Текст книги "Драмы. Басни в прозе."

Автор книги: Готхольд-Эфраим Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Явление седьмое

Принц. Сейчас же! Сейчас же! Где он? (Ищет глазами портрет.) На полу. Это недопустимо! (Поднимает портрет.) Смотреть на тебя? Я не могу больше смотреть на тебя! К чему глубже вонзать стрелу в мою рану? (Отставляет портрет в сторону.) Довольно я томился и вздыхал – дольше, чем следовало, а ничего не сделал! Из-за этой праздной неги я чуть было не потерял всего! А если все потеряно? А если Маринелли ничего не сможет сделать? Зачем я полагаюсь на него одного? Мне пришло в голову: в этот час (смотрит на часы), как раз в этот час благочестивая девушка имеет обыкновение каждое утро слушать мессу у доминиканцев… А что, если я попытаюсь там с ней заговорить? Однако нынче, в день ее свадьбы… нынче у нее на сердце другие дела, а не месса… Впрочем, кто может знать? Выход один. (Звонит. Пока он поспешно собирает некоторые из лежащих на столе бумаг, входит камердинер.) Подать карету! Из советников нет еще никого?

Камердинер. Камилло Рота,

Принц. Пусть войдет.

Камердинер уходит.

Только бы он меня не задержал. Сейчас это невозможно. В другой раз я готов уделить побольше времени всяческим его колебаниям… Тут была еще просьба какой-то Эмилии Брунески… (Ищет ее.) Вот она… Однако, любезная Брунески, где твоя заступница?..

Явление восьмое

Камилло Рота (с бумагами), Принц.

Принц. Сюда, Рота, сюда! Вот что я распечатал сегодня утром. Мало утешительного! Вы сами увидите, что тут надо сделать. Возьмите же.

Камилло Рота. Хорошо, ваша светлость.

Принц. Здесь еще просьба некоей Эмилии Галот… Брунески, хочу я сказать… Я уже написал свое согласие, однако… просьба,. совсем не пустячная… Подождите с исполнением… И даже не ждите, а как вам будет угодно.

Камилло Рота. Не как мне будет угодно, ваша светлость.

Принц. А что там еще? Что-нибудь подписать?

Камилло Рота. Нужно подписать смертный приговор.

Принц. Весьма охотно!.. Давайте сюда! Быстрей!

Камилло Рота (в изумлении глядя на принца). Смертный приговор, я сказал.

Принц. Прекрасно слышу. Я бы успел уже это сделать. Я тороплюсь.

Камилло Рота (просматривает свои бумаги). Я, как видно, не захватил его с собой! Простите меня, ваша светлость. С этим можно повременить до завтра.

Принц. Можно и так. Собирайте же бумаги! Мне нужно ехать… Завтра, Рота, займемся подольше. (Уходит.)

Камилло Рота (качает головой, собирает бумаги и направляется к выходу). «Весьма охотно!» Смертный приговор – весьма охотно! В эту минуту я бы не дал подписать приговор, даже если бы дело шло об убийце моего единственного сына. Весьма охотно! Весьма охотно! Это ужасное «весьма охотно» пронзает мне душу!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Действие происходит в зале в доме Галотти.

Явление первое

Клаудия Галотти и Пирро.

Клаудия (входя, обращается к Пирро, появляющемуся с другой стороны). Какой это всадник въехал во двор?

Пирро. Наш господин, сударыня.

Клаудия. Супруг мой? Возможно ли?

Пирро. Он следует за мной.

Клаудия. Так нежданно? (Спешит ему навстречу.) Ах! Мой дорогой!

Явление второе

Те же и Одоардо Галотти.

Одоардо. С добрым утром, моя милая! Не правда ли, это называется удивить?

Клаудия. И самым приятным образом! Если только за этой неожиданностью ничего не скрывается.

Одоардо. Ничего более! Не беспокойся… Счастье этого дня заставило меня рано проснуться. Утро было так прекрасно. Путь так недалек. Я думал, что у вас тут столько дела… Мне пришло в голову, что вы можете легко о чем-нибудь позабыть… Одним словом, я приезжаю, смотрю и тотчас же уезжаю обратно… Где Эмилия? Наверно, занята нарядами?

