Текст книги "Горячее лето"

Автор книги: Григорий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Было решено уравнять смены так, чтобы в каждой из них работало одинаковое количество человек, перевести коммунистов, комсомольцев и передовых рабочих на наиболее ответственные участки, поручив им обрабатывать сложные, малоосвоенные детали: станки устанавливались во временных сборно-разборных помещениях только в "цепочку", на которой наращивался поток деталей, опытными рабочими.

Когда стали расходиться, Волков спросил:

– А как с оплатой за работу в субботу?

– Это вы о "магарычах"? – спросил Алексей. – Ни о каких "магарычах" и речи быть не может!

Председатель цехкома пожал плечами.

Уже на следующий день рабочих стали расставлять по-новому.

Светлана теперь работала на двух зуборезных станках. Иногда она переключалась и на третий – долбежный, который стоял рядом.

В первой же декаде был объявлен субботник. На него явились почти все. Среди них человек двадцать строителей. От них-то многое зависело. Они бетонировали основание. Бетон изготовлен на быстросхватывающемся цементе. Через два-три дня можно смело ставить станки. Если электрики не подведут. Не должны. Сам главный энергетик пришел на субботник.

Сделано за субботник было больше, чем намечал Алексей.

Татьяна убеждалась, что талант Алексея в умелой организации. И не только в ней. Он – дар колоссальной трудоспособности и больших знаний. Вербин тоже, не жалея себя, работает, но у него не хватает того, что есть у Алексея. Он сразу нащупал слабые звенья цеха, и его поддержал директор. Мой отец тоже в это время не решился бы на перестройку всего цеха. Освоение нового "Сибиряка" – дело не простое.

Ей так захотелось потрогать жесткие Алексеевы волосы. Но она только улыбнулась своей озорной мысли. В детстве она тоже была заводилой не только девчат, но и мальчишек. Наверное, Алексей был таким же.

Он стал для нее родным человеком. Только красивых слов о любви он не мог говорить. А в жизни такие слова, как хорошие песни, нужны. Она ждала таких слов. Сейчас ждала. А было время…

– Как ты думаешь, Алеша, – оставшись наедине с Алексеем, спросила Татьяна, – не будет задержки с поступлением оборудования на поточные линии?

– Думаю, что нет. На заводе же мои "полпред" работает, начальником производственного отдела.

– Тогда в следующую командировку я поеду туда "толкачом"!

– Если я тебя отпущу.

– Вербин отпустит. Я хочу Одессу посмотреть. Катакомбы, оперный театр.

– А я так нигде и не был. Не хватало времени. Вечерами за чертежами сидел.

Были и такие на субботнике, которые, не получив обычной десятки, захныкали.

– Григорий Петрович изыскал бы деньги, – говорил Олейник-старший. – А этот зажал.

– Без десятки обойдешься, – ответил ему Михаил и уставился на него. – Мои родители много лет в колхозе работали за палочки. А ему за каждый чих – деньги давай!

– Сейчас колхозники больше нас с тобой получают, – не сдавался Олейник. – Что ни двор, то автомашина или мотоцикл. На сберкнижках некоторые большие деньги имеют.

– Так это сейчас. А раньше? Почти бесплатно: энтузиазм, патриотизм. И работали, не роптали.

Другие любители "магарыча" почему-то сегодня отмалчивались и в разговор не вмешивались.

Чтобы обеспечить выполнение заказа на "Сибиряк", Татьяна передала инструмент опытным молодым рабочим и, что называется, стояла у них над душой. Никто уже не удивился, когда она сама замеряла детали, только что снятые со станка. При этом одобрительно кивала головой и говорила:

– Хорошо! Вот освоите эти детали, а потом других учить будете.

Цех жил напряженной жизнью. Уходя домой, Татьяна, как это было зимой, теперь все чаще задерживалась у заводской доски производственных показателей. Красная линия, обозначавшая выработку их цеха, была похожа на перевернутую дугу. В первые дни месяца она пересекла черту "100" и стала опускаться вниз. Опускалась медленно, как бы нехотя, иногда задерживалась на одном уровне день, другой. После новой расстановки рабочих в цехе красная линия несколько дней удерживалась на одной черте, а затем так же медленно, но неуклонно поползла вверх.

