Текст книги "Штрафники"
Автор книги: Григорий Свирский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
...Скалистый берег. По гальке бежит врач.
– Товарищ полковник!– еще издали кричит он. – Товарищ полковник! Санитарный самолет уже в воздухе... а командир не желает эвакуироватся. Всех гонит.
...Из дверей землянки один за другим выскакивают санитары с перепуганными лицами.. За ними Гонтарь со свернутыми носилками в руках.
Гогтарь (санитарам): – Ребята, инструмент забыли.
Из землянки яростный голос Кабарова:
– Запереть дверь! Никого не пускать!.. Гонтарь! Никого! Рано хоронить вздумали!.. – Кабаров откинулся на подушке. Дышал тяжело.
Братнов, словно не замечая вспышки командира, налил ему из термоса чай. Кабаров (по-прежнему возбужденно): – Ты, ты понимаешь?!
– На!– Братнов протянул ему кружку. Кабаров стал пить. Помолчал. Сказал уже спокойнее:
– Правда, я не могу уехать... Я же... пойми!.. Ну, как я уеду! Всю жизнь готовился к этому дню... и на Халхин-Голе, и в Испании... – Голос его прерывался. – Ради чего?.. – Он замолчал, и словно проглотив что-то: Звездочку дали, готовили... А в академии?.. Сколько ночей... И вот дали часть... все дали!.. А меня? В первой же операции... как мальчишку... уехать с позором?
Кто-то стукнул в дверь закутка Кабаров вскинулся: – Я сказал, никого не пускать!
Братиов словно опять не заметил вспышки Кабарова. Присел на столу, крутя свою "козью ножку".
– Иван, – не сразу произнес он. – Ты не заметил, по-моему, у немецкой лодки был резак..
– Что? Резак?.. Да.
– И потом... Палубных надстроек нет... А?
– Я тоже об этом думал...
– Такие резаки только на "малютках". – Перепиливать противолодочные сети.
– Могла это быть "малютка"?.. Я видел такие лодки в Киле...
Кабаров: – Карту!
Братнов быстро расстелил возле него карту и возбужденно: – Понимаешь, какая штука! Нас обстреляли тут... Как она могла здесь очутиться. Радиус "Малютки" известен... Она не могла добраться сюда ни из Тронхейма, ни из Нарвика, даже из Киркенеса не могла... – Он взглянул на Кабарова.
Кабаров: -Да-да!.. Значит...
– Возможны варианты. Первый– немцы устроили тайную базу подлодок в нашем тылу. Где-то на Новой земле или еще где-то...
– Это невозможно, Александр Ильич!
– Но как лодки оказались аж на траверзе Енисея, взорвав там транспорт со станками для Норильска?
– Ты эту мысль придержи при себе, Александр Ильич... Ты под ударом.... У командующего мнение, ночные "Юнкерсы" мины набросали... На минах наш главсевморпуть и подрывается. А твоя идея?! Заплюют, Александр Ильич... Репертуар отработан: "Распространение панических слухов." А то и "изменнические настроения. ..."
– Ты, Иван, что, нашу тюремную грамоту постиг? Ты вроде за решетами не бывал.
– У тебя, Александр Ильич, грамота тюремная... А у меня академическая. Четыре года Военно-Воздушной Академии имени Жуковского. Один мой дружок неосторожно высказался... И сгорел!.. Второго – отбили, но со строгачем.. – И резко, отстраняясь от опасного бражновского варианта жестом: – Второй вариант?
– Есть и второй, Иван. – спокойно продолжал Братнов. Куда-то сюда, в Баренцево море, пришла немецкая плавбаза. – Так сказать, матка подводных лодок... Клушка... От нее эти и бегают, лодчонки...
Снова стук в дверь. Дернулся крючок.
– А, опять!.. – с досадой произнес Кабаров. И, услышав за дверью голос Фисюка: – Ну открой!..
Ввалился запыхавшийся Фисюк. Из-за его плеча выглядывал врач. Кабаров молча показал Фисюку на табуретку: мол, подожди, и Братнову: – Второй вариант реальнее..
Фисюк, присевший на край табурета, смотрел то на Кабарова, то на Братнова, пытаясь понять, о чем это они, запершись?
...В штабной землянке – летчики. Возбужденные, они толпятся у карты. Фисюк с указкой.
Гонтарь: ...Ну, это-то понятно, товарищ полковник. Плавбаза. Мне одно неясно... – И к Братнову: – А почему вы считаете, что она, скорее всего, у Новой Земли?.. В глубоком тылу у нас...
