Текст книги "Драмы. Басни в прозе."

Автор книги: Готхольд-Эфраим Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Марвуд, Арабелла, Ханна.

Марвуд (с трудом переводя дыханье). Победа, Ханна! Но горькая победа! Подвинь мне стул, я совсем из сил выбилась. (Садится.) Он вовремя успел сдаться. Продержись он еще мгновенье, перед его глазами предстала бы совсем другая Марвуд.

Ханна. Ах, мадам, какая вы удивительная женщина! Хотела бы я видеть, кто может устоять перед вами.

Марвуд. Он слишком долго мне противился. И конечно же, я никогда ему не прощу, что чуть не пала перед ним на колени.

Арабелла. О нет! Вы все должны ему простить. Он такой добрый, такой добрый...

Марвуд. Молчи, дурочка!

Ханна. С какой только стороны вы не пробовали его уязвить! Но мне кажется, ничто не проняло его больше, чем ваше бескорыстное предложение – возвратить все его подарки.

Марвуд. Я тоже так думаю. (Презрительно.) Ха! ха!

Ханна. Почему вы смеетесь, мадам? Если вы говорили это не всерьез, то рисковали очень многим. Он ведь мог поймать вас на слове.

Марвуд. Ах, оставь! Надо только знать, с кем имеешь дело.

Ханна. Это верно! Но и вы, моя прелестная Белла, превосходно сыграли свою роль, превосходно!

Арабелла. А разве могло быть иначе? Я так долго его не видела. Вы ведь не сердитесь на меня, мадам, за то, что я очень его люблю? И я вас люблю как его, совсем как его.

Марвуд. Ладно, па этот раз я прощу тебе, что ты не больше любишь меня.

Арабелла (всхлипывая). На этот раз?

Марвуд. Ты, кажется, плачешь? Из-за чего, собственно?

Арабелла. Ах нет, я не плачу. Только не выходите из себя! Я так люблю, так люблю вас обоих, что пе могу любить больше ни вас, ни его.

Марвуд. Ладно, ладно!

Арабелла. Я очень несчастна...

Марвуд. Хватит болтать, замолчи. Но что это?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Мелефонт, Марвуд, Арабелла, Ханна.

Марвуд. Почему вы так быстро воротились, Мелефонт? (Подымается со стула )

Мелефонт (запальчиво). Потому, что мне понадобилось всего несколько мгновений, чтобы опомниться.

Марвуд. Ну и что?

Мелефонт. Я был одурманен, Марвуд, но не растроган. Все ваши усилия пропали даром. После удушливого воздуха вашей комнаты другой воздух придал мне силы н мужество вовремя высвободиться из опасного капкана. Ничтожный человек, как мог я не сразу разгадать ваши козни, Марвуд?

Марвуд (торопливо). Опять этот язык...

Мелефонт. Язык правды и негодования.

Марвуд. Спокойнее, Мелефонт, или я заговорю на том же языке.

Мелефонт. Я вернулся, дабы вы ни минутой дольше не пребывали в заблуждении, которое даже в ваших глазах не может пе сделать меня презренным человеком.

Арабелла (боязливо). Ах! Ханна!..

Мелефонт. Можете бросать на меня сколь угодно яростные взгляды. Чем яростнее, тем лучше. Неужто я мог колебаться в выборе между этой Марвуд и Сарой? И я едва не выбрал первую!

Арабелла. Ах, Мелефонт!

Мелефонт. Не бойтесь, Белла. Я вернулся также из-за вас. Дайте мне руку и, не робея, идите за мной.

Марвуд (удерживая обоих). За кем она должна идти, предатель?

Мелефонт. За своим отцом.

Марвуд. Уходи, несчастный, но сначала ты узнаешь, какова ее мать!

Мелефонт. Я знаю. Она – позор всех женщин па земле...

Марвуд. Уведи ее, Ханна!

Мелефонт. Останьтесь, Белла! (Пытается удержать ее.)

Марвуд. Не прибегайте к насилию, Мелефонт, или...

