Текст книги "Горячее лето"

Автор книги: Григорий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Глава первая

1

Облокотившись на столик. Алексей глядел в окно на проносившиеся поля, рощи, а мысли были далеко отсюда. Перед глазами – мать. Она стояла и смотрела в ту сторону, куда уезжал он на грузовике. Снова мать осталась одна: Одна-одинёшенька…

Загремел на полном ходу встречный поезд. Алексей встрепенулся, вытянул занемевшую руку и погладил мягкую бородку: тёмным пухом она окаймляла его юношеское лицо, придавая серьёзное и даже строгое выражение. Алексеи поудобнее устроился на нижней полке и только теперь заметил, что против него сидит девушка. На коленях у неё книга. Читая, она низко склонила голову, виден лишь лоб, чёрные волосы, уложенные, наверное, в парикмахерской. И брови чёрные птичьими крыльями.

Алексей закрыл глаза: чистый выпуклый лоб напомнил ему одну девушку – сменного мастера второго механического цеха. Только вот волосы и глаза…

В окно вагона рвётся тёплый ветер. Он треплет жёсткие, коротко стриженные волосы Алексея и приносит в купе сухие запахи выжженной степи.

– Здравствуйте!

Алексей вздрогнул: знакомый голос! Повернул голову. Перед ним – Татьяна. Стояла в двери купе и улыбалась.

«Легка на помине», – подумал, и едва заметная улыбка коснулась его губ.

– Алексей Иванович, что задумались? Откуда едете?

– Из отпуска.

Они какой-то миг смотрели друг на друга. Глаза у Татьяны голубые. Искорки горят в них такие, что любая утренняя росинка позавидует.

– На Черниговщину ездил. Мать навещал.

– Может, зайдёте к нам? У нас весёлое купе. Студенты-заочники. Соседний вагон.

– С сессии?

– Да, последний курс… Трудно всё-таки учиться заочно.

«Дочь главного инженера завода могла бы учиться и на стационаре», – отметил про себя Алексей.

– Ну, идёте?! – тряхнув пышными волосами, спросила она.

– Да как-то неудобно…

– Ребята свойские, Алексей Иванович. Познакомитесь с моими однокурсниками.

Алексей часто думал о встрече с Татьяной. Познакомились они год назад на комсомольской конференции. Сидели рядом в президиуме. Перебрасывались словами. А потом уже встречались на заводе как хорошо знакомые. Алексей не мог не заметить её трогательной улыбки, того огня, каким загорались голубые глаза. Так смотрят только влюблённые. В такие минуты ему хотелось узнать, какие у неё глаза, когда она на работе. Неужели они могут быть суровыми? Татьяна – сменный мастер, которому приходится не только улыбаться, но и строго спрашивать.

Алексея что-то удерживало быть ближе с ней. Но что? Возраст? Всё-таки она лет на шесть-семь моложе. Излишняя застенчивость, нерешительность? А может, то, что она – дочь главного инженера завода? Они никогда не были наедине. Их всегда окружали люди. Но ведь не она же, а он должен был сделать первый шаг!

И вот эта встреча. Ну конечно же, он пойдёт в их вагон. Татьяна озорно повернулась на каблуках. Ситцевое в мелких цветочках платье обвило её стройные ноги. Алексей молча последовал за ней.

В купе – миловидная девушка и два пария. Девушка посмотрела на Алексея ласково из-под бровей-ниточек серыми глазами. И тут же вскочила, подала руку, представилась.

«Ну и выщипала же брови», – подумал Алексей, пожимая ладошку-лодочку.

Поднялся и румяный широколицый парень, что сидел у одна. Среднего роста, широкий в кости. Рукава рубахи закачаны. Нос приплюснутый, глаза поставлены широко, немного раскосо. Пожатие крепкое.

Второй парень не спешил. Он словно раздумывал: подавать руку пли не подавать. Вроде знакомый. Алексей, кажется, где-то встречал его, а где – не припомнит.

– Алёша! – вдруг воскликнул парень, расставляя руки.

– Володя! Иващенко! – спохватился Алексей и сжал его в объятиях. – Каким ветром?! Откуда ты и куда?..

Ахали, колотили друг друга кулаками.

– Я слышал, ты в Тольятти работал?

– Сейчас в Зеленогорске. На автомобильном.

