Текст книги "Пойти на риск (ЛП)"
Автор книги: Ханна Бонам-Янг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глубоко внутри я понимаю ещё кое-что: мне был нужен Бо. Кто-то, кто с первой же встречи понял меня на таком уровне, на котором немногие способны. Кто-то добрый, чуткий, трудолюбивый, кто верит в меня.
«И этого достаточно», – думаю я. Друга, который верит в меня. Он не обязан давать мне больше.
– Я тоже, – твёрдо говорит Бо, хотя я не спрашивала. – Я бы не вернулся.
Его голос окутывает меня, как тёплая шелковистая вода, стекающая по позвоночнику. Расслабляя каждую мышцу. Развеивая страх, который я скрывала даже от самой себя.
– Ты бы выбрал это? – спрашиваю я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
Меня? Ты бы выбрал меня?
– Да, думаю, да. Время не самое идеальное, но если бы мне пришлось выбирать из всех людей на свете, с кем можно завести ребёнка...я бы снова выбрал тебя. Ты будешь потрясающей матерью, Уин.
Я бы снова выбрал тебя.
Из всех людей на свете.
Я знаю, что он имеет в виду не меня, а ребёнка. Но всё равно приятно. Что он считает, что я буду хорошей матерью, хотя сама в этом так часто сомневаюсь.
– Беее! – фыркаю я, вытирая слезу, успевшую скатиться по щеке ещё до того, как Бо договорил. – Не будь таким добрым. Я голодна, а этот ребёнок одержим идеей превратить меня в сентиментальную размазню. Я беззащитна.
– Хочешь следующий вопрос? – он улыбается, съезжая с трассы. – У нас ещё минут пять.
– Воу-воу, погоди, – сморкаюсь я. – Я же вижу. Ты не ответил.
Он облизывает губы, смущённо глядя на дорогу.
– Тот же ответ. Мы.
У меня было куда больше слов, когда я отвечала. Но его ответ почему-то весомее. Я игнорирую, как сжимается сердце. Так надо.
– По той же причине? Из-за ребёнка?
– Отчасти...Ребёнок, конечно, важный фактор. Но ещё то, что это значило для меня. – Я вижу, как его грудь тяжело вздымается.
– И что же это значило? – спрашиваю я так тихо, что не уверена, слышит ли он.
Его челюсть напрягается, взгляд скользит по моему лицу, нервная улыбка мелькает и гаснет.
– Я говорил, что после операции ни с кем не был. Думаю, начал убеждать себя, что, возможно, больше и не будет. Что никому я уже не буду нужен таким.
– Но ты же...ты, – глупо перебиваю я.
Бо самодовольно приподнимает подбородок.
– О, продолжай, мне нравится.
– Заткнись, – краснею я.
Он ослабляет хватку на руле, проводя ладонью по коже.
– Ты заставила меня почувствовать себя желанным, – говорит он так искренне, что слова проникают в грудь, отзываясь эхом в пустом туннеле. – Ты... – Он нервно смеётся. – Чёрт, почему это так сложно описать?
Я понимаю. То, что он пытается сказать, но не может подобрать слов. Потому что чувствовала то же самое.
Но почему же он тогда ушёл?
– Увиденным? – сжимаю кулаки на коленях.
Он кивает.
– Понятым. Как будто...не знаю. – Он тихо смеётся, глядя вверх. – Как будто со мной и так всё в порядке.
– Когда ты поцеловал мою руку... я почувствовала то же самое. Никто так раньше не делал, – шепчу я.
Бо ненадолго смотрит на меня, и в его взгляде – разочарование. Как будто он жалеет, что не был первым. Что кажется мне невероятно самоотверженным. А мне, наоборот, приятно было узнать, что только я дала ему это принятие.
Может, если я скажу ему всю правду о том, что значила для меня та ночь, это как-то искупит мою жадность. Он заслуживает это услышать.
– Это был первый раз, когда вся я была кому-то нужна во время секса. Ни один мой партнёр – ни случайный, ни бывший – не включал все части меня в своё желание. С тобой я чувствовала себя полностью желанной, Бо. Не только самыми «удобными» кусочками.
Мы молча заезжаем на парковку за рестораном.
– Ты заслуживаешь такого каждый раз, – твёрдо говорит он, паркуясь и поворачиваясь ко мне. Горло сжимается от интенсивности его взгляда, в голове лёгкий туман. – Спасибо, что дала это мне, хотя сама этого не получала.
