Текст книги "Норвежский детектив"

Автор книги: Герт Нюгордсхауг

Соавторы: Идар Линд,Андре Бьерке
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

2. Он танцует рок, изучает карту вин в дискотеке и заводит знакомство

Фредрик отчаянно чертыхался, стараясь полегче водить бритвой по расписанной царапинами и ссадинами коже. Смотрел на себя в зеркало безо всякого удовольствия. Молодое еще, хоть и не без морщин, загорелое лицо было обезображено воспаленными розовыми пятнами. По-детски простодушные голубые глаза могли свирепеть и метать гневные искры, когда его выводили из себя. Но чаще всего они озарялись весельем. Смех был единственным оружием Фредрика Дрюма, с ним он выиграл не один жестокий поединок.

Фредрик по прозвищу Пилигрим, которое пристало к нему после злополучной истории с кинозвездой Миа Мунк. Зеленый и неопытный в любви, он оказался легкой добычей. Они случайно познакомились в какой-то компании, и когда он без экивоков и всяких задних мыслей поведал ей о своих многочисленных странствиях, не лишенных приключений, она во всеуслышание объявила: «Я нашла своего Пилигрима». После чего в одном журнале с заметками из жизни звезд появились фотографии и крупный заголовок: «НОВЫЙ ДРУГ МИА МУНК – ПИЛИГРИМ». Вся Норвегия могла любоваться тем, как он с лучезарной глупой улыбкой стоит, обнимая прелестницу. Три месяца спустя Миа Мунк кинулась в объятия другому мужчине. Но прозвище так и осталось за Фредриком.

Было это почти три года назад. Задолго до рождения «Кастрюльки». Но воспоминание все еще терзало Фредрика Дрюма. Ибо при всей своей стеснительности он не чурался женщин. В глубине души мечтал о романтической крепкой любви.

Обратная дорога в Сент-Эмильон далась ему нелегко, каждый шаг отзывался мучительной болью. А с каким неприкрытым отвращением смотрели на него встречные. Побывавший в переделке бузотер не мог рассчитывать на симпатию. Портье гостиницы «Плезанс», где остановился Фредрик, явил исключение. Вероятно, потому, что видел его ранее и в пятизвездных гостиницах не останавливаются бузотеры.

– Несчастный случай? – спросил он, сделав большие глаза.

– Да, – ответил Фредрик, – очень серьезный.

И поспешил к себе в номер. Слава Богу, все позади.

Он проспал несколько часов. Потом принял душ, привел себя в порядок, переоделся. Посмотрел на календарь и на часы: вторник, 2 октября, четверть шестого. Не подозревая в тот момент, что речь идет о важном дне в истории Сент-Эмильона: время собирать виноград. Специалисты определяли степень зрелости ягод с точностью чуть ли не до одного часа. Начни собирать их на два дня раньше – катастрофа. На два дня позже – то же самое.

Так, теперь можно дать себе разрядку, отвести душу.

Уговорив себя, что выбрился вполне прилично, он сел за письменный стол. Забыть на несколько часов о винах и подвалах. Сосредоточиться на своем хобби. Хорошее хобби – лучший отдых. У Фредрика Дрюма такое хобби было.

Когда-то он служил дешифровщиком. Получил специальное военное образование. С самого детства Фредрик увлекался тайнописью, раскрытием кодов, разгадыванием ребусов. И когда его призвали в армию, явилась возможность приобрести необходимые знания. Однако расшифровка военных кодов не приносила ему полного удовлетворения. Очень уж шаблонное, малоувлекательное занятие. Его манили более сложные задачи. После нескольких лет на филологическом факультете столичного университета он посчитал, что заложил основу, позволяющую взяться за серьезные исследования, покуситься на тайны древних письмен.

Начал он с рисуночного письма майя. До сих пор исследователям удалось лишь установить обозначение цифр от единицы до десяти. С поистине шампольонским жаром Фредрик Дрюм целый год странствовал в Центральной Америке, изучая и сопоставляя различные тексты. Написанная в шестнадцатом веке книга «Сообщение о делах в Юкатане», в которой Диего де Ланда приводил и толковал некоторые знаки, ему не помогла. Пришлось отступить. Что, однако, вовсе не означало полной капитуляции. Он и после не раз обращался к своим старым записям и подстегивал воображение, изыскивая новые подходы. Правда, без результата.

