Текст книги "Горячее лето"

Автор книги: Григорий Терещенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Едва появился Стрижов, раздался звонок. Он взял трубку, но никто не отзывался. Он хмыкнул и положил ее обратно.

Это звонил Алексей, но, когда услышал его голос, задержал трубку, а затем опустил. К чему разговоры? Детали из имеющейся стали он делать все равно не будет.

У Алексея стало тоскливо и неприятно на душе, что-то сломалось, ушло, рухнуло. Надо немедленно встретиться со Слесаревым.

Зазвенел телефон. Он с недоумением посмотрел на него. А это кто?.. И, главное, с чем?

4

– Ну и жук же ты, Коваленко! – с деланной обидой и удивлением говорил начальник первого механического цеха. Он даже не поздоровался. С налета!

– Почему жук?! Я что-то не понимаю!

– Чересчур умный стал. Нынче и пьяницы на водку не просят, а все на чай. Удалось все-таки свой план распихать, на плечи других цехов взвалить?

– Степан Степанович, реконструкция у нас, вы же знаете, – стал оправдываться Алексей. – Потом мы вас выручим.

– Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Потом…

– Да это же только часть нового заказа. Совсем немного. Остальное мы делаем. Так Павел Маркович распорядился.

– Какой там Павел Маркович! Его уже две недели нет. А вы сегодня заказ суете. Да еще на новую машину.

Уж не в зятья ли ты метишь к главному? Не ожидал я от тебя такого. Что, старые счеты? Теперь не жди от меня помощи, ржавого гвоздя не дам, паршивого мечика не выпросишь. Вербин никогда бы так не поступил! Все!

И положил трубку.

"Целый короб наговорил Степан Степанович, – недоумевал Алексей. – Значит, и у него план напряженный. Знал бы ты мой разговор с главным инженером, возможным родством не попрекал бы. Но если так разобраться, без горячки, по-деловому, то в чем я виноват? Директор завода приказал перераспределить план. Ведь цеху, ведущему реконструкцию, план был непосильный. Как говорится, план выше завязки. Постой, а какой заказ мог поступить к нему сегодня? Уж не полуоси ли?"

На пороге появилась Татьяна.

– Опять кузнечный подводит! – с возмущением начала она. – У меня четыре станка простаивает. Заготовки не поступают.

– Танюша, прошу тебя, сама пойди в кузнечный цех и разберись.

– Хорошо.

Он хотел еще что-то сказать, по голос по селектору отвлек его.

– Алексей Иванович! На станке 1708 лопнул вал.

– Свяжитесь с механиком и принимайте меры. Я вам точить вал не буду!

– На другом электромотор искрит. Я к тому говорю, что в субботу придется работать токарям.

"Вот она, текучка, которая засосала Вербина. Некогда было думать о реконструкции, о новом. Неужели и со мной так будет?"

Вошла Татьяна.

– Алексей, что же получается! Заготовки в кузнечном есть.

– Заготовки лежат, и нам их не дают. Так я понял?

– Да.

"Выходит, заготовки держат в резерве, и их дадут, когда прикажут сверху. На что это похоже?! Такое поведение граничит с преступлением. Нет, так дальше нельзя. Надо Болотникова на чистую воду выводить. Придется и с Болотниковым портить отношения".

Алексей связался с кузнечным цехом. Болотников был у себя.

– Николай Романович! Стоим! Нет заготовок. Прошу вас принять меры. Завтра мы можем сорвать работу главного конвейера.

– Ты у меня не один, – холодно ответил Болотников. – Степан Степанович только что звонил.

– Николай Романович, а может, у вас что-нибудь в загашнике завалялось?

– Ты за кого меня принимаешь? Было бы – дал. Но хватает металла. Могу тебе хоть сейчас цех передать. Может, у тебя и получится. Ты человек с перспективой, не чета нам, грешным. К тому же тесть…

Голос Болотникова исчез, а Алексей несколько минут сидел совершенно ошеломленный.

– Слышала, Танюша?

– Совести у него нет!

– Придется позвонить в партком.

Алексей взял трубку и набрал помер парткома. Услышав голос Слесарева, сказал:

– Я к вам с жалобой! Нельзя терпеть дальше такие проделки Болотникова!

