Текст книги "Искусство и путь по-японски. 45 дорог к медитации и красоте"

Автор книги: Х Дейви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Омоте и ура

Окуден присутствует в До по двум причинам: японская культура основывается на двойственности «публичного лица» и «скрытого лица»; вселенная также состоит из видимого-невидимого начал ин-йо. Дуализм в японских искусствах часто обозначается понятиями омоте и ура. Омоте значит «перед, лицо» или «внешняя сторона, часть», ура означает «задняя часть» или «внутренняя часть». Омоте это то, что мы видим; ура, такая же важная часть, как и омоте, а возможно, и больше, это то, что незаметно с первого взгляда.

Как я уже говорил раньше, продвинутые ученики изучают искусство икебаны не просто для того, чтобы научиться правильно располагать цветы, любители чайной церемонии занимаются отнюдь не для того, чтобы приготовить свой любимый напиток, а студенты, изучающие боевые искусства, имеют своей главной целью далеко не самозащиту. Подавление противника, заварка чая и создание букета – это омоте в будо, чадо и кадо. Годы практики и тысячи долларов, потраченных на практику, – вложение времени и денег, которых с лихвой хватило бы на получение неплохого уровня мастерства и овладение базовыми техниками этих искусств – становятся намного более понятными при рассмотрении ура этих традиционных вариантов Пути.

Так как я преподаю различные формы Пути, меня часто просят рассказать о пользе обучения и практики. Давным-давно я решил, что первое, на что надо указывать в подобном случае, это то, что внешние формы этих искусств это только средство (омоте), помогающее ученикам достичь главной цели – глубокой концентрации, расслабления, силы воли и спокойствия. Я говорил, что эти цели – ура – и есть истинные причины, заставляющие людей практиковать. С течением времени я понял, что эти культивируемые черты на самом деле являются скорее побочным продуктом практики, чем собственно целью. Если улучшенная концентрация – это наша цель, мы часто упускаем из виду основы омоте, которые в конечном итоге и приводят к достижению искомого состояния. Даже если мы и достигаем улучшенной концентрации, мы можем забыть о том, что необходимо соединить воедино и все остальные важные черты. Опасность представления побочного продукта в качестве цели приводит к тому, что мы относимся к ура как к омоте. Тем не менее, возможно рассказать о подлинном смысле практики До, но, конечно же, не за десять минут по телефону. Когда я понял это, я подумал, что было бы неплохо, если бы была книга, к которой можно отослать человека, чтобы он смог сам разобраться с тем, что лежит глубже, чем собственно омоте. Поэтому, в общем-то, я и написал эту книгу. Хотя это далеко не единственная книга, освещающая важные аспекты искусств и Пути, существует огромная потребность в подобного рода литературе, особенно на Западе. В Азии существует довольно большая вероятность того, что практикующие поймут, что сущность До невозможно описать словами или любыми доступными для нас средствами, а также что внешняя форма практики – это далеко не единственная причина, подталкивающая людей к изучению той или иной формы Пути. В результате студенты склонны искать окуден, часть учения, которая не столь очевидна на начальном этапе, и терпеливо ждать, пока проявится ура их искусства. С другой стороны, благодаря культурным различиям и подходу азиатских учителей, не желающих объяснять на словах то, что можно только почувствовать в процессе практики, западные варианты практикуемых До зачастую имеют ярко выраженный характер омоте. Как это не печально, но очень часто наиболее популярные формы Пути, практикуемые за пределами азиатского региона, становятся слишком поверхностными формами учения, а иногда и просто карикатурными копиями своих реальных прототипов.

Однако, поскольку омоте и ура это всего лишь способы выражения самой жизни, то если хорошенько присмотреться, мы можем найти подобные аспекты и в западной культуре. Средний человек в большинстве вещей обычно видит только их омоте проявление, и без тренировки и внимательного рассмотрения ура даже такой тривиальной вещи как напиток остается для такого человека непостижимой или скучной. Если вы предложите мне, абсолютно не пьющему человеку, глоток вина, то возможно, единственное, что я смогу сказать, будет что-то типа: «По вкусу напоминает алкоголь» (то есть это только омоте данной вещи). Дайте попробовать то же вино ценителю этого напитка, и он наверняка расскажет массу интересного об этом вине, объяснит нюансы, недоступные несведущему в этой области человеку, использует массу метафор, чтобы более точно передать картину (это уже ура).

