Текст книги "Всё на кону (ЛП)"

Автор книги: Харлоу Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Я снова поднимаю письмо, борясь с самим собой. Одна часть меня до чёртиков гордится ею – за то, что она рискнула, пошла за своей страстью.

Но другая – до ужаса напугана. Потому что, может быть, моё ощущение, что она ускользает, было не просто в голове. Потому что она действительно что-то держала в себе. И, похоже, это было именно оно.

Я делаю глубокий вдох, стараясь подобрать слова.

– Почему ты не сказала мне, Келс? Я так чертовски горжусь тобой – за то, что решилась, за то, что пошла за своей мечтой. Но… – я качаю головой, сжимаю и разжимаю челюсть. – Я не могу поверить, что ты могла уехать. Ты скрыла это от меня, и это чертовски больно.

Я вспоминаю все наши разговоры о будущем, о доме, который я сейчас покупаю, об образе жизни, который я всё больше и больше представлял для нас двоих здесь, в Ньюберри-Спрингс… и как всё это становится всё более размытым с каждой секундой.

И тут её лицо меняется. Я узнаю этот взгляд – гнев, который она часто прятала, теперь вырывается наружу, как лев из клетки.

– Я скрывала от тебя многое , Уайатт. Каждый раз, когда ты спрашивал, есть ли у меня влюблённость в кого-то. Каждый раз, когда ты случайно касался меня, а потом извинялся, и я говорила, что всё нормально – потому что убеждала себя, что схожу с ума, что нельзя чувствовать к тебе что-то большее. Каждый раз, когда ты спрашивал, будем ли мы лучшими друзьями навсегда – потому что я не хотела выбирать между тем, чтобы быть с тобой… или потерять тебя. Но теперь ты наконец-то мой. Поэтому я и не рассказала.

Она смотрит на меня, в её глазах – слёзы.

– Как мне выбрать? – сквозь рыдания говорит она, каждое слово пропитано болью и отчаянием. – Как мне выбрать между тобой… и тем, о чём я мечтала всё время? Жизнью, которая совсем не здесь, не в Ньюберри-Спрингс?

Её признание врезается в сердце, как удар. Закручивает нож и заставляет меня истекать горечью. Она хочет уехать. Но не знает, стоит ли.

И хоть сердце подсказывает, что делать, разум кричит обо всём, что я уже спланировал с тех пор, как впервые поцеловал её – жениться, завести семью, купить большой дом, построить жизнь вместе.

В её глазах – испуг. Она делает шаг ко мне. – Я не поеду, Уайатт. Я останусь – ради тебя, твоей семьи, пивоварни. У меня здесь есть обязанности, есть жизнь. Я не могу вот так взять и уехать… хоть и хочу.

– Ты слышишь себя? – отступаю на шаг, чувствуя, как стены сжимаются. – Ты должна поехать, Келси. Я… я не хочу, чтобы ты потом винила меня. Если не поедешь…

– Уайатт, пожалуйста, – она перебивает, пытается дотронуться, но я отступаю. – Давай просто сделаем вид, что ничего не было? Я не хочу тебя потерять.

Жгучая боль от того, что она хочет уехать, разъедает меня изнутри. Её решение скрыть от меня нечто столь важное лишь усиливает рану. А её просьба забыть, будто я не видел это письмо, будто она не чувствует себя в ловушке, – эта просьба разбивает сердце окончательно.

Потому что теперь ясно: есть, что терять. И это – мы. Именно этого мы и боялись.

Я хватаю ключи с кухонной стойки и направляюсь к двери.

– Мне нужно пространство. Я должен всё это обдумать.

– Уайатт, нет! Пожалуйста, не уходи! – она зовёт меня, но я продолжаю спускаться по ступенькам к своему пикапу. – Ты что, бросаешь меня?! – кричит она в ночь.

– Нет, Келси. Я тебя люблю. Но сейчас… мне нужно немного времени. Мне нужно понять, как справиться с мыслью, что могу снова тебя потерять. И я не уверен, что выдержу это.

Когда я еду домой, ощущение пустоты в груди, которого я так боялся с Келси, не отпускает. Но одно остаётся неизменным:

Эта женщина – моя родственная душа. Та, с кем я должен быть.

Но она хочет уехать. И я совершенно не понимаю, как справиться со всем, что чувствую из-за этого.

