Текст книги "Осень ацтека"

Автор книги: Гэри Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

– Насчёт того, владыка, как делается порох, – промолвил он почти извиняющимся тоном, – мне ничего не известно. Но пока у меня не было никаких приказов и сведений о тебе, я решил употребить это время с пользой. Поэтому свинец у нас есть, и в большом количестве.

– Ты поражаешь меня, воитель Ночецтли. Как тебе вообще удалось до этого додуматься?

– Меня надоумил один из наших старых воинов мешикатль, оказавшийся сыном серебряных дел мастера. Он рассказал мне, что свинец часто встречается в тех же рудниках, где добывают более драгоценное серебро. Кроме того, его используют, когда очищают серебряную руду от примесей.

– Клянусь богом войны Уицилопочтли! Неужели ты проник на испанские рудники и украл свинец?

– Вспомни, владыка, некогда я выступал в качестве твоего куимичи среди белых людей. Мы вместе с другими воинами нашего отряда разделись до набедренных повязок и сандалий, запачкали свои лица и тела и один за другим проскользнули мимо охраны рудника, смешавшись с трудившимися там рабами. Это было совсем нетрудно, ведь охранники никак не ожидали, что кто-нибудь станет тайком пробираться к рабам. Вот выбраться оттуда оказалось гораздо сложнее, особенно потому, что свинец очень тяжёлый. Однако благодаря моему опыту куимичи мы справились и с этим. По меньшей мере у двух двадцаток моих людей в их заплечных мешках лежат куски свинца. А мешикатль, о котором я тебе говорил, сын серебряных дел мастера, утверждает, будто ему ничего не стоит расплавить этот металл и отлить из него шарики с помощью простых форм из дерева и влажного песка.

– Ййо, оуийо, аййо! – вырвался у меня восторженный крик. – Мы гораздо ближе к тому, чтобы сравняться по вооружению с белыми людьми, чем я мог надеяться. Изготовление пороха окажется значительно менее сложной проблемой, чем та, которую ты уже решил. А теперь выслушай меня, хорошенько запомни услышанное и передай это всем младшим командирам, которым доверяешь, – на тот случай, если ты, я или мы оба погибнем. Когда испанцы только появились на землях Сего Мира с диковинным оружием, многие наши соотечественники верили, что они заточили в свои гром-палки истинные громы и молнии, которые высвобождают, когда это угодно владельцу оружия. Теперь известно, что грохот, пламя и дым производит вещество, именуемое порохом, но испанцы по-прежнему скрывают секрет его изготовления от людей нашей крови. На раскрытие этой тайны у меня ушло много времени и усилий, но, по существу, процесс весьма прост...

Я подробно рассказал Ночецтли о трёх составных частях пороха, о том, как их следует получать, измельчать и в каких пропорциях необходимо смешивать.

Потом, когда, по моему разумению, мы уже достаточно удалились от Компостельи и могли остановиться на ночной привал, я прошёлся среди людей и, выбрав две двадцатки самых мускулистых и длинноногих, сказал:

– Будьте готовы к тому, что завтра, после того как вы отдохнёте и перекусите, вам придётся спешно двинуться в путь. Оружие и доспехи оставьте на попечение товарищей, с собой возьмите только плащи.

Первые двадцать человек получили приказ направиться к вулкану Цеборуко: его мало кто из нас видел, хотя все были наслышаны о его частых извержениях и разрушениях, которые вулкан причинял окрестным деревням. Не приходилось сомневаться в том, что склоны Цеборуко покрыты коркой из вещества, именуемого серой. Этот вулкан находится в землях Науйар-Иксу, которые входят теперь в состав Новой Галисии, из чего следовало, что этим двадцати воинам придётся пересечь территорию, находившуюся под властью испанцев.

– Итак, я предлагаю вам отправиться отсюда прямо на запад, к побережью Западного моря, нанять там лодочников, чтобы вас отвезли на юг к вулкану, а потом обратно на север, нагрузив челны ещё и жёлтым веществом, которое вы соберёте в свои плащи. Вряд ли на море вам встретятся вражеские патрули.