Фисюк (не дав Братнову и рта раскрыть, горячо): – В этом весь и фикус! "Матку" выгодно поставить именно здесь, у Новой Земли, – сразу и против английских караванов и против нашего Северного морского пути. Одним выстрелом двух зайцев... Они с Кабаровым, – он кивнул в сторону Братнова, ночью разыграли целую операцию. За гросс-адмирала Деница. Правильно разыграли...
Подбежал посыльный, протянул какие-то бумаги.
– Ага, готово... – Фисюк быстро просмотрел бумаги, пытаясь скрыть возбуждение участника непривычного ему огромного дела.. Фисюк, ставя подпись, Братнову: – Вот ситуация... Такое придумали с командиром, а подпись поставить на донесении не можешь...
Двинулся к Кабарову, летчики за ним. Фисюк передает бумагу Кабарову. Кабаров в нерешительности.
Фисюк: – Выше головы не прыгнешь, Иван, подписывай за двоих... Кабаров, помедлив, подписывает.
Фисюк: – Да, ребята, это меняет все. Нам предлагают бить яички по одному. А надо найти и взорвать инкубатор. А? Просто, как репа!.. Кабаров взглянул на Фисюка с ухмылкой.
Гонтарь наклонился над Кабаровым:
– Грандиозный ты мужик, командир. Профессор!
Кабаров кивнул в сторину Братнова, и как бы вскользь: – Профессор не я. Он профессор...
Фисюк положил бумагу в конверт. Лизнув конверт, заклеил и отдал его лейтенанту, подготовленному в дорогу:
– Командующему. Лично... Идите! – И проводив взглядом лейтенанта: Ну, все командир. Ты... что мог, сделал. И даже больше... Теперь лечиться. ... Завтра же поедешь.
Кабаров (приподняв голову): – Об этом уже была речь, товарищ полковник.
– Ну, подожди, Иван... Мы ж договорились. Как план отправим...
Кабаров (резко): – Я остаюсь! Все! Начать подготовку к полету! Значит, о Братнове, как договорились... – И к Братнову: – Ну, Александр Ильич, чтоб сегодня вам с Гонтарем больше повезло, чем со мной.
...У посадочной полосы нетерпеливо поглядывает на небо лейтенант с пакетом. Тарахтящий звук самолета...
Связной самолетик остановился, не выключая мотора. Из него выскочил какой-то человек в реглане. Его место занял лейтенант с пакетом.
От винта взвихрились пыль, мелкие камушки, сухая трава. Самолет тут же пошел на взлет.
У прибывшего сорвало фуражку, закружило по земле. Он бросился за ней, закрываясь рукой от секущих лицо камушков и пригибаясь.
На него не обратили внимания: летчики, вышедшие из землянки, они глядели вслед улетавшему самолету...
– Ну, все! – удовлетворенно сказал Фисюк. – Как говорится, нет худа без добра... Это уж точно...
По аэродрому, отдуваясь, бежал перепачканный старшина. Запыхавшись, вытянулся перед Фисюком и, покосившись на летчиков, незаметно протянул ему отвертку. И полушепотом:
– Исключительно разгильдяй, товарищ полковник!..
– Что? – Фисюк машинально взял отвертку. На ней было вырезано ножом: "Т. Морозов".
– Фу, черт! – Фисюк помолчал и неожиданно громко, улыбнувшись: – Ведь что на себя взял парень! А? – и Цибульке: – Вот ты бы открылся в таком , случись? Я бы ни в жизнь!..
Гонтарь (глядя на отвертку): -Что такое?
Фисюк (усмехнувшись): – Секрет!.. – И строго Цибульке:– Дай два наряда этому "Т. Морозову". Лопуху... Хотя нет. Сам взгрею, своей властью...
Но Цибулька глядел уж куда-то в сторону. Фисюк, перехватив его обеспокоенный взгляд, посмотрел туда же и подобрался; лицо его на секунду стало встревоженным. Но тут же он шагнул навстречу подходивишему человеку и, машинально сунув отвертку в карман, засиял всеми своими металлическими зубами:
– О, Семен Иванович! Какими судьбами? Как же мы тебя проглядели!.. Извини, тут у нас такие дела...
– А я всегда, как из-под земли... Как говорится, про волка речь, а он навстречь...
Фисюк громко рассмеялся, а прилетевший, тиже улыбаясь, подошел к летчиками стал здороваться с ними...
– Товарищ техник, – как бы между прочим сказал Фисюк, не глядя на Братнова, – почему до сих пор не убрал? И он кивнул Братнову на первый попавшийся на глаза предмет: старое ведро без ручки, в котором плавали окурки.