"Главное – войти в график, – говорила сама себе Татьяна, глядя на доску. – А реконструкцию вытянем. Вытянем! Ну и взял же на себя ношу Алеша!"

Когда в цех поступил новый режущий инструмент для обработки деталей к новой машине, Татьяна облегченно вздохнула:

"Ну, теперь справимся с планом".

В конце смены во втором пролете появился Стрижов и сразу же был окружен рабочими, в основном молодежью. Некоторые и рабочих мест еще не убрали, а потянулись сюда. В цехе чувствовалось какое-то напряжение. Почти каждый считал себя ответственным за реконструкцию. Когда подошла Татьяна, обсуждали "цепочку" в новом помещении. Разговор в основном вели Стрижов и Коваленко. Рабочие прислушивались, время от времени вставляли свои замечания.

Кое-кому было совсем не понятно: прошло немного больше недели, как уехал в отпуск Вербин, а такие перемены происходят.

– Надо ежедневно переставлять станки, – говорил Стрижов, когда подошла Татьяна.

– Будем переставлять и в рабочие дни, – соглашался Алексей. – Только в субботу нам целесообразнее, фундамент много не задержит. Бетон на быстросхватывающемся цементе. В субботу устанавливали станки, а во вторник на них уже начинали работать. Скоро весь пролет освободится.

– Реконструкция, реконструкция! Но сейчас главное – осваивать детали для "Сибиряка".

"Вот почему пришел отец, – догадалась Татьяна. – Машина для Севера его интересует. Министерство нажимает".

– Еще время есть, – протолкался Леонид вперед. – Поднажмем, не впервой.

"Смотри, еще исправится человек, – глядела Татьяна, как он, не торопясь, устанавливает детали. – Раньше кричал, что специально подсунули детали такие, что на них ничего не заработаешь. А ведь условия ему создали неплохие. На новом станке работает, и резцы новые. Поворачивайся только".

– Мы тут с технологами посоветовались, – сказал Алексей, – и вот на чем остановились. Нам кажется, что пока в одном из пролетов, лучше во втором, сгруппировать четыре револьверных и шесть винторезных станков.

Это позволит нам в ближайшее время освоить серийное производство деталей для "Сибиряка". Рабочим этих станков гулять не придется. Мы их загрузим работой.

– А не рано ли о втором пролете говорить? – прервал Алексея главный инженер. – Не лучше ли подумать, кто будет работать на новой "цепочке"?

– Нет, не рано. А "цепочка" в новом помещении может послужить нам хорошей школой передового опыта. Поэтому туда поставим не только передовиков, но и рабочих низшей квалификации, вплоть до выпускников десятых классов. Во-первых, они будут учиться у передовиков, во-вторых, им придется работать уже на налаженных станках с подогнанными резцами и новыми приспособлениями. А от этого возрастет производительность труда. Людей мало. Вся надежда на выпускников средних школ. Вчера у нас была экскурсия учащихся. Многие собираются, получив аттестаты, прийти к нам.

"Молодой, а со смекалкой… Ему все по плечу", – думал о сыне Стрижов.

– На выпускников десятых классов вы большой надежды не возлагайте. Больше ориентируйтесь на учащихся технических училищ. Мы вам человек двадцать дадим. И вот что, на новые детали поставьте Ручинского.

– Хорошо.

– На кого возложили перестановку?

– Сам занимаюсь.

– Нет, это не годится. Возложите на старшего мастера, и в помощь ему я направлю кого-нибудь из отдела главного технолога. Перестановка перестановкой, реконструкция реконструкцией, а план всегда остается основой. Помните о "Сибиряке". Да, чуть не забыл, конструкторы благодарят вас за чертежи.

"Конструкторы? А вы? – хотелось спросить Алексею. – Благодарить то благодарят, но успели ли они внести эти поправки не только в чертежи, но и в машину?"

Когда Стрижов стал выбираться из толпы окружавших его рабочих, Олега кто-то тронул за локоть. Оглянулся. Чуть сзади стоял Леонид.

– У меня есть разговор.

– Ну, говори, слушаю.

– Отойдем в сторону.

У Олега как-то сжалось сердце: о чем он?

– Скажи, Олег, ты мне рекомендацию для вступления в партию дашь?

– Я ведь только кандидат. Такого права не имею.

