Текст книги "Осень ацтека"

Автор книги: Гэри Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Амейатль – обладавшая, не в пример Г’нде Ке, тактом и остроумием – лишь улыбнулась сонной, счастливой, довольной улыбкой и сказала:

– Я, исходя из собственного опыта, готова поручиться, что мужская сила Тенамакстли выдержит любое испытание.

Йаки заскрежетала зубами и сердито выбежала из комнаты. Я умылся, надел стёганый панцирь и головной убор из перьев птицы кецаль, являвшийся отличительным знаком военачальника, а потом наклонился и подарил всё ещё остававшейся в постели и всё ещё улыбавшейся Амейатль прощальный поцелуй.

– На сей раз я не буду махать тебе на прощание, – нежно промолвила она. – Знаю, ты вернёшься, и вернёшься с победой. Только, пожалуйста, ради меня, возвращайся скорее.

* * *

Собравшейся армии я объявил:

– Товарищи по оружию, существует опасение, что презренные воины Йайака предали нас снова. Они либо не справились с задачей, либо не выполнили приказ и не пожелали пожертвовать собой при нападении на испанскую крепость. Поэтому мы предпримем её штурм сами, всеми своими силами. Однако на сей раз Компостелья, скорее всего, будет ожидать нападения, а потому вам, благородные воители и куачики, придётся в точности, до мелочей, исполнять все мои указания. Первые три дня мы будем маршировать на юг обычной походной колонной, чтобы продвигаться с наибольшей возможной скоростью. На четвёртый день вы получите другие приказы. А теперь... в путь!

Я, конечно, поехал верхом во главе колонны, трое остальных верховых держались за моей спиной, а позади нас, в колонне по четыре, быстрым шагом двигалось войско. Г’нда Ке тащилась в хвосте процессии, без оружия и доспехов, ибо ей предстояло не сражаться, а просто сопровождать нас в походе, чтобы после сражения способствовать привлечению в наши ряды воинов из других племён.

В наших лесах обитает небольшое животное, которое мы именуем уитцлаимачи, колючим кабанчиком, а испанцы – puerco espin, дикобразом. Вместо меха его шкуру покрывают острые иглы. Никто не знает, зачем Мишкоатль, бог охоты, создал такого зверя, ибо люди находят его мясо невкусным, а хищники предусмотрительно держатся подальше от острых колючек. Я упоминаю его только потому, что наша марширующая армия, должно быть, напоминала этого колючего кабанчика, но не маленького, а огромного и длинного. Каждый воин нёс на одном плече длинное копьё, а на другом – более короткий дротик и копьеметалку атлатль, так что вся колонна выглядела ощетинившейся, словно этот зверёк, но гораздо более пышной и яркой, ибо солнечные лучи отсвечивали от обсидиановых наконечников, над головами воинов реяли разноцветные флаги, знамёна и значки, я уж не говорю о своём собственном роскошном головном уборе. Со стороны мы, должно быть, представляли собой впечатляющее зрелище, но нас, увы, было гораздо меньше, чем бы мне хотелось.

По правде говоря, после столь бурной ночи с Амейатль меня клонило в сон, и я, чтобы развеять сонливость разговором, подозвал к себе целителя Уалицтли. Он подъехал ко мне, и мы принялись беседовать на разные темы. Разговор зашёл и о том, каким образом был убит мой двоюродный брат Йайак.

– Значит, аркебуза убивает, выбрасывая стремительно летящий металлический шарик, – промолвил он, размышляя вслух. – А какую рану этот шарик наносит, Тенамаксцин? Это удар? Проникающий?

– Ещё какой проникающий, заверяю тебя. Этот шарик вонзается, подобно стреле, но с большей силой и глубже.

– Я знал людей, которые жили и даже продолжали сражаться с вонзившейся в них стрелой, – заметил тикитль. – Или даже с несколькими стрелами, если ни одна из них не задела жизненно важный орган. Кроме того, стрела сама затыкает ею же нанесённую рану и в значительной степени останавливает кровотечение.