Второй двадцатке воинов было велено следующее:

– Вы направитесь прямиком в Ацтлан. Поскольку наши рыбаки издавна добывают соль, чтобы сохранять часть своего улова, они наверняка знают и о горькой разновидности соли, которая называется «первый урожай». Вам предстоит наполнить свои плащи ею.

Ну а когда задания будут выполнены, – добавил я, обращаясь уже и к тем и к другим, – вы присоединитесь к армии в Шикомотцотле. Это известный вам Край Семи Пещер – в горах к востоку от Ацтлана, в земле, где проживает племя чичимеков, именуемое уичоль. Армия будет находиться там, поджидая вас. Очень прошу всех прибыть туда со своим грузом как можно скорее.

Ночецтли я сказал:

– Ты всё слышал. Теперь дай всем нашим воинам разрешение поспать, но прикажи им широко рассредоточиться среди деревьев и выставить сменяющихся по очереди часовых. Завтра ты поведёшь армию к Шикомотцотлю, потому что мне нужно побывать в других местах. Пока будете ждать моего возвращения, поручи людям, не теряя времени, отливать свинцовые шарики и жечь древесный уголь. Те горы обильно покрыты лесами. Когда носильщики доставят тебе серу и селитру, приступай к изготовлению пороха. Потом пусть воины, уже знакомые с аркебузой, начнут обучать всех остальных, кто выкажет желание и способности. Одновременно разошли вербовщиков по всем становищам уичоль и других племён чичимеков. Пусть убеждают их вступить в нашу армию, соблазняя возможностью убивать и грабить, – чичимеков это прельщает больше всего. Таким образом, дел у вас всех до самого моего возвращения будет по горло. Ну а я очень надеюсь, вернувшись, привести с собой гораздо больше воинов. А сейчас, Ночецтли, вели тем двум воинам, которые сторожат проклятую ведьму Г’нду Ке, доставить её ко мне. Причём скажи, пусть не особенно с ней церемонятся.

Стражники и не церемонились. Они грубо приволокли ко мне Г’нду Ке, продолжая крепко держать за руки, в то время как она, явно желая потрясти даже самых искушённых и всего повидавших мужчин, обратилась ко мне с непристойной просьбой:

– Тенамакстли, если ты собираешься предложить Г’нде Ке, чтобы она сама выбрала способ умереть, она бы хотела, чтобы её изнасиловали до смерти. Ты, Тенамакстли, и ещё два крепких молодца, используя для этой цели все три имеющиеся у неё отверстия.

Однако меня уже было не удивить никакими её высказываниями или выходками.

– Прежде чем я набью эти твои отверстия огненными муравьями и скорпионами, – невозмутимо отозвался я, – у меня найдётся для тебя другое употребление. Скажу лишь, что твоя жизнь продлится ровно столько времени, сколько ты будешь исполнять мои приказы. Завтра мы с тобой отправимся в страну йаки.

– Ах, давненько Г’нда Ке не наведывалась на свою родину.

– Хорошо известно, что йаки ненавидят всех чужеземцев даже ещё больше, чем друг друга, и, дабы доказать это, при встрече с любым чужеземцем сдирают с него, живого, скальп, прежде чем проделать вещи похуже. Ты нужна мне как раз для того, чтобы предотвратить подобные нежелательные происшествия, но на всякий случай мы возьмём с собой ещё и тикитля Уалицтли. Эти двое крепких парней тоже пойдут с нами, чтобы сторожить тебя. Ну а что ещё они будут делать с тобой по дороге, мне плевать.

23

Расстояние от нашей стоянки до земель йаки втрое превосходило расстояние между Ацтланом и Мехико, так что дорога туда и обратно оказалась самым длинным путешествием в моей жизни.

