Текст книги "Герои космодесанта"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Ник Кайм,Стив Паркер,Крис Роберсон,Ричард Форд,Даррен Кокс,Дилан Оуэн,Питер Фехервари
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Нигилан предал свою душу темным силам, что было лишь следствием его преступных деяний.

– Умри, адская тварь! – вскричал Век'шен, вставая между капитаном и ворвавшимся в мир демоном.

Прочертив огненной глефой ослепительную дугу в воздухе, чемпион роты нанес удар, способный свалить орочьего вожака. Демон поймал оружие когтями, и глефа прочно застряла в них. Язык твари сверкнул молнией, выскользнув из бездонной пасти, и мгновенно обвил закованную в силовые доспехи фигуру Век'шена. Рот Саламандра раскрылся в безмолвном крике, поскольку роковая петля сначала лишила его дыхания, а затем просто раздавила.

Кадай взревел и бросился к чудовищу в тот самый миг, когда безжизненное тело боевого брата, почти разрезанное языком демона, с грохотом рухнуло на пол храма.

Дак'ир постепенно приходил в чувство. Он не видел, как Оратор был убит выстрелом в затылок. И это было не все, что он пропустил, пребывая под влиянием своего сна-воспоминания. За время, потребовавшееся на то, чтобы тело и навыки Дак'ира справились с головокружением, Нигилан отступил в тенистую глубину балкона. Оставив свою позицию на фланге, сержант решился начать преследование. Дак'ир бросился к нефу, но плотные ряды культистов решительно преградили ему дорогу.

– Цу'ган! – закричал сержант, вспарывая цепным мечом живот одному из еретиков и выстрелом из болт-пистолета стирая лицо другого. – Держи отступника!

В этот редкий момент их душевного единения Цу'ган кивнул и бросился вслед за Нигиланом.

Прорубая путь сквозь бесноватую толпу, Дак'ир увидел, как медленно поднимается над землей труп Оратора, и сразу почувствовал кожей легкое покалывание от соприкосновения с варпом…

Цу'ган очертя голову несся через храм, разя культистов кулаками и перемалывая мятежников разрывными снарядами своего болтера. Где-то на периферии зрения Шен'кар выкашивал паршивых еретиков ослепительными струями пламени из огнемета.

Вышибив деревянную дверь в дальнем углу храма, Цу'ган обнаружил каменные ступени лестницы, ведущей прямиком на балкон. Он бросился вверх по лестнице и задействовал сервоприводы силовых доспехов. Перепрыгивая через три ступени, он быстро оказался в темном помещении.

Внизу слышались звуки сражения. Сержант услышал рев Век'шена, призывающего братьев к оружию, а затем внезапно… ничего. Его обступила тишина, будто из комнаты откачали воздух и все звуки потонули во внезапно образовавшемся вакууме.

Красные глаза холодно глядели на него из темноты.

– Цу'ган… – тихо произнес Нигилан, выступая из тьмы.

– Предательское отродье! – вскричал разъяренный Саламандр.

Но не поднял болтер и не уничтожил отступника на месте. Он просто остался стоять как вкопанный, и мышцы его были скованы, словно он был мошкой, застывшей в янтаре.

– Что… – начал было Цу'ган, но тут обнаружил, что его язык тоже будто налился свинцом.

– Колдовство, – объяснил ему Нигилан, и его психосиловой жезл расцвел токами лучистой энергии.

Вспышки на посохе, отбрасывая во мрак эфемерные лучи, осветили жуткое лицо колдуна, когда он приблизился к потрясенному Астартес.

– Я мог бы убить тебя прямо сейчас, – произнес Нигилан ровным тоном. – Потушить свет твоих глаз и убить. Так же, как Кадай убил Ушорака!

– Тебе было предложено пройти искупление, – попытался выговорить Цу'ган, прилагая всю силу воли, чтобы подчинить себе собственный язык.

Злобное выражение тут же улетучилось с лица Нигилана, сменившись негодованием.