– Говори яснее, – сказал Слесарев.

– Делается черт знает что!.. В кузнечном есть заготовки для нашего цеха, а мы их не можем получить. У нас станки простаивают. И это на одном заводе. Завтра, послезавтра по нашей вине может остановиться главный конвейер.

– Ты, Алексей Иванович, с Болотниковым говорил?

– Говорил. Клянется, что заготовок нет, а они в его цехе лежат.

– Такого вроде за ним еще не наблюдалось. Недостатков у него хоть отбавляй, но это…

Трубка некоторое время молчала.

– Я могу послать от парткома товарищей или народный контроль подключить. Но пойми, Алексей Иванович, если факты не подтвердятся, по-партийному и с тебя спросим. Ну так что, назначать комиссию?..

– Назначайте! – твердо сказал Алексей.

"Интересно, – думал Алексей, – обратился бы Вербин в партком? Наверное, сам бы договорился с Болотниковым. Может, и мне надо было сходить к нему в цех? Нет, пожалуй, я поступил верно, что позвонил в партком. Пусть не чувствует себя князьком. Хочу дам, хочу не дам. Черт побери, собирался поговорить со Слесаревым о "Сибиряке", а обратился по поводу этих злосчастных заготовок".

Через час Болотников сам разыскал Алексея.

– Ты знаешь, Коваленко, есть для тебя заготовки. Сейчас подвезут. Подвели меня подчиненные. Понимаешь, за всем не усмотришь…

– В сущности, вы меня обманули, – Алексей покачал головой.

– Ну ладно. Будут спрашивать из парткома, скажи, что получил. Поверь, не знал я об этих заготовках… Накажу! Премии лишу!..

"И накажет для видимости, – злился Алексей. – Все предпримет, чтобы оправдаться".

– Знаешь, мы с Вербиным дружно жили.

– А я что, хочу ссориться? Поймите, дело страдает.

– Ну, лады, Алексей Иванович. – И подал руку на прощание.

"Вел он себя неприлично, даже подло. И трус. Сам прибежал. Может, не будет больше допускать подобного? Придется с ним построже, сугубо по-деловому. Принципиальность всегда побеждает. Пусть меня считают принципиальным, даже склочным, лишь бы дело не страдало".

Алексей, прежде чем пойти к секретарю парткома, поговорил с Николаем Тимофеевичем, Татьяной.

– Мне надо с вами встретиться, – сказал Коваленко по телефону. – Срочно.

– Хорошо! Я сейчас к вам приду. По вопросу "Сибиряка"?

– Да.

5

– Иван Иванович, зайдите сегодня в партком, – сказал Слесарев.

– Что-нибудь случилось?

"Привалова он бы не вызвал, – думал Стрижов. – Что значит временно исполняющий обязанности директора".

– Пока нет, – ответил Слесарев. – Но может случиться. И вот что, придется в ближайшее время на парткоме заслушать вопросы о качестве выпускаемой продукции. Я обошел цеха. Во многих работают по принципу: стук-гряк – и пятак.

– Разберусь и в приказе накажу. На всю железку. "Слава богу, не о "Сибиряке" речь идет".

– Хорошо, в 16.00 зайду, – сказал Стрижов.

На сердце у него было скверно.

Когда в парткоме Слесарев завел разговор о "Сибиряке", Стрижов решил защищаться.

– За какой срок можно устранить дефекты и запустить новую машину в серийное производство? – прямо спросил Слесарев.

– Первого июля и ни днем позже.

– Все дефекты будут устранены к этому сроку?

– Нет, но машина должна пойти в серийное производство.

– Не понимаю. Машина с недостатками. Я внимательно прочитал рапорты испытателей, говорил со специалистами.

– Но межведомственная комиссия приняла такую машину, – прервал секретаря парткома Стрижов. – С недоработками.

– Значит, новую машину выпускаем с дефектами? Так я понял?!

– Относительный брачок будет устранен в процессе усовершенствования. Идеального, ничего нет. Все меняется. Сегодня машина новая, а завтра она устарела, не мне вам говорить.

– Ну что ж, поставим этот вопрос на парткоме. Но машина с заведомым браком не выйдет из ворот нашего завода.

– Вы плохо осведомлены о машине. Ведь три опытных "Сибиряка" работают в леспромхозах Карелии, и рекламаций нет.