Братнов тут же взял обеими руками ведро и пошел прочь, а Фисюк продолжал преувеличенно бодро: – Ты к нам надолго?
– Да нет! Просто решил морским воздухом подышать...
– Ну, этого добра у нас... Дыши – радуйся..
Панорама острова. Идет подготовка к боевому вылету...
Медленно идет по острову человек в реглане. Поглядывает по сторонам. Вроде ничто его не интересует: ни настороженные зенитчики, ни взмокшие торпедисты, ни метеорологи. Только раз взгляд его задержался – на боевом листке с портретом Степана Овчинникова. Он аккуратно снял боевой листок, сложил и сунул в планшет. И двинулся дальше. Дышит...
Тимофей, голый по пояс, стоя в капонире, рядом со своим самолетом, долбит ломом землю. Он мрачен. Кажется, ему сейчас ни до самолета, ни до капонира...
Сверху пробежали двое механиков. Один из них:
– Что робишь?
Тимофей: – Гальюн!..
–Позови на открытие! – весело крикнул парень и побежал дальше. Второй задержался и шепотом: – Отвертку нашли?..
Тимофей долбанул в ярости землю: – Где ее найдешь!..
Парень (еще тише): – Погоди, а если... – но вдруг осекся, к ним приближался приезжий.
Неторопливо прошел мимо. Вот его подтянутая, спортивного склада фигура мелькнула сквозь щели дощатого сарайчика-домика Смита. "Комендант" дремал возле своей миски. Рядом с ним на перевернутом ведре – Братнов. Задумался. Чертит щепкой на песке какие-то круги...
Звук влетающего самолота. Братнов встровоженно обернулся на звук. Проводил его. Глаза Братнова погасли, секунду он сидел неподвижно: швырнув щепку, поднялся. Хотел выйти. Но дверка оказалась закрытой снаружи. Только задвижка лязгнула.
Приехавший, который тоже глядел вслед улетавшему самолоту, оглянулся на этот звук и направился было к домику.
– Э-эй!– К нему мчалась какая-то нелепая, чумазая фигура. Только уши белели. Тимофей останвился и почти с отчаянием: – Дай закурить! Приехавший с удивлением оглядел его, протянул "Казбек".
Из домика донеслось кряканье. Приезжий снова оглянулся, на этот раз с интересом и медленно двинулся к домику.
– Туда нельзя! – парень, оказывается, шел за ним.
– Он спит...
– Кто?
– Смит..
– Какой Смит?
– Вы что, не видали?.. Стойте, я покажу!.. – Тимофей тут же вытащил заспанного Смита. – Знаете, как он у нас умеет?
Но Смиту, видно, нездоровилось, и как Тимофей ни старался растормошить его, что только он ни делал: пел, маршировал и даже вставал на четвереньки. Смит все норовил в свой домик. И только под конец, видно, сжалясь над Тимофеем, Смит грустно взглянул на приезжего и, приподняв ласт, вяло крякнул.
Приезжий рассмеялся, а Тимофей, вытирая лоб, сказал: – Он устал! – И, затолкнув Смита в домик, запер дверь. И тут же убежал.
Прохожий улыбнулся вслед ему и тоже пошел прочь.
Закуток, в котором лежит Кабаров. Возмущенный врач вышвыривает из угла моток проволоки, резиновую камеру, ветошь:
– Ну, посмотрите, чем вы дышите?! Это же безобразие!.. Ну, ладно, мы пошли вам навстречу... Даже в санчасть не положили, а здесь, у летчиков, как просили... – Он взглянул на Кабарова. Кабаров старался выглядеть провинившимся. – Хватит!– вскричал врач. – Я буду вынужден обратиться к командованию... Вы ведете себя, как мальчишка... Зачем вы вчера накричали на инженера? Пусть он виноват, а вы вдвое! Вам даже волноваться нельзя, а вы вскакиваете!..
Кабаров согласно кивнул головой, помолчал, а потом посмотрел на врача и спросил: – Доктор, у вас сын есть?
Врач, недоуменно взглянув на Кабарова и по-прежнему сердито:
– Дочка.
– Сколько ей?
– Полтора...
– Ходит?
– Только пошла...
Кабаров (тихо и очень серьезно): – Вот и я хочу, чтоб только пошла... Пойдет сегодня – забирайте меня к чертовой бабушке!.. – И улыбнулся неожиданно мягко и беззащитно...