– Так это было искупление? Духовные бичевания у Элизия, несколько часов с его хирургеонами-дознавателями… Разве не это было мне предложено?! – усмехнулся он невесело. – Этот садист и ублюдок мог принять только обвинительный приговор! – Сделав еще один шаг, Нигилан заговорил вновь, и на этот раз голос его звучал намного искреннее. – Ушорак предложил жизнь… Власть! – выдохнул он. – Свободу от оков, которые заставляют нас служить человечьему стаду, когда мы могли бы им управлять! – С этими словами Драконий Воин сжал кулак, находясь уже так близко от Цу'гана, что тот ощутил исходящий из его рта запах меди. – Вот видишь, брат. Не такие уж мы с тобой разные…

– У нас нет ничего общего, предатель! – огрызнулся Саламандр, чье лицо исказилось от этого усилия.

Нигилан отступил и горестно развел руками.

– Что ж, значит, выстрел болтера положит конец моей ереси? – поджал он губу, выражая притворное неудовольствие. – Или, может, меня лишат звания и покаянное клеймо заменит все мои штифты за выслугу лет? – Он покачал головой. – Нет… Я думаю, нет. Хотя, возможно, это мне придется поставить тебе клеймо, брат! – воскликнул Нигилан, выставив перед Саламандром ладонь с широко растопыренными пальцами. – Интересно, будешь ли ты сопротивляться заражению упорнее, чем та человеческая марионетка?

При приближении Нигилана Цу'ган вздрогнул, в любой момент ожидая, что вся мерзость Хаоса, извергнется на него из этой руки.

– Отбрось свой страх! – проскрежетал Нигилан и, усмехаясь, сжал кулак.

– Я ничего не боюсь! – рявкнул Цу'ган.

Нигилан презрительно фыркнул:

– Ты боишься всего, Саламандр!

Цу'ган почувствовал, как его ботинки царапают пол, и понял, что неведомая сила против воли толкает его к перилам балкона.

– Довольно болтать! – бросил он в раздражении. – Сбрось меня вниз. Сломай мне кости, если тебе это так нужно! Орден будет охотиться за тобой, отступник, и на этот раз у тебя не будет шанса на искупление!

Нигилан посмотрел на него так, как посмотрел бы взрослый на глупое дитя:

– Так ты что же, так еще ничего и не понял?

Подчиняясь колдовской силе, тело Цу'гана медленно развернулось, и он смог увидеть идущее внизу сражение.

Культисты падали, сгорали в пламени огнемета Шен'кара, хватались за внутренности, выпущенные цепным мечом Дак'ира. Боевые братья сражались из последних сил, сдерживая натиск орды мятежников, в то время как их возлюбленный капитан отчаянно боролся за свою жизнь.

Уникальные, изготовленные вручную доспехи Кадая были пробиты уже более чем в десяти местах, а демоническая тварь, вылупившаяся из тела Оратора, продолжала на него наседать. Когти, как тонкие полоски ночного мрака, обрушивали на защиту Саламандра град ударов, но Кадай отразил их все выпадами своего громового молота. Имя Вулкана было у него на устах, когда раздался треск и молния, слетев с навершия искусно выполненного оружия, опалила позаимствованную демоном плоть.

– Я так же был предан Ушораку, как ты своему капитану… – сказал Нигилан в ухо Цу'гану, который, не в силах пошевельнуться, наблюдал за сражением с порождением ада.

Нанеся страшный удар в плечо демона, Кадай перерубил кость, и рука твари безжизненно упала вниз.

– …Кадай убил его, – продолжил Нигилан. – Он заставил нас искать убежище в Оке Ужаса. Туда мы и бежали, и там остались на десятилетия…

Похожая на гной жидкость с шипением выходила из ран на теле демона, и его связь с реальным миром становилась все слабее. Кадай, неутомимо работая кулаком и молотом, неустанно наносил чудовищу удар за ударом.

– …в том мире время течет совсем не так, как здесь. Нам показалось, что прошли века, прежде чем нам удалось найти оттуда выход…

Нестройный хор голосов вырвался из жабьей пасти демона. Кадай, сокрушив наконец череп твари, отправил ее обратно в варп, и души, которые она успела пожрать, теперь отчаянно взывали о спасении.

– …это полностью меня изменило. Открыло мне глаза. Теперь я многое вижу. Тебя, Цу'ган, ждет великое будущее, но слава другого воина затмит твою славу, – промолвил Нигилан и едва заметным кивком головы указал на Дак'ира.

