Текст книги "Горячее лето"

Автор книги: Григорий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Что еще задумали, если не секрет? – спросил главный инженер. – Какая-нибудь идея возникла?

– Да вот упражняюсь с некоторых пор. Но боюсь Григория Петровича, узнает – заклюет. Мол, отвлекаюсь от неотложных дел цеха. Черчу и думаю: не узнал бы.

– Вас, вижу, беспокоит межколесный дифференциал?

– Не только это. Без проходного редуктора не обойтись.

"А у него есть хватка, да и голова мыслящая, – подумал Стрижов о сыне. – Только разные мы. И характер у Алексея не мой. Ничего, обмозолится характер!"

– Инженеры конструкторского бюро уже внесли целый ряд конструктивных изменений, в том числе и в проходной мост, скоро "Сибиряк" запустим в серийное производство.

– А расположение температурного датчика? А с балкой переднего ведущего решено? А гидроподъемник? Расположение его?

– Давно это вас волнует?

– Все время, как только сел за руль опытного варианта "Сибиряка". Ушел с машины, а она не выходит из головы. Вот кое-что переношу на кальку.

– Да, вот тут я вижу остроумное решение, – Стрижов ткнул пальцем в чертеж. – Черт побери, и вы этим занимаетесь украдкой! На вас это непохоже.

– Да у меня же есть основная работа… А это только наброски.

– Нет, вы уж дайте их мне, я их конструкторам передам. Надо быстро вносить коренные усовершенствования в ряд узлов. Придется оставить журавля в небе, а мобилизоваться на синице. Министерство требует запустить машину в серийное производство досрочно. Досрочно – это наш партийный долг. Мы дорожим временем. Оно всегда работало на нас.

– От нас, Иван Иванович, ждут не просто машину, а хорошую машину, современную.

– Само собой разумеется.

– Кстати, в отделе научной и технической информации есть разработки узлов зарубежных машин. В них найдены новые технические решения.

– Я уже вам сказал, время поджимает. А если заново все начнем изобретать – и года не хватит. – А про себя подумал: "При повторном применении технических решений мы ведь не получим премии за внедрение новой техники".

– Да, я слышал от испытателей, что до сегодняшнего дня обрываются болты на лебедке.

– Пустяки! Это, можно сказать, решено.

"Может, следовало перевести его в экспериментальную лабораторию?"

– Хорошо, я передам вам чертежи в понедельник. Еще пару дней помозгую.

– А это что за схема?

– Новая расстановка станков в цехе. Цепочка.

– Этим пока не время заниматься.

Стрижов ведь только так, для видимости, с Алексеем разговаривал, слушал возражения. А подчиненные все реже и реже перечили главному. Не раз и сам ловил себя на том, что ним одолевает властность, неоспоримость и категоричность собственных мнений и суждении. Происходило это не от широты знании, а от положения главного инженера, и нравились ему податливые подчиненные.

– Итак, жду вас в понедельник с чертежами.

"Думающий сын, – размышлял Стрижов, – пока конструкторское бюро разрабатывает, перепроектирует, спорит, он мозгует в одиночку. В нем есть что-то стрижовское, черт возьми, талант инженера! Чего доброго, сын еще превзойдет отца. Только гордиться им придется втихомолку. Для завода и города он – Коваленко, и все тут!"

Вечером Иван Иванович спросил Татьяну:

– Почему не сказала о чертежах Коваленко?

– Каких чертежах?

– Каких! Каких! На узлы для автомобиля "Сибиряк!"

– Первый раз слышу.

– Вы же вместе работаете. Странно, никто не знает, а он мозгует над ними.

"Значит, Алексей Иванович хочет помочь создать лучшую машину, – обрадовалась Татьяна. – Конечно, он это делает втайне от нас и особенно Вербина. Тот бы не потерпел этого. Своих дел мало, что ли?"

Когда Вербин возвратился домой, часы пробили десять. Дети спали.

Жена уже была в постели. Она укоризненно глянула на него, глубоко вздохнула и отвернулась к стене.

"Я на диване лягу", – решил Вербин.

Беленькая кошечка повертелась у ног и ушла.

