Текст книги "Пойти на риск (ЛП)"
Автор книги: Ханна Бонам-Янг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Они милые, – говорит Бо, указывая на крошечные вязаные пинетки.
Я раздумывала, смогу ли сделать их сама, пока не вспомнила про одеяло, за которым нужно ухаживать.
– Оливковый или шалфейный? Не могу решить.
– Думаю, оливковый.
Добавляю их в список.
– Я скинула тебе ссылку, чтобы ты тоже мог добавлять что-то. Не обязательно, но…
– Как нам удержаться от того, чтобы не купить все это? – перебивает Бо, выхватывая у меня телефон. – Посмотри на этого медведя! Гасу нужен этот медведь. – Нажимает «добавить в список желаний».
– О, подожди! Я должна показать тебе кое-что… – забираю телефон обратно, листаю список и поворачиваю экран к нему.
– «Азбука D&D», – читает Бо, и его улыбка растет. – Ты уже добавила это?
– Ну конечно.
Он смотрит на меня, и его глаза сверкают даже в полумраке комнаты.
– Спасибо.
Я блокирую телефон и протягиваю ему.
– Не забудешь зарядить?
– Конечно, – он тут же втыкает зарядку.
Я сажусь, поправляю подушки и отворачиваюсь к стене, обхватывая подушку для беременных, прижатую к ней.
Может, ночью тело Бо инстинктивно потянется ко мне. Одно тело, ищущее тепла в другом. Или я найду в себе смелость прижаться задом к его бедру и назвать это случайностью. Мы ведь мастера случайностей.
Бо выключает лампу и опускается на матрас, укрываясь принесенным с собой одеялом. Комната погружается в приглушенную тишину. Снаружи не слышно ни сверчков, ни машин. Только шорох голов, опускающихся на перьевые подушки, и шелест одеял, пока мы устраиваемся.
– Эй… – Бо шепчет в кромешной тьме. – Мы сегодня не задали вопрос.
Я переворачиваюсь, подкладывая руку под щеку. Глаза уже привыкли к темноте, и я вижу, что наши лица на одном уровне. Взъерошенные волосы Бо и его сонное, расслабленное выражение обращены ко мне.
– Да, пожалуй. У тебя есть вопрос? – шепчу в ответ.
– Я придумаю. – Он засовывает руку под подушку, слегка приподнимаясь и зевая. – Забавно, что мы еще не делали этого, да? Не спали рядом. У нас будет ребенок, мы живем вместе, но я даже не знаю, храпишь ли ты.
– Я не храплю. – И я бы не назвала эту ситуацию забавной.
– Может, говоришь во сне, – продолжает он.
– А ты? – спрашиваю я, скользя взглядом между нашими телами, узким пространством и одеялами, разделяющими нас.
– Придется узнать, – дразнит он. – Как ты себя чувствуешь насчет завтрашнего дня?
– УЗИ? – уточняю я. Бо кивает. – В основном в предвкушении, но немного нервничаю, что что-то может быть не так. Как всегда. А ты?
– Я тоже. – Он тяжело вздыхает. – Но я уверен, все будет хорошо.
И в этот момент в животе возникает трепетание. Что-то вроде того, когда желудок сигналит о голоде, но не урчание, а скорее слабый мышечный спазм. Оно повторяется, когда я прикладываю руку. И только в третий раз я понимаю, что это не мое тело.
– Кажется…Кажется, малыш пинается.
– Подожди, серьёзно? – Бо говорит так, будто шепчет, но делает это очень громко.
Я сжимаю губы, сдерживая улыбку, которая так и норовит расползтись по лицу.
– Да, кажется так. Но я не уверена. – Переворачиваюсь на спину, кладя обе руки по бокам живота.
«Сделай это ещё раз», – мысленно прошу я через ту незримую связь внутри меня, которая соединяет меня с малышом, будто два стаканчика на концах верёвочки. Когда это происходит снова, я вздрагиваю.
– Да, это точно пинок.
– Это больно?
– Нет, совсем нет. Это как… пузырьки, лопающиеся под кожей. – Я прижимаю ладонь к другому месту, следуя за ощущением. – Хочешь почувствовать? – спрашиваю я.
– Можно? – Он тут же садится, сбрасывая одеяло. Я ловлю его руку в воздухе и прикладываю к животу. Ладонь Бо тёплая и тяжёлая. И удивительно приятная. Его лицо выражает осторожность, будто он боится спугнуть малыша движением или словом. В глазах – предвкушение и восторг, от которых моё сердце замирает в надежде, что это повторится.
