Текст книги "К третьему полюсу"

Автор книги: Гюнтер Оскар Диренфурт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Разведчикам из группы Хиллари, ослабленной болезнью, Лоу и Уэстмекотта, пришлось нелегко: снегопады с тупой методичностью обрушивались на Кхумбу после полудня и так было каждый день. Подготовленный в итоге больших усилий путь назавтра приходилось прокладывать заново. Предстояло не только найти лучшее направление и промаркировать трассу, но и вырубить надежные ступени, по которым пройдут к высотным лагерям нагруженные шерпы. Наконец, после казавшихся бесконечными блужданий то вправо, то влево альпинисты установили 16 апреля две палатки на высоте 5900 м. Это был лагерь 2.

Вслед за ними, ориентируясь на красные, желтые и черные флажки, пестревшие среди ледяных глыб, Хант в сопровождении Анг Намгиала поднялся к вновь разбитому лагерю.

В это же время Хиллари, Лоу и Бенд прошли до устья Западного цирка, закончив в основном разведку пути через ледопад.

22 апреля было днем больших работ по всем направлениям: Хант после ночлега в лагере 2 вышел к верховьям ледопада, где предстояло разбить лагерь 3. С ним шли Уэстмекотт и пять шерпов, которые несли на своих плечах все, что было необходимо для оборудования лагеря. Присоединившемуся к ним Хиллари вместе с Уэстмекоттом предстояло после установки лагеря 3 произвести здесь необходимые «дорожные работы».

Новое осложнение. На всем пути лежал свежий снег, за пять дней, прошедших с 17 апреля, когда был пройден этот участок, не осталось никаких следов. Передняя двойка брела, погружаясь по колено в пушистый, несмерзшийся покров. За ними, уминая снег, прокладывая след, двигались остальные.

Характер поверхности Кхумбу отличается здесь от нижней части, отметил Хант. Ниже второго лагеря ледник раздроблен на мелкие куски, а здесь альпинисты двигаются между массивными глыбами.

Они вышли из впадины, чтобы повернуть к ледяному утесу с квадратной макушкой, который кренился книзу, отделившись от матерого льда. В заполненной глыбами чистейшего льда ложбине они приметили на стенке удобную для спуска узкую площадку, но весь выход из этой впадины альпинисты оценили как «самый опасный участок всего пути между базовым лагерем и Западным цирком».

Все выше поднимались альпинисты по крутому семиде-сятиметровому склону, внимательно вглядываясь в узкий проход, стиснутый ледяными глыбами.

Над проходом высился пятнадцатиметровый отвес крутого серака, под ним трещина такой внушительной глубины, что куски льда, которые отбивали, расчищая себе проход альпинисты, с долгим грохотом летели в темную пропасть. Впрочем, когда путники миновали ледяную глыбу, открывшаяся картина не была обнадеживающей: все выше уходила линия сераков, которая, если ей следовать, вывела бы альпинистов под обстрел лавин, сходящих со склонов Нупцзе. Вертикальная трещина, темневшая на льду, отмечала места, где со временем отделятся и придут в движение массы льда. Эту уходящую кверху трещину умело использовал на своем подъеме Хиллари. Пользуясь вырубленными им ступенями, путники миновали расселину и двинулись на поиски площадки для лагеря 3.

Открывшееся перед ними ледяное поле медленно сползало к краю цирка и, разделившись на несколько частей, стекало ниже. Хант с Да Намгиалом вышли к широкой трещине, отделявшей поле от расположенного выше плато. По нависшему над трещиной надежному мосту они вышли к широкой впадине. Ряды склонившихся сераков достаточно удалены, лавины не долетят: хорошее место для лагеря 3 (6160 м)!

Всех волновал один вопрос: каким будет дальнейший путь к цирку и поэтому Хант, Хиллари и Бенд, не задерживаясь на месте будущего лагеря, двинулись, пересекая многочисленные трещины, разрывающие поверхность ледника. Выше поверхность цирка была ровной.