Игнеец сражался доблестно. Пробиваясь к Кадаю, он крошил последних культистов.

– Даже сейчас он рвется к своему капитану… – вкрадчиво произнес Нигилан. – Надеется добиться расположения…

Цу'ган понимал, что нельзя верить подлому языку предателя, но прозвучавшие слова эхом повторяли его собственные, давно поселившиеся в его сердце подозрения.

Вот так, без ведома Саламандра, Нигилан подсадил-таки в него свое семя. Не то семя, что несло в себе демоническую сущность. Нет, эта зараза вошла в воина через мелочную ревность и честолюбие, через то, против чего у Цу'гана совсем не было защиты – через него самого!

– Весь этот культ… – напирал Драконий Воин. – Это – ничто! Стратос – ничто. Даже этот город не имеет значения. Все дело в нем!

Вымотанный сражением с демоном, Кадай тяжело оперся на свой громовой молот.

Нигилан улыбнулся так, что его покрытая рубцами кожа заскрипела.

Капитан за капитана!

Словно холодный клинок поразил Цу'гана в самую сердцевину.

Слишком поздно он заметил приближение воина в доспехах. Драконьи Воины захлопнули мышеловку! Оставив свой пост, он позволил им просочиться сквозь выставленные Саламандрами караулы. Культисты лишь отвлекали внимание; настоящий враг раскрыл себя только сейчас!

Каким же дураком он был!

– Нет!

Чудовищным усилием воли он попытался вырваться из психического захвата Нигилана. Проревев имя капитана, Цу'ган ринулся через перила балкона. Хриплый смех сопровождал его падение.

Дак'ир почти уже добежал до Кадая, когда увидел, как отступник поднимает мультимелту. Громко выкрикнув предупреждение, игнеец бросился к капитану. Кадай к нему повернулся и, в тот же миг услыхав над собой крик Цу'гана, проследил за отчаянным взглядом Дак'ира…

Вспыхнув во мраке, ослепительный луч прорезал пространство храма.

Луч копьем вонзился в Кадая, и тело капитана исчезло в невыносимо-белой вспышке.

Интенсивная тепловая волна, которую произвел выстрел мелты, сбила Дак'ира с ног. Он ощутил запах горелого мяса. Боль раскаленным острием растерзала все его чувства. Лицо горело. В точности как во сне…

Дак'ир понял, что теряет сознание, тело стало отключаться, поскольку анабиозная мембрана зарегистрировала серьезные раны. Смутно, как если бы он был заживо погребен и уже покрыт тонким слоем земли, Дак'ир услышал голос сержанта Н'келна и боевых братьев. Дак'иру удалось повернуть голову. Последнее, что он увидел, перед тем как потерять сознание, был Цу'ган, который стоял на коленях, склонившись над обугленными останками их капитана.

Очнувшись Дак'ир обнаружил себя в апотекарионе «Ярости Вулкана». Внутри аскетичного бокса было холодно, как в могиле, но светящиеся огоньки расставленной вокруг него медицинской аппаратуры рассеивали тьму.

За сознанием вернулась память, а с памятью – скорбь и отчаяние.

Кадай погиб!

– С возвращением, брат, – тихо произнес чей-то голос.

Фугис, которого он еще никогда не видел таким изможденным и худощавым, заботливо склонился над Дак'иром.

Душевные муки дополняла боль физическая, и Дак'ир потянулся к лицу рукой, почувствовав жжение.

Фугис схватил его за запястье, прежде чем тот успел коснуться ожога.

– Я бы на твоем месте этого не делал, – предупредил он сержанта. – Ты получил серьезные ожоги. Ты выздоравливаешь, но кожный покров еще слишком тонок.

Фугис отпустил его запястье, а затем, чтобы облегчить боль, добавил дозу лекарственного раствора во внутривенный катетер.

Болеутоляющие средства, катализируя в его теле естественные процессы регенерации, начали действовать, и Дак'ир расслабился.

– Что произошло?