Проходит минута в молчаливом ожидании, я убираю свою руку с его, но он не отстраняется.
– Кажется, на сегодня хватит. Прости.
– Ещё минутку? – его голос звучит почти жалобно. – Мало ли…
И эта его отчаянная надежда сжимает мне сердце. Лёгкий поворот, будто выжимаешь мокрую ткань. Я люблю его так сильно, что это по-настоящему больно. Как будто каждый раз, когда я сдерживаюсь и не говорю ему о своих чувствах, когда правда уже вот-вот вырвется наружу, крошечная часть меня увядает и умирает.
– Конечно, – тихо отвечаю я.
Через несколько мгновений малыш решает устроить настоящее шоу – пинается так сильно, как никогда раньше, прямо под ладонью Бо.
И я решаю, что завтра первым делом закажу того плюшевого мишку.
– Это…это оно? – он переводит взгляд с меня на свою руку.
– Оно самое, – радостно говорю я.
– Офигеть…Привет! Эй, ты! – он кричит моему животу. Я шикаю на него, смеясь. – Прости, прости. – Он откидывается назад, проводя руками по волосам. – Это невероятно. Не могу поверить.
– Там целый человек.
– Я иногда забываю, насколько это всё дико. Что делает твоё тело. Что делаешь ты. Это потрясающе…
– Знаешь, что я недавно узнала? – переворачиваюсь на бок, чтобы смотреть на него, и он делает то же самое. – Если у ребёнка будут яичники, значит, я сейчас ношу в себе и всех его будущих детей тоже. Я как матрёшка из людей.
– Я об этом даже не думал, – поражённо говорит Бо. – Мы создали целую новую линию людей, потенциально. Семейное древо. У нас могут быть потомки.
Я смеюсь, пряча руки между подушками.
– Вот чего ты лишился бы, останься ты на диване. Пинков малыша, забавных фактов…
– Понимаю, – его голос звучит куда серьёзнее, чем моя шутка. – Я не воспринимаю это как должное, Уин. Для меня большая честь быть рядом с тобой в этом.
– Что, спать в моей постели? – дразню его, чувствуя, как краснею.
Слышу, как он закатывает глаза.
– Нет. Быть рядом с тобой. Не пропускать всё это. Ты могла вообще не говорить мне о ребёнке, не то что переезжать сюда. Я благодарен, что ты это сделала. Всегда буду благодарен.
– Я тоже рада, что так поступила…и рада, что есть ты.
– Твоя дружба много для меня значит, Уин, – тихо говорит он. – Ты много для меня значишь.
Я закрываю глаза.
Сейчас. Будь смелой. Скажи ему о своих чувствах.
– Я…
– Это был вопрос, который я хотел задать сегодня, – перебивает Бо. – Кто в этом мире для тебя важнее всех?
– Ты, – просто отвечаю я, умоляя его услышать. И мои слова, и всё, что за ними стоит.
– Ты, – повторяет он. – Для меня тоже. Ну, почти, – добавляет он, глядя на мой живот.
Мне хочется быть смелее. Спросить, что это для него значит. Что это значит для нас. Чувствует ли он эту тоску между нами, такую глубокую, такую сильную, что он тоже начал верить, что у нас всё-таки есть души.
Просто потому, что часть меня полностью принадлежит ему. Что-то, что, я знаю, последовало бы за мной в следующую жизнь и дальше, даже если бы я оставила это тело.
Но я не спрашиваю. Потому что моё сердце уже взлетает, будто на крыльях, от одного этого его маленького признания, и я не хочу рисковать сбить его обратно.
Сегодня знать, что я для него важнее всех, достаточно. Ну, почти достаточно.
Я придвигаюсь ближе, касаясь согнутым коленом его бедра, смотрю на него, молча спрашивая разрешения. Бо тоже двигается, пока наши груди не соприкасаются через одеяла. Я спускаю своё покрывало ниже бёдер, а Бо приподнимает край своего, как крыло, укрывая меня им, его рука за моей спиной.
Тепло его тела проникает сквозь хлопок футболки и шёлк ночной рубашки. Я прижимаюсь к нему, пока мой лоб не оказывается на его подушке рядом с ним, наши носы в сантиметрах друг от друга. И я делаю глубокий вдох, вдыхая его запах – корицу, мускус и свежесть постиранной футболки. Без тени стыда я вдыхаю снова, будто это что-то куда лучше кислорода.