Вербин долго не может уснуть. Он смотрит на светящийся циферблат часов – половина двенадцатого. Не спится.

Перевернулся на спину. Вдруг перед его глазами всплывает улыбающееся лицо Ирины, ее покорные и теплые руки в его ладонях, а губы шепчут ласковые слова: "Мне с тобой хорошо!"

Надо откровенно поговорить с женой. Честно все рассказать. Больше жить так нельзя. Мы стали чужие друг другу. Я не виноват, что все распадается. Ну, зачем откладывать.

Тарас заметил Жанну еще издали. Она подошла, подала руку, слабо улыбнулась.

– Что-то голова разболелась, – пожаловалась. – Но ничего, пройдет. Правда, пройдет?

– Это грипп. Надо бы полежать, – сказал Тарас.

– Нет, будем работать.

В обеденный перерыв Жанна пошла в заводской медпункт и больше к станку не вернулась.

Ему стало как-то грустно. Все не ладилось, не хотелось работать и думать. "Что это, неужели я влюбился в Жанну? Нет, это не любовь. Просто я привык к ней, и не больше".

Жанна пришла на третий день печальной и озабоченной. Что происходило с ней, он не понимал. Его глаза часто останавливались на девушке, сердце ее сжималось под этим загадочным взглядом. Тарас находил трогательную прелесть и в ее побледневших чертах, в нерешительных замедленных движениям, а ей казалось, что он не в духе.

– Вы чем-то расстроились? – спросила Жанна.

– А вы?

Он пристально посмотрел на Жанну. Краска залила ее лицо, и она не нашлась, что ответить.

Тарас использовал сталь-40, которую подвергли ционированию для создания сверхпрочной поверхности слоя кулачков, и это принесло успех. Оставалось внести изменения в конструкцию самого зажимного узла приспособления. Это не очень утруждало Тараса. Он ясно представлял, что именно нужно изменить. И тут ему снова оказала большую помощь Жанна. Когда дело касалось конструирования, она проявляла острую смекалку.

Алексей мимоходом сделал в чертеже маленькую, но, как позже оказалось, весьма важную поправку. Он изменил диаметр небольшой конической детали, похожей на усеченный конус, но непонятно, по какой причине не указал размера. Тарас хотел идти искать Алексея, но Жанна сказала:

– Подсчитаем сами!

Зная общую длину детали и угол наклона конуса, Жанна с точностью вычислила величину диаметра.

– Вы не зря диплом инженера получили! – с уважением сказал о девушке.

Теперь, когда успех обозначился, Тарас торопился довести дело до конца. Все ушли, а он, пустив станок, в который раз стал следить за работой кулачков. Все шло так хорошо, что Тарас даже начал напевать себе под нос. Включил станок, снял зажимное приспособление и принялся придирчиво проверять его, пытаясь отыскать следы вмятин, потертостей. Кто-то подошел. Он повернул голову – Юля.

– Ты до сих пор работаешь? Вот не думала. А я уже от троллейбусной остановки вернулась, ключ от квартиры забыла. Мой-то снова в командировку уехал, – сказала она заигрывающим тоном.

– Опять одна?

– Ты что завтра будешь делать?.. Вечером.

– По вечерам я готовлюсь в институт.

– Решил инженером стать? Ну давай, давай!

И ушла.

Глава шестая

1

Рабочий день был на исходе. Вернее, первая смена заканчивала работу. Алексей зашел к начальнику цеха. Пора поговорить с ним по душам и показать проект расстановки станков. Не прошло и минуты, как на пороге появилась Татьяна.

– Слушаю вас, Григорий Петрович, – сказала она и зарделась.

Вербин обернулся и слегка выпрямился. Татьяна стояла у двери и задумчиво глядела вдаль. В это мгновение Алексей, может быть, впервые пристально рассмотрел ее стройную фигуру, строгое, умное лицо с большими голубыми глазами.

"Недаром ее считают в цехе гордой и неприступной, – подумал Вербин. – Так можно и в девках засидеться".

– Проходи, проходи, Татьяна Ивановна, – словно обрел дар речи, начал Григорий Петрович. – Присаживайся. Как настроение?