Врач отвел глаза от Кабарова, и Кабаров, воспользовавшись его заминкой:
– Гонтарь!.. Карту!.. Где Братнов?..
Гонтарь (стараясь скрыть беспокойство): – Вышел куда-то... Сейчас найдем...
...Братнов возвращался иэ домика понурый. Прежде чем спуститься к летчикам, он остановился и долго глядел на штабную землянку. Усмехнулся и стал спускаться по ступенькам. Он сразу же услышал голос Гонтаря. Оказывается, Гонтарь еще не улетел. Но, Братиов чувствовал, это уже ничего не меняло... Он устало расстегнул "молнию" на комбинезоне и хотел незаметно пройти мимо закутка, где лежал Кабаров.
Голос Гонтаря: – Александр Ильич!
Братнов снова застегнул "молнию" и вошел в закуток.
Гонтарь сидел рядом с Кабаровым над картой. После гибели Степана Гонтарь резко изменился: похудел, стал молчаливым...
Братнов сразу увидел его встревоженный взгляд. Но Гонтарь не задал вопроса, который был готов сорваться с его губ.
А Кабаров, естественно, ничего не знал о прибывшем. Он спросил деловито: – Ну, ты готов, Александр Ильич? Скоро летите...
– Готов.
И Братнов подобрался.
Кабаров: – Слушай! Наверное, опять начнет барахлить магнитный компас. Вот вы здесь тогда будете, – показал он на карту. – Как бы вам... Да подойди сюда!
...Штабная землянка. Фисюк говорит по радиотелефону, глядя на сводку: – ...Есть, вылет в квадраты 18 и 24... Пойдут три экипажа, да-да... Нет, эти в квадрате ...Ну, все! – И, кладет трубку.
Входит приезжий. И Фисюк, кивнув ему:
– ...Я и говорю. В квадратах 13 и... то есть простите... сейчас... Фисюк начал отыскивать потерянную строку... – В квадрате 5... Ну, все! – И кладя трубку: – Ну как, подышал? – Подышал.
– Ну и как?
– Здорово ты его прячешь.
– Кого?
– Профессора...
– Та-ак...
– Что – так? Все точно...– Приезжий достал форменный бланк, к которому была прикреплена маленькая фотография Братнова, остриженного под машинку. Стал читать: – "Братнов Александр Ильич. 1900 года рождения, осужденный но статьям..." Тут целый алфавит. В общем, вот... – И положил на стол перед Фисюком.
Звонок по телефону.
Фисюк (в трубку, неожиданно резко): – Сами разбирайтесь! Через полчаса вылет, а вы... – И швырнул трубку.
И снова тихо. Сидят двое, молчат, а между ними бумажка...
– Да... – сказал наконец Фисюк.
– Да-а... – повторил приезжий и полез в карман. Фисюк напряженно следил за его пальцами, но тот достал платок, высморкался:
– Ну, что делать будем? – Фисюк молчал.
– Служба такая, Савелий Петрович, давай команду... Пусть собирается. Я за ним приехал. Фисюк сколько секунд смотрел на него и вдруг решительно направился к сейфу.
– Вот! – Положил перед приезжим какую-то расчерченную карту и папку. И убежденно:
– Его нельзя отправлять! Вот посмотря... Это и его рук дело!..
Приезжий взглянул на Фисюка, как на несмышленыша, и даже улыбнулся...
...В летной землянке. Гонтарь и Братнов возле Кабарова.
Кабаров устало отложил карту: – Ну вот, теперь можно лететь... С богом..
Братнов: – Не беспокойся. Иван. Все будет хоррошо
И они вышли из закутка.
Сегодня в землянке непривычно тихо. Тишина, которую слушают. Нервная тишина. Перед боем. Летчики в комбинезонах, некоторые и парашютных лямках, лежали прямо поверх одеял.
Братнов медленно прошел вдоль землянки, остановился у койки, прилег, закинув руки за голову. Кто-то протянул ему газету:
– Свежая, хочешь?
Братнов взял газету, посмотрел машинально.
Рядом с Братновым Глебик. И тоже глядит поверх раскрытого журнала.
И вдруг возник какой-то раздражающий звук. Братнов отложил газету, повернулся, но Глебик был по-прежнему неподвижен. А звук продолжался, точно бабочка билась о стекло. Братнов пытался не слышать его, но звук раздражал все больше. И даже молоденький лейтенант, казалось, всецело поглощенный тем, что перекладывал что-то в своем чемодане, тоже поднял голову.
А звук, оказывается, был рядом. На соседней койке лежал капитан с обожженным лицом. Глаза его были закрыты, а пальцы руки непроизвольно постукивали по целлулоиду планшета.