Его рука обнимает меня за спину, локоть у моей талии, ладонь между лопатками. Кончики его пальцев слегка жгут кожу грубоватым, но нежным прикосновением, а сама ладонь прижата к шёлку на моей спине.
– Так нормально? – едва слышно спрашивает он.
Я бормочу что-то сонное в ответ, вместо слова «идеально».
И он обнимает меня.
Его большой палец медленно водит по моей спине, будто у него нет никакой спешки. Будто он не ждёт ничего большего.
Без лишних слов. Без обещаний, которые пока не время давать.
И я позволяю этому быть.
Позволяю себе чувствовать себя счастливой. Позволяю себе чувствовать себя менее одинокой. Позволяю себе чувствовать себя в безопасности. Потому что так и есть.
– Я люблю тебя, – шепчу я, только когда убеждаюсь, что он спит – его дыхание ровное, с лёгким храпком.
И на душе становится легче, когда я сама погружаюсь в сон.
Глава 28
Я проснулась одна. Единственными напоминаниями о прошлой ночи были очки Бо на тумбочке и его протез, прислонённый к стене.
«Он вернётся за ними», – подумала я, потягиваясь и зевая, прежде чем снова закрыть глаза.
Но ненадолго. Вскоре меня разбудил звон кастрюль и сковородок из коридора, а вместе с ним – солнечный свет, льющийся из окна, и аромат ванили, разливающийся по дому.
Тихий звук бегущей воды подсказал мне, что кто-то в душе. Я задумалась, кто из Дюранов сейчас моется, а кто готовит завтрак, и решила, что, скорее всего, Бо – в душе, раз оставил свои вещи здесь.
Я уютно устроилась в кровати, завернувшись в одеяло, и решила подождать, пока Бо вернётся, прежде чем идти к его отцу. Но через несколько минут любопытство и голод взяли верх.
Натянув спортивные штаны и толстовку, я направилась на кухню, где застала Бо, выливающего тесто в вафельницу.
– Доброе утро, – пробормотала я, потирая глаза. – Я думала, ты в душе.
Бо опёрся о столешницу, чтобы удержать равновесие.
– Доброе, – ответил он, прикрывая вафельницу и высунув язык от старания. – Хотел встать раньше отца, чтобы избежать…вопросов. – Он застенчиво улыбнулся и кивнул в сторону моей спальни. – Ты же заметила, что он не слишком тонкий.
– Заметила.
– Bonjour – Доброе утро! – раздался голос Робера. Он прошёл через кухню в чёрной одежде, вытирая волосы полотенцем, и направился в гостиную.
– Bonjour – Доброе утро, – ответила я, застенчиво улыбнувшись Бо, будто у нас было куда более интересное секрет, чем просто объятия ночью.
Пока Бо заканчивал с вафлями и ставил кофе, я нарезала фрукты. Мы позавтракали вместе на диване, а Робер всё ворчал на Бо из-за отсутствия обеденного стола. Тот настаивал, что между его проигрывателем и столом и так мало места.
Они препирались, а я тем временем уплетала вкусный завтрак, лишь изредка вставляя слова в поддержку Робера – на всякий случай, чтобы заслужить его расположение.
Потом мы собрались и вышли из дома. По просьбе Робера мы отвезли его на фермерский рынок, а сами отправились в больницу на УЗИ.
Бо открывал передо мной все двери – от парковки до самой клиники. Интересно, если бы я сделала вид, что нервничаю, он бы взял меня за руку?
Хотя притворяться бы не пришлось.
– Всё в порядке? – спросил он, открывая дверь клиники.
– Да, – машинально ответила я, упустив шанс.
Мы зашли внутрь и подошли к стойке регистрации, за стеклянной перегородкой.
– УЗИ на двоих, пожалуйста, – сказала я, просовывая документы в узкий лоток.
Регистраторша уставилась на меня, её каменное лицо говорило само за себя, прежде чем она вздохнула.
– Справедливо, – пробормотала я, доставая удостоверение личности. – Я здесь для скрининга на двадцатой неделе.
Она взяла карточку и молча начала печатать.
– Суровая публика, – прошептал Бо мне на ухо. – В следующий раз точно расположишь её к себе. – Он саркастично кивнул, показывая большой палец вверх.
