Текст книги "Герои космодесанта"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Ник Кайм,Стив Паркер,Крис Роберсон,Ричард Форд,Даррен Кокс,Дилан Оуэн,Питер Фехервари
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Знаки Дак'ира полностью покрывали ноги, руку, б о льшую часть спины и торса. Символы были довольно причудливы, с каждым новым памятным шрамом становясь все сложнее. Только ветеран очень многих кампаний Саламандр, за плечами которого была служба длиной в столетия, мог иметь такие отметки на лице.

Цек склонил голову и отступил в тень. Обетный сервитор на своих выгнутых стальных конечностях заковылял следом, сгибаясь под тяжестью приваренной к его спине огромной жаровни. Дак'ир вытянул руки и, погрузив обе ладони в чугунную чашу жаровни, зачерпнул золы и пепла и стал рисовать ими на груди и лице главные символы Прометея: молот и наковальню. То были могущественные образы, которые, как считалось в Культе, придавали адепту небывалую силу и выносливость.

– Огонь Вулкана бушует в моей груди!.. – продекламировал Дак'ир торжественно и, проведя ладонью, изобразил на своем торсе рукоять молота.

– И с этим огнем я сокрушу врагов Императора! – закончил фразу чей-то голос, когда Дак'ир, проведя ладонью поперечную черту над «рукоятью», обозначил навершие молота.

Гремя доспехами, брат Фугис вступил в круг света от пылающей жаровни. Он был уже облачен в зеленые доспехи, но все еще оставался с непокрытой головой. Его красно-черные глаза горели в полумраке кельи неровным огнем. Как и подобало космодесантнику его специализации, правый наплечник доспеха был белым – знак апотекария, тогда как на левом плече красовалась эмблема ордена – голова саламандры, горящая оранжевым пятном в черном поле, – что равняло Фугиса с другими боевыми братьями из Третьей роты.

Выделяясь среди других тонкими чертами лица, Фугис был известен своим бесстрашием. В роте поговаривали, что он мог бы избрать себе и более духовное служение, чем искусство целителя, однако из страха пред ним такие «предположения» всегда делались тихо и никогда не высказывались ему в лицо.

Реакцию Дак'ира на внезапное появление апотекария нельзя было назвать дружелюбной.

– Что ты здесь делаешь, брат?

Фугис ответил не сразу. Сначала он провел биоридером по телу Дак'ира.

– Капитан Кадай попросил меня зайти. Медосмотр легче провести, пока ты еще не одел доспехи.

Фугис сделал паузу, ожидая результатов биосканирования, и его заостренные черты лица напряглись.

– Руку, Астартес! – добавил он и, не отрывая взгляда от прибора, указал Дак'иру, какая именно рука ему нужна.

Дак'ир протянул руку апотекарию, и тот, взяв его за запястье, набрал шприцем небольшую порцию крови. Как только пробирка была вставлена в миниатюрную центрифугу, специальная камера в его стальной перчатке тут же произвела биохимический анализ.

– Всех братьев подвергают столь серьезной проверке? – спросил Дак'ир, стараясь не допускать раздражения в голосе.

Было видно, что Фугис удовлетворен результатами анализа, но тон, с которым он говорил, оставался безучастным.

– Нет, только тебя.

– Если у моего брата-капитана появились сомнения в моих волевых качествах, он мог бы отправить меня к капеллану Элизию…

Внезапно апотекарий своей закованной в стальную перчатку рукой схватил Дак'ира за подбородок и стал внимательно осматривать его лицо:

– Элизия нет на борту «Ярости Вулкана», как тебе должно быть хорошо известно… Так что придется тебе потерпеть меня.

Указательным пальцем Фугис оттянул черную кожу под левым глазом Дак'ира, из-за чего по щеке у того разлился кроваво-красный румянец.

– У тебя еще случаются сомнамбулические видения во время боевых медитаций? – поинтересовался он и затем, похоже удовлетворенный осмотром, отпустил воина.

Брат-сержант потер подбородок там, где апотекарий сжимал его челюсть:

– Если вы хотите знать, вижу ли я сны, то да… иногда бывает.