– А я в Николаеве. Давно был на родине?

– Оттуда еду.

– Как там?

– Засуха, – и глаза Алексея погрустнели.

– По всей стране засуха.

– Тяжёлый год будет.

Алексей отметил бледность, совершенно не свойственную Володиному круглому, как месяц, лицу. Иващенко нашёл, что Коваленко похож больше на футболиста. Ростом он так и не добавил, только чуть-чуть в плечах раздался.

– О, да вы старые друзья! – вмешался парень с приплюснутым носом. – По такому случаю… Я сейчас сбегаю. А то у нас одно пиво.

– Благодарите меня, – сказала Татьяна. – Это я вас свела. Откупного придётся дать.

– Перед тобой, Татьяна, в долгу не останусь. – Володя улыбнулся, показав ровные белые зубы. – Шпору постараюсь подсунуть, если понадобится.

– Шпаргалка – это метод познания! – воскликнула Татьяна. – Шпаргалка плюс знания – и четвёрка обеспечена. А это для заочника кое-что значит.

Прибежал запыхавшийся парень. В руках две бутылки вина, банка консервов. Он быстро открыл банку. Разлил по стаканам вино.

– Ну что ж, за знакомство!

– Ребята! – сказал, поднимая стакан, Володя. – Ведь какая встреча! За одной партой сидели… Десять лет не виделись. А я смотрю: он или не он. Бородку отпустил. Так бы сразу узнал, а то засомневался.

– Я ведь испытатель автомобилей. То на Севере катаюсь, то пески Каракумов штурмую. Бывает и не до бритья.

– Только поэтому? – отозвалась девушка. – А я думала – мода. А вам бородка идёт.

– Нет, – возразила Татьяна и улыбнулась. На правой щеке у неё обозначилась чуть заметная ямочка. – Алексей Иванович без бороды симпатичнее. С бородкой он на монаха похож.

– На монаха?! – Брови-ниточки поползли вверх.

– Прикажете, Татьяна Ивановна, сбрить? Так и быть – сбрею!

– Не вздумайте! – запротестовала девушка. – Вам она очень идёт.

– Значит, сюда потянуло? – спросил Володя Алексея. – К Днепру?

– Да. Отсюда чаще можно к матери наведываться.

– А я на заводе механиком. Ты же знаешь, меня всегда техника влекла.

– Как не знать. Помнишь, как тракторные детали в металлолом сдавали?

– Исправные детали? – удивилась Татьяна.

– Вполне годные.

– Расскажите, как это было, – попросила Татьяна.

– Захотелось нам с Алёшей конфет-леденцов, – начал Володя. – А денег-то нет. Решили с металлоломом провернуть дело. Тогда в сельских магазинах металлолом принимали. Вот мы и подкараулили, когда тракторист отлучится. Взяли два опорных катка и покатили к магазину. С горки легко было.

Володя умолк, мысленно перенесясь в то далёкое послевоенное время.

– Ну и что? – не отставала Татьяна. – Приняли ваши опорные катки?

– Принять – то приняли, только через час пришлось обратно уже на горку таскать. И трёпки не миновали. Меня мать по каждому пустяку тумаками награждала.

«Да и моя строго наказывала», – вспомнил Алексеи.

На него нахлынуло какое-то гнетущее чувство. Оно возникло ещё в селе при расставании с матерью. Нет-нет – да и напомнит о себе. Удивительно и то, что вот он попал в круг весёлой компании, а то настроение не покидает. И Алексей нашёл выход:

– Друзья, разрешите нам на минутку отлучиться. Разговор предстоит. Конфиденциально. Вы понимаете.

– Придётся отпустить, – сказала Татьяна и отложила надкушенное яблоко.

– По такому случаю отпустим, – заторопился парень и уже зазвенел горлышком о стаканы. – Только давайте ещё по одной. Остаётся же.

Он опрокинул стакан.

– Хорошо пошло! А теперь подзакусим…

Прогремели фермы моста. Проехали речку.

– Пойдём в моё купе, – предложил Алексей. – Там два парня на верхних полках спят и девушка. Не отрывается от книги.

Когда зашли в купе, черноволосая закрыла книгу и с нескрываемым любопытством посмотрела на них.

– А как семейная жизнь? – спросил Владимир.

