Текст книги "Герои космодесанта"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Гэв Торп,Ник Кайм,Стив Паркер,Крис Роберсон,Ричард Форд,Даррен Кокс,Дилан Оуэн,Питер Фехервари
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Всему есть цена…

Апотекарий продолжал:

– Чтобы очистить атмосферу Цирриона, придется прогнать сквозь фильтры весь имеющийся здесь воздух. Атмосферная стабильность города будет полностью нарушена. Воздух при этом будет разрежен настолько, что многие задохнутся прежде, чем его концентрация и состав восстановятся. Тех же, кто прячется в удаленных от центра районах города, далеко от горячего сердечника подъемных двигателей, вероятно, ждет смерть от холода.

Оптимизм Кадая быстро угас.

– Чтобы спасти Циррион, мне придется погубить его жителей?

– Некоторые могут выжить, – предположил Фугис, хотя в его словах и не было убежденности.

– Очень немногие, и это в лучшем случае, – заключил Кадай. – Нет, это не выход.

Идея вывести из строя городские гравитационные двигатели выглядела довольно скверно. Но эта казалась еще хуже. Саламандры, чей орден гордился своей гуманностью, своей присягой защищать слабых и невинных, один холокост просто заменяли другим.

Кадай сжал рукоять своего громового молота. Молот был черным, с тяжелым массивным бойком, похож на подлинное орудие кузнеца. Капитан придал ему такую форму в глубоких недрах Ноктюрна, и он отчетливо помнил, как текущая лава отбрасывала на его черную кожу теплое оранжевое сияние. Как же хотел Кадай вернуться туда сейчас! К наковальне и к жару кузницы! Молот был символом. Он был подобен тому оружию, с которым примарх Вулкан поднялся на защиту мира, ставшего ему родиной. В молоте Кадай нашел сначала решение, а потом и силу, необходимую для того, чтобы совершить, что должно.

– Мы идем за тобой, брат! – сказал он со стальной решимостью в голосе. – Береги инженера. Пусть к нашему прибытию он будет готов отправиться в путь.

– Я буду держаться до последнего.

В воксе вновь воцарился белый шум.

Кадай ощутил, как покорность судьбе тяжелой мантией легла ему на плечи.

– Брат Аргос зафиксировал источник сигнала и передал его координаты на наш ауспик, – сообщил ему Дак'ир, отвлекая капитана Саламандр от мрачных мыслей.

Кадай кивнул.

– Сержанты, вернитесь к своим боевым группам! Остальные останутся здесь, – сказал он и подозвал своего помощника. – Н'келн! – обратился Кадай к своему ветерану-сержанту. – Ты возглавишь операцию по вызволению Фугиса и инженера.

– Мой повелитель! – воскликнул Цу'ган.

– Как только мы уйдем, мятежники почти наверняка отведут отсюда свои силы. Мы не сможем удержать их здесь, лишь обороняя отвоеванную территорию, – объяснил Кадай. – А нам нужно, чтобы их внимание было приковано к месту, которое выберем мы.

– Капитан, это самоубийство! – прямо сказал ему Дак'ир.

– Возможно. Но я не могу рисковать Фугисом и инженером. Их выживание – вопрос первостепенной важности. Путь Прометея есть самопожертвование, сержанты, – вы это знаете.

– При всем уважении, капитан, – вступил в разговор Н'келн. – Брат Маликант и я хотели бы остаться и сражаться вместе с остальными.

Стоящий позади ветерана-сержанта Маликант, ротный знаменосец, уверенно кивнул.

Оба Саламандра уже были ранены в этой злосчастной кампании по освобождению Цирриона. Маликант из-за ранения в ногу, полученного при взрыве бомбы на площади Аереона, тяжело опирался на древко знамени, а Н'келн все время кривился от боли в сломанных ребрах.

Кадай был вне себя от ярости:

– Ты отказываешься подчиняться моим приказам, сержант?

Несмотря на гнев капитана, Н'келн стоял на своем:

– Так точно, мой лорд!