– Григорий Петрович, завтра я не выйду. И смена моя тоже. – Татьяна взглянула прямо в глаза начальнику цеха.

– Татьяна Ивановна, дорогая, я же ничего еще не сказал! – И Вербин слегка подмигнул Алексею, как бы желая возбудить его внимание и втянуть в разговор.

– Да все ясно. На работу надо приходить, так ведь?

– Ты права, надо выходить, – сказал Вербин. – Ну что зимой людям два дня подряд в выходной делать? Ну, другое дело летом. Зимой можно и без двух выходных обойтись. Ну, стоит ли тебя, Татьяна Ивановна, агитировать? В цехе двадцать процентов рабочих болеют. Но дело не только в гриппе. Сегодня к вечеру металл подвезут. Ну ты же у меня…

– Григорий Петрович, – перебила его Татьяна, – я уже сегодня утром, когда на завод пришла, все поняла.

– Может, даже не на полный день. И не всю смену. Хотя бы половину людей.

– А ведь многие уже свой план на выходные наметили. Девушкам на свидание нужно. Так они и замуж не выйдут.

– Свидания пусть перенесут. Раньше-то один выходной был, и девушки с парнями встречались. И женились.

– Да и у нас выходных не густо. То субботник, то в колхоз, то в городе чистоту наводим.

– Говоришь, чистоту в городе наводим. А ведь, Татьяна Ивановна, это наш город, мы тут живем. Приятно, когда на улицах чисто, все в цветах и зелени, не встретишь хулиганов. Ты знаешь, я как-то был в нашем городе с инженером-одесситом, приезжал он к нам по рекламаций. Закурил, значит, он, смял папиросную пачку, хотел было выбросить, огляделся вокруг и положил ее в карман.

– Конечно, приятно, когда везде порядок, – согласилась Татьяна.

– Ну как там Олейник-младший?

– По шестьдесят шкивов обтачивает. За двух токарей справляется. Помогло новое зажимное приспособление.

– Молодец! Только бы не попал под влияние отчима.

Алексей сидел молча, потупившись, розглядывая какие-то записи.

– Ну, хорошо, поговори со своими. Они за тобой в огонь и воду пойдут.

– Да ладно уж, поговорю, – вздыхает Татьяна и выходит.

Начальник цеха потянулся к селектору, но тут же передумал. Ваял трубку, набрал номер:

– Кузнечный. Ты, Болотников? Ну, что за заготовки прислали? Нельзя же так! Даю команду: больше таких не принимать! Отправляй в металлолом… Ну, переправляйте, это уже не мое дело… Половину приму. Последний раз. Не хочу я стоять перед Павлом Марковичем рядом с тобой и объясняться. Ну, когда ты дашь возможность создать внутренние заделы хотя бы на два дня вперед? Ну, ладно, действуйте. А может, все-таки еще найдете приличные заготовки?.. Я за дневную смену собрал тридцать восемь редукторов, а мне надо в четыре раза больше!

Кладет трубку и включает селектор.

– Доценко, докладывайте!.. Что? Погнут вал 1708? Какой еще подшипник?

– Валя, соедини со старшим механиком.

– Харченко! У тебя подшипник для 1708 есть? Нет! А почему нет? Разбейся в доску, а достань. Через час позвонишь!

Переключает селектор.

– Это ты? Почему фрезы не точатся? Кто виноват? Почему не доложил? 1722-й стоит? Обломался щит? Когда? Только что? На гидравлике двигатель горит? Да он и вчера у тебя горел. Поработаешь в субботу. Чего? Метчиков? Не знаешь, где брать? Слушай, надоело мне быть снабженцем, у меня других дел много!..

А Вербин говорил уже с другим:

– А сами сообразить не могли?! Ждали распоряжения! На заводе я был. Ну, конечно, на заводе, не на курорте же я отдыхал!

Снова берется за телефон…

Потом отключает селектор.

– Григорий Петрович, – обращается Алексей к начальнику цеха, как только тот положил трубку. – Может, пойдете и отдохнете? Я слышал все ваши команды и проконтролирую. Дайте время на их выполнение.

– Нет, пока не могу. Нагородят там, бог знает чего.

