Текст книги "Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями"

Автор книги: Герд Нюквист

Соавторы: Ежи Эдигей,Патриция Мойес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

Глава 15. Человек без шрама

Темной ночью две едва различимые человеческие фигуры крадучись приблизились к забору, отгораживавшему жилые постройки от заливных лугов, сбегавших к самому берегу Лодыни.

– Там злая собака, – шепнул на ходу один из «злоумышленников». Это был поручик Левандовский.

– Знаю. Я уже две недели ношу этому псу то колбасу, то еще что-нибудь. Даже на сахарную кость пришлось раскошелиться. А перед этим не устоит самый свирепый пес. Надо надеяться, мы подружились. Я и теперь несу ему угощение.

– Вы, Хшановский, могли бы сделаться неплохим взломщиком.

– Дело есть дело. А в заборе, – похвалился сержант, – я оторвал снизу две доски. Их можно раздвинуть.

Они подошли к забору и с минуту постояли прислушиваясь. Рядом послышалось злое ворчанье.

– На ночь его спускают с цепи, – констатировал поручик, которого мало радовало близкое знакомство с огромной немецкой овчаркой. – Только бы он не поднял тревогу.

Сержант тихонько присвистнул и, отодвинув доску, вполголоса позвал:

– Неро, Неро…

Собака еще раз гавкнула, но, признав своего, умолкла. Ее массивная голова высунулась в дыру в заборе.

– Хорошая собачка, хорошая, – сержант подсунул псу внушительный кусок колбасы.

Лязгнув крепкими челюстями, пес проглотил колбасу.

– Вот тебе косточка, – сержант протянул овчарке огромную кость с остатками мяса.

Накануне Хшановский попросил жену сварить бульон из говяжьих мозговых костей и никому не разрешил притронуться к этим костям. Даже любимцу детей псу Азору пришлось довольствоваться остатками обеда.

Неро тщательно обнюхал кость, словно проверяя, нет ли тут подвоха, потом захватил ее зубами и, помахивая хвостом, направился в свою будку. С этой минуты его больше не интересовало, что происходит во дворе. «Взломщики» пролезли через отверстие в заборе и устремились к длинному, узкому строению со множеством дверей. У каждого обитателя дома имелась во дворе своя клетушка.

– Вот эта, – указал сержант.

Поручик наклонился над замком.

– Большой, но обыкновенный, – прошептал он, – без «собачки». Пожалуй, справлюсь.

Он извлек из кармана несколько стальных прутьев, напоминающих ключи для консервных банок, и неторопливо, осторожно принялся манипулировать отмычкой.

– Эта не подходит, – буркнул он и взял другую. Только четвертая отмычка подошла – замок поддался. Сержант приоткрыл дверь и посветил в образовавшуюся щель электрическим фонарем.

– Да, здесь, – сказал он, пролезая в каморку.

Поручик вошел следом. Они прикрыли за собой дверь.

– А тут электропроводка, – заметил офицер. – Я нащупал выключатель.

– Свет лучше не зажигать, слишком заметно, фонаря достаточно. На всякий случай я прихватил огарок свечи.

– Этот? – спросил Левандовский. Свет электрического фонарика озарил видавший виды мотоцикл «SHL», а рядом другой – венгерскую «паннонию».

– Венгерский – это хозяина дома, – пояснил сержант. – Он держит свою машину здесь, его сарай забит углем.

Поручик достал из кармана большой кусок обработанной специальным раствором бумаги, расстелил лист на земле и прокатил по нему заднее колесо мотоцикла.

– Готово, – сказал он, поднимая бумагу с отпечатками протекторов.– Гасите фонарь, пора смываться.

– Еще мунутку, – сержант вплотную подошел к мотоциклу и осветил машину. Его заинтересовала табличка с номером на заднем крыле. – Любопытно, – пробормотал он, – какое-то странное крепление.

Внимательно обследовав штурвал мотоцикла, сержант указал пальцем на один из рычагов.

– А это что такое? – спросил он. – В моем «эсхальзе» этого нет, – и нажал на рукоятку.

– Смотрите, смотрите, сержант! – поручик схватил товарища за плечо, указывая другой рукой на табличку с номером, – она была черной. Номер исчез.

– Как это произошло? – сержант не мог понять «чуда».

– Это ее оборотная сторона, – пояснил офицер.

Хшановский снова нажал рычаг. Табличка неслышно совершила поворот вокруг своей оси. Номер, белые цифры на черном фоне. Сержант еще раз надавил никелированную рукоять – номер пропал.

