Текст книги "Штрафники"
Автор книги: Григорий Свирский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)
– Плохо ты, верно, читал! – дерзко кричали они градоначальнику и подняли такой гвалт, что Грустилов испугался и рассудил, что благоразумие повелевает уступить требованиям общественного мнения...
Едва градоначальник разинул рот... как толпа загудела:
– Что ты с ним балы-то точишь! Он в бога не верит!
Тогда Грустлов в ужасе разорвал на себе вицмундир.
– Точно ли ты в бога не веришь? – подскочил он к Линкину и по важности обвинения, не выждав ответа, слегка ударил его. В виде задатка, по щеке...
– Никогда я о сем не объявлял, – уклонился Линкин от прямого ответа.
– Свидетели есть! Свидетели! – гремела толпа.
Если прежде у Грустилова были кой-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действий, то с этой минуты они исчезли... Он приказал отвести Линкина в часть. Вечером того же дня он назначил главного "свидетеля" дурака Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому Яшеньке предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище...
В одну из ночей кавалеры и дамы собрались на "духовный вечер". Среди них был и "штаб-офицер", который зорко следил за всем, что на подобных сборищах происходило.. и потому только он один знал, отчего за стеной вдруг начался шум.
У выхода стоял Угрюм-Бурчеев, и вперял в толпу цепеняющий взор.
Но что это был за взор!.. О, господи, что это был за взор! Он был ужасен.
Но сам сознавал это лишь в слабой степени и с какой-то суровой скромностью как бы оговаривался: "Идет некто за мною, который будет еще ужаснее меня..."
Сам летописец, вообще довольно благосклонный к градоначальникам, не может скрыть смутного чувства страха, приступая к описанию Угрюм-Бурчеева ...
В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева. Это мужчина среднего роста с каким-то деревянным лицом, видно, никогда не освещавшимся улыбкой. Густо остриженные под гребенку волосы покрывают конический череп и плотно, как ермолка, обрамляют узкий и покатый лоб. Губы тонкие, опушенные подстриженною щетиной усов. Одет он в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным "Устав о неуклонном сечении".
Портрет этот производит впечатление очень тяжелое. Перед глазами зрителя восстает чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение...
Еще до прибытия в Глупов он уже составил в своей голове целый систематический бред, в котором до последней мелочи было урегулировано будущее города и его жителей.
Присутственные места в его городе да называются штабами... Школ нет, и грамотности не полагается; наука чисел преподается на пальцах. Нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летоисчисление отменяется... Праздники от будней отличаются только усиленным упражнением в маршировке. Город Глупов переименовывается в НЕПРЕКЛОНСК. Во главе – комендант. Возле него-шпион.
Управившись с Грустиловым и разогнав безумное скопище, Угрюм-Бурчеев немедленно приступил к осуществлению своего бреда. Обошел весь город. Наткнувшись на какую-нибудь неправильность... на кривизну улиц он выходил из оцепенения и молча делал жест вперед, как бы проектируя прямую линию.
И вдруг... Излучистая полоса полоса жидкой стали сверкнула ему в глаза, сверкнула и не только не исчезла, но даже не замерла под его взглядом..
– Кто тут?– спросил он в ужасе.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловешее.
– Зачем?– спросил он, указывая глазами на реку.
Квартальные не поняли. – Река-с... навоз-с, – лепетали они.
– Зачем? – повторил он испуганно и вдруг, как бы боясь углубиться в дальнейшие распросы, круто повернул налево кругом и пошел назад.
Судорожным шагом возвращался он домой и бормотал себе под нос:
– Уйму я ее, уйму!
Дома через минуту он уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояло ему: разрушить город и устранить реку...
И тут я, автор сценария о Щедрине – нашем современнике, почувствовал, что мне не хочется продолжать повествование об Идиоте, прозорливо описанном великим русским писателем. Вырисовывать его образ во всей красе сейчас и здесь, на сайте, ни к чему. Причины, надеюсь, очевидны: о том, что Угрюм-Бурчеев хотел "унять реку", слыхали не только образованные люди, но даже те, кто книги Салтыкова-Щедрина никогда и в руках не держали.
Но самое главное не это.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: – Главное – это то, что мы с вами, господа, сознавая это или нет, жили в эпоху Угрюм-Бурчеева, под его самодержавной властью, о которой и мечтать не могли никакие султаны и короли.
(НА ЭКРАНЕ в то же время: вышки ГУЛАГа и другие документальные кадры ...)