Ледопад остался позади, а по словам Хиллари, участвовавшего в экспедиции Э. Шиптона (1951 г.),состояние ледопада за два года заметно ухудшилось. Ледник живет своей собственной жизнью, и поэтому каждый переход по казалось бы известному пути почти всегда будет здесь «новым» и «первым».

Навстречу Ханту вышел, радостно улыбаясь, невысокий шерп с морщинистым лицом, покрытым щетиной седых волос. Это был прославленный Дава Тхондуп, участник многих гималайских экспедиций, начиная с 1933 г. Орден отмечал мужество, проявленное им в дни страшной катастрофы 1934 г. на Нанга-Парбат (см. стр. 170-173). Он был участником экспедиции 1950 г. на Аннапурну, а за год до англичан поднимался на Южную седловину Эвереста. Хант был искренне рад приходу шерпа, которого он знал по прежним экспедициям в Каракоруме и Сиккимских Гималаях.

Три недели! Этот срок отводился разработанным в Лондоне планом на заброску всех грузов в Западный цирк. К 1 мая радиослужба начнет передачу сводок погоды, но в последних числах апреля руководители экспедиции вынуждены были вести операции, не имея представления о том, каким же запасом времени они располагают. Дата прихода муссонов оставалась неизвестной, но Хант планировал окончание всех операций к середине мая. «15.V» – вот срок, к которому все должно быть готово для решающего штурма последнего предмостного укрепления – вершинного гребня и самой вершины.

Исходя из этого и был намечен план движения альпинистов и шерпов к Седлу. Поднять в промежуточные лагери вплоть до верховьев цирка столько продовольствия и снаряжения, чтобы его хватило до конца мая. Если же экспедиция задержится дольше этого срока и муссоны будут милостивы к ней, придется посылать шерпов за пополнением.

«Подсчеты показывают, что, если не будет никаких задержек из-за плохой погоды, непредвиденных изменений в маршруте или заболеваний среди носильщиков, то к середине мая мы не только закончим заброску грузов к предполагаемому месту расположения верхнего базового лагеря, но и сможем найти время для отдыха».

Такими словами вечером 22 апреля во время ужина в общей шатровой палатке подытожил Хант план действий.

28 шерпов (всего их было 39) разделили на четыре группы, которые двигаясь «челноками», должны были день за днем поднимать все выше грузы. Бурдиллон и Уайли, Уорд и Уэстмекотт, Бенд и Тенсинг возглавили их. «Я хочу, чтобы при преодолении известных опасных мест на ледопаде и в районе предполагаемых скрытых трещин в цирке, – подчеркнул начальник экспедиции, – шерпы не подвергались опасностям, которые бы не разделялись нами!»

По плану организации лагерей к 2 мая заканчивались транспортные операции на ледопаде, и после короткого отдыха в самом нижнем лагере три группы из четырех с 3—5 мая расширяли зону действий и переходили в цирк. На ледопаде оставалась одна группа. К 14 мая вся группа восхождения должна была сосредоточиться у верхней базы (лагерь 4), а грузы еще выше, в лагере 5 у подножья Лхоцзе (6705 м) для подъема на Южную седловину.

Утром, вооружившись четырехметровыми жердями, добытыми в окрестностях Тьянг-Бочи, группа Уайли вышла в путь навести переправы через все большие трещины, а лестницы использовать выше третьего лагеря.

К 24 апреля группа сильнейших – Хиллари, Тенсинг, Эванс и Хант – начала подъем к Западному цирку, имея свой целью наметить путь вплоть до его верховьев.

На этом пути особенно тяжело пришлось высотным носильщикам. В хаосе, где с опаской и осторожностью продвигались альпинисты, шерпам пришлось тащить на своих плечах четырехметровую лестницу. Нойс забыл гаечный ключ, и они не могли разъединить секции. К вечеру этого дня Хант решил подняться и разведать дальнейший путь. Лестница была, наконец, развинчена, и разведчики двинулись в путь, неся три звена. Соединив их у широкой трещины, они осторожно опустили лестницу и по одному переправились на другую сторону.