– Знаю. Я от комсомольской организации прошу рекомендацию.

Олег задумался. Леонид просит рекомендацию в партию. Не кто-нибудь другой, а Леонид.

– Леонид, а зачем?

– В партию решил. Хочу отдать все силы… – Он замялся, светлые обвисшие усики его задрожали, выпуклые глаза блеснули самоуверенностью.

– Нет, ты скажи честно: зачем? Что случилось-то?

– А что? Разве сейчас я плохо работаю?! Можно сказать, стахановец! Рационализаторское предложение внес. Собираюсь поступать в институт в этом году. Политическую литературу читаю. Не отстаю от передовых рабочих.

– А все-таки для чего тебе надо вступать в партию? Уж не с определенной ли мыслишкой?..

– Я же сказал, чтобы отдать все силы…

– Ты знаешь, Леонид, я за тебя не подниму руки. Да и вряд ли другие комсомольцы поднимут.

– Ты за других не говори. Рекомендацию-то Татьяне Ивановне дали? Дали. Можно сказать, единогласно. А мне? Нет, не выйдет! В первую очередь в партию принимают рабочих, а я и есть рабочий. Передовой рабочий. Сам-то ты вступил в партию?

– Давно ли-ты стал передовой? В партию, Леонид, люди должны вступать без пятен на совести, я так понимаю.

– А у меня есть пятна?

– Да как тебе сказать… Мало ты политически подкован. На все ты смотришь как-то не по-рабочему.

– Ну, ладно, ты еще не комсомольское собрание. Ну, бывай, секретарь. До встречи на собрании. Посмотрим! Так с передовым рабочим?!

"И этот считает себя передовым! – Олег стоял пораженный. – А когда это Мурашко стал передовым? Принимай – и все. А когда такие, как Мурашко, двинут в партию… Нет, если подаст заявление, буду возражать. Да и комсомольцы меня поддержат".

Леонид так и не подал заявления.

7

На главпочтамте Вербин получил письмо. Ирина писала, чтобы встречал ее в два часа в условленном месте.

В час дня он еще раз зашел на почту. Писем на его имя больше не было. Значит, совсем скоро он увидит Ирину!

Еще целый час до встречи. Григорий Петрович прохаживался по тротуару. И вдруг у книжного киоска он увидел Ирину с девочкой. Они покупали значки.

"Она с дочкой?! – Вербин остановился как вкопанный. – В письме ничего об этом не говорила".

Расплатившись с продавцом, Ирина повернулась и увидела Вербина. Нет, она не бросилась к нему с распростертыми руками. Что-то сказала дочке. Может, о нем? Делает вид, что это случайная встреча и не больше. Девочка подняла голову и ищет глазами того, о ком сказала мама. Так и есть, они направляются к нему. И он двинулся навстречу. Совсем не та встреча, о которой мечтал. Не та… Думал, что они будут одни. Он и Ирина. Как же он забыл, что у нее есть дочка? Нет, он знал. Не предполагал, что она приедет всего на неделю и то с дочкой. Значит, иначе не получалось. На кого же оставить девочку? Все равно рад этой встрече. Он так соскучился!

– Здравствуйте, Григорий Петрович!

Вербин смутился, почувствовал, что краснеет, и не знал, что сказать. Наконец, нашелся:

– Здравствуйте!

– Вот я с дочкой навестила родственников и решила приморские города посмотреть. Вчера в Ялте были, а сегодня сюда приехали. Поздоровайся, Лена, с дядей.

Девочка подала руку.

"Девочка вся в мать", – про себя отметил Вербин.

Ирина стояла перед ним радостная, желанная: лучистые глаза ее как бы говорили: "Вот мы и приехали!"

– Я вам покажу город, – сказал Вербин.

– А море отсюда далеко? Леночка хочет купаться.

– Совсем рядом, – ответил Григорий Петрович. – А вы обедали?

– Мы в кафе только что перекусили.

– Ну хорошо. Вы немножко подождите меня.

Григорий Петрович заспешил в гастроном и через несколько минут вышел оттуда со свертком.

– Пойдемте.

Лена держалась солидно, как и полагается вести себя с чужим незнакомым дядей.

