Текст книги "Гнев. История одной жизни. Книга первая"

Автор книги: Гусейнкули Гулам-заде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Ахмед, красноречивый парень, перед которым вряд ли устоит хоть одна красавица, вдруг оказался скупым на слова.

– Что же мне говорить, Ходоу-джан. Раз взял, значит, можно было… Допрашивали, потом били… Выпытать хотели, кому сдал боеприпасы вместе с лошадьми и подводами. Я ответил: знать ничего не знаю, никаких патронов и гранат не видел… Вот и все. Потом Гусо со своими ребятами нас выручил…

Затем Ходоу-сердар расспрашивает меня. Докладываю обо всем, что мы сумели сделать в Кучане: о встрече с Арефом, о прокламациях, про Аалам-хана. Если б не он, то вряд ли мы могли бы выручить Ахмеда и всех арестованных. Ходоу кивает, говорит:

– Такие, как мы обездоленные и голодные, везде есть, в каждой стране. Аалам-хан тоже, наверно, из таких… Но Индия – страна уже закабаленная, а мы не дадим заковать себя в цепи. Мы будем бороться за свою свободу!.. Мы следили за вами, друзья, – продолжает Ходоу-сердар. – Беспокоились, боялись, как бы не сгорели в кучанском огне. Но вы настоящие храбрецы. Ну ладно! – резко произносит Ходоу-сердар. – Вы не красотки, в излишней похвале не нуждаетесь. Поговорим о другом… Познакомлю со сложившейся обстановкой… Наши бойцы выдержали суровое испытание, Все вражеские наступления мы отбили. Наши командиры Аллавердн, Абдулали, Гулам-реза, Гусейн и другие мои верные помощники показали, как надо воевать. Наши отважные партизаны посеяли такой страх в лагере англичан, что вот уже третий день они не знают, как им быть дальше. Совещаются. Ночные налеты наших отрядов потрясли не только шахский дворец в Тегеране, но и королевский дворец в Лондоне. Гранитные стены Гиляна пока что недоступны врагам.

Ходоу-сердар вдруг замолчал, хотел что-то сказать и передумал. Затем произнес:

– Ладно, друзья, об этом после. А сейчас, Мирза-Мамед, веди всех в окопы, пусть там знакомятся с обстановкой.

Мы вышли из штаба. Я спрашиваю Мирза-Мамеда:

– Что он хотел сказать и умолчал?

– Думаю, Гусейнкули, какая-то опасность нависает над Гиляном. Боеприпасы на исходе, продукты кончаются. Лошадям корма тоже негде взять. Наверное, Ходоу изменит тактику борьбы… Так думаю, а вообще-то я знаю пока не больше твоего… Идем, сейчас познакомлю вас с пулеметчиками.

– А где они?

– Вон, на самых верхушках скал, там, где раньше жили лишь гордые орлы.

Сначала мы поднимались в гору, опираясь руками о колени, затем подъем стал еще круче – пришлось хвататься за камни, чтобы не полететь в пропасть. А перед самыми скалами мы поползли. На вершине горы – небольшая площадка. На ней шесть пулеметных гнезд. Совсем как орлиные. только покрепче. Пулеметы, захваченные у врага, установлены, так, что отсюда просматривается вся местность. Видна дорога, идущая к Гилянским воротам, палатки сипаев. Заметно, как вражеские солдаты ходят возле палаток. Вряд ли хоть один солдат из английской армии смог бы добраться до пулеметных гнезд. Если б их было тысячи тысяч и тогда бы не смогли взять эту заоблачную орлиную вершину.

Возле каждого пулеметного гнезда – походный телефон. Все телефонные аппараты, как и пулеметы, трофейные. Тянутся провода к штабу Ходоу-сердара, в эскадроны. При каждом пулемете – командир и два помощника. Пулеметчики сидят в укрытии, отдыхают, но не спускают глаз с предгорий и равнины, где расположен лагерь сипаев.