Самое странное – я не думаю, что сделала что-то особенное. Быть с Бо было проще простого. А в жизни, полной ежедневных рутинных испытаний, это кажется чем-то важным.
– Думаю, мы очень зрело справились с этим вопросом, – говорю я, поднимая подбородок и пытаясь поймать его взгляд.
Бо кивает, его обычная расслабленная улыбка медленно возвращается – сначала в глазах, потом на губах.
– Да, согласен.
– Я умираю от голода, – шепчу я, кивая в сторону ресторана.
– Да, я тоже, – соглашается Бо. Не отрываясь, смотрит на меня.
За такой уровень сдержанности должны давать олимпийские медали, думаю я, открывая дверь.
Глава 22
Мы сидим в дальнем углу ресторана, где царит оживлённая атмосфера, наполненная местной публикой. То есть богатыми людьми, которые при этом выглядят так, будто живут в стильном аутфите для йоги. Много «Lululemon» и «L.L. Bean». В общем, моя мечта на тот случай, если я когда-нибудь вырасту и у меня появятся лишние деньги.
Интерьер здесь кирпичный, а по периметру заведения на деревянных рейках развешаны картины местных художников – все на продажу. Повсюду висят переделанные из старых корзин люстры, все разные. Очень мило.
– Меню нет? – Я оглядываюсь вокруг стола.
– Можно заказать что угодно. Даже кетчуп в стаканчике, если хочешь.
– Что? Какой ресторан разрешает заказывать что попало? – удивляюсь, разглядывая дорогую коляску за соседним столиком. Мне всегда немного стыдно за то, что я так сильно хочу красивые вещи, но ничего не могу с собой поделать. Наверное, это последствия детства, проведённого в секонд-хендах и с чужой одеждой. Иногда мне просто хочется потратить деньги на себя. Особенно на тот розово-бирюзово-зелёный анорак, который сейчас застёгивает на себе женщина за другим столиком, пока её семья собирается уходить.
– Ты сегодня везде глазами шаришь, – ухмыляется Бо. – На что смотришь?
– Ой, просто…завидую.
Бо фыркает.
– Как по-библейски.
– Может, поэтому у меня никогда не было денег. Высшие силы знают, что я всё спущу. Но если я потрачу часть своих новых доходов на вещи для малыша, это же оправданно, да? Вот та коляска, например…Потому что она правда прекрасна. – Косо смотрю влево, чтобы Бо тоже её заметил.
– Знаешь, мы всё время говорим «малыш», и я вот думаю…Может, дадим ему имя? Хотя бы прозвище, пока мы не узнаем пол и не выберем настоящее.
– Мне бы хотелось что-то нейтральное. И, наверное, я хочу сюрприза.
– Разве сюрпризов у нас уже не хватило? – Бо наклоняет голову с кривой ухмылкой.
Живот урчит, переключая моё внимание.
– Как тут заказывают, если нет меню? Ждать официанта или идти к стойке?
– Он скоро выйдет, – небрежно отвечает Бо. – Значит, не будем узнавать пол?
– Если ты не против.
– Конечно. Как скажешь.
– Есть имена, которые тебе всегда нравились?
Бо задумывается, выпятив нижнюю губу.
– Нет, но есть те, которые точно не нравятся.
– О, у меня тоже. Никаких имён бывших, школьных обидчиков, отвратительных персонажей из сериалов, противных коллег или грубых продавцов.
– Последнее было очень конкретно, – замечает Бо, наливая нам воды из бутылки на столе.
– Бриттани из «Staples» знает, что натворила.
– А семейные имена? – предлагает он. – Как звали маму Сары? Она же была тебе дорога, да?
– Марси, да. Но тут надо быть осторожной. Моя мама всегда немного ревновала к тому, как мы с Марси близки. Они были лучшими подругами, но мама может почувствовать себя обделённой, если я назову ребёнка в её честь.
– А как зовут твою маму? – Бо морщится, и я понимаю его дискомфорт: мы так близки, но знаем друг о друге так мало. – Может, как-нибудь вечерком мы составим генеалогическое древо или что-то в этом роде.
– Её зовут Джун.
– Красивое имя.
– Это моё второе имя, – говорю я, оглядываясь в поисках официанта. – А твоё?
– У меня два. Роберт Хьюго Август Дюран.
Я замираю.
– Август?
– Да, это месяц, когда познакомились мои родители.
Август.