– Сейчас жуткая рань, Уайатт. Что ты вообще здесь делаешь?

Почти не спав прошлой ночью, я приезжаю в дом родителей слишком рано для пятничного утра.

– Не мог уснуть.

– Почему?

Бросив взгляд на маму, я понимаю, что лучше быть с ней честным, чем пытаться сделать вид, что всё в порядке. Потому что это не так. И я понятия не имею, появится ли сегодня Келси на ранчо после вчерашнего вечера.

Господи, как же больно было от того, что она утаила от меня такую важную вещь, что мне пришлось уйти, пока эта боль не превратилась в злость. Но едва я вернулся домой, как понял, что должен был остаться и поговорить с ней.

Просто… в тот момент мне нужно было проклятое пространство.

Я ведь не тот парень, который бросает свою девушку. Особенно когда она, очевидно, сама не уверена в своём решении, которое влияет на нас обоих. Она искренне считает, что не может уехать из-за меня и своей работы. Ей бы лучше остаться здесь, чем отправиться в приключение всей жизни – то, чего она по-настоящему хочет. Я чувствовал, как она борется с собой, видел надежду и страх, сражающиеся в её глазах.

А сейчас мне просто грустно. Убит от одной мысли, что она уедет. Пуст внутри от осознания, что она будет в сотнях миль от меня. Уже скучаю по ней, хотя она ещё даже не ушла.

Но я знаю, что она уедет. Потому что она этого заслуживает. И я не позволю, чтобы она потом смотрела назад на нашу жизнь с сожалением. Я просто не знаю, что это будет значить для нас.

Захочет ли она отношений на расстоянии? Или лучше расстаться на время и надеяться, что она вернётся ко мне? Может, мне стоит отказаться от дома и купить квартиру в Нью-Йорке, чтобы мы могли быть вместе, пока она там?

А что, если она там кого-то встретит или получит работу, которая унесёт её далеко от Техаса?

Столько вопросов кружатся у меня в голове, что кажется – я вот-вот потеряю почву под ногами.

– Мы с Келси вчера поссорились, – признаюсь, ожидая реакции мамы. – Ну, это даже не совсем ссора… скорее, разногласие.

– Такое бывает в отношениях. Это что-то, о чём ты можешь рассказать своей мамочке, или мне лучше заткнуть уши? – поддразнивает она.

– Нет, ничего неприличного. – Я сажусь на табурет у стойки и тянусь за печеньем из корзинки. – Она… – я выдыхаю, потом резко выпаливаю: – Она поступила в фотографическую программу в Нью-Йорке, которая начинается в январе. И она хочет поехать.

Брови мамы взлетают вверх.

– Святой боже! Это же потрясающе, Уайатт! Так почему вы поссорились?

– Она мне ничего не сказала. Я сам нашёл письмо о зачислении, а она сказала, что решила не ехать, хотя уже приняла предложение.

Я наблюдаю, как мама нахмурилась.

– Это не похоже на Келси.

– Я тоже так подумал. Чёрт, мама, мы делимся друг с другом всем. Почему она скрыла это от меня? – Этот вопрос застрял в моей голове, как заезженная пластинка.

– Ну, если она соврала тебе или что-то утаила, значит, у неё была причина.

– Я всё видел на её лице, мам. Она хочет поехать, просто не верит, что может.

– И почему же? – Она упирает руки в бока.

– Из-за меня, – бурчу я, убитый тем, что могу быть причиной, по которой она откажется от своей мечты. Я сжимаю кулаки, сдерживая желание пробить стену, потому что, чёрт возьми, я не стану тем, кто удержит её от полёта.

– Можно тебя спросить, Уайатт? – Она берёт ложку и начинает наполнять формы для кексов. – Ты когда-нибудь жалел, что уехал из Ньюберри-Спрингс и получил образование?

Вопрос заставляет меня запнуться.

– Что? Нет.

– Ты уехал, сделал, что нужно, прожил своё приключение и вернулся, верно?

– Ну да… – Она просто поднимает бровь, не продолжая. И тогда меня осеняет. – Келси никогда не уезжала.

– Бинго, – говорит она, указывая на меня ложкой. – Эта девочка была здесь всю свою жизнь. Она любит тебя почти столько же. Но при этом она не жила по-настоящему.

– Чёрт. – Я опускаю голову в ладони, зная теперь точно, что она должна поехать. – Но что, если она не вернётся, мам?