– Тогда почему главный конструктор Найдорф мне заявил, что для полной доводки машины необходимо еще три месяца?

– Этот старик выжил из ума. Ему давно пора на пенсию. Через три месяца! Кто даст эти три месяца? Министерство? Обком? Горком? Кто? Кто? А может, Костенко?

– Вот это и решим на парткоме.

6

Вербин «сидел» на телефоне.

– Девушка, родная! Срочно необходима сталь. Специальная!

– Надо было раньше думать.

– Позвольте, я меньше месяца на этой должности.

– Был же кто-то до вас, – спокойно произносил голос в трубке.

– Да и он не мог предвидеть. Потребовалась недавно. Испытания новой машины, показали, что некоторые детали не выдерживают нагрузки. Из другой стали надобно их делать.

– Может, еще детали в чертежах, в синьке?

– В какой там синьке! В июле должна пойти в серийное производство новая машина "Сибиряк". Представляете?!

– Существует порядок…

Вербин решил разворачиваться в новой роли.

– Девушка, наши машины считаются лучшими в стране. Теперь новую должны выпустить, современную. Неужели нельзя срочно получить тридцать тонн нужного металла? Это же сущий пустяк в масштабе вашем. Ну хотя бы двадцать тонн. Весь век буду богу за вас молиться. Все для вас сделаю!

– Сколько вам лет, товарищ доставала?

– Да, разве по голосу не угадываете?.. Слушайте, вы отдыхали в этом году? По-настоящему, с солью в ухе?

– Нет, а что?

– Тогда приезжайте к нам. На Днепр приезжайте! У нас база отдыха! А воздух! – На медовых травах настоян! А судаки! И катера… Я вас день и ночь по Днепру катать буду. Осудачу! Только помогите.

Видно, судаки подействовали.

– Сообщите подробный профиль металла. Все уточните. Выпишем вам наряд. Металл будет в третьем квартале. А там связывайтесь с заводом-поставщиком…

Вербин облегченно вздохнул. Правильно говорят его новые подчиненные: надо искать пути. В этом деле нужно быть артистом. Иногда секретарша сильнее министра. Она тебе и выпишет, она тебе и отгрузит.

7

Жанна решила попрощаться с Алексеем наедине. Хотя сделать это было трудно.

"Только перед планеркой я смогу его одного застать в кабинете".

И она не ошиблась. Когда открыла дверь, Алексей сидел один. Он поднялся и пошел навстречу.

– Здравствуйте, Жанна Васильевна! – пожал он руку. Алексей почему-то не называл ее по имени.

– Здравствуйте!

Она была в серо-голубом платье, легких босоножках.

"Вот он передо мной, тот, кто первый встретил, кто так понравился с первого взгляда. Неужели он ни о чем не догадывался? Что поделаешь. Теперь наши пути расходятся навсегда, меня есть Тарас. Он меня ждет, любит".

Они сели. Их разделял стол.

– Я пришла проститься, Алексей Иванович! Вы меня извините. Получается, вроде я дезертирую. Вы такое тут развернули, а я уезжаю на БАМ.

– На БАМе не меньше трудностей, чем у нас. И условия суровые. У нас тоже ответственное дело: выпускать большегрузные автомобили для Севера. Все мы делаем, в конечном счете, одно дело. И романтика, мне кажется, там, где трудно.

Так сказал Алексей. А сам рассуждал: "Конечно, было бы лучше, если бы ты осталась. Но тебя теперь по удержишь. Да и ни к чему".

– А я думала, вы обижаетесь, мол, убегаю в такое время.

– Тарас позвал?

Она опустила глаза.

– Да, – тихо сказала и поднялась. Вот-вот начнут люди приходить на планерку.

– Счастливой вам дороги, Жанна Васильевна! Успехов в работе, личного счастья! Пишите.

А на сердце томкно.

– Напишу… А вы ответите?

– Обязательно!

Он крепко пожал ей руку и проводил до самых дверей. Она чуть не столкнулась с Татьяной.

– Уезжает! – произнесла Татьяна. – Прощаться приходила?

– Да. Тарас позвал. Мне кажется, Тарас неплохой парень.