Ханна и Арабелла уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мелефонт, Марвуд.

Марвуд. Наконец мы одни. Теперь повторите, окончательно ли ваше решение – принести меня в жертву какой-то молоденькой дуре.

Мелефонт (горько). Принести в жертву? Вы заставляете меня вспомнить, что древним богам приносили в жертву и нечистых животных.

Марвуд (насмешливо). Воздержитесь от столь ученых примеров.

Мелефонт. Так вот я повторяю, что неколебимо решил никогда не думать о вас без самых страшных проклятий. Кто вы? И кто Сара? Вы сладострастница, корыстная, бесстыжая блудница, которая вряд ли даже помнит, что когда-то была невинной девушкой. Мне не в чем упрекнуть себя, я лишь пользовался тем, что вы, не будь меня, возможно, отдали бы в пользование всем и каждому. Вы искали меня, не я вас, и если нынче я знаю, что представляет собою Марвуд, то за это знание достаточно дорого заплачено. Вы стоили мне моего состояния, чести и счастья...

Марвуд. Пусть же она стоит тебе вечного блаженства! Чудовище! Чем же ты лучше сатаны, что подстрекает слабых людей к преступлениям, и за эти преступления – деяния его рук – сам же взыскивает с них? Что тебе за дело до моей невинности, до того, где и как я ее потеряла? Если я не могла отдать тебе свою добродетель, то свое доброе имя я поставила из-за тебя на карту. А добродетель не дороже доброго имени. Что я говорю? Не дороже? Да без него она дурацкая выдумка, которая не дает ни спокойствия, ни счастья. Только доброе имя сообщает добродетели некоторую ценность, но оно в ней нимало не нуждается. Я могла жить, как хотела, покуда не узнала тебя, изверг. С меня было довольно того, что в глазах света я оставалась безупречной. Из-за одного тебя свет узнал, что я не такова, узнал из-за моей готовности принять твое сердце – я ведь тогда верила тебе,– пе приняв твоей руки.

Мелефонт. Эта готовность стала твоим проклятием, низкая женщина.

Марвуд. Л не помнишь ли ты, какими недостойными уловками ты ее добился? Разве ты не внушал мне, что не можешь вступить в узаконенную связь, не потеряв наследства, которое ты хочешь истратить только вместе со мной? А теперь что же, приспело время от него отказаться? Отказаться пе из-за меня, из-за другой?

Мелефонт. Мне доставит истинное наслаждение сообщить вам, что это затруднение вскоре будет устранено. Довольствуйтесь тем, что вы лишили меня отцовского наследства, и разрешите мне другое наследство, значительно меньшее, разделить с более достойной супругой.

Марвуд. Ха! Теперь мне ясны причины твоего упорства. Хорошо, больше я слов терять не стану. Да будет так! Рассчитывай на то, что я все сделаю, чтобы забыть тебя. И первым моим деянием будет... ты-то меня поймешь! Дрожи за свою Беллу! Ее жизнь не должна напоминать грядущим поколениям о моей попранной любви; у меня достанет жестокости это совершить. Смотри, перед тобою новая Медея!

Мелефонт (испуганно). Марвуд!..

Марвуд. Если тебе известна еще более жестокая мать, то знай, я вдвое жесточе ее! Яд и кинжал отомстят за меня. Нет, яд и кинжал – милосердное оружие! Они слишком скоро убьют нашего ребенка. Я не хочу видеть ее мертвой, я хочу смотреть, как она умирает! Хочу смотреть, как медлительные муки искажают, уродуют и, наконец, вовсе стирают любую черту, унаследованную от тебя. Жадной рукой хочу я отделять член от члена, жилу от жилы, нерв от нерва, не переставая резать и жечь, даже когда она уже превратится в ничто, в бесчувственную падаль. А я, я, по крайней мере, буду знать, как сладостна месть!

Мелефонт. Вы обезумели, Марвуд...

Марвуд. Ты мне напомнил, что не на того изливается моя безумная ярость. Отец должен опередить ее! Должен быть уже на том свете, когда дух его дочери, стеная, явится туда... (Подбегает к нему и вытаскивает кинжал из-за пазухи.) Умри же, предатель!