Чем ближе к центру ледника, тем более гладкой становилась его морщинистая поверхность. Еще несколько десятков метров, и альпинисты остановились, опираясь на ледорубы: перед ними уходил ввысь, залитый вечерними лучами монументальный, внушительного вида склон Лхоцзе с припудренными снегом грядами скал.

Поверхность была сравнительно ровной, и альпинисты шли, придерживаясь южного края ледника. Двигаясь здесь, они обходили стороной высившуюся впереди ступень небольшого ледопада, отмечавшего свое падение паутиной огромных трещин и ледовых стенок.

К полудню 26 апреля альпинисты оказались над небольшим ледопадом. Где-то здесь под снежным плечом, резко выделяющимся на западном гребне Эвереста, год назад располагался лагерь 4 швейцарской экспедиции. Хант и его спутники занялись раскопками, извлекая из-под снега многочисленные банки. Здесь были отлично сохранившиеся бекон и консервированный хлеб, молочный порошок и джем, пеммикан и твердое топливо для кухонь.

Горка грузов, которую спустившись в лагерь 3 с явным удовлетворением увидел Хант, была уже вдвое больше того, что могли бы взять за один прием носильщики, действовавшие начиная с этой высоты. Впрочем, это и была та диспропорция, которую предусматривал план, и на этом этапе она должна была возрастать день ото дня.

День за днем циркулировали по ледопаду нагруженные шерпы. За девять суток каждая партия шесть раз поднялась в лагерь 4, и Хант отлично понимал, что значит подъем в удушающей жаре по свежевыпавшему снегу, когда после нескольких часов движения на леднике человека охватывает то состояние непреодолимой апатии, которое физиологи называют «ледниковой усталостью». Но они безропотно выполняли работу, появляясь то в третьем, то в верхнем базовом лагере, сбрасывая тюки и ящики, на которых стояли цифры III, IV, обозначавшие станции назначения.

Работу осложняли не только снегопады, но и неожиданный кризис со снаряжением: было сломано 12 пар кошек, а новую партию удалось бы получить не раньше, чем через несколько недель.

Первые дни мая Хант, Бурдиллон и Эванс начали разведкой стены Лхоцзе. Это было в какой-то мере и репетицией штурма Эвереста, ибо, продвигаясь на высотах, превышающих достигнутые до этого времени, альпинисты могли испытать кислородные приборы обеих моделей. Разрешив обе эти задачи, можно будет принять окончательный план штурма.

Эванс и Бурдиллон, вооружившись аппаратами с закрытой циркуляцией (см. стр. 219), вышли в путь, намереваясь остановиться возможно ближе к Седлу. Сопровождавшие их Уайли и Уорд должны были идти с аппаратурой открытой Циркуляции, производя попутно физиологические наблюдения для Пафа. Семь наиболее выносливых шерпов несли грузы, и Уайли мог оценить тех, кеми он будет руководить в дни решающего наступления.

Хант с Эвансом и Бурдиллоном вышли 1 мая к цирку, чтобы оборудовать лагерь 4 там, где находилась известная под этим названием груда тюков на пути к стене Лхоцзе. При выходе из лагеря 3 выбыли из строя два заболевших шерпа – Топки и Да Намгиал. На долю каждого приходился теперь груз в 23 кг и пришлось затратить немало сил на протаптывание тропы в снегу. Несмотря на это, альпинисты добрались до лагеря 4 на час быстрее, чем во время разведки. Сказывалось целительное действие кислорода.

Разглядывая тянущийся по склону Лхоцзе наклонный желоб, засыпанный глубоким пушистым снегом, Эванс наклонился и вытянул из-под снега обрывок репшнура. Это были веревочные перила, обозначавшие начало осеннего маршрута швейцарской экспедиции.

Находка облегчила поиски направления подъема. Но дальше на пути встала отвесная ледовая стена, где каждый метр продвижения походил на лазание по трудным скалам. Вышел из строя кислородный прибор Уорда, и он отстал.