Омоте и ура, видимое и невидимое, красноречиво свидетельствуют о влиянии Даосской космологической концепции инь-ян на огромное множество японских культурных форм. Но это далеко не все, омоте и ура раскрывают нам подлинную природу существования. Мы живем в мире относительности, мире дуализма, который произошел из единой вселенной, представляющей собой абсолют. Наш относительный мир/абсолютная вселенная, омоте/ура, инь/ян, даже начало и конец представляют собой разные стороны одной и той же монеты, которой является жизнь. Это не один и не два.

Мио и йуген

Выполняя техники До, мы познаем Путь, используя конкретную форму До в качестве инструмента. В процессе практики мы можем испытать момент совершенства – момент, не поддающийся никакому описанию. Для описания неописуемого в японских искусствах и Пути используется мио.

Мио обозначает что-либо «мистическое», «экстраординарное» или «изумительное», но как и со всеми словами, касающимися описания форм До, эти понятия лишь намекают на истинное значение мио. В некоторых книгах по японской культуре и искусству упоминается связь мио с Ки-ин, то есть «духовным ритмом», или более буквально – с «ритмом Ки». В общих словах, Ки-ин описывает чувствительность и гармонию с Ки на всех уровнях. Когда практикующий икебану чувствует и объединяется с ритмом природной Ки, он способен выразить в своем искусстве сущность самой вселенной. Если он понимает ритм и изменения Ки растений и цветов – их развитие, упадок и смерть, то, как они изменяют чувство и форму в соответствии со временем года, – тогда у него получится правильно расположить цветы. В практике кадо ученик высвобождает дух всех цветов, а на самом деле дух самой природы. В рисовании чернилами или в каллиграфии, когда практикующему удается поддерживать плавное и ритмичное течение Ки и внимательное отношение к своей работе, происходит объединение сознания и тела, и следовательно, гармония искусства. С этой точки зрения шодо представляет собой несравненно большее, чем просто выведение красивых линий на бумаге: работа показывает жизнеутверждающий ритм и движение, которое отражает ки-ин и мио даже спустя века после ее создания.

Ки-ин соответствует ритму Ки на личном и неличном уровнях. Каждый вид деятельности имеет свой уникальный, свойственный только ему ритм; даже те действия, которые, на наш взгляд, не имеют ничего общего с ритмом (например, письмо), имеют свой индивидуальный ритм, который не всегда можно увидеть, но можно почувствовать. Правильный ритм, соответствующий мио, это то, что эксперт будо Сенсей Карл Скотт определил как «правильное место, правильное время, правильное состояние сознания». Когда мы чувствуем и поддерживаем правильный и естественный ритм данного рода деятельности, в правильном месте и в правильное время, мы получаем мио.

Йуген тесно связано с мио и более полно объясняет это понятие. Йуген подразумевает что-либо «мутное, неясное». И тем не менее, эта неясность не значит беспросветную тьму, а скорее состояние, находящееся за пределами разумного объяснения, но в то же время посильное для человеческого переживания.

Хотя это состояние и трудно описать, йуген можно почувствовать точно так же, как мы можем увидеть и познать синеву неба, даже если оно покрыто тучами. Надо понимать, что «неясная, затуманенная» сущность понятий «мио» и «йуген» совсем не преуменьшает их значимости.

Вся природа жизни бесконечной вселенной не подвластна логическому пониманию, но наша тяга к неизвестному и непознанному от этого нисколько не уменьшается.