Мелефонт (хватает ее за руку и вырывает кинжал). Сумасшедшая женщина! Что мешает мне вонзить в тебя этот клинок? Нет, живи, и пусть бесчестная рука покарает тебя!

Марвуд (ломая руки). Боже, что я сделала? Мелефонт...

Мелефонт. Твое раскаяние не обманет меня! Я знаю, тебя мучает не то, что ты хотела убить меня, а то, что не смогла этого сделать.

Марвуд. Отдайте мне мой заблудший клинок! Отдайте! И вы увидите, для кого он отточен. Лишь эта грудь, давно уже тесная для сердца, которое скорее поступится жизнью, чем вашей любовью, предназначена для него.

Мелефонт. Ханна!

Марвуд. Что вы собираетесь делать, Мелефонт?

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Испуганная Ханна, Марвуд, Мелефонт.

Мелефонт. Ты слышала, Ханна, что за фурия твоя повелительница? Знай – Арабеллу я в твоих руках не оставлю.

Ханна. Ах, мадам, да вы на себя не похожи!

Мелефонт. Я хочу поскорее отвезти ни в чем не повинного ребенка в безопасное место. А правосудие уж сумеет связать руки убийце. (Хочет уйти.)

Марвуд. Куда вы, Мелефонт? Ничего нет удивительного, что нестерпимая боль едва не лишила меня рассудка. И разве не вы довели меня до этого противоестественного состояния? Где же будет Белла в большей безопасности, чем у меня? Мои уста неистовствовали против нее, но мое сердце все равно осталось сердцем матери. Ах, Мелефонт. забудьте этот приступ безумия,– подумав о причине, его вызнавшей, постарайтесь ею забыть.

Мелефонт. Забыть меня может заставить лишь одно средство.

Марвуд. Какое?

Мелефонт. Если вы сию же минуту уедете в Лондон. Арабеллу в сопровождении другого человека я велю тоже привезти туда. И впредь вы ничего общего с нею иметь не будете.

Марвуд. Хорошо, я па все согласна, но тем не менее обращаюсь к вам с одной-единственной просьбой. Дозвольте мне хоть разок взглянуть на вашу Сару.

Мелефонт. Зачем?

Марвуд. Чтобы в ее взгляде прочитать свою грядущую судьбу. Я хочу сама решить, достойна ли она того, чтобы вы так жестоко изменили мне, и еще: есть ли у меня надежда когда-нибудь вернуть себе хотя бы частицу вашей любви.

Мелефонт. Тщетная надежда!

Марвуд. Можно ли быть таким жестоким и лишить несчастную даже надежды! Я приду к ней не как Марвуд, я назовусь вашей родственницей. А вы ее предупредите. Вы будете присутствовать при нашей встрече, я же клянусь вам всем святым, что не скажу ей ничего резкого. Не отказывайте мне в этой просьбе; иначе как знать, не сделаю ли я все от меня зависящее, чтобы предстать перед нею в своем истинном образе.

Мелефонт. Эту просьбу, Марвуд (подумав немного), я могу исполнить. Но затем уедете ли вы отсюда? Немедленно?

Марвуд. Разумеется, более того, при малейшей возможности я избавлю вас от нападения ее отца.

Мелефонт. В этом нет нужды. Я надеюсь, что он простив свою дочь, простит и меня. Если же он не дарует ей прощения, я знаю, как мне встретить его. Я иду – предупредить мою мисс о вашем визите. Но сдержите свое слово, Марвуд! (Уходит.)

Марвуд. Ах. Ханна! Почему у нас меньше сил, чем ярости! Поди помоги мне одеться. Я не отказалась от своего намерения. Только бы мне удалось осуществить его. Идем!

Конец второго действия.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Зала первого действия.

Сэр Уильям Сампсон, Уайтуэлл.