– Свинцовый шарик не останавливает, – сказала. – К тому же, если раненному стрелой быстро оказать помощь, тикитль может извлечь стрелу, чтобы обработать рану. А извлечь шарик практически невозможно.

– И всё же, – продолжал Уалицтли, – если шарик не нанёс непоправимого ущерба какому-то внутреннему органу, единственная опасность, угрожающая раненому, это смерть от потери крови.

– Мне самому довелось видеть, как нечто подобное произошло с Йайаком, – угрюмо проворчал я. – Когда ему прострелили живот, я перевернул его лицом вниз, а в таком положении кровь быстро вытекла из него, вместе с жизнью.

Тикитль хмыкнул. Некоторое время он ехал молча, а потом сказал:

– Жаль, что ты не позвал меня, когда привёз тело в Ацтлан, и не дал мне возможности тщательно осмотреть эту рану. Рискну предположить, что в скором времени мне придётся оказывать помощь многим, получившим схожие повреждения.

Первые три дня, согласно моему приказу, армия маршировала плотной колонной, ибо я хотел, чтобы она пребывала в боеготовности на случай столкновения с испанцами, которых уже, возможно, выслали на север из Компостельи. Однако ни воинские отряды, ни отдельные разведчики нам так и не повстречались. На этом отрезке пути мы не таились и, останавливаясь на ночлег, разводили огромные костры, на которых готовили пищу. А поскольку наши воины по пути следования не упускали возможности поохотиться, трапезы эти были сытными, питательными и хорошо подкрепляющими силы.

Однако, по моим прикидкам, к утру четвёртого дня нам предстояло оказаться в пределах видимости караулов, которые Коронадо, возможно, выставил на подступах к своему городу. На рассвете я собрал благородных воителей и куачиков и заявил:

– По моим предположениям, к ночи мы окажемся уже в окрестностях Компостельи. Однако я не собираюсь атаковать город с этого направления, ведь именно отсюда испанцы, скорее всего, и ожидают нападения. Нет у меня и намерения предпринимать штурм немедленно, прямо с марша. Мы разделимся на два отряда, обойдём город с обеих сторон и соединимся снова к югу от него. Сейчас мы расходимся: половина сил двинется к западу от этой дороги, половина к востоку. Но это ещё не всё – обеим этим группам надлежит рассредоточиться. Люди пойдут дальше на юг не колонной, а по одному-по два. Все штандарты надлежит свернуть, копья нести параллельно земле и по ходу движения, а также использовать кактусы, кусты и деревья в качестве прикрытия, дабы быть как можно незаметнее.

Я снял свой пышный головной убор, бережно сложил его и спрятал позади седла.

– Но, мой господин, – обратился ко мне один из благородных воителей, – флаги служат для подачи сигналов. Каким образом пешие подразделения смогут поддерживать связь друг с другом без штандартов и знамён?

– Мы, трое верховых, поедем вперёд по этой тропе, – ответил я. – Нас будет видно издалека, и люди смогут следовать за нами. Причём передай всем мой строжайший приказ держаться позади нас не менее чем в ста шагах. Поддерживать связь между подразделениями в настоящее время нет необходимости – чем дальше они находятся одно от другого, тем лучше. Если наткнётесь на испанского разведчика, его, разумеется, нужно будет убить, но тихо, не поднимая шума. Наша задача – подобраться к самой Компостельи, не будучи обнаруженными. Ну а если кто-то из наших нарвётся на вражеский патруль или пост, с которым ему без подмоги не справиться, пусть зазвучит боевой клич и будут подняты флаги. Это станет сигналом сбора для войск – но лишь для тех, кто находится по одну сторону дороги. По ту, где произошло столкновение. Остальные, находящиеся по другую сторону, продолжат путь крадучись, в полном молчании.

– Но, если мы будем так рассредоточены, – подал голос другой благородный воитель, – разве не может получиться, что испанцы, дожидающиеся нас в укрытии, легко переловят всех и перебьют поодиночке?

– Нет, – твёрдо заверил я, – подобного не будет. Ни один белый человек не в состоянии двигаться так же бесшумно и незаметно, как мы, рождённые в этих землях. И никакой испанский солдат, обременённый металлом и кожей, не сможет терпеливо сидеть и ждать, не производя неумышленно никаких случайных звуков.