Путь шел к ледовому камину, усеянному крючьями, довольно точно указывавшими направление маршрута швейцарцев. Для того чтобы вырубить ступени, идущему первым Бурдиллону приходилось то и дело сгребать толстый слой рыхлого снега.

В это время кончился кислород в баллонах Уайли, и он тоже вышел из строя.

Бурдиллон и Эванс дошли до узенькой полки, на которой порывы ветра шевелили оранжевую ткань, висевшую на металлической стойке. Это были остатки шестого лагеря швейцарцев.

Осматривая площадку, альпинисты нашли четыре заряженных баллона с кислородом. Швейцарцы считали, что оставили их выше, в лагере 7.

Вскрыв баллоны, восходители отдохнули за ночь, воздавая хвалу своим коллегам из клуба «Андрозасс», заочная встреча с которыми позволила им угощаться медом и пользоваться кислородом, неоценимым на этой высоте.

Утром, продолжая подъем, они достигли высоты 7315 м и спустились вполне удовлетворенные результатами.

Теперь из лагеря 3, где сосредоточилась основная масса грузов, 14 высотных шерпов и 3 их руководителя-альпиниста должны были начать заброску в лагери 4 и 5, первый из которых должен был превратиться в верхний базовый лагерь. Сводки погоды, которые ежедневно передавало индийское радио, были неутешительными: в каждом прогнозе неизменно фигурировали «снежные шквалы», заставлявшие субвысотные команды снова и снова прокладывать тропу.

Вечером 6 мая спустились изрядно уставшие, но преисполненные уверенности Эванс и Бурдиллон. Многое стало ясно после их разведки, Хант смог собрать в большой палатке альпинистов, и они услышали план дальнейших наступательных операций.

Было очевидно, что наличные ресурсы (людские и материальные) не позволят предпринять больше двух последовательных попыток. В том случае, если придется выйти в третью атаку, нужно отойти в ближайший тыл, отдохнуть, пополнить запасы. Поэтому Хант сначала было решил «объединить две первые попытки в один мощный удар, эквивалентный двум отдельным попыткам». Что делать в случае неудачи? Спуститься, собраться с силами для двух новых последовательных попыток.

Но удастся ли при этой тактике «залпов» использовать недолгий период хорошей погоды, когда она, наконец, придет? Не будет ли этот план громоздким, лишенным гибкости и маневренности?

Было принято новое решение. Две попытки предпринимаются в тесной взаимосвязи, но с самым минимальным интервалом во времени и пространстве. Вторая группа как бы подстраховывает первую, чтобы при неудаче тут же, без раскачки выйти на штурм. Нельзя терять на отступление с Южной седловины ни времени, ни физических и моральных сил, не поддающихся точному учету. Само восхождение на Южную седловину – подвиг, требующий огромных усилий.

В каждую штурмовую группу войдут два альпиниста. Было заманчиво усилить группу, довести ее состав до трех или даже четырех восходителей, но людей не хватало, тем более что каждую штурмовую группу должна сопровождать вспомогательная: ее участники подносят грузы, встречают людей при возвращении, в случае надобности способны выйти на помощь терпящим бедствие.

Интервал между выходом на вершину двух штурмовых групп не может быть меньше двадцати четырех часов: Ведь так трудно забросить грузы в верхние лагери, и они будут располагать ограниченным количеством снаряжения и мест для сна и полноценного отдыха.

Хант познакомил с графиком движения по дням, напомнив, что он не хочет, чтобы иная причина, кроме ненастья, могла задержать любую группу на седле. «Это очень важно! – подчеркнул он. – Каждый день задержки на седловине угрожает физическим изнеможением и потребует дополнительных ресурсов питания».

Было решено, что кислородом начнут пользоваться с лагеря 5 (6700 м). Все лагери над цирком получат такие баллоны с «ночным кислородом», здесь пригодятся лежащие на больших высотах запасы швейцарцев. Специальные легкие маски будут использоваться участниками штурма в течение всей ночи, норма кислорода – 1 литр в минуту – позволит им легче переносить холод, спокойно спать, сохранить силы.