Алексей посмотрел на девушку. Почувствовав его взгляд, она взяла книгу и вышла. Коваленко пожал плечами: неловко получилось, вроде он прогнал её.

– Не встретилась ещё моя. А ты женат, дети есть? – интересовался Алексей. Он говорил гулко, басом. Если бы не видел говорящего, можно подумать, что голос принадлежал человеку богатырского телосложения. А он ростом, наверно, вышел в отца.

– Есть дочь. Два годика. А с женой развёлся. Ушла она от меня.

– Ушла?

Володя умолк: рассказывать ли дальше?

Сухой колючий ветер косматил его длинные густые волосы, хлестал по смуглому круглому лицу, заползал за расстёгнутый ворот рубахи.

– Твоя мать ещё на ферме?

– Да, доярка.

– Она у тебя известная… Села, поди, сейчас и не узнать. Собираюсь съездить, да всё откладываю. У меня там две сестрёнки. Уже замужние. А мать вот уже пять лет, как похоронил… Письма, правда, сестрёнки пишут…

Зарокотали по железнодорожному мосту колёса вагонов, и оба замолчали, стали смотреть на реку, которая широким руслом шла к Днепру и метрах в четырёхстах поворачивала вправо, словно прячась в лесу. И только когда миновали мост и уже скрылась река, возобновили разговор. А черноглазой девушки всё не было… Может, к знакомым пассажирам пошла?

«Расскажет или не расскажет?» – гадал Алексей.

– В общем, связалась моя с одним музыкантом… – продолжал Володя.

– А кто она у тебя?

– Инженером в бюро технической инвентаризации работала. Институт окончила. И жили мирно. Я ведь не пьяница какой-нибудь… Ни разу не оскорбил. Во всём ей уступал. Можно сказать, на руках её носил. А вот с другим сбежала. И дочку мне оставила. Даже забыла проститься с ребёнком… Не получилось жизни…

– Вот те на!.. Бросить ребёнка?! Даже не знаю, как и назвать её после этого.

– Хорошо, что моя соседка по квартире, мать-одиночка, помогает растить мне дочку. У неё сын такого же возраста. Я хотел было ради дочурки даже жениться на ней, но она…

Побледневшее, словно окаменевшее лицо, застывшие, неподвижные бугорки вспухших желваков – всё говорило о том, что Владимиру тяжело.

– Вот видишь, как бывает. Есть очень мудрая украинская пословица: перед тим, як оженитись, треба добре роздивитись! А я казакую. Приглядываюсь.

– Так доказакуешься, что и вдовушка на тебя не посмотрит…

– Нет, наверное, я слишком разборчив.

Вспоминали, кто где из одноклассников работает, как живут.

В купе вошла девушка.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к Алексею, – в вашем городе трудно с гостиницей?

– Это б каком?

– В Зеленогорске. Я получила назначение на автомобильный завод. Меня должны обеспечить общежитием. Но сегодня воскресенье.

– Как в любом городе. А впрочем, сегодня же выходной день. Могут и быть свободные места в гостинице.

– Следующая остановка уже Зеленогорск? – спросила девушка.

– Да, подъезжаем.

Алексей и Владимир вышли. В тамбуре уже стояла Татьяна в сопровождении студентов-заочников. Парень с приплюснутым носом поймал руку Татьяны и поцеловал, а потом взял чемодан. Ах, как хотелось Алексею, чтобы Татьяна хотя бы возмутилась, оттолкнула! Но ничего этого не произошло. И вдруг Алексей неожиданно подумал: «А что тут такого! Руку поцеловал! Дурачится парень!»

Татьяна вдруг заметила Алексея и покраснела, точно уловила его мысли.

– Меня должны встретить на машине. Может быть, вас подвезти?

– Нет, нет! – произнёс Алексей. – Спасибо!

Тут он вспомнил о Володе.

– Ну, друг, будь здоров! Будешь в Зеленогорске – заходи.

2

– Добротно, красиво, Павел Маркович! А? – восторженно произнёс начальник второго механического цеха Вербин. Его чёрные глаза искрились. Он был без головного убора. И директор завода позавидовал: «Человеку за сорок, а ни одного седого волоска. А жена у него что-то привяла. Конечно, трое детей, работа. Да, наверное, и старше его лет на пять-шесть. Возраст угасания наступил. А он-то, смотри, молодец!..»