Формы До открывают нам свой высший уровень только в состоянии объединения сознания и тела, состоянии гармонии с собой и вселенной. Когда такое состояние находит свое выражение в искусстве, создаются работы, резонирующие с ощутимым движением или вибрацией: Ки-ин. Эффект и чувства, получаемые при этом, невозможно описать словами, и в этом смысле они загадочны и непостижимы (мио). Это состояние позволяет нам заглянуть в загадочный мир йуген – мир, лежащий за пределами тотальности существования, мир многоуровневой жизни, далекий и непонятный. Те, кто серьезно практикует ту или иную форму Пути, иногда могут почувствовать это состояние при выполнении, казалось бы, обыденных действий. Этого и следует ожидать, так как Путь подразумевает искреннее переживание каждого момента жизни в настоящем, а не постоянную заботу о достижении чего-то потустороннего и непонятного.

Мио превращает простые действия чайной церемонии, шодо или будо в истинное искусство. При правильной практике эти искусства приобретают ясно ощутимую ауру, которую можно почувствовать, но невозможно описать. В случае с мио важным является то, как много ты делаешь, а не что именно ты делаешь, или возможно, что и как ты делаешь одинаково важно. Но это понимает далеко не каждый, точно так же, как не все замечают неописуемый процесс образования облака, которое исчезает так же быстро, как и появилось.

Несколько примеров, я думаю, помогут прояснить природу мио и йуген. В середине восьмидесятых я впервые принимал участие в Кокусай Шодо-тен, международной выставке каллиграфических искусств, спонсируемой Какусай Шодо Бунка Корю Куокай. Мой учитель был вице-президентом нашей группы, и я вместе с ним должен был получать награды, поэтому мы встретились на выставке в Урайсау, возле Токио.

Сенсей предложил перекусить вместе с Уено Сикушу, президентом Какусай Шодо Бунка Корю Куокай. У Сенсея Уено был диабет, он был очень стар и слаб. Во время ланча я вдруг осознал, что Сенсей Уено протянул мне и держал довольно тяжелую тарелку. Несмотря на то, что его рука была очень тонкая, она ни разу не дрогнула. Во время еды я наблюдал за тем, как он держал свою чашку и палочки для еды. Я ни разу не заметил ни малейшей дрожи в его руках. Когда я рассказал о моих наблюдениях своему учителю, он лишь пожал плечами и сказал: «Ничего удивительного. Просто постоянная практика шодо». В этом простом комментарии кроется суть мио.

Другой пример относится к тому времени, когда я изо всех сил старался добиться более мощного проявления энергии в своих иероглифах, не жертвуя при этом спокойствием самой работы. Во время одного из занятий я увидел, как мой учитель Сенсей Кобара Рансеки без малейших колебаний, одним решительным движением кисти сделал линию, являющуюся просто образцом мио в шодо. Стороннему наблюдателю его движение могло показаться всего лишь быстрым мазком кистью, но для меня, столько раз пытавшегося добиться именно такого эффекта, это было несравненно большим. В течение всего последующего занятия учитель периодически делал это же движение кистью, правда, при разных условиях. И каждый раз результат оставался прежним – тот же энергичный, но одновременно и абсолютно спокойный эффект, неизменно на том же самом месте, причем каждый раз. Что еще более примечательно, так это то, что иногда он добивался подобного эффекта, будучи, казалось бы, полностью поглощенным разговором со студентами, иногда даже не глядя на бумагу. Я никогда не спрашивал Сенсея Кобара о его удивительной способности, потому что знал, что ответ всегда будет: «Постоянная практика шодо». Когда-нибудь слышали высказывание, что секрет кроется в мелочах? Так вот это и есть мио.

Му

Так же как чувствование мио не поддается готовому описанию, так и сущность абсолютной вселенной не поддается названию. В До, представляющем собой особую форму выражения Пути вселенной, слово «му» наводит на мысль о природе вселенной. Связанное с Буддизмом, но отнюдь не ограниченное только этим учением, понятие «му» значит «вакуум, пустота», «ничто» как в космическом, глобальном смысле, так и в контексте повседневности.