Сэр Уильям. Возьми, Уайтуэлл, отнеси ей это письмо. Письмо любящего отца, который сокрушается лишь об ее отсутствии. Скажи ей, что я послал тебя вперед и хочу дождаться ответа, прежде чем явлюсь сам и вновь заключу ее в объятия.

Уайтуэлл. Мне думается, вы поступаете правильно, таким образом подготовляя встречу.

Сэр Уильям. Это поможет мне узнать, что она сейчас думает, а ей даст возможность высказать все горестное и постыдное. прежде чем мы будем говорить с ней с глазу на глаз. Исповедь в письме облегчит ее смятение, а мне, быть может, будет стоить меньше слез.

Уайтуэлл. Позвольте мне спросить, сэр, что вы решили касательно Мелефонта ?

Сэр Уильям. Ах, Уайтуэлл, если бы я мог отделить его от возлюбленной моей дочери, я бы уготовил ему жестокую участь. Но поскольку это невозможно, ты же сам видишь – он защищен от моего негодования. В случившемся несчастье я сам сыграл немалую роль. Если бы не я, Сара никогда бы не познакомилась с этим опасным человеком. Считая себя ему обязанным, я слишком гостеприимно распахнул перед ним двери моего дома. А благодарная внимательность, которую я ему выказывал, конечно же, снискала ему уважение моей дочери. И так же естественно, что человек его образа мыслей решил извлечь из этого уважения нечто большее. У него достало ловкости уважение превратить в любовь, прежде чем я хоть что-то заметил и удосужился разузнать подробности его жизни. Беда свершилась, и я поступил бы правильнее, тотчас простив их. Но я хотел быть неумолимым по отношению к нему, пе подумав, что быть неумолимым к нему одному невозможно. Не прояви я запоздалой суровости, я бы не довел ее до бегства из отчего дома. Вот я и приехал сюда, Уайтуэлл! Я должен привезти ее домой и должен почитать себя счастливым, если мне удастся соблазнителя назвать своим сыном. Ибо кто знает, захочет ли он пожертвовать этой Марвуд и тому подобными созданиями ради девушки, от которой его вожделениям уже нечего больше ждать, для девушки, не ведающей завлекательных уловок блудницы?

Уайтуэлл. Нет, сэр, не может человек быть таким злым...

Сэр Уильям. Эти слова, мой добрый Уайтуэлл, делают честь твоему сердцу. Но разве ты не знаешь, что человеческая злоба беспредельна? А теперь иди и сделай то, что я тебе сказал. Да повнимательнее смотри на нее, когда она будет читать письмо. Она ведь еще не так далеко ушла от поры своей добродетели и не успела научиться притворству, под личиной которого укрывается лишь закоренелый порок. Все ее чувства ты прочитаешь на ее лице. Смотри, чтобы от тебя не ускользнула ни одна гримаска, выражающая, не приведи господь, равнодушие или насмешливое презрение к отцу. Если же тебе суждено сделать злосчастное открытие, что она больше не любит меня, то я надеюсь совладать с собою и предоставить Сару ее судьбе. Я надеюсь, Уайтуэлл... Ах, если бы вот здесь не билось сердце, отвергающее эту надежду.

Оба уходят в разные стороны.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Комната Сары.

Мисс Сара, Мелефонт.

Мелефонт. Я виноват, дорогая моя мисс, что оставил вас в тревоге из-за последнего письма.

Сара. Нет, Мелефонт, оно ничуть меня пе встревожило. Разве нельзя вам любить меня и все же иметь от меня тайны?

Мелефонт. Значит, вы полагаете, что здесь крылась тайна?

Сара. Да, но меня она не касается. И этого довольно.

Мелефонт. Как вы добры! Дозвольте же мне тотчас открыть вам эту тайну. Одна из моих родственниц, узнав, где я скрываюсь, написала мне несколько строк. Проездом в Лондон она будет здесь и хочет встретиться со мной. Она также просит вас оказать ей честь и принять ее.

Сара. Мне в любую минуту будет приятно познакомиться с достойной представительницей вашего семейства. Но подумайте сами, могу ли я, не краснея, показаться ей на глаза?