Резкий звонок. Кое-кто из летчиков вскочил. Капитан открыл глаза.
Дневальный Тимофей Морозов подошел к телефону, слушает.
Тимофей: – Нет! – И положил трубку. – Спрашивали, не у нас ли фонарь "летучая мышь"?
Кто-то сплюнул. Летчики снова легли. Капитан закрыл глаза. И опять в землянке тихо– тихо. Только где-то капала вода.
Санчес механическими движениями пришивает подворотничок. Возле него на нарах – молоденький летчик, видно, из пополнения. Он лежал на животе, прижавшись щекой к подушке, щеку что-то укололо, он вытащил из подушки перо, повернулся на другой бок, затем сел, не зная, куда себя деть; взгляд его упал на койку Гонтаря. Там лежала гитара. Он взял ее, провел пальцем по струнам и положил на место.
Братнов встал, выпил из бачка воды. Вышел из землянки.
Гонтарь у входа озабоченно оглядывал небо. – Проясняется, вроде. Скорее бы уж.
Братнов: – Да...
А глаза его смотрели уже не на небо, а ... на штабную землянку. Но там ничего не было, только открылась дверь и вышел озабоченный Цыбулька.
Братнов вернулся в землянку. Снова резкий звонок.
Тимофей ( Гонтарю): – Товарищ старший лейтенант, вас!
Гонтарь подошел, слушает. Все смотрят на него.
– Неужели нельзя сообщить это перед самым вылетом? Да! – Повесил трубку. – К летчикам: – Ерунда на постном масле.
– Черт бы их побрал! – это сказал Кабаров. Он лежал у себя, остро прислушиваясь к тишине летной землянки.
Опять звонок, и снова раздраженный голос Гонтаря: – Да что вы, обалдели, что ли?! Да налили воду в бачок! Налили!
Кабаров закусил губу и вдруг медленно стал подыматься. Ему было очень трудно преодолеть эти десять шагов, отделявшие его от телефона.
Увидев в дверях командира, летчики вскочили, Гонтарь кинулся к нему: Зачем вы?..
Kабаров снял трубку, крутанул здоровой рукой ручку полевого телефона, голос его звучал хрипло:
– Оперативный! Прекратите дергать людей! Больше в летную землянку не звонить. Ни по какой причине... Только о приказе на вылет!.. Да-да, майор Кабаров. Все! – И, резко положив трубку, вдруг сморщился от боли.
Гонтарь подхватил его, повел к закутку. Летчики глядели вслед ему. Вернулся, и вдруг жизнерадостно:
– Ребята, какая главная беда у нашей замечательной страны? Когда? И в мирное, и в военное время! Не слыхали?.. Самая главная беда у нашей замечательной страны – дураки и дороги...
И снова звонок.
– Ну, так! – Капитан с обожженным лицом затянул потуже ремень на комбинезоне.
Но дневальный Морозов, выслушав, почему-то молчал.
– Ну? – спросил кто-то. Все повернулись к Тимофею.
– Братнова, – сказал он тихо, оглянувшись на закуток. – В штаб...
Все повернулись к Братнову, тот сидел на нарах.
– Что там? – послышался голос Кабарова.
Летчики переглянулись. И Гонтарь молчал, не зная, что ответить... Братнов поднялся с нар:
– Ничего, товарищ командир. Новые карты прибыли.
Встретившись на мгновение глазами с Гонтарем, двинулся к выходу. Только около закутка задержался, бросил взгляд на Кабарова, который лежал, закрыв глаза.
А потом незаметно прихватил из угла свой солдатский мешок и вышел из землянки.
Гонтарь и Тимофей смотрят ему вслед...
Опять штабная землянка. Фисюк и приезжий
Приезжий: – Нет и нет, полковник. Все!
Фисюк: – Ну подожди. Да у него не только это, – показал на расчерченную карту, – у него, знаешь, какая идея есть?..
Приезжий: – Я и так ждал. А теперь – неудачный вылет. Нагрянет комиссия. А тут еще эта история с Овчинниковым. Ты с ней не расхлебался...
Фисюк: – Ну, насчет Овчинникова я не согласен. Ваши данные не проверены. Если он не вернулся, значит, обязательно в плену и обязательно все разболтал?
Приезжий: – Об этом уже говорили...
Фисюк: – Ну и что, что его отец – шаман?! Мало ли... Вот у меня дед старообрядец. Так что?.. Разведчик когда кружил над островом? Через четыре часа после вылета Овчинникова... Нелепо связывать..