– Тогда, может, посмотрите мой проект расположения станков? Я набросал, сделал расчеты. Вот если здесь разместить автоматы… Ведь ставили и ставили станки, а теперь даже простая цепочка отсутствует. Да и тесно.

– Станки – не пешки на шахматной доске.

– А вы посмотрите.

– Только не сегодня!

– А когда?

– Разве сейчас до этого? План трещит. Некогда этим заниматься! Не время! Не время!..

– Почему вы никогда не можете выслушать меня?

– Я все могу!

– Да вы, пожалуй, знаете о каждом винтике в цехе, даете указание вплоть до Полины Афанасьевны! – вырвалось у Алексея. – А своему заместителю полчаса не можете уделить?

"Да не только мне. К станку Тараса ни разу не подошел".

– Я знаю, что важнее на данном этапе. Я и так ложусь в час ночи. А просыпаюсь в шесть утра с мыслью, как я буду давать агрегаты и узлы на сборочный. И голова кругом идет. А ты, Алексей Иванович, со своей расстановкой станков.

– Что же, мне к главному инженеру идти?.. Или к директору?..

– У них только и забот, что тебя слушать. Главный "Сибиряком" занимается. Директор месяц по командировкам мотается. На днях в Москву поедет. Так что месяца через три примет! Если примет!..

– Надеюсь, раньше примет!

Алексей собрал свои чертежи и вышел из кабинета.

"Надо идти к директору. Павел Маркович найдет время выслушать".

2

Ирина в последнее время стала замечать в Полине перемену. Раньше приходила на работу молчаливой, угрюмой, сейчас наоборот – оживленной, разговорчивой, приветливой. Но у Ирины самой полно хлопот, поэтому ни о чем ее не расспрашивала. Ей даже в голову не приходило поделиться с Полиной своими радостями, своими бедами. А как иногда хочется с кем-то отвести душу, выговориться! Но никого близкого у Ирины не было.

Сегодня Полина предложила зайти к ней домой. А как не зайдешь? Может, снова придется искать в ее доме пристанище. Все может быть. Да и от чистого сердца приглашает.

– Луку у меня много, – сказала она. – А в магазинах нет. Засуха-то какая была. А у меня уродило. Не понесу же я на базар продавать.

Вот уже месяц, как у Полины умерла мать.

В доме все было так же, как и раньше. Даже кровать матери стояла. Только детская кроватка добавилась. Набрав сетку луку, Полина спросила:

– Ты не спешишь, Ирина?

– Да нет. – И села.

И вдруг Полина начала рассказывать о своей жизни. Ирина внимательно слушала, боясь каким-нибудь ненужным словом вспугнуть разоткровенничавшуюся Полипу. Когда та умолкла, Ирина, прижавшись щекой к ее плечу, горячо шептала:

– Ты полюбила ребенка как родного!..

– Он привык ко мне. Мамой называет, – как-то по-детски, беспомощно сказала Полина. – Такая радость в доме!..

Задумалась. Взяла за руки Ирину. Ирина даже несколько смутилась. Полина хотела заговорить… И голос ее замер. Нет, она может положиться на Ирину. Другой бы она ничего не сказала.

– Теперь одна забота – Витенька. Одна радость…

Ирина улыбнулась.

– Я тоже однажды заметила: когда он заболел, ты прибежала взволнованная.

– Я тогда чуть с ума не сошла, – продолжала Полина. – Думала, случилось с ним что-нибудь. А он простудился. Ты знаешь, я с ним уже в Киев ездила. К профессору. Операцию ему надобно делать! Ножку можно выправить. Сам профессор так говорил. В Киеве ее смогут сделать. Только как подумаю – страшно. Нарушат кость, а потом она снова срастется!.. Какое-то новое лекарство для сращивания будут применять.

Полина отпустила руки Ирины, посидела задумавшись и снова спросила:

– А если найдутся у него родители? Мать придет…

– То не мать, что бросила ребенка!

– Оно то так. Ну, а судом не отберут?

– Суд будет на твоей стороне.

– Вот это же я и хотела спросить. Ты знаешь, в доме веселее стало. Правильно говорит пословица: хата с детьми – базар, а без них – кладовка. Теперь и замуж не надо выходить.