Зато вот уже год Фредрик усиленно занимался линейным письмом Б, известным по надписям на сотнях глиняных плиток, найденных археологом Эвансом при раскопках Кносского дворца на острове Крит. В 1956 году англичанин Майкл Вентрис сообщил о своей дешифровке письма Б, однако его толкования подверглись серьезной критике. Особенно после того, как стало выясняться, что Кносс вовсе не был дворцом царя Миноса, а скорее громадным каменным склепом. Огромные глиняные сосуды – пифосы, – которые находили почти в каждом отсеке, содержали человеческие кости, порой даже целые скелеты, хотя, согласно дешифровкам Вентриса, основанным на твердом убеждении археолога Эванса, что он раскопал дворец царя Миноса, в них должны были храниться напитки и съестные припасы.

Фредрик Дрюм считал, что ему удалось подобрать многообещающий ключ к шифру линейного письма Б. Почти всюду он возил с собой фотографии некоторых важнейших плиток. Особенно интересовала его плитка «Пи Та 641». Майкл Вентрис предложил такой перевод надписи:

«Пифос 3… пифос, большой с четырьмя ручками, живой,

пифос, малый (человек?), четыре ручки, хмель,

пифос, малый, три ручки, зеленое масло,

пифос, малый (наконец) без ручек».

Довольно бессмысленно и бессвязно. Фредрик не видел логики в этом тексте. Потому и разработал свой собственный ключ. Предварительные попытки сулили успех. Текст сразу становился более интересным.

Два часа работал он над линейным письмом Б, насвистывая про себя и подкрепляясь сырными палочками.

Потом прошел в ванную. Снова посмотрелся в зеркало. Ему хотелось выйти в город, общаться в людьми, но уж больно вид был непрезентабельный.

Внезапно его осенило.

Он поспел в аптеку как раз перед закрытием. В его французском не нашлось нужных слов, но продавщица быстро сообразила, что ему нужно. Обратно в гостиницу.

Вооруженный коричневыми кремами и нейтральной пудрой, Фредрик основательно потрудился над своим лицом. И добился удовлетворительного результата. Теперь было бы трудно разглядеть, – во всяком случае, при искусственном освещении – изъяны в его фасаде. Остальные кожные покровы его не волновали, они были закрыты одеждой.

В город, от Колокольной площади вниз по узкой улочке до главной площади Сент-Эмильона – Плас дю Марше. Здесь Фредрик Дрюм сел за столик перед блинной и, заказав блинчик с сыром и чашку чая, обратил взгляд на компанию вокруг большого дуба.

Все были на месте.

Виноторговцы, крупные и мелкие. Они явно постоянно собирались здесь. Фредрик отмечал знакомые лица. Услышит ли он чей-нибудь удивленный возглас, если спустится к ним и закажет стаканчик вина?

Он выкинул эти мысли из головы, сосредоточился на чае, купил газету, и в глаза ему бросились заголовки:

ПОЛИЦИЯ НЕ В СИЛАХ РЕШИТЬ ЗАГАДКУ ИСЧЕЗНОВЕНИЙ В СЕНТ-ЭМИЛЬОНЕ

Комиссар Дюфлер полагает, что это дело рук сумасшедшего убийцы. В Сент-Эмильон прибыли следователи из Парижа. Полиция начинает операцию, сравнимую с той, которая в начале восьмидесятых годов привела к обнаружению и ликвидации особо опасного преступника Жака Месрена.

Фредрик Дрюм внимательно прочитал все, что относилось к этой теме. Ну вот, опять двадцать пять; он-то предвкушал мирное времяпрепровождение с дегустацией вин и приятными беседами о новом урожае.

Он прислушался к доносившимся до него обрывкам разговоров. Звучали чьи-то имена. Имена исчезнувших людей. Приглушенные речи, нервные взгляды… И ни слова о важнейшем событии года – сборе винограда.

Вот так.