– Юй-текутли прав, – подтвердила Г’нда Ке, которая локтями проложила себе путь вперёд и, как обычно, не смогла удержаться от совершенно ненужного замечания. – Г’нда Ке знакома с испанскими солдатами. Даже спотыкающийся, шаркающий калека может приблизиться к ним незамеченно, а они ничего не заподозрят.

– Так вот, – продолжил я, – если предположить, что нам не помешает никакая рукопашная схватка, не выдаст какой-то шум и не задержит появление более многочисленного противника, обе половины войска продолжат двигаться на юг, следуя за мной. Когда я решу, что время пришло, то поверну свою лошадь на запад, вслед за солнцем, ибо хочу, чтобы милость Тонатиу изливалась на меня как можно дольше. Воины по западную сторону дороги будут продолжать следовать за мной – и могут положиться на то, что я благополучно проведу их вокруг города.

– Г’нда Ке будет находиться прямо позади них, – с удовлетворением заявила йаки.

Я бросил на неё раздражённый взгляд.

– В то же самое время куачик Комитль повернёт свою лошадь на восток, и люди по ту сторону тропы последуют за ним. Где-то поздно ночью обе половины наших сил окажутся к югу от города. Я направлю гонцов, чтобы восстановить связь и вновь соединить армию. Вам понятно?

Все командиры совершили жест тлалкуалицтли и направились передавать приказы своим людям. За очень короткое время воины чуть ли не волшебным образом – как утренняя роса – растворились в кустах и деревьях, так, что дорога позади нас опустела. Только Уалицтли, Ночецтли, мешикатль Комитль и я остались на ней, верхом на лошадях, хорошо видные со всех сторон.

– Ночецтли, – сказал я, – у меня для тебя есть задание. Поезжай дальше вперёд, по-прежнему шагом. Мы, трое, последуем за тобой, только когда ты скроешься из виду. Продолжай ехать, пока не заметишь какой-либо признак врага. Даже если испанцы перекрыли подступы к городу баррикадами и выставили часовых, вряд ли их слишком уж переполошит появление одного человека. Тем более едущего верхом, как испанец. Их растерянность даст тебе возможность убраться подобру-поздорову. Короче говоря, как увидишь врага – крупный отряд или караульный пост, – разворачивайся и спеши обратно ко мне с докладом.

– А если я ничего не увижу, мой господин?

– Если твоё отсутствие затянется и я решу, что пришло время поделить наших людей, то подам сигнал, заухав совой. Если ты услышишь его – к тому времени не оглохнешь и не попадёшь в плен, – скачи обратно к нам. Понятно?

– Да, мой господин. Я поехал.

Когда он ускакал, мы трое перевели своих лошадей на шаг, подстроившись под неспешное движение пересекавшего небосвод солнца, и, порой переговариваясь, порой молча, продолжили путь. А уже ближе к вечеру впереди появился Ночецтли. Похоже, он не слишком спешил – ехал лёгкой рысью, хотя не думаю, что она была такой уж лёгкой для его ягодиц.

– Что это значит? – строго спросил я, как только он оказался в пределах слышимости. – Неужели вообще не о чем доложить?

– Аййа! Да, владыка, кроме одного, весьма любопытного обстоятельства. Я доехал до самой окраины города – квартала рабов, и никто меня даже не окликнул. Мне удалось оказаться под стенами Компостельи и убедиться, что там всё по-прежнему. Солдат полно, но гром-трубы, как и раньше, направлены внутрь, на город. Солдаты лишь мимоходом помахали мне в знак приветствия, а я, тоже знаками, дал им понять, что нашёл эту неосёдланную лошадь, бродившую в окрестностях, и теперь пытаюсь отыскать её хозяина. А потом повернулся и уехал. Не особо торопясь, потому что никакие совы не ухали.

Куачик Комитль помрачнел и спросил меня:

– Что скажешь на это, Тенамаксцин? Можно ли верить рассказу этого человека? Не забудь, в прежние времена он был в союзе с нашим нынешними врагами.