Да, стучит моё сердце. Вот оно.
Марси умерла в августе. Сара говорила, что рождение ребёнка в этом месяце сделает его менее печальным. А у меня и мамы в именах тоже есть месяцы. Так что это, возможно, идеальное имя. Оно почтёт каждого: Бо, его родителей, меня и мою маму.
– Мне нравится Август, – говорю я.
– Август, – повторяет Бо, сжимая губы и кивая. Улыбка расползается по его лицу. – Мы только что… – Он выпрямляется, выглядит до неприличия довольным. – Мы только что назвали нашего ребёнка?
– Август, – шепчу про себя, пробуя имя вслух.
– Должно быть, это незаконно – быть настолько хорошим в таких вещах, – самодовольно заявляет Бо. – Август… Звучит правильно, да?
– Да, – соглашаюсь я, улыбаясь. Разве может быть так просто?
– А вот и они! – раздаётся знакомый громкий голос из-за двери кухни. Поднимаю глаза и вижу, как к нам бодро шагает Кевин.
– Кевин? – удивлённо спрашиваю я у Бо, широко улыбаясь и вставая, чтобы поприветствовать его.
– Это его заведение. Готовься есть всё подряд.
Кевин обнимает меня, как медведь, и отпускает.
– Я слышал, мы здесь ради кетчупа, дорогая.
– Когда ты успел… – начинаю я, но живот снова урчит.
– Вообще-то, малыш передумал. Теперь я хочу сыр. Весь.
– Только не мягкие сорта, – поднимает палец Бо, потом чешет им ухо. – Ну, те, что из непастеризованного молока. – Я удивлённо смотрю на него. – Это в книжке про беременность было…никаких мягких сыров.
Кевин поворачивается ко мне с неестественным спокойствием.
– Если хочешь, я могу его убрать.
– Наверное, он прав. В беременности он разбирается лучше меня.
– Тогда все безопасные сыры твои. Сырная тарелка? Сыр на пицце? Сэндвич с сыром? Паста под сыром?
– О, точно паста!
– С томатным соусом? Убьём двух зайцев – и кетчуп, и паста.
– Да! – радостно покачиваюсь. – Это не слишком сложно?
– Ни капли, – он отодвигает мой стул. – Поболтайте, любушки, а я скоро вернусь. – Кевин указывает на Бо.
– Буду то же, что и она, – отвечает Бо.
– Понял.
– Он назвал нас любушками, – шепчу, когда Кевин скрывается из виду.
– Разве?
Киваю, наблюдая, как женщина за соседним столиком достаёт ребёнка из той самой коляски и прижимает к груди. Она покачивается, укачивая малыша, одной рукой придерживая его, а другой подхватывая вилкой салат.
Я пытаюсь представить, смогу ли я так же, и моя рука непроизвольно тянется к плечу.
– Всё в порядке? – тихо спрашивает Бо.
Встряхиваю головой, опускаю руку.
– Прости…Всё нормально.
Бо смотрит на ту же женщину с ребёнком на руках, потом обратно на меня. Он поджимает губы и кивает, опуская голову.
– Я волнуюсь, что наш ребёнок вдруг увлечётся спортом – бегом, футболом, чем угодно – а я не смогу за ним угнаться.
Я выхожу из оцепенения и резко фокусируюсь.
– Что? Нет. Бо, ты работаешь над протезом, который тебе даже не особо подходит, и всё равно справляешься. Скоро у тебя будет удобный, и ты сможешь бегать или делать что угодно. Плюс ты бьёшь правой, а не левой. Даже если будут трудности, мы справимся.
– Я боюсь, что ему будет стыдно. Что его отец… другой.
– Нет, это наш ребёнок. У него будет эмпатия, доброта и… – обрываю себя, замечая гордую ухмылку Бо.
– Продолжай… – дразнит он.
Нет уж, не буду.
– Ты что-то говорила? – он косится на меня через стакан с водой.
– Ты что, нарочно выманивал у меня комплименты?
Кивает, опускает плечи, упирается локтями в стол и наклоняется вперёд.
– Может быть…
– Как ты…откуда ты догадался? Я…
– Ты нахмурилась, когда она во второй раз взяла вилку, – перебивает он.
Отвожу взгляд – мне не нравится, когда меня так легко читают. И всё же часть меня благодарна за это. Гораздо проще делиться страхами, когда их даже не нужно озвучивать. Разве не этого мы все хотим? Быть увиденными и услышанными? Получить поддержку, даже не прося о ней.