Клаудия. Занята своей душой! Она слушает мессу. «Сегодня больше, чем в любой другой день, нужно молить о милости всевышнего», сказала она, бросила все, накинула вуаль и поспешила…

Одоардо. Совсем одна?

Клаудия. Тут несколько шагов…

Одоардо. Достаточно и одного, чтоб оступиться.

Клаудия. Не сердитесь, мой дорогой. Пойдемте ко мне – минуту отдохнуть и закусить, если хотите.

Одоардо. Как хочешь, Клаудия, только она не должна была идти одна…

Клаудия. А вы, Пирро, оставайтесь здесь в прихожей и не допускайте сегодня никаких посетителей.

Явление третье

Пирро и вскоре за тем Анжело.

Пирро. Которые являются только из любопытства… О чем только они меня не расспрашивали за последний час! Кто это идет?

Анжело (выглядывает из-за сцены. Он в коротком плаще, которым прикрывает лицо; шляпа надвинута на лоб). Пирро!.. Пирро!..

Пирро. Знакомый?

Анжело входит и распахивает плащ.

О небо! Анжело? Ты ли это?

Анжело. Как видишь. Я уже давно хожу возле дома, чтобы поговорить с тобой… Два слова…

Пирро. И ты решаешься снова показываться среди людей? Ведь после того последнего убийства тебя объявили вне закона. За твою голову назначена награда.

Анжело. Но ты ведь не хочешь заслужить ее!

Пирро. Чего тебе надо? Прошу тебя, не делай меня несчастным.

Анжело. Не этим ли? (Показывает ему кошелек с золотом.) Бери! Это твое!

Пирро. Мое?

Анжело. Разве ты забыл? Твой прежний хозяин, немец…

Пирро. Молчи о нем!

Анжело. Которого ты привел к нам в ловушку, на дороге в Пизу…

Пирро. Если бы нас кто-нибудь услышал!

Анжело. Он был так любезен, что оставил нам и драгоценный перстень… Разве ты не знаешь? Этот перстень был слишком драгоценен, чтобы сразу же обратить его в деньги и не вызвать подозрений. Но наконец это мне удалось. Я получил за него сто пистолей. Вот это – твоя часть. Возьми!

Пирро. Я ничего не хочу… Оставь все себе.

Анжело. Как хочешь! Если тебе все равно, за сколько ты продаешь свою голову… (Делает вид, что хочет снова спрятать кошелек.)

Пирро. Ну, давай сюда. (Берет деньги). Ну, а еще что? Ведь не только ради этого ты разыскал меня…

Анжело. Тебе это кажется невероятным?.. Негодяй! Да что ты о нас думаешь?.. Что мы способны присваивать чужое добро? Это, может быть, принято у так называемых порядочных людей, но не у нас… Прощай! (Делает вид, будто хочет уйти, и возвращается.) Я должен все-таки спросить у тебя одну вещь. Старый Галотти совершенно один прискакал в город. Что ему нужно?

Пирро. Ничего ему не нужно. Просто проехался верхом. Его дочь сегодня вечером в их родовом поместье венчается с графом Аппиани. Он не может дождаться часа…

Анжело. И скоро уезжает обратно?

Пирро. Так скоро, что застанет тебя здесь, если ты еще замешкаешься. Но у тебя нет никакого умысла против него? Берегись. Он – человек…

Анжело. Разве я его не знаю? Разве я не служил у него под началом? Если бы еще у него было чем поживиться! Когда едут молодые?

Пирро. Примерно в полдень.

Анжело. Много будет провожатых?

Пирро. Поедут в одной карете – мать, дочь и граф. Несколько друзей приедут из Сабьонетты в качестве свидетелей.

Анжело. А слуги?

Пирро. Только двое, не считая меня. Я поеду верхом впереди.

Анжело. Это хорошо. Еще вопрос. Чья карета? Ваша или графа?

Пирро. Графа.

Анжело. Плохо! Там еще форейтор да кучер-силач. Все же…

Пирро. Удивляюсь! Чего тебе надо?.. Какие-то драгоценности, что могут быть у невесты, вряд ли стоят труда…

Анжело. Зато стоит сама невеста!