– Ловкач, – произнес он с уважением, – простой, но очень остроумный фокус. Достаточно на черной стороне табло мелом или белой краской написать какой-нибудь номер, и можно манипулировать даже во время движения. Выехать под собственным номером, а вернуться с фальшивым. Теперь ясно, почему после каждого налета наш «человек со шрамом» возвращался на мотоцикле с разными номерами. А к своему дому подъезжал, вероятно, уже с подлинным. Однако пора возвращаться: Неро, пожалуй, уже приканчивает кость.

– Питаю надежду, что он еще занят ею.

Закрыв сарай на замок, «взломщики» вернулись восвояси той же дорогой.

– Вы меня вызывали, поручик? – в комнату заглянула Эля.

– Прошу вас, входите, садитесь. Собственно, я обязан вас официально допросить, – объявил Левандовский. – Но по отношению к друзьям такие формальности, наверное, излишни? Мы побеседуем, и все останется в этих четырех стенах. Тем более что речь идет о совершеннейшем пустяке. Поэтому я и решил просто поговорить с вами в отсутствие майора и его заместителя.

– Вы меня пугаете, – в голосе секретарши, однако, не чувствовалось никакого испуга. – Что за тайны?

Левандовский извлек из ящика стола папку и достал оттуда исписанный лист бумаги.

– Дело в том, Эля, – произнес он, всматриваясь в лист, – что в милицию поступила жалоба. К счастью, она попала прямо ко мне. Необходимо как-нибудь потихоньку замять это дело.

– Жалоба на меня?

– На вас. Эля. Жалобу подал один из местных огородников. Он пишет, что его жена днем такого-то числа, – поручик назвал ту самую дату, когда с цехановской почты крестьянину в Сарновой Гуре послали перевод на сто злотых, отправителем которого значился поручик Анджей Левандовский, – подкараулила трех хулиганов, швырявших камнями в стекла ее парников. Она тут же позвонила в уездное отделение милиции. Трубку сняла особа, которая назвалась «секретаршей начальника милиции». Однако никаких мер не было принято. Хулиганы продолжали спокойно колотить стекла, ни один милиционер так и не явился. Огородник требует наказания виновных и возмещения убытков.

Эля явно смутилась:

– Я абсолютно не помню такого звонка. Все поступающие сообщения я тотчас передаю дежурному офицеру или же просто переключаю на него аппарат. Тут какое-то недоразумение…

– Я тоже так подумал, – сказал поручик, – однако для порядка сверился по книге донесений дежурного офицера, а кроме того, переговорил со своим коллегой, который дежурил в тот день. Увы, вы не передавали ему такого сообщения. Боюсь, если майор узнает, разразится скандал, и прежде всего нагорит вам, Эля. Знаете, расследование, дисциплинарное взыскание…

– Но такого телефонного звонка в самом деле не было! Может, эта женщина набрала не тот номер?

– Я разговаривал с ней. Она утверждает, будто ей ответили: «Уездное отделение милиции, секретарь начальника».

– Но я же никогда так не отвечаю. Я говорю просто: «Отделение милиции».

– Это очень важная деталь, Эля. Вспомните хорошенько, может быть, вы в тот день вышли на улицу и оставили кого-нибудь у телефона. Так бывает. Ничего дурного тут нет. Может, приходила ваша сестра? Я сам несколько раз видел, что она подменяла вас. Она ведь тоже работает в милиции.

Эля внезапно покраснела.

– Я должна рассказать одну вещь, – прошептала она.

– Рассказывайте. Вы же знаете, как я к вам отношусь. Мне хотелось бы уберечь вас от неприятностей, но для этого необходимо знать правду. А мы, как я уже говорил, беседуем с глазу на глаз.

– Видите ли, я припоминаю, что действительно вышла тогда из канцелярии. Но всего на четверть часа. Добежала до аптеки – и назад.

– Вы неважно себя чувствовали?

– Нет. Но в аптеке как раз продавали пергидроль.

– Пергидроль? Что это за штука?

– Это перекись водорода. Она нужна для осветления волос, – пояснила девушка.

– Что вы, Эля? У вас такие прелестные белокурые волосы, все цехановские девчата вам завидуют.

– Это я не для себя, меня попросили купить целый литр. В аптеке, естественно, продают маленькими флакончиками. Ну а я… Вы понимаете?

– Ясно. Секретарше начальника милиции не откажут в подобном пустяке.

– Мне обещали, что, если я достану этого пергидроля побольше, мне вне очереди сделают «трапецию». Вы знаете, это та прическа, описание которой сержант Хшановский получил из Парижа.

– Понимаю. Вы побежали в аптеку, а тем временем у телефона дежурил кто-то другой. Было это, вероятно, в тот день, когда Старик и его зам отправились на конференцию к председателю уездного народного Совета. Помнится, ни один из них не вернулся в отделение.