– Но со мной всё иначе. Это не одно и то же.
– Почему?
– Сколько есть выражений про матерей! «У неё руки будут полны!» Или «тебе понадобятся дополнительные руки!» – прячу волосы за ухо. – Это пугает. Столько вещей, которые я едва могу делать для себя, не то что для кого-то другого. Ну, ты видел, как я с пуговицами.
– Мы найдём решения, да? Всё получится. Как ты сказала – разберёмся вместе.
– Да, знаю, – соглашаюсь я, но слышу, как неубедительно это звучит.
– Ты считаешь меня способным, но я-то знаю, насколько способна ты, – парирует он. – Может, нам и не хватает конечностей, зато есть энтузиазм и смекалка. Кто ещё, кроме нас, успеет искупаться, запустить бизнес-план и выбрать имя ребёнку – и всё до обеда?
Если честно, обед у нас поздний.
– Мы делали это вместе, так что мне тут нечем хвастаться.
– И так будем продолжать. Вмере. В этом весь смысл, – он делает жест между нами. – Разве не так? Быть хорошей командой?
– Да, – на этот раз звучит увереннее.
– Уин, Бо и Гас завоюют мир, – заявляет он театрально-пафосным тоном.
– Гас? Серьёзно? Его назвали меньше десяти минут назад, а у него уже дурацкое прозвище?
– А что предложишь? Ог? Это даже не имя. Звучит, как стон после удара мизинцем об ножку стола.
Я закатыва глаза, улыбаясь в колени.
– Вот именно, – самодовольно тянет Бо. – Признай. Тебе нравится.
Вздыхаю. Не знаю, нравится ли мне «Гас» или просто то, как ему это нравится.
– Нравится. Мило.
– Точно.
– Если еда не придёт скоро, я съем свою вторую руку, – разворачиваю салфетку.
– Не глупи, – преувеличенно возмущается Бо. – Ешь мою. Она больше.
Глава 23
17 недель беременности. Малыш размером с грушу.
– Хорошо, дружище! – говорю я, стоя на коленях на мелководье. – Теперь сожми руку в кулак.
Я помогаю Генри сложить его более крупную ладонь.
– Отлично! Теперь плывём как обычно, ладно? Просто хочу кое-что попробовать.
Генри кивает, демонстрируя мне два поднятых больших пальца, прежде чем опуститься на животик и поплыть к дальнему краю бассейна. Кэм ждёт его у бортика, подбадривая.
Генри – мой маленький «зеркальный» ученик. Его вторая рука очень похожа на мою, только с чуть менее развитым большим пальцем. И, конечно, она расположена с другой стороны тела, так что нам пришлось методом проб и ошибок искать подходящий именно ему способ плавать.
Но у нас получилось.
Спустя сорок минут из его часового индивидуального занятия он плывёт ровно и, возможно, даже быстрее, чем раньше.
Благодаря мне.
– Ты сегодня просто молодец, Генри! – говорю я, стоя на коленях у бортика, пока он, смеясь, трясёт мокрыми волосами, как щенок.
– Я был так быстр!
– Ещё как! – Я улыбаюсь, глядя на подходящего Кэма.
– И я больше не врезаюсь в верёвку! Я плыл, как стрела! Прямо!
– Точно, как стрела. – Я сияю, не в силах сдержать улыбку. – Отличная работа, дружище.
– Спасибо, Уинни! – Он обнимает меня за шею. – Я буду пловцом, как ты, – тихо говорит он перед тем, как отпустить.
Я встаю, наблюдая, как Генри идёт к стеклянной двери, где его ждут родители. Машу Кэму и поворачиваюсь к женской раздевалке, но он останавливает меня.
– Эй, подожди. Пойдём, познакомься с его родителями. Они захотят поблагодарить тебя.
– О, нет, мне не…
– Уин, давай. – Кэм машет рукой, подзывая меня. Теперь отказаться было бы невежливо.
Я накидываю полотенце и иду за ним. Родители Генри оживлённо разговаривают, а сам он сияет от гордости, пока мама закутывает его в полотенце и обнимает.
– Привет, – робко машу я.
– Тоня, Джеймс – это Уин.
– Уин – лучший пловец на свете! – выкрикивает Генри.
Его родители смеются.
– Мы это заметили, – улыбается Тоня. – Спасибо, что пришла. Было видно, как сильно это придало ему уверенности.