Он снова обратился к газете. В одной заметке перечислялись имена:

7 августа: Соланж Тефлие, 37 лет, домохозяйка

10 августа: Серж Антон Килли, 9 лет, школьник

23 августа: Робер Меллин, 51 год, виноградарь

25 августа: Сирил Глара, 29 лет, виноградарь

3 сентября: Жанет Муле, 15 лет, школьница

12 сентября: Грэс-Клэр Мойер, 63 года, пенсионерка

28 сентября: Жан-Мари Ласкомб, 17 лет, ученик.

Возраст – самый различный. Жертвы обоего пола.

Вряд ли за этим стоит какой-нибудь сексуальный маньяк, заключил Фредрик Дрюм, складывая газету и отодвигая ее в сторону. Он не собирался впутываться в это дело.

Не собирался? Он, Пилигрим?

Фредрик посмотрел на ближайшие столики. Среди посетителей выделялись сидящие порознь двое элегантно одетых мужчин. Следователи из Парижа. Надо думать, не они одни размещены на стратегических позициях в округе. Сент-Эмиль-он с прилегающим районом занимал не такую уж большую территорию. Естественно, приезжие бросаются в глаза.

Фредрик расплатился и направился вверх по тесной улочке, через Каданские ворота, к францисканскому монастырю XV века. Выбрал место и сел у стены перед монастырем, откуда был виден почти весь городок, слабо освещенный редкими уличными фонарями. Тихий городок.

С крыши монастыря за его спиной взлетели голуби. Мощные серые монастырские стены хранили безмолвие. За ними были сплошь одни развалины, остатки келий, поросшие бурьяном. Но по словам местных жителей, каждую неделю, в ночь на среду, когда церковный колокол пробьет двенадцать, оттуда доносился детский плач. Ему об этом совершенно серьезно поведал один бывший виноторговец, пенсионер, вместе с которым он как-то вечером сидел за столиком на площади, и окружающие кивали, подтверждая его слова.

Фредрик улыбнулся. Теперь прибавится пищи суеверию… Достав из кармана звездный кристалл, он поднес его почти вплотную к правому глазу и прищурился. Нормальный желтоватый цвет.

До полуночи оставалось три часа.

Дискотека. Фредрик Дрюм знал, что в Сент-Эмильоне есть дискотека, и решил сходить туда. Не мешает послушать музыку. Основательно прочистить мозги, засоренные мыслями о событиях истекших суток. Глядишь, снова захочется выпить бутылочку доброго вина?

Помещение дискотеки было забито молодыми людьми, табачным дымом и громкой музыкой. Стробоскоп и световой орган создавали надлежащую психоделическую атмосферу. Фредрик остановил свой выбор на столике, за которым сидела молодая пара. Они не обратили на него внимания, всецело занятые познанием губ друг друга.

Что-то кольнуло в груди, чуть-чуть. Воспоминание о Миа Мунк?

Он заказал кружку пива и отдался воздействию Майкла Джексона. Хорошо-то как… Фредрик Дрюм перенесся совсем в другую страну, совсем в другое время.

Сейчас он находился в Кноссе. Древняя культура, диковинные обычаи… Он видел ритуальные игры: юные девушки в белом легко танцуют перед ревущим быком. Элегантные шаги – быстро назад, потом вперед, и грациозное сальто через голову разъяренного животного с точным приземлением за его спиной. Судьи единогласно ставят десять баллов. Бокал светлого медового вина красавицам, затем – освежающее купание в мраморном бассейне! Да только все не так, не так. А вот как на самом деле: торопливые нервные шаги перед быком, страх на миловидных бледных лицах, бык бросается вперед, и юная девушка, пронзенная рогами, летит, истекая кровью, на землю у ног жрецов, которые привычными движениями сильных рук подхватывают ее и отправляют вниз головой в место последнего успокоения – стоящий наготове огромный пифос.

Археолог Эванс – лжец, обманщик.

Майкл Вентрис, верный последователь мастера, истолковал линейное письмо Б в его духе, приукрашая минойскую культуру.

Целующаяся пара ушла. С минуту Фредрик Дрюм сидел один. Затем на стул напротив опустилась девушка. Фредрик старался не глядеть на нее, вертел головой и так и сяк, однако невольно задерживал взгляд на ее лице. Удивительно красивое создание. Ждет кавалера?