– Да. Это было после трех часов дня. Почти все разошлись. Остались только дежурные. Я никак не могла найти кого-нибудь, кто бы подменил меня на несколько минут…

– Надо было оставить кого-нибудь из знакомых… – поручик старался облегчить девушке признание в ее невинном служебном проступке.

– Я так и сделала. Она сама предложила посидеть у телефона. Меня не было самое большее минут десять, ведь до аптеки отсюда рукой подать. А когда я вернулась, она сказала, что никто не звонил.

– Вероятно, забыла, обрадованная тем, что вам удалось достать пергидроль. Много вам отпустили?

– Я просила хотя бы литр, но фармацевт сказал, что не может. Обещал дать больше, когда они получат следующую партию. Но полбутылки я все-таки достала. А им бы и вовсе ничего не дали, – похвалилась Эля.

– Вот и хорошо, – поручик явно был доволен, – что вы так искренне рассказали мне все. Я поговорю с огородником и постараюсь убедить его взять назад свою дурацкую жалобу. Много ли он потерял? Несколько стекол стоимостью в каких-нибудь сто-двести злотых. Для него это пустяки. Да он за одни только гвоздики гребет по пятнадцать тысяч в месяц.

– Вы очень милы, поручик, и я вам страшно благодарна. Если бы это дело попало в руки другому офицеру, мне бы здорово влетело! Майор бы этого так не оставил.

– Ну, что новенького? – приветствовал начальник уездного отделения милиции двух своих сотрудников, которые явились по делу «человека со шрамом». – Как поживает ваш дедуктивный метод?

– С ним все кончено, гражданин майор, – сержант был таким службистом, что, если ему приходилось сидя давать отчет своему начальнику, казалось, даже сидит он по стойке «смирно».

– Как это кончено?

– Пан майор, – не без некоторой торжественности начал Левандовский, – мы как раз завершили следствие. Я должен откровенно признаться, что моя заслуга тут невелика. В основном дело довел до конца сержант Хшановский.

– Что? Вы нашли «человека со шрамом»?! И говорите об этом так спокойно?

– Так точно. Сержант знает об этом, по крайней мере, уже недели две, но он все искал необходимые доказательства. Теперь мы эти доказательства получили.

– Послушайте, Левандовский, перестаньте трепать мне нервы. Докладывайте!

– Пусть лучше докладывает старший сержант. Моя роль тут самая незначительная.

Чувствовалось, что терпение майора на исходе. Он метнул взгляд на Хшановского.

– Говори наконец!

– Слушаюсь, пан майор… Когда пан майор разрешил мне заняться этим делом, я сразу понял, что тут необходим богатый жизненный опыт, знание жизни и женщин.

– Женщин?

– Так точно, пан майор, женщины в этой истории сыграли главную роль. Я чувствовал, что сумею разгадать эту загадку. Я ведь человек бывалый. А двадцать с лишним лет работы в милиции тоже кое-чему научили. Со многим довелось сталкиваться за это время.

– Знаю, знаю, – согласился начальник милиции. – Вы, Хшановский, принадлежите к старой милицейской гвардии.

– …Большую поддержку оказал мне поручик Левандовский. Я думаю, он не обидится, если я скажу, что сначала он принялся за ведение следствия безо всякой охоты. Он слишком молод для этого дела, ему не хватало житейского опыта. Зато у него имеются профессиональные знания, которых недостает мне. А помимо всего этого мне помог счастливый случай. В театре благодаря любезности Генрика Летинского я узнал, что сделать шрам на лбу легче легкого. И тут краеугольный камень нашего следствия – поиски человека с особыми приметами – рухнул. Стало ясно, что бандитом может оказаться любой житель Цеханова при одном лишь условии.

– Каком же именно? – прервал майор, заинтригованный донельзя.

– При условии, что он великолепно знает обо всем, что происходит в нашем городе, не исключая сведений, поступающих из здания уездного отделения милиции. Когда я уяснил это, остальное оказалось детской задачкой.

– Вы, Хшановский, намерены довести меня до инфаркта.

– Так точно, пан майор! То есть нет… – запутался бедный сержант. – Я вовсе не хочу, чтобы вы, пан майор, заболели. Я только обращаю ваше внимание на то, что ключом к решению загадки оказался ответ на вопрос: как это «человек со шрамом» знает обо всех тайнах города и даже о секретах уездного отделения милиции?

– Да, действительно, – пробормотал майор.