Приезжий: – И все же версия допустимая...
Входит Братнов с солдатским мешком в руках: – По вашему приказанию...
Приезжий: – Собирайся!
Братнов: – Все свое ношу с собой...
Приезжий: – Ну, и отлично... – И стал укладывать чемоданчик.
Фисюк: – Да выслушай ты его! Ты же сам бывший летчик, или ты... – И, не дожидаясь ответа: – Излагайте, Братнов!
Братнов: – Какой смысл, товарищ полковник. Вы же видите...
Приезжий ( перестав укладывать чемоданчик): – Приказано излагать излагайте! – И сел.
Мы снова в летной землянке. Гонтарь, мрачный, как никогда, глядел на выход, куда только что ушел Братнов. Покосился на закуток, где возле Кабарова хлопотал врач. Прошелся вдоль нар, тяжело ступая по хлюпающим по воде доскам, и, швырнув папиросу, начал торопливо застегивать комбинезон.
Кто-то из лежавших поднял голову.
– Игорь, ты туда?
Гонтарь не ответил.
Капитан с обожженным лицом: – Ты что, спятил? С особистом связываться.
С края нар протянули: – Да-а... Помочь тут не поможешь, а..
Гонтарь вдруг взорвался: – Идите вы все, знаете куда!
Тотчас встал с нар молоденький летчик и начал одеваться.
Гонтарь: – Сиди! Я один! – И вышел.
...Снова штабная землячка. Вся доска исписана формулами, схемами атак. Нет здесь ни полковников, ни солдат; волнуются три бывших летчика, хлебнувшх всего. Руки в мелу.
Звонок.
Фисюк (в трубку): – Я же сказал... ведущий Гонтарь. Ждем команды
Открылась дверь, и ввалился Гонтарь. В комнате стало тесно. Взгляд его упал на дрожащие руки Братнова. На его мешок.
– Товарищ полковник! Разрешите?. – забасил Гонтаръ. – Ну, что же это? С минуты на минуту вылет, а он тут чикается? Кто поведет группу? – И к Братнову: – Ты что, штурман, хочешь операцию сорвать? Сейчас же в машину!. – И приложил руку к шлему. – Извините, товарищ полковник, – а глаз он почему-то косил на приезжего. – Люди нервничают...
Приезжий сразу подобрался, достал платок, вытер руки. Подошел к двери, оставленной Гонтарем открытой. Там, у летной землянки, толпились встревоженные летчики.
Приезжий медленно и как-то профессионально-неслышно прикрыл дверь. Долго молчал. Наконец тихо. Братнову:
– Да... как это ни печально... собирайтесь! – И он встал и снова потянулся к своему чемоданчику.
Фисюк, отвернувшись, нервно, ломая спичку, закурил. Резко зазвонил телефон.
Фисюк (выслушав): – Есть! Алло!.. С Гонтарем пойдет... – И взглянул на приезжего. Лицо того оставалось непроницаемым... – пойдет младший лейтенант Никифоров! – Он швырнул трубку и, взяв ракетницу, выбежав из землянки, выстрелил. Зеленая ракета ушла в туман, осветив его. И тут же взревели моторы.
Когда Фисюк вернулся, Братнов уже застегивал шинель. Фисюк прошел к себе, не глядя на приежего. Тот шагнул было к выходу, по повернулся и к Фисюку: – Ты пойми меня... Все это хорошо, – он кивнул на доску с чертежами. – Но тут же не только это. К нему люди тянутся, черт его знает, на какие темы они тут говорят!..
За дверью послышался рев взлетающих самолетов.
Фисюк проводил взглядом этот звук и со злостью: – Исключительно на политические!.. – Да вы не острите! – приезжий вновь подобрался.
– А я и не острю! – резко оборвал его Фисюк и, отойдя за угол, стал швырять бумаги обратно в сейф.
Приезжий тоже молчал и тоже зло засовывал в планшет свои бумаги. Наконец, поостыв, сказал:
– Я тебя, Савелий Петрович, понимаю. Но и ты пойми меня... Эти интеллигенты у меня... во где, – и он постучал себя торцом ладони по взмокшей шее.
И вдруг Братнов, о присутствии которого, казалось, забыли, поднялся И, тяжело ступая, медленно подошел к приезжему.
– А кто нам сказал, что я интеллигент?.. – произнес он с усмешкой. Может, я такое же... говно, как и вы...
Приезжий опешил. Тяжкую паузу взорвал лязг железной дверцы.