– Непостоянный он какой-то, несерьезный. Много мальчишества.

– Ничего, мальчишество пройдет.

– Даже не мальчишество, а коварство! Это они с Леонидом пустили слух по цеху, что Жанна у тебя ночевала.

– Жанна? Когда?

– А как приехала в Зеленогорск.

– К Кубышкиной я ее отвел.

– Это, Алеша, я теперь знаю. А раньше…

– Вот оно что! Ревновала? Теперь мне все ясно. Может, это Леонид выдумал, а не Тарас?

– Тогда чего же он молчал? Слышал ведь эту сплетню. Нет, не оправдывай Тараса.

– А ты знаешь, была у меня такая мысль: оставить ее у себя, а самому пойти в общежитие. А может, Тарас видел, как мы от гостиницы шли на троллейбусную остановку, и такое подумал?..

– Ты знаешь, Алеша, я ведь однолюбка. И никогда тебе не простила бы. Любить – так на всю жизнь!

В кабинет стали заходить люди.

8

Едва Татьяна появилась в цехе, как к ней подошел Леонид и молча подал сложенный лист бумаги. Татьяна развернула его и быстро прочитала:

"Начальнику механического цеха товарищу Коваленко. Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию. Токарь Мурашко Леонид Данилович".

– Завизируйте, так сказать! – улыбаясь, произнес он.

– Куда же вы решили податься?

– Это уж мое дело. Может, на завод колес, может, на БАМ, а может, и на мясокомбинат!

– Мясокомбинату токари не нужны. Там станков нет.

– Станков нет, зато мясо есть, колбаса! Я, может, слесарем устроюсь.

– И тебе не жалко покидать коллектив?

– А там что, не коллектив? Частная лавочка, что ли? Там тоже коллектив, может, даже получше! Что он дал мне, этот ваш коллектив?

– Специальность.

– Подумаешь, специальность! Токарь! И учил меня не коллектив, а один человек. За учебу я давно отработал. Мы квиты. Визируйте заявление. Вроде и потеря небольшая, а жалко, что уходит. Токарей не хватает.

– Почему все-таки уходишь? Ведь видишь, цех перестраивается, скоро будет самый современный. Первый, можно сказать, на заводе.

– Когда все это будет? А заработки упали. Визируйте!

– А не раздумаешь? – пряча заявление, спросила Татьяна.

– А чего там! – отмахнулся Леонид и пошел к своему станку. Потом остановился, повернулся. – Может, без отработки отпустите? Или две недели вкалывать?

– Будете уволены согласно законоположению, – оборвала его Татьяна.

"Пусть уходит. Какой от него прок".

А в обеденный перерыв принесла заявление Юля.

– Подпишите, Татьяна Ивановна!

– А ты куда?!

– Как куда? Может, я за обеспеченным мужем хочу пожить, не работая.

– Что, у тебя дети? А без дела жить – только небо коптить.

– Я боюсь потерять свежий цвет лица.

– Ты серьезно?!

– А что? Нашла я работу по себе. Вернее, муж нашел. У меня же десятилетка за плечами.

– Теперь почти у всех десятилетка.

– Да я к тому говорю, что буду переквалифицироваться.

– Куда же ты, если не секрет?

– В городское бюро технической инвентаризации. Сначала рулетчиком, а через полгода техником-инвентаризатором выучусь. Я люблю чертить. В школе по черчению пятерка всегда была.

– Ну, а зарплата там какая?

– Я в зарплате не нуждаюсь. Нуждалась, когда из села приехала, на частной квартире жила, а теперь я все имею.

– Это окончательно? Может, задержалась бы на месяц-полтора. Своих бы земляков подготовила. Из твоего ведь села четверо в цех прибыло, сама говорила.

– Да, говорят, из полного выпуска ни один в селе по остается. Может, ребята и остались бы механизаторами, так девчата все рвутся в город. Ребята-то хорошие пришли в цех. Я бы подготовила, по кто же меня ждать долго там будет. Займут место рулетчика, и я останусь ни с чем. Там долго вакантные должности не держатся.

Бюро в центре города, почти рядом с моей квартирой. И троллейбусом не надо ездить, где в часы пик часто пуговицы отрывают.

– Не ты ж одна ездишь. А если мы с начальником бюро договоримся, чтобы придержал для тебя место, поработаешь?