Кадай сверкнул на него глазами, но гнев его тут же угас, когда он осознал смысл слов ветерана-сержанта. Он обнял Н'келна за плечо:

– Держитесь, сколько сможете. Покидайте укрытия, только когда это будет необходимо, и быстро наносите удар. Возможно, вам удастся проскочить под обстрелом без особых потерь.

Салютуя, Н'келн ударил кулаком в нагрудник и вместе с Маликантом вернулся на позиции, присоединяясь к ожидающим их там боевым братьям.

– Теперь это дело чести, – произнес капитан, глядя вслед двоим Саламандрам.

Они были исключительными воинами. Как и все его братья. Капитана переполняла гордость за всех и за каждого в отдельности.

– Фугис ждет. В огонь битвы, братья!

– На наковальню войны! – торжественно подхватили все, как один.

Саламандры повернулись и, не оглядываясь назад, пошли прочь от своих братьев, оставив тех наедине с их собственной судьбой.

Туннели выглядели заброшенными.

Ба'кен медленно поводил из стороны в сторону дулом тяжелого болтера, его натренированные чувства были обострены до предела.

– Слишком тихо…

– Ты предпочел бы бой? – через передатчик отозвался Дак'ир.

– Да, – честно признался Ба'кен.

Саламандры разбились на две группы, идущие по обе стороны туннеля, и сержант шел на несколько метров впереди своих бойцов. Каждый космодесантник соблюдал дистанцию в несколько метров от идущего впереди него брата и, принимая во внимание вероятность засады, прикрывал его с тыла и флангов. Встроенные в шлем люминаторы резкими лучами освещали темные коридоры, и в созданных ими густых тенях воображение рисовало бесчисленные опасности.

Саламандры, как на маяк, шли на сигнал апотекария. Сначала сигнал повел их на юг, туда, откуда они пришли и где, как выяснилось, находился скрытый вход на нижние уровни Цирриона. Бесчисленные туннели не были отображены ни на одной из схем города, поэтому Аргос ничего не мог знать о них. Подземный комплекс коридоров и бункеров принадлежал частным лицам из числа стратосской аристократии. Вмонтированные в стены туннеля двери автоматически раздвигались перед удивленными воинами, производя едва слышный, таинственный шум стравливаемого воздуха и приглашая их в богато обставленные комнаты с покрытой пылью мебелью.

Несмотря на то что эти хоромы были не заперты и никем не охранялись, сокровища, лежащие там, оставались нетронутыми. Некоторые камеры были забиты техникой, подключенной к криогенным резервуарам. Разросшаяся там темно-красная плесень заполнила все слои застоявшегося геля. Разлагающиеся, раздувшиеся тела опустились на самое дно и лежали, уткнувшись в стекло резервуаров. Системы жизнеобеспечения пришли в негодность, как только в Циррионе было нарушено энергоснабжение.

Кадай резко вскинул руку, и Саламандры остановились.

Невдалеке Ягон, шедший в одной цепочке с Цу'ганом, сверялся с показаниями ауспика.

– Впереди биообъекты! Расстояние – пятьдесят метров! – прошипел он в передатчик.

Узкое пространство туннеля наполнил лязг болтерных затворов.

Кадай опустил руку, и Саламандры начали медленно продвигаться вперед, по ходу смыкаясь в одну группу. До сих пор они не встретили никаких признаков присутствия культистов, но это не значило, что их здесь нет.

Дак'ир услыхал впереди шум движения и металлический скрежет.

– Молот! – прозвучал голос из темноты, сопровождаемый звуком взводимого болтера.

– Наковальня! – произнес Кадай другую половину пароля и опустил свой болт-пистолет.

Впереди, метрах в двадцати от них, раненый Саламандр, привалясь к стене туннеля, медленно опустил руку с оружием.

Облегчение в голосе капитана все ощутили почти физически.

– Отставить! Это брат Фугис. Мы нашли его.

Банен выступил из тени вместе с небольшой группой выживших горожан. Невысокий, скромного вида, в кожаном фартуке поверх замасленного комбинезона, мешковато сидевшего на полной фигуре. Защитные очки были сдвинуты на лысину, блестевшую, словно она смазана машинным маслом.

Он совсем не выглядел человеком, которому по силам очистить город.