– А Кэм говорит, ты открываешь лагерь? – спрашивает Джеймс.
– О, ну, не совсем. Пока это скорее мечта. Мы только начали планировать. Следующий шаг – поиск инвесторов, потом нужно найти место. Всё это непросто, но… когда-нибудь, – говорю я.
На их лицах появляется разочарование.
– Простите. Я бы с радостью взяла Генри в любой лагерь. Может, через пару лет, а, дружище?
Генри кивает, одаривая меня улыбкой с дырочками от выпавших зубов и сморщенным носом.
Его отец, Джеймс, кашляет в кулак.
– Я, эм, обычно так не делаю, но… – Он достаёт кошелёк и протягивает мне визитку. – Если ищете инвесторов, свяжитесь со мной.
Я нерешительно беру карточку.
– Мы увидели, на что ты способна за час, и я впечатлён. Другие дети тоже заслуживают такого шанса.
– О, я… – Я почти готова отказаться. Почти перечисляю все причины, по которым не гожусь: отсутствие квалификации, опыта, возможностей. Я даже почти возвращаю визитку. Но останавливаюсь.
Может, из-за надежды на их лицах и улыбки Генри.
Может, из-за Бо, который твердил мне, на что я способна.
Но в основном, думаю, это из-за меня самой. Из-за того, насколько сильнее я стала чувствовать себя в последнее время.
Я позволяю себе гордиться тем, что сделала сегодня с Генри, годами учёбы, которые подготовили меня к этому, жизнью с моей рукой и опытом, который она мне дала. И поднимаю голову выше.
– Спасибо, – говорю я. – Я обязательно свяжусь. Спасибо, – повторяю, потому что не могу удержаться. – Было приятно познакомиться, дружище. У тебя всё получится с мистером Кэмом.
– Ещё раз спасибо, – говорит Тоня, уводя Генри в раздевалку.
Кэм закрывает за ними дверь и смотрит на меня с улыбкой «я же говорил».
Я смотрю на визитку в руке и глубоко вдыхаю.
Джеймс Барроу, президент «Burrough Financial Holdings».
– Уин, кажется, ты получишь свой лагерь.
– Ну, он может передумать. Мне ещё нужно составить предложение, найти… – Снова останавливаюсь. Иногда… хорошее – это просто хорошее. Я могу всю жизнь ждать подвоха или начать учиться верить в лучшее. Принимать добро и отпускать скепсис. – Это… это же очень круто, да? Шанс встретить тебя здесь, Генри и его родителей… Это…
– Очень круто, – соглашается Кэм, направляясь к раздевалке. – Ты раньше сказала «мы». У тебя есть партнёр или кто-то ещё?
– Разве?
– Да. Ты сказала: «Мы начали планировать», когда Тоня спросила.
– О, я… – Размышляю, как описать наши с Бо отношения, и решаю упростить. – Мой сосед. Он работает в финансах и помогает мне.
– А, понятно, – говорит Кэм, криво улыбаясь и прищурившись. Ой-ой. Я знаю этот взгляд. – Может, тогда выпьем? Или поужинаем?
Ну вот, началось.
Я кривлюсь, кладу руку на плечо Кэма и однократно похлопываю.
– Вообще-то, забавная история про моего соседа…
– Понял, – смеётся он. – Всё сложно, да?
– Очень сложно.
– Тогда может, просто дружеский напиток и поговорим?
Я смеюсь, глядя в потолок.
– Вообще-то, мне сейчас нельзя пить.
– О… – Его взгляд опускается на мой живот.
– Ага…
– Соседа?
– Да, – выдыхаю я.
– Вот это действительно сложно. – Он кривится, но всё ещё улыбается.
– Ага.
– Значит, в этом году без Вестклиффа?
Я мотаю головой.
– Не в этот раз.
– Что ж, будем скучать.
– Я тоже.
– Знаешь, если захочешь, уверен, родители Генри предпочтут, чтобы ты с ним занималась. У меня и так плотный график, а ты могла бы взять его уроки. Это двести в неделю после аренды бассейна.
– Двести?! – чуть не кричу я. – За час?
– Я же говорю… – Кэм наклоняется за полотенцем и перекидывает его через плечо. – У Джеймса есть деньги на лагерь.
– Я бы с радостью. Ты уверен?
– Просто вспомни обо мне, когда будешь нанимать людей для своего лагеря, – подмигивает он.
– Обязательно, – улыбаюсь я в ответ.