Ровно в дна часа дня начинается артобстрел. Мы как раз находимся на четвертой пулеметной точке. Наблюдаем, как внизу на равнине стреляют и попыхивают дымом пушки. Снаряды рвутся перед скалами или перелетают их. Попасть в пулеметное гнездо трудно. Мирза-Мамед спокойно поясняет:

– Англичане не знают точного расположения наших пулеметов. Стреляют наугад. Да и вряд ли навесным огнем они что-нибудь сделают. Гнездо можно разбить прямым попаданием, но для этого врагу надо взять гилянские порота, установить поближе орудия. Теперь пройдем на пятую точку, – зопет Мирза-Мамед, – Знаете, кто там командиром?

– Откуда нам знать. Мы в первый раз здесь! – говорит Аббас.

– Тогда для нас это будет сюрпризом, – смеется Мирза-Мамед и поторапливает нас. – Эй, командир, принимай гостей! – кричит он, не доходя до скалы, за которой укрылись пулеметчики.

Тотчас на зов выходит с биноклем в руках Суйрголь. Ба, друзья!.. Первого она почему-то обнимает Аббаса, а потом уж нас: меня и Ахмеда. С остальными здоровается за руку.

– Суйрголь, вы настоящий мужчина! – восторженно кричит Аббас. – Бы нисколько не похожи на себя. В Кучане, у отца Шамо мы вас видели совершенно и другом виде! Глазам своим трудно поверить!..

– Хватит быть женщиной, – шутливо и озорно отвечает она. – Женщиной я еще успею побыть, а вот мужчиной повоевать мне придется недолго. Как разобьем этих продажных шакалов, то опять придется надевать свои женские украшения. Вам ведь угождать надо!..

Медленно и как бы неохотно солнце скрылось за вершинами гор. В сумраке мы осторожно спустились вниз. В тягостном затишье над Гиляном наступила ночь. Мирза-Мамед повел нас в расположение своего эскадрона, чтобы передохнуть до утра. Эскадрой Мирза-Мамеда был в небольшом садике, который служил засадой для кавалеристом. Отсюда они нежданно набрасывались на сипаев, внезапными налетами отбивали их атаки.

Мы сидели у небольшого костра и неторопливо вели разговор. Я давно хотел узнать об Арефе, наконец спросил: где он и почему его здесь нет?

– Наш Ареф сейчас в Миянабаде, – тихо сказал Мирза-Мамед. – Там не меньше дел, чем здесь. Хлопотливая работа по снабжению армии, подготовка молодежи в ряды повстанцев – все это лежит на Арефе. Он больше всех связан с партией «Адалят», с газетами. Умный он человек, ей-богу!

Я слушал Мирза-Мамеда и меня распирало от гордости. Еще бы! Ареф – мой первый учитель и наставник. И не только мой: Ахмед тоже прошел у него школу любви к родине и ненависти к врагам. Скольких курдских юношей увлек он на священную борьбу. Вон они, его ученики. Всю ночь эти львы готовятся к завтрашним сражениям. По всему селу слышны их голоса.

До рассвета мы так и не сомкнули глаз. Разговор наш затух гораздо позже, чем в лагере погасли костры. Когда мы подумали о сне, восток уже был окрашен бордовым заревом утра. Было уже не до отдыха. Я сидел и смотрел на эскадронцев Мирза-Мамеда, которые спали под деревьями, бросив под голову седла или пиджаки. Лица спящих бойцов были измождены и выпиты войной. Но стоило солдату проснуться, как на лице его появлялась забота: приготовить к бою оружие, покормить коня, самому поесть. И вот уже на ногах бойцы, хлопочут, улыбаются. Спорят, рассказывают сны, едкие штучки…

С рассвета начинается движение. Куда-то скачут конники, спешат пехотинцы, покрикивают командиры. Всюду чувствуется напряженная суета подготовки к сражению…

И вот со стороны штаба показался на коне Ходоу-сердар. За ним – помощники. Курдскому полководцу только что сообщили по телефону, что по всем данным неприятель должен с минуты на минуту пойти в наступление.