С непроницаемым выражением лица апотекарий внимательно изучил панель на своей перчатке:

– И что тебе снится?

– Ноктюрн, пещеры Игнеи… Я еще ребенок. Вижу день, когда я проходил испытания на плато Синдара и стал Астартес. Потом – когда я как послушник получил свое первое задание… – Голос Саламандра умолк, а его лицо помрачнело от нахлынувших воспоминаний.

Горящее лицо…

– Ты ведь единственный из нас… единственный Огненнорожденный, кого взяли из Игнеи… – произнес Фугис, и его проницательные глаза внимательно посмотрели на Дак'ира.

– Какое это имеет значение?

Фугис проигнорировал его вопрос и вернулся к анализу данных.

– Ты как-то произнес: «Мы только должны были их вернуть назад!» Кого именно ты имел в виду? – спросил он спустя мгновение.

– Вы же были на Морибаре! – сказал Дак’ир и шагнул из углей, причем при соприкосновении с холодным металлическим полом камеры от его разгоряченной кожи пошел пар. – Вы должны знать…

Фугис оторвался от инструментов и инфопланшета. Его взгляд смягчился, и в нем промелькнуло нечто вроде мимолетного сожаления. Однако апотекарий быстро вернул обычный прищур, будто спрятавшись за маской холодного безразличия.

Из скривившегося, скорее в злой ухмылке, чем в улыбке, рта Фугиса вырвался безрадостный смех.

– Ты вполне готов к сражению, брат-сержант, – произнес он наконец. – Десант на планету Стратос состоится через два часа. Я должен видеть вас на палубе за шесть минут до истечения этого срока.

Отдав честь, скорее по привычке, чем из уважения, Фугис повернулся спиной к боевому брату.

Когда апотекарий собрался уходить, Дак'ир испытал облегчение.

– И брат Дак'ир… Не все из нас хотят вернуться. И не всех из нас можно вернуть! – произнес на прощание Фугис, прежде чем исчезнуть во тьме.

Атмосферу Стратоса терзали неутихающие шторма. Ослепительные молнии сверкали между пенными волнами и грозовыми облаками, которые с яростью сталкивались в небе лишь для того, чтобы спустя мгновение разлететься в разные стороны. Сквозь эти мимолетные разрывы в облаках порой проглядывали пятнышки пустынных островов и выбеленных хлором скал, со всех сторон окруженных бурлящими водоворотами гневного моря.

«Громовые ястребы» – «Огненная виверна» и «Копье Прометея», визжа лопастями турбин, вспороли воздушное пространство планеты прямо над бушующим штормом. Они держали курс на скопление городов, парящих в верхних слоях атмосферы Стратоса. «Верхние города», как называли их коренные жители Стратоса, – огромные, покрытые куполами метрополии из пластобетона и хрома – давали приют четырем миллионам тремстам тысячам душ и были связаны между собой цепочкой массивных небесных мостов. Из-за концентрированных испарений хлора, которые с некоторых пор стал выделять океан планеты, стратосийцам с помощью мощных антигравитационных плазменных двигателей пришлось поднять свои города вверх, причем так высоко, что фактически каждый город потребовалось обеспечить собственной атмосферой, чтобы населению было чем дышать.

Слова Фугиса никак не шли из головы Дак'ира, и, чтобы развеять невеселые мысли, он решил испытать привычный для себя восторг в святилищной камере «Огненной виверны» перед десантированием. Отсек шаттла был заполнен почти целиком: двадцать пять Астартес закрепились в компенсаторных креслах, когда «Громовой ястреб» заложил последний круг над зоной высадки.