На совесть делаем, – продолжал Вербин, указывая на стенды для обкатки задних мостов. – Срочный заказ КамАЗа.

– Ну расхвалился, – перебил его Привалов. – Привык лапти плести. Вся продукция должна выходить такой. Готовься осваивать детали и агрегаты для «Сибиряка».

– Всё качественно делать, Павел Маркович, себестоимость не позволит.

– Позволит. Только по-хозяйски надо работать.

– А мы что, не экономим? Ну бывает, конечно, – согласился Вербин. – Не без этого…

Подошёл секретарь парткома, избранный недавно. Откуда-то вынырнул главный инженер завода Стрижов.

– Не сидится в кабинете, Василий Афанасьевич? – обратился директор завода к секретарю парткома. – В цех тянет?

– Не могу освоиться в Просторном кабинете, Павел Маркович. Привык всё по конторкам да среди людей.

– Так уж и по конторкам?! У начальника цеха запасных частей не такой уж маленький кабинет.

– Да сколько я был на этой должности? Полгода. А то всё…

– Ну ладно. Приучай людей заходить в партком. А то забудут туда дорогу.

Подошёл токарь Ручинский. Поздоровался. Начальство в цехе, придётся останавливать станок и представляться, коль ты секретарь цеховой партийной организации. Стали подходить рабочие. Стоило директору вступить в разговор, как возле него сомкнулся круг.

– Вот так добротно и красиво надо всё делать, как стенды, – повторил он теперь эти слова Ручинскому. Директор тоже любовался стендами. – Могут и у нас хорошо делать? Могут. Только делают в большинстве случаев под большим нажимом.

Он внимательно смотрел на Ручинского и чуть покачивался на широко расставленных ногах.

– Можно и так делать?

– Можно, – ответил Ручинский. – И надо!

К директору пробирался Олейник-старший. Низенького роста, рыжий, с неспокойными глазами и немного сутулый. Ходил быстро, раскидывая ногами и покачивая головой, словно на пашне зерно сеял.

– Рабочий человек всё может, – сказал он, – даже блоху подковать. Только ему заплатить надо.

Обшлаги его спецовки разлохматились. Ручинский вспомнил, что никогда не видел на нём приличного костюма.

– Ну, положим, русские умельцы не только ради денег блоху подковали… А у нас каков труд – такая и зарплата.

«Этого не интересует прогресс, – определил директор, – его беспокоят только деньги».

– Нет, не даёте вы заработать рабочему человеку. Я, может, один две нормы дал бы, но…

– Что – «но»?

– А то, что начальник цеха пришлёт хронометражистов с часами и карандашами и они будут стоять у меня над душой и записывать. Минуту поднимал, полминуты стоял, полминуты переворачивал деталь, минуту чихал и кашлял…

– Товарищ Вербин, ваш штат придётся сокращать.

– Да что тут сокращать, в их смене одна нормировщица Гришина.

– Вот наш партийный секретарь всё говорит о каких-то чудо-резцах, которыми по сто осей точат. Мы пока на своём резце четыре с горем пополам осиливаем. Ну привезут такой резец, и снова нормы пересматривать?

«Самый подходящий момент и мне слово подкинуть, – решил Ручинский. – Я тоже хотел сказать, но Оленин к перебил. Правда, для меня важно внедрить этот чудо-резец, а Олейник уже беспокоится о пересмотре норм. Привалов, конечно, заинтересуется. Ему только напомни, сразу ухватился».

– Есть такие резцы?

– На Всесоюзной выставке в Москве видел.

– Достанем. А нормы… Не можем мы иметь нормы на соху, а пахать на тракторе. Тогда в лаптях придётся ходить.

– При чём тут лапти! – не сдавался Олейник. – Где щекинский метод? Разрекламировали, начали внедрять! А потом…

«Бьёт в самую точку, – подумал Привалов. – А при чём тут дирекция завода, если министерство запланировало на этот год фонд зарплаты от достигнутого. Этот метод ударил и по заводу».

– Кто знает, что ещё получится из этих методов. А рабочему деньги нужны.

– Вы сегодня говорите только о деньгах.

– А кому они не нужны? Вот теперь о «Сибиряке» много говорят. Пока освоим новые детали… Опять по карману рабочего класса! Осмелюсь спросить: когда начнём осваивать новые детали?