Прошло десять минут, никакие кавалеры не появились, девушка продолжала сидеть напротив него, держа в руке бокал и созерцая столешницу, и тогда Фредрик прокашлялся, заглушая музыку.

Она подняла взгляд.

«И не пытайся», – говорили ее глаза.

«А я и не думал», – мысленно ответил Фредрик, малость смутившись, однако позволил себе слегка улыбнуться.

После еще десяти минут, когда Фредрик почувствовал, что начинает превращаться в истукана, он резко встал, поклонился и вымолвил:

– Разрешите?

Диск-жокей поставил рок, властный ритм пронизал все тело, как тут устоять. Она отодвинула свой бокал, встала и последовала за ним.

Рок! С ноющими мышцами и костями Фредрик Дрюм двигался как деревянный. Каждая клеточка стонала, но отступать было поздно.

Сплошное мучение… А девушка перед ним танцевала грациозно и легко, как пушинка. Он попробовал изобразить кое-какие отработанные коленца, и даже что-то получилось, но и тут он напрасно пытался поймать ее взгляд. Для нее он был бесплотной тенью. «Берегись, – подумал он. – Я бык, у меня острые рога!»

Когда они сели, он, прежде чем снова загрохотала музыка, успел представиться. Фредрик. Дрюм.

– Дрим? – удивилась она. – Что это значит – Дрим?

– Моя фамилия, – ответил он. – Дрюм. Французы произносят «Дрим». Я норвежец.

– Я француженка. Женевьева.

Он уловил оттенок иронии в ее голосе, но теперь она хоть посмотрела на него.

– Выпьем бутылочку вина? Я один, хочется с кем-нибудь поговорить, и у меня нет никаких дурных намерений! – Ему приходилось напрягать голосовые связки, чтобы перекричать музыку.

«Орать, предлагая незнакомой женщине распить бутылочку вина, не очень-то прилично», – подумал он. Она бросила взгляд на часы, подумала, потом кивнула.

Фредрик метнулся к бару. Спросил карту вин. Карта вин! Карта марочных вин – в дискотеке? Во всем мире только в одном месте возможно такое – в Сент-Эмильоне.

Он выбрал вино из середины списка. Не хотел ни переусердствовать, ни показаться жадным. Маленький замок: Грас Дье. Класс: «Гран-Крю». Для замков в округе Сент-Эмильона была установлена особая классификация. Двенадцать лучших составляли «Премьер Гран Крю Класс».

Особо выделялись среди них, разумеется, Шато Шеваль Блан и Шато Озон; их вина стоили в три раза дороже продукции других замков того же класса. После «Премьер Гран Крю Класс» следовал просто «Гран Крю Класс», включающий семь десятков замков. И замыкал список класс «Гран Крю», куда входило пятьсот с липшим замков. Но Фредрик знал, что и в этом классе встречаются превосходные вина. Все зависит от года.

Он остановил свой выбор на вине «Гран-Крю» производства Шато Грас Дье, 1975 года, зная, что вина этого урожая славились высоким качеством.

Взяв бутылку и два бокала, он возвратился к столику. Налил немного вина девушке. Она понюхала, пригубила и кивнула. Музыкальная машина на время смолкла, стало возможно разговаривать по-человечески.

– Ты хорошо знаешь это вино? – спросила девушка, указывая на бутылку.

– Это? Нет, я впервые пью «Шато Грас Дье». – Он понюхал, пригубил. – Букет с фруктовым привкусом. Мягкое, но вкус недостаточно насыщенный. Маленький замок?

– Странно, – произнесла она задумчиво. – Странно…

– Что же тут странного? – осведомился он, недоумевая.

Она уставилась на него большими карими глазами, словно дивясь чему-то.

– Я живу в Шато Грас Дье, – ответила девушка. – Даже родилась там. Мой отец – винодел, скоро станет земельным собственником.

«Бог мой! – подумал Фредрик, прижимая руку к карману, в котором лежал звездный кристалл. – Какое совпадение. Надо же мне было выбрать именно это вино!»

Вслух он сказал:

– В таком случае не сомневаюсь: когда твой отец станет собственником, вино замка Грас Дье перейдет в «Гран Крю Класс». Выпьем за скорое повышение!

Она улыбнулась и чокнулась с ним.

– Ты и работаешь там?