Брат-капитан Кадай сидел ближе всех к выходу, и в глазах его светились отвага и решимость. Он был облачен в доспехи ручной работы, исполненные в виде ящера, хотя, как и его подчиненные, до сих пор не надел шлем. Его шлем, личина которого изображала рычащего дракона, был пристегнут к поясу. Голова капитана была гладко выбрита, и лишь тонкая полоса белых, коротко подстриженных волос шла ото лба до затылка. Рядом с ним сидели воины его командирского отделения, Инфернальная Гвардия: Н'келн – заместитель капитана Кадая, очень уравновешенный (если не сказать – лишенный задатков лидера) офицер; чемпион роты Век'шен, кто во славу ордена одержал верх над бесчисленными врагами Империума и сейчас сжимал в руке свою огненную глефу; заслуженный брат Маликант, знаменосец роты, а также заслуженный брат Шен'кар, огнеметчик. Последним в их ряду сидел Фугис. Апотекарий сдержанно кивнул Дак'иру, увидев, что тот направился в камеру.

В святилище было темно. Крохотные пятнышки света на полу исходили от глаз Саламандр, сияющих красным светом. Едва взгляд Дак'ира оторвался от глаз Фугиса, как тут же встретился с другим взглядом, пылающим холодным огнем.

Брат-сержант Цу'ган пожирал его глазами с противоположного конца отсека. Дак'ир почувствовал, как непроизвольно сжимаются его кулаки.

Цу'ган мог бы служить идеальным образцом для любого приверженца Культа Прометея. Сильный, упрямый, самоотверженный – он обладал всеми качествами, которых можно ожидать от Саламандр. И все же изрядная доля высокомерия и надменности таилась в глубине пылающих глаз сержанта. Он родился в Гесиоде, одном из семи священных городов Ноктюрна, который, помимо прочего, являлся главной базой ордена по набору рекрутов. В отличие от большинства жителей мертвых вулканических миров, Цу'ган рос в относительном изобилии и достатке. Его семья принадлежала к знати, состоящей в родстве с королями племен Ноктюрна, находящихся на недосягаемой для других вершине богатства и власти.

Кочующий от одной пещеры к другой, игнеец Дак'ир был, напротив, выходцем с самой нижней ступени социальной лестницы. То, что он вообще стал Астартес, было беспрецедентно. Лишь очень немногие кочевые племена добирались до священных земель, где проводились испытания кандидатов, не говоря уже о том, чтобы кто-то из кочевников принимал участие и побеждал в них. Случай Дак'ира был уникален во многих отношениях. Для Цу'гана же он являлся отклонением от нормы. Опыт человеческой жизни до посвящения в Астартес остался для обоих далеко позади, но все же укоренившиеся за века предрассудки давали о себе знать.

«Громовой ястреб», войдя в зону высадки у самой границы «верхнего города» Нимбароса, вдруг накренился, и это разрядило напряжение, возникшее между двумя сержантами. Внешняя обшивка шаттла завизжала, словно возмущаясь возникшему напряжению, и скоро звук перерос в глухой стон металла.

– Что, знак надвигающейся бури? – азартно предположил Ба'кен, своим рыком перекрывая грохот посадки.

Этот бритый наголо Астартес из отделения Дак'ира представлял тяжеловооруженную пехоту, его широкие плечи и могучая шея идеально способствовали исполнению его профессиональных обязанностей. Ба'кен, как и многие в ордене, был к тому же одаренным оружейником и мастером по металлу. Висящий у него за спиной тяжелый огнемет был уникальным оружием, не имеющим аналогов в тактических отделениях, потому что Ба'кен изготовил его сам, выковав в раскаленных кузницах Ноктюрна.

– Согласно стратосским донесениям, предатели хорошо закрепились и их очень много. Это не будет…

– Мы и есть буря, брат! – не дал закончить ему Цу'ган, перекрывая гул двигателей. – Мы очистим это место пламенем наших огнеметов! – продолжил он с пылом фанатика. – И сотрем нечестивцев!

Ба'кен торжественно кивнул сержанту другого отделения, и Дак'ир почувствовал, как краска гнева заливает его лицо. Это был знак вопиющего неуважения к нему как к командиру.

Он уже хотел ответить, но тут, мигнув, зажегся янтарный огонек предупреждения, и голос брата-капитана Кадая не оставил Дак'иру времени на адекватную реакцию.

– Надеть шлемы, братья!

С лязгом металла и шипением стабилизаторов давления Саламандры водрузили на головы боевые шлемы.