В воспаленном горле першило, и он почти прохрипел свой вопрос. Фугис отступил к медицинскому столу и начал перебирать инструментарий. Дак'ир заметил, что он хромает: место перелома, который он получил при падении, было закрыто временной шиной. Однако апотекария, известного своим упорством, переходящим порой в жестокость, такая малость не могла отвлечь от работы.

– Стратос спасен, – просто ответил он, склонившись над инструментами и не поворачиваясь к Саламандру. – Когда Оратор был убит и заработали наши огнеметы, власть мятежников тут же пала. Атмосферные штормы утихли через час после того, как мы вернулись на площадь Аереона, – продолжил он. – Спустя двадцать минут прибыл библиарий Пириил с остальной ротой. Братья должны были поддержать Н'келна, но тот к тому времени уже овладел стеной и был на пути к Аура Иерону…

– Однако прибыл туда слишком поздно, чтобы спасти Кадая, – закончил за него Дак'ир.

Фугис прервал свои действия и, неловко качнувшись, ухватился рукой за край стола:

– Да. Даже геносемя не удалось извлечь.

Повисло горестное молчание, затем апотекарий продолжил свой рассказ:

– Корабль типа «Грозовая птица» незамеченным покинул планету. Мы обнаружили это слишком поздно, чтобы начать преследование.

Злостью, которая прозвенела в голосе Дак'ира, можно было резать металл.

– Это бежал Нигилан вместе с другими отступниками!

– И только Вулкан знает куда, – отозвался Фугис, повернувшись к пациенту. – Библиарий Пириил принял командование Третьей ротой и будет ее командиром до тех пор, пока магистр ордена Ту'шан не назначит кого-то уже на постоянной основе.

Дак'ир нахмурился:

– Так мы летим домой?

– Наша миссия в Адронном Поясе выполнена. Мы возвращаемся на Прометей, чтобы пополнить ряды и зализать раны.

– Мое лицо… – после долгой паузы отважился спросить Дак'ир. – Я хочу на него взглянуть.

– Конечно, – сказал Фугис и поднес зеркало.

Пострадала значительная часть кожных покровов на лице Дак'ира. Почти половина черной кожи стала практически белой под действием теплового мелта-излучения. Странно, но, обожженное и свирепое, теперь его лицо выглядело почти человеческим.

– Реакция на интенсивное излучение, – объяснил Фугис. – Повреждение привело к локальной клеточной регрессии, то есть к возвращению клеток к тем формам, которые предшествовали их генетической эбонизации, к состоянию до того, как ты стал Астартес. Еще не могу сказать наверняка, но пока нет никаких признаков быстрой регенерации тканей.

Сходство с человеком было разительным, и Дак'ир, не зная, что и думать, как зачарованный глядел в зеркало. Фугис прервал размышления Саламандра.

– Пока трогать ничего не буду. Оставлю все как есть, – сказал он, забирая зеркало. – Состояние твое стабилизировалось, и ничего больше на этой стадии я сделать не могу. Вернусь через несколько часов. Твоему телу нужно дать время на исцеление, и тогда ты снова сможешь сражаться. Сейчас отдыхай! Когда вернусь, рассчитываю увидеть тебя здесь, – сказал апотекарий и, хромая, вышел из бокса.

Но когда раздалось шипение стравливаемого воздуха и металлические двери закрылись, Дак'ир уже знал, что он остался не один.

– Цу'ган?

Он почувствовал присутствие своего боевого брата еще до того, как тот вышел из тени.

– Брат!.. – радостно прохрипел Дак'ир, вспомнив момент их душевного единения, когда они сражались в храме.

Но как жар костра уносится холодным ветром, так улетучилась и радость, когда Дак'ир увидел мрачное лицо Цу'гана.

– Ты не достоин быть Астартес, – произнес тот ровным голосом. – Смерть Кадая на твоей совести, игнеец! Если бы ты не послал меня за отступником, если бы ты был достаточно расторопен, чтобы среагировать на опасность в наших рядах – мы бы не потеряли нашего капитана! – Взгляд Цу'гана был холоден как лед. – Я этого не забуду!

Дак'ир был настолько потрясен, что ничего не смог ответить. Цу'ган повернулся и вышел из апотекариона.

Ужасное обвинение брата наполнило его душу и сердце болью, и слабость охватила все его существо. Дак'ир погрузился в глубокий сон.