Хант сообщил, что первыми двинутся на штурм Чарльз Эванс и Том Бурдиллон с аппаратами закрытой циркуляции (см. выше). Немедленно следом за ними выйдут Эдмунд Хиллари и Тенсинг с аппаратами открытой циркуляции. Хант еще раз напомнил, что он придает исключительное значение установке лагеря на возможно более высокой точке юго-восточного гребня. Он полагает, что это может быть высота, близкая к 8540 м. Впрочем, есть много не поддающихся планированию обстоятельств, среди которых не последним будет рельеф неведомого гребня: найдется ли здесь площадка для палатки?

Сознавая значение последнего этапа операций, Хант объявил, что он вместе с двумя шерпами образует вспомогательную группу для поддержки первой попытки, Грегори с тремя другими шерпами будет обеспечивать атаку Хиллари и Тенсинга. Было решено, что вторая группа должна подняться на Седло в тот самый день, когда сюда спустится первая «двойка», независимо от того добьется ли она победы или же потерпит неудачу. Окончательное решение о второй попытке будет вынесено на месте действий.

Вечером предстояла связь с нижними лагерями, но уверенность Ханта подверглась первому испытанию, когда он услышал в наушниках встревоженный голос Лоу. Первая новость, о которой он сообщил, была болезнь Бенда; его необходимо немедленно эвакуировать из лагеря 3. Таким образом, группа Лоу еще не вышла на стену, а в ней уже не хватало одного, к тому же ценного участника. Ни Уорд, который только что пришел с разведки, ни кто-либо другой не могли сейчас заменить заболевшего.

9 мая Хант и Хиллари вышли, чтобы выпустить группу Лоу на стену Лхоцзе. Они обратили внимание на изменения, произошедшие в привычном им пейзаже.

На горизонте у откоса той террасы, где расположились палатки второго лагеря, не торчали больше похожие на скрюченные пальцы ледяные зубья. Огромный серак обрушился! Нет больше этого ориентира, который, словно верстовой столб, служил вехой тому, кто шел сквозь туман или отыскивал занесенные снегом вчерашние следы.

Все изменилось за те недолгие дни, пока они не были на Кхумбу. Там, где тянулись ровные ледяные поля, теперь зияли пасти вновь открывшихся трещин, и нечего было думать о переходе, пока не наведут деревянные мосты. «Ледник развил невероятно интенсивную деятельность», – сообщил Грегори, которому с его субвысотным отрядом предстояло подниматься к верховьям ледопада.

Группе Нойса было дано срочное задание: ремонт «путей» и «мостов». Орудуя ледорубами, словно топорами, шерпы подсекли «под корень» наиболее опасный серак, и он упал, точь в точь как падает подрубленная сосна, засыпав весь путь осколками. Впрочем, после удара, от которого вздрогнул ледник, неожиданно обвалился и деревянный мостик над трещиной.

Хант узнал, что после трудного пути носильщики не остаются на ночь в лагере 3, хотя после нового перехода они добираются до базового лагеря без сил. Неужели же они не хотят с удобством отдохнуть, чтобы начать спуск утром? Нет! Палатки лагеря 3 напоминают альпинистам приют на вулкане: ледник не утихает даже ночью, и шум передвигающихся льдов не дает забыться во сне; именно в одну из ночей трещины неожиданно зазмеились под палатками.

«Погода меняется только к худшему», – сообщали– по радио те, кто находился в более высоких лагерях и могли наблюдать ползущий в несколько ярусов туман и темные, несущие снегопады тучи. Путь, который группа с грузом обычно проходила за три часа, теперь потребовал у Хиллари четырех с половиной.

Каждый раз, обращаясь к своим дневникам, и Хант, и Нойс, и Хиллари отмечали поражающую их стойкость и мужество шерпов, готовность этих людей браться за выполнение любой поставленной перед ними задачи.