– Я целую землю в знак того, что сказал чистую правду! – воскликнул Ночецтли и, насколько это можно было проделать верхом, совершил жест тлалкуалицтли.

– Я верю тебе, – сказал я ему, после чего обратился к Комитлю: – Ночецтли уже не один раз доказал мне свою преданность. Однако ситуация и в самом деле представляется мне весьма необычной. Возможно ли, чтобы воитель-Стрела Тапачини и его люди так и не добрались до Компостельи и испанцы не насторожились? Значит, вполне возможно, белые приготовили нам какую-то хитрую ловушку. Если так, мы пока в неё не угодили. А значит, будем действовать, как запланировано. Мы с Уалицтли сейчас свернём на запад. Ты и Ночецтли отправитесь на восток. Пешие воины будут порознь следовать за нами. Мы сделаем широкий круг вокруг города и уже в темноте вновь сойдёмся к югу от него.

На этом месте по обе стороны от дороги рос довольно густой лес, и когда мы с тикитлем въехали в него, то оказались в постепенно сгущавшихся сумерках. Я надеялся, что воины, идущие в ста шагах позади, всё ещё видят нас, и беспокоился, как бы с приходом настоящей темноты не оказаться слишком далеко впереди. Но уже в следующее мгновение мне стало не до таких мелочей: где-то позади нас раздался знакомый грохот.

– Это аркебуза! – ахнул я, и мы с Уалицтли резко остановили лошадей.

И тут же немедленно зазвучали новые выстрелы: и одиночные, и парные, и даже залпы. Все они грянули где-то у нас в тылу. Но не слишком далеко – вечерний ветерок донёс до меня едкий запах порохового дыма.

– Но как мы могли не заметить?.. – начал было я, но тут, кое-что вспомнив, сообразил, что происходит. А вспомнился мне испанский солдат, который добывал птиц на озере Тескоко, стреляя разом из целой батареи аркебуз с помощью одного лишь шнура.

Правда, в данном случае испанцы даже ни за что не дёргали: шнуры, прикреплённые к «котятам» аркебуз, были просто натянуты в зарослях, параллельно земле. Лошади, моя и Уалицтли, никаких верёвок не задели, а вот воины позади нас запнулись о них и, таким образом, сами выпустили на волю смертоносные свинцовые шарики.

– Не двигайся! – сказал я тикитлю.

– Там раненые, которым нужно оказать помощь! – возразил он и натянул поводья, торопливо разворачивая свою лошадь.

Что ж, как выяснилось впоследствии, я много чего не учёл, не одну только изобретательность защитников Компостельи. Но в одном я оказался прав: мои соотечественники действительно могут двигаться бесшумно, как тени, и невидимо, как ветер.

Так вот, уже в следующий момент страшный удар по рёбрам выбил меня из седла. Грохнувшись на землю, я успел мельком увидеть человека в доспехах ацтека, орудующего макуауитль. Потом он обрушил на меня второй удар – не обсидиановым лезвием, а деревянной плоскостью меча – на сей раз по голове. Мир вокруг меня померк.

Очнувшись, я обнаружил себя сидящим на земле, прислонившись спиной к дереву. Голова гудела и нестерпимо болела, зрение затуманилось. Я поморгал, чтобы в глазах прояснилось, и когда увидел человека, стоявшего передо мной, опершись о макуауитль, и терпеливо дожидавшегося, когда ко мне вернётся сознание, то невольно застонал:

– Клянусь всеми богами! Я умер и попал в Миктлан!

– Пока нет, братец, – сказал Йайак. – Но будь уверен, что попадёшь.

21

Попытавшись пошевелиться, я выяснил, что крепко привязан к дереву верёвкой, а рядом со мной точно так же привязан Уалицтли. Правда, в отличие от меня, его, видимо, не вышибли из седла ударом по голове, поскольку целитель пребывал в полном сознании и ругался себе под нос. Ещё не вполне оправившись и с трудом выговаривая слова, я обратился к нему:

– Тикитль, скажи мне. Возможно ли, чтобы этот человек, когда-то убитый, снова вернулся к жизни?