Я позволил Г’нде Ке вести нас, поскольку как минимум один раз она уж точно проделала этот путь. Как мне представляется, многие поколения Г’нд Ке ходили той же дорогой туда и обратно, и делали они это бесчисленное количество вязанок лет, ещё с тех пор, как злобная сеятельница раздоров объявилась среди моих предков в Ацтлане. Вполне возможно, что коллективная память этих Г’нд Ке о всей этой западной части Сего Мира запечатлелась в мозгу нашей Г’нды Ке при её рождении так же чётко и надёжно, как нарисованная карта.

Создавалось впечатление, будто этой женщине и вправду хотелось снова побывать на родине, поскольку она не пыталась – как вполне можно было бы предположить – сделать это путешествие утомительным, трудным и рискованным или затянуть его до бесконечности, что было вполне в её силах. За исключением тех случаев, когда она указывала нам впереди болото, зыбучие пески или какое-то другое препятствие, которое требовалось обогнуть, женщина, насколько я мог понять, сверяясь по солнцу, вела нас почти строго на северо-запад. Расстояние можно было сократить, следуй мы вдоль прибрежной линии на запад от гор или от равнинного Края Мёртвых Костей к востоку, – но времени на дорогу через удушливые прибрежные болота или сквозь безжалостные раскалённые пески пустыни ушло бы ещё больше.

Однако, даже несмотря на то, что Г’нда Ке не пыталась отяготить наше путешествие дополнительными испытаниями, оно оказалось достаточно суровым и утомительным. Подъём по крутому горному склону само по себе дело нелёгкое: кажется, что при этом напрягается до предела каждый твой мускул. Взобравшись наконец на гребень, путник начинает спуск, и вот тут-то выясняется, что у него имеется ещё множество других мускулов, которые теперь начинают болезненно, до судорог, напрягаться. Г’нда Ке, я и два воина (их звали Мачиуиц и Акокотли) ещё более-менее выносили все эти тяготы, но нам приходилось делать частые остановки, чтобы дать возможность отдышаться и собраться с силами старому толстому тикитлю. Ни одна из этих гор не высока настолько, чтобы постоянно носить венец из снега, как Попокатепетль, но многие из них достигают высоты тех холодных областей неба, где правит Тлалок. Так что за время пути пришлось пережить немало ночей, когда мы пятеро дрожали от холода и не могли заснуть, даже завернувшись в свои плотные накидки тламаитин.

Часто, даже очень часто по ночам мы слышали, как медведь, ягуар, кугуар или оцелот сопят, с любопытством шныряя вокруг нашего лагеря, но хищники держались на расстоянии, ибо дикие звери испытывают естественную неприязнь к людям – во всяком случае, к живым. Днём мы в изобилии добывали мясо. Нашей добычей становились олени, кролики, сумчатые тлекуачи и мапачи, на морды которых словно надеты маски. Хватало и растительной пищи: плодов ауактин, салатных листьев мешишин, клубней камотин. Когда Уалицтли нашёл траву под названием камопалынуитль, он смешал её с жиром убитых животных и получил мазь, унимавшую боль в натруженных мышцах.

Г’нда Ке попросила немного этой травы, чтобы выжать сок и закапать в глаза, которые, по её словам, сделаются от этого «более тёмными, блестящими и красивыми». Однако тикитль отказал ей в этом, заявив:

– Моя госпожа, всякий, кого накормят этой травой, вскоре умрёт, и я никак не могу доверить тебе смертельный яд.

Водоёмов в горах – и ручейков, и прудов с холодной чистой водой – было великое множество. К сожалению, мы не захватили с собой рыболовного снаряжения или сетей для ловли водяной птицы, однако ящериц аксолотль и лягушек нетрудно поймать и руками. Кроме того, мы выкапывали корень амоли и, хоть вода и была холодной, купались почти каждый день. Короче говоря, у нас не возникало ни малейших затруднений ни с питанием, ни с тем, чтобы поддерживать себя в чистоте. Могу также сказать – теперь, когда у меня уже нет необходимости карабкаться по этим горам, – что с их склонов открываются восхитительные виды.