«Оружие Эвереста – дурная погода замедлила наше движение, но не смогла остановить его», – сообщал Хант. Но около 10 мая вслед за прогнозом, которому никто особенно не верил, «снежные шквалы» внезапно окончились. Пришел час передислоцироваться всей экспедиции в верхний базовый лагерь. Хант по нескольку часов не отходил от радиостанции, распределяя между лагерями палатки и людей. Капризы прохождения радиоволн сказались в том, что было немыслимо установить прямую связь между четвертым и базовым лагерями, но Хант с удивлением отметил, что из лагеря 3 он может беседовать с лагерем 4 через Лоу, который находился в «орлином гнезде» лагеря 6.

Все выше уходила цепочка лагерей, хотя и медленно, но неуклонно: когда группа Лоу продвигалась по стене Лхоцзе, она набирала за час напряженной работы не больше 30 м по высоте. Стена стала теперь направлением главного удара, местом, где, словно в фокусе, были сосредоточены и все люди, и все усилия.

Все сильнее давала себя знать высота, но, к удивлению руководителя экспедиции там, где, казалось бы, никто не был застрахован от действия высоты, иные неожиданно обретали новые силы. Так было с шерпом Анг Ньимой, который ничем не выделялся среди своих сородичей ни в базовом, ни в третьем лагерях, но на неизмеримо более трудных склонах стены словно преобразился.

Наступил десятый день работ на стене. Теперь, когда прекратились снегопады, Эверест выпустил еще одного из своих злых духов – ветер. Он задувал в укрытом скалами лагере с такой силой, что о его приближении извещал грохот, напоминавший шум мощного железнодорожного состава в туннеле. Он, к удивлению не понимавших в чем дело наблюдателей, согнал со стены трех разведчиков. Лоу слегка обморозил руки, у Уорда нестерпимо закоченели ноги. Физиолог Паф высказывал опасение, что длительное пребывание Лоу на высоте более 7 тыс. м может сказаться на его нервной системе. 18 мая в верхний базовый лагерь поднялись Уайли и Тенсинг, доставившие палатки и снаряжение из нижних баз. Хант решительно назначил: завтра же Нойс с первой забросочной группой выходит на Южную седловину, к порогу восьмикилометровой высотной отметки, днем спустя по их следам выйдет отряд Уайли.

В случае удачи штурмовая группа сможет выйти 22 мая. Седьмой день стояла ясная погода и надо было использовать ее, пока не наступило ухудшение. Хант сознавал, что силы Лоу должны быть на исходе, а заменить его некем, иначе разрушишь сложившуюся столь удачно целостность штурмовых групп. «Медлить – значило искушать провидение»,– подытожил начальник экспедиции.

Снова Лоу и Уорд попытались пройти траверс стены, и опять она отбросила их. Было очевидно, что столь долгое напряжение – борьба с ослабляющим действием высоты, с неистовым западным ветром и холодом – сказалось на их выносливости. Одиннадцать дней Лоу при поддержке то одного, то другого альпиниста и своей группы шерпов вел эту борьбу, которая «должна была войти в историю, как эпопея мастерства и воли».

К 20 мая, когда в верхнем базовом лагере светило солнце и снег сверкал под его лучами, выше продолжал бушевать ветер такой силы, что он гудел в прикрывающих лагерь скалах, как тысячи органных труб. Группы Нойса и Уайли продвигались по стене. Хант видел, что стойкость и работоспособность шерпов на этом тяжелом участке превосходят самые оптимистические расчеты: не пользуясь ни каплей кислорода, с грузом в 23 кг они идут до высоты 7300 м. А в Лондоне и он и другие считали, что 14 кг на этих крутых склонах будет для них пределом!

Наблюдая со своего поста на высоте «6500» за действиями на стене, Хант решил в случае необходимости пойти на ломку плана. Если он увидит в бинокль, что отряд Нойса не в силах преодолеть стену и на траверс вышли только Нойс и Аннулу, наверх направятся два альпиниста из тех, кого он приберегает для завершающего этапа.