– Выйдешь, еще не старуха.

– Попробуй сейчас в моем возрасте найти подходящего мужчину. Переспать ночь-другую напрашиваются многие, а чтоб серьезно – ни один еще не попадался. А мне уже тридцать первый пошел. А у тебя как с мужем?

– Да живу… пока. – Ирина побледнела.

– Да оно может и лучше с плохим, чем одной, – вдруг сделала заключение Полина. – А у меня сейчас одна радость – Витенька.

– Правильно ты сделала, Полина, что усыновила ребенка.

– Ты в этом уверена?! Говоришь, правильно?

– Конечно!..

Ирина шла домой и думала, думала. Растревожила душу Полина.

3

«Нет, не примет меня директор сейчас, – усомнился Алексей. – Идут и идут к нему, и все по вызову. А завтра пробиться к нему будет еще труднее. Завтра и Вербин с командировки приедет».

– Может, мне не стоит ждать? – спросил он у секретарши.

– Не знаю, – пожала плечами женщина. – Сказал, что примет.

Секретарша – женщина еще молодая, симпатичная. Модно одета.

Из кабинета выглянул Стрижов.

– Мария Петровна, позвоните в кочегарку и скажите, чтобы поубавили газ. Что они там в самом деле, поджарить нас собрались!

Стрижов скрылся. Дверь осталась приоткрытой. Алексей начал рассуждать о главном инженере: "Большой у него участок работы. Попробуй охвати все. Тут надо твердый характер. У него, правда, своеобразные отношения с подчиненными. Стрижов не терпит, когда ему возражают. А вот на комсомольском бюро он с Ручинским согласился. Интересно, как бы он отнесся к тому, если бы у меня наладились отношения с его дочерью? Наверное, поднялась бы буря. Стрижов этого не допустил бы… Нет, этого не случится".

Алексей через приоткрытую дверь слышал, как кто-то докладывал. Кажется, заместитель по снабжению Кобцев. Его перебил директор: "Тридцать семь некомплектными?! По чьей вине?.."

– Я, пожалуй, пойду покурить! – сказал Алексеи. – Буду недалеко, тут, в коридоре.

– Да вы успеете осмотреть и выставку работ изобретателей и рационализаторов. Вчера только открыли, посоветовала секретарша.

Сидеть и слушать, как дает разгон директор завода своим подчиненным, не входило в его намерения. Да и неприятно.

А тут еще истопники жарят. Прикоснись к трубам – руку обожжешь!

С окна коридора видна улица Киевская. Среди высоких зданий автомобили кажутся почти игрушечными. Они мчатся сплошным потоком. "Волги", "Москвичи", "Жигули", – как яркие летние цветы красуются на улице. Светло-серые, голубые, синие, вишневые, рубиновые, коричневые, кремовые и цвета морской волны – они делают улицу нарядной, праздничной.

А вот и их самосвалы. Плывут солидно, пожалуй, даже величественно, сверкая темно-зеленой краской. Эти большие машины вызывают одобрительные взгляды зеленогорцев. Не пользуются они симпатией только у регулировщиков и автоинспекции.

Алексей отошел от окна. Может, действительно осмотреть выставку работ изобретателей и рационализаторов? Правда, за короткое время не успеешь. Но зал рядом, а время в ожидании пропадает даром.

У самого входа стоит большой стенд с красиво нарисованным в перспективе автомобилем.

В зале никого нет. На стене большой плакат:

"В выпуске нашего автомобиля участвуют 600 предприятий страны, десятки тысяч советских граждан. Не подведем же их, товарищи! Выполним и перевыполним задания десятой пятилетки при отличном качестве!"

В центре зала макет завода с игрушечными корпусами. Посреди макета – большое, вытянутое в длину здание. Вокруг него – слева, справа, позади – множество зданий помельче. На крышах надписи – название цехов.

"Интересный макет, – подумал Алексей. – Производственная структура завода. Весь организм в миниатюре. Вот учащихся бы сюда на экскурсию! Не пришлось бы рассказывать, как говорится, вообще".

– Макет действующий? – спросил он у уборщицы, которая наблюдала за сохранностью экспонатов выставки.