Майский день выдался жарким. Курортный сезон уже целиком захватил Евпаторию. Море открылось им как-то сразу: бархатно-голубое, иногда зеленоватое, с мириадами световых отблесков. И казалось, ничего нет в мире, кроме слившихся на горизонте неба и моря.

На "диком" пляже народу – яблоку негде упасть. Но им повезло: какой-то мужчина собирался уходить и они заняли его место.

Широкие гладкие волны мертвой зыби накатывались на берег. Мальчишки шумно гонялись за серыми крабами, которые прятались под камни. Один из них – худенький, белобрысый, с лицом, загоревшим до черноты, – кричал и визжал, барахтаясь в волнах.

– Не смей баловаться! – предупредила мать. Но слова ее не действовали.

Взрослые вели себя степенно – купались и загорали. Некоторые и вовсе не выходили на берег.

– Давайте купаться, – предложил Григорий Петрович.

– Сначала вы, а потом мы. Леночка, будем купаться?

– Я боюсь, мама.

– Чего же ты боишься? Здесь море неглубокое, и я с тобой. Смотри, маленькие купаются, а ты у меня уже большая.

– Ну, я пошел! – воскликнул Вербин, бросился в море и поплыл. Как быстро он плыл! Лена залюбовалась. Она боялась потерять его из виду. Вон он дальше всех заплыл. Перевернулся на спину и некоторое время отдыхал. Потом повернул к берегу.

И вдруг Лена заметила вдали корабль. Ее глаза восхищенно загорелись. Правда, он совсем крохотный в большом море.

– Мама, вон там, видишь, корабль!

– То, наверное, "Россия", большой и красивый теплоход, – ответил подошедший Вербин. – Ну что, Лена, пойдем купаться?

Теперь она пойдет, с таким дядей не страшно.

– А ты плавать умеешь?

– Нет.

– О, это просто. Пойдем чуть поглубже. Слушай меня внимательно: ложись на воду, греби руками под себя и бей ногами. Я тебя буду поддерживать. Ну, начали!.. Так. Молодец!

– Мама, я научусь плавать!

А спокойное море, кажется, дышит превранным голубоватым воздухом и берет Лену словно материнскими руками и поддерживает на поверхности, только греби руками. А устанешь – дядя поддержит. Ничего нет более радостного и волнующего для ребенка, как впервые удержаться на воде.

– Ирина Владимировна, а может, на прогулочном катере покатаемся? Лена, ты хочешь на катере покататься?

Девочке не хочется выходить на воды, но почему бы не покататься на катере?

– Хочу, – роняет Лена. – Только отце чуточку поплаваю…

Вербин присел возле Ирины.

– Ну, как там, Ирина Владимировна, в цехе?

– Ломаем. Одну треть станков в сборные помещения перенесли. А вообще-то, трудно проводить реконструкцию и выполнять план. Очень трудно.

– А вы думали – легко?! – В его голосе послышались нотки раздражения. – А как с "Сибиряком"?

– Вот-вот начнем выпускать. Там что-то не ладится. Правительственные телеграммы идут одна за другой.

– Этого и надо было ожидать. Скоро полгода пройдет, как опытный образец выпустили… Ну, а как там мой заместитель? Со всеми успел перессориться?

– Не знаю.

"Кто-то уже сообщил, – подумала Ирина. – Не Волков ли? Втерся в доверие к Григорию Петровичу".

– С деталями для нового автомобиля замучились. Даже опытные рабочие бьются над каждой… новинкой.

– А я здесь словно изгнанник… Каждый день цех снится.

– Только цех? – Ирина пристально посмотрела на него.

– Не только…

– Вот я и накупалась, – сказала Лена. Глаза ее сияли.

Прогулочные катера отходили с центрального пляжа. Отсюда километра полтора-два. Добирались пешком, с любопытством разглядывая город. Ирина была в этот день весела и разговорчива.

Катер медленно отчалил от берега.

Лена стояла на палубе и с любопытством рассматривала море, плывущие баркасы и шлюпки.

Ветер усилился. Волны увеличились, сердито шипя белыми всплесками-барашками.

Вокруг катера закружились чайки.

– Они любят, когда люди их угощают, – сказал Григорий Петрович.

Он развернул пакет, достал несколько ломтиков голландского сыра и протянул девочке.

– Чайки любят сыр.

Чистенькие белые птицы были похожи на резиновые игрушки.