– Тогда напишу детали. Увидимся, Уин.
– Спасибо! – кричу ему вслед, когда он скрывается из виду.
Глава 24
19 недель беременности. Малыш размером с манго.
– Если бы ты могла телепортироваться прямо сейчас, куда бы отправилась? – спрашивает Бо, засовывая в рот очередную ложку мороженого.
Колода вопросов, которую мы использовали, закончилась неделю назад, а за последний месяц совместной жизни у нас выработался свой ритуал. Каждый вечер мы ужинаем, убираемся под звуки очередной пластинки, а затем задаем друг другу вопрос. В спокойные дни, когда играет джаз или софт-рок, Бо разгадывает судоку на диване. В другие вечера, когда музыка зовет двигаться, он воображает себя гитаристом или барабанщиком, размахивая руками и прыгая по кухне, чтобы развлечь меня, пока я заканчиваю уборку.
Теперь, когда вопросы закончились, Бо придумывает их на ходу.
Те самые «20 вопросов, чтобы влюбиться» действительно оправдали свое название.
На этом этапе я уже безнадежно влюблена в Бо. Платонически, конечно. В основном. Правда, гормоны беременной женщины иногда не согласны с «платонической» частью. Обычно это происходит, когда он массирует мне ноги во время просмотра фильмов, или когда его взгляд скользит к моему декольте в не самый подходящий момент, или когда он…ну, знаете…просто дышит рядом.
Но, несмотря на всё это, мы держим себя в руках.
– О, хороший вопрос, – говорю я, забирая у него общую ложку, пока он протягивает мне коробку. – Куда-нибудь где тепло, на пляж, однозначно. Но не в место, куда можно дешево слетать – ведь это я могу сделать и сама. Может, в Грецию? Да, Греция.
– Я тоже хотел сказать Грецию, – отвечает Бо, забирая ложку обратно. – Хочу увидеть Храм Посейдона.
– Конечно, – смеюсь я. – Поедем вместе.
– Отлично, – говорит он с набитым ртом.
– Кстати, звонил доктор Салим. УЗИ через две недели.
– Как ты к этому относишься? – спрашивает Бо.
– Немного нервничаю. Но рада увидеть Гаса.
– Какого числа?
Я цокаю языком, пытаясь вспомнить.
– Не уверена. В пятницу. Кажется, десятого? – Приподнимаюсь, чтобы взять телефон.
– Тогда приедет мой отец, – говорит Бо, проглатывая еще одну порцию и передавая мне коробку. – Если ты всё еще не против?
– Бо, я клялась тебе, что это более чем нормально. Много раз. Я с нетерпением жду встречи с твоим отцом.
– Просто уточняю, – он поднимает руки в защитном жесте. – В тот день у меня выходной, так что, может, отвезем отца куда-нибудь и заберем после приема.
– Нет, не пропускай время с ним.
– Ты что, с ума сошла? Как будто я пропущу УЗИ. В этот раз он уже выглядит как ребенок, да? А не как фасолинка?
– Да, думаю, так, – забираю последнюю ложку мороженого, опустошаю коробку и ставлю ее на журнальный столик. – А как ты относишься к тому, что скоро стукнет тридцать, старичок? – говорю я, закидывая ноги ему на колени. Он закатывает глаза и из-за нового прозвища, и из-за моего молчаливого требования, но начинает массировать мне ступни.
– Честно? Нормально. Я думал об этом на днях и просто благодарен, что всё еще здесь, и за всё, что впереди. В прошлый день рождения мне было ужасно. Темные времена, – он сухо смеется.
В последнее время Бо называет прошлый год «темными временами». Я по крупицам собирала информацию, не особо выспрашивая. Через три месяца после операции, когда врачи разрешили ему жить одному, его отец вернулся во Францию. И, судя по всему, Бо тогда много времени проводил в одиночестве. Кроме ежемесячных встреч с друзьями для игры в D&D, он почти ни с кем не виделся.
– Старше и мудрее… – говорю я, запрокидывая голову, когда он надавливает большим пальцем на центр ступни.
– И красивее, – добавляет он.
– Конечно, – фыркаю я.
Бо сжимает мою пятку, усиливает давление, затем отпускает. Я издаю не слишком сдержанный стон, но мне слишком хорошо, чтобы стесняться.
– Вот так? – дразнит он.
– Мне нужно купить новые туфли для работы.
– Тебе нужно сказать им, что ты беременна, – возражает Бо.