Пирро. И в этом преступлении мне также придется быть твоим сообщником?

Анжело. Ты поедешь верхом впереди. Скачи себе и скачи! Да не оглядывайся назад!

Пирро. Ни разу!

Анжело. Как? Мне почудилось, ты хочешь разыграть роль совестливого человека… Ну, молодчик! Я думаю, ты знаешь меня. Если ты проболтаешься… если хоть что-нибудь окажется не так, как ты мне описал…

Пирро. Но, Анжело, во имя неба!

Анжело. Делай так, как тебе сказали. (Уходит.)

Пирро. Ах! Стоит дьяволу ухватить тебя за один лишь волосок, и ты навсегда в его власти! О, я несчастный!

Явление четвертое

Одоардо и Клаудия Галотти, Пирро.

Одоардо. Ее слишком долго нет. Я не могу больше…

Клаудия. Еще минуту, Одоардо! Она будет огорчена, если не увидит тебя.

Одоардо. Я должен еще завернуть к графу. С трудом могу дождаться мига, когда назову моим сыном этого достойного молодого человека. Все в нем меня восхищает! И больше всего решение жить уединенно в отеческих долинах.

Клаудия. У меня сердце разрывается, когда об этом думаю… Неужели мы должны совсем потерять нашу единственную, нашу милую дочь!

Одоардо. Что ты называешь потерять ее? Знать, что она в объятиях любви? Не смешивай радость, которую она приносит тебе, с ее счастьем. Ты хочешь оживить мое давнее подозрение, будто шум и рассеяние света, близость двора, скорее, чем необходимость дать нашей дочери приличное воспитание, побудили тебя остаться с нею здесь, в городе, вдали от мужа и отца, который так любит вас.

Клаудия. Как это несправедливо, Одоардо! Но позволь мне сегодня привести один-единственный довод в пользу этого города, этой близости ко двору, который так ненавистен твоей строгой добродетели. Здесь, только здесь любовь могла соединить созданных друг для друга. Только здесь граф мог найти Эмилию и нашел ее.

Одоардо. Это я допускаю. Но, добрая моя Клаудия, разве ты права потому только, что исход дела оправдывает тебя!.. Хорошо, что так кончилось с этим городским воспитанием! Не будем считать себя мудрыми там, где нам только посчастливилось! Хорошо, что так кончилось!.. Теперь они, назначенные друг для друга, соединились. Пусть же теперь они отправятся туда, куда призывает их невинность и тишина… Что делать здесь графу? Гнуть спину, льстить и ползать да стараться взять верх над разными Маринелли, чтобы добиться, наконец, успеха, которого ему не нужно? Чтобы удостоиться в конце концов почестей, которые для него ничто?.. Пирро!

Пирро. Я здесь.

Одоардо. Ступай, отведи моего коня к дому графа. Я приду вслед за тобой и поеду оттуда.

Пирро уходит.

Зачем графу здесь служить, когда там он может повелевать? К тому же ты не думаешь, Клаудия, о том, что он из-за нашей дочери окончательно портит свои отношения с принцем. Принц ненавидит меня.

Клаудия. Может быть, меньше, чем ты опасаешься.

Одоардо. Опасаешься? Очень я этого опасаюсь!

Клаудия. Говорила ли я тебе, что принц видел нашу дочь?

Одоардо. Принц? Где же?

Клаудия. У канцлера Гримальди на последнем вечере, который он удостоил своим присутствием. Он проявил к ней такую благосклонность…

Одоардо. Такую благосклонность…

Клаудия. Он так долго беседовал с ней…

Одоардо. Беседовал с ней?

Клаудия. По-видимому, был так очарован ее веселостью и остроумием…

Одоардо. Так очарован?

Клаудия. Так усердно превозносил ее красоту…

Одоардо. Превозносил? И ты рассказываешь все это мне с таким восторгом? О Клаудия! Клаудия! Тщеславная, безумная мать!

Клаудия. Почему же?