Лена бросила кусочек сыру, чайка поймала его уже у самой воды и съела.

Затем другой, третий… И не заметила, как в руках ничего не оказалось.

– Дядя Гриша, дайте еще немножечко.

– Дельфин! Дельфин! – закричал кто-то.

– Где дельфин?! – спросила Лена. – Дядя Гриша, где дельфин?

– Тут катер часто приветствует дельфин, – ответил Григорий Петрович. – Давай смотреть внимательно.

Но дельфина так и не удалось увидеть.

Видно, показал хвост и скрылся.

Солнце заметно склонилось к морю. Ветер, появившийся внезапно, не стихал.

– Мама, а небо здесь не такое, как у нас. Голубое-голубое! – восхищалась девочка.

"Да, небо приятно ласкает взор, – подумал Вербин. – Как мало приходится смотреть на оранжевые закаты и легкие лебединые облака. Хоть здесь надо наверстать. После отпуска будет не до этого".

На катере гремела музыка.

Постепенно усталость начинала одолевать девочку.

Они сошли на берег.

Только сейчас Ирина спохватилась?

– Ой, а где же мы будем ночевать? Гостиницы здесь, наверное, переполнены.

– Устрою вас у сотрудницы санатория, – сказал Вербин. И тихо добавил: – Я уже договорился.

Ирина строго посмотрела на него. Нет, девочка ничего не подозревала, ей бы только поскорее добраться до постели.

Ночью Вербин спал неспокойно. Ему снился цех, он даже вскрикнул, когда увидел, что станки, с таким трудом приобретенные, его заместитель отправлял в металлолом. "Что ты делаешь?" – закричал он и проснулся. Но стоило заснуть, как снова он видел ту же картину.

"Так вот почему директор послал меня в отпуск. – размышлял Вербин. – Чтобы все сломали без меня. Но что это я о цехе думаю. Здесь, всего через квартал. Ирина. Она приехала ко мне! Я ждал этой встречи. Но как все получится – не представлял. А может, сейчас встать и пойти к ней? Тихо, постучать в окно, может, и она не спит. Нет, уже светает. Надо было раньше".

Вечером Вербин провожал их на пригородный поезд. Так пожелала Ирина.

Она была необычно бледна.

– До свидания, дядя Гриша! Спасибо вам! – сказала Лена, забираясь в вагон. Вербин подсадил ее и вошел за ней. Вагон полупустой, свободных мест было много.

Он попрощался и поспешил к выходу. Уже в тамбуре его догнала Ирина, прижалась трепетным телом и поцеловала.

– Гришенька, любимый! – прошептала она. – Ты на нас не обижайся! Так получилось…

Поезд тронулся.

– Мама, мама! – испуганно закричала девочка.

– Иду, – отозвалась Ирина и поспешила к ней.

Глава девятая

1

На второй день после комсомольского собрания состоялось заседание рейдовой бригады. Оно заняло немного времени. Договорились снова провести рейд по цеху – чему уделить особое внимание.

В это время Олег особенно беспокоился: как-то начнется смена? На часах пять минут восьмого, а у окна инструменталки никого не было, все стояли у своих станков. Значит, недаром прошло комсомольское собрание. Даже те, кто долго раскачивался, уже снимали первые обработанные детали.

Олег задержал взгляд на Михаиле. Он давно присматривается к этому белобровому пареньку. На вид тихий, незаметный. Работал, правда, неровно. Мог вдруг остановить станок и долго стоять, устремив неподвижный взглядов одну точку. Может, в это время он что-то обдумывал? Несколько раз Олег пытался заговорить с ним, но он только хмурился и молчал.

Сейчас парень стоял у станка и, надвинув на лоб кепку, сосредоточенно работал. Движения его были быстрые, уверенные. "Сегодня снова перевыполнит задание", – подумал Олег.

Рядом с Михаилом работает Леонид. Вернее, делает вид, что работает. Он с какой-то особенной тщательностью рассматривает втулку, раза два ставит ее на станок, потом бросает на стол и берет другую. Делает все это не спеша, с серьезным выражением лица.

"Он вроде и на комсомольском собрании не был, и за решение не голосовал, – припоминает Олег. – На мало же тебя хватило, Леонид! Значит, правильно я ему ответил, что не дадим рекомендацию в партию. Ну зачем партии такие люди? А заявления с просьбой дать рекомендацию так и не подал, побоялся".