– Это риск, который тебе придётся принять. Эта девочка каждый день была рядом – помогала тебе, мне и твоему отцу строить бизнес, воплощать мечты. Теперь её очередь. Если между вами настоящая любовь – вы справитесь. Найдёте способ, чтобы оба получили то, чего хотите.

– Всё, чего я хочу – это она.

– Знаю, милый. Но ей нужно расправить крылья, увидеть что-то за пределами этого города. Она никогда не будет по-настоящему счастлива, если не попробует.

Чёрт, я не хочу, чтобы она начала меня ненавидеть. Или наш дом. Чтобы однажды ушла, как её мать, поняв, что хочет от жизни чего-то большего, чем маленький городок.

Это бы убило меня – постоянно гадать, счастлива ли она со мной или уже прощается в голове, если вместо меня её спутниками станут сожаление и обида.

– Я знаю, мама. Но… я не очень хорошо отреагировал на её новость.

Она бросает на меня разочарованный взгляд.

– Я так и поняла, раз ты тут сидишь хмурый, а Келси уже написала мне, что не придёт сегодня. Но есть и хорошие новости: через пару недель мы с отцом перестанем нуждаться в вашей помощи. Его последний осмотр у врача на следующей неделе, а после Рождества и Нового года я разрешу ему вернуться к работе. Но уже не в том темпе, что раньше – это уж точно.

Трудно не улыбнуться от её командного тона.

– Думаю, это верное решение, хоть он и будет недоволен.

Вдруг в её глазах появляется влага.

– Достаточно один раз почти потерять любимого человека, чтобы понять, как быстро всё может закончиться. Мы, конечно, хотим защитить тех, кого любим, удержать их рядом. Но иногда это душит. И как бы мне ни было страшно, я знаю: твой отец не чувствует себя целым, пока не может работать на ранчо. И я не хочу быть той, кто лишает его этого, даже если теперь я понимаю, как хрупка жизнь.

И вот в этот момент я понимаю, что должен сделать. Келси должна знать, как сильно я сожалею, как сильно её люблю и что хочу поддерживать её во всём – так же, как она всегда поддерживала меня.

Эта женщина была моей опорой и самой большой фанаткой. Теперь моя очередь быть её.

Я встаю со стула и беру ещё одно печенье. – Мам, ты точно не нуждаешься во мне этим утром?

Её улыбка мгновенно придаёт мне сил. – Нет, Уайатт. Мы справимся. А ты – иди за своей девушкой. Исправь это. Келси стоит каждой ссоры и недопонимания, которые вам придётся пройти. Главное – проходить их вместе.

– Знаю. – Я целую её в щёку, вылетаю за дверь, сажусь в пикап и мчусь к дому Келси, надеясь, что она заговорит со мной, даст объясниться, извиниться.

По пути я тянусь к бардачку, достаю коробочку с кольцом, открываю её и раздумываю – может, предложить ей сразу, как увижу? Конечно, только после того, как она узнает, что я здесь, что поддержу её в любом решении.

Не уверен, что сделаю это, но пусть кольцо будет в кармане – на всякий случай.

Когда я подъезжаю к её дому, сердце колотится от адреналина. Я всё исправлю. Знаю, что делать. Я был неправ, уйдя, и теперь пора стать тем мужчиной, которого я ей обещал.

Я стучу в дверь, оглядываюсь – её пикап всё ещё здесь. Но никто не отвечает. Проходит несколько минут. Я обхожу крыльцо, пытаюсь заглянуть внутрь, но все жалюзи опущены, а шторы закрыты. Проверяю дверь – заперта.

Тянусь к заднему карману, достаю телефон, ищу её номер и звоню. Звонок сразу уходит на голосовую почту.

– Привет! Это Келси. Я не могу ответить прямо сейчас. Оставьте сообщение, и я вам перезвоню, как только смогу.

После сигнала я, не сдерживаясь, говорю: – Эй, это я. Где ты? Я у тебя дома и просто… Чёрт, Келси, мне так жаль. Я хочу поговорить. Всё исправить. Но не по телефону. Позвони мне, пожалуйста, как только получишь сообщение. Я тебя люблю.

Я вешаю трубку и тут же набираю снова. Но снова – голосовая.

– Блять! – Я хватаюсь за голову, рву волосы, бью кулаком по стене дома. Но тут же понимаю: я не могу просто сидеть и ждать. Я должен найти её. Сейчас.