Большую часть путешествия нас радушно принимали во всех попадавшихся по дороге селениях. Мы спали под крышей, а местные женщины угощали нас множеством диковинных, непривычных лакомств. Уалицтли в каждой деревне обязательно отыскивал местного тикитля и затевал с ним разговор о здешних снадобьях. И хотя он ворчливо называл сельских целителей безнадёжно отсталыми, его лекарская сума скоро оказалась набитой чуть ли не под завязку.

Я же стремился в каждом встречном поселении поближе сойтись с его главой – вождём, правителем, владыкой, или как ему было угодно себя назвать. Большая часть нашего пути пролегала по землям народов, которые назывались кора, тепейяуаки, собайпури и рарамури. Все названные племена и народы относились к нам дружелюбно, поскольку издавна имели дело со странствующими торговцами ацтеков, а до падения Теночтитлана и с купцами мешикатль. Языки у этих племён были разные, но мне, как уже говорилось выше, довелось выучить некоторые слова и фразы, когда я жил в Мехико и встречал в странноприимном доме Сан-Хосе разведчиков различных племён, которых вожди отправляли взглянуть на город белых людей. Правда, Г’нда Ке, благодаря своим многочисленным, неустанным скитаниям, говорила на этих языках с куда большей беглостью, так что я, хоть на неё и было опасно полагаться в любом деле, использовал эту женщину в качестве переводчицы.

Всем вождям говорилось одно и то же: я собираю армию, дабы свергнуть иго белых чужеземцев, и прошу выделить мне для этой благой цели столько крепких, отважных и воинственных людей, сколько возможно. Очевидно, Г’нда Ке, при всей её злобе, не искажала при переводе мои слова, потому что, как правило, вожди охотно и великодушно соглашались выполнить мою просьбу.

Народы, посылавшие разведчиков на юг, в земли, находившиеся под властью испанцев, уже слышали, причём из первых уст, красноречивые рассказы о жестоком угнетении и бедственном положении тех, кто уцелел во время Конкисты. Они знали о том, что белые люди обращают в рабство, заточают в работных домах, жестоко бьют, клеймят и вообще всячески унижают некогда гордых мужчин и женщин, да ещё вдобавок навязывают им свою новую религию – чуждую и непонятную, но жестокую. Эти донесения, естественно, распространялись среди соседних племён и народов, как ближних, так и не слишком, пробуждая в каждом крепком и отважном мужчине пылкое желание предпринять хоть что-то в отместку.

Вождям не требовалось выискивать желающих: едва они передавали мои слова подданным, как меня тут же окружали люди (иные из них были совсем юнцами, иные – ветхими старцами), которые с воодушевлением выкрикивали боевые кличи и потрясали своим обсидиановым или костяным оружием. У меня имелась возможность выбирать и тщательно отбирать себе воинов. Снабдив новобранцев как можно более точными и подробными указаниями относительно маршрута следования и места назначения, я отсылал их в Шикомотцотль, к Ночецтли. Надо сказать, что я не отвергал никого из выразивших желание мне помочь. Даже совсем юные или слишком старые получили ответственное задание:

– Ступайте от поселения к поселению, как можно дальше, передавая повсюду мой призыв. А каждому, кто вызовется добровольцем, давайте те же указания, какие сами получили.

Следует заметить, что я не собирал людей, которые просто хотели стать воинами. Все они уже хорошо владели оружием и имели опыт схваток, поскольку племена часто враждовали с соседями – из-за спорных земель, охотничьих угодий или похищенных женщин. Однако такого рода столкновения, набеги и вылазки сильно отличались от слаженных боевых действий большой, единой, спаянной дисциплиной армии, служба в которой предъявляла к бойцу несколько иные требования. Мне оставалось лишь полагаться на то, что Ночецтли и другие мои командиры сумеют научить сельских новобранцев всему, что им необходимо знать и уметь.