В цех пришел Леонид в одно время с Тарасом. Леонид после десятилетки. Тарас после технического училища. Тарас первое время помогал Леониду. В школе отзывались о Леониде как о посредственном ученике, но здесь, пожалуй, средним токарем его не назовешь. И родители у него хорошие, врачи. В копейке не нуждается. План может выполнить легко, правда, шапки никто перед ним не снимает, когда новый заказ осваивается. Не хочешь – не делай. Другим отдадим. Те безропотно сделают. Лишний раз мозгами не пошевелит. А вот ославить девушку у него способностей хватает, хоть отбавляй. Наверное, уже приглядел кого-то из тех, что из технического училища прибыли. К ним подкатывается. Правда, все девушки серьезные.

2

Весть о присвоении звания Героя Социалистического Труда Ручинскому принесла в цех Татьяна.

– Алеша, ты слышал радио? – обратилась к Алексею.

– Нет. А что?

– Николаю Тимофеевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда! Сейчас только Указ передавали по радио.

– Сама слышала?

– Да! В Указе и название завода упоминалось. Так что ошибки быть не может.

– Он, наверное, еще не знает.

– Откуда? Возле станка ведь радио нет.

– Тогда пойдем поздравим. А в обеденный перерыв митинг организуем.

– Надо в партком Слесареву позвонить.

– Он должен об этом уже знать.

– Наконец-то и на нашем заводе будет Герой! – сказала восторженно Татьяна. – Заслуженная награда!

– Не только на заводе, в пашем цехе, – перебил ее Алексей. – Здорово!

– Вот это радость! Даже как-то не верится.

– Чего не верится? – сказал подошедший председатель цехкома. – Он давно заслужил это звание. Еще когда первый самосвал собирали. Тогда он день и ночь находился на заводе. Не шуточное дело, на заводе вместо кос взялись одиннадцатитонные самосвалы выпускать. Сейчас легче работать, если с умом дело вести, конечно.

Алексей позвонил в партком. Трубку взял Слесарев.

– Слушаю!

– Вы, наверное, уже слышали? – поздоровавшись, спросил Алексей.

– Это о чем?

– Указ по радио передали, – сообщил Алексей. – Нашему Ручинскому звание Героя Социалистического Труда присвоили.

Трубка несколько секунд молчала. Слесарев особенно не удивился.

Видно, сам подписывал представление.

– Это очень хорошо, – наконец произнес Слесарев. – Мы его представили давненько, уже волновались.

– Думаем в обеденный перерыв митинг провести.

– А может, вечером на стыке двух смен? И директор из Киева приедет. Хотя может и задержаться.

– Нет, лучше в обеденный перерыв. А второй смене тоже Указ зачитаем.

– Не терпится. Пожалуй, правильно. Я тоже вместе со Стрижовым приду. А Николай Тимофеевич знает?

Николай Тимофеевич ничего не знал. Увидев исполняющего обязанности начальника цеха, председателя цехкома и сменного мастера, Ручинский подумал, что ему предстоит какой-то важный заказ выполнить, коль все трое к нему пожаловали. Если бы простое плановое задание, его бы сама Татьяна Ивановна вручила. Напрасно все втроем идут. Он выполнит и без агитации. Секретаря партийной организации агитировать не надо! Даже какая-то обида брала: разве он когда-нибудь от трудных заказов отказывался? Он сам других агитирует. И больше не словами, а трудом своим. А тут вздумали его, Ручинского, агитировать!

Он не остановил станок, пока не обточил ось. Пусть подождут. Но стоило ему нажать кнопку "стоп", как оказался в объятиях Алексея.

– Ну поздравляю, Герой!

– Какой там герой? Сейчас без брака не один я работаю. Вздумали с чем поздравлять!

"Он еще не слышал об Указе!" – убедилась Татьяна и понимающе улыбнулась.

– Ну, Алексей Иванович, вы Героя совсем в плен захватили! – сказала она. – Дайте же и нам поздравить! Хочу в щечку поцеловать! Поздравляю, Николай Тимофеевич, с присвоением высокого звания Героя Социалистического Труда!