– Тогда я решил составить список таких людей. Какой-нибудь офицер из нашего отделения? Нет, ему трудно было бы получить сведения из банка, с сахарного завода, из отделений связи. Ксендз или кто-то из его викариев? Ерунда, потому что на исповедь ходят только практикующие католики, да и те к разным ксендзам. Я исключил поочередно: официантов, сотрудников сберкасс, почтальонов и других почтовых служащих, а также работников сахарного завода. Все эти люди могли собрать обширную информацию, однако только в одной какой-то узкой области, а наши бандиты располагали полной информацией. В конечном счете остались только две профессии.

– Какие же? Вы говорите сплошными загадками!

– Я показываю, пан майор, каким образом дедуктивный метод позволил найти преступника. Я пришел к выводу, что это может быть или продавец или кто-нибудь из персонала в этом громадном САМе.

– Почему?

– В САМ заглядывают почти все жители. Здесь производят закупки и работники милиции, и рабочие с сахарного завода, и с почты, и из сберкассы. САМ навещают и все приезжие. Всякий, кто выберется из деревни в Цеханов, обязательно завернет туда. По словам заведующей магазином, нельзя даже представить себе, чего только люди, посещающие магазин, не рассказывают ей самой и продавщицам.

– Это верно, – согласился начальник милиции.

– И все-таки САМ мне пришлось отвергнуть. И не только потому, что никто из его сотрудников, включая заведующую и кассиршу, внешне не походил на наших бандитов, а потому, что их сведения о делах милиции могли быть лишь случайными, отрывочными. Бандит же досконально знал, что происходит и что говорится в этом здании. Кроме того, никто из персонала САМа не мог войти сюда и заполнить бланк почтового перевода на машинке, стоящей в секретариате.

– Да. Это исключено.

– Осталась, таким образом, только одна профессия, представители которой всегда знают обо всем…

– Я вас… – рявкнул раздосадованный майор.

– Парикмахер, пан майор, – поспешно выпалил сержант, вытягиваясь на своем стуле.

– Парикмахер?! Кароль?

– Так точно, пан майор, – подтвердил сержант и продолжал: – Приходилось ли вам, пан начальник, сидя в парикмахерском салоне, слышать, о чем болтают женщины, когда их причесывают? Самые интимные секреты, о которых ни одна из них не рассказала бы ни мужу, ни матери, ни ксендзу на исповеди, она выложит тут же всего за каких-нибудь пять минут. А уж если сам парикмахер захочет что-нибудь специально узнать, ему ничего не стоит вытянуть из клиентки все нужные сведения. А ведь у Кароля причесывались все сотрудницы нашего отделения милиции и жены милицейских работников.

– Моя жена тоже, – майор был несколько смущен.

– И жена заместителя пана майора, – добавил не без некоторого удовлетворения Хшановский, – а также пани капитанша. И жена председателя уездного народного Совета, жена и дочь начальника отделения связи, сотрудницы сберкассы, жена…

– А вы, сержант, этой своей «трапецией» только увеличили Каролю число клиенток.

– Дело не только в клиентках. Прелестная Галинка стригла и брила мужчин. Не только женщины обладают длинным языком и с легкостью выбалтывают служебные секреты. Эта красотка, стреляя глазками, умела вытянуть из клиентов нужные сведения.

Поручик Левандовский вдруг так мучительно покраснел, что казалось, кровь вот-вот брызнет из его щек. К счастью для него, майор глядел на сержанта, продолжавшего излагать свои выводы.

– Стоило мне допустить, что Кароль и есть «человек со шрамом», как у меня все стало сходиться, как в удачном пасьянсе. Кароль часто похвалялся, что своему искусству он обучался в Варшаве на Театральной площади, у знаменитого Эвариста, который причесывал известных актрис. Такой мастер должен был до тонкостей знать гримерное дело. Впрочем, как сказал мне Летинский, Эварист начинал свою карьеру именно гримером в Народном театре. Ученик такого парикмахера, конечно же, знал, как делается шрам на лбу. И точь-в-точь такой, какой я видел в пьесе Александра Фредро «Два шрама». Парик для Кароля тоже не проблема.

– Это понятно.

– Однако необходимо было получить доказательства, которые подтвердили бы мою гипотезу. Кароль говорил мне, что собирается в недалеком будущем продать свою парикмахерскую и перебраться в Закопане, потому что наш климат ему вреден. У меня под Гевонтом живет старый друг. Когда-то мы вместе служили в милиции, а теперь он заведует там домом отдыха. Я написал ему, и он ответил, что на имя супругов Кароля и Галины Пшалковских в самом фешенебельном районе Закопане возводится великолепная вилла.

– Они супруги?