Я шлёпнула его по руке.
– Зал ожидания – третья дверь слева. Вас вызовут оттуда. Сначала вы пройдёте одна, а потом позовут вашего мужа, когда закончат с замерами.
– Спасибо, – сказала я, забирая документы.
Обернувшись, я увидела, как Бо широко улыбается.
– Прошу, жена, – он галантно указал рукой в сторону зала ожидания.
Я закатила глаза и пошла вперёд.
Мы сели на два последних свободных места в переполненной комнате. Бо начал играть в «ку-ку» с маленькой девочкой, стоявшей на стуле напротив. Её мать смотрела на него с нескрываемым восхищением.
Желая пресечь её взгляд, я положила руку на руку Бо и наклонилась, чтобы что-то сказать. Вот только я не придумала, что именно, и теперь он замер, ожидая моих слов, склонив голову.
– Я нервничаю, – призналась я. Отчасти это было правдой, а отчасти – я просто не успела придумать ничего умнее.
– Чем помочь? – спросил он. – Ещё в «ку-ку»?
Я усмехнулась, качая головой.
– Расскажи мне что-нибудь. Историю о себе. Такую, чтобы отвлечь.
Он кивнул, закинув ногу на ногу.
– Ладно… – он наклонился ко мне. – Хочешь услышать про мой первый поцелуй?
– Он был неловким?
– Немного.
– Тогда определённо да.
Он рассмеялся, облизнул губы и начал:
– Мне было шестнадцать, и я был единственным из друзей, кто ещё ни с кем не целовался. Врать я не догадался, но, оглядываясь назад, надо было – они издевались надо мной без конца. В общем, через пару месяцев в одиннадцатом классе в школе устроили сбор средств, где все старшеклассники ночевали в школе.
Я фыркнула. Кому вообще могла прийти в голову такая идея?
– Вот именно, – подхватил Бо. – Кто мог подумать, что это хорошая затея?
Эй, я так и сказала.
– В общем, я на этом мероприятии, один в кабинете музыки, потому что все мои друзья пьяные и шатаются где-то ещё, а мне больше нечем заняться. В конце концов, я начал баловаться с инструментами. Надеялся, что какая-нибудь юная леди пройдёт мимо и поддастся чарующему звуку моего саксофона.
– Естественно.
Он фыркнул, проводя рукой по лицу.
– И группа девочек действительно зашла. Одну из них я узнал – она играла в старшем оркестре. Но мы раньше не общались. Она села в углу с подругами, и они вроде как игнорировали меня, но она всё поглядывала в мою сторону. Так что я продолжал играть. Через час её подруги ушли, а она осталась. Разрушила тишину, похвалив мою технику. Мило, да? – он спросил это с таким явным смущением от того, что было дальше, что я невольно рассмеялась.
– Да… – осторожно протянула я. – О боже, что ты ответил?
Бо закатил глаза, поморщившись.
– Я сказал…«Хочешь узнать, на что ещё способны эти губы?»
– Нет! – ахнула я.
– Ага, – кивнул он, закрыв глаза.
– И… это сработало?
– Сработало. – Он откинулся назад, скрестив руки. – До Хэллоуина это был мой самый быстрый «успех».
– О, так ты меня тоже «успешно» закрыл?
Его взгляд скользнул по комнате, остановился на моей ухмылке, затем опустился на живот с приподнятой бровью.
– Определённо похоже на то.
– Ну, тогда держи себя в руках, Казанова. Больше никаких незапланированных беременностей.
– Ну а ты? Каким был твой первый поцелуй?
– Его звали Трент, и это было в скейт-парке.
– То есть он был скейтером?
– Да.
– И ты сказала «увидимся позже, парень»?
Я застонала, пряча лицо в ладони.
– Аврил Лавин была бы разочарована, но нет, не сказала.
– Как всё произошло?
– Я попросила его показать мне пару трюков после школы. Вообще-то, я каталась лучше него. Но притворилась, что нет – глупо, конечно, но тогда это был классический ход. Он сказал, что я могу отблагодарить его за урок поцелуем, и я согласилась. Больше мы не общались. Не помню почему. Разве что поцелуй был так себе.
– Сколько тебе было?
– Четырнадцать.
– Как думаешь, мы бы дружили в школе?
– Думаю, да. Ты, наверное, присоединился бы к нерд-легиону Калеба, а мы с Сарой познакомились бы с тобой через него.