– Мне?! Героя?! – еще не верил своим ушам. – Ну, спасибо… Так все неожиданно…

А станки один за другим останавливались, хоть немедленно организовывай митинг. Алексей взглянул на часы: до обеденного перерыва осталось шесть минут.

– Что случилось?!

– Героя дали Ручинскому!

– Вы это серьезно! Одному?

– Можно подумать – полцеха Героев!

– По радио передали сегодня.

– Может, однофамильцу? Мало ли бывает!

– Нет, нашему.

– Кому Героя?

– Останови станок. Не тебе же! Ручинскому!

– Ручинскому ура-а-а! – закричал Михаил. – Качать Николая Тимофеевича!

– Чего распетушился, орешь?! – хочет остепенить Михаила Леонид. – Не тебе же звезду чеканят!

– Можно подумать, что тебе, – огрызнулся Михаил. – Ручинскому ура-а-а!..

– Спасибо, товарищи, за поздравление. От всего сердца, но вообще, по совести, может, я и не заслужил, а?

– Заслужил! Заслужил, чего там!..

"Скорее бы подошел секретарь парткома со Стрижовым, – тревожился Алексей, – и митинг начали бы. Собственно, митинг в полном разгаре. Сам собой начался.

Такое нечасто бывает. Первый Герой на нашем заводе! Хорошее начало".

А в цеху продолжалось ликование: от станка к стану, будто за каждым третьим из них и на самом деле стоял Герой…

3

Помогать Федору закладывать фундамент дома напросились многие. Пришли Олег, Миша, Леонид, Жанна, Светлана. Даже Татьяну каким-то ветром занесло. Пришли два пария – каменщики из строительного цеха.

– Ребята! – растерялся Федор. – Да я же просил только Олега и Мишу подсобниками к каменщикам. А тут почти вся комсомольская организация пришла.

День в начале июня выдался жаркий, солнечный, безветренный. Закладывали не какой-то домик, а с размахом, на три большие комнаты. Строить так строить!..

С работой управились к четырем часам дня. Самосвал едва успевал привозить раствор.

– Главное – фундамент, – говорил Федор. – А дом будет. Больше я в помощи не нуждаюсь. Денег поднакопил. Не хватит – батя поможет. Он в колхозе механизатором, зарабатывает неплохо.

Стол накрыли в саду. Тут уж постарались Полина и Венера. Полина кое-что привезла из Киева, куда ездила навестить Витю.

Подняли тост за фундамент.

– Пошла горилочка по животу, как брехня по городу, – опрокинув рюмку, произнес Леонид.

– Ребята, вот здесь, где мы сидим, я поставлю ульи, – сказал Федор.

– И много? – спросил Олег, слегка наклонившись к Федору.

Олег – симпатичный парень. Брюнет, с правильными чертами лица. Волнистая, немного небрежная прическа открывала высокий лоб, прорезанный еле заметной морщинкой.

– Много не много, а пяток поставлю.

– Ты, я вижу, ударяешься в индивидуальное хозяйство. Уже и так два занятия комсомольского просвещения пропустил. Что-то мне не нравится все это.

– Что же ты хотел, чтоб я десять лет государственную квартиру ждал? Так и старость подойдет. А я хочу жить, пока молод. Я люблю копаться в земле. На черной земле, Олег, белый хлеб родит. А о политическом просвещении не беспокойся, газеты и журналы выписываю.

– Чего же ты тогда в город ехал? Сидел бы в селе, копался в земле. А то скоро горожанам туда на жительство придется ехать.

– А ты знаешь, Олег, что в нашем селе бани нет? А я хочу в бане мыться, как и ты.

– Что ж это за село?

– Адрес дать? Недалеко отсюда, всего тридцать километров. Да и что я – у бога лишний? В селе и девчат не остается. А тут я Венеру нашел. А ты, чего в город приехал? Тут у меня работа, жена любимая, скоро сын будет! В общем, я счастлив, товарищи!

– Смотри, чтоб тебя сад не засосал, чтоб шире своего дома жил. А то скучно будет! – Глаза Олега с задоринкой, а взгляд прямой, смотрит цепко..

– С Венерой скучно?! Ты это брось!

Федор оскорбленно умолк.