– Будьте готовы, орлы! – слышится над окопами волевой голос Ходоу-сердара… – Все в бою поляжем костьми, но не дадим врагам пировать на наших землях… Командиры, ко мне!

К центру обороны, где гарцует на коне полководец, со всех сторон съезжаются курдские вожаки. Ходоу-сердар отдает распоряжения. Мне не слышен его голос, но я вижу как выразительно он жестикулирует и как быстро спешат выполнить его приказ командиры. Вот от Ходоу-сердара прискакал Мирза-Мамед. Глаза его горят огненным блеском рвущегося в бой воина.

– Получен приказ: нашему эскадрону отбить первую атаку врага! – выкрикивает Мирза-Мамед. – Готовы ли вы, друзья, побить стервятников?..

В ту же секунду раздается пушечный гул и недалеко от нас разрывается снаряд. Груды земли, обломки дерева взлетают в воздух. Снова взрыв и вой осколков снаряда… Этот попал в траншею, кажется, кого-то убило. Это видно по движению бойцов…

Артподготовка длится минут пятнадцать. Мы ждем, когда закончится. Как только рыгает вражеское орудие, падаем наземь и прячем головы. Наконец, становится тихо-тихо, словно нет вокруг ни войны и ни одной живой души. Но что это?.. По низине к нашим окопам и траншеям движутся две колонны англичан. Не слишком ли близко подпускаем мы их? А что если прорвутся? Мирза-Мамед угадывает мои мысли.

– Спокойно, Гусо-джан, успеем. Наша очередь еще не подошла. Посмотри, что сделают с этими вояками джигиты Гулам-Резы!

Выйдя на ровное место, шпалеры англичан расчленились. Неприятель пошел развернутым фронтом. Вот сипаи вскидывают винтовки, стреляют на ходу, не целясь. Неужели думают, что самые меткие пули – это шальные?

– Смотри, Гусейнкули! – гордо говорит Мирза-Мамед.

Я смотрю влево. Из-за холма вылетает курдская конница. Это и есть джигиты Гулам-Резы. Минута, другая и конница, как волос в масло, врезается в пехотный строй врага. Еще напор и – колонна рассечена надвое. Сверкают сабли. Вспыхивают и тают дымки на стволах винтовок. Я вижу, как начинает волноваться Мирза-Мамед. Конь пляшет под ним. Ослабь повод и он ринется в эту мясорубку. Он взмахивает саблей, откидывает быстрым взглядом эскадрон и командует:

– За мной, курды!

Я лечу на своем Ыкбале в общем потоке. Вижу впереди Мирза-Мамеда. а сбоку – Ахмеда, Аббаса, Рамо. Мирза рычит, как лев:

– Хорасан захотели? На. вам!.. Стервы!..

В глаза бросается желтый мундир сипая. Солдат неуклюже взмахнул руками и повалился куда-то под брюхо коня Мирзы.

– Бей их! – не своим голосом ору и я, сшибая вражеского солдата. – Дави гадов! – И даже не знаю – саблей ли я полоснул его или затоптал конем… В голову ударяет буйная кровь, в груди клокочет гнев.

Как опустошительный ураган пронеслась наша конница по склону холма, оставляя на земле десятки порубленных и раненных тел. Проскакав без остановки метров двести, разворачиваемся и снова несемся на поредевший строй англичан.

Сколько длится эта баталия: минуту, десять минут или час, – я не знаю. Теряю чувство времени. Я весь в яростной власти борьбы. Я прихожу в себя, когда мы вновь подлетаем к укрытию и спрыгиваем с седел.

– Убитые, раненые есть?! – спрашивает командир, проходя мимо деревьев, где жадно курят воины.

Убитых, оказывается, нет. Трое ранены. Курдянки склонились над одним из них, делают перевязку, заголив солдату живот. Два других ранены легко.

Мы бывшие «курдлеви», сразу после вражеской атаки, сошлись вместе, обмениваемся впечатлениями. Все мы, как один, в бою участвовали впервые, у всех такое ощущение – будто заново народились на свет. Каждый спешит рассказать о себе, как он лихо вел себя в бою, как орудовал саблей!.. Никто не думает, что был на волоске от смерти, что в любую секунду мог бы свалиться с седла… и не встать. Возбужденные разговором, мы не замечаем, как подъезжает к нам с группой конников Ходоу-сердар.