– О будущих революционных потрясениях Щедрин высказался лаконично. Образом КУЧЕРА. Мчит кучер в желанном простому человеку направлении. Хлещет всех оказавшихся на пути хлыстом, дико оря: "УПАДИ!" Мчит в противоположном направлении, врезает кого-никого хлыстом и орет: "УПАДИ!"
Наш Угрюм-Бурчеев с кавказским акцентом то же пытался остановить реку навозом и рухлядью; в ученой литературе они назывались "социализмом в одной отдельно взятой стране". Унимая реку, он уложил в мать-сыру землю – пулей, бесхлебьем и непосильным трудом – половину жителей подвластной ему страны.
Угрюм-Бурчеев – по кличке "деревенский дурачек" или "кукурузник", справедливо уличил предшественника в кровавом злодействе и разрушил ГУЛАГ. Затем он явно хотел володеть и княжить, как лучше... По его взволнованному приказу, ему тут же доставили "Требование будапештского рабочего Совета". Он скользнул безучастным взглядом по требованиям венгров свободы совести, печати, собраний, откинул их, как несущественные. Блажь! Подсказка Вашингтона! Задержал взгляд на пункте четвертом. Квартиры!
– Сколько квадратных метров жилья приходится на человека в восставшем Будапеште? – спросил он свою службу? Ему ответили – девять!
– А в Москве? – Два с половиной! – честно ответила служба.
Господи, как он испугался! И начал панически-скоростную стройку "хрущеб..."
А недовольство граждан почему-то не убывало, и тогда он начал расстреливать и своих, и чужих, так же как затем и следующий, "тихий" Угрюм-Бурчеев, закидавший навозом "пражскую весну" и заливший кровью Афганистан.. Но "деревенский дурак" был амбициознее "тихого" и потому предельно опасным. Расстрел венгерской революции и новочеркасских рабочих он считал недостаточным для высокого предназначения вождя мирового коммунистического движения. – И ... отправил ракеты и торпеды с атомным зарядом на Кубу.
НА ЭКРАНЕ: Документальные кадры "карибского кризиса". А затем калейдоскоп известных портретов, сливающийся вдруг в портрет неулыбчивого прохвоста ...
ГОЛОС ЗА КАДРОМ продолжает: – ... Несколько минут оставалось до атомных залпов, которые покончили бы со всеми нами, а заодно и с земной цивилизацией.
Вот уж кто в России действительно "вечно живой" – УГРЮМ-БУРЧЕЕВ.
..Михаил Евграфович Салтыков заплатил восьмилетней ссылкой за свою горячую любовь к людям, царевой опалой за редкую прозорливость гения и честность. Однако на века высказал все, что он думает о своем родном народе, несчастнейшем народе, который веками терпит на плечах тех, о ком он предупредил нас устами своего героя– государственного идиота Угрюм-Бурчеева : "идет некто за мною, который будет ужаснее меня..."
ИНТЕРНЕТ В КАНДАЛАХ? НОНСЕНС!
12 января – расстрел безоружных – оказывается, возможен не только у Зимнего Дворца, но и сегодня – в интернете, все еще живущим надеждой. Вдруг начисто истребили, во всех номерах, во всем архиве интернта МН, все до одного постинги, то-есть нежеланную ФСБ точку зрения Анастасии, многолетнего читателя газеты, умной и яркой женщины со своим проницательным взглядом на жизнь. Благодаря своему таланту стилиста Анастасия быстро вычислила всю казенную шпану в интернете, исполнявшую за небольшую плату роль "интеллигентного собеседника".
На сутки отключили домашний компьютер Ивана Ломко, умного, достойного, критически мыслящего человека, который никогда не испытывал восторга перед методами управления ФСБ Россией – "чтоб не зарывался..."
В советское время подобных критиков обычно вызывали в приемную КГБ на Кузнецком мусту – для вразумления. Ныне вразумлять некогда. Да и какие ныне у властей аргументы в споре? Никаких споров! Просто несогласных с бездарным лубянским агитпропом отключают на сутки. Как прежде и меня, теперь вот Ивана Ломко. Гуманисты ХХI века!
Что же заставило главного редактора Виктора Лошака вдруг всенародно схватиться, фигурально выражаясь, при всем честном народе, за живот и побежать в сторонку от недоуменно вопрошавшего читателя?