Ни на миг не желая прервать дуэль взглядов, Дак'ир и Цу'ган надели шлемы последними. Наконец Цу'ган смягчился и, мрачно улыбаясь, вновь изрек свою последнюю фразу:

– Сотрем нечестивцев!

– В Кумулоне, на востоке, и в Нимбаросе, на юге, еще идут бои, однако на данный час мои войска занимают территории и берут под контроль небесные мосты, соединяющие эти три города… – Покрытый испариной полковник Танхаузе говорил с мерцающего и шипящего от помех экрана капитана Кадая, ехавшего сейчас на «Лэндрейдере» типа «Искупитель» по имени «Огненная наковальня». – Мы используем мосты для фильтрации гражданских. Тысячи людей остались заперты в каменных мешках за линиями обороны противника. Среди них есть и мои солдаты.

– Вы уже сделали здесь свою работу для Императора. И даю слово Саламандр Вулкана, что, если этих людей еще можно спасти, я их спасу! – ответил Кадай, стоя в отсеке бронетранспортера, мчащегося по небесном мосту в Циррион.

Конвой из четырех бронированных «Рино» громыхал следом за «Огненной наковальней».

Как только Саламандры десантировались в окрестностях Нимбароса, Кадай приказал брату Аргосу, магистру кузницы, произвести всестороннюю оценку дорог, ведущих к Цирриону. Изучив файлы с планами стратосских городов, которые были переданы когитаторами «Ярости Вулкана» на мониторы «Огненной виверны», технодесантники пришли к выводу, что небесные мосты совершенно не подходят для посадки боевых кораблей с последующим развертыванием сил Астартес.

Менее чем через двадцать минут три грузовых «Громовых ястреба» спустились с орбиты и сбросили Саламандрам необходимые транспортные средства.

В зоне приземления Саламандры по приказу Кадая разбились на отделения и ожидали в боевом строю прибытия транспортеров. На обсуждение тактики со стратосскими союзниками времени не было, и переговоры пришлось вести уже на пути к Цирриону.

– Я молю Императора, чтобы кто-нибудь еще остался в живых! – продолжил Танхаузе по видеосвязи, которая поддерживалась во всех транспортерах Астартес. – Но боюсь, что Циррион уже потерян для нас, лорд, – добавил он и подрагивающими пальцами зажег новую сигару. – Теперь там уже ничего не осталось, кроме смерти и ужаса.

Казалось, что полковник избегает смотреть на экран. Пока Астартес ехали по небесному мосту, Кадай снял шлем, и человек смог ясно разглядеть черты его лица.

«Войны выигрываются одной только этой силой…» – вспомнил он слова старого наставника рекрутов, сказанные почти триста лет назад, в день, когда ему впервые вручили черный панцирь.

– Расскажите мне о противнике, – попросил полковника капитан, и лицо его помрачнело при мысли об ужасных страданиях местных жителей.

– Они называют себя приверженцами «культа Истины», – начал Танхаузе, и на мгновение электростатические помехи забили изображение. – Еще каких-то три месяца назад они были всего лишь маленькой группой недовольных имперских граждан, годных лишь на то, чтобы уворачиваться от дубинок Арбитрес. Теперь же их не меньше пятидесяти тысяч, и они закрепились по всему Цирриону! У них есть тяжелое вооружение, большинство стратосских военных факторумов расположены в столице, так же как и парк наших дирижаблей, и наш воздушных флот. У всех культистов на теле есть знак, который они обычно прячут под одеждой, – что-то вроде татуировки в виде раскрытого рта. А их собственные рты… – Тут Танхаузе содрогнулся и нервно затянулся сигарой, как простой папиросой. – Их рты зашиты проволокой! Похоже, что языки они себе также удаляют.

– С чего вы взяли?

Несмотря на страх, Танхаузе ответил на горящий взгляд капитана.

– Потому что никто никогда не слышал, как они говорят. – Танхаузе побледнел еще больше. – Сражаться с врагом, который не кричит, не отдает приказы… Это противоестественно!

– У них в этом культе должен быть какой-то лидер… – сказал Кадай, всем своим видом выражая отвращение к еретикам.