Тяжесть уже принятого решения не показалась Кадаю легче, когда он испытующим взглядом окинул инженера:

– Ты сможешь произвести вентиляцию атмосферы Цирриона? Очистить город от газа?

– Д-да, мой господин.

Заикание завершило образ никчемного маленького человечка.

У переборки в туннеле, за которой вместе с группой выживших горожан пытался укрыться Фугис, Саламандры выстроили нечто вроде защитного кордона. У апотекария была сломана нога, и хотя он и находился в сознании, сражаться не имел никакой возможности. С момента его обнаружения жуткая тишина воцарилась в подземелье, будто сам воздух затаил дыхание.

Стоя среди окруживших его Саламандр, Кадай задумчиво глядел сверху вниз на Банена.

«Я подписываю смертный приговор миллионам…»

– Вы пойдете к площади Аереона, а затем – куда будет нужно, – сказал он брату Ба'кену. – Начинайте очистку города, как только сможете.

Ба'кен отдал честь. Саламандры рассыпали оборонительное построение и словно выдохнули давно удерживаемый в себе воздух.

Внезапно из люка в потолке туннеля, всего в нескольких метрах от них, выпрыгнула одинокая женская фигура. Тонкие ее пальцы судорожно вцепились в гранату.

Громкий и хриплый рев болтеров разнесся по коридору, и культистка тут же была разорвана на части. В результате обстрела гранату подбросило вверх, и раздавшийся за этим взрыв мгновенно обернулся огненным шквалом. Саламандры встретили его спокойно, без колебаний заслонив обезумевших людей своими бронированными телами.

И тут из тьмы, откуда-то сверху, до них донесся топот сотен бегущих ног.

– Боевое построение! – вскричал Кадай.

Из-за поворота туннеля выскочила целая толпа кровожадных культистов. Все расположенные люки, встроенные в потолок и стены туннеля, один за другим вдруг стали распахиваться, и из них, как жирные тараканы из щелей, стали выползать еретики.

Кадай поднял свой болт-пистолет:

– Саламандры! Спустите на них смерть!

Между тем группа культистов уже подтягивала к месту сражения автопушку. Дак'ир скосил их болтерным огнем прежде, чем они успели установить орудие.

– Ягон! – позвал помощника Цу'ган, перекрикивая грохот перестрелки.

– Атмосфера в норме, сэр! – ответил ему другой Саламандр, прекрасно понимая, чт о у сержанта на уме.

Цу'ган оскалился в хищной улыбке.

– Очистить огнем! – прорычал он, и его спаренный с комбиболтером огнемет взревел на весь туннель.

Жидкий прометий при соединении с воздухом мгновенно воспламенился, и раскаленная волна огня, извергнутая оружием Саламандра, жадно хлынула по коридору.

Шен'кар со своим огнеметом усилил буйство пламени. Культистов буквально стирало с лица реальности: в раскаленном, мерцающем мареве их тела превращались в рассыпающиеся тени!

Длилось это всего секунды. Дым и обугленные трупы – вот все, что осталось, когда пламя наконец утихло. Десятки мятежников были уничтожены; от некоторых не осталось ничего, кроме пепла и костей.

– Ярость огня принесет Саламандрам победу в этой войне! – сказал Фугис, в то время как Астартес вновь собирались разделить свои силы.

Ба'кен, поддерживая апотекария, отдавал распоряжения воинам, которые готовились идти назад к площади Аереона.

Кадай сделал все, чтобы выжившие горожане получили помощь, какую только он мог им предоставить. Если это означало, что его Саламандры вынуждены будут распылить свои силы, значит так тому и быть. Капитан продолжит свое наступление вместе с Цу'ганом, Дак'иром, чемпионом роты Век'шеном и братом-ветераном Шен'каром в качестве своей свиты. Остальные пойдут назад.

– Я уверен в этом, – ответил Фугису Кадай. – Но ценою тысяч жизней. Я лишь надеюсь, старина, что цена эта будет оправданна.

– Может ли вообще подобная цена быть оправданной? – задумчиво произнес Фугис.