– Ой, не знаю! Я с мужем посоветуюсь…

Татьяна задумалась. За один день два заявления. Что скажет Алексей? А люди сейчас как никогда нужны. Не будет хватать людей, снова по субботам и воскресеньям придется работать. Одно дело, когда необходимость острая, тогда и люди с охотой и в субботу выходят. Вот два раза выходили в связи с реконструкцией. Выходили, как на праздник. Да и лето – не зима. Всех на Днепр тянет. Надо все-таки задержать Юлю. Начальник бюро инвентаризации пойдет нам навстречу. Без рулетчика одного обойдутся. Рулетчик – не токарь четвертого разряда!

Глава одиннадцатая

1

Директора завода встречали на вокзале главный инженер и водитель.

Воздух знакомо пах речной сыростью, теплом. Вокзал-то почти у самого Днепра. Привалов поздоровался со Стрижовым, затем с водителем. Иван Иванович старался рассмотреть выражение лица директора, сообразить, с чем приехал из командировки. После обычных приветствий Стрижов спросил:

– Ну как в Японии?

– Ты лучше расскажи о заводе. Тебя что же, можно поздравить? На Подольский завод метят?

– Краем уха слыхал.

– О Японии рассказать? Это большой разговор… В Японии – как в любом развитом капиталистическом государстве: процветание одних за счет других.

– Ну, а как господа капиталисты?

– Что говорить… Капиталист есть капиталист. Он может все выжать из подчиненных. Там рабочий ни на минуту не отрывается от станка. Даже покурить. Для этого "курильщики" введены. Подойдет очередь, такой "курильщик" станет за станок, а ты покуришь. И то не особенно раскуришься… Но есть и поучительное. Технология меняется очень быстро, и отсюда потребность и принятии новых решений. Капиталист улавливает необходимость в нововведениях, как локатор. Конкуренция заставляет его изворачиваться, вводить новое. Иначе он разорится. Капиталист посредственностей не держит, окружает себя способными людьми. Таких девушек, как та, которую встретил в Москве, не держат. Нахожу в отдел, там сидит молодая девушка и щипает брови. На посетителя – ноль внимания. Прошу книгу распределения калиброванного металла. Подает и снова принимается за брови. Читаю – своим глазам не верю. Понимаешь, не верю. Калиброванный металл запланирован с Магнитогорского завода.

"Уж не эту ли девицу Вербин пригласил отдыхать на нашу заводскую базу отдыха? – про себя спросил Стрижов. – Да бес с ней, лишь бы только помогла металлом".

– Помилуйте, говорю, – продолжал Привалов. – Наш завод расположен не на Иртыше, а на Днепре.

На секунду оторвалась от своего занятия.

– А я думала – с Магнитогорского ближе.

– Да у нас рядом Константиновна. И калиброванный металл там есть!

– Постараюсь исправить, – с невозмутимым спокойствием говорит она.

– Вот какие еще иногда встречаются работнички!.. – Директор сделал паузу, а затем продолжил: – О поездке в Японию – это большой разговор. Я в самое ближайшее время соберу инженерно-технический состав по этому поводу. Могу только сейчас сказать, что придется брать в банке большую ссуду.

– Вы же всегда были против этого.

– Без ссуды мы не вырвемся вперед, а в отстающих ходить нам не с руки. Ну, рассказывай, как тут у вас? Как реконструкция во втором механическом цехе? Как "Сибиряк"?

– Реконструкция идет почты в плане. А с "Сибиряком"…

– Что с "Сибиряком"?!

– Позавчера партком был. Слесарев поспешил провести его до вашего приезда.

– Ну и что?

– Решили большинством: выпуск задержать на три месяца.

– Они что, с ума спятили?! – вспылил директор. – Межведомственная комиссия приняла?

– Приняла.

– Кто же это такой умник? Всех обставил?

"Продавать пли не продавать сына?"

– Слесарев, Ручинский, главный технолог… Да еще Коваленко. С него, собственно, и началось. Отказался изготовлять из имеющейся стали полуоси. Ему только сталь 47 подай. И ни в какую!

– А что, 47-й на заводе нет?! Почему молчали? Я же в Москве был!