– Но я был бы на класс старше.
– Да, но зато я могла бы хвастаться, что встречаюсь со старшим. Это добавило бы мне крутости.
Лицо Бо озарилось, он поджал губы, стараясь не ухмыляться, и закивал, как болванчик.
– О, правда? – протянул он, растягивая слова. – Значит, мы бы встречались, да?
Чёрт, я действительно это сказала?
– Что?
– Ты сказала «встречаться».
– Нет, не думаю. – Я закрыла глаза и отвернулась, чувствуя, как краснею.
– Определённо сказала, – пропел он. – Ты бы встречалась со мной в школе.
– С такими подкатами на саксофоне? Конечно, – перевела я внимание на него. Не сработало. Бо улыбался ярче солнца, и это чертовски заразительно.
Смущение смывается при виде его восторженного, сияющего лица. Кажется, мой небольшой промах может привести к откровению со стороны Бо, словно неоновая стрелка, указывающая на открытую дверь.
Внезапно я будто оказываюсь на краю обрыва, и мне вот-вот вручат либо парашют, либо гирю. И судя по выражению лица Бо, похоже, у него есть парашют с моим именем. И один для себя.
Ты прыгаешь – я прыгаю.
Кому-то из нас просто нужно, чёрт возьми, прыгнуть.
– Знаешь…У меня всё ещё есть мой саксоф...
– Уиннифред МакНалти? – раздаётся голос лаборантки у входа.
Бо откашлялся, его улыбка дрогнула, и он на секунду опустил голову.
Я встаю, машинально машу лаборантке и оборачиваюсь к Бо с улыбкой. Он провожает меня взглядом, нервно подрагивающим коленом и твёрдой, ободряющей улыбкой.
– Проходите за мной, – ласково говорит лаборантка, когда я подхожу к двери.
Тридцать минут спустя она заканчивает все необходимые замеры и снимки, извиняется и уходит, чтобы позвать Бо из зала ожидания.
Я ещё не видела малыша и не слышала сердцебиения – экран всё это время был повёрнут к лаборантке. Мы поддерживали вежливый, редкий разговор, но это УЗИ было куда более клиническим, чем предыдущее. Чувствуется, что на этот раз пациент – ребёнок, а я просто ходячий инкубатор. Честно говоря, это тревожное ощущение.
Я верчу большие пальцы, разглядывая потолок с квадратной плиткой, когда слышу, как впереди шелестит отодвигаемая занавеска.
Бо комично возвышается над лаборанткой, когда они заходят.
– Хорошо, папа, садитесь вот сюда, – говорит она, указывая на табурет справа от кушетки, пока обходит её слева.
Бо кивает в знак благодарности и опускается на табурет.
– Всё в порядке? – спрашивает он с напряжённой улыбкой.
– Думаю, да, – шепчу я. – Я просто лежала, пока она делала своё дело. Ничего не сказала.
Бо кивает, нервно покусывая губы.
– Эй, – ловлю его внимание. – Всё хорошо, – успокаиваю я его с улыбкой. – Уверена, всё в порядке.
– Это моя реплика, – отвечает он с неуверенной кривой усмешкой.
– Так, – лаборантка поворачивает экран к нам. – Поехали.
Она берёт датчик, распутывает провод и снова прикладывает его к моему вздутому животу, надавливая сквозь холодный гель. С щелчком кнопки изображение ребёнка сразу появляется на экране. Почти идеальный силуэт, как и ожидалось. Уже не фасолинка или что-то инопланетное, а крошечный человечек с непропорционально большой головой.
И, клянусь, ничего прекраснее я в жизни не видела.
Я прижимаю щёку к кушетке, стараясь не загораживать Бо обзор.
– Вот он, – выдыхает Бо с облегчением.
Я вслепую тянусь к нему, не отрывая глаз от экрана, и он охватывает мою маленькую руку обеими своими.
– Хотите узнать пол сегодня?
– Нет, мы хотим сюрприз, – отвечает за нас обоих Бо.
Она кивает, снова двигая датчиком.
– У малыша всё, что мы хотели бы видеть на этом этапе, – говорит лаборантка, указывая на экран. – Позвоночник выглядит отлично.
Она поворачивает запястье под углом, нажимает кнопку – и внезапно мы видим все сложные детали спинного мозга.
Честно говоря, выглядит немного жутковато.