Наверное, логично было бы ожидать, что по мере продвижения нас пятерых всё дальше и дальше на северо-запад мои призывы будут восприниматься всё с меньшим воодушевлением и большим недоверием. В столь отдалённых землях Сего Мира располагались лишь маленькие, далеко отстоящие одно от другого, почти изолированные поселения. Очевидно, у их жителей не было ни охоты, ни необходимости торговать с соседями или хоть как-то с ними общаться. В результате контакты между племенами сводились по большей части (как это было и в тех поселениях, которые мы посетили ранее) к вооружённым стычкам, обычно возникавшим по поводам, которые более цивилизованные люди сочли бы пустяковыми.

Даже многочисленные племена страны рарамури – это название означает «быстроногие» – похоже, не забегали слишком далеко от своих деревень. До большинства их вождей доходили лишь смутные слухи о том, будто бы какие-то чужаки из-за Восточного моря вторглись в Сей Мир и покорили его часть. Однако некоторые из них полагали, что если даже такие россказни и имеют под собой основу, то случившееся в столь дальних краях никак их не касается. Другие же вообще решительно отказывались верить подобным толкам. Ну а под конец наша маленькая группа добралась до земель, где рарамури вообще ничего не слышали о белых захватчиках, и когда мы говорили им даже не о вторжении, а просто о существовании целых орд одинаковых белокожих людей, многие покатывались со смеху.

Однако при всём этом равнодушии, скептицизме и откровенном неверии пополнение для моей армии находилось даже в самых отдалённых краях. Уж не знаю, приписывать ли это моему дару убеждения, или тому, что воинственным дикарям надоело драться с соседями и захотелось встретить новых врагов, или же просто нежеланию некоторых людей киснуть в своём захолустье, – в конце концов, причина не имела значения. Главное, что они взяли оружие и направились на юг к Шикомотцотлю.

* * *

Земли рарамури были самыми северными, жители которых имели хотя бы отдалённое представление об ацтеках и мешикатль, и последними, где путешественники могли рассчитывать на радушный приём или хотя бы на простую терпимость.

Когда мы обогнули грандиозный водопад, восхищаясь его величием, Г’нда Ке сказала:

– Этот каскад называется Баса-сеачик. Он служит границей страны рарамури и, кроме того, является самым дальним рубежом земель, которые мешикатль в расцвете своего могущества объявили находящимися под их владычеством. Если мы пойдём вдоль берега реки ниже этого водопада, мы уже окажемся в землях йаки и должны будем двигаться с величайшей осторожностью. Г’нду Ке не особо волнует, что может сделать с вами странствующий отряд охотников йаки, но ей не хочется, чтобы они убили её, прежде чем она успеет приветствовать их на своём родном языке.

Поэтому дальше мы двигались украдкой, чуть ли не так же, как пришлось нам с Уалицтли пробираться через кустарник, когда мы сбежали из Компостельи. Правда, эти меры предосторожности оказались совершенно напрасными. На протяжении трёх или четырёх дней мы не встретили решительно никого, а затем лесистые горы остались позади, а перед нами раскинулся край пологих холмов, покрытых чахлой растительностью. На одном из них мы увидели первых йаки, охотничий отряд из шести человек. Те тоже нас заметили и, видимо, не бросились на нас лишь потому, что Г’нда Ке обратилась к ним на их наречии. Уж не знаю, что именно она им сказала, но охотники не сдвинулись с места, а когда она, впереди нашего отряда, направилась к ним, чтобы представиться, смотрели на неё холодно.

Г’нда Ке продолжала что-то втолковывать им на своём неблагозвучном – сплошь хрюканье, цоканье и бурчание – языке. Однако охотники по-прежнему ей не отвечали, нас же удостоили лишь холодным взглядом. Правда, и никакой агрессии тоже не проявляли, поэтому, пока Г’нда Ке продолжала тараторить, я воспользовался возможностью, чтобы как следует их рассмотреть.