Так наступило холодное, но ясное утро 21 мая, когда даже ветер не бушевал более в верхних ярусах горы. Глаза всех, кто оставался в лагере 4, были прикованы в эти часы к безбрежным снежным полям, к разорванному вертикальной трещиной ледяному выступу и торчащему над ним сераку, за которым ютились палатки лагеря.

Хант был уверен, что группа выйдет из лагеря 7 возможно раньше (тогда они засветло смогут достичь цели), и тем более разочаровывающими были его наблюдения, когда вплоть до 10 часов утра он видел все те же белые поля и темные полосы трещин.

Алло!.. Что это?.. Несомненно, то были две темные точки, возникшие на белом фоне снегов. Вот они передвигаются вверх его охватило ощущение человека, открывшего новую землю.

Примерно в тысяче метров от него по высоте темнел на фоне неба красивый остроконечный снежный лик. Нет, это, не главная известная им вершина, но другая, предшествующая ей, та, что они называли «Южным пиком», или «Южной вершиной». Хант увидел, что это не «малый выступ на гребне», как писал он в своих лондонских проектах, но самостоятельная вершина.

Плато Седловины тянулось примерно на 350 м, крутые склоны вздымались на юг и на север, к Эвересту и Лхоцзе; страшный отвес спадал на восток, к леднику Кангчунг; на запад уходили склоны, обращенные к цирку. Хант не мог отделаться от странного ощущения, что он залезает в западню, которую напоследок припасла для них страшная гора.

Адский холод! На Ханте и его спутниках поверх теплого белья, шерстяных рубашек, плотных свитеров были надеты пуховые костюмы и по три пары рукавиц. И все-таки он чувствовал, что, если они не поторопятся установить палатки, ветер доконает их.

Что такое установка палатки для бывалого путника: это дело одной-двух минут!

На Седле, где из груды снаряжения, поднятого сюда группой заброски 22 мая, Хант вынул шатровую палатку, началась борьба, «которую он не забудет никогда». Оказалось, что он, Эванс и Бурдиллон не в силах справиться с этим «ужасающим ураганом», который больше часа вырывал у них из рук полотнища. Это было похоже на то, как мальчуганы пытались бы своими детскими руками поднять паруса большого брига в разгар шторма.

Они шатались, как пьяные. Все то и дело оказывались опутанными растяжками, а когда Ханту удалось, наконец, выбраться из этой паутины, он упал, споткнувшись о камень, и лежал, уткнувшись лицом в снег, не в силах даже повернуться на бок. Впрочем, рядом с шефом также в забытьи лежал на снегу Бурдиллон.

Лишь в сумерках они установили обе палатки и после новых четырех часов возни со льдом и примусом смогли вдоволь напиться лимонада, бульона, чая, какао.

Утром они решили отложить на сутки штурм вершины. Хант понимал, что если они, как и обязывал план, возможно раньше попытаются выйти в путь по гребню, то не успеют подготовить кислородную аппаратуру; не будут иметь за собой подкрепляющего их наступательный порыв надежного тыла в лице группы Хиллари; не смогут подготовить все нужные продукты и снаряжение.

Еще утром Хант положил на ближних скалах кассету с фотопластинками. Он помнил о просьбе профессора Эйгстера из Цюриха, которого интересовала интенсивность космических лучей на Эвересте. Первые замеры на пластинку были сделаны в лагере 7, теперь она была поднята еще выше, но, к огорчению Ханта, а в еще большей степени профессора, и поныне покоится на камнях Седловины, если ее не сбросило порывом ветра.

Начало штурма, назначенного на шесть утра 26 мая, выглядело неутешительно... Балу, один из шерпов, сопровождавших Ханта, лежал в самом плачевном состоянии и Да Намгиал подтвердил, что надеяться на его помощь не придется. Хант поднялся в 5.30, зная, что первыми должны выходить Бурдиллон и Эванс, ведь им предстоял более длинный переход, быть может, даже до вершины. Хант выглянул из палатки: никого! Кричать было бесполезно, никакой человеческий голос не мог быть услышан в реве и свисте ветра. Лишь в семь часов Хант и Да Намгиал покинули палатки и, опустив капюшоны, увидели Эванса: озабоченный и встревоженный тот продувал трубопровод и с ожесточением подгонял детали. Что случилось? Отказал клапан подачи. Только час спустя аппарат, наконец, заработал – Эванс приспособил не очень надежную деталь от механизма другой модели.