Апотекарий говорил уже не о Циррионе. Горькое воспоминание молнией пронеслось в сознании Кадая, но он тут же отогнал его.

– Дайте знать, когда будете на площади Аереона и приступите к очистке атмосферы. До тех пор будем ждать здесь.

Фугис кивнул и выпрямился, хотя это и стоило апотекарию лишних страданий.

– Во имя Вулкана! – громко произнес он, сопроводив свои слова воинским приветствием.

Голос Кадая вторил ему эхом. Капитан ударил ладонью в стальной нагрудник своих доспехов. Бросив на него последний, сочувственный взгляд, апотекарий при помощи Ба'кена отправился в путь. Кадаю было не по себе при мысли о тысячах невинных, остающихся в городе, а также об их полном неведении относительно той ужасной участи, которую капитан собственноручно им уготовил.

– Прости меня, Император… – прошептал он чуть слышно, глядя на покидающих туннель Саламандр.

Аура Иерон стоял посреди площади – каркас без стен. Прежде, как и большинство строений в Циррионе, это было довольно примечательное своей суровой красотой здание, выстроенное из холодного мрамора с серебристыми прожилками. Теперь же это сооружение больше походило на скотобойню. Стены его блестели от крови, которая, стекая, заполнила все трещины в прихотливой мозаике пола. Разбитые колонны выпирали в разные стороны, как внутрь, так и за пределы пробитой внешней стены, делая здание похожим на ощетинившегося шипами ящера. Стоявшие в тенистых нишах статуи были либо обезглавлены, либо замазаны грязью, так, чтобы максимально опоганить их бледное великолепие.

На каменной кладке были наспех намалеваны грубые символы, восхваляющие темный «культ Истины». Залитый кровью черный алтарь возвышался на потрескавшемся помосте в дальней части зала. Несколько стальных балок, вырванных из металлических конструкций «подбрюшья» Цирриона, были притащены в храм, и путь их транспортировки можно было проследить по испорченному мрамору пола. На балках, как подношения богам Хаоса, чернели трупы повешенных – видимо, останки верных Императору жителей Стратоса. Аура Иерон не был больше местом поклонения Императору Человечества, но стал теперь рассадником порчи, куда справлять свои черные мессы приходили лишь пр о клятые.

Разглядывая со стороны инструмент своей злой воли, Нигилан упивался этим осквернением храма.

– Колдун, нам не стоит здесь больше оставаться! У нас уже есть то, за чем мы сюда пришли! – проскрежетал из тени голос, отдающий дымом и пеплом.

– Наша задача состоит из двух частей, Рамлек, – ответил Нигилан резким, царапающим слух голосом. – Мы выполнили только первую часть.

Стоя в затемненном нефе за алтарем храма, отступник окинул взглядом залитую кровью площадь перед Аура Иероном. Затем внимательно посмотрел на Оратора, который своей лицемерной демагогией оболванивал сейчас толпу культистов, попавших под власть его сверхъестественной харизмы. Клеймо, которое Нигилан выжег на теле иерофанта, когда Драконьи Воины месяца три назад высадились на Стратосе, успешно разрасталось. Теперь оно уже распространилось почти на все его лицо. Семя, внедренное колдуном, уже готово было дать всходы.

– Жизнь за жизнь, Рамлек. Ты это знаешь. Гор'ган готов?

– Готов, – проскрипел воин в рогатом шлеме.

Нигилан ухмыльнулся, и застарелые шрамы на его щеке непривычно натянулись. Он редко использовал эти лицевые мышцы.

– Скоро здесь будут наши враги… – прошипел он, и искры психической энергии, слегка потрескивая, пробежали по его сжатому кулаку. – И вот тогда мы наконец отомстим!

Прозрачные, как зеркало, глаза не мигая глядели из-под сводов мавзолея, но в омертвении своем уже не могли ничего увидеть. Крошечные кристаллы льда покрывали губы покойного, скопились и на веках, отчего глаза мертвеца были полуоткрыты, словно тот погрузился в летаргию. Туловище несчастного нелепо выгнулось дугой на холодном камне могильной плиты, а голова безжизненно свисала с ее края.