Лица у них были мужественные, а тела крепкие и мускулистые, но вот по части нечистоплотности йаки недалеко ушли от наших жрецов, да и волосы у них оказались такими же длинными, сальными и спутанными. Поначалу я было решил, что всю одежду обнажённых по пояс охотников составляют юбки из лохматых звериных шкур, но потом стало ясно, что это волосы – такие же длинные, как у них самих, и гораздо длиннее, чем мех любого дикого животного. То были человеческие волосы: высушенные скальпы, прицепленные к обмотанным вокруг талии верёвкам. Здесь же вместе со скальпами болтались подвешенные за хвосты тушки добытых на сегодняшней охоте зверьков. Стоит заметить, что всякого рода мелкой дичи в здешних краях полно, и йаки находят её съедобной, но более всего их мужчины любят мясо сумчатых тлекуачи. Оно очень жирное, а жир, по местному поверью, придаёт выносливость, столь необходимую в охотничьих походах или боевых набегах.

Оружием они располагали пусть примитивным, но вполне действенным: упругими камышовыми луками и стрелами, а также копьями-трезубцами, похожими на огромные рыбачьи остроги. Наконечники стрел и копий были из кремня: верный признак того, что йаки не имели дела с народами, обитающими южнее, в тех краях, где добывают обсидиан. Мечей, подобных нашим макуауитль, у них не было, однако у нескольких охотников с обмотанных вокруг талии верёвок помимо трофеев свисали палицы из куаукселолони, дерева, столь же тяжёлого и твёрдого, как испанское железо.

Наконец один из шестерых йаки, буркнув что-то в ответ Г’нде Ке, дёрнул головой назад – в ту сторону, откуда они пришли, после чего все охотники повернулись и пошли в том направлении. Мы пятеро последовали за ними, хотя у меня и зародилось подозрение, что Г’нда Ке просто попросила своих соплеменников отвести нас туда, где охотников побольше и им будет гораздо легче взять над нами верх, снять скальпы и убить.

Однако либо женщина йаки этого не сделала, либо, коль скоро у неё имелось такое намерение, ей не удалось их убедить. Ни разу не обернувшись, чтобы проверить, следуем ли мы за ними, йаки вели нас по холмам весь остаток дня, пока к вечеру не привели в свою деревню. Она была расположена на северном берегу реки, именовавшейся (что не удивительно) Йаки, и носила непритязательное название Бакум, что означает всего-навсего «У Воды». На мой взгляд, то была жалкая, убогая деревенька, но Г’нда Ке настойчиво называла её городом, поясняя:

– Бакум – один из Уонаки – то есть один из Восьми Священных Городов, основанных чтимыми пророками, положившими начало нашему великому народу йаки в батна’атока. То есть в древние времена.

Уж не знаю, насколько давними были те легендарные батна’атока, но что касается элементарных удобств и условий жизни, в Бакуме в этом отношении, похоже, с тех пор мало чего добились. Люди обитали в конусообразных хижинах, сделанных из расщеплённого тростника. Всю деревню (так было в каждой из деревень йаки, где мне впоследствии довелось побывать) окружала высокая изгородь из стеблей тростника, скреплённых и удерживавшихся в стоячем положении с помощью лиан. Никогда раньше, нигде в пределах наших земель, я не видел поселения, столь нарочито отгораживавшегося от всего окружающего мира. Ни одной парилки я в Бакуме не нашёл, да и вообще, несмотря на название «У Воды», было очевидно, что здешние жители брали из реки воду только для питья и никогда не мылись.

Тростник и камыш росли здесь в изобилии. И какое только применение ни находили им местные жители, использовавшие эти растения не только для изготовления оружия, строительства жилищ и ограждений, но также для плетения всей кухонной утвари. Из тростника, расщепляя стебли, делали кухонные ножи и ложки, плели корзины и циновки. Мужчины носили тростниковые головные уборы и во время своих церемониальных танцев дули в тростниковые дудки и свистульки. Меня заинтересовало, есть ли у йаки хоть какие-то другие ремесла, однако в Бакуме мне удалось обнаружить лишь безобразные глиняные горшки, резные раскрашенные деревянные маски да сотканные на примитивных ткацких станках хлопковые одеяла.

