я чувствую его взгляд на себе, пока ухожу.
Как только я закрываю дверь спальни, мне приходится сдерживать визг и прерывистое дыхание, будто я опять сомневаюсь, не сон ли это. Я мечусь по комнате, переодеваясь, время от времени ущипывая себя, чтобы убедиться, что всё это реально. Надеваю свободные красные шорты из хлопка и белый укороченный топ, под который надеваю спортивный бюстгальтер, чтобы не быть совсем уж оголённой перед ним. Я знаю, что это всё, чего я хотела, и мы договорились не переступать ту черту – но я и не хочу подавать ложные сигналы.
Почистив зубы и собрав волосы в хвост, я открываю дверь и нахожу Уайатта в гостиной. Он сидит на диване, сгорбившись, локти на коленях, явно в раздумьях.
– Уайатт?
Он поднимает голову и встречается со мной взглядом, его губы расплываются в одобрительной улыбке, когда он встаёт. В его глазах – восхищение, от которого у меня подгибаются колени. – Чёрт, – он идёт ко мне. – Мне теперь можно так говорить?
– Думаю, да, – отвечаю, прикусывая губу и сдерживая широкую улыбку.
– Ничего не могу с собой поделать. Да, ты просто в пижаме, но ты даже не представляешь, сколько раз я думал о том, как хочу прикоснуться к тебе именно так, Келси. И, чёрт возьми, как же приятно наконец-то сказать это вслух.
– Могу себе представить. Я чувствую то же самое.
– Но этой ночью я просто хочу обнять тебя, Келси. Я серьёзно. – Он проходит в дверной проём моей комнаты, а я отступаю в сторону, чтобы он мог пройти.
– Я знаю. Просто хотела, чтобы было немного удобнее.
– Ну, если я захочу удобства, я буду в одних боксёрах без рубашки, а это, наверное, не лучшая идея.
– Я могу посмотреть, может, у папы найдётся что-то, что ты сможешь надеть, – предлагаю я.
– Не надо. Всё нормально. Я просто сниму рубашку, но посплю в джинсах. Мне не впервой, – он снимает чёрную ткань, которая легко соскальзывает с его тела, обнажая грудь и пресс. Уайатт всегда имел неплохое тело, но после колледжа я заметила, что он стал более мускулистым, и с тех пор это только усилилось. Но это первый раз, когда я вижу его без рубашки – и о, Боже, какое же это зрелище.
Его широкие плечи – моя слабость, но теперь к ним добавляются и руки. Джинсы сидят низко, подчёркивая сексуальную V-линию, исчезающую под поясом – я не раз замечала её, когда его футболка задиралась. А его пресс... Уайатт – обладатель такого пресса, по которому хочется провести языком, за который хочется уцепиться ногтями, который хочется видеть напряжённым, когда он входит и выходит из меня. Это зрелище, которым я не могу налюбоваться.
Он – настоящий ковбой, тело, вылепленное тяжёлым трудом, и моя похоть ловит каждую линию его мускулов. Но потом мой взгляд падает на татуировку на его рёбрах – рисунок, которого точно не было до колледжа.
– Келси. Мои глаза – вот здесь. – Он указывает на своё лицо, и я моментально заливаюсь краской.
– Прости. – Я делаю шаг ближе и провожу пальцами по изображению, вдыхая с лёгким ахом, когда до меня доходит, что именно изображено. – Уайатт…
– Я сделал её в колледже, – перебивает он. – Примерно через два месяца после отъезда. Не мог перестать думать о тебе, но знал, что не могу просто так вернуться. Мне нужно было довести начатое до конца. Так что я сделал это как напоминание о тебе – способ держать тебя рядом всегда.
На левой стороне его груди, под мышкой и чуть выше рёбер – красивый набросок фотоаппарата. Он выглядит в точности как мой, тот, что я всегда беру с собой, когда чувствую необходимость запечатлеть мир вокруг. Но ремешок на нём – это сердце, сложенное из камней, как те, что я делала, когда мы сидели у ручья на участке его родителей.
– Я... Я не знаю, что сказать.
– Не нужно ничего говорить сейчас. Просто знай: это не сиюминутное озарение, Келс. Ты всегда была у меня в сердце. А теперь – ещё и на моей коже.
Мы стоим молча, глаза в глаза. Мои полны слёз.
Уайатт прижимает меня к своей груди, молча обнимая несколько минут. Но вскоре я не могу сдержать зевок – он вырывается наружу, разрушая момент. Моё сердце всё ещё стучит от его жеста.
– Нам пора спать, – говорю я.
Он кивает. – Хорошо. Можно я возьму запасную зубную щётку?
– Конечно. Она, кажется, под раковиной.
– Спасибо.
Уайатт идёт в ванную, а я направляюсь на кухню, наливаю себе воды.
У него есть татуировка – только для меня.
Как будто я могла ещё сильнее влюбиться.
Но тут меня накрывает воспоминание о том, что я забыла. Медленно разворачиваюсь, чтобы найти тот самый лист бумаги, который за последние часы совсем вылетел из головы. Надеюсь и молюсь, что Уайатт его не видел.