Му это непознанное, но не непознанное, находящееся за пределами человеческих чувств; являясь постоянно меняющимися и полностью не познанными аспектами его, мы сами принадлежим неизвестному. Му это вакуум, но вакуум не пуст. Что-то, заключающее все, и поэтому не поглощающее ничего, не одна вещь, а все. Если я существую как часть всего, то индивидуальность Я растворяется в тотальности всего. «Я не существую» означает, что «Все существует». Я ничто; Я все. Я вселенная; вселенная это я. Кеннет Йасуда в Японском Хайку объясняет: Когда кому-то удается увидеть, например, замечательный закат или прекрасный цветок то этот человек настолько счастлив, что просто стоит без движения. Это состояние сознания можно было бы назвать «ах-красота», потому что наблюдатель может издать всего лишь один единственный восторженный возглас длинною в один такт дыхания: «Ах!» Объект захватил его, и он думает только лишь о формах, цветах и тенях… в этом состоянии решительно нет ни места, ни времени для размышлений, или суждений, или даже для чувств смотрящего. Накамура Темпу испытал то же чувство, когда жил в Гималаях, и в своей системе японской йоги Шин-шин-тойцу-до он назвал это состояние муга ичи-нен: «ни себя, ни мыслей». Возвращаясь к примеру Йасуды, закат – это момент, в котором наблюдатель и наблюдаемый им объект сливаются в одно целое. В этот момент единения нет самосознания, которое могло бы отвлечь, оттянуть наблюдателя от объекта, не дать ему получить этот опыт; этот момент «Ах!» можно почувствовать и испытать только когда мы перестаем существовать отдельно от получаемого нами опыта, от наших переживаний. Вот это и есть муга.

В практике Пути культивируемые качества, такие как, например, способность к концентрации, необходимые для достижения муга ичи-нен, также значимы, как собственно и сама конечная цель. Чтобы сконцентрировать Ки на каком-то роде деятельности и достичь муга ичи-нен, необходимо научиться избавлять ум от отвлекающих мыслей и воздействия внешних факторов; если сознание поглощено звуком или мыслью, оно больше не в состоянии концентрироваться на приготовлении чая, работе с цветами, игре на шакуха-чи. Даже попытка использовать сознание, чтобы освободить его, то есть какое-либо сознательное усилие, тоже является отвлекающим фактором.

Представьте, что вы находитесь в переполненном шумном ресторане и вдруг замечаете, что в доме напротив начался пожар. Пока вы смотрите на огонь, вы не думаете об окружающих вас людях и не слышите звуки ресторана; они осознаются вами, но вы полностью концентрируете свое внимание на огне. В состоянии муга ичи-нен внешние раздражители и внутренние мысли подобны спешащим мимо вас людям, а огонь это ваша работа над своим искусством – одна-единственная мысль. Мы «наблюдаем» за моментом и «ничего не делаем». В медитации неважно, какие приходят мысли или появляются внутренние конфликты – ничего не делайте. Не пытайтесь силой изменить или остановить их. И ничего не делайте в попытке успокоить сознание, заглушить страхи или решить конфликты – все это означает делать что-то, производить какие-то действия. Это ведет только к еще большему напряжению и мешает увидеть действительную природу мыслей и внутренних конфликтов. Истинное внимание не имеет мотивов.

Концентрация на наблюдении или слушании не подразумевает приложения усилий. Сознательное усилие отвлекает нас от того, что происходит в настоящий момент. Произвольная концентрация, которая получается, когда человек «потерян» в моменте, когда его внимание целиком и полностью захвачено музыкой или рассказываемой историей, или зрелищем подобным, например, бушующему огню, естественна по своей природе, не требует специального усилия. Эта идея легкости в чем-то созвучна муи – термину, который, как считается, пришел из Даосизма. Йоел Хоффман в «Японских Поэмах Смерти» определяет это состояние следующим образом:

Даосы определяют правильное действие как «недеяние» (кит. – ву вей, яп. – муи), что, однако, не значит, что надо «сидеть спокойно и ничего не делать». Скорее здесь имеется в виду действие, в естественный ход которого ничего не вмешивается, ничего ему не препятствует – действие такое же естественное, как и рост подсолнуха.