Не дожидаясь его, Хант с Да Намгиалом двинулись по направлению к гребню. Каждый нес более 20 кг груза, принимая по 4 литра кислорода в минуту. Они поднимались по гладкому, отполированному ветрами льду с вмерзшими камнями. Склон становился все круче, лед сменился плотным затвердевшим фирном.

Они двигались очень медленно, и Хант с тревогой отметил, что за полчаса поднялись не больше, чем на 45 м. И это в начале пути после ночного отдыха.

Он поглядел на вздымавшийся примерно в 300 м над их головами юго-восточный гребень и принялся отыскивать забитый снегом кулуар: разглядывая его на снимке в Цюрихе, он слышал от швейцарских альпинистов, что это единственно возможный выход на гребень. Однако по совету Да Намгиала они подошли к подножью того ребра, которое отходит от гребня там, где он вливается в кромку седловины.

Близ неглубокой подгорной трещины, где они остановились для отдыха, их обогнала вторая связка. Эванс и Бурдиллон поднимались быстро и уверенно, хотя кулуар становился все круче и в верхней части крутизна его достигала 50°. Они неутомимо вытаптывали ступени в рыхлом снегу, выбивали их в фирне, но тем не менее уходили все дальше от Ханта.

Штурмовая связка уже траверсировала верховья кулуара, чтобы выйти к подножью крутого скально-снежного склона. Хант с Да Намгиалом двигались все медленнее. Сделав пять-шесть убийственно медленных шагов, они останавливались, чтобы прийти в себя. Оба дышали с трудом и жадно ловили воздух широко открытым ртом.

Хант с Да Намгиалом миновали остатки еще одного лагеря швейцарцев, двигаясь по следам передовой связки среди несложных скал, которые покрывал сыпучий снег толщиной в 6-7 см.

Чуть выше пересечения гребня с продолжением кулуара, на скале, возвышающейся над трещиной, они сложили тур из камней, оставили палатку, продукты, керосин, запасные баллоны. Хант прибавил к этим запасам свечу и спички. Это было на высоте 8336 м.

Оставалось взвалить на плечи опустевшие станки и начать спуск по гребню, погружавшемуся в туман. Оба шатались. Оба были слабы. Не был ли причиной этого лед, который, как впоследствии обнаружил Хант, полностью закупорил шланг, соединяющий маску с аппаратом.

Спускаясь, они увидели нескольких альпинистов, которые пересекали склон Лхоцзе и направлялись к Седловине. Сомнений не могло быть: это вторая штурмовая группа! Несмотря на усталость, настроение явно поднялось. Уже на выходе из кулуара на плато Седловины, когда Хант и Да Намгиал останавливались на отдых после каждых десяти шагов, они узнали Хиллари и Тенсинга, но в этот момент колени начальника подогнулись, и он упал. Лимонад из фляжки Тенсинга и кислород – шесть литров в минуту – привели его в себя и он с интересом наблюдал за тем, как развивается первый штурм вершинного гребня.

Около 9 часов утра Эванс и Бурдиллон были у того уступа, где устроили первый привал Хант с Да Намгиалом. Итак, восходители за полтора часа набрали 400 м высоты и столько же оставалось им до Южного пика. Если они проходит почти 300 м в час, у них имеются реальные запасы времени на преодоление тех препятствий, которые могут встретиться на неведомом участке гребня перед самой вершиной.

Но ни Хант, ни другие наблюдатели не знали, что темп движения штурмовой группы замедлился. На плотном льду лежал тонкий слой свежего снега. Пришлось двигаться особенно внимательно и поэтому медленнее. Вопреки расчетам за два часа не удалось преодолеть и половину того расстояния, которое отделяло от Южного пика.