– Поздравляю, курдлеви! – удовлетворенно говорит он. – Вы рубились как настоящие вояки. Видать неплохо вас обучили английские командиры махать саблей. Спасибо им за боевую подготовку!..

Мы смеемся, соглашаясь, что наука англичан обернулась против них. Знали бы они заранее об этом, вряд ли взяли бы нас на службу в «Курдлеви».

– Можете отдыхать, – говорит Ходоу-сердар. – Сегодня они больше не сунутся. Хватит им на целые сутки…

Прошел после боя какой-нибудь час, не больше, а на краю села слышится песня. Кто-то играет на таре, музыканту подпевают. Слушаешь красивую курдскую песенку и даже не верится, что недавно тут рвались снаряды, гибли люди… До чего же могуча сила жизни!

Быстро проходит день. Темнеет. Наступил второй вечер нашего пребывания в Гиляне. Полуголодные бойцы располагаются на ночлег. Опять кладут под голову седла, ложатся, обнимая винтовки. Ложимся мы. Засыпаем мгновенно вместе со всеми.

Ночь была спокойной. Я проснулся поздно. Из-за гор уже выкатилось солнце и многие бойцы из эскадрона Мирза-Мамеда были на ногах. Пожалуй, весь Гилян пробудился. Слышались голоса мужчин и женщин, дымились костры. Пахло гороховым супом и чесноком.

Осматриваюсь по сторонам. Мимо сада, где расположен наш эскадрон, галопом скачут молодые джигиты и кричат:

– Всем воинам всех подразделений приказываю! Сегодня к шести часам быть у главного штаба. Так велел главнокомандующий Ходоу-сердар! Слушайте все!..

Эти слова разносятся по Гиляну.

Мы обступили Мирза-Мамеда. Может, он знает для чего предводитель собирает всех. Нет, Мирза-Мамед ничего не знает про эту тревогу. Ясно одно, что Ходоу-сердар скажет что-то важное.

После обеда на площадь Гиляна начинают стягиваться со всех сторон отряды. Бородатые конники привязывают лошадей к заборам и деревьям, ищут знакомых, курят, ругаются, смеются. От людских голосов и ржания коней гудит Гилян.

Неподалеку от нас стоят девушки. Они сошлись в кучку, внимательно смотрят вдаль– туда, где холмы соединяются с каменными горами. Чего они там увидели? А! Оказывается, оттуда скачет отряд джигитов. Аббас пренебрежительно спрашивает:

– Красавицы, что вы хорошего увидели? Лошади – клячи, да и ездоки так себе…

– Это отряд Абдулали. У них – не клячи. Они – не так себе! – возмущается курносая девушка с родинкой на лбу.

– Вон оно что! – восклицает Аббас. – Тогда, конечно… Пойдемте, Гусо и Ахмед, встретим!..

Мы спешим к штабу Ходоу-сердара. Абдулали со своими всадниками остановился там. В сутолоке я пробираюсь к лихому командиру, чье имя давно уже наводит ужас на шахских солдат и англичан. Я ведь его хорошо знаю. И он меня должен помнить, встречались не раз. Я уже подошел к нему, руку поднял для приветствия, но в это время кто-то сзади зажал мне глаза. Мгновенно мысль: «Мухтар!» Только он один из моих друзей пользуется этой шуткой!

– Ну-ка отпусти, Мухтар-джан! – говорю и оборачиваюсь.

Он, Мухтар! Обнимаемся.

– Ой, Гусо, подожди! Задушишь!

– Чертов бородач! Завидую такой мужественной бороде! – шучу я. – Ну, рассказывай, как и что. Обо всем. О сельчанах…

– Эх, Гусо, многие погибли, – печально говорит Мухтар.

Он хотел сказать что-то еще, но запнулся.