– Главный инженер нам лучше ответит на этот вопрос.

– Со второго квартала следующего года начнём. А министерство планирует со – второго полугодия. У нас же есть возможность досрочно запустить в производство этот автомобиль.

– Тут вы литейный и кузнечный цеха прижмите. Лихорадят всю нашу работу…

Директор завода не уходил, он был, как говорят, в хорошем настроении, в духе. Вчера газеты сообщили: лучшие автозаводцы награждены орденами и медалями.

– Иван Иванович! – вдруг спохватился директор, посмотрев на часы. – Тебе пора на вокзал. Слышал, дочка приезжает. Опоздаешь – разобидится. Молодёжь – она такая!

– Татьяна послезавтра приезжает. Что-то задержалась.

– Значит, моя разведка недоработала. – И, как бы заканчивая весь разговор, добавил: – А возможности у вас, Вербин, большие. Видишь, две нормы он дал бы… Вот эти резервы и бросьте на качество своей продукции.

3

Татьянины вещи вынес из вагона паренёк с приплюснутым носом. Отец подал Татьяне руку, а мать вяло взглянула на провожавших студентов-заочников, смерила их с головы до ног, затем только чмокнула дочку в щеку.

– Ну, как успехи? – спросил отец.

– Четвёрки и пятёрки. И с лабораторной рассчиталась.

– А я хрустальную вазу достала, – похвалилась мать.

– У нас же есть хрустальная ваза.

– О, эта совсем другая. Хрусталь-то чешский!

Татьяна оглянулась. У соседнего вагона она увидела Алексея, который нёс в руках два чемодана. Рядом с ним шла девушка. Не было сомнений, что один чемодан её. Татьяна даже остановилась.

– Ты кого-то ждёшь? – спросила мать.

– Нет, нет. Мои товарищи по учёбе едут дальше. – И посмотрела внимательно на неё. «А мать всё молодится, – подумала. – Даже щёки подрумянила. И стрижка какая-то мальчиковая. Платье длинное, по последней моде. Всё та же припухлость в уголках губ, хитроватый и горячий взгляд серых глаз. Матери всегда кажется, что она всё время как бы возвышает отца. Даже говорит, что сделала Ивана Ивановича главным инженером завода».

Ещё Татьяна подумала, что она не похожа ни на отца, ни на мать. Может, характер только смахивает на отцовский. Да и то с какой стороны посмотреть. Конечно, у мамы манеры мягкие. Только в гневе она страшная. Но её уважают в художественной студии при Дворце культуры. Увлечение абстрактным искусством у неё прошло.

Вышли на большую привокзальную площадь и направились к машине. Отец поставил чемоданы, нашарил в кармане ключ, открыл дверцу. Татьяна села на заднее сидение, взглянула, на спидометр – двадцать пять тысяч. Отметила про себя: за полмесяца машина пробежала всего сто километров. Наверное, ездили за грибами. Но тут же отбросила эту мысль: какие грибы в такую засуху?

Машину они купили полтора года назад. Мать настояла: «Машина не роскошь, а предмет первой необходимости». Гараж был выстроен рядом с сараями из жжёного кирпича, под шифером, с бетонным полом и ямой для ремонта. Татьяна тоже обязательно кончит курсы водителей и получит права. Это она сделает после защиты диплома.

Машина легко катит по городу. Даже мотора не слышно. Сквозь стекло видно, как навстречу, словно быстрая река, течёт дорога. Падают листья: с тополей – зелёные, с лип – жёлтые, с клёнов – золотые. Липовый и кленовый лист разметало по улицам и тротуарам, а тополиный лежит кругами возле деревьев, серея шершавой изнанкой. Потускнели цветы и травы. И в городе казалось людей значительно меньше.

Отец держит во рту трубку, тихонько посасывая. Татьяне стало покойно возле отца и матери. Знала: когда отец так курил – на заводе всё в порядке. А когда случалось что-то, трубка клокотала.

– Поздравь отца, – сказала мать и улыбнулась. – Орденом наградили.

– Ой, папочка, поздравляю! – воскликнула Татьяна, и её руки потянулись к плечам отца. – А каким?

– Трудового Красного Знамени, – ответил отец.

– А директора орденом Ленина, – добавила мать.