С каждым нажатием кнопки и движением датчика нам показывают очередной орган ребёнка. Бо задаёт вопросы, но я не могу сосредоточиться на них, заворожённая каждым движением на экране.
Вряд ли я когда-нибудь смогу полностью осознать, что всё это происходит внутри моего тела, но чёрт возьми, даже мысль об этом делает меня сильной.
Камера отдаляется, и мы снова видим лицо ребёнка – белый силуэт на тёмном фоне.
– Малыш показывает характер и сосёт палец, – улыбается лаборантка, указывая на экран. – Это так мило, когда они так делают.
Я неосознанно приподнимаюсь, ближе к экрану. Подушка, поддерживавшая мои плечи, падает на пол. Бо отпускает мою руку, поднимает её и кладёт рядом со мной на матрас.
– Ты в порядке? – спрашивает он, кладя руку мне на колено.
– Я не вижу…Не могу разглядеть форму его руки.
– Мисс МакНалти? – лаборантка смотрит на меня, убирает датчик и вешает его на крепление у монитора.
Я вздрагиваю, опускаясь на матрас.
– Извините…
– Всё хорошо?
В животе появляется странное ощущение, будто тошнота, но гораздо хуже. Тревога растекается по животу, сжимает грудь и застревает в основании горла, заставляя мои следующие слова звучать как извинение:
– У ребёнка…есть пальцы? На обеих руках?
– О, – её бодрый тон почему-то не меняется. – Да. Все десять пальцев на руках и ногах.
Она что-то печатает в компьютере, выключает его, затем берёт карту сбоку от стола и зажимает под мышкой.
Я снова и снова глотаю извинения, лицо пылает. Зачем я это спросила?
– Мы подготовим для вас снимки на выходе, и если врач найдёт что-то, требующее обсуждения, он свяжется с вами в ближайшие дни, но… – она наклоняет голову, пытаясь поймать мой взгляд, – малыш развивается хорошо. Нет причин для беспокойства.
– Спасибо, – говорит Бо рядом со мной.
Я смотрю, как она подходит к стене, нажимает на дозатор с санитайзером, затем поворачивается ко мне, потирая руки.
– Удачи, – говорит она и выходит за занавеску.
Я крепко закрываю глаза, пытаясь унять дрожь в дыхании.
До сегодняшнего дня я думала, что понимаю, что значит «горько-сладко». Большая часть последних месяцев была именно такой – прекрасной, но с болезненным подтекстом.
Но вот оно. Вот что значит «горько-сладко».
Все десять пальцев на руках и ногах.
Каждое чувство облегчения резко сменяется стыдом.
Каждая волна стыда сталкивается с замешательством.
Замешательство уступает место вине.
Мне срочно хочется убедить себя, что я любила бы ребёнка не меньше, будь у него такая же рука, как у меня. Что я не люблю себя меньше, чем если бы у меня было две обычные руки. Даже зная, что это правда, я чувствую потребность повторять это снова и снова.
Но моей первой реакцией было облегчение.
Я рада, что ребёнку не придётся сталкиваться с тем, с чем сталкивалась я.
Я счастлива за него. Потом задумываюсь – а должна ли?
А потом мне грустно из-за опыта, которого он лишится.
Он никогда не узнает, как существование в теле, для которого этот мир не приспособлен, открывает столько путей к эмпатии к другим – к тем, кто сталкивается с подобным по разным причинам. Как это воспитывает решимость и стойкость. Как создаёт сообщество.
Какую уникальную связь мы могли бы разделить.
С этой мыслью приходит новый приступ вины. За то, что я, хоть на мгновение, скорблю об утрате сходства. За эгоизм желания, чтобы мой ребёнок был похож на меня.
Ведь родители должны делать обратное, верно? Отделять детей от себя и своего опыта, чтобы дать им пространство стать собой. Принимать их и дарить безусловную любовь на этом пути.
Теперь я понимаю, что остальное – задача Бо и меня. Без готового опыта нам самим придётся учить нашего ребёнка, как идти по жизни с этой эмпатией. Видеть свои привилегии как инструмент, который можно использовать ради других.
Но также – не позволять нашим грузам давить на него.
Хрупкий баланс.
И когда мысли, замешательство и вина наконец улеглись вместе с дыханием, я решаю верить, что мы справимся.
Открываю глаза, беру полотенце рядом и вытираю гель с живота. Затем поворачиваюсь к Бо с робкой, смущённой улыбкой.