Мелефонт. Не краснея? Отчего вам краснеть? Оттого, что вы любите меня? В одном вы правы, мисс, вы могли подарить своей любовью другого, более знатного и богатого. Вы должны стыдиться, что отдали сердце за сердце и при этом едва ли не поступились своим счастьем.

Сара. Вы же сами знаете, что неправильно истолковали мои слова.

Мелефонт. Простите меня, мисс, но ежели я неправильно их истолковал, то какое они могут иметь значение?

Сара. Как зовут вашу родственницу?

Мелефонт. Леди Солмс. Вы, вероятно, слышали от меня это имя.

Сара. Не помню.

Мелефонт. Смею ли я просить вас принять ее?

Сара. Просить, Мелефонт? Вы вправе мне приказывать.

Мелефонт. Что за слово! Нет, мисс, ей не суждена радость свидеться с вами. Она будет огорчена, но ничего не поделаешь. У мисс Сары есть на то свои причины, и я, даже не зная их, их уважаю.

Сара. Бог мой, очень уж вы скоры, Мелефонт! Я буду ждать леди и по мере сил постараюсь выказать себя достойной ее визита. Теперь вы довольны?

Мелефонт. Ах, мисс, я должен покаяться в своем тщеславии. Мне хотелось бы перед всем миром похваляться вами. С другой стороны, если бы я не гордился обладанием такой прелестной мисс, я бы презирал себя за то, что не сумел ее оценить. Я ухожу и сейчас же приведу к вам леди. (Уходит.)

Сара (одна). Лишь бы она не была из тех, что, чванясь своей добродетелью, воображают себя превыше всех слабостей. Одним презрительным взглядом они казнят нас, а двусмысленным пожатием плеч выражают брезгливую жалость, которую мы у них вызываем.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Уайтуэлл, Сара.

Бетти (за кулисами). Пожалуйте сюда, если вам непременно надо поговорить с мисс.

Сара (озираясь). Кому это надо непременно поговорить со мной? Кого я вижу! Возможно ли? Уайтуэлл, ты?

Уайтуэлл. Как я счастлив, что снова вижу нашу мисс Сару!

Сара. О, боже! С чем ты пришел? Я знаю, знаю, ты принес мне весть о смерти отца. Его уже нет, нет этого прекраснейшего человека, лучшего из отцов. Он умер, и это я, несчастная, поторопила его конец.

Уайтуэлл. Ах, мисс...

Сара. Скажи, скорей скажи, что его последние минуты не были отравлены воспоминанием обо мне; скажи, что он забыл меня и умер так же спокойно, как умер бы у меня на руках; скажи, что в последней своей молитве он не помянул меня...

Уайтуэлл. Да перестаньте вы терзать себя воображаемой бедой! Ваш отец еще жив, еще жив наш благородный сэр Уильям.

Сара. Он жив? Это правда, мой отец жив? О, пошли ему, господи, долгую и счастливую жизнь! Боже милостивый, отдай ему половину сужденных мне лет! Половину? О, я неблагодарная, ужели я не готова всеми назначенными мне годами заплатить за несколько мгновений его жизни? Скажи мне хотя бы, Уайтуэлл, что ему не слишком тяжко жить без меня, что ему нетрудно было отречься от дочери, которая так легко отреклась от девичьей чести; скажи, что мое бегство его разгневало, но не причинило ему боли; скажи, что он проклинает меня, а не сожалеет.

Уайтуэлл. Ах, все осталось, как было: сэр Уильям и теперь еще любящий отец, а его маленькая Сара – любящая дочь.