«А кого ещё в цехе наградили? – думала Татьяна. – Наверно, Вербина, токаря Ручинского», Но расспрашивать не стала. Чтобы не нарушить затянувшееся молчание, сказала:

– Я вместе с одним автозаводцем ехала. Интересный такой парень, с бородкой, Алексей Коваленко.

– Тоже мне интересный! – ответил отец. – Их с десяток на заводе. Дай волю – и, прости-прощай, дирекцию меняй каждый год. Со Степаном Степановичем не сработался. Теперь – испытатель автомобилей.

– Что ты, папа? Он вроде на крикуна не похож… – Она испытующе посмотрела на отца, по тот только покачал головой.

Татьяна вспомнила выступление Алексея на комсомольской конференции. Нет, речь его была интересной, совсем ничего возмутительного. Тогда между ними и пробежала доверительная искра. И потом, если он такой, то почему избран в завком комсомола?

На том и кончился их разговор об Алексее. Уже подъезжая к дому, мать сказала:

– Что же это тебя Тарас не встречал? Всегда бывал, а сегодня не видно.

– Я не сообщила ему.

– Вон как, а я подумала, что вы поссорились. И не звонит…

– А почему он должен звонить? Он же знает, где я.

– Раньше-то звонил, интересовался тобой, – тихо сказала она.

Татьяна промолчала. Машина въезжала до двор.

4

В гостинице, как и ожидал Алексей, свободных мест не оказалось.

– Вы езжайте домой, – сказала Алексею попутчица по вагону Жанна Найдёнова, присаживаясь на чемодан, – а я буду ждать, может, вечером освободятся места. Спасибо, что проводили.

«В воскресенье вечером места не освобождаются, – подумал Алексей. – Места могли освободиться в пятницу или субботу. Может, к себе в комнату отвезти, а я как-нибудь с ребятами в общежитии перебьюсь. Хотя нет, к себе не годится, что подумают соседи?»

– Вот что, Жанна Васильевна, определю я вас на ночь у работницы завода Полины Афанасьевны. Я там до получения комнаты квартировал.

– А удобно ли? – Жанна доверительно посмотрела на него.

– Она женщина отзывчивая, место всегда найдёт, тем более для девушки.

Они вышли на широкую улицу Халаменюка.

– Дойдём до остановки третьего троллейбуса, – сказал Алексей и взял её чемодан.

– Вам не тяжело?

– Что вы, мой ведь пустой.

– Скажите, Алексей Иванович, почему эта улица имени Халаменюка? Такую фамилию я встречаю впервые.

– Капитан Халаменюк первый ворвался в Зеленогорск на своём танке.

– И где он?

– Погиб в Германии. Посмертно… Герой.

Дальше шли молча. Первой нарушила молчание Жанна:

– Мне нравится Зеленогорск. Чистенький, цветов много, деревьев.

– Здесь любят цветы. Вы увидите целые улицы, засаженные розами.

– А то что за красивое здание?

– Административное. А с той стороны, чуть подальше, – музей. Исторический. Обязательно побывайте там.

Жанна остановилась и стала читать надпись на мемориальной доске: «Отпустить из десятимиллионного фонда на непредусмотренные сметами экстренные надобности четыреста пятьдесят тысяч рублей для выдачи населению, пострадавшему весной текущего года от наводнения, вызванного разливом реки Днепр».

– Это ленинский декрет о помощи населению Зеленогорска, пострадавшего от наводнения весной 1917 года, – объяснил Алексей.

– И надо же! Из скудного фонда молодой страны, и такая щедрость!..

– Временное правительство отказало. А Советское правительство вновь вернулось к этому вопросу и в ноябре семнадцатого приняло этот декрет.

– Что тут скажешь – Ленин!.. Кому не ясно?!.

Они и не заметили, как дошли до остановки. Дальше ехали в переполненном троллейбусе. Вечером третий маршрут всегда переполнен.

Домик Полины Кубышкиной знакомо чернел сквозь кроны садовых деревьев. Во дворе пустынно.

Алексей нанимал кнопку звонка и улыбался.

Двери не открывались. Он позвонил ещё раз и ждал, продолжая улыбаться. Потом, догадавшись, что звонок не работает, сильно постучал в калитку. Сразу же с веранды донеслось:

– Кто там?

– Это я, Полина Афанасьевна, Алексей.