Одоардо. Ну, хорошо, хорошо! И с этим кончено! Ах, когда я только себе представляю… Вот куда меня можно было бы так смертельно ранить!.. Сластолюбец, который восхищается, домогается своего… Клаудия! Клаудия! Одна мысль об этом приводит меня в бешенство… Ты должна была сейчас же известить меня… Однако мне бы не хотелось сегодня говорить тебе что-нибудь неприятное. А если я задержусь (она хватает его за руку), это непременно случится. Поэтому пусти меня! С богом, Клаудия! Надеюсь, вы благополучно приедете вслед за мной!

Явление пятое

Клаудия. Что за человек! О, грубая добродетель!.. Если только она заслуживает этого имени. Все кажется ему подозрительным, достойным кары!.. Если это называется знанием людей, то кто желал бы обладать этим знанием?.. Но где же Эмилия? Принц – враг ее отца. Следовательно, если он обратил свой взор на дочь, то единственно для того, чтоб ее опозорить.

Явление шестое

Эмилия и Клаудия Галотти.

Эмилия (вбегает, в страхе и смятении). Слава богу! Слава богу! Теперь я в безопасности. Или он и сюда последовал за мной? (Откинув вуаль и увидев мать.) Не преследует ли он меня, матушка? Нет, благодарение небу!

Клаудия. Что с тобой, дочь моя? Что с тобой?

Эмилия. Ничего, ничего…

Клаудия. Ты так дико озираешься вокруг? И вся дрожишь?

Эмилия. Что мне пришлось выслушать! И где, где должна была я это услышать!

Клаудия. Я думала, ты в церкви…

Эмилия. Там это и случилось. Что церковь и алтарь пороку? Ах, матушка! (Бросается в ее объятия.)

Клаудия. Говори, дочь моя… Не мучь меня этими страхами… Что могло случиться с тобой плохого там, в храме?

Эмилия. Никогда моя молитва не должна была бы быть более искренней *и горячей, чем сегодня. И никогда она не была более далекой от этого.

Клаудия. Мы – только люди, Эмилия. Молитвенный дар не всегда в нашей власти. Для неба желание молиться – уже молитва.

Эмилия. И желание грешить – уже, грех.

Клаудия. Этого моя Эмилия не могла желать!

Эмилия. Нет, матушка. Господня милость не дала мне пасть так низко… Но чужой порок может и против нашей воли сделать нас своим сообщником!

Клаудия. Приди в себя! Соберись с мыслями, насколько это возможно… Скажи мне: что с тобой случилось?

Эмилия. Только я преклонила колена – дальше от алтаря, чем обычно, потому что я слишком поздно пришла… только стала возносить мое сердце к всевышнему, как кто-то занял место вплотную сзади меня, совсем вплотную сзади меня! Я не могла отодвинуться ни вперед, ни в сторону, как ни хотела: я боялась, что молитва кого-либо из соседей помешает мне сосредоточиться… Молитва! Вот самое страшное, чего я боялась… Но прошло немного времени, и я услышала совсем у своего уха… после глубокого вздоха… не имя святого., а имя… не сердитесь, матушка, имя вашей дочери… Мое имя… О, если бы удар грома не дал мне дольше слушать!.. Он говорил о красоте, о любви… Он жаловался, что этот день, означающий счастье для меня, навсегда делает его несчастным… Он заклинал меня… Мне пришлось все это выслушать. Но я не оборачивалась. Я хотела показать вид, будто ничего не слышу. Что могла я сделать еще?.. Молить моего доброго ангела, чтобы он поразил меня глухотой, хотя бы даже навеки! Я молила его об этом. Единственно об этом могла я молиться… Наконец пришло время снова подняться. Служба кончилась. Я дрожала, боясь увидеть того, кто осмелился позволить себе такую наглость. И когда я обернулась и когда я его увидела…

Клаудия. Кого, дочь моя?

Эмилия. Угадайте, матушка, угадайте… Мне казалось, что земля разверзнется подо мной… Его самого.

Клаудия. Кого же самого?

Эмилия. Принца.

Клаудия. Принца!.. Да будет благословенно нетерпение твоего отца, который только что был здесь и не захотел тебя дождаться!

Эмилия. Отец был здесь и не захотел меня дождаться?