Танхаузе еще раз затянулся сигарой, после чего раздавил ее о дно пепельницы и тут же зажег новую.

– Имеющаяся у нас информация весьма ограниченна, – признал он наконец. – Однако мы полагаем, что у них есть кто-то вроде иерофанта. Опять же, это неподтвержденные сведения, но есть основания полагать, что их вожак окопался в храмовом районе города. Что известно точно, так это его прозвище – Оратор.

– Забавная кличка, – пробормотал Кадай. – Какими силами вы располагаете, полковник?

Танхаузе нервно облизнул губы:

– Достаточными, чтобы удержать два города-спутника. Пока мы тут с вами говорим, все имеющиеся у меня в Циррионе силы выводятся из города. Гражданские также уходят. Я потерял очень много людей…

Лицо Танхаузе помрачнело. Он выглядел как человек, у которого ничего не осталось в жизни.

– Удерживайте свои города, полковник, – сказал Кадай. – А Циррионом теперь займутся Саламандры. Вы, как слуга Империума, честно выполнили свой долг – почет вам за это!

– Спасибо, мой лорд.

Раздался треск, когда Кадай отключил связь, и экран заполнили помехи.

Капитан отвернулся от пустого экрана и обнаружил рядом апотекария Фугиса.

– Их боевого духа ненадолго хватит, – пробормотал апотекарий. – Никогда еще не видел такого отчаяния.

– Что ж, значит, мы прибыли вовремя. – Кадай бросил взгляд поверх плеча Фугиса и посмотрел на остальных воинов его расчета.

Н'келн готовил их к бою, проводя обряд Культа Прометея.

– На наковальне закалили наши тела – выковали воинов!.. – продекламировал он громко, и остальные торжественно повторили его зачин.

Они стояли вокруг небольшой жаровни, приваренной к полу «Лэндрейдера». Священные приношения Вулкану и Императору горели сейчас в тигле: лоскуты полковых знамен, перетертые в порошок кости мучеников… И Инфернальные Гвардейцы один за другим брали пригоршни этого пепла и мазали им свои доспехи.

– Партизанская война – это одно, но разгромить целый полк Имперской Гвардии… Не кажется ли вам, что мы имеем здесь дело с чем-то большим, чем просто мятеж под знаменем еретического культа? – спросил Фугис, отведя взгляд от исполняемого ритуала.

Казалось, что, обдумывая вопрос апотекария, Кадай направил свой взгляд внутрь себя.

– Еще не знаю… Но место это явно чем-то заражено. У этого так называемого «культа Истины» определенно много последователей.

– Учитывая, что распространяется эта зараза только здесь, можно предположить, что корни ее скорее в психологии местного населения, нежели в какой-то идеологии, – заметил апотекарий.

Кадай не стал обсуждать эту версию.

– Я не могу основывать стратегию лишь на предположении, брат. Вот когда прорвемся в город, тогда и увидим, с чем мы имеем дело. – На мгновение капитан умолк, а затем спросил: – Что с Дак'иром?

Фугис понизил голос, чтобы другие не могли его слышать:

– Физически наш брат в отличном состоянии, и все же у него есть проблемы. Его мучают воспоминания о его человеческом детстве на Ноктюрне, а также о его первом задании…

Кадай нахмурился:

– Морибар… После него у нас было больше сорока сражений, и все же оно одно прилипло к нам, словно черный саван.

– Такая избирательность его памяти весьма… необычна. И я думаю, он чувствует вину за то, что произошло с Нигиланом, – предположил Фугис.

Лицо Кадая стало еще мрачнее.

– В этом он не одинок, – пробормотал капитан.

– А также за то, что случилось с Ушораком.

– Вай'тан Ушорак был предателем. Он заслужил свою судьбу! – резко ответил Кадай и затем сменил тему разговора. – Дух Дак'ира очистится в горниле сражения! Вот истинный путь Саламандра! А не поможет – я отправлю его в реклюзиам, к капеллану Элизию, – там ему вернут нужные кондиции.

Кадай вновь активировал открытый канал вокса, давая понять, что разговор окончен.