Открываю контакты, нахожу брата и жду, пока он ответит. Каждый гудок будто натягивает струну до предела.

– Алло?

– Уокер, ты не знаешь, где Келси?

– С чего бы мне знать? Она же твоя девушка, – отзывается он. Слышно шум пожарной части на фоне.

– В курсе, придурок. Но я не могу её найти.

– Что? Почему?

– Некогда объяснять.

– Извини, брат. Без понятия. Ты пробовал звонить Эвелин?

Чёрт. Эвелин – её лучшая подруга. Конечно, следующая – она.

– Нет, но сейчас же наберу. Спасибо.

– Надеюсь, у вас всё будет в порядке, Уайатт.

– Будет. – Я надеюсь.

Я заканчиваю звонок и тут же листаю контакты обратно, чтобы найти номер Эвелин, нажимая кнопку вызова так быстро, как только позволяет палец.

Проходит три гудка, прежде чем она отвечает: – Алло?

– Эвелин. Привет. Ты знаешь, где Келси?

Её молчание заставляет моё сердце бешено заколотиться.

– Эвелин? Ты меня слышала?

Наконец она прочищает горло и отвечает. – Да, я тебя слышала.

– Так… ты знаешь, где она?

– Боже, Уайатт. Ну почему ты должен был быть таким идиотом прошлой ночью?

Тот факт, что она не ответила на мой вопрос, я, конечно, замечаю, но слишком сбит с толку, чтобы заострять на этом внимание.

– Я знаю, что был идиотом, Эвелин. Меня всё ошарашило, я думал только о себе, когда должен был думать о Келси. Но мне нужно с ней поговорить, так что, если ты знаешь, где она – пожалуйста, скажи мне.

С тяжёлым вздохом она бормочет. – Вообще-то, я тебе ничего не обязана, Уайатт. Но скажу одно – ты не сможешь поговорить с ней ближайшие три часа.

– Три часа? Почему?

– Потому что твоя девушка сейчас в самолёте, летит в Нью-Йорк.

Мой желудок уходит в пятки. – Что за хрень? – Меня охватывает тошнота, я моргаю, глядя на поле перед домом Келси.

Я охереть как опоздал.

– Она уехала, Уайатт. Она уже в пути. Я сама отвезла её в аэропорт на ранний рейс.

Шок сменяется злостью.

– Да какого чёрта, Эвелин? Зачем ты это сделала?

В ответ – её гнев. – Потому что она моя лучшая подруга, Уайатт, и ей нужно принимать решения, а ты ей в этом не помогаешь! Не поддерживаешь её!

– Но я поддерживаю её! Я хочу, чтобы она поехала! – Я провожу рукой по волосам. – Чёрт, я прямо сейчас приехал к ней домой, чтобы поговорить, всё обсудить и убедить её, что ей не за что чувствовать вину. Это последнее , что она должна чувствовать.

– А как она должна была это понять, судя по твоей реакции прошлой ночью? Ты заставил её чувствовать себя ужасно.

– Я знаю. Я облажался, ладно? Дерьмо! Она действительно уехала?

Меня одновременно тянет выть и блевать от происходящего.

– Да, уехала. Но только на два дня. Я не позволила ей остаться дольше. Сказала, что если она не вернётся через два дня, я сама полечу туда и притащу её домой.

– Я думал, программа по фотографии начинается пятого января?

– Так и есть. Но ей нужно было всё обдумать, и я предложила ей поехать в город, чтобы увидеть, так ли он хорош, как ей мечтается. – Я слышу, как она выдыхает. – Ты даже не понимаешь, как тяжело ей было решиться – оставить тебя, чтобы пойти за своей мечтой, Уайатт. Ты и представить себе не можешь.

Я сжимаю переносицу, в голове только сожаление. – Теперь уже представляю. Одна мысль о том, что она уедет, убивает меня. Но я знаю , что ей это нужно. Она заслуживает этого. Это больно, но, чёрт возьми, я хочу этого для неё. Она заслуживает, чтобы идти за своей мечтой, Эвелин.

– Да, заслуживает. Видишь? Я знала, что ты не мудак! – восклицает она.

– Она меня ненавидит? – спрашиваю я, боясь услышать ответ.

Её голос смягчается.