– Похоже на то, – угрюмо ответил врач. – Такая возможность уже приходила мне в голову, когда ты рассказал, что держал Йайака лицом вниз. Тебе казалось, что из него вытекала вся кровь, тогда как на самом деле она запеклась, как бы запечатав рану. Если ни один жизненно важный орган не был задет и если друзья достаточно быстро унесли бесчувственное, но лишь казавшееся трупом тело в безопасное место, любой толковый тикитль сумел бы его исцелить. Поверь мне, Тенамаксцин, это сделал не я. Но, ййа, аййа, оуйа, тебе следовало держать его лицом вверх.

Йайак, которого наш разговор весьма позабавил, сказал:

– Что меня беспокоило, братец, так это как бы в тебя не угодил свинцовый шарик из аркебузы, которые столь искусно расставили у тебя на пути мои добрые испанские союзники. Когда один из моих новобранцев пришёл ко мне и доложил, что захватил тебя живым, я был настолько рад, что тут же посвятил его в благородные воители.

Поскольку мой помрачённый рассудок уже начал несколько проясняться, я прорычал:

– У тебя нет полномочий посвящать кого бы то ни было в благородные воители.

– Неужели? А почему, ведь ты, братец, даже любезно доставил мне сюда головной убор из перьев птицы кецаль. Я снова юй-текутли Ацтлана.

– Зачем же тогда я нужен тебе живым? Ведь я способен оспорить эти твои необоснованные притязания!

– Я просто хочу оказать услугу своему союзнику, губернатору Коронадо. Именно ему ты и нужен живым. Во всяком случае, на короткое время, чтобы задать тебе некоторые вопросы. После этого... в общем... он обещал отдать тебя мне. Остальное можешь домыслить сам.

Не испытывая жгучего желания распространяться на эту тему, я спросил:

– Сколько моих людей погибло?

– Понятия не имею, Тенамакстли. Оставшиеся в живых разбежались кто куда и уже не представляют собой войска. Сейчас, надо думать, эти бедняги блуждают поодиночке в темноте, испуганные, растерянные и безутешные, как Рыдающая Женщина Чокафуатль и прочие стенающие ночные духи. Наступит утро, и испанским солдатам не составит особого труда переловить их, одного за другим. Коронадо будет рад заполучить таких крепких рабов для работы на своих серебряных рудниках. И, аййо, вот и отряд, который проводит тебя во дворец губернатора.

Солдаты отвязали меня от дерева, но зато крепко связали мне руки, вывели из леса и по дороге повели в Компостелью. Йайак вместе с пленным Уалицтли остались позади, и куда они пошли, я не видел. На ночь меня, не накормив, не напоив, но зато тщательно охраняя, бросили в дворцовую темницу, а на следующее утро повели к губернатору. Франциско Васкес де Коронадо оказался, как я уже слышал, человеком приблизительно моего возраста и – для белого – довольно приятной наружности, с аккуратной бородкой. Он даже выглядел чистоплотным. Стражи развязали меня и оставили в комнате, где находился ещё один солдат. Как выяснилось, он знал науатль и должен был послужить переводчиком.

Коронадо пространно обратился ко мне с вопросами – конечно, я понял каждое слово, – и солдат повторил их мне на моём родном языке:

– Его превосходительство говорит, что ты и другой воин, когда тебя захватили в плен, а его убили, были вооружены гром-палками. Одна из них, судя по всему, принадлежала испанской королевской армии, а вот другая представляла собой сделанную вручную копию. Его превосходительству угодно знать, кто смастерил эту копию, сколько их уже изготовлено и сколько делается. Скажи также, откуда вы берёте для них порох.

– Нино ишнентла йанкуик ин флауи покуауиме. Айкуик, – прозвучал мой ответ.

– Ваше превосходительство, индеец утверждает, что он ничего не знает об аркебузах. И никогда не знал.

