Текст книги "Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов"

Автор книги: Георгий Виноградов

18. Разлучница

Было 12 часов, а Люды все еще не было дома. Мать не спала, она волновалась за дочь. Люда накинула пуховый платок на плечи и убежала.

Что же случилось? Мать посмотрела на спящего сына, тот тихонько посапывал во сне. Перевела взгляд на часы: полпервого! Господи! Ушла в 9, а сейчас уже первый час. Уж не с Сергеем ли ушла гулять? От этой мысли у матери похолодело внутри. Да и кому ж не знать Белоусова Сергея?

В третьем классе мать Сергея попросила Люду повлиять на сына. Сергей связался с плохой компанией, стал курить, и это в девять лет! В седьмом классе стал пить. Мать его совершенно не знала, что делать, так как незаметное прозвище «Белоус – звезда шпаны» наводило страх на всех, и на мать тоже.

...Тем временем Люда гуляла с Белоусовым, делилась с ним мнением. Она говорила, как вредно курение и водка, объясняла, к чему это приводит. Навстречу им не попался никто, только из-за угла выныривали запоздалые машины. Немного погодя Люда спросила:

– Сережа, тебе уже 17 лет, неужели тебе не нравится никто из девчонок?

Люда посмотрела ему в глаза, стараясь найти ответ.

– Знаешь, Людмила, мы учимся вместе в техникуме, гуляем, ходим в кино, в театры, и ты не можешь понять, что я тебя люблю?

Люда посмотрела еще раз в глаза Сергея и подумала: «Господи! Так, значит, он меня любит. А я столько думала, плакала, ночи не спала, ведь думала, что Аленку любит, сколько лет считала ее соперницей. Значит, он любит меня. А я, я-то – люблю его? Ну конечно, люблю! Сказать? А может, не надо?»

Сергей тихонько прикоснулся губами к Людиной щеке, потом смутился и произнес:

– Люда! Почему, когда мне тяжело, меня никто не жалеет? Почему Аленкой помыкают? Скажи, объясни мне?

Люда не знала, что ответить. Она взяла его под руку, и они пошли побыстрее. Люда не знала, почему Сергей задал ей такой вопрос. Они шли молча Вдруг в темноте показались две фигуры. Они приближались все ближе, и уже можно было отличить Алену и ее подругу Ирину. Когда две пары сошлись, Алена оглядела странным взглядом Люду и, не говоря ни слова, повернулась к Сергею:

– Да! Нечего сказать, здорово получается. Я жду его в саду, а он с... – Алена посмотрела в сторону Люды. – Что, тоже ей в любви объяснялся? Первая Иринка, вторая я, а она какая? – кричала Алена, а Ирина стояла и ехидно улыбалась.

Потом они повернулись и ушли. Только теперь Люда поняла, что была обманута Сергеем. Теперь она поняла, что весь этот спектакль был нужен лишь для того, чтобы Алена могла отомстить Люде. Люда вспомнила, как когда-то она оскорбила Алену и ненавидела Ирину. Теперь она все поняла, только не поняла одного: любил ли ее Сергей. Так она простояла минут пять, когда к ней подошла Алена.

– Люда, прости меня. Я его очень люблю, люблю до безумия. Сергей любил меня, и вдруг появилась ты, и он растаял. Я взяла красотой, а ты – характером.

И добавила уже в гневе:

– Неужели ты не понимаешь, что ты мешаешь мне? Ты разлучница! Да! Да! Ты разлучница!

Люда не выдержала и ударила Алену по щеке, уже не в силах побежала. На полпути ее и остановил Сергей:

– Люда, любимая моя! Я все расскажу! Я люблю тебя, а Алена завидует тебе. Понимаешь! Милая, прошу тебя, прости!

Но Люда ничего не слышала, она вырвалась из объятий Сергея и побежала. Вдруг раздался скрип тормозов машины. На асфальте лежала девушка, около нее стоял юноша и плакал. Горячие слезы катились со щек Сергея на щеки Люды. Люда умирала. Перед смертью Люда сказала:

– Сережа, Сереженька, я люблю тебя и буду любить тебя даже мертвой. Ты прости меня, я не могла поступить иначе, ведь она любит тебя, так будь же счастлив с ней.

Это были ее последние слова.

Через три дня Сергей бросился под поезд. Он тоже любил Люду и не мог представить, как он будет жить без нее.

Так закончилась жизнь двух молодых людей – Люды и Сергея. Любовь обошлась с ними очень коварно. Действительно, любовь так коварна. Многие платили за свое счастье жизнью, многие теряли разум из-за любви.