Земля вокруг деревни была исключительно плодородна, однако обрабатывалась она (причём исключительно женщинами) лишь поверхностно. Здесь выращивали маис, бобы, амарант и хлопок, в количестве достаточном, чтобы обеспечить местных жителей одеялами и женской одеждой. В пищу же они в основном употребляли дикие растения: фрукты, съедобные кактусы, разнообразные коренья, травы, семена и стручки деревьев. Поскольку жир диких животных йаки пожирали вместе с мясом, не вытапливая, для приготовления пищи применялось растительное масло, которое с превеликим трудом выжимали (опять же делали это исключительно женщины) из некоторых семян. Они не умели готовить октли или другие подобные напитки, не выращивали для курения пикфетль и знали лишь один-единственный способ одурманивать себя – поедая почки кактуса пейотль. Йаки не только не выращивали лекарственные травы, но даже не собирали дикий мёд – замечательное средство для заживления ран. Уалицтли обратил на это моё внимание, с презрением заметив:

– Для излечения всех недомоганий местные, с позволения сказать, целители используют лишь страшные маски, песнопения, деревянные погремушки и рисунки на песке. И только в ответ на жалобы женщин – а это по большей части и есть всего-навсего жалобы, а не настоящие болезни – здешние знахари могут предложить небольшое количество хоть на что-то пригодных снадобий. Эти люди, Тенамаксцин, действительно самые настоящие дикари.

Я полностью с ним согласился. Именно дикостью йаки и объяснялась непостижимая для цивилизованного человека свирепость их воинов, называвшихся йоим’сонтаом. Но ведь, в конце концов, я и пришёл сюда именно в поисках этих яростных бойцов. Со временем, когда мне через Г’нду Ке разрешили поговорить с йо’онут – пятью старейшинами Бакума, ибо в поселениях этого народа не имелось единовластных вождей или правителей, – выяснилось, что словом «йаки» называются три родственных народа, вернее, племени. Каждое из них – опата, майо и кайта – владело несколькими из Восьми Священных Городов и их окрестностями и жило отдельно от прочих. Бакум принадлежал майо. Оказалось также, что мои сведения насчёт того, будто бы йаки ненавидят и без разбору убивают друг друга, не совсем верны. Ни один опата, например, не обратит оружие против другого опата, если на то не будет веской причины. Другое дело, что он с радостью прикончит любого из своих соседей, майо или кайта, по самому незначительному поводу.

Как я узнал, все три ветви йаки состояли в близком родстве с то’оно о’отам, народом Пустыни, о котором мне рассказывал много скитавшийся по Сему Миру чернокожий раб Эстебан. То’оно о’отам жили к северо-востоку от земель йаки, и, чтобы поразвлечься, убивая их, требовалось организованно выступить в поход и проделать очень долгий путь.

По этой причине примерно раз в год все йаки, позабыв о взаимной вражде, по-товарищески объединялись ради возможности совместно напасть на своих сородичей – народ Пустыни. Те, впрочем, встречали подобные набеги почти с такой же радостью, ибо видели в них прекрасную возможность пролить кровь родственных себе опата, майо и кайта.

Правда, один из широко распространённых слухов о йаки подтвердился: к своим женщинам они действительно относились просто ужасно. Сам я раньше всегда считал Г’нду Ке просто йаки и лишь по прибытии в Бакум узнал, что она принадлежит к ветви, именуемой майо. Всякий решил бы, что этой женщине повезло, поскольку мы повстречались с охотничьим отрядом майо, который привёл нас именно в поселение майо. Я, признаться, поначалу тоже так думал. Вскоре, однако, стало ясно, что это вовсе не так. Йаки не делили представительниц слабого пола на майо, кайта или опата, но считали их просто женщинами, низшей формой жизни. Когда мы вошли в Бакум, никто не обнял Г’нду Ке и не приветствовал её как давно потерянную сестру, к счастью, вернувшуюся к своему народу. Все жители деревни, включая женщин и детей, взирали на неё столь же холодно и безразлично, как и на нас, мужчин из чужого племени.