Коронадо извлёк из ножен на поясе меч и спокойно сказал:

– Объясни ему, что ты снова задашь ему те же самые вопросы. Всякий раз, когда он будет ссылаться на неведение, он будет терять по одному пальцу. Поинтересуйся, скольких пальцев он готов лишиться, прежде чем даст удовлетворительный ответ.

Переводчик повторил это на науатль и снова задал те же вопросы.

Стараясь не показывать испуга, а главное, потянуть время, я сбивчиво забормотал:

– Однажды... я тогда путешествовал по Уаксйакаку... я случайно наткнулся на сторожевой пост. Часовой крепко спал. Я украл его гром-палку. С тех пор ношу её с собой.

Переводчик усмехнулся.

– И этот спящий солдат научил тебя ею пользоваться?

Теперь я постарался прикинуться дурачком.

– Нет, не научил. Он не мог. Потому что он спал, понимаешь? Я знаю, что нужно нажать на маленькую штуковину, которая называется «котёнком». Но мне никогда не доводилось этого делать. Меня взяли в плен, прежде чем...

– Может ли быть, что тот спящий солдат показал тебе всё внутреннее устройство оружия да вдобавок так подробно растолковал, как оно работает, что даже вы, примитивные дикари, сумели изготовить копию?

– Об этом мне ничего не известно, – упорствовал я. – Расспроси об этой копии воина, у которого её нашли.

– Сказано же тебе, – рявкнул переводчик, – этот человек убит. Случайной пулей, выпущенной с помощь растяжки. Но, должно быть, он думал, что перед ним настоящие солдаты, и, уже падая, выстрелил в ответ. Между прочим, он прекрасно знал, как пользоваться гром-палкой.

Пока испанский солдат переводил наш диалог губернатору, я думал: «Хорошим человеком оказался Комитль: истинный мешикатль, настоящий “старый орёл”. Теперь он уже наверняка наслаждается блаженством Тонатиукана».

Однако мне тут же пришлось задуматься и о собственной судьбе, ибо Коронадо, смерив меня сердитым взглядом, заявил:

– Если его товарищ так ловко умел обращаться с аркебузой, он и сам тоже наверняка умеет. Скажи этому проклятому краснокожему следующее. Если он немедленно не признается во всём, что...

Но закончить фразу губернатор не успел, поскольку в зале появились ещё три человека, один из которых не без изумления сказал:

– Ваше превосходительство, зачем вы утруждаете себя использованием переводчика? Этот индеец владеет кастильским наречием не хуже меня.

– Что? – воскликнул Коронадо, сбитый с толку. – Откуда ты это знаешь? Откуда ты вообще можешь его знать?

Брат Маркос де Ницца, вкрадчиво улыбаясь, промолвил:

– Мы, белые люди, любим говорить, будто не можем отличить одного проклятого краснокожего от другого. Но этот – я приметил его, когда увидел в первый раз, – чрезвычайно высок для своей расы. К тому же в то время он был в испанском платье и верхом на армейской лошади, так что у меня имелась дополнительная причина его запомнить. Встреча произошла, когда я сопровождал дона Кабеза де Вака в Мехико. Лейтенант, возглавлявший эскорт, позволил тогда этому человеку провести ночь в нашем лагере, потому что...

Но Коронадо перебил монаха:

– Всё это чрезвычайно подозрительно, но прибереги свои объяснения на потом, брат Маркос. Сейчас мне требуется более неотложная информация. И полагаю, что к тому времени, когда я выбью её из этого пленника, он уже не будет выделяться среди остальных индейцев высоким ростом.

Переводчик потребовался снова, потому что теперь заговорил другой человек, вошедший в комнату вместе со Лживым Монахом, – мой презренный двоюродный брат Йайак. Испанских слов он знал мало, но, видимо, уловив тон сказанного Коронадо, заговорил на науатль. Толмач перевёл:

– Поскольку ваше превосходительство держит в руках обнажённый меч, я заключаю, что он собирается отсечь этому человеку голову. Могу сказать, что обсидиан острее стали, и резать обсидиановым клинком можно не менее, а даже более искусно. Возможно, я ещё не рассказал вашему превосходительству о том, что в моём теле застрял шарик из гром-палки, оказавшийся там по вине этого пленника. Но позволю себе напомнить вашему превосходительству, что возможность окончательно разделаться с этим человеком была обещана мне.