Сара. Что ты говоришь? Ты вестник беды, самой страшной из бед, какую только могло нарисовать мне мое злосчастное воображение! Он по-прежнему любящий отец? Он еще не отторг меня от своего сердца? Но ведь тогда он должен оплакивать меня? Нет, нет, этого не может быть. Разве ты не понимаешь, что каждый его вздох но мне бесконечно увеличит мои преступления? Разве не должна божественная справедливость каждую слезу, пролитую им из-за меня, вменить мне в новое преступление, в новую неблагодарность? Эта мысль заставляет меня холодеть. Он льет слезы из-за меня? Слезы? И это не слезы радости. Опровергни меня, Уайтуэлл! Его любовь ко мне – чуть внятный голос крови, одно из тех мимолетных движений души, которые успокаивает даже малое напряжение рассудка. До слез он себя не допустил. Верно ведь, Уайтуэлл, до слез он себя не допустил?

Уайтуэлл (вытирая слезы). Да, мисс, слез он не льет.

Сара. Ах, твои уста говорят нет, а собственные твои слезы – да.

Уайтуэлл. Возьмите это письмо, мисс, он прислал его вам.

Сара. Кто прислал? Мой отец? Мне?

Уайтуэлл. Прочитайте же письмо, мисс, из него вы узнаете больше, чем я сумею вам рассказать. Сэр Уильям должен был поручить это кому-нибудь другому, не мне. Я-то сулил себе радость от такого поручения, а вы обратили ее в горе.

Сара. Дай его сюда мой добрый Уайтуэлл! Но нет, я не возьму его, покуда ты, хоть приблизительно, не скажешь мне. о чем там говорится,

Уайтуэлл. О чем же еще, как не о любви и прощении.

Сара. Любовь? Прощение?

Уайтуэлл. И скорбь о том, что он хотел применить к своей дочери отцовскую власть, тогда как она достойна лишь отцовской любви.

Сара. О, не отдавай мне это жестокое письмо!

Уайтуэлл. Жестокое? Не бойтесь, в письме вам дана полная свобода распоряжаться своим сердцем и своей рукою.

Сара. Этого-то я и боюсь. Причинить горе такому отцу, как он, на это у меня еще достало мужества. Но знать, что это горе и его любовь, которой я пренебрегла, заставили отца смириться с моей несчастной страстью,– этого, Уайтуэлл, мне не вынести. Если бы в его письме стояло все, что разгневанный отец может в подобном случае сказать резкого и гневного, я бы прочитала письмо, с ужасом, но прочитала бы. Я бы сумела даже противопоставить отцовскому гневу что-то вроде оправданий, наверно, лишь затем, чтобы еще больше его разгневать. Но меня бы утешило сознание, что сильный гнев не оставляет места гложущей тоске и может в конце концов обернуться горьким презрением ко мне. А о презираемом не тревожатся. Мой отец бы мало-помалу успокоился, и я бы не упрекала себя за то, что навек сделала его несчастным.

Уайтуэлл. Ах, мисс, у вас будет еще меньше оснований упрекать себя теперь, когда он возвратил вам свою любовь, жаждущую все забыть и простить.

Сара. Ты ошибаешься, Уайтуэлл. Возможно, что жгучая тоска по мне толкает его на все говорить «да». Но едва она утихнет, он сам станет стыдиться своей слабости. Досада и негодование завладеют им. и он никогда не сможет видеть меня, молча не обвиняя за то, что я осмелилась пойти ему наперекор. Зная, какое насилие он из-за меня над собой учиняет, я все равно пе могу избавить его от самого тяжкого. Если бы в миг, когда он готов все мне позволить, я могла бы всем для него пожертвовать – это было бы другое дело. Я хотела с радостью взять письмо из твоих рук, преклониться перед силой отцовской любви и, не злоупотребляя ею, броситься к его ногам как послушная и кающаяся дочь. Но разве это возможно? Я должна буду сделать то, что он позволяет мне, не помышляя о том, чего стоило ему это позволенье. И если даже я буду счастлива, мне «Друг придет на ум, что отец только по видимости разделяет мое счастье, сердце же его обливается кровью, короче говоря, что он сделал меня счастливой, поставив крест на собственном счастье. И ты думаешь, Уайтуэлл, что я могу этого желать?

Уайтуэлл. По правде говоря, я и сам не знаю, что вам ответить.