Клаудия. Если бы ты в твоем смятенье и ему рассказала все это…

Эмилия. Что же, матушка? Что ж он мог бы осудить во мне?

Клаудия. Ничего, так же, как и во мне. И все же, все же… Ах, ты не знаешь твоего отца! В своем гневе он смешал бы преступника с невинной жертвой. В бешенстве ему бы показалось, что я способствовала тому, чего я не могла ни предупредить, ни предвидеть. Но дальше, дочь моя, дальше! Когда ты узнала принца… Я надеюсь, что ты достаточно овладела собой и выразила ему взглядом все презрение, которого он заслуживает.

Эмилия. Я не овладела собой, матушка. После первого взгляда, когда я его узнала, у меня нехватило мужества еще раз на него посмотреть. Я побежала…

Клаудия. А принц за тобой…

Эмилия. Я этого не знала, пока на паперти не почувствовала, как меня схватили за руку. Это был он! От стыда я должна была остановиться. Вырваться от него? Но это обратило бы на нас внимание проходящих. Вот единственная мысль, на которую я была еще способна или о которой еще помню. Он говорил, и я ему отвечала. Но что говорил он, что я отвечала… если вспомню, – да… тогда я расскажу вам, матушка. Сейчас я ничего не знаю. Я была как в беспамятстве. Тщетно пытаюсь припомнить, как вырвалась я от него и выбежала прочь. Я опомнилась уже на улице. И слышу, как он бежит за мной, и слышу, как он вслед за мной вступает в дом, вместе со мной поднимается по лестнице…

Клаудия. У страха глаза велики, дочь моя! Никогда не забуду, с каким выраженьем лица ты вбежала… Нет, он не мог осмелиться следовать за тобой сюда… Боже! Боже! Если бы твой отец это знал! Как он рассвирепел, когда узнал, что принцу доставило удовольствие встретиться с тобой на днях… Теперь успокойся, дочь моя. Сочти за сон все то, что с тобой случилось. Ведь это будет иметь, еще меньше последствий, чем сон. Сегодня все эти преследования окончатся для тебя.

Эмилия. Нет; матушка. Граф должен это знать. Я должна рассказать ему.

Клаудия. Ради всего на свете – не надо! Зачем это? К чему? Разве ты хочешь из-за пустяков – ну, конечно же, из-за пустяков – встревожить его? Даже если бы он сейчас и не встревожился, знай, дитя, что яд, который не действует сразу, тем не менее остается опасным ядом. Что не производит никакого впечатления на жениха, может подействовать на мужа. Жениху может даже показаться лестным победить такого важного соперника. Но когда он его уже победит, ах, дитя мое… как часто жених становится тогда совершенно другим существом. Да хранит тебя твоя звезда от этого испытания.

Эмилия. Вы знаете, матушка, как охотно я во всем признаю превосходство вашего ума… Но если он узнает от другого, что принц сегодня говорил со мной? Разве мое умолчание рано или поздно не умножит его тревоги? Я все же думаю, что лучше мне ничего не таить от него на сердце.

Клаудия. Слабость! Слабость влюбленной! Нет, ни в каком случае, дочь моя! Не говори ему ничего. Не показывай ему и вида.

Эмилия. Хорошо, матушка! У меня нет своей воли, когда я с вами. Ах! (Глубоко вздохнув.) Теперь мне опять стало совсем легко. Какое я глупое, пугливое создание! Не правда ли, матушка? Я могла при этом и совсем иначе себя вести и все же была бы не более виновата, чем сейчас.

Клаудия. Я не хотела тебе этого говорить, пока твой собственный здравый смысл не скажет тебе того же. И я знала, что он тебе это скажет, как только ты снова придешь в себя… Принц – человек галантный. Ты слишком мало привыкла к языку галантности, а он ничего и не значит. На этом языке простая любезность становится чувством, комплимент – клятвой, каприз – желанием, желание – умыслом. Ничто звучит на этом языке как все, и все на нем значит то же, что ничего.

Эмилия. О матушка! Если так, то я с моими опасениями должна была показаться и вовсе смешной! Конечно, мой милый Аппиани ничего не узнает об этом! Он легко мог бы счесть меня скорее тщеславной, чем добродетельной. Вот он сам сюда идет. Это его шаги.