– Да, я вам сейчас включу.

И вмиг все ожило, задвигалось, зашумело. Из литейного в механические цеха двинулись автокары, доверху нагруженные отливками. Из механических цехов, словно гигантские змеи, доставляли к центру рессоры, мосты, карданы, ящики с деталями. Как мощный магнит, притягивало к себе центральное здание.

Трудно отвести взгляд. А сколько фотографий, чертежей, диаграмм! Не хотелось уходить отсюда.

Когда Алексей зашел в приемную, в кабинете по-прежнему происходил крупный разговор директора со своими заместителями и начальниками служб.

"Уж не забыл ли директор, что должен принять меня в три часа? Но он же сам назначил время. При любых условиях я должен к нему попасть сегодня".

– Сколько шин на заводе? – спросил директор.

– Полторы тысячи.

– Это же на два дня работы!

– Мы пошли сейчас без запаски. До прибытия машин с шинами, думаю, продержимся.

– Дальше. Механический получил пруток?

– Харьковский завод не отгружает. Сообщают: у них не хватает мощностей.

– Что предпринимается?

– В Харькове Вербин. Говорит, что могут дать пруток, но только с дырочками.

– Зачем нам с дырочками? Это, наверное, дороже?

– Да, дороже. Это уже изделие, а не пруток. Не металл. Но другого выхода у нас нет. Нужда заставит и калачи есть.

– За эти калачи по шее бы надавать! Ну, ладно. Возьмите. Но не больше семи тонн. А почему Вербин этим вопросом занимается? Поменьше рангом надо было послать человека.

– У него там знакомство, – ответил Стрижов. – А пруток-то, в основном, для его цеха.

Как неприятно подслушивать разговоры, ведущиеся в кабинете директора, так подошел бы и закрыл массивные двери. Вот уж секретарша наслушается. Она в курсе всех дел завода.

– Вы уже никуда не уходите, – обратилась грудным голосом к Алексею, – совещание идет к концу.

И действительно, минут через пять директор подвел черту совещанию. Как-то даже неожиданно это было для Алексея. Для него неожиданно, а для секретарши закономерно. Она уже изучила стиль директора проводить совещания. Не один год здесь работает.

Привалов Павел Маркович если не отсутствовал (а отсутствовал он часто), то один раз в неделю собирал своих начальников служб и заместителей. Если дела шли плохо, приглашал и начальников цехов и участков. Сегодня начальников цехов и участков по пригласил, значит, дела на заводе идут не так уж плохо. Директор прежде всего хотел выслушать своих заместителей и начальников служб и узнать, что планируют они не только на завтрашний день, а на неделю вперед, на месяц. Что думают о своей работе. Все эти сведения во многом облегчали ему, Привалову, руководство заводом. Привалов старичком себя не считал, хотя давно перевалило за шестьдесят. Уж не раз ходили слухи, что он уходит на пенсию. Но вдруг главного инженера, который должен был взвалить ношу завода на свои плечи, назначили директором Брянского завода. И снова Павел Маркович оставался директором.

А сейчас и совсем не до этого. Создавалось зеленогорское автообъединение, куда входили завод колес, механический, автоагрегатный. Это только пока, поговаривают, несколько предприятий вольется.

Привалов автоматически стал генеральным директором автообъединения.

Кабинет директора покидали быстро.

– Заходите, заходите, пока он не ушел, – напомнила секретарша.

Алексей постучал о косяк второй двери и, услышав из глубины голос, вошел. В большом, в три окна, кабинете, лицом к двери, за длинным столом с телефонами и селектором, пепельницей и календарем, с подписанными и неподписанными бумагами сидел директор. На стенах – чертежи, фотографии автомобилей. Привалов встал и пошел навстречу. Высокий, худой, правое плечо выше, как у бильярдиста. Качнулся, шагнул левой ногой и, левой же рукой опираясь на стол, протянул правую, здороваясь.

"Наверное, директор играет на бильярде".

Привалов руку подавал редко, больше здоровался кивком головы.

"Значит, в духе, – отметил про себя. Алексей. – И главное – один".

– Садитесь! Слушаю вас.

– Я по вопросу размещения станков. Скученности. Во втором механическом.