Да ведь, как я полагаю, первым не он схватился, верноподданный, трудолюбивый, трусоватый Лошак. А его кураторы в лампасах, прогрохотавшие свои угрозы Лошаку с такой силой, что и мне, через Атлантический океан, было слышно.
И совершенно понятно, что вдруг стряслось...
Ведь, казалось бы, все в ФСБ "устаканилось". Прежние глупости хотят исправить. Григория Пасько выпустили. Главный ненавистник Гулага Солженицын переключился с опасных для власти тем, что всегда приветствуется, на жидов. И тут, где совсем не ждешь, взорвалась бомба страшной силы. В статье о "законных державниках" МН напомнило, что в России никогда не было ЛЮСТРАЦИИ. Преступники, кто не помре, все еще у власти.
Как же не понять ярости гебистов при таком напоминании?! Как и что кричали они на Лошака, если он сам, лично (его предшественники никогда до этого не опускались!), распорядился изгнать всех читателей, подумать только! ПОСМЕВШИХ ...
А Анастасия давно смеет. Как и ее отчаянный знакомый, долго выступавший под ником "СМЕРТЬ ГБ. Люстрация."
Что же Лошак? Жертва произвола власти ГБ, заслуживающая снисхождения?
"Времена меняются, – отвечает на это Иван Ломко, – и удобная сейчас "либеральная" позиция Лошака не останется незамеченной...."
Не издевка, а боль сильнее всего звучит и в откровенной ярости Славы Архангельского: "Редакция МН расписалась в своей полной коллаборации с дебильной конторой взрывников и террористов России... Речь идет даже не об МН, а о свободе слова в пространстве интернета, рожденного свободным и для свободы."
Двуликие Янусы, продолжает и Архагельский, и другие читатели, всегда опаснее всего для демократии: они как бы единомышленники, а на самом деле провокаторы...
Протест против бесчинств ГБ звучит ныне не только в МН, а повсеместно. Только что в "Новой газете" вышла статья известного Депутата российской Думы Юрия Щекочихина, название которой, без преувеличения, не столько вопрос, сколько наш всеобщий протест – "Мы – Россия или КГБ СССР?"
ПРИЛОЖЕНИЕ
Как уже известно читателю, 26 января 1972 года ЦК КПСС приняло секретное Постановление о выдворении писателя Григория Свирского, заикнувшегося о свободе слова, за пределы Советского Союза.
В изгнании автор написал и опубликовал 10 романов и повестей, переведенных на главные европейские языки.
Они были переизданы в Москве лишь через 20 лет. В Союзе писателей Москвы летом 2000 года состоялся вечер, названный "Возращение Григория Свирского".
Из выступления на этом вечере писателя и философа Юрия Карякина:
"Один из самых сильных ударов по цепям, которым было сковано наше сознание, нанес Григорий Свирский. Он первым освободил нас от страха. После его смелого выступления в Союзе писателей – в присутствии секретаря ЦК КПСС Петра Демичева – мы вдруг поняли: можно! Не убьют."
КНИГИ ГРИГОРИЯ СВИРСКОГО
"ЗАЛОЖНИКИ", автобиографический роман-документ. Впервые опубликован старейшим эмигрантским издательством "Имка-пресс" в Париже. (1974) . Переведенный затем на главные европейские языки и иврит, вызвал "паводок" (сотни и сотни) рецензий и, тем самым, стал, по сути, духовным завершением "Парижского процесса" 1973 г. – об античеловеческой советской политике стравливания народов и наций, которая и привела, в конечном счете, к распаду СССР.
Приложение: Документы Верховного Парижского Трибунала (1973 г.).
В тексте:
Космополитический погром в Московском Государственном Университете.
Дискриминация населения по национальным и социальным признакам.
Поединок с государственной "черной десяткой". Гитлер, Сталин и семья писателя Григория Свирского.
Штрафник Александр Ильич Скнарев – один из самых лучших людей "стратегического" аэродрома Ваенга. Он стал затем главным героем фильма по сценарию Григория Свирского "Места тут тихие", выпущенного киностудией "Мосфильм" (1967 г.)
Через 20 лет "ЗАЛОЖНИКИ", как и другие книги писателя-изгнанника, увидели свет и в Москве.
Писательское издательство "Пик", 1992. Изд. "Крук". 1996. (В трилогии "ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ, еврейская трагедия с русским акцентом") .
"НА ЛОБНОМ МЕСТЕ. Литература нравственного сопротивления 1946-86 г.г." Первоиздание Лондон, "Overses Publishers", 1979.