– Ну… – Бо тяжело вздыхает, и его тон обманчиво серьёзен, контрастируя с дрожанием губ. – Мы всё равно будем его любить, конечно. Даже если у него, ну знаешь… – он кривится, – четыре конечности.
Я выдыхаю, благодарная за его попытку разрядить обстановку.
– Разочарован? – спрашиваю я, медленно опуская рубашку и приподнимаясь на кровати.
Губы Бо растягиваются в мечтательную улыбку, когда он берёт мою правую руку с матраса и слегка сжимает её.
– Нет…но и облегчения тоже нет.
– Я чувствую то же самое, – говорю я, сдерживая подступающие слёзы.
– Для меня это ничего бы не изменило, – он проводит большим пальцем по моему запястью. – Ты же знаешь это, да?
Я киваю, всхлипывая, когда рыдание вырывается наружу.
– Мне глупо было спрашивать.
Бо встаёт и опускается на край больничной койки, разворачиваясь ко мне.
– Эй…, – говорит он тихо. – Это нормально, что ты спросила. Ты просто пытаешься быть готовой.
Он держит мою маленькую руку за запястье, разглядывая её. Проводит большим пальцем по ладони, сосредоточенно изучая её.
– Я соврал, – признаётся он с горьковатым смешком. Его лицо смягчается, когда он снова проводит пальцем. – Думаю, я всё-таки немного разочарован.
Я всхлипываю, встряхиваюсь, и сквозь слёзы пробивается улыбка.
– Да ладно, ты не всерьёз.
– Ты идеальна, Уин, – Бо говорит это так же естественно, как дышит. – Конечно, я хочу, чтобы у ребёнка было всё, как у тебя.
Его слова бьют в грудь с неожиданной силой. Я бы рухнула, если бы не старалась удержать его взгляд.
Этот момент словно обрыв. Кажется очевидным, что он сейчас поцелует меня. Это в его глазах – в этом суженном, затуманенном взгляде, который я уже видела раньше. В мимолётном взгляде на мои губы. Я готовлюсь, слегка облизываю их, сглатываю. Но поцелуй не приходит.
С каждой затянувшейся секундой это кажется всё менее вероятным. В конце концов, он сжимает челюсть и встаёт, аккуратно кладя мою руку на матрас.
Мне его не хватает, хотя он прямо передо мной.
– Наверное, нам стоит выбираться отсюда, – говорит он, глядя на занавес и дверь за ним. – Отец пишет мне обновления, – он почесывает подбородок, взгляд блуждающий. – Мы будем есть как короли следующие несколько дней. Он скупил полрынка.
Бо берёт мою куртку и сумку с крючка на стене и кладёт рядом со мной, глядя не на меня, а куда-то мимо.
– Думаю, он сейчас бродит по центру с живым лобстером в сумке…
Я киваю, слабо смеясь, спрыгиваю с кровати и стою у края, крепко держась за неё, чтобы не потерять равновесие, пока голова кружится.
– Ты в порядке? – его рука ложится на моё предплечье, стабилизируя меня.
Я ещё раз киваю, отстраняюсь от его прикосновения и натягиваю куртку. Высвобождаю волосы, застрявшие под воротником, и бестолково оглядываюсь в поисках сумки, пока не понимаю, что Бо уже протягивает её мне. Я выдавливаю улыбку, забирая её, а он смотрит на меня с растущим беспокойством.
– Всё нормально. Просто…Я чувствую… – я смеюсь, потирая лицо. – Не знаю. Наверное, просто голодная, – лгу. Ну, не совсем. Я и правда голодна. В последнее время это постоянное состояние.
Он кивает, слегка покусывая нижнюю губу.
– Хорошо. Перехватим что-нибудь по дороге домой.
Чёрт.
– Вообще-то…
Я совсем забыла сказать ему, что мне нужно заехать к Саре после приёма. Она ведёт меня в магазин за продуктами для завтрашнего дня рождения Бо, а потом мы поедем к ней печь торт.
– У меня сегодня планы с Сарой. Можешь отвезти меня к ней? После того как заберём твоего отца и его новых питомцев-лобстеров?
– А, ну… конечно. – Лицо Бо меркнет, губы поджимаются.
В животе тяжелеет, когда я вижу, как дёргается его нахмуренный рот, а взгляд утыкается в пол между нами.