19. Финал

Это было летом. Сидеть дома было скучно. Шел дождь, и Наташа решила сходить к подругам, но к кому? Ведь все разъехались. «Пойду я к Наде Ивановой», – решила она. Надя не нравилась ей, но в глубине души кипела зависть, она всех поражала своей красотой. «Вот бы мне такие глаза, волосы», – думала Наташа. Она вышла на улицу, села в трамвай и доехала до площади Горького. Выйдя из трамвая, она пошла по направлению к дому Нади. Вошла в подъезд нового дома. Наташа открыла дверь и увидела Надю. Она стояла с молодым человеком, и они целовались. Наташа смущенно опустила глаза и хотела уйти, она пошла к двери, но Надя окликнула ее и пригласила пройти в комнату. Там было еще пять парней и две девушки. Они сидели за столом. Девушкам было по семнадцать лет, а Наташе – шестнадцать. Они пригласили Наташу в свою комнату, включили музыку и стали танцевать. Надя так танцевала, что Наташа опустила глаза. Она не верила, что Надя, такая тихая девчонка, а вытворяет такое. Наташа тоже могла танцевать, но не так вульгарно. И вот к Наташе подошел какой-то парень и пригласил ее танцевать. Он был сильно пьян, от него несло водкой. Парень прижал ее к груди. Ей это не понравилось. Она хотела его оттолкнуть, но он прижал ее сильнее. Наташа ему понравилась. Музыка кончилась, и парень поцеловал ее в лоб и в щеку. Девушке это нравилось, ее целовали впервые. Потом предложили выпить по рюмке. Они сели за стол. Жак сел рядом, она сняла кофточку и осталась в одном сарафане. Жак положил свою руку ей на обнаженное плечо и предложил выпить, но она отказалась. Жак заставил ее и выпил сам. Он поцеловал в губы, коснувшись усиками щеки. Наташе это не понравилось, ей стало просто гадко. Она встала, но он схватил ее за руку и поцеловал еще раз. Наташа рванулась и убежала в коридор, здесь было темно, и она хотела включить свет. В это время выбежал Жак, он прижал ее к стене и стал быстро целовать и расстегивать сарафан. Он делал это так быстро, что Наташа не успела сказать ни слова. Но когда он обнял ее руками, взял за груди, она вскрикнула, но он закрыл ей рот поцелуем. Наташа рванулась, но он, наслаждаясь своей силой, прижал ее к стене и сказал:

– Какая же вы женщина, если не можете покориться мужчине.

Он назвал ее женщиной, и она покорилась. Потом он пригласил ее прогуляться, и она согласилась, они пошли на центральную площадь. Жак сказал, что ему нужно взять деньги. Наташа ничего не подозревала и пошла с ним. Он привлек ее, сжал в своих объятиях, и так они прошли всю улицу и подошли к большому красивому дому. Он взял ее на руки, и она очутилась у двери. Жак вынул ключ и предложил ей открыть дверь. Они вошли в комнату. Жак взял ее снова на руки, посадил на диван и стал целовать. Наташе это нравилось, и она осталась так сидеть, Жак обнял ее еще крепче и стал гладить ее лицо, плечи, стал расстегивать сарафан и сказал:

– Какие груди!

Тут Наташа вскочила и ушла на стул. Жак встал, подошел к Наташе, поцеловал ее еще раз и вышел в коридор. Когда Наташа услышала, как щелкнул замок, она все поняла. У нее на душе стало горько, и она заплакала, Жак вошел в комнату уже в халате. Увидев, что Наташа плачет, подошел к ней и поднес ей коньяк и шоколад. Она сидела на стуле и смотрела на него. Как близок и гадок ей был этот человек. Наташа встала со стула и снова попала в объятия Жака. Жак много пил и не был пьян. Наташа, выпив, почувствовала, что у нее закружилась голова. Ей стало душно, и она не могла сдвинуться с места. Но она почувствовала, что Жак взял ее опять на руки и положил на кровать, обессиленная, она не могла пошевелиться. Вдруг она почувствовала, что на нее навалилось чье-то тяжелое тело. Она уже не могла сопротивляться.

Очнулась она уже рано утром. Наташа не знала, где находится.

Она лежала обнаженная, а рядом с ней лежал обнаженный юноша. Одна рука нежно обхватывала обнаженные груди. Теперь Наташа поняла, что произошло, она вскочила. Хотела уйти, но не нашла одежду. Проснулся Жак, он подошел к ней, хотел обнять ее, но получил пощечину. Вдруг он одним махом бросил ее на кровать, но Наташа во второй раз ударила его. Она схватила бутылку и бросила ее на пол. Жак ударил ее по лицу. Наташа закричала, но он закрыл ей рот рукой и ласково, будто просил прощения за его дурной поступок, сказал:

– Дурочка, ты моя любимая, ну зачем? – прошептал он и поцеловал ее в лоб.

Он встал и включил музыку, а в это время Наташа попросила одежду, она взяла сарафан, кофточку, плащ, а потом получила золотой перстень