"На Лобном месте" стало настольной книгой во всех университетах Европы и Америки, интересующихся судьбой России.
"КРУК", Москва, 1998.
"ПОЛЯРНАЯ ТРАГЕДИЯ", рассказы и повесть "ЗАДНЯЯ ЗЕМЛЯ" – о жертвах и палачах Заполярья, оставшихся в тех же местах, где ранее трудились "для Родины" или сидели за оградой из колючей проволоки. Франкфурт-М, "Посев", 1976. Москва, "Крук", 2000.
"ПРОРЫВ", роман. – "Эрмитаж", Нью-Йорк, США, 1983; Иерусалим 1994, Москва, "Фабула", 1992. "Крук", 1998. (В составе трилогии "Ветка Палестины".)
История "еврейского прорыва" – прорыва еврейской, а следом и русской репрессированной Сталиным интеллигенции из СССР. Первопроходцы – семья Гуров, отец – еврейский поэт Иосиф Гур, его жена и сын Дов – бывшие узники Воркуты. Первые встречи в Израиле с "мамой Голдой", Бен Гурионом и их несменяемым аппаратом. Еврейское ли государство Израиль?
"ПРОЩАНИЕ С РОССИЕЙ", повесть, "Эрмитаж", Нью-Йорк, США, 1986. Москва, "Крук", 2000.
Старшина военной школы Цыбулька – страх Божий, он же отец родной... Два миллиона двести тысяч (по последним данным) загубленных безо всякой нужды советских солдат-"подснежников" под злосчастным Ржевом. "Пиквикский Клуб" в трех километрах от "передка", в самолетном ящике.
Поиск караванов союзников, идущих в сгоревший Мурманск, и бомбежка "тяжелой воды", спрятанной гитлеровцами в норвежских скалах.
Прощание с друзьями-летчиками Заполярья и инженером 601 полка "русс-фанер", которые спасали автора на войне. Последняя встреча с ними, в глубинной, отчаянно бедной России.
"МАТЬ И МАЧЕХА", рассказы, – "ЭРУДИТ", Торонто, Канада, 1990. Записки стариков-ветеранов войны, покинувших Россию.
Москва. "Крук", 2000. (В книге "На островах имени Джорджа Вашингтона".)
"ЗАПРЕЩЕННЫЙ РОМАН" – "ЭРУДИТ", Торонто, Канада, 1990 – о космополитическом погроме в МГУ сталинских лет. Остановлен советской цензурой и изъят у автора в 1968 году.
"Крук". 2000. (В книге "Полярная трагедия").
"АНДРЕЙКА", документальная повесть. Журнал московских писателей "КОЛЬЦО "А", июль 1998. О мальчике в 15 лет, которого отец и мачеха привезли в Канаду и "забыли" в Торонтском аэропорту.
"ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ, еврейская трагедия с русским акцентом". Трилогия. (Романы "ЗАЛОЖНИКИ", "ПРОРЫВ", "БЕГСТВО"), Иерусалим, 1994; Москва, "КРУК", 1995-1996.
"НА ОСТРОВАХ ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА", маленькая повесть. – "Слово-Ворд", Нью-Йорк, 1998. Москва. "Крук", 2000. О буднях американского и канадского Университетов, в которых автор читал лекции о русской литературе, о схватках с западными советологами.
"РЯЖЕНЫЕ, сказание о вождях". ЧЕЧНЯ (Борис Ельцин), "ЕВРЕЙСКАЯ ЧЕЧНЯ" (Бен Гурион), документальная повесть. Приложение: протоколы иерусалимского Суда. Москва, "Крук", 2000.
"РУСЬ ПЬЯНЦОВСКАЯ", повесть, Франкфурт на Майне. Изд. "Посев". 1976. Москва, "Крук". 2000. ( В первоиздании в составе "Полярной трагедии").
"БЕНЗИНОВЫЕ КОРОЛИ", русские бандиты в Америке, сценарий двухсерийного художественного фильма. "Крук", 2000. (Включен в книгу о вождях "Ряженые").
Книги Григория Свирского в книжных магазинах Москвы распроданы. Можно заказать в магазинах СЫТИНА, издательстве "КРУК" (тел. в Москве (095) 281-93-49). Или прочитать в Интернете на сайтах: http://gsvirsky.narod.ru, http://members.rogers.com/gsvirsky и http://belousenkolib.narod.ru