– Мне тоже нравится жить в таком домике, – отозвалась Жанна. – Вот у нас в стране сорок шесть миллионов пенсионеров. Дать им участки, и пусть сады выращивают. Какая бы польза была! А то только в домино стучат по вечерам. А толк какой?

– Нальем по второй, – прервал ее Леонид.

– В моем доме тостов не считать, – сказал Федор.

– Федя, родной мой, дома-то еще нет, – улыбнулась Венера.

– Как нет?! Считай – есть! Главное – фундамент!..

– Наливай! Пей, Жанна, до дна, чтоб была думка одна, – произнес Федор.

– А чистая, как слеза, – все еще держал в руке рюмку Леонид. – Пью за счастье!

– А что такое счастье? – спросила Жанна. – Как ты его понимаешь?

– Счастье? Когда все у тебя есть, – ответил за Леонида Федор. – И дом, и жена любимая, и на работе порядок.

Федор поднялся. Он стоял могучий, ветер нежно шевелил рыжеватые с отливом волосы. Все внутри у него радовалось, пело.

– Счастье – это быть всегда впереди, – сказал Олег. – Хоть на полшага, но впереди. Поэтому не теряй времени, следи за новинками, не пропускай мимо внимания информации о достижениях науки и техники, выкраивай на это время. Ведь в век научно-технической революции живем… Не взирая на трудности, всегда иди навстречу прекрасному.

– Оно так, – согласился Федор. – Всякий своей доли кузнец.

– Жанна, не дают мне ответить тебе на заданный вопрос, – перебил Федора Леонид. – Счастье – это жратва, питье, квартира шикарная, бабы.

– Дурной поп – дурная его и молитва, – сказала Татьяна.

– Неужели ты это серьезно? – уставилась на него Жанна.

– Каждый об этом думает, – ответил Леонид. Кошачьи глаза его смотрели твердо и чуть нагловато. – Да не каждому доступно.

– Слушай, Леонид, – остановил его Федор, – если бы ты не был моим гостем и не таким хилым, я б тебе сейчас врезал хорошенько.

Татьяна молчала. С каким бы она наслаждением посмотрела на разукрашенного Леонида. Через его сплетню она чуть не лишилась Алексея.

– Хорошо, что среди нас нет драчунов, – сказала Венера.

– А Миша? – улыбнулась Жанна. – Помните, осенью Тарас и Миша дрались. Какой Тарас исцарапанный ходил!

– Да Тарас и не дрался вовсе, – возразил Миша. – Это мы на рыбалке были.

– На рыбалке были, а с волком сцепились, – скаламбурил Леонид.

– Да это его филин исцарапал.

– Да, филин ушастый?

– В штанах? Что ж он сослепу налетел на человека?

– Ну, дайте ему договорить, – попросил Олег.

– Мы на рыбалке были, – рассказывал Миша. – В ночном. Значит, поставили мы донки и разошлись. Я к одной копне, он к другой. Укрылся плащом и навалил на себя ворох душистого сена. Не спалось. На реке вообще не скоро уснешь. Вдруг Тарас страшно закричал. Это был нечеловеческий, душераздирающий крик. Я схватил фонарик – и к нему. Смотрю: Тарас держит за шею огромную ушастую птицу. На месте глаз у нее зияли кровяно-синие ямки. Это был филин. Казалось, вот-вот выцарапает когтями Тарасу глаза. "Брось! Брось!" – закричал я, освещая птицу фонариком. Тарас разжал руки, филин взмыл кверху и исчез в темноте. Лицо Тараса было в ранах и в крови.

Федор развел руками.

– Филин – зоркая птица, не мог он накинуться на человека.

– Но он же был слепой, – убеждал Михаил, – я ясно видел: вместо глаз зияли пустые глазницы.

"А мне сказал Тарас, что дрались, – думала Жанна. – А если бы он стал рассказывать о филине, разве я поверила бы?"

– А что, может, бедный филин потерял глаза в бою с врагами, – соглашается с Мишей Олег. – Наверное, днем это было. Ночью он хозяин. Слепой филин за мышами охотился, а на человека напоролся.

– Так и выпустил, – произнес Федор. – И перышка не выдернул на счастье. Перо филина от всех болезней оберегает. Жанна, он тебе пера не подарил? Нет! Значит, другой отдал. Постой, какой филин?! Какая рыбалка? С побитым лицом Тарас в феврале пришел!