Впервые за сорок лет его сон изменился.

Сидя в отсеке «Грозовой птицы», Нигилан, так и не сняв с руки стальной перчатки, вновь и вновь вертел в руке предмет, украденный из склепа в подземельях Цирриона. Вокруг собрались его братья, Драконьи Воины: великан Рамлек, который, стараясь унять приступы никогда не утихающего гнева, выдыхал через решетчатый щиток шлема облачка золы и пепла; Гор'ган, с кожи которого сыпалась чешуя, когда он снимал боевой шлем, сейчас баюкал, как домашнего любимца, мультимелту; Нор'хак ухаживал за своим оружием; Эркин пилотировал корабль, который охранял все время операции, его смертоносные кости-лезвия на предплечьях сейчас были скрыты в пазах силового доспеха.

Драконьи Воины серьезно рисковали, стремясь раздобыть этот артефакт. Маскируя эту вылазку, они даже пошли на то, чтобы разжечь восстание на планете. Весь мятеж был не более чем прикрытием. Гибель Кадая стала весьма приятным, хотя и нежданным подарком для Нигилана.

«Грозовая птица» находилась в полной готовности и была готова стартовать еще до того, как ловушка на Аура Иероне захлопнулась. Беснующиеся толпы культистов-смертников обеспечили безопасный отход, и отступники поспешили покинуть планету.

– Как же мало они знают… – проскрежетал Нигилан, внимательно разглядывая каждую грань позолоченного артефакта у себя на ладони.

Такая безобидная на вид аркана: внутри двенадцати пятиугольных граней вдоль геодезических линий были начертаны эзотерические тексты, которые обвивали собой всю поверхность додекаэдра. В нем таился ключ к разгадке многих тайн. Само предназначение дешифрекса заключалось в том, чтобы раскрывать то, что было умышленно скрыто. Для Нигилана такой загадкой были свитки Келока – древние пергаменты, которые они с Ушораком лет сорок назад вынесли из могилы Келока на Морибаре. Келок был технократом и непризнанным гением. Как оружейник, он создал нечто такое, что по своим возможностям далеко превосходило все, что могла предоставить современная убогая наука. Нигилан был намерен воссоздать творение гения.

Проведя в Оке Ужаса свыше тысячи лет, он терпеливо вынашивал планы мести, и вот теперь наконец оказался близок к тому, чтобы получить в руки средство, с помощью которого он сможет сокрушить своих врагов!

– Приближаемся к «Адской гончей»! – прозвучал по воксу загробный голос Экрина.

Нигилан опустил фиксирующую раму гравитационной упряжи. Когда она опустилась на его плечи, он пристально вгляделся в смотровую щель «Грозовой птицы». В безмятежном бескрайнем море кобальтового цвета сияла точка – судно, красное, как раскаленный металл. Это был старый корабль со старыми ранами и с еще более древними призраками. Нос корабля имел форму зазубренного лезвия, будто вспарывающего прореху в пространстве. Борта его щетинились пушками, дюжины антенн и вышек, будто скрюченные пальцы, тянулись с надстроек.

«Адская гончая», войдя в Око, была всего лишь старой боевой баржей, но вышла оттуда чем-то еще более древним. Это был корабль Нигилана, и на его борту ожидали верные ему воины: разношерстная команда из дезертиров, отступников, наемников, пиратов, налетчиков и грабителей. Они собрались здесь, чтобы стать свидетелями его победы и нового шага к воплощению их собственной мечты – полного и окончательного уничтожения Ноктюрна, а вместе с ним и всех Саламандр!

Ричард Форд
ЛАБИРИНТ

Моторы цепных мечей взревели, и стальные зубья сошлись в яростном поцелуе, отплевываясь искрами и черным маслом. Гневно завывая, мечи столкнулись, одержимые желанием рвать и крушить.

Инвикт свирепо уставился на противника поверх вгрызшихся друг в друга клинков. В этот раз он намеревался восторжествовать над соперником. Он был совершенно убежден, что выйдет из битвы победителем.

Этого не произошло.