Полина вскрикнула:

– Ах, Алексей Иванович! – И, оглянувшись назад, очень громко произнесла: – Мама, Алексей, Иванович приехал! Это Алёша!

Увидев с Алексеем девушку, она смутилась и продолжала стоять, затем спохватилась:

– Ой, господи! Да чего же я через калитку?.. Заходите, пожалуйста. – Веснушчатое круглое лицо озарилось радостью.

На ней было широкое платье из чёрного переливающегося материала. На левое плечо наброшен пуховый платок.

«Это же надо, – удивилась Жанна, – в такую духоту на плечах платок, И чёрное платье».

Появилась старушка – мать Полины. Она медленно шла навстречу, подняв жёлтое, похудевшее лицо, и улыбалась издали. Подойдя, обняла Алексея, а затем подала лёгкую руку Жанне.

– Спасибо, сынок, что заглянул к нам. А это, видать, невеста твоя? Очень хорошо! Пойдёмте в хату.

Обе принялись хлопотать вокруг них: «Я принесу яблочек!» – «Мама, не суетись, ходи медленно!» – «Я вовсе не суечусь и хожу медленно». – «Принеси, мама, лучше чашки, за яблоками я сама сбегаю».

Лицо Полины, пока не включили свет, было расплывчатое, но только вспыхнула лампочка, оно стало некрасивым, густо усеянным веснушками. Жанна старалась на неё не смотреть, окидывала взглядом комнату. Некоторое время Алексей молчал, видимо, переживал неловкость. Потом начал помогать Полине накрывать на стол. Жадна даже подивилась тому, как ловко он это делает. Здесь он свой человек. Алексей плотен, кряжист. Лицо его миловидно и приятно. Он, по-видимому, и бородку завёл, чтобы быть серьёзнее и внушительнее. Но такое настроение у него появилось лишь в этом доме, а там, в городе, он был неразговорчив и скучен.

«Они меня за невесту Алексея принимают, – улыбнулась Жанна. – А я его знаю всего несколько часов. Вот так, наверное, некоторые и замуж выходят. Почему он не говорит им, что мне всего-навсего пало переночевать одну ночь. Затевается целое пиршество. Вот сижу и не знаю, что мне делать и как себя вести».

5

На привокзальной площади было необычно шумно. Стоял запах цветов, которыми торговали во всех закоулках вокзала, дымящихся золотистых пирожков. От бесчисленных автомобилей несло выхлопными газами. И всё-таки чувствовалась осень. Вечер ещё тёплый, но не пахнет асфальтом, солнцем, как летом, и ветер совершенно другой – густой и острый.

Тарас остановился у витрины «Комсомольской правды», а сам смотрел в сторону остановившегося поезда. Татьяну встречали отец с матерью. Она, наверное, сообщила номер вагона. Потому что поспешили к седьмому. Сначала сошла Татьяна. Потом парень и девушка. А чуть позже подошёл ещё парень. «Не иначе, тоже заочники». Тарас смотрел на них с интересом, недоверчиво и с пристрастием. Они дружески, торопливо распростились, так как Татьяна что-то стала говорить отцу, а отец повернулся и приветливо, чуть небрежно, кивнул им – мол, спасибо.

Но тут Тарас увидел «бородача» с ихнего завода и незнакомую миловидную девушку. Где-то в глубине души он ненавидел инженера-испытателя Коваленко. Пожалуй, только его борода Тарасу нравилась.

Алексей шёл стремительно, видимо по привычке, слегка пружинясь под тяжестью чемоданов, шёл походкой человека, привыкшего, чтобы ему давали дорогу. До чего же он загорел! Прожарился солнцем до костей. Руки у него были чёрные, словно у негра. И руки казались сейчас непропорционально длинными. Лицо приветливое, но не улыбчивое. Девушка спешила, по даже в спешке шла грациозно, собранно, не суетливо. Она счастливо и нежно улыбалась.

«Наконец-то „бородач“ невесту привёз, – обрадовался Тарас. – Может, теперь и я найду с Татьяной общий язык?»

Правда, он только раз видел «бородача» вместе с Татьяной возле заводской столовой. Тогда Алексей был с каким-то долговязым парнем, наверное тоже испытателем. Но такой улыбки Тарасу Татьяна никогда не дарила, как «бородачу». А глаза какие были! Он никогда их не забудет. С тех пор его душа не терпела инженера-испытателя Коваленко.