– Они начнут относиться ко мне по-другому…
– То есть, например, дадут табуретку, чтобы ты могла сидеть? Или более долгие перерывы? Ужас-то какой.
– Будь осторожен. Я вполне могу пнуть тебя прямо сейчас. – Откидываюсь на диван, закрываю глаза, а Бо берет мои опухшие лодыжки в свои большие ладони и начинает массировать их.
– Разрешение испортить настроение?
– Всегда, – отвечаю я. И это правда. Мне так хочется узнать всё, что скрыто в Бо, что я готова слушать что угодно. Даже если он раскроет самые темные уголки своей души, я всё равно буду сидеть здесь, ловя каждое слово.
– Я всё думаю, что после дня рождения я стану старше, чем когда-либо была моя мама. Ненавижу это.
Я медленно сажусь, всматриваясь в него. Его взгляд рассеянно устремлен на каминную полку, а руки продолжают массировать мои лодыжки. Я думаю, стоит ли убрать ноги с его колен, но, кажется, это помогает ему занять руки, пока мысли блуждают. Как когда он бросал камни на пляже несколько недель назад.
Возможно, Бо нужны физические отвлечения, чтобы открыться.
– Должно быть, это очень странное чувство. Мне жаль, – мягко говорю я.
– Это странно – прожить больше, чем человек, который дал тебе жизнь… – его голос звучит отрешенно.
– Это цитата?
– Нет, – он пожимает одним плечом, брови слегка сдвигаются. – Просто мысль, которая крутится у меня в голове.
«Ты гениален», – хочу сказать я.
– Мы никогда не говорили о том, как умерла твоя мама. Хочешь об этом? – спрашиваю вместо этого.
– Не сейчас, если ты не против. – Он меланхолично улыбается, поворачивается ко мне, похлопывает по лодыжке, давая понять, что закончил.
Я убираю ноги, сажусь и скрещиваю их перед собой. Подпираю щеку рукой, опираясь на спинку дивана.
– Конечно. Как скажешь.
Он смотрит на меня сбоку, во взгляде благодарность – и просьба. Сменить тему, думаю я.
– Ты рад встрече с отцом?
– Да, очень. Не могу дождаться, когда он познакомится с тобой.
Мое лицо напрягается, я прячу его в ладони, и сердце сжимается.
– О, надеюсь, я ему понравлюсь.
Бо качает головой, почесывая подбородок.
– Он тебя полюбит.
Теперь в груди становится слишком тесно от всплеска радости. Я прижимаю ладонь к сердцу, пытаясь ослабить это чувство. Не знаю точно, когда такие милые слова от Бо начали причинять легкую боль, но сейчас всё именно так. Это чувство тоски. Напоминание об ограничениях и правилах, которых мы должны придерживаться. Но это всё равно лучше, чем покраснеть.
Песня из столовой затихает, затем проигрыватель щелкает, сигнализируя, что пора перевернуть пластинку.
– Хочешь, я? – показываю пальцем за спину.
– Не, я сам, – Бо садится, поправляет брюки, расправляя ткань вокруг протеза. В последнее время он всё чаще ходит по дому без протеза. Обычно после душа или сразу после пробуждения. Мне нравится, когда он так делает. Это как знак доверия.
– Фред? – Бо возвращает мое внимание к себе.
Я наблюдаю, как он ставит новую пластинку, аккуратно опускает иглу. Он поворачивает регулятор, и начинает играть музыка – оркестровая композиция с участием струнных. Затем он поворачивается ко мне, глаза горят, но губы сжаты. И протягивает руку.
– Потанцуй со мной.
Мой живот будто остается позади, а я сама лечу через всю комнату. Возможно, это еще одна причина отказаться.
– Я не очень люблю танцевать.
– Что, почему? Две левые ноги? – он ухмыляется. – Всё равно больше, чем у меня.
Я демонстративно закатываю глаза.
– Да ладно…Ну пожалуйста?
Я пропала.
Страшная правда в том, что Бо может заставить меня согласиться на что угодно, если добавит такое милое и искреннее «пожалуйста» в конце.
– Я не знаю, что делать, – говорю я, подходя к нему, как раз когда Фрэнк Синатра начинает петь «Strangers in the Night».
– Тогда я поведу, – говорит он, беря мою маленькую руку в свою и притягивая меня ближе. – Хоть разок, – бормочет он. Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы толкнуть его в плечо, прежде чем прижаться щекой к его груди рядом со своей свободной рукой.