Она покачала головой:

– Нет, учусь в университете Бордо – химия и фармация. У меня полугодовая практика в здешней аптеке. Жить дома дешевле.

– А твой жених? – вырвалось у Фредрика, и он мысленно пожурил себя за бестактность.

Девушка отвела взгляд. Сделала глоток-другой вина.

– Мой друг заведует производством вина в Шато Озон, – произнесла она бесцветным голосом.

«Замечательно, – сказал себе Фредрик. – Трам-тара-друм. С какими людьми ты общаешься!»

– Он должен был прийти сюда час назад. Теперь уж вряд ли появится. Ничего странного – ведь сегодня день урожая. Наверно у него дел по горло. Как же иначе. – Она встала, взяла свою сумочку. – Мерси, мсье Дрим. Спасибо за вино. До свидания.

Девушка ушла, и Фредрик остался один допивать свое «Грас Дье».

А она не глупа… С каждым глотком ему все больше нравился букет вина. Одно совершенно ясно: он непременно выберет время, чтобы посетить Шато Грас Дье. И запасы «Кастрюльки» пополнятся бутылками из винограда лучшего урожая. А пара бутылочек попадет в его личную винотеку. «Порой качество вина наполовину определяется связанными с ним эмоциями», – философически заключил он про себя, мысленно улыбаясь.

Миа Мунк. Давненько, Фредрик Дрюм, давненько. Вообще давно никого не было.

Дискотека шпарила вовсю. Взрывная музыка закружила Фредрика в центрифуге без каких-либо неприятных ощущений. Никакой перегрузки, просто из него все выжало, выжало мусор, очищая тело и душу. Ежесекундно взрывалось по галактике, каждую секунду рождалась новая. Миллиарды солнц. В одно мгновение. Дивные мысли.

…Он вышел в тихую ночь. Скудное уличное освещение позволяло отчетливо видеть звезды. Фредрик любовался ими, пока не заболела шея.

Поднявшись вверх по улице Гваде, он свернул в переулочек с претенциозным названием «улица Жирондистов». Часы на церкви показывали без четверти двенадцать. Скоро полночь. Поддавшись внезапному порыву, он изменил направление. По улице Францисканцев поднялся к старому монастырю.

Вторник. Сегодня вторник. Скоро церковные часы пробьют двенадцать. Кажется, в это время из-за стен монастыря доносится детский плач? Доброе вино все еще согревало Фредрика.

Он сел на парапет перед монастырем, свесив ноги над улицей внизу. До мостовой было далеко, и у него слегка кружилась голова. Фредрик Дрюм не был свободен от страха высоты. Тем не менее он продолжал болтать ногами в воздухе. Как там его друг, философ, гурман Тоб, Турбьён Тиндердал выразился однажды? «Пустота внутри тебя равна пустоте снаружи, и нередко она ощущается куда сильнее. И тут и там есть свои НЛО».

Их дружбе уже много лет. Впервые они познакомились, когда отбывали воинскую повинность. Тоб был тогда поваром, и его кулинарное искусство сблизило их.

С той поры они поддерживали связь друг с другом. Не один год обсуждали замысел открыть свой ресторан, и когда появилась Майя Мануэлла, дело сразу пошло. Она была полна энтузиазма и вполне реальных идей. Тоб и Майя когда-то вместе участвовали в одной эстрадной группе.

«Пустота внутри тебя». Фредрик Дрюм не очень-то страдал от этой пустоты, жаловаться грех. Что до внешнего пространства, то и его нельзя было назвать пустым. Отнюдь. По своей природе Фредрик был чрезвычайно любознателен и не жалел усилий, докапываясь до сути вещей. Для него жизнь была полна неразгаданных тайн.

Ни одного человека… Ни одной машины… Всегда ли в Сент-Эмильоне такая тишина? Сейчас-то она вполне объяснима. Семь человек… В семи домах царят тревога и горе.

Часы на церкви начали бить.

Досчитав до восьми, Фредрик вдруг ощутил спиной прикосновение чьей-то руки. Короткое прикосновение – не дружеское, а резкое, грубое – столкнуло его с парапета в пустоту.