– Наряд на сталь уже есть, только выбить осталось. На третий квартал.

– Вербин пусть едет. Из-за полуосей "Сибиряк" стоять не будет. Дошлем…

– Ну там еще кое-какие неполадки. Собственно, мелочи. Расположение температурного датчика не всех устраивает. Балка переднего ведущего. Телескопический гидроподъемник нужно за кабину вынести.

– Это надо немедленно устранить! Что же это наш Найдорф? Да и вы, дорогой, где были? Те три "Сибиряка", опытных, работают? Завтра самолетом инженера туда пошлите. Три месяца! Курам на смех! Мы не только серьезные, но и ответственные люди, нам доверили. Машину запускать в серийное производство! Нечего антимонии разводить!..

Не будь так поздно, директор, конечно же, с вокзала рванул бы на завод.

2

В приемной директора сидело много людей. Каждого из них привели сюда свои заботы. Вернее, не свои, государственные. Хотя по личным делам сегодня Привалов не принимал. И каждый был убежден, что именно то дело, ради которого пришел он, и есть самое важное и самое неотложное. Только из второго механического цеха явилось двое: Коваленко и его заместитель Доценко, не зная, зачем их вызвали персонально. Нетерпеливо поглядывая на плотно затворенную дверь кабинета, посетители переговаривались вполголоса.

– Чай, наверное, пьют.

– Приказано никого не пускать.

– Уже второй час сидим…

Секретарша молча перебирала бумаги.

– А кто у него? – спросил Алексеи.

– Иван Иванович Стрижов, – ответила секретарша. – Как только он выйдет – зайдете. Вы по вызову? – Внимательно посмотрела на Алексея и подумала: "Как Коваленко похож на Стрижова. Не родственник ли?"

А дверь кабинета все не открывалась.

Но вот в приемную с шумом вошли парни и девушки. Среди них был Ручинский. Николай Тимофеевич уверенно шагнул прямо к двери директора. За ним двинулись Татьяна, Михаил, Светлана.

– Что-нибудь случилось? – спросил Доценко у Алексея, но тот только пожал плечами.

"Неужели они не видели нас? – подумал Алексей. – А может, игнорируют? Что же стряслось? Ведь мы всего полчаса назад ушли из цеха".

Секретарша остановила Ручинского. Николай Тимофеевич недоуменно пожал плечами: ему трудно было даже представить, что его и тех, кто пришел вместе с ним, может кто-то задержать. Он решил: либо секретарша не узнала его, либо он не понял её.

– Что вы сказали? – переспросил он.

– Павел Маркович занят.

Она его узнала. И все-таки… Он мысленно возмутился: сколько лет сидит в приемной и никак не усвоит, что людей от станка надо принимать без всякой очереди. Давно ли ночью к нему приходили с поклоном от директора. Месяца полтора назад. Острая нужда, видите, заставила. Шестерня импортного станка сломалась. "Надо сделать за две смены, – сказал главный механик завода, – иначе беда!" И он, Ручинский, изготовил шестерню за десять часов, не выходя из цеха. И вот его хотят посадить в очередь и заставить смиренно ждать, когда о нем доложат. Да и Герой же он, секретарша должна знать! Так имеет он право без очереди к директору попасть или нет? Не каждый день он к нему бегает. Больше от имени директора к нему, Ручинскому, обращаются.

Отвернувшись от секретарши, чтобы не видеть, ее укоряющих глаз, он порывисто шагнул к двери, рванул на себя и жестом предложил всем, кто с ним прибыл, зайти.

– Павел Маркович, можно?

Директор повернулся всем корпусом в сторону вошедших, окинул их тяжелым взглядом темных глаз, в которых блеснуло что-то холодное, металлическое.

Это сразу отрезвило и насторожило Ручинского и других, заставило их посмотреть на себя иначе, как бы со стороны.

– Минуточку! А где начальник цеха и его заместитель?

– Они полчаса, как здесь, – ответила секретарша.

– Пришли и полцеха за собой привели! Ну и Коваленко! – На лице директора мелькнула улыбка. Однако эту улыбку не так просто понять.

– Нет, Коваленко с заместителем пришли сами собой, а эти ворвались – и сразу в кабинет. Я их предупреждала, что вы заняты.