– Уже три года, то есть с того момента, как Галинка появилась в Цеханове, – пояснил сержант. – Я проверял в Варшаве в Отделе записей актов гражданского состояния. Несмотря на высокие заработки – парикмахерская Кароля, как известно, процветает, – стоимость такой комфортабельной виллы намного превосходит доходы супругов Пшалковских. Тем не менее и это было только косвенной уликой, а не доказательством вины. Однако и такое доказательство мы вместе с поручиком Левандовским наконец получили.

– Какое именно?

– Минувшей ночью мы проникли в сарай Кароля, там, где он держит свой мотоцикл. Мы его тщательно обследовали. Все сходится.

– Я узнаю все более интригующие подробности, – начальник милиции заломил руки. – Мои люди в роли налетчиков!

Однако в этом восклицании сержант уловил шутливые нотки и поэтому продолжал свой рассказ.

– Поручик Левандовский оказался профессиональным взломщиком. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы открыть массивный замок. Мне бы пришлось, пожалуй, свернуть его ломом… В сарае Кароля мы обнаружили мотоцикл с той самой покрышкой, какая была на машине стрелявшего в меня человека. Кроме того, мотоцикл снабжен специальным рычагом, переворачивающим табличку с регистрационным номером. С одной стороны номер, с другой – черная поверхность, на которой можно написать мелом или краской все, что душе угодно. Одно движение передачи – и номер изменен, даже во время движения. Этих доказательств, пожалуй, достаточно. Остальное, надеюсь, даст обыск у бандитов.

– Да, это звучит убедительно, – согласился майор. – Однако вы не объяснили еще одну вещь: каким образом Кароль мог заполнить на моей машинке бланк перевода?

– О, это чепуха! – быстро вмешался Левандовский. – Печатал не он, а прелестная Галинка. Ведь она знает всех сотрудников милиции. Кто с нею не флиртовал… Она не раз под всякими предлогами появлялась в здании милиции. Я сам частенько видел ее здесь. Ей нетрудно было улучить момент хотя бы, когда секретарша понесет пану майору бумаги на подпись, а заполнение бланка почтового перевода – минутное дело. Даже если кто-нибудь и увидел бы ее за машинкой, он подумал бы, что Эля позволила ей что-нибудь напечатать.

– Вы правы, поручик. Я припоминаю, как-то, когда Галинка меня стригла, она обмолвилась, что ей требуется напечатать что-то на машинке. Возможно, я сам и посоветовал ей договориться с Элей и дать ей напечатать бумагу или же отстукать самой. Потом это начисто вылетело у меня из головы.

– Наверняка так и было, – поддакнул поручик, довольный, что ему удалось утаить маленький грешок симпатичной секретарши.

– Итак, – заключил майор, —приступайте к последнему акту драмы, к аресту преступников. Прошу, однако, выполнить это задание быстро и четко. Не забывайте, что у них оружие и терять им нечего, и все же… А почему, кстати, они убили Михаляк? Это ведь единственное убийство на их счету.

– Очень просто, – ответил сержант. – За неделю до ограбления Михаляк приезжала в Цеханов. Побывала в САМе, устроила свои служебные дела и заглянула к парикмахеру. Как раз к Каролю – он скорее всего от нее и узнал, что в магазине скопилась крупная сумма денег. У Михаляк был великолепный слух. Она много лет пела в хоре, исполняла сольные партии в костеле и на разных торжественных вечерах. Она была артисткой-любительницей с отличным слухом и голосом, но без всякого специального образования. Когда замаскированный бандит велел ей отдать деньги, она, очевидно, узнала его по голосу и не сумела этого скрыть. На ее лице появилось выражение крайнего удивления, когда она догадалась, что под маской «человека со шрамом» скрывается парикмахер Кароль. Кароль понял, что он разоблачен, и выстрелил.

* * *

Два часа спустя бандиты уже сидели под замком. При тщательном обыске у них нашли пистолеты, запас патронов и черную маску. Что касается черных чулок, то в гардеробе прелестной Галинки они имелись в избытке.

Поздним вечером мужчина в потертом милицейском мундире сидел за столом и вполголоса читал: «Равнобедренная трапеция имеет основания А и В, А больше В…»

– Кацперек! – прервав занятия, крикнул он.

На пороге появился капрал.

– Слушаю, начальник.

– Кацперек, мне попалась чертовски трудная задача. Ты уже однажды растолковал мне ее, но за последнее время я ее подзабыл. Объясни-ка мне еще раз, ведь экзамен на носу, а мне до зарезу надо его сдать. Майор сказал: получишь аттестат – обязательно направлю тебя в трехгодичную офицерскую школу в Щитно.