– Да-да, хорошо, – язвительно отозвался Коронадо и вложил меч в ножны. – Доставай свой чёртов обсидиан. Я буду задавать вопросы, а ты можешь заняться им вплотную, если ответы меня не устроят.

На сей раз возразил брат Маркос:

– Ваше превосходительство, когда я встретился с этим человеком, он утверждал, что является посланником епископа Сумарраги, причём представился как Хуан Британико. Имеет ли он хоть какое-то отношение к епископу, неизвестно, но вот принять крещение и получить христианское имя ему, несомненно, довелось. Ergo[22]22
  Следовательно (лат.).


[Закрыть], этот индеец как минимум отступник и, скорее всего, еретик. Из чего следует, что его преступления в первую очередь подлежат юрисдикции святой инквизиции. Я сам был бы рад допросить его и, установив вину, приговорить к сожжению.

Я уже начал потеть от страха, и это при том, что третья персона, явившаяся с Иайаком и Лживым Монахом, пока голоса не подавала. То была женщина йаки, Г’нда Ке, появление которой в такой компании ничуть меня не удивило. Как и следовало ожидать, избежавшая засады или знавшая о ней заранее, она с лёгкостью перешла на сторону победителей.

У солдата-переводчика, как видно, голова пошла кругом от того, что ему приходилось постоянно переходить от одного человека к другому, без конца перетолковывая многочисленные высказывания. Теперь он был вынужден переводить на испанский ещё и произнесённые елейным голосом слова Г’нды Ке:

– Добрый брат, этот Хуан Британико действительно изменил твоей Святой Матери Церкви. Но ещё больший вред сей изменник причинил владениям его превосходительства. Г’нда Ке точно знает, что именно он виноват во всех многочисленных нападениях, совершаемых неизвестными мятежниками по всей Новой Галисии. Если подвергнуть этого человека надлежащим пыткам, старательно и не спеша, он наверняка сможет помочь его превосходительству положить конец гнусным вылазкам. По моему разумению, сперва нужно заняться этим, а уж потом отправить названного Хуана Британико прямиком в христианский ад. Что же до допроса, то Г’нда Ке с удовольствием помогла бы в этом вашему верному союзнику Йайакцину, ибо она очень хорошо владеет подобным искусством.

– ¡Perdicion![23]23
  Проклятье! (исп.)


[Закрыть] – воскликнул Коронадо, раздражённый до крайней степени. – На право пытать и убить этого пленника претендует столько народу, что мне уже чуть ли не становится его жаль.

Он снова обратил на меня свой хмурый взгляд и вопросил по-испански:

– Бедняга, ты единственный в этой комнате, кто ещё не предложил мне, как лучше с тобой поступить. Наверняка у тебя есть свои соображения на сей счёт. Говори!

– Сеньор губернатор, – отозвался я, не пожелав титуловать его превосходительством. – Прежде всего хочу заметить, что я являюсь военнопленным, знатным ацтеком и наш народ находится в состоянии войны с твоим. Я не менее знатен, чем те мешикатль, которых много лет назад победил и сверг с тронов ваш маркиз Кортес. Маркиз никогда не был благородным человеком, однако даже ему совесть не позволила обращаться с пленными знатными людьми иначе как сообразно их сану. Я бы не стал просить более того.

– Вот! – сказал Коронадо, обращаясь ко всем трём новоприбывшим. – Вот первые разумные слова, которые я слышу за всё время этого бестолкового разговора.

Он снова повернулся ко мне и угрожающим тоном спросил:

– Расскажешь ли ты мне об источнике и количестве самодельных аркебуз? И о том, что за мятежники нападают на наши поселения к югу отсюда?

– Нет, сеньор губернатор. Во всех войнах между народами Сего Мира, как, полагаю, и в войнах, которые вела здесь Новая Испания, никто никогда не требовал, чтобы пленник предавал свой народ и своих товарищей по оружию. И уж конечно, не сделаю этого и я, даже если меня будет допрашивать вот эта стервятница, похвалявшаяся своими умениями по части пыток.