– Нет. Она, чёрт побери, любит тебя. Но ей кажется, что она должна выбирать, и если уедет, то всех подведёт. Я просто хочу, чтобы она увидела: иметь мечты для себя – это нормально, и что наш город и все мы не развалимся без неё.

– Я тоже хочу, чтобы она это поняла. Чёрт, она же знает это, правда?

– Думаю, да. Но сейчас просто дай ей немного времени. Пусть побудет в этом восторге, пусть сердце подскажет ей правильный путь. А когда она вернётся, ползай на коленях , Уайатт. Ползай, как никогда раньше.

Я смеюсь – наполовину с облегчением, наполовину с болью.

– Обещаю.

– Хорошо. А теперь мне надо ехать домой и заниматься своими делами, так что давай.

– Ладно. Спасибо, что сказала, где она.

– Я всегда буду заботиться о её безопасности, Уайатт. И знаю, ты бы сошёл с ума, не зная, что с ней всё в порядке.

– Я это ценю.

Когда я заканчиваю разговор, всё тело обмякает, и я опускаюсь на ступеньки её крыльца, разбитый под тяжестью своих идеалистичных представлений о том, как это всё должно было пойти.

Она уехала. Убежала в Нью-Йорк. И я не могу её винить – ведь сам сбежал от неё прошлой ночью. Теперь мне остаётся только ждать и надеяться, что когда она вернётся, у неё хватит в сердце места, чтобы простить меня.

Даже зная, что она вернётся через два дня, я не могу не думать о январе, когда она уедет по-настоящему . Месяцы врозь. Месяцы без неё рядом, без её дыхания ночью, без её улыбки по утрам, без наших завтраков в Rose's, без её смеха в пивоварне. Всё станет другим без моего света в этом мире.

Потому что Келси освещает мой мир во всех возможных смыслах.

Я только надеюсь, что она захочет продолжать делать это… если – и когда – вернётся.

Глава восемнадцатая

Келси

Не думаю, что когда-либо в жизни принимала столь поспешное решение, но стоило мне сойти с самолёта, как я почувствовала, что наконец могу дышать.

Когда я позвонила Эвелин в слезах после ухода Уайатта, она убедила меня воспользоваться этой возможностью, чтобы всё обдумать, и между делом предложила сделать это в Нью-Йорке. Так что с её помощью и моей кредиткой, я забронировала билет в город, который звал меня во снах.

Снежинки кружатся за окном, пока я иду по аэропорту, пытаясь найти багажную ленту. Люди проходят мимо, никого не замечая, сосредоточенные на пути к своей цели.

Я точно уже не в Техасе.

Когда я поднимаю свой чемодан с транспортёра, то направляюсь к выходу, чтобы дождаться Uber, который заказала заранее. Я плотнее закутываюсь в пальто, когда морозный воздух ударяет мне в лицо.

Столько звуков, столько огней, столько людей и машин – я чувствую себя, словно перенеслась на другую планету.

Когда подъезжает моя машина, я поспешно сажусь внутрь, отряхивая снежинки с куртки, пока водитель кладёт мой чемодан в багажник.

– В "Манхэттен у Таймс-сквер", верно? – уточняет он.

– Да, пожалуйста.

– Без проблем.

Машина вливается в поток, а я откидываюсь на сиденье и морально готовлюсь к сообщениям, которые ждут меня в телефоне. Но я просто ещё не готова к ним, груз тревоги давит на грудь. Вместо этого я использую поездку, чтобы впитать в себя этот город и освоиться с новой обстановкой.

По дороге в аэропорт Эвелин помогла мне забронировать отель и строго предупредила, что я должна вернуться в Ньюбери-Спрингс через два дня. Я легко пообещала ей это – не уверена, что вообще создана для такой жизни. Но я знала: бегство от проблем ничего не решит. Мне просто нужно было немного дистанции, немного ясности, чтобы не сделать ещё хуже.

Уайатт сказал, что ему нужно время и пространство, чтобы всё обдумать, и я решила, что взять то же самое для себя – не конец света. Однако его реакция прошлым вечером, когда он нашёл письмо о зачислении – письмо, о котором я должна была рассказать сразу – стала воплощением всего, чего я боялась.

Я знаю, что должна была сказать ему. До сих пор не понимаю, почему не сделала этого. Но я никогда не думала, что он просто уйдёт, не попытавшись поговорить. Что его боль окажется такой сильной, что поколеблет сам фундамент наших отношений.