– Пришло время обратиться к личному составу.

– Братья!.. – услышал Дак'ир в воксе голос капитана. – Наша задача здесь проста и ясна. Освободить город, защитить жителей, уничтожить еретиков. Три штурмовых отделения – «Молот», «Наковальня» и «Пламя» – войдут в Циррион и сектор за сектором начнут очищать город огнем своего оружия. Сержанты Дак'ир и Цу'ган поведут «Наковальню» и «Пламя» соответственно в восточный и западный секторы города. Опустошители из отделения «Адское пламя» сержанта Ул'шана окажут поддержку «Наковальне», «Пламя» поддержут инсинераторы сержанта Лока. Я вместе с сержантом Омкаром поведу «Молот» на север. Огнеметы имеются во всех группах. И пусть ничто не остановит вашу ярость! Для сражений такого рода вы и были рождены на свет! Именем Вулкана! Кадай сказал все.

Статические помехи вновь воцарились в воксе. Дак'ир полностью отключил связь, когда машины конвоя не спеша прогромыхали мимо сторожевых постов, со всех сторон обложенных мешками с песком, поверх которых были протянуты ряды колючей проволоки. Защитниками этих застав были изнуренные солдаты с обессмыслившимися взглядами – либо слишком утомленные, либо предельно опустошенные неделями сражений, чтобы адекватно отреагировать на появление Астартес.

– Их дух сломлен, – нарушил тишину Ба'кен, когда глядел в одну из смотровых щелей «Рино».

Дак'ир проследил за взглядом пехотинца:

– Они не такие, как уроженцы Ноктюрна, Ба'кен. Они не привыкли к подобным испытаниям.

Шеренга Стратосского авиакорпуса прошла мимо конвоя, направляясь в противоположную сторону. Они едва волочили ноги: кто-то держался за свои раны, кто-то ковылял на костыле, в то время как их заброшенные на плечи лазганы нелепо болтались из стороны в сторону. На каждом из солдат был респиратор и штормовка из дубленой кожи, которые могли противостоять холоду разреженной атмосферы Цирриона. Здесь только города находились под куполами, а подвесные воздушные мосты, хоть и были обнесены щитами, тянувшимися по обеим сторонам, не давали сколько-нибудь надежной защиты от стихий.

Ворота Цирриона мрачно возвышались в конце разбитой дороги. По сути, ворота представляли собой огромный герметичный шлюз из гладкого черного металла, обеспечивающий сохранность стабильной атмосферы под куполом.

– Я слышал, о чем говорили между собой рядовые авиакорпуса, когда их колонна проходила мимо, – произнес Ба'кен, пока конвой Астартес шагал к воротам города. – Один из них сказал, что в Циррионе сейчас так же, как в аду!

Дак'ир проверил зарядную батарею своего плазмагана и произнес:

– Мы родились в аду, Ба'кен… Нам ли пугаться небольшого костерка?

Громовые раскаты хохота Ба'кена не утихали в «Рино» до самых ворот города.

А в это время по стенам глухих проулков Цирриона гуляли зловещие тени монстров.

Сержант Руха бежал по разбитым улицам, преследуемый еретиками. Его сердце колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди. Главная система электроснабжения Цирриона уже давно вышла из строя, и теперь все освещение города обеспечивалось вечно барахлящими запасными генераторами, которые через сеть люминесцентных ламп устроили здесь нечто вроде мерцающей праздничной иллюминации. После каждого внезапного отключения прежние тени, казалось, наполнялись новыми угрозами и наводили на мысль о новых врагах. Проку от такого освещения было мало.

Руха был в первых рядах тех, кто участвовал во втором натиске правительственных войск на столицу. Атака эта полностью провалилась. Какие-то совсем неизвестные им части, тайно перемещаясь по темным коридорам Цирриона, ударили по его отделению с невиданной яростью. Для них это оказалось полной неожиданностью. Из тактических соображений вектором атаки своего отделения Руха умышленно избрал маршрут в обход основных зон боев, так, чтобы выйти к позициям врага через северный сектор города.