3. Мсье комиссар закуривает сигару, задает вопросы и наливает стаканчик «Шато Гран-Потэ» 1978

Он пролетел от силы метра два, когда почувствовал сильный удар поперек живота, грозящий рассечь его пополам. Прежде чем он сообразил, в чем дело, руки и ноги уже среагировали и обхватили стальной трос, на котором были подвешены уличные фонари. Трос раскачался с такой силой, что один стеклянный колпак отделился и упал на мостовую. Осталась висеть голая лампочка.

Цепляясь за трос двумя руками и одной ногой, Фредрик ждал, когда прекратится качание. Наконец осторожно повернул голову и посмотрел на стену. Трос был укреплен на ввинченном в гранитный блок железном крюке. До верхнего края парапета, где он сидел перед падением, было почти два метра. Туда ему не подняться. До мостовой прямо под ним – метров пятнадцать – двадцать.

Он повернул голову в другую сторону. Дальний конец троса был укреплен на стене жилого дома, Фредрик различил несколько окон. В каком-нибудь полуметре ниже крюка виднелся небольшой покатый выступ шириной в два кровельных камня, который тянулся под окнами вдоль всего фасада.

Фредрик зажмурился и стиснул зубы, борясь с сосущим страхом высоты и смертоносной встречи с брусчаткой.

Выступ. Сумеет он к нему добраться? Трос не лопнет, крюки не выскочат? Он прикинул расстояние. Семь-восемь метров, не больше.

Почему он не кричит, не зовет на помощь, извещая весь Сент-Эмильон, что висит на тросе и в любую минуту может упасть? Что бы ни говорили о Фредрике Дрюме, а с логикой он был в ладу. Он понимал, что у полиции, или пожарных, или аварийной службы уйдет слишком много времени на то, чтобы придумать способ снять его отсюда. Задолго до этого руки и ноги совсем онемеют, и он упадет. Упадет.

Фредрик старался не смотреть вниз. Прикидывал, как двигаться вдоль троса. Повиснуть на одних руках и перехватываться ими? Хватит ли сил? Какие-то мгновения все его тело, все семьдесят с лишним килограммов будут висеть на одной руке. Не вернее ли ехать по тросу, сохраняя теперешнее положение, пока он не упрется ногой в стену дома?

Долго размышлять было некогда. Фредрик чувствовал, как трос, врезаясь в бедро и руки, нарушает кровообращение. Надо действовать немедля.

Лежа на тросе, он осторожно опустил вторую ногу, затем стал поворачиваться, пока не повис на вытянутых руках. Трос раскачивался и вибрировал, и Фредрик невольно приметил, как его тень мечется по мостовой внизу.

Он быстро перехватился раз-другой, перемещаясь к середине троса. Тяжело, страшно тяжело. Только не промахнуться рукой… И побыстрее перехватываться… Хоть бы этот проклятый трос не раскачивался так сильно!

Полпути одолел… Миновал голую лампочку. Придал телу ритмичное колебательное движение, помогая руками. Три метра до стены, два метра, один! Вот и выступ, он оперся на него коленями, продолжая цепляться за трос…

Его била дрожь, все тело трясло, реакция после чудовищного напряжения не заставила себя ждать. Вверх по пищеводу пополз желудочный сок, Фредрика вырвало, и желчь стекла по подбородку на коричневую черепицу.

Наконец страх отступил, и ему полегчало.

Фредрик присмотрелся к выступу: ширина – две черепицы, заметный покат. Сумеет пройти? Должен, до ближайшего окна не так уж далеко. Вот только на нем крепкие ставни. И следующее окно тоже закрыто ставнями. Лишь у третьего окна они распахнуты. А туда почти десять метров.

Он выпрямился и встал, прижимаясь к стене. Отважился выпустить трос. Неровные плитки были ненадежной опорой, большинство из них еле держалось. Здесь следовало ступать с великой осторожностью.

Лицом к стене. Шаг за шагом. Тщательно проверяя опору ногой, равномерно распределяя нагрузку на выпуклой поверхности черепиц. Первое окно. Есть за что держаться. Дальше снова гладкая стена.

Пробили часы на церковной башне. Половина первого.