Он был не один. По всему храмовому сектору виднелись мертвые тела – как лояльных горожан, так и мятежников. Их объединила смерть, поскольку дыхание и жизнь у них были отняты при зачистке атмосферы Цирриона. Некоторые, смирившиеся с судьбой, держали друг друга в последнем отчаянном объятии; другие же до конца боролись за жизнь, о чем говорили пальцы, вцепившиеся в шею, когда люди в агонии тщетно пытались наполнить воздухом свои легкие.

Над развалинами храмового района повисла тревожная тишина, странным образом гармонирующая с данным местом: глубокий покой саваном окутал разбитые обелиски и величественные часовни. Все пространство кладбища было усеяно мавзолеями и гробницами, украшенными скульптурой. Тут и там виднелись фигуры, укрытые мраморными плащами и капюшонами, коленопреклоненные, молящиеся, скорбящие.

– Как много смерти… – тихо произнес Дак'ир и, вспомнив, что десятилетие назад уже видел схожую картину, взглянул на своего капитана.

Казалось, что Кадай готов вынести все, как и подобает стоику, однако Дак'ир почувствовал, что это зрелище глубоко задело капитана.

Осторожно продвигаясь по переходам подземного лабиринта, Саламандры прошли по городу, не встретив сопротивления. Даже не имея карты подземного комплекса, технодесантник Аргос смог определить маршрут, основываясь на уже известном ему расположении секретного входа, а также на основе видеоотчетов, которые боевые братья передавали ему по мере своего продвижения через сумрачные пределы нижних уровней. После часа блужданий по узким темным коридорам Саламандры наконец обнаружили замаскированный выход на поверхность, где перед ними во всем величии предстал храмовый сектор Цирриона.

Кадай велел воинам приготовиться отражать сопротивление. Честно говоря, он был бы этому рад. Все, что угодно, лишь бы задвинуть куда-нибудь вглубь сознания тот ужас, который он вынужден был совершить в отношении местных жителей. Однако никакого сопротивления не было, Саламандры без помех прошли сквозь белые ворота храмового комплекса, но на каждом шагу их встречали те, чьи мертвые глаза напоминали Кадаю о совершенном.

К счастью, Фугиса без помех доставили к площади Аереона. Когда Кадай через передатчик связался с апотекарием, его обуревали противоречивые чувства. За спасение планеты пришлось заплатить чудовищную цену – уничтожить практически все население Цирриона.

– Аура Иерон лежит в полукилометре к северу, – донесся из вокса металлический голос Аргоса, скрежет которого отвлек капитана от погружения в пучины вины.

– Я его вижу, – просто ответил Кадай. Он оборвал связь с технодесантником и обратился к своим воинам: – Граждане Цирриона своими жизнями заплатили за шанс победить в этой войне. Так давайте же оправдаем их упования! Так или иначе, сегодня все закончится. За мной, братья! Во имя Вулкана!

Впереди, как рука скелета, протянувшаяся к черному ночному небу, маячил силуэт храма Аура Иерон…

Пригибаясь к земле, Дак'ир пробирался вдоль темных ниш западной стены храма. С другой стороны погруженного во мрак храмового нефа вдоль боковой стены крался Цу'ган.

В то же самое время, скрываясь за выщербленными колоннами и кусками обрушенной крыши Аура Иерона, к центру здания незаметно продвигался Кадай с оставшимися с ним воинами. Несмотря на силовые доспехи, они двигались тихо и, не привлекая к себе внимания, довольно быстро приблизились к своей цели.

Их глазам предстала толпа культистов. С респираторами на зашитых ртах они простерлись ниц перед своим иерофантом. Оратор стоял на мраморном возвышении и, как и вся его паства, был одет в грязную синюю сутану. Однако в отличие от своих последователей, чьи рты были зашиты проволокой, Оратор не молчал. Совсем нет. Из его разросшейся пасти, которой уже не хватало места на лице, и она переходила в шею, между почерневшими пнями зубов внутри метался багровый, извивающийся во все стороны язык. Уродливый отросток вертелся и хлестал по губам, по щекам, словно действовал самостоятельно. Непостижимые звуки изливались из уст Оратора, и все его слова, и ту модуляцию, с которой они произносились, формировал этот отвратительный, демонический язык. Каждый звук этих слов болезненно бил по нервам Дак'ира, и он тут же перестал слушать, потому что понял, ради чего все это затеяно. Продуцирование биологической мутации – распространение заразы Хаоса! Это сразу же объяснило, как из недовольных жителей Стратоса, которые всего лишь несколько месяцев назад были не более чем ничтожной группкой, удалось создать такую преданную и беспрекословно подчиняющуюся паству, да еще и с толь многочисленную!