– Зовите Коваленко и Доценко. Что, они у своих подчиненных пастухами ходят? – И к Стрижову: – Срочно все это сделайте, Иван Иванович!

Тот поднялся со стула, выпрямился.

– У вас ко мне все? – спросил он.

– Все. Пока все…

Не торопясь и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на прибывших, он пошел к выходу, низко опустив голову.

– Так с чем же вы ворвались ко мне? – сухо обратился директор к вошедшим. Глаза у него блестели, на белках были красные жилки. – Не новый ли образец самосвала изобрели, а может, уже поточные линии пустили?

– Ни то, ни другое, – горячо начал Ручинский. – С жалобой мы, Павел Маркович! Что же это получается? Заказ-то на полуоси в другой цех отдали? И детали для переднего моста. И все заготовки туда идут.

– Это вас начальник цеха сюда направил?

– Сами пришли. Потому что это несправедливо.

– Значит, говорите, все тому дяде?.. А вы подумали о другом? О том, что на первом плане у нас "Сибиряк"? Не подумали?

Привалов повернулся, сделал полукруг и опустился на свое обычное место. Теперь прибывших и директора завода разделял массивный стол.

"Конечно, надо и Коваленко давать заготовки, – уже успокаиваясь, думал Привалов. – Что же это Стрижов решил держать их в черном теле? С шиш держи ухо востро: сегодня к директору ворвались, завтра в обком вломятся".

– Вы, как директор, считаете это правильно?! – спросил после некоторой паузы Ручинский. – Как человек, понятно…

– Разберусь, товарищи, – уже более мягко сказал Привалов. – Я ведь, как говорится, с корабля на бал. Ночью приехал. Получите и вы все необходимое… Материалы и заготовки. Но имейте в виду: вне всякой очереди обеспечиваем и готовим "Сибиряк". Он на нервом плане! Все остановим, а "Сибиряка" дадим!

– Мы тоже готовим детали на "Сибиряк". Но дело не в этой новой машине. Качеству мы не придаем значения. Экономии. Вот вопрос. Посчитайте, во сколько обходятся чрезмерные припуски в литье, сколько от этого зря металла уходит в стружку! А вдобавок инструменты, электроэнергия, время. Семипудовый пшик получается!..

О недостатках Ручинский говорил с той хозяйской хваткой, смелостью, самоуверенностью, с той интонацией, что будто именно он и есть самый главный и самый ответственный на заводе.

– Я ведь за каждую смену краду трешку, а то и пятерку. Да судить же следует меня за это. А меня в передовики!

"И в Герои, – думал директор. – Я сам тебя представлял".

– Отчего припуски большие? – спросил Привалов. – Оборудование у нас старое, захудалое. Так что тут не только в литейщиках загвоздка.

– Значит, надо оборудования добиваться. Нового. А то, выходит, и виновного нет!

– Николай Тимофеевич! – остановил Ручинского директор. – Я же не во Дворце. Вы кричите, как на эстраде! По-рабочему надо, не кричать на всю Ивановскую, а исправлять недостатки. Думать, пока не додумаешься, как дело исправить.

– Вот и исправляйте. Вы директор. Доставайте повое оборудование. А что касается нас, мы свое дело сделаем, не подведем, сами знаете.

"Вот это таран, – восхищался Алексей. – Да с такими людьми горы свернешь. Всего добьешься. Я и Ручинский за одно и то же воюем".

– Не все сразу, – проронил директор. – Ваш цех-то реконструируется. Возьмем ссуду в банке… Ну, ладно, я вас выслушал. Теперь за дело.

Все стояли, переминаясь с ноги на ногу. Потом первый шагнул к двери Ручинский, за ним последовали остальные.

– Вы что же это, меня делегацией осаждаете? – как только закрылась дверь, спросил директор. Голос его задрожал. – Вот влеплю на всю катушку в приказе. Больше не пришлете. И другим закажете. Митинговать вздумали!

– О каком митинге вы говорите? – подивился Коваленко. – Людям наболело. Это ведь хорошо, что они у вас ищут помощи.

– Все это так. Да вот из-за вашей горячей головы и на моей волос не останется… Что вы там вздумали? Не выполняете распоряжений главного инженера? Я такого не потерплю. Учтите, товарищ Коваленко!..