Явление седьмое

Те же и граф Аппиани.

Аппиани (входит, глубоко задумавшись, опустив глаза; он приближается, не замечал Эмилии, пока она сама не подбегает к нему). Ах, моя дорогая! Я не ожидал встретить вас в гостиной.

Эмилия. Я бы желала, чтобы вы, граф, были веселее даже там, где вы не ожидаете меня встретить… Так торжественны? Так задумчивы? Разве этот день не заслуживает более радостных порывов?

Аппиани. Он стоит большего, чем вся моя жизнь. Но он полон для меня такого блаженства, что, может быть, само это блаженство делает меня столь задумчивым или, как вы называете, торжественным. (Заметив мать Эмилии.) Ах, и вы здесь, сударыня! Скоро я буду называть вас именем более нежным!

Клаудия. И оно будет моею величайшей гордостью! Как ты счастлива, моя Эмилия! Почему твой отец не пожелал разделить нашей радости?

Аппиани. Я только что вырвался из его объятий, вернее – он из моих. Моя Эмилия, что за человек ваш отец! Образец всех мужских добродетелей. В какую высь поднимается моя душа, когда я с ним! Моя решимость всегда быть добрым и благородным никогда не бывает сильнее, чем когда я его вижу, чем когда я думаю о нем. И чем же еще, как не воплощением этого желания, я могу сделать себя достойным чести называться его сыном, быть вашим, моя Эмилия?

Эмилия. И он не пожелал меня подождать!

Аппиани. Я думаю, это потому, что Эмилия в это краткое посещение слишком бы потрясла его, слишком овладела бы всей его душой.

Клаудия. Он думал, ты занята своим свадебным нарядом, а услышал…

Аппиани. То, что и я услышал от него с умилением и восторгом… Как прекрасно, моя Эмилия! Я найду в вас благочестивую жену, которая притом же не гордится своим благочестием.

Клаудия. Все же, дети мои, надо делать одно и не забывать о другом! Уже время. Займись же, Эмилия, приготовлениями!

Аппиани. Зачем, сударыня?

Клаудия. Неужели вы хотите вести ее к алтарю вот в этом платье?

Аппиани. Право, я только сейчас заметил. Кто может смотреть на вас, Эмилия, и думать о вашем наряде?.. Почему бы ей не идти под венец такой, как сейчас?

Эмилия. Нет, милый граф, не такой, не совсем такой, но и не очень нарядной, нет, не очень… Одна минута – и я буду готова… На мне не будет ни одного из тех драгоценных камней, которые подарило мне ваше расточительное великодушие. Не надену ничего, решительно ничего, что подобало бы для этих драгоценностей! Я могла бы возненавидеть эти камни, если бы мне их подарили не вы… Ведь они мне приснились три раза!

Клаудия. Как! Я об этом ничего не знаю.

Эмилия. Мне снилось, будто я их надела и каждый камень вдруг превратился в жемчужину. А жемчуг, матушка, жемчуг ведь означает слезы.

Клаудия. Дитя! Толкование снов само похоже на сновидение. Разве ты раньше не предпочитала жемчуг другим камням?

Эмилия. Конечно, матушка, конечно…

Аппиани (задумчиво и меланхолично). Означает слезы, означает слезы…

Эмилия. Как? Это вас поражает? Вас?

Аппиани. Да. Мне следовало бы стыдиться. Однако когда воображение уже настроилось на грустные образы…

Эмилия. Почему оно так настроено? А что вы скажете о том, что я надумала? Что было на мне, какой был у меня вид, когда я понравилась вам впервые? Вы еще помните?

Аппиани. Помню ли я еще? В мыслях я не вижу вас иной. И вижу вас такой и тогда, когда вижу вас иной.

Эмилия. Итак, платье того же цвета, того же покроя, свободное, развевающееся.

Аппиани. Чудесно!

Эмилия. А волосы…

Аппиани. В их естественном темном блеске, в локонах, как их создала сама природа.

Эмилия. Не забывайте и о розе в волосах! Хорошо же! Немножко терпения и я такой предстану пред вами!