Мало того, в первый же вечер Г’нду Ке отправили работать. Вместе с другими женщинами она готовила ужин – жирное мясо тлекуачи, маисовые лепёшки, жареную саранчу, какие-то непонятные бобы и коренья. Потом женщины, включая и Г’нду Ке, обслуживали мужчин и юношей, подавая им еду. Наевшись, те, прежде чем отправиться жевать пейотль, махнули нам рукой, давая понять, что я, Уалицтли, Мачиуиц и Акокотли можем порыться среди объедков. И только когда мы четверо съели большую часть того, что осталось, женщины, в том числе и Г’нда Ке, осмелились подойти и выбрать себе что-то среди кусочков и крошек.

Мужчины любого племени йаки, если только они по какой-то случайности не воевали со своими сородичами, целые дни напролёт занимались охотой. Единственное исключение составляли жители одной прибрежной деревушки под названием Бе’эне: позднее мне довелось увидеть, как тамошние мужчины бьют рыбу копьями-трезубцами или собирают моллюсков. Всю остальную работу у йаки выполняли женщины, которым при этом приходилось довольствоваться объедками. Причём это слово, в известном смысле, можно было применить не только к пище, но и к, не скажу любви, ибо такого понятия у этого народа вовсе не существует, но хотя бы к доброму отношению и расположению.

Если мужчина возвращался домой в относительно благодушном настроении, он мог приветствовать свою женщину вместо оплеухи мимолётной ухмылкой. После действительно удачной охоты или славной потасовки, пребывая в по-настоящему хорошем расположении духа, он мог даже снизойти до того, чтобы швырнуть свою женщину на землю, задрать её хлопковую юбку и свою юбку из скальпов и совершить с ней действо ауилема, нимало не беспокоясь о том, сколько зрителей при этом присутствует. Однако (видимо, поэтому деревни йаки столь немноголюдны) такие соития происходили довольно редко. Куда как чаще вернувшийся в дурном настроении мужчина осыпал женщину бранью и безжалостно дубасил её, срывая злобу на ускользнувшего от него медведя, оленя или врага.

– Клянусь богом войны Уицилопочтли, хотелось бы мне взять за обычай так же обращаться и со своей женщиной, – заметил однажды Акокотли, признавшись, что в Ацтлане у него осталась жена, которая, будучи почти столь же зловредной, как Г’нда Ке, без конца его поносила и изводила. – Клянусь Уицилопочтли, если мне посчастливится-таки вернуться домой, впредь я стану поступать с ней именно так.

У нашей же Г’нды Ке для проявления своего зловредного характера в Бакуме почти не было возможностей. Здесь все относились к ней как к рабыне и существу совершенно никчёмному, однако она терпела эти унижения не апатично, как остальные женщины, но с угрюмым и затаённым гневом. Сородичи презирали Г’нду Ке, поскольку у неё не было мужчины, который бы регулярно её бил. (Я и мои спутники отказались пойти ей навстречу в этом отношении). Не сомневаюсь, коварной Г’нде Ке наверняка очень хотелось бы вызвать восхищение соплеменников, рассказав им о своих дальних странствиях и похваставшись тем, сколько каверз она подстроила мужчинам. Но если уж даже женщины относились к ней с презрением, не проявляли ни малейшего уважения, то мужчины и вовсе одним лишь взглядом приказывали ей заткнуться всякий раз, когда она пыталась с кем-то заговорить. Может быть, Г’нда Ке провела слишком много времени вдали от родных краёв и позабыла, что в обществе дикарей её сочтут ничтожеством и будут относиться к ней хуже, чем к червяку. Черви, по крайней мере, могут кому-то досаждать. Ей не было позволено даже этого.