Но Привалов, может впервые, мысленно взвесил, насторожился: если и дальше он будет действовать один, его, как администратора, подомнут новые силы, которые уже выросли и ни в коем случае они не примирятся с консерватизмом, могут даже кулаком по столу стукнуть.

Возвращались от директора молча.

"Зачем меня вызывали? – недоумевал Доценко. – Чтобы в моем присутствии отстегать Алексея Ивановича? И только? Конечно, приход делегации из цеха взвинтил нервы директору. Этим только можно оправдать его тон. Да и Коваленко палец в рот не клади. Долго он начальником цеха, наверное, не продержится, хотя и дельный человек. Вербину не чета. У этого все в руках горит. А уже формулировка: не срабатывается с главным инженером".

А Алексей, шагая рядом со своим заместителем, думал почти о том же: о "Сибиряке" и стычке с Приваловым. Как этот разговор непохож на два прежних! Ясно, что директор боится потерять свою репутацию и завода. Вовремя не дать машину? Как это так? Внешне все в порядке. Но где же репутация марки машины? С завода должен выйти самый современный грузовик для Севера. Чего одно название стоит – "Сибиряк"! Сколько на заводе рассуждаем, кричим о качестве, об эффективности? А дальше разговора дело не идет. По-прежнему производим и, главное, сбываем самосвалы низкого качества. Даже сегодняшний, одиннадцатитонный "Днепр" делаем по качеству хуже, чем раньше, то есть когда его запустили в серийное производство. Замена следует одна за другой. Начиная с кабины. Деревянную кабину и ту стали покрывать более тонким листом железа. Но кабина кабиной, из-за все самосвалы не бракуют. А другие агрегаты, детали? Сколько наших машин простаивает из-за задних мостов! Дирекция, автосбыт, ОТК сквозь пальцы смотрят на все эти замены. Все подчинено директору. А не пора ли иметь такой орган по качеству, чтобы он не подчинялся дирекции? Будет ли он? А машины-то народному хозяйству надо сегодня, все время давать качественные. Вот обязали бы завод год-полтора отвечать за исправность машин. Вышел самосвал из строя – пусть ремонтирует завод, обеспечивает агрегатами и запчастями. Это репутация твоей марки, твоя… А то вытолкали автомобиль за ворота – и дело в шляпе. План и премии.

Конечно, скажут, мол, наш самосвал получил золотую медаль на Международной выставке в Брюсселе. Значит, хорош наш автомобиль? Хорош! Тогда был хорош, когда медаль вручили. Но когда это было? Десять лет назад. Все надеялись на новую марку в использовании для работы на Севере, главным образом на лесоразработках. А выпускать собрались с явными недоделками. И первые опытные вышли тихо, незаметно, без митингов. Не до этого было. Над новым самосвалом четвертый год конструкторское бюро работает. А в народное хозяйство устаревшие машины все идут и идут. Ишь, как получается? Отказался цех выпускать полуоси из низкосортной стали – Стрижов передал другому. И теперь кусают локти: кто выдвинул Коваленко на должность начальника цеха? Мол, ошиблись. Командир производства должен быть исполнительным прежде всего. Сейчас, наверное, некоторые над ним подсмеиваются, мол, наивный человек, машины нужны. Хорошо, что партком в этом деле правильную линию занял. Слухи идут, что горком в курсе событий. А так ли это? Может, согласовано со вторым секретарем горкома Кузьмишиным? Тогда другое дело. Конечно, автомобильный завод – гордость города. Не выполнит план автомобильный завод, весь город назад потянет. Это тебе не ликер-водка. Это махина. И план все время идет. Какими силами и средствами он выполняется – тоже надо помнить… И вдруг какой-то новоиспеченный начальник цеха срывает выпуск новой машины. Полуоси не может сделать. Балка переднего ведущего ему не нравится! Межколесный дифференциал его не устраивает! Мало ли что вычитал где-то в зарубежном журнале. Выжать план – вот главное! Так и живем. И план жмем. Конечно, рационализаторы многое вносят. Но этого ведь недостаточно. Все знают! Недостаточно! Только ввод поточных автоматических линий может спасти положение. От этого будет зависеть и качество. Не говоря о совести рабочего, гордости и чести, мастерстве.