– Я эту скученность оплатил рабочим. В порядке премий из фондов.

– Но существуют нормы.

– Да, из норм мы выходим. Но вы же знаете, страна строит КамАЗ. Туда идут миллионы. А за счет своих средств много не построишь. Много не внедришь.

– А если ссуду из банка…

– Им же надо расчет, прирост, эффект. Конечно, мы не стоим на месте. Занимаемся реконструкцией. Сейчас, кстати, на очереди экспериментальный. Иные думают, что стоит директору внедрить новшество – и оно даст большой эффект. А если не внедряем, то он консерватор. Все ясно. Я тоже так думал. А вот стал директором, понял: внедрять новое чертовски трудно. И, может быть, самое сложное тут – преодоление собственного внутреннего сопротивления, перешагнуть психологический барьер. Вступить в борьбу с другими, ломать, ломать!

– Мы немного просим. Но нам надо производственные площади. Новые станки мы не знаем, где поставить. "Цепочка", нарушена.

Алексей открыл папку.

– Вот так предлагаю разместить станки. Мы выиграем время, повысим производительность труда. Но о перестановке станков начальник цеха и слушать не желает.

– Где же мне найти вам помещение?

– Такое помещение освобождается. Склады уже почти перешли в новое здание. Можно две поточных линии разместить. Я набросал…

Но директор даже не взглянул на схему. Смерил длинными шагами кабинет туда и обратно. Остановился около Алексея.

– Я знаю, Вербину будет тяжело ломать. Он своими руками все делал, создавал. У него еще допотопные станки стоят. Никак не может с ними расстаться. А вы, молодежь, ломать можете!

– Я тоже против, чтобы ломать. Но надо хотя бы "цепочку" создать на первое время. Старые станки выбросить. Я тут прикинул.

– А я за то, чтобы сломать, все сломать и сделать по-новому. Поточные линии с цеховым диспетчерским щитом. Сложность автоматизации вашего цеха заключается в том, что технология здесь не непрерывная, а дискретная и к тому же чрезвычайно разнообразная. Вы же знаете, изготовление детален связано с выполнением большого количества технологических операции. Мы ужо многое получили. Но не все… Каждый год заказываем, а дают по чайной ложке. Надо уточнить только, что получено. А остальное будем выбивать. На съезде попытаюсь встретиться с одесситами. Мы им кузовами помогаем. Только как же с планом?

– План будем выполнять на стайках, которые временно установим в других помещениях. Например, в помещении складов.

– Склады-то далековато. Лучше закажем три сборно-щитовых общежития.

– А сколько времени пройдет, пока получим их?

– Лесовики дадут немедленно. Мы им запчастями поможем. Дадут, договоримся. И потом – ломать не сразу. Начнем с правой стороны. Я давно об этом думал.

"Кажется, Павел Маркович ухватился за мое предложение. А это главное". А директор продолжал:

– Ну, часть плана попросим взять на себя другие цеха. Придется просить. И людей дополнительно подбросим. Ломать так ломать! А половинчатое решение принимать не будем. Когда-то же надо перестраивать цех. В этом году экспериментальный и ваш, а потом другие. И нам потребуется на это две пятилетки. Так?

– Да, если по два цеха в год.

– А это слишком много. Без дотации сверху и разориться можно. Отстать. А отсталых бьют. Конечно, мы подключим вам технологов, конструкторов…

"Вот это решение, – восхищался Алексей. – У Вербина инфаркт может случиться. Все поломать и построить заново! Но пока это только разговоры. Но говорит-то директор".

Алексей представил поточные линии. У каждого станка своя сигнализация. Диск такой, как на телефоне установленный на светящемся небольшом щите. На нем надписи:

1 – жду металл;

2 – вызываю слесаря;

3 – вызываю электрика;

4 – вызываю мастера.