Судя по уничтожающему взгляду, которым смерил Г’нду Ке Коронадо, губернатор разделял моё мнение насчёт этой женщины. Не исключено, что он и впрямь проникся ко мне сочувствием, ибо, когда Г’нда Ке с Йайаком обрушились на меня со своими нападками, Коронадо не допускающим возражений движением руки заставил их умолкнуть и распорядился:

– Стража, отведите пленника обратно в камеру. Не связывать, дать ему еды и воды – он мне нужен живым. Прежде чем допрашивать его снова, мне нужно обдумать уже услышанное. Остальные убирайтесь прочь! Живо!

* * *

Меня поместили в темницу с крепкой, запертой на наружный засов дверью, к которой приставили двух часовых. В противоположной стене имелось одно-единственное окошко, не зарешеченное, но настолько маленькое, что пролезть в него, да и то с трудом, мог разве что кролик. Однако через него вполне можно было общаться с человеком, находящимся снаружи. И вот, когда наступила ночь, к этому окну кто-то подошёл.

– Эй, привет! – сказал кто-то едва слышно по-испански. Я приподнялся на своей постели из соломы.

Поначалу я не увидел ничего: тьма вокруг была кромешная. Лишь когда посетитель ухмыльнулся, сверкнув в темноте белыми зубами, стало ясно, что ко мне наведался чёрный как ночь раб, мавр Эстебанико. Обрадовавшись его приходу, я приветствовал мавра: сердечно, но тоже вполголоса.

– Помнишь, я говорил тебе, Хуан Британико, что навек твой должник? – спросил мавр. – Ты небось уже понял, что придуманный тобой замысел полностью удался и мне поручено проводить Лживого Монаха к тем самым, полным несуществующих сокровищ несуществующим городам. Я так благодарен тебе и потому пришёл сюда, чтобы попытаться помочь или хотя бы утешить.

– Спасибо, Эстебан, – сказал я. – Самым большим утешением для меня было бы оказаться на свободе. Можешь ты как-нибудь отвлечь стражей и отпереть мою дверь?

– Боюсь, Хуан Британико, подобное за пределами моих возможностей. Испанские солдаты не обращают особого внимания на чёрного человека. К тому же – прости, если это прозвучит эгоистично, – мне дорога моя собственная свобода. Но я попробую придумать какой-нибудь способ устроить тебе побег и при этом самому не оказаться на твоём месте. А пока что скажу, что испанский патруль доставил новости, которые, возможно, приободрят тебя. И уж всяко не порадуют испанцев.

– Интересно. Слушаю тебя.

– Так вот, несколько твоих убитых и раненых воинов были обнаружены сразу после того, как попали в засаду прошлой ночью. Но послать патруль, чтобы произвести тщательную проверку местности, губернатор решился только с утра. Однако испанцам удалось найти лишь немногих убитых и раненых – большинству твоих людей удалось уцелеть и скрыться. А один из беглецов, человек на лошади, не побоялся показаться на виду у этого патруля. По возвращении испанцы описали внешность всадника, и спевшиеся с Коронадо индейцы, Йайак, а также эта ужасная женщина Г’нда Ке, похоже, узнали этого отважного человека. Они назвали его имя: Ночецтли. Это что-нибудь говорит тебе?

– Да, – сказал я. – Он один из лучших моих воинов.

– Ты знаешь, сильно смахивает на то, что Йайак, услышав об участии этого Ночецтли в твоём походе, как-то странно и необъяснимо встревожился, но распространяться на сей счёт не стал, поскольку дело происходило в присутствии губернатора и его переводчика. Женщина же презрительно рассмеялась и назвала Ночецтли лишённым мужества куилонтли. Что значит это слово, amigo?

– Не важно. Продолжай, Эстебан.

– Она сказала Коронадо, что такой лишённый мужественности человек, пусть он даже находится на свободе и вооружён, не представляет никакой опасности. Но последующие события показали, что она ошиблась.