И я запаниковала. Мне нужно было сбежать, пусть всего на пару дней. Нужно было привести мысли в порядок, разобраться в чувствах, выбраться из этого тумана. И маленький толчок от лучшей подруги стал именно тем, что нужно.

Я никогда прежде не поступала вот так – импульсивно уехать, никого не предупредив. Чёрт, даже мой отец не знает, что я уехала. Единственный человек, которому я всё рассказала – Эвелин. Потому что она знала . Она знала , как я всё испортила. Она знала , почему. И она знала , что мне нужно это путешествие, чтобы всё осмыслить.

К тому же мне самой нужно было увидеть Нью-Йорк. Нужно было узнать, действительно ли всё здесь так потрясающе, как я себе представляла, или это просто выдумка моих мечтаний.

Небоскрёбы поднимаются в серое небо, красные стоп-сигналы мигают повсюду, и я никогда в жизни не видела столько людей, идущих куда-то пешком. Единственная улица, по которой удобно гулять в Ньюбери-Спрингс – это Мейн-стрит, потому что там много магазинов. В остальном без машины не обойтись.

Когда я заселилась в отель, то первым делом приняла горячий душ – смыть запах самолёта и немного расслабиться. Ночь была тяжёлой, почти без сна, а первая в жизни спонтанная авиапоездка вся прошла в тревоге и напряжении.

Устроившись в постели, я глубоко вздыхаю и включаю телефон, наблюдая, как сыплются уведомления – особенно пропущенные звонки и голосовые сообщения от Уайатта. Я нажимаю «воспроизвести» и слышу в его голосе панику, когда он понял, что меня нет дома. Его тревога пробуждает слёзы.

Я не хотела его ранить. Это последнее, чего я хотела. Именно поэтому я так сомневалась. Не видела способа принять этот шанс, не жертвуя чем-то важным.

Но он ранил меня тоже. Он разрубил ту надежду, за которую я цеплялась. Он разбил наше будущее своими словами, сделал его обломками. Он убежал, вместо того чтобы поговорить со мной.

Вытирая слёзы, я открываю сообщения. Одно – от Эвелин: просит позвонить, как только я приземлюсь. Я просто напишу ей.

Одно – от Уокера: просит связаться с Уайаттом, потому что тот меня ищет.

И одно – от самого Уайатта.

Уайатт: Я поговорил с Эвелин. Я знаю, что ты в Нью-Йорке. Я не злюсь. Я просто так сожалею, Келси. Я так чертовски тебя люблю. И я буду ждать, когда ты вернёшься. Обещаю, мы справимся. Просто, пожалуйста, не сдавайся. Хорошо тебе провести время. Скоро поговорим. И, пожалуйста, скажи, что ты в порядке.

Я набираю три слова: я в порядке . И затем, для верности: я тоже тебя люблю , прежде чем нажать «отправить».

А потом снова выключаю телефон.

Его слова действительно немного снимают боль в груди. Но в голове по-прежнему крутятся вопросы и возможности.

Но разве не для этого я уехала? Чтобы понять, чего на самом деле хочу?

Так что именно этим я и займусь. У меня уже назначена встреча с руководителем программы на завтра. Достать её в последний момент – особенно накануне праздников – было непросто, но я очаровала её секретаря своим южным акцентом… и, может быть, соврала насчёт чрезвычайной ситуации. У меня есть вопросы, и я надеюсь, у неё найдутся ответы – те, которые помогут мне очень быстро принять решение.

– Мисс Бейкер, – с улыбкой говорит Элис Клейтон, глава программы для любителей фотографии в Институте. – Так приятно познакомиться с вами лично.

Пожимая ей руку, я сглатываю ком в горле – нервы накатывают.

– Не представляете, как я благодарна, что вы нашли для меня время. Я понимаю, что праздники уже на носу, но я немного... запуталась в своей ситуации.

Она нахмурилась, когда мы обе уселись, я – напротив неё.

– Что за путаница?

– Ну, я знаю, что уже приняла предложение поучаствовать в программе, которая начнётся через пару недель, но… дома многое изменилось. И, наверное, я сейчас не уверена, смогу ли приехать.

Её лицо немного смягчается.

– Мне жаль это слышать. Должна сказать, программа очень конкурентная, и мы тщательно отбираем участников через трудный процесс.

Мои плечи опускаются. – Могу себе представить. Но...