Повернет рабочий цифру "один" на диске – и такой же сигнал засветится на пульте цехового диспетчера, в конторке мастера и в цеховом складе. Не придется ему долго ждать материала. Повернет токарь цифру "два" – и к нему поспешит дежурный механик. А на светящемся щите для каждого станка своя ячейка, на стекле виден его силуэт, обозначен номер его и обрабатываемой детали. На стекле на каждой ячейке все время движутся, нарастая, цифры. Это ведется счет готовых деталей. На станках установлены автоматические счетчики: они подсчитывают, записывают и передают показания на диспетчерский щит. Диспетчер проверяет выпуск деталей по минутам. И принимает меры. А сейчас ведь только на планерке начальник цеха узнает, сколько изготовлено тех или иных деталей…

В аппарате внутризаводской связи щёлкнуло и чей-то голос проговорил:

– Павел Маркович, в четыре бюро.

– Знаю. Спасибо! – И снова к Алексею: – Не все это от нас зависит. Но мы не рыбаки, ждущие золотую рыбку. Мы уже подготавливаемся к внедрению новых металлов. Увеличится пробег автомобилей. Отсюда качество перейдет в количество.

– Добротные автомобили потребуют больше затрат, денег, увеличится себестоимость.

– О нет, этого мы не допустим. Вернее, этого-то нам не позволят вышестоящие органы.

– И в десятой пятилетке наши самосвалы будут выходить с деревянными кабинами?

– Пока будут деревянные. Горьковчане обещают через год-два поставить штампы для изготовления металлических кабин. Но они их обещали и пять лет назад.

– Надо, чтобы министр потребовал. В ЦК пойти!

Взгляд Привалова помрачнел.

"Стоит ли молодому инженеру объяснять, что не так это все просто, – подумал Привалов. – Один раз обратился в ЦК, то министр три года косо смотрел. Лучше ехать с деревяшками, не отрываясь от кресла директора. Но…"

– Снова буду обращаться к министру. И для завода мы многое заказали. Остается только выбить. Не люблю "толкачей", а что поделаешь…

– Значит, на сборно-щитовые общежития можно надеяться?

– Вы что делаете в воскресенье? – не ответив на вопрос, спросил директор завода.

Алексей пожал плечами.

– Приходите ко мне в десять часов. С чертежами, эскизами. Или что там у вас?.. – И посмотрел на часы. Потом, с дружеской улыбкой опять на Коваленко. Оба что-то думали, соображали.

– Спасибо, приду! – сказал Алексей.

– Я еще кое-кого приглашу. – И протянул руку.

Алексей спешил в цех, не чувствуя ног под собой. Здорово получилось! Да Привалов, оказывается, за полную реконструкцию! А он ему сначала хотел только "цепочку" предложить. Убедить, ну, теперь держись, Вербин! Будем перестраивать цех!..

Алексей не мог спрятать улыбки от посторонних, а может, и не хотел.

Иначе и быть не могло, он и не предполагал иного поворота.

– Качество дает количество, – вслух произнес.

Собственно, это не ново, об этом еще Маркс писал.

Только как директор думает поднять качество без дополнительных затрат – для него, Алексея, загадка. Тут одними мероприятиями по внедрению новых металлов дело не выправишь.

4

– Ну и послал же мне бог заместителя, – сказал Вербин Стрижову после обычных приветствий.

– Не бог, а директор! – ответил Стрижов. – И с каких это пор начальник механического цеха в бога стал верить? Ты случайно не захаживаешь в молельный дом? Как-то ехал по городу, видел, как бежал Григорий Петрович, куда-то спешил.

"Уж не дошло ли до Стрижова о встречах с Ириной? – встревожился Вербин. – Впрочем, к чему тревога. Ну и пусть знают. Это, в конце концов, наше дело. И нечего другим вмешиваться. Хотя могут вмешаться. Тот же секретарь партбюро Ручинский может раздуть дело".

– Есть поговорка: на бога надейся, а сам не плошай!

– Чего же такого натворил Коваленко? – спросил Стрижов. И подумал: "Знал бы ты, что Алексей мой сын, по-другому этот разговор вел бы".

– Ломать цех охотников много, а вот кто строить будет? Я не один день на заводе, знаю, как это делается. Подашь идею, тебя же заставят делать, да еще и влепят, если не успеешь к сроку. Не время сейчас. Надо думать, как новые детали для "Сибиряка" осваивать. За них-то спросят. По большому счету спросят.

– Надо поворачиваться, Григорий Петрович, такое время.