Фисюк (захлопнув сейф): – Ты что себе позволяешь, Братнов?! Что за идиотское мальчишество!.. К вам, как к человеку, а вы... О себе не думаете, о деле подумайте!
О летчиках, которые, может, останутся в живых, если ваше... осуществить!..
Фисюк, махнув рукой, устало, боком сел. В глазах его появилось что-то жалкое.
Совершенно неожиданно раздался смех. Это смеялся приезжий. Он встал и, подойдя к Фисюку, одобрительно хлопнул его но плечу:
– А ты знаешь, он мне нравится... – И через плечо, Братнову: – Ладно, оставайся, интеллигент...
И тогда Фисюк тоже заулыбался, вытирая платком затылок. Когда Братнов ушел, приезжий подошел к Фисюку:
– Вот что, Савелий Петрович! Оставить мы его оставим, но... глаз с него не спускать. И на земле и в воздухе... Понял меня? Воздушным стрелком к нему посадишь человека, которого я пришлю... Я... ничего не видел, ничего не слышал... В общем. договорились. Но... неделя пройдет, и чтоб полный ажур... или человек или документик. – Он помолчал: – В общем, берешь все на себя.
Фисюк (помедлив): – Не надо никого присылать. У нас народ надежный. (Снял трубку.) Старшина! Дайте личные дела стрелков-комсомольцев...
Потянулся к папиросам. Спичек не было. Фисюк пошарил в кармане. И вдруг достал из кармана отвертку с надписью: "Т. Морозов". Фисюк секунду глядел на нее и снова решительно взял трубку: – Старшина! Не надо личных дел..
В закутке, в котором уже нет Кабарова, дневальный Морозов прибирается. Вот он снял со стены простыни, и закуток принял свой прежний вид. Звонок. Тимофей бросился к телефону.
– Дневальный Морозов... Слушаю, товарищ старшина... К полковнику? А зачем, не знаете?.. – Лицо Тимофея стало тревожным. – Что еще?.. Как нашли?.. Он ничего не говорил, нет! Правда, нашли?!.. Правда?! – И счастливым голосом: – Есть два наряда за введение командования в заблуждение! Бегу!!!
Бросив трубку, огляделся. В землянку спускался Братнов. У Тимофея вырвалось вдруг неуставное, мальчишеское: – Дядя Саша. Я сейчас... Если что... подежурьте... Тимофей, сияющий, промчался по землянке, чуть нс сшибив Братнова, и, словно шальной, выскочил на улицу. Братнов остался один. В большой летной землянке, где не было никого.
...Когда Тимофей вернулся, Братнов курил, лежа на нарах. Спросил, не взгляпув на Тимофея:
– Что там у тебя? Повышение получил?..
Тимофей посмотрел на него в испуге, смятенно, и ничего не ответил.
"Баня" на острове. Что это такое? А вот что: на самом берегу огромный бак и шайки из кусков дюраля от разбитых самолетов. Баня что надо! ...Сегодня особенный день. Гонтарь взорвал подлодку. Молоденький штурман Гонтаря в центре внимания. Намыливая голову, он рассказывает:
– Гонтарь увидел лодку. "Справа", – кричит... Я говорю: "Где?" Он мне: "Разуй глаза!"...
Кто-то вошел, с веником под мышкой: – С победой, братцы. Где виновник? Мы его сейчас... – Он встряхнул веником.
От двери закричали: – Вот он!...
Гонтарь поднял руку:
– Ша! Есть дело поважнее. Граждане! Правительственное сообщение. Сегодня, после продолжительного и тяжелого пребывания в моторягах, сержант Морозов Тимофей – как его по батюшке? – скоропостижно произведен в стрелки-радисты!
Все: – Ура-а!
Гонтарь: – Заноси!
Санчес и Глебик тащат за ноги и за руки Тимофея.
Тимофей (вырываясь): – Пустите!
Голые побросали свои шайки.
Тимофей вырвался. Голые ловят Тимофея. Схватили – теперь держат уже не двое, а человек пять. Держат над морем на вытянутых руках... Тимофей все еще дергается...
А Гонтарь уже спешно готовился к ритуалу. Он подскочил к кому-то засунувшему голову в шайку с мыльной пеной, хлопнул его по заду: – Будешь Нептуном!..
Голый смыл пену – это был Цыбулька, и ошалело: – А как это?
– Соображай! – И зычно: – К торжественному крещению в стрелки-радисты... Побатальонно... на одну шайку дистанция... Становись!
Голые стремительно выполнили команду, выстроившись вдоль берега. Цыбульку подсадили на его нептунское место. Он возвышается на табуретке, как на троне. В руке его – швабра-"трезубец". На шее – ожерелье из мочалок. Он дико озирается вокруг.