– Говори, ничего не скрывай, Мухтар-джан! Ты ведь знаешь, я не из плаксивых…

– Погиб твой двоюродный брат, Мансур…

– Мансур?!

– Да, Гусо… Десять человек их погибло в том бою. Он был в нашем отряде, у Абдулали…

Меня охватила невыносимая жалость и печаль. Я чувствовал, как на глаза наворачивались слезы, но не мог подавить их. Горько я думал: «Сначала Шохаб, теперь – Мансур… Потом еще кто-то…»

Мухтар стал рассказывать, как это случилось. Я не перебивал его, слушал плохо, все время думал о смерти брата…

– Он погиб в тот день, когда мы штурмовали под Гиляном сипаев. Мансур был всего две недели в нашем отряде. Он подковал жеребца Абдулали и тот пригласил его в свой отряд…

Пока Мухтар рассказывал, нас окружили конники из отряда Абдулали: боджнурдцы, миянабадцы, киштанцы… Многих в лицо я знал. Они сочувственно кивали головами, то и дело подсказывали, уточняли рассказ Мухтара. Один из всадников сказал, что, мол, сам видел, как в Мансура выстрелил англичанин… Почти в упор. Мансур занес над его головой саблю, но опоздал. Не дошла стальная змея до зверюги!..

– Мать Мансура про это знает?

– Нет, Гусо, не знает. Мы так решили: пока не будем сообщать родным о гибели наших друзей…

Народ собрался. Ждем. Волнуемся. На пригорок, что возвышался на ровной площадке неподалеку от штаба, поднялись Аллаверды-сердар, Гусейн, Абдулали, Гулам-реза,

Мирза-Мамед и еще несколько командиров повстанческой армии. Последним подошел военачальник курдов Ходоу-сердар.

Вся армия, кроме сторожевых постов, собралась услышать важную весть. Тысячи глаз были обращены в сторону главнокомандующего. Он поднял руку. Успокоил собравшихся и начал говорить:

– Два месяца враги держали нас в блокаде. Атаковали, но не продвинулись ни на шаг. Инициатива в наших руках. Курды! Вы выдержали историческое испытание. Вы прославили свою Родину. Мы и дальше могли бы драться с врагом, не боясь его штыков и снарядов. Но, друзья!.. Слушайте меня, курды!.. Нам все-таки придется оставить позиции… Но это только на время. Поймите, братья, на время! Мы еще покажем подлым шакалам свои могучие клыки! Мы не сдаемся. Мы будем копить силы! Для решительного удара.

По рядам повстанцев прокатился ропот. Ходоу опять поднял руку.

– Голод и нехватка боеприпасов– вот наш враг, с которым мы не можем пока драться! Англичане блокировали весь Курдистан. Они обрекли на голод наши села, города. Армии негде брать продовольствие, нечем кормить лошадей. Англичане сделали это с помощью своих тегеранских пособников, которые давно запродали свою поганую честь и совесть за грязные стерлинги. Тегеранские марионетки и курдские ханы продали не только свою совесть, но они предали весь наш народ! Сейчас борьбу продолжать бессмысленно. Чтобы выиграть войну, нам надо собраться с силами, подготовиться для решительного штурма.

Ходоу замолчал. Народ тоже хранил напряженное, могучее молчание.

– Друзья, сегодня ровно в три часа ночи мы объединим все наши отряды в одно войско. Ударим по заслону врага в районе горы Гулил. После прорыва – по домам. Уходим в подполье. Приступайте к своим делам. Пройдет время, и мы вновь встретимся, друзья… Спасибо вам, курды, за доверие. Вы выдержали испытание. Вы верны своему народу. Настанет день и мы ручейками сольемся в огромное море. Ударим шквалом. Враг не устоит. До встречи, друзья!..

Наступила ночь. На склонах гор запылали костры. Но возле них никого не было. Никто не грел руки и не варил пишу. Люди были заняты другим. Все что можно грузили на лошадей, чистили винтовки, запасались боеприпасами… Патронов не всем хватало. Многие надеялись на коня да на острую саблю. Только бы прорвать заслон!..

Конец первой книги