– А вы знаете, почему мы выбрали именно вас? – перебивает она, и я удивлённо поднимаю брови.

– Эм... ну, не совсем.

Пока она копается в ящике своего стола, моё тело вздрагивает непроизвольно. – Вот оно. – Она кладёт на стол тёмно-синюю папку и раскрывает её, показывая распечатанные фотографии, которые я отправила вместе с заявкой. – Именно это фото стало для меня решающим. – Она поворачивает его ко мне правильной стороной, и у меня перехватывает дыхание.

На снимке – Уайатт на ранчо. Он облокотился предплечьями на стальную изгородь, ограждающую загон для лошадей, и поставил одну ногу на нижнюю перекладину. Он улыбается той самой непринуждённой, лёгкой улыбкой, от которой у меня всегда тает сердце. Вокруг него стоят его братья, мистер Гибсон и мама Гиб. Они были в разгаре какой-то беседы, которую я уже не помню, но я помню, что тогда увидела: их связь – семью, частью которой была и я, их сердца и души, вложенные в окружающий мир. Почтительный взгляд, которым Уайатт смотрел на свою семью, будто знал, насколько уникальна их связь, – всё это сначала было увидено моими глазами, а потом запечатлено камерой.

– Это фото?

Она кивает, и её улыбка распускается за считанные секунды. – Да. Понимаешь, мы получаем тысячи заявок, но такие фотографии попадаются редко. Здесь есть история, послание, момент, застывший во времени – между членами семьи. В этой фотографии целый мир, и мне хочется узнать о нём больше. Морщинки и складки на их лицах говорят о радости и насыщенной жизни. Красота этого снимка – в мире, в котором удаётся пожить немногим. Мы не видим такого здесь, в большом городе, как ни странно, – шутит она, и я сдерживаю слёзы, выдыхая со смехом. – Но именно ты сделала это фото, Келси. У тебя свежий взгляд на то, что мы здесь почти не видим. И именно поэтому мы выбрали тебя.

– Ух ты. Спасибо большое. Я... у меня просто нет слов. – Я с трудом сдерживаю подступающий всхлип. – Я и представить не могла, что мои фотографии могут так повлиять.

– Они могут. И повлияли – и на меня, и на всю приёмную комиссию.

Провожу пальцем по фотографии перед собой и тихо признаюсь: – Думаю, я просто боялась, что мои работы не вписываются сюда, что я гонюсь за чем-то совсем не тем, куда хочу прийти со своей фотографией.

Элис складывает руки на другой стороне стола: – Эта программа может стать чем угодно, чем ты захочешь. Это не значит, что ты должна срочно начать снимать моделей, модную рекламу или работать на журнал. Не значит, что тебе нужно объездить весь мир ради работы. Она создана, чтобы ты могла отточить своё мастерство, воплотить своё видение, вдохнуть жизнь в свои снимки. Просто теперь ты будешь делать это в городе, который никогда не спит.

Одна слеза катится по щеке, рот приоткрывается, и вслед за этим вырывается вздох. – Спасибо. Мне нужно было это услышать.

– Я вижу. И теперь, когда тебе предстоит принять решение, повторю: программа очень конкурентная. Если ты скажешь «нет», твоё место займут, но я бы очень хотела, чтобы ты пришла – мы сможем помочь тебе стать ещё лучше.

– Я буду здесь, – заявляю я с непоколебимой уверенностью. Что бы ни случилось, я решительно настроена ухватиться за эту возможность, несмотря ни на какие последствия.

– Рада слышать. Значит, увидимся после праздников? – Она встаёт и протягивает мне руку.

И я с радостью её пожимаю. – Да, мэм. Спасибо вам ещё раз за уделённое время.

– Это было в удовольствие, Келси. Прими свой талант. Гордись им. В первую очередь ты сама должна быть этим горда – раньше, чем кто-либо ещё.

На следующий вечер в восемь Эвелин въезжает в мой двор и ставит машину на парковку. – Дом, милый дом, – говорит она, пока я смотрю на крыльцо – того самого дома, в котором жила всю жизнь.

– Да, он самый.

– Я немного боялась спросить, когда ты села в машину, но теперь не могу удержаться: всё оказалось таким, как ты мечтала?

Я улыбаюсь уголками губ. – Да. Это было потрясающе. Совсем не как здесь, Эвелин. Совершенно новый мир, и так много всего. Мне кажется, я только слегка прикоснулась к поверхности.