Генарей освободил свое оружие, расцепив жужжащие зубья и усыпав боевую палубу металлической стружкой. Прежде чем Инвикт успел парировать, противник ударил его в лицо всем весом наплечника. Воин потерял равновесие. Он пошатнулся, взмахнув руками в попытке устоять, но это не помогло. Инвикт рухнул, и грохот ударившегося о сталь керамита раскатился по боевой палубе. Единственное, что удалось космодесантнику, – не выронить свой гудящий цепной меч. Прежде чем Инвикт успел поднять оружие для защиты, Генарей наступил ему на руку и наставил на противника собственный клинок. Инвикт мрачно смотрел, как бешено вращающиеся зубья приближаются к его лицу, и кривился в предчувствии неизбежной боли.

Генарей с торжествующим смехом выключил мотор цепного меча и протянул Инвикту руку:

– Неплохо сражался, брат. Но, как мы оба видим, на боевой палубе ты все еще мне не ровня.

Инвикт принял предложенную ладонь и с помощью Генарея поднялся на ноги. В который раз он ощутил боль поражения, жалившую острее, чем любая сталь.

– Однажды, брат Генарей, – ответил он. – Однажды.

Генарей лишь засмеялся громче:

– Непременно, брат. С нетерпением жду этого дня. А теперь пойдем. Мы уже опаздываем.

Они вместе покинули боевую палубу, Инвикт – в нескольких шагах позади Генарея, как и всегда. Хотя они вместе отслужили в новобранцах, а затем и в послушниках и были ближе друг другу, чем прочие братья из ордена Сынов Злобы, Инвикту всегда чудилось, что он находится в тени Генарея. Всегда на один шаг позади. Это отравляло воину жизнь долгие десятилетия, несмотря на все победы, которые он одержал на службе ордену.

Но сегодняшней ночью все будет по-другому. Сегодня Инвикт докажет, чего он стоит.

Они шагали по тускло освещенным коридорам крейсера типа «Отплачиватель», пока не добрались до посадочного отсека. Как только двери отсека раздвинулись, в уши воинам ударил пронзительный гомон тысяч голосов. Жужжали и гудели сервиторы, пилотировавшие автопогрузчики и сопровождавшие на корабль цепочки пленников как знакомой, так и экзотической внешности. Мяукающие рыла, пасти, изрыгающие проклятия на чужих языках, и давно приевшиеся рыдания невинных сливались в жуткую какофонию. Космодесантники доставили приношения со всех звездных систем, где успели побывать, почти сотню разновидностей ксеносов. Злоба, без сомнения, обрадуется столь щедрому подарку – жертвенный костер вспыхнет ярче, чем когда-либо прежде.

Такое множество гнусных тварей было до глубины души отвратительно Инвикту, но он знал, что это необходимо, дабы утолить голод Злобы и исполнить его желания. Хныкающая свора все никак не затыкалась, и Инвикту оставалось надеяться лишь на то, что бойня начнется в самое ближайшее время.

Вместе с Генареем они прошли через битком набитый ангар туда, где их ожидали остальные Сыны Злобы. Те уже выстроились цепочкой у трапа ревущего «Громового ястреба». Двое припозднившихся космодесантников поспешили присоединиться к товарищам. Во время посадки Инвикт мог слышать по вокс-каналу своего шлема, как некоторые из братьев возносят молитвы. Сам он пристегнул ремни и приготовился к взлету без всякой молитвы – его уверенность в таланте пилота была абсолютной.

Двигатели корабля взревели, и он покинул искусственное гравитационное поле ангара «Отплачивателя». Сквозь узкий иллюминатор Инвикт увидел колоссальную тушу давно погибшего имперского корабля. Приближаясь, он увеличивался в размерах, заполняя все поле зрения, – так гигантский зверь раздувается еще больше, чтобы отпугнуть любопытного хищника. Стала видна каждая вмятина и каждый ожог на обшивке, и становилось все непонятнее, как это древнее чудище смогло уцелеть после тысячелетнего дрейфа в открытом космосе, где было подвержено всем стихиям.

Корабль парил в пространстве гниющей великанской рукой. Искореженные куски стали торчали из его брюха, словно внутренности распотрошенного трупа. По временам из корпуса вырывались пузыри газа, будто последнее отравленное дыхание монстра. Вокруг плавали куски космического мусора, пойманные в гравитационное поле гиганта и обреченные вечно вальсировать вокруг него.