Тарас обратил внимание на то, что Алексей шёл не к остановке такси и пне к троллейбусу, он направился к гостинице. Гостиница сразу за высотным зданием.

«Значит, не невеста она ему, – подумал он. – Невесту повёз бы домой. Наверное, попутчица или знакомая. Интересно, как посмотрит на это Татьяна? Она ведь видела его. Не могла не видеть».

И сам того не заметил, как ноги невольно понесли его к гостинице. Не улицей, а Молодёжным сквером. Он хотел убедиться, в гостиницу ли они, те двое, пошли.

«А может, это его сестра? – прикидывал Тарас. – Нет, сестру бы он повёз к себе. На сестру она вроде не похожа. Да, совсем не похожа».

Присел на скамейку, закурил.

А Коваленко и девушка уже вышли из гостиницы и стоят у входа.

«Что же они, след хотят запутать, что ли? Не выйдет! До утра буду ходить, а всё узнаю».

Мягко засветились уличные фонари. А Коваленко всё нет и нет.

«Засиделся со своей милой. Может, там и останется. Нет, ночевать он, видимо, пойдёт домой. Только один или с девушкой? Вот незадача.

Однако не очень весело сидеть одному, предаваться разным воспоминаниям и гадать. Вот уже и веки слипаются. И голод мучит. Но что голод? Любовь и ревность голода не признают.

А они там, пожалуй, за гостиным столом. Ишь, как их встретили!..»

Вышел из двора чёрный пушистый кот. Хвост – как у песца. Посмотрел пустыми огненными глазами на Тараса. «А ты что тут делаешь? Вот возьму и шугну камнем». – «Не посмеешь!» – успокоился кот.

Густела чёрная ночь. В деревьях разгуливал ветер, мягко светили фонари.

Было уже далеко за полночь, когда Тарас услышал перестук каблуков по асфальтированной дорожке. Услышал, как хлопнула калитка, звякнула щеколда. «Бородач» ушёл один, оставив девушку в этом доме. Ах, как ему хотелось, чтобы инженер-испытатель повёл девушку к себе!

Тарас подождал, пока ушёл троллейбус, и, дав крюк по переулку, вышел к следующей остановке.

6

На инструктаж Алексея вызвал главный инженер Стрижов. Обычно инженеров-испытателей инструктировал начальник цеха с главным конструктором. Главный инженер, видно, был не в духе. Это сказывалось на нём и посетителе, который выскочил из кабинета пулей, чуть не сбив Алексея.

Стрижов не поднялся, не подал руки, только жестом предложил сесть.

Алексей впервые был в этом просторном, с расчётом на то, чтобы проводить обширные совещания, планёрки, кабинете, за длинным столом, сплошь устланном графиками, сводками и другими бумагами, сидел Стрижов. Но рту клокочет трубка, клубит дым. Большое розовое солнце покидало кабинет. Иван Иванович, словно решив разглядеть ого, вдруг положил трубку на массивную пепельницу, поднялся, подошёл к окну и посмотрел на улицу. Широкий профиль его завершался тяжёлым подбородком с угловатыми скулами и глубокими складками у рта. И уже от самого окна спросил:

– Вы задачу уяснили?

– Кажется, да.

– Министерство требует в этом году закончить испытание автомобиля «Сибиряк», предназначенного, главным образом, для Сибири и Севера. Отнеситесь со всей серьёзностью к испытаниям. Машина стоящая!.. Хороший автомобиль!..

Алексей слушал Ивана Ивановича, по перебивая, и думал о том, что до конца года не так уж много времени, а сейчас только спохватились. Ещё думал, что год назад по поводу неожиданного назначения начальника экспериментального цеха Ивана Ивановича Стрижова главным инженером можно было услышать самые различные мнения. Одни одобряли решение директора Привалова – мол, человек семь лет на заводе, а до этого работал где-то в министерстве. Другие недоумевали, пожимали плечами: не всегда у него гладко получалось, больше горлом брал, а тут завод, технической мысли маловато, не иначе как по этой причине из министерства вылетел. Однако, когда Привалов лёг в больницу на полтора месяца и директорствовать пришлось Стрижову, план пошёл вверх, даже самые заядлые скептики умолкли: ясно было, что на этот пост был назначен настоящий инженер.