Все собранные стратосийцами сведения говорили о том, что сопротивление бунтовщиков не будет серьезным. Мятежники никак не могли смять пять сотен его бойцов!

Руха был последним из тех, кому каким-то чудом удалось избежать мясорубки, но культисты все же его обнаружили. Они бежали так же неутомимо. Его прежде гордый город лежал в руинах. И эта его новая, обезображенная версия была Рухе совершенно неизвестна. Там, где он надеялся увидеть знакомые улицы, высились непроходимые завалы из щебня. Там, где должны были быть желтые площади, теперь чернели угольные ямы, дно которых словно терялось во мраке преисподней. Здесь воцарился ад – другого слова не подберешь.

В очередной раз свернув за угол, Руха вдруг резко остановился. Он оказался у самого входа на станцию маглева: по одну сторону располагались ряды заводских построек, по другую – высокая стена и эстакада. Вагоны преграждали путь вперед. Сейчас они представляли собой выгоревшие остовы, размалеванные граффити с мятежными лозунгами. Но не они, а станционный туннель привлек внимание сержанта. Там, в кромешной тьме, чувствовалось какое-то движение.

Руха спиной чуял близость погони. Кажется, преследователи медлят. И тут он понял, что его специально гнали к этому месту. Между тем шум в туннеле становился все громче, а крики настигающей его толпы все ближе. Наконец толпа культистов вывалила из-за угла. Руха прикинул, что их не меньше пятидесяти, мужчин и женщин с плотно зашитыми ртами. На их вывернутых губах безобразно вздувались синие рубцы. В руках они держали пики и щиты из пластека и металла.

Не таким представлял себе Руха свой конец…

Сержант выбрал себе первую мишень и был уже готов поймать ее в перекрестье прицела, когда небольшой осколок камнебетона, свалившись сверху, звонко запрыгал по плитам мостовой. Руха отследил его траекторию, которая, должно быть, началась на эстакаде, и увидел в тусклом рассеянном свете силуэты трех закованных в доспехи гигантов.

Искра надежды, которая было вспыхнула в воображении Рухи, быстро погасла, когда он сообразил, что эти гиганты здесь совсем не для того, чтобы его выручать.

В следующую секунду прогремел гром, и языки пламени, вырвавшись из крупнокалиберных стволов, разорвали нависшую над городом тьму.

Бывалый солдат, Руха моментально просчитал все, что должно произойти, и бросился на землю перед самой атакой. Это был один смертоносный залп, но его оказалось достаточно. Культисты были уничтожены полностью – их разорванные на куски тела усеяли улицу, кровь окрасила стены зданий.

Руха перевернулся на спину, все еще не в силах отойти от потрясения после внезапной атаки. Когда он наконец почувствовал свои ноги, то понял, что ранен. Невыносимый жар охватил его бок – словно кто-то безжалостный ножом срезал с него кожу. Его гвардейская форма намокла, вероятно – от крови. Неожиданная дрожь сотрясла камнебетон, на котором распластался Руха, вонзая в его тело несколько новых кинжалов. Кто-то очень крупный спрыгнул с эстакады. Затем последовало еще несколько глухих ударов о землю – быстрые и тяжелые приземления, каждое из которых прозвучало как минометный выстрел.

Взгляд сержанта затуманился, но он нашел в себе силы повернуть голову. Его зрачки расширились. В покрытых запекшейся кровью доспехах, с двумя алыми рогами, торчащими из шлема с забралом в виде оскаленной пасти дракона, перед ним предстал пригнувшийся, словно перед прыжком, монстр. Существо выпрямилось, став похожим на восставшее из бездны мифическое чудовище, и сержант увидел огромный, покрытый красной чешуей латный нагрудник. Раскаленный пар, казалось, исходил от фигуры гиганта, словно от вулканической магмы.

– Говорили о склепе, где это? – спросил кого-то драконоликий гигант, и огненные искры вылетели из закрывающей его рот решетки, словно внутри у него горел костер.

– Уже близко… – ответил какой-то другой голос.

Этот голос звучал как треск пергамента, но в нем чувствовалась властная уверенность.