Вокруг иерофанта стояла элита фанатиков: восемь жрецов-потрошителей, положив перед собой цепные мечи, склонились перед ним, подчиняясь какому-то неведомому ритуалу.

У Цу'гана вид такой скверны вызвал прилив горечи. Какой бы мерзкий обряд эти дегенеративные ублюдки ни собирались здесь провести, Саламандры положат этому конец! Жгучее пламя боевого рвения разгоралось у него в груди. Как бы ему хотелось быть со своим капитаном и приближаться сейчас к самому горлу врага, вместо того чтобы попусту сторожить здесь тени!

«Пусть игнеец остается на периферии, – думал он. – Я же рожден для более славных дел!»

Высокомерные размышления Цу'гана прервал дикий, неестественный крик. Извергнув из себя очередное безумное звукосочетание, Оратор яростными жестами стал указывать толпе в сторону Кадая и двух других Саламандр, которые внезапно вышли из укрытия, не скрывая намерения уничтожить всю эту ересь. С жуткой синхронностью среагировав на приказ своего господина, культисты единой смертоносной волной двинулись на троих бойцов, вторгшихся в их пределы.

Шен'кар поднял свой огнемет и с боевым кличем выжег просеку в толпе культистов. Едва только пламя пошло на убыль, как Век'шен, вращая огненной глефой, вошел в это пылающее пространство. Клинок в руках мастера пожинал ужасный урожай отсеченных голов и конечностей, тогда как струи пламени охватывали все больше и больше нечестивцев.

Кадай был подобен безжалостному шторму, и сердце Цу'гана пело оттого, что он стал свидетелем такой отваги и ярости. Направив бушующий гнев на врагов, капитан выстрелом из инферно-пистолета проделал черную дыру в одном из жрецов-потрошителей, а после громовым молотом сокрушил череп другого.

Когда еретик с размозженной головой упал, Кадай дал сигнал, и тут же из боковых ниш раздались лающие звуки болтеров – то Цу'ган и Дак'ир открыли из своего оружия бешеный огонь очередями.

Когда, разрываемые на части яростными залпами, культисты стали падать, Цу'ган уже не мог далее сдерживать свой боевой пыл. Он не останется здесь стоять как часовой. Он хочет быть рядом со своим капитаном и смотреть в глаза врагам, когда они будут падать под его ударами. Дак'ир вполне может удержать периметр и без его помощи. В любом случае враг уже здесь.

Выкрикнув клятву Вулкану, Цу'ган оставил свой пост и с головой бросился в битву.

Дак'ир увидел, как болтер Цу'гана изрыгнул огонь, и выругался, осознав, что брат-сержант пренебрег приказом и оставил стену без защиты. В какой-то момент он тоже хотел ринуться в атаку, но его внимание привлек Кадай, который ударами меча прорубал путь в толпе культистов и находился уже в нескольких шагах от Оратора. Капитан выхватил инферно-пистолет.

– Во имя Вулкана! – взревел Кадай, готовясь раз и навсегда положить конец «культу Истины», но тут одиночный выстрел прогремел над кровавой бойней и снес Оратору полчерепа, после чего тот упал как подкошенный.

Ошметки плоти и кровавый дождь из тела поверженного Оратора посыпались на доспехи Кадая. Потрясенный, капитан медленно опустил инферно-пистолет. Странная тишина повисла над сражающимися. Враги застыли, что тоже выглядело странно, и капитан Саламандр тревожным взглядом поискал источник выстрела.