Только бы какой-нибудь ночной прохожий внизу не обнаружил его, не принялся кричать. Он и так с трудом удерживает равновесие, малейшая помеха может оказаться роковой. Но улица оставалась пустынной, трос с голой лампочкой перестал раскачиваться, все тени замерли.

Следующее окно, опять можно взяться руками за ставни. Он перевел дух. Его шаги по гремящей черепице были далеко не беззвучными. Если в доме живут люди, они давно должны были услышать шум, – почему не реагируют? Фредрик не стал ломать голову; главное – скоро он будет в безопасности, до следующего окна всего два-три метра, и оно не закрыто ставнями! Он заберется внутрь, ничто не помешает Фредрику Дрюму.

Только не горячиться. Один неосторожный шаг, потеря равновесия и – прощайте, бедный мсье Дрюм. Ему стало весело.

Вот он берется наконец за створку, а теперь и за подоконник. Фредрик заглянул в комнату. Темно, ничего не видно. Он постучал по стеклу. Тишина. Постучал сильнее – по-прежнему никакой реакции. «К черту вежливость», – сказал он себе и вышиб стекло кулаком. Зазвенели осколки, он порезал один палец. Слизнув капельки крови, просунул руку в отверстие и нащупал щеколду. Окно открывалось внутрь.

Забравшись через подоконник в комнату, Фредрик услышал собственное тяжелое дыхание. Попытался сориентироваться в темноте.

Тепло. Как от присутствия людей.

Он задел ногой стул, нащупал руками стену, повел по ней ладонями. Шкаф. Дверь. Выключатель. И приглушенный крик, когда зажегся свет.

Хотя зрелище, представшее его глазам, по существу было весьма трагическим, он невольно расхохотался. Несомненно, причиной громкого, лишенного всякой эстетики смеха было то, что он только что избежал смертельной опасности. Так или иначе, Фредрик Дрюм хохотал.

Посреди комнаты стояла широкая кровать. Под простыней на этой кровати лежали, прижимаясь друг к другу, двое. Мертвенно-бледные от страха. Фредрик в жизни не видел столь ярко выраженного ужаса. Они таращились на него так, словно он был чудовищем с какой-нибудь чужой планеты. И то: какое еще создание могло среди ночи проникнуть в спальню через окно, расположенное посреди гладкой стены?

Он прокашлялся и учтиво поклонился, но пара только еще теснее прижалась друг к другу.

– Прошу прощения, мадам и мсье, произошел несчастный случай, я едва не сорвался вниз и не разбился насмерть.

Фредрик виновато поднял руки и заметил, что ладони коричневые от ржавчины на тросе.

– Словом, – он еще раз прокашлялся, – вам нечего бояться. Я норвежец.

Как будто это могло служить смягчающим обстоятельством.

Мужчина – ему было около пятидесяти – приподнял простыню и даже попытался что-то сказать, но только пошевелил челюстями.

– Разумеется, я заплачу за разбитое стекло, – продолжал Фредрик, – но не могли бы вы встать и подойти со мной к окну, чтобы я объяснил вам, как все произошло. Поверьте, я чудом остался жив.

Он прошел к окну и выглянул наружу.

В самом деле чудо…

На кровати все оставалось по-прежнему, мужчина так и не выбрался из-под простыни. И челюсти его были плотно сомкнуты. Фредрик сделал новую попытку объясниться, но только зря старался – супруги молча таращили на него глаза. В конце концов он сдался, достал пятидесятифранковую бумажку и положил на тумбочку.

– За разбитое стекло, – сказал он. – Спокойной ночи.

Вышел в коридор, отыскал дверь на лестницу. Постоял в темноте, сбрасывая напряжение. Утвердился в сознании своего бытия, собрался с мыслями. Сказал себе, что испуг супружеской четы нетрудно объяснить: они явно решили, что он неспроста зовет их подойти к окну, где-то там ждет страшный экипаж, на котором он намерен доставить их в потусторонний мир. Как он это уже проделал с семью обитателями Сент-Эмильона и округи. Смешно… Однако у Фредрика пропало желание смеяться. Спустившись по лестнице, он нашел входную дверь, отодвинул засов и шагнул через порог.

Вон там, наверху…

Он смотрел на стену, смотрел на лампочку, качающуюся на тонком проводе. Ощутил спиной холодок. Ледяной холодок. В том самом месте, которого час назад коснулась рука.