– Давай! Давай! – подмигнул ему Гонтарь. Цыбулька неуверенно начал свой нептунский обряд: он почему-то покрутился вокруг своей оси, и, ударив в шайку, как в бубен:
– Дисциплину. Кхе! Соблюдай, а то... вот! И чтоб никакого разгильдяйства... Вот! – И он иссяк.
Его снова выручил Гонтарь.
– Помилуй мя, Нептун! – взревел он. – Помилуй мя!..
– Все: – Мя!!!
И Тимофей под гогот, звон шаек полетел в воду.
Когда Тимофей выбрался из моря, Гонтарь снял с Цыбульки ожерелье из мочалок и надел на Тимофея.
– Что тебе Кабаров сказал, Тимофей? Старайся!..
Тимофей поглядел на них как-то затравленно и вдруг рванул с шеи мочалки и, распихав всех, убежал...
...В этот вечер Тимофей долго бродил по острову, вдали от землянок. Было туманно, сыро. Окоченев, забрел на кухню. Думал, здесь никого нет. А тут...
...Распахнулась дверь, полоснуло по земле светом. Цыбулька, торжественный, принарядившийся, вручал Гонтарю поднос с чем-то. Кругом стояли летчики. Донесся голос Цибульки:
– ...Вам, как виновнику первого успеха... то есть вашему экипажу.. И тут вся компания вывалилась на двор.
Гонтарь: – Эй, Тимоха-картоха! Ты чего удрал? Где ты все болтаешься? Давай сюда!.. – и сунул Тимофею поднос с пирогом. – Тащи!.. И ша, камрады!
Летчики переглянулись и двинулись за ним. Братнов уже улегся. Гонтарь забрал у Тимофея поднос поставил его прямо на запалый братновский живот:
– Подъем, Александр Ильич! Тимоха, а ну, самый большой нож!
Но Тимофея не было...
...Тимофей сидит возле землянки. Ему не до веселья.
Открылась дверь. Глебик, в нижней рубашке, зашел за угол. Через минуту вернулся, застегиваясь. Наткнулся на ссутулившегося Тимофея, потянул его за собой: – Идем! А то все сожрут...
...Глебик усаживает Тимофея рядом с собой, наливает ему из фляжки: Хозяину дома!
А на другом конце стола шел свой разговор. Гонтарь, в майке, доказывал Братнову разгоряченно:
– Оставь, пожалуйста! Да что ты всех выгораживаешь? Я, значит, прав. Фисюк прав. Особист прав. Все правы, а ты почему-то не полетел..
Тимофей притих, хотел уйти, но рука Глебика, лежавшая на его плече, тяжелая.
– Ты ешь, ешь! – пробурчал Глебик. И, подперев щеку рукой, продолжал глядеть своими добрыми глазами на Гонтаря.
А Гонтарь вдруг тихо, напряженным шопотом: – А со Степой что? Куда его портрет дели? Что я, не понимаю?! Почему так?! Почему, чтобы о Степане узнать... о тебе узнать... к нам не пришли? Не спросили... Как нажимать гашетку пулемета, так мы позарез. А как...
Братнов: – Будет, Игорь!..
– Что значит будет? Знаешь, кто они? Шаманы!.. Объявили свои бумажки святыми угодьями, никто не подходи... Верно, Санчес?
Глебик (умиротворенно): – Хорошо сидим!
А Санчес молчал, ковыряя вилкой нетронутую еду.
Гонтарь: – Молодец, Санчес! Верно говорят, человеку научиться говорить нужно два года, научиться молчать – вся жизнь..
3
Он хотел еще что сказать, но Братнов опередил его. – Ребята, а что ж это мы?.. Хотели тогда Санчесу на козу собрать...
Глебик; – На козу – это правильно!.. – Он снял с подушки наволочку и сунул ее в руки Тимофея: – Держи! – Достав из кителя пачку сторублевок, кинул в наволочку.
Летчики оживились. Каждый бросил в наволочку по пачке сторублевок. Поостыв, Гонтарь взвесил наволочку на руке: – А хватит?
Глебик: – Ребята добавят. Пошли, Тимоха...
...Тимофей и Глебик вскоре возвратились к столу с полной наволочкой. Братнов вглянул на наволочку: – Ну, дело... Куда ее девать?
Глебик (Тимофею): – Пусть у Тимофея и будет. Он парень грамотный.. Ты до десяти считать умеешь? Будешь у нас госбанк...