Хотя они находились вне поля его зрения, Руха сообразил, что последующие за первым сотрясения земли произвели боевые товарищи гиганта.

– Мы здесь не одни, – произнес третий голос, низкий и глубокий, клокочущий, как бурлящая лава.

– Саламандры, – с нескрываемым сарказмом сказал драконоликий гигант.

– Тогда нам лучше поторопиться, – отозвался другой голос. – Я не хочу пропустить такое.

Руха услышал звук тяжелых шагов, приближающихся к нему, и почувствовал на себе зловещий взгляд одного из закованных в латы гигантов.

– Этот все еще жив, – рявкнул монстр.

Взгляд у Рухи был затуманен, однако сержант смог почувствовать исходящий от доспехов запах меди и едкое зловоние сгоревшего прометия.

– Выживших быть не должно, – сказал второй голос. – Убей его побыстрее. У нас нет времени на развлечение, Рамлек.

– Жалко…

– Импе… – попытался было произнести Руха, но тут его мир поглотил огонь.

Черные ворота Цирриона раздвигались неспешно.

Бронированный конвой Астартес, громыхая, проследовал в поджидающую его тьму. Через несколько мгновений ворота за ними закрылись. Протянутые вдоль боковых стен галогеновые лампы, весело замерцав, осветили огромную металлическую камеру, широкую настолько, что все проходящие сейчас транспорты могли бы ехать по ней развернутым строем.

Брошенные стратосийские машины стояли у стен, отбуксированные туда командами расчистки. Склады выведенного из строя оборудования занимали всю площадь вокруг оставленных бронемашин. Камуфляжные сетки, люминаторные устройства и вспомогательные комплекты снаряжения – все было брошено. Все, кроме оружия. Все, до последнего ствола, было востребовано обороняющимися.

Для сохранения стабильности городской атмосферы герметично запечатываемая с внешней стороны камера имела на противоположной стороне еще одни ворота. Саламандры преодолели половину длинного и широкого коридора, когда эти вторые ворота с шипением, обусловленным перепадом давления, открылись и конвой въехал наконец в город.

Окраины ночного города были погружены во тьму.

Пустынные улицы растворялись во мраке, а здания лежали в руинах, и пробоины зияли как раны. Огонь опалил стены, а кровь омыла улицы. Отчаяние повисло в воздухе и ощущалось почти физически, как затхлый воздух. Смерть пришла в Циррион и цепко держала его в своих костлявых руках.

Как и все ульи, Циррион в наиболее густо населенных кварталах был похож на многоуровневые соты. Гравитационные лифты связывали эти желто-голубые плато-мегаполисы. Кое-где, спустившись на подуровни, можно было получить доступ к устремленным вниз эксплуатационным шахтам или к огромным подземным грузовым площадкам. Если же посмотреть наверх, то можно увидеть плотные массы дыма, причудливо клубящегося под самым куполом. Когда в серо-черном смоге образовывались просветы, сквозь них проглядывала густая пелена облаков и ослепительные дуги молний – свидетельство того, что по ту сторону купола бушует очередной атмосферный шторм.

С точки зрения тактики, город представлял собою кошмарный лабиринт, состоящий из скрытых ям, рукотворных «каменных мешков» и простреливаемых со всех сторон «убойных» зон. Дороги были перегорожены противотанковыми ежами, а почти все улицы заставлены столбами с колючей проволокой. Груды щебня и покореженной техники создавали импровизированные баррикады и непреодолимые рубежи.

Саламандры доехали вплоть до площади Аереона, некогда одного из популярных городских рынков, когда обрушившиеся здания, обгорелые остовы техники и путаница колючей проволоки сделали невозможным дальнейшее продвижение тяжелых бронетранспортеров.

Это было только первое из множества ожидающих их препятствий.

– Выгружаемся, Саламандры! – раздался по воксу строгий голос Кадая. – Три группы квадрат за квадратом обыскивают район! Машины оставляем здесь. Дальше пойдем пешком.

– Пусто! – стоя перед входом в один из муниципальных храмов Цирриона, крикнул Ба'кен, голосу которого вокс придал странное металлическое звучание.