– Значит, ты возвращаешься через две недели?

Глубоко вдыхаю и поворачиваюсь к ней: – Да.

– Слава Богу, Келси. – Она кладёт руку мне на плечо. – Сделай это. Не позволяй ничему здесь тебя сдерживать.

Я выдыхаю. – Я уеду, но всё не так просто, Эвелин. Тут ещё есть кое-что, что нужно уладить. Я знаю, чего хочет моё сердце, но некоторые узлы ещё надо развязать.

– Что бы ты ни решила, знай – я всегда на твоей стороне.

Я тянусь и сжимаю её руку. – Я это знаю. И ценю это.

И тут позади нас вспыхивают фары – к дому подъезжает знакомый грузовик. Мои глаза следят за белыми огнями, пока те не гаснут, и грудь сжимается. – Это…?

– Уайатт, – заканчивает Эвелин. – Я знаю, ты не хотела, чтобы он встречал тебя в аэропорту, но я не смогла не сказать ему, когда ты вернёшься. Вам нужно поговорить.

– Я знаю. – Я уставилась на свои руки, лежащие в ладонях, собираясь с духом, и открываю дверцу. – Спасибо, что подвезла меня и встретила.

– Всегда пожалуйста. Надеюсь, у тебя всё пройдёт хорошо сегодня.

Фыркнув от самой мысли, что этот разговор может пройти легко, я отвечаю: – Я тоже надеюсь.

Пока я достаю чемодан из её багажника, Уайатт вылезает из своей машины и уверенно направляется ко мне. – Привет, – говорит он, когда оказывается всего в нескольких шагах. Между нами повисает неловкость. От него исходит тревога – вместо той самоуверенности и благоговения, к которым я привыкла, когда мы вместе.

– Привет.

– Как прошла поездка? – Он засовывает руки в карманы, будто боится прикоснуться ко мне. И я не знаю, хорошо это или плохо.

– Это было… невероятно, – признаюсь я на тяжёлом выдохе. Я не хочу больше врать ему о своих чувствах. Посмотри, к чему это привело нас в прошлый раз.

– Пойдём внутрь, поговорим?

Я просто киваю. Он достаёт руки из карманов и берёт мой чемодан, катя его за собой.

После того как я открываю дверь, меня пробирает холод – в доме никого не было два дня, и отопление отключено, ведь папа снова в дороге. Уайатт оставляет мой чемодан у двери, закрывает её и направляется к печке, чтобы как можно скорее разжечь огонь. Я иду в коридор, щёлкаю выключателем отопления, надеясь, что скоро здесь станет тепло. Хотя я даже не знаю, останется ли он после разговора.

Он говорил, что любит меня, что мы всё уладим, но у него было два дня на размышления – как и у меня. Он мог передумать, и я не знаю, что тогда буду делать.

– Хочешь пить? – возвращаюсь в гостиную и вижу, как в печи разгорается пламя.

– Нет. Всё хорошо. – Он выпрямляется и поворачивается ко мне. – Иди сюда, Келси. – Он протягивает ко мне руку, и я дрожу с каждым шагом навстречу, пока сердце громко колотится в груди. Но потом он резко притягивает меня к себе, обнимает и держит так крепко, что мне становится трудно дышать.

Правда в том, что дышать было трудно с той самой ночи, когда он ушёл.

– Мне так жаль, Келси. Господи, мне так чертовски жаль. – Его губы у самого моего уха, и я слышу, как сбивается его дыхание, как дрожит голос, как много боли в этих словах. Всё его тело вибрирует от пульса, руки дрожат, но объятия такие крепкие, что сразу приносят мне покой.

– Мне тоже жаль, Уайатт. – Уткнувшись лицом в его шею, я сжимаю его в ответ, обнимаю так, словно пытаюсь прикосновением загладить все ошибки. И мне кажется, он делает то же самое.

– Только не вздумай извиняться, черт возьми. Я отреагировал неправильно, детка. Я ушёл не потому, что злился. Я просто был так ошеломлён и напуган, что не знал, что думать. Я не понимал, почему ты скрыла это от меня, а не рассказала – мы ведь всегда говорим друг другу всё. Но вместо того, чтобы поговорить с тобой, я сбежал. Мне следовало остаться. Клянусь, я больше никогда не уйду вот так.