Прямо над ним, нависая над алтарем храма, располагался балкон с перилами. В темном проеме ниши громоздилась фигура в кроваво-красных силовых доспехах и с дымящимся болтерным пистолетом в руке.

Чешуя, украшавшая боевые латы этого воина, напоминала чешую древних доисторических ящеров. Стальные перчатки доспехов имели причудливую форму птиц с длинными красными, как киноварь, когтями. Молнии темных энергий, потрескивая, мерцали между когтями рубиновыми дугами. В одной руке воин сжимал жезл из серебра, с набалдашником в виде оскаленной головы дракона; в другой – болт-пистолет, который он уже убирал в кобуру. Широкие наплечники чешуйчатого доспеха, словно составлявшего единое целое с телом воина, завершались выгибающимися вниз рогами. На голове воина не было шлема, и взорам всех присутствующих были видны жуткие шрамы. Огонь безжалостно изувечил некогда благородные черты воина: исказил, стер их и превратил его лицо в жуткую комбинацию бугристой кожи, воспаленных рубцов и обнажившихся костей черепа. Это было лицо самой смерти, отвратительное и обвиняющее.

По спине Кадая прошел холод, словно на нее плеснули ледяной водой. Перед ним стоял призрак того, кто много лет назад умер в страшных муках. И все же он был из плоти и крови и, как восставшее из могилы привидение, жаждал мести.

– Нигилан…

– Капитан… – отозвалось привидение, и его голос прозвучал как треск иссохшей земли под немилосердно палящим солнцем, но глаза пылали неукротимым алым огнем.

Праведный гнев сменил оцепенение, и лицо Кадая посуровело.

– Отступник! – прорычал капитан.

Мучительный спазм сжал грудь Дак'ира, когда он увидел этого страшного воина, и сознание его вновь погрузилось в жуткий кошмар его сна…

Аура Иерон будто растворился в сером небе Морибара. Вырезанные из кости обелиски устремлялись в бескрайний стальной небосвод, а бесконечные тропы вились между склепами, по полям мавзолеев, по долинам гробниц. Дак'ир шел среди тысяч и тысяч могил, через фаланги крипт, вдоль батальонов рак с мощами, сквозь подземные катакомбы, пока сей скорбный путь не привел его наконец к пределу.

Там, под холодной сырой землей, располагалась огромная печь крематория, которая кипела, горела, шипела, излучая яркий, но далеко не приятный и совсем не влекущий к себе свет.

Острая боль пронзила тело Дак'ира, и видение сменилось. Он схватился руками за грудь, но не почуял под пальцами свой черный панцирь. Теперь он снова был скаутом и, стоя у входа в крематорий, смотрел в огромную огненную яму, способную вместить титана, которая горела, горела, горела… до самого расплавленного ядра Морибара!

Затем Дак'ир увидел двоих Астартес, которые из последних сил карабкались по краю этих врат в огненную смерть. Нигилан отчаянно цеплялся за капитана Ушорака, а его черные силовые доспехи трескались от невыносимого жара, поднимающегося снизу.

Грозная пропасть бурлила. Лопались раскаленные пузыри, и всплески лавы фонтанами прорезали воздух, и внезапно исполинский столп пламени вырвался из ямы крематория. Сплошная стена огня скрыла воинов, и Дак'ир заслонил глаза рукой. Чьи-то сильные руки схватили его за плечо и оттащили подальше от исполинского гейзера, в то время как отступники, которых он должен был доставить на суд, а вовсе не убивать, нашли свою судьбу во власти огненной стихии. Едва различимый за плотной завесой огня, Нигилан отчаянно вопил, и лицо его плавилось в огне…

Дак'ир вернулся к реальности. Болезненное головокружение, которое он испытывал, грозило заглушить все его чувства, и он, мобилизовав все свои силы, постарался взять себя в руки. Во рту чувствовался привкус крови, а перед глазами плясали черные точки. Сорвав с себя шлем, сержант попробовал успокоить дыхание.

А где-то в храме между тем шел разговор…

– Ты не умер! – обвиняющим тоном начал Кадай, глядя снизу вверх на воина.

Достаточно было бы одного выстрела, чтобы сбить отступника с балкона, но руки капитана будто налились свинцом.