– Вот так? – спрашиваю я.
– Идеально, – отвечает он, обвивая мою спину другой рукой.
Мы покачиваемся из стороны в сторону, медленно вращаясь в бессмысленных кругах под звучащую песню.
– Это не так уж плохо, – шепчу я.
Я чувствую, как грудь Бо поднимается на глубоком вдохе под моей щекой.
Когда песня достигает кульминационного припева, барабаны ускоряются, а трубы гремят, Бо сжимает мою маленькую руку и отталкивает меня от себя, раскручивая перед собой, пока я визжу и смеюсь от неожиданности.
– У тебя талант, – говорит он, притягивая меня обратно, его рука опасно низко опускается на мою спину.
– Только не делай так снова, – смеюсь я, падая обратно на него.
Есть что-то невероятно интимное в том, чтобы тебя держали просто потому, что хочется – без ожиданий и причин. Что-то настолько естественное в том, как мы с Бо двигаемся в унисон, не спеша отдаляясь. Что-то настолько безопасное в его объятиях.
Бо, может, и позволяет себе иногда заглядываться на меня – с пристальным взглядом и напряжённой челюстью, – но он ни разу не перешёл границы с тех пор, как мы решили остаться друзьями. Он слишком уважает меня для этого. И я уверена, что мои глаза причинили ему куда больше вреда за последние недели.
Поэтому, когда он прижимает меня ещё ближе, опускает подбородок на макушку и обнимает сильнее, чем того требует танец, я позволяю ему – без тени сомнения, расслабляясь в тёплой, твёрдой безопасности его рук.
– Ещё одну? – спрашивает он, и голос его срывается.
Я киваю, не отрываясь от него.
Одна песня незаметно перетекает в пять, а может, и больше. Я уже сбилась со счёта. В конце концов, когда проигрыватель щёлкает, сигнализируя, что пластинку нужно перевернуть, никто из нас не двигается. Скорее, Бо прижимает меня ещё крепче.
– Ты в порядке? – шепчу я в его грудь после нескольких мгновений тишины.
– Я просто пытаюсь подобрать нужные слова, – говорит он, прижимая щёку к моей голове, его нос у линии волос, дыхание глубокое и ровное. – Чтобы поблагодарить тебя за всё.
То, как он говорит «всё», звучит так, будто он имеет в виду действительно всё.
Слёзы мгновенно наполняют мой нос.
– Это я должна благодарить тебя, – говорю я. – За то, что пустил меня пожить здесь, за доброту, за... – Я почти говорю «за любовь», но ловлю себя. – За то, что ты такой хороший друг.
– Уин, ты, кажется, не понимаешь. В прошлый день рождения я сидел один на диване, пил и страдал. Мне было так одиноко. Я чувствовал себя наполовину человеком. Я... – Он срывается и откашливается. – Я чувствовал себя безнадёжным. – Он шмыгает носом, а я сдерживаю желание отстраниться, чтобы посмотреть ему в лицо. Вытереть его слёзы, если они есть. – А потом появилась ты.
– Если всё было так плохо, зачем идти на какую-то глупую вечеринку в честь Хэллоуина?
Как мне так повезло?
– Ты когда-нибудь была настолько на дне, что перестаёшь вообще о чём-то заботиться? Думаю, я достиг предела. Решил, что раз ничего не помогает, почему бы не сделать что-то пугающее в ночь, когда можно ненадолго стать кем-то другим? Костюм, чтобы посмеяться над всем этим.
Как только я пытаюсь поднять на него взгляд, он притягивает меня обратно и крепче обнимает. Прижимает к груди, как любимую игрушку или одеяло, укрывая меня под подбородком. Я расправляю пальцы на его спине и вжимаюсь в него, отвечая той же интенсивностью. Цепляюсь за него так же крепко.
– Мне жаль, что всё было так плохо, – тихо говорю я, его свитер касается уголка моего рта.
«Хотела бы я знать тебя тогда», – думаю я про себя.
Я бы нашла его там, в этом тёмном периоде. Сидела бы с ним в этой тьме. До недавнего времени я и сама была в таком же месте. Возможно, мы с Бо – просто два человека, оставляющих позади худшее, в ожидании хорошего. Но готов ли он оставить всё позади?
Потому что я, кажется, готова.
– Мне не жаль, – неожиданно твёрдо говорит Бо. – Больше нет.