Сыны Злобы прозвали корабль «Лабиринтом». Им пришлось на месяц погрузиться в варп, чтобы вернуться сюда. Братья поступали так каждое столетие, дабы исполнить кровавые ритуалы ордена. Для Сынов Злобы он стал священной землей, единственным местом, где они могли собраться после того, как их родной мир, Скелус, был столь подло осквернен Астартес. Не важно, куда призывали их обязательства, неважно, сколько крови они должны были пролить в других мирах, – Сыны Злобы всегда возвращались сюда в назначенное время, готовые к жертвоприношению. Ритуал должен был соблюдаться, несмотря ни на что.

Таков путь Сынов Злобы, и таким он был всегда.

«Громовой ястреб» петлял между обломками, окружавшими гигантский корабль, пока наконец не достиг ангара «Лабиринта». С оглушительным ревом включились двигатели обратной тяги, и «Ястреб» плавно опустился на посадочную площадку.

Когда двери открылись, Инвикт поспешно высадился, едва обращая внимание на потоки данных, бегущих по дисплею визора и отбрасывающих мигающий зеленый отсвет на его лицо. Прошло сто лет с тех пор, как он в последний раз ступал на эту святую землю, – и, как и прежде, душа его наполнилась благоговением.

Роскошь внутреннего убранства корабля резко контрастировала с его обшарпанной оболочкой. Роккритовые колонны, соединенные летящими контрфорсами, возносились вверх на тысячи футов. Между ними тянулись стрельчатые арки, ведущие в затененные, разбегавшиеся во все стороны переходы. Из мрака скалились горгульи всех форм и размеров – личины древних богов, которым молились здесь тысячелетия назад.

Теперь в этих холодных и пустых залах поклонялись единственному божеству: Великой Злобе, Богу-Отступнику, Изгнаннику, Злобе Утерянной, Иерарху анархии и террора. И вскоре, когда настанет час приношения, он попирует всласть.

Сыны Злобы сняли доспехи, и от обнаженной плоти в свете огня поднимался пар. Каждый из братьев окроплен был жертвенным ихором, каждого с ног до головы покрывала кровь, и каждый насытился.

Инвикт преуспел в этом больше других. По его губам и подбородку все еще стекала свежая кровь Астартес, в чье твердокаменное тело он вгрызся. К чести Астартес, слуга Повелителя-Трупа не испустил ни звука, пока Инвикт вновь и вновь погружал зубы в его плоть, отдирая мясо от костей и пируя во славу Злобы. Сейчас от космодесантника остался кровавый обрубок, свисающий с ржавой цепи, подобно разделанному окороку.

Остальные жертвоприношения прошли не так тихо, как у Инвикта. Под потолком гигантского зала все еще носилось эхо криков и просьб о пощаде. Повсюду горели костры, на горячих углях дымились остатки ночной гекатомбы.

Инвикт мог поклясться, что из дальних, неисследованных глубин корабля доносится смутный шум, – словно кричало что-то огромное, напрягая нечеловеческие легкие. Оно повторяло одну и ту же фразу. Мощь голоса доносила слова с многомильного расстояния, но, как Инвикт ни старался, он не мог понять их смысл. В конце концов он решил не обращать внимания на звук, позволяя словам слиться с потрескиванием корабля и с отголосками ночной трапезы.

Воин переключил внимание на балкон на другом конце огромного зала, где, облаченный в церемониальную броню, стоял лорд Кахал – величайший из них, магистр ордена Сынов Злобы. Древнее лицо магистра кривилось в плотоядной усмешке – Кахал явно был доволен сегодняшней жертвой. Теперь каждый из Сынов смотрел на магистра в ожидании, когда он удостоит их своей речи.

Некоторое время Кахал молчал, окидывая воинов ледяным взглядом и будто наслаждаясь последним мгновением, перед тем как нарушить тишину.

– Братья, – голос магистра, глубокий и звучный, наполнил зал до скрытого в тенях потолка, – мы достойно почтили Злобу этой ночью. Тысяча душ, наполненных мукой и ужасом, вознеслась к нему. Хорошо, что в преддверии грядущего крестового похода мы принесли ему столь обильную жертву.