Сара. Тут нечего отвечать. Отнеси письмо назад. Если отцу суждено быть несчастным из-за меня – то и я хочу остаться несчастной. Без него быть одинокой и несчастной – вот чего я денно и нощно прошу у господа, но быть счастливой без него – об этом я и не помышляю.

Уайтуэлл (про себя). Честное слово, мне придется обмануть бедную девочку, чтобы она все-таки прочитала письмо.

Сара. Что ты там бормочешь?

Уайтуэлл. Я сам себе говорю, мисс, что глупо это я все придумал, очень уж мне хотелось заставить вас поскорей прочитать письмо.

Сара. Не понимаю.

Уайтуэлл. Я человек недальновидный. Что и говорить, вы глубже во все вникаете, нежели наш брат. Не хотелось мне вас пугать, письмо-то, пожалуй, уж слишком суровое. Я сказал, что в нем только любовь и прощение, а надо было сказать, что это я ничего другого в нем увидеть не захотел.

Сара. Это правда? В таком случае давай его сюда. Раз уж я имела несчастье заслужить гнев отца, я должна, по крайней мере, уважать этот гнев и покорно принять любое его проявление. Не дать ему излиться – значило бы усугубить обиду и небрежение. Я склонюсь перед силой его гнева. Ты видишь, я дрожу – но мне и положено дрожать, что ж, это лучше, чем плакать. (Вскрывает письмо.) Вот я и вскрыла письмо! Холод пробирает меня... Но что я вижу? (Читает.) «Единственная моя, возлюбленная дочь!» Ах ты, старый обманщик, разве так обращается к дочери разгневанный отец? Возьми письмо, дальше я читать не стану...

Уайтуэлл. Ах, мисс, простите старого слугу. Я, кажется, первый раз в жизни намеренно солгал. А кто только раз солгал, да еще из добрых побуждений, того грех назвать старым обманщиком. Мне очень больно, мисс, я знаю, добрые побуждения не всегда служат оправданием, но что ж мне было делать? Такому доброму отцу вернуть его письмо непрочитанным? Этого я не могу. Лучше уж мне уйти туда, куда донесут меня мои старые ноги, и никогда больше ему на глаза не показываться.

Сара. Как, и ты хочешь его покинуть?

Уайтуэлл. Разве я не должен буду это сделать, если вы не прочитаете письмо? Прочитайте его, пожалуйста. Пусть мой первый преднамеренный обман, за который я так казню себя, хотя бы пользу принесет. Вы тогда скорее его забудете, а я скорее прощу его себе. Я простой, немудрящий человек и никак не возьму в толк, почему вы не можете или не хотите прочитать письмо. Правы вы или нет – я не знаю, только все это не по божеским законам делается. Я, мисс, думаю так: отец, думаю, всегда отец, дочь может оступиться, но не станет из-за этого плохой дочерью. Ежели отец простил ей грех, то нечего ей больше об этом грехе думать. Кому же охота вспоминать то, чего лучше бы вовсе не было? Сдается мне, мисс, вы день и ночь размышляете о своем грехе, он все растет в вашем воображении, вы мучаетесь и думаете, что этого довольно. А по-моему, вам следует думать о том, как его загладить. А где уж тут загладить, ежели вы упускаете случай, который вам подвернулся? Неужто вы не в силах сделать второй шаг, если первый уже сделан любящим отцом?

Сара. Твои простодушные слова вонзают мечи в мое сердце! Именно то, что он сделал первый шаг, нестерпимо для меня. Чего ты хочешь? Разве оп этим ограничится? Он пойдет дальше, а я и шагу не могу ступить ему навстречу. Я так далеко ушла от него, что и он должен пройти бог весть какое расстояние, чтобы снизойти до меня. Ежели он меня простит, ему придется простить все мое преступление и еще вынести, что последствия этого преступления всегда будут у него перед глазами. Можно ли такого требовать от отца?