Здесь автор указывает на то, что подсолнух вырастает высоким благодаря своей природе, без чьей-либо помощи; нам не нужно каждый день тянуть его вверх, чтобы он стал таким. В отношении сидячей медитации муи на самом деле значит «сидеть спокойно и ничего не делать», но смысл здесь в том, чтобы показать, что «ничего не делать» не обязательно значит «не делать чего-нибудь». Природа подсолнуха такова, что он вырастает очень высоким, и для этого не требуется прилагать никаких усилий.

Концепция му это не чисто даосская концепция, аналоги можно найти, например, в Буддизме. Есть хорошо известная сутра, в которой говорится о форме, приобретающей пустоту, и пустоте (ку), принимающей форму. Эта пустота может именоваться как ку, так и му, что, в общем-то, одинаково.

Идея пустоты и формы, упоминаемая в этой сутре, находит свое отражение и в практике Пути. Например, икебана это не только расположение цветов и веток в соответствии с определенной идеей, но также и организация пустого пространства. Когда я изучал бонсай, мне часто говорили, что надо оставлять достаточно свободного пространства и подрезать ветки таким образом, чтобы между ними могла пролететь миниатюрная птичка. Пустое место, которое в западных искусствах считается упущенным, в искусствах и практике Пути, да, в общем, и во всей японской культуре считается очень важным, ему уделяется очень много внимания. Опять же практически везде мы можем найти пример того, насколько важную роль играют пространство и его правильная организация и заполнение.

Часто мы замечаем что-то только тогда, когда это что-то отсутствует. Например, я живу в сельской местности у въезда в долину. В определенное время года звук сверчков слышен всю ночь очень далеко. Этот звук настолько привычен для большинства людей, что мы его просто не замечаем. Тем не менее, когда я еду поздно ночью на велосипеде через долину, мое присутствие пугает сверчков, и они внезапно замолкают. И именно в этой наступившей тишине, можно сказать пустоте звука, первое, что я слышу, это трель сверчка, возобновляющего свою игру.

В японских искусствах необходима гармония, баланс между формой и пустотой, ин-йо, инь-ян. Реальность, как однажды заметил греческий философ Гераклит, в основе своей не содержит противоположностей, и в До мы тоже видим это цельное соединение пустоты и материи, отражающее саму жизнь. Новичок в японских искусствах имеет свободный, не отягощенный предрассудками ум и энтузиазм, но его техника еще очень слаба. Позже, с приобретением опыта и навыков, могут появиться самосознание и нехватка спонтанности и непосредственности. Но если ученик продолжает заниматься, лежащие в основе учения принципы усваиваются, и он снова возвращается к состоянию сознания новичка. Мастер начал с бесформенного состояния, приобрел форму и снова вернулся к бесформенности. Отсутствие формы – форма – отсутствие формы, как сказано в Ханнайа Шин-гуйо Сутре: Шику соку дзе ку, ку соку дзе шику – «От формы к пустоте, от пустоты к форме».

Сен но Рикью, основатель чайной церемонии в том виде, в каком ее практикуют сегодня, на чьи взгляды оказало большое влияние учение Дзен, так описал эту концепцию:

Кейко това Ичи йори нарай Йу о шири Йу йори каеру Мотто но сонно ичи. В твоей практике Начинай с изучения одного И продолжай, пока не поймешь десять, От десяти ты должен вернуться К самому первому, к тому, с чего начал.

В шестом веке индийский мудрец Нагархуна написал о буддийской секте Мадхуамика и указал на му. Как и большинство первых буддистов, он придерживался идеи взаимозависимости всех созданий. По его словам, если все существует во взаимосвязи со всем, то нет ничего, что могло бы существовать отдельно от других и в себе самом. Другими словами ты, каждое другое существо и я определяемся в сравнении с тем, чем мы не являемся. А без присутствия других такого отличия достичь невозможно. Мы все. Мы ничего. Му.