Инвикт сжал кулаки в ожидании. Все знали, что Сыны Злобы вскоре отправятся на войну – в крестовый поход, равного которому орден еще не ведал.

– Для подобной битвы нам понадобятся непревзойденные воины, истинные мужи, которые проявят себя в Испытании Лабиринта. Только преуспев в нем, вы докажете, что достойны шагать в рядах Обреченных.

Инвикт почувствовал краткий укол возбуждения и был уверен, что его братья ощущают то же самое. Каждое столетие, когда Сыны Злобы возвращались к останкам гигантского корабля, немногие избранные решались на Испытание Лабиринта. Больше их никто не видел, но считалось, что те, у кого хватило силы и хитрости преодолеть ловушки «Лабиринта», становились Обреченными, кланом священных воителей Злобы. Каждого из членов своего элитного клуба Изгнанник наделял божественными дарами небывалой силы и отсылал на темные тропы Галактики, дабы там Обреченные с холодным мастерством разили его врагов. Инвикт давно жаждал этого и теперь наконец-то почувствовал, что готов добиваться цели.

– Кто из вас достаточно силен, смел и сообразителен, чтобы встретиться с Лабиринтом? – вопросил Кахал.

С высоко поднятой головой, с телом, все еще покрытым кровью недавнего жертвоприношения, Инвикт шагнул вперед, дабы предстать перед Кахалом. Он не поклонился и не выказывал вассальной покорности, а, напротив, дерзко выставил подбородок в знак того, что готов бестрепетно встретить испытание.

Лорд Кахал удовлетворенно улыбнулся – широкая ухмылка почти надвое рассекла его старческое лицо. Вдохновившись примером Инвикта, вперед выступили и другие, готовые доказать, что также достойны испытания. В итоге двадцать воинов встали плечом к плечу с Инвиктом, полные решимости встретиться с ужасами Лабиринта.

Покосившись в сторону, Инвикт заметил, что его брат Генарей в этом году тоже собрался участвовать в состязании. Им придется пройти испытание вместе, но на сей раз Инвикт был твердо настроен выйти из тени брата.

Когда лорд Кахал убедился, что больше никто не намерен ответить на вызов, он сделал двадцати воинам знак следовать за ним. Мрачная процессия вышла из зала и направилась к темному сердцу заброшенного корабля. Наконец они достигли цели. Перед ними был обычный стальной люк, скрывавший за собой безымянные ужасы Лабиринта.

– За этой дверью ваша судьба, – произнес Кахал. – Вы войдете сюда без оружия и доспехов. Там, куда вы направляетесь, нет званий – в Лабиринте все равны. Используйте все, что сможете найти, и верьте друг другу. На дальнем конце корабля вас ожидает портал, ведущий к свободе. Тот, кто достигнет портала и ступит в его священные пределы, получит благословение Злобы. Остальные обретут лишь забвение. Те, кого я больше не увижу, – умрите достойно, братья. – С этими словами Кахал повернул колесо, отпирающее люк.

Скрипнув ржавыми петлями, дверь распахнулась. За ней была лишь темнота – но Инвикт не колеблясь ступил туда, подавая пример братьям.

Когда все оказались внутри, Инвикт услышал, как люк за ними захлопнулся.

Мерцающие огни заполнили коридор тусклым багровым свечением. Воинам пришлось подождать, пока их острые глаза приспособятся к окружающему сумраку. Пока они толпились у входа, Инвикту вновь послышался крик – однако его источник все еще находился слишком далеко, чтобы различить слова. От этого звука по спине Инвикта побежали мурашки, но воин не позволил страху остановить его. Им никогда не победить, прячась в закоулках мертвого корабля. Стиснув зубы, Инвикт повел своих товарищей вперед.

Поначалу идти было легко. Перед ними лежал широкий, без развилок коридор. Шагая по нему, Сыны Злобы подбирали все, что могло послужить оружием: стальные прутья, острые куски обшивки. Время от времени им попадалось и кое-что получше: автоган или огнемет, зажатый в мертвой руке давно погибшего соискателя. Инвикту достался болтер с полупустым магазином, и воин вознес Злобе беззвучную благодарность за этот дар.