Уайтуэлл. Не знаю, мисс, хорошо ли я вас понял. Сдается мне, вы хотите сказать, что очень уж много надо ему вам прощать, а это, конечно, горько, вот вы и совеститесь принять его прощение. Если вы так рассуждаете, то скажите на милость, разве прощать не радость для доброго сердца? На моем веку мне не часто выпадала такая радость. Но я и сейчас с удовольствием вспоминаю эти минуты. На меня тогда нисходила какая-то умиленность, успокоение, неземная легкость, и я не мог не думать о бесконечной благости господа нашего, что дарует всепрощение своей пастве. Я хотел прощать в каждый миг своей жизни и стыдился, что мне приходится прощать лишь какие-то мелочи. Прощать злые обиды, смертельные оскорбления – это же блаженство, в котором растворяется вся душа, говорил я себе. А вы, мисс, не хотите, чтобы такое блаженство испытал ваш отец.

Сара. Ах!.. Продолжай, Уайтуэлл, продолжай!

Уайтуэлл. Я знаю, некоторые люди неохотно принимают прощение – потому что сами не научились прощать. Это гордые, несгибаемые люди, они ни за что не хотят сознаться, что поступили дурно. Но вы не из их числа, мисс. У вас, самое любящее, самое нежное сердце, какое только может быть у женщины. Свою ошибку вы сознаете. Так за чем же дело стало? Вы уж не сердитесь, мисс, на старого болтуна, мне сразу надо было заметить, что ваше нежелание читать письмо – похвальная заботливость, добродетельная застенчивость. Те, что могут не колеблясь принять великое благодеяние, редко этого благодеяния достойны. Те же, что больше других его заслуживают, всегда сомневаются в себе. Но ведь и в сомнениях надо меру знать.

Сара. Добрый, старый Уайтуэлл, ты, кажется, убедил меня.

Уайтуэлл. Боже правый, если мне суждено такое счастье, значит, добрый дух говорил моими устами. Нет, мисс, мои слова тут ни при чем, разве что они дали вам время подумать и оправиться от радостного потрясения. Ведь вы сейчас прочитаете письмо, верно? О, прочитайте его, прочитайте сию же минуту!

Сара. Я так и сделаю, Уайтуэлл. Какую боль я испытаю, какой удар сейчас постигнет меня!

Уайтуэлл. Но ведь боль-то радостная.

Сара. Замолчи! (Начинает про себя читать письмо.)

Уайтуэлл. О, если бы он сам ее видел!

Сара (после того как она несколько мгновений читала, не произнося ни слова). Ах, Уайтуэлл! Какой у меня отец! Мое бегство он называет отсутствием. И от этого мягкого слова оно становится еще преступнее! (Читает дальше и снова прерывает чтение.) Нет, ты только послушай! Он льстит себя надеждой, что я еще люблю его. (Читает и опять прерывает чтение.) Он меня просит, меня? Отец просит свою дочь, преступную дочь? О чем же он просит? (Читает про себя.) Просит забыть его неосмотрительную суровость и долее не карать его разлукой. Неосмотрительная суровость! Не карать его! (Опять читает и опять прерывает чтение.) Еще страшнее! Он благодарит меня, благодарит за то, что я дала ему повод познать всю глубину отцовской любви. Злосчастный повод! Если бы он хоть сказал дальше, что одновременно познал всю глубину дочернего непокорства! (Читает.) Но он этого не говорит! Ни словом не упоминает о моем преступлении. (Продолжает читать про себя.) Он хочет приехать и увезти домой своих детей. Своих детей, Уайтуэлл! Это превосходит возможное! Или я неправильно прочитала? (Перечитывает.) Лучше мне умереть! Он пишет, что его сыном должен быть тот, без кого у него не может быть дочери. О, хорошо бы ему никогда не иметь этой несчастной дочери! Иди, Уайтуэлл, оставь меня одну! Он ждет ответа, и я тотчас же его напишу. Зайди ко мне через час. Ты славный человек. Слуги редко бывают друзьями своих господ!

Уайтуэлл. Не срамите меня, мисс. Ежели бы все господа походили на сэра Уильяма, то извергами были бы слуги, не захотевшие отдать за них жизнь. (Уходит.)