Рука.

Теперь он был начеку. Стремительно зашагал вверх, держась середины улицы. Свернул в переулок налево. Вот и гостиница. Скорей туда. Вошел в вестибюль. Портье кивнул:

– Несчастный случай?

Фредрик посмотрел на свои светлые брюки. С темными пятнами от ржавчины.

– Ничего серьезного, – сказал он.

Взял ключ и поспешил подняться в номер. Опустился в глубокое кресло.

«Черт-те что, – подумал он. – Несуразица, полнейший бред!» С чего бы кому-то понадобилось убивать его? У кого тут может быть зуб против Фредрика Дрюма? До приезда сюда он не знал никого из местных жителей. А с кем успел здесь познакомиться, говорил почти исключительно о винах. Он никак не мог кого-либо задеть или оскорбить.

Тем не менее факт остается фактом – на его жизнь покушались. Дважды пытались его убить. Кто-то следит за ним. Кто-то постоянно знает, где он находится. Рука толкнула его сзади, когда били церковные часы. Чья рука?

Он вытащил кристалл. Звезда излучала голубоватое сияние.

Фредрик встал, сбросил брюки и рубашку. Достается тут его одежде… К царапинам и ссадинам добавился широкий синяк поперек живота. След от троса, спасшего ему жизнь. Видел ли это Рука? Несомненно. Рука знает, что Фредрик Дрюм все еще жив. И Рука не откажется от новых попыток.

Бред какой-то. В Сент-Эмильоне бесследно исчезают люди. Очевидно, орудует некий извращенный тип, одержимый манией убивать и прятать жертвы. Случай не новый. Вот только покушения на его жизнь, особенно последнее, не укладываются в эту схему. Его пытаются убить так, чтобы создалось впечатление, будто произошел несчастный случай. Тут явно кроется что-то другое.

Обратиться в полицию? Фредрик не видел в этом смысла. Вряд ли ему поверят. Но если даже поверят, что может сделать полиция? Приставить к нему охрану? Держать его взаперти в надежном месте? Уж наверно у полиции есть дела посерьезнее, чем опекать норвежца с непомерно развитым воображением. Нет, в полицию ему незачем соваться.

Фредрик расхаживал голый взад-вперед между кроватью и ванной и стакан за стаканом пил воду, как всегда, когда был сильно возбужден или чем-то потрясен. Пытаться уснуть сейчас было бы бесполезно.

Несколько раз он ловил себя на мысли, что ему, возможно, почудилось прикосновение Руки, просто закружилась голова или разыгралось воображение. Но всякий раз он отбрасывал эти версии. Нет-нет, это исключено. И нечего подыскивать какие-то объяснения, умаляющие значение случившегося. Слишком велик риск, что следующая попытка Руки окажется удачной.

– Враги… – громко сказал он своему отражению, подойдя к зеркалу. – У тебя нет врагов во Франции, Фредрик Дрюм, пожалуй, во всем мире нет.

Ночь не спеша отмеряла шаги до рассвета, а он все продолжал ломать себе голову. Несколько раз проверял, надежно ли заперта дверь, нельзя ли проникнуть в номер через окно. Нельзя – разве что у Руки есть крылья. Что представлялось ему маловероятным.

Около шести утра он простерся на кровати и попробовал сосредоточиться на созерцании обоев. В их узоре был хоть какой-то смысл: переплетение цветочных венков, зеленые стебли и розовые бутоны. Маниола ацидоса, один из самых красивых цветков в мире, растет в Андах, у верхней границы леса. Но трогать его опасно для жизни, в лепестках содержится сильнейший яд. Странно, что он совсем не действует на насекомых.

Нет, вряд ли на обоях Маниола ацидоса.

– Восемнадцать посадочных мест, – говорил Тоб. – Три столика на четверых, три на двоих. Если в среднем каждый вечер будут заняты шестьдесят процентов мест – это значит по двенадцать посетителей, – будем с прибылью. При условии, что каждый посетитель оставит не меньше двухсот крон.

– А если каждый вечер будут заняты все столики и каждый посетитель оставит в среднем двести пятьдесят крон? – нетерпеливо осведомился Фредрик, изучая выкладки Тоба.