Но, возможно, нам обоим не помешает немного расстояния. Мне уж точно не помешает ванна и долгий разговор с Сарой.
– И ещё… – я сглатываю. – Возможно, я останусь у неё ночевать.
Бо открывает рот и тут же закрывает. Сглатывает, брови сдвигаются.
– Значит, увидимся завтра? На моём…, – он замолкает, глядя в потолок, будто не может поверить, что ему приходится это говорить вслух, – …на моём дне рождения?
Смысл вечеринки-сюрприза, конечно, в том, чтобы она оставалась сюрпризом. Но мне нужно собрать всю волю, чтобы не выдать себя, когда я вижу это равнодушное выражение, за которым прячется явное разочарование.
– Меня обязали к секретности, но у твоего отца на завтра планы. – (Те самые, которые я попросила его придумать.) Я буду дома, когда ты вернёшься.
(И ещё шесть человек тоже.)
– Обещаешь? – он спрашивает это слишком быстро, чтобы это было осознанно.
Я хмурю брови, кивая.
– Да, конечно…
– Ладно, – он слабо улыбается, всё ещё глядя в пол. – Хорошо, – добавляет, поднимая голову и оглядываясь на дверь. – Готова?
– Да, – соглашаюсь я, и мой голос звучит куда более подавленно, чем хотелось бы.
Глава 29
– Калеб, клянусь богом, если ты съешь ещё одну канапешку до прихода Бо, я сделаю тебе и Уинни одинаковые пальцы, – говорит Сара, ставя на стол кувшин с лимонадом.
Калеб засовывает руку в карман и медленно отступает от стола с едой.
– Они в двух минутах, – объявляю я гостям, кладя телефон на стойку рядом с тортом, который мы с Сарой украсили под дверь хоббита, с большой цифрой «30» посередине.
Бо с утра гулял с отцом. Я знаю, что они начали с обеда, а закончили в пивоварне, но не уверена, где были между этим. Единственная подсказка – фото, которое Бо прислал из парикмахерской: он сидит в кресле, укутанный белыми полотенцами, с подписью: «Теперь я мумия».
Я разглядывала это фото слишком долго, даже несмотря на хаос подготовки к вечеринке.
Я люблю этого придурка.
И сегодня я скажу ему об этом.
Вчера мы с Сарой всё обсудили, и стало ясно одно: я физически не могу жить с ним здесь ещё секунду, не признавшись. Мне просто нужно прыгнуть вслепую и надеяться, что он чувствует то же самое.
Даже если Бо ещё не до конца отпустил прошлые отношения, думаю, он согласится попробовать начать что-то новое. Вчера было столько моментов, когда я просто знала – он может чувствовать ко мне то же, что и я к нему. В зале ожидания, его разочарование, когда я попросила отвезти меня к Саре, взгляд, когда он сказал, что я идеальна…
Думаю, я смогу быть счастлива, даже если сердце Бо будет в двух местах. Честно, сейчас я бы с радостью приняла и половину его чувств. У меня есть ощущение, что Бо, даже наполовину, любил бы меня лучше, чем кто-либо другой вообще способен.
Дверь распахивается, и врываются Кевин с Иеремией, извиняясь за опоздание в вихре снимаемых шарфов и курток.
– Мы видели, как они заезжают на улицу, но они нас не заметили. Припарковались за углом, как и велели, – говорит Кевин, передавая Йеремии тарелку с едой, пока тот с пафосом скидывает ботинки, швыряет их в шкаф и мчится ко мне.
– Куда это положить? – спрашивает Джер, пока его муж окутывает меня в объятия.
– Просто на стол, пожалуйста, – пищу я, зажатая в крепких руках Кевина.
– Как ты? – спрашивает он, отпуская меня.
– Всё хорошо!
Он изучает меня с понимающей улыбкой.
– Ты кажешься нервной.
– Я хочу, чтобы Бо понравилась его вечеринка…
– Вечеринка… ну да, – хлопает он меня по плечу. – Сара! – кричит он, направляясь к ней. – Я приготовил те закуски с беконом, о которых говорил…
Я теряю нить их разговора, когда Уолтер поднимает руку, указывая в окно.
– Они здесь, – говорит он, опуская занавеску.
Адамир выключает свет, я ставлю музыку на паузу, а все остальные прячутся за мебелью или стенами.
Я встаю в центре арки между столовой и гостиной и жду, сердце колотится в ушах.