– Я выжил, – отозвался Нигилан, чье обезображенное лицо вдобавок к рубцам прорезали глубокие морщины – из-за усилий, которые отступник прилагал, чтобы психически подавить Саламандр.

– Ты должен был предстать перед судом, а не встретить смерть! – сказал Кадай и кровожадно улыбнулся. – Ты взорвал крематорий и тем самым возбудил нестабильное ядро Морибара! Ты спровоцировал извержение, чтобы бежать, а заодно убить меня и моих братьев. Гибель Ушорака – на твоей совести! Твоей и его самого!

– Не смей говорить о нем! – вскричал Нигилан, и красные токи энергий вырвались из его глаз и рассыпались зигзагами молний вокруг психосилового жезла.

Однако излив ярость, Драконий Воин быстро пришел в себя.

– Убийца здесь ты, Кадай! Ничтожный военачальник, который ни перед чем не остановится, чтобы заполучить свою добычу! Но в одном, возможно, ты прав!.. Я и вправду тогда погиб, чтобы родиться вновь!

Кадаю удалось чуть приподнять свой инферно-пистолет. Психическая хватка Нигилана ослабевала. Капитан уже готовился одним волевым рывком освободиться из его хватки и пристрелить предателя на месте, когда тело Оратора вдруг начали сотрясать конвульсии.

– Теперь это уже не имеет значения, – добавил Драконий Воин, отступая в тень балконной ниши. – Для тебя-то уж точно…

Нигилан снял психические путы, и Кадай выстрелил ему вслед из инферно-пистолета, расплавив секцию балконных перил. Саламандр уже хотел броситься в погоню, когда вокруг тела Оратора вдруг сгустилась какая-то темная аура и необъяснимым образом подняла почти обезглавленный труп. Еретик теперь болтался над землей, как туша в лавке мясника.

Медленно, мучительно медленно для свидетелей этой сцены труп поднял то, что осталось от его головы: всем открылось его изуродованное лицо, наполовину уничтоженное болтерным выстрелом. Блестящая красная плоть, которая частично покрывала залитый кровью череп, жутко мерцала в тусклом свете храма. То, что осталось от черепа Оратора, вдруг треснуло, как яичная скорлупа, и стала видна влажно поблескивающая кобальтовая кожа. На свет готовилась появиться злобная, вызванная сюда из другого, нереального измерения сущность. На материальный план мира пробилось нечто… противоестественное.

Сверкающие черные глаза без век глядели с какой-то нездешней, невиданной в этом мире ненавистью. Восьмиконечная звезда, некогда выжженная на лбу Оратора, теперь сияла на теле этого нового чудища. Рана от клейма оказалась жизненно необходимой для рождения этой твари. Порождение варпа развивалось, пульсируя в человеческом организме, как второе, мерзкое сердце.

Из человеческой плоти, подобно пробудившимся луковицам, стали прорастать костные образования, каждое из которых венчал толстый шип, тело быстро покрылось зарослями острых игл. Пальцы вытянулись, выпуская длинные цепкие черные когти. Раздувшаяся челюсть Оратора стала еще больше, растягиваясь, становясь все шире, пока не превратилась в ужасную безгубую впадину, из глубины которой выдавался длинный, гибкий, как хлыст, язык, с кровавым костным шипом на каждом из трех своих отростков.

Культисты завизжали от ужаса и обожания при виде того, как телом убитого Оратора овладевают темные силы. Жрецы-потрошители склонились перед чудовищем и вновь обратили на Саламандр свои цепные мечи.

Тварь была первобытной, и, хотя, вырванная из эфирной спячки, она лишь отчасти способна была воспринять этот новый для себя мир, неутолимый голод толкал ее на поиски живых душ. Взревев от боли и ярости, она бросилась вперед, сожрав попутно двух жрецов-потрошителей, что стояли возле Кадая. Она поглотила их целиком, словно какой-то ужасный василиск, и громкий хруст костей сопровождал исчезновение добычи в раздутой жабьей глотке.

– Мерзость… – тяжело выдохнул Кадай и взялся за рукоять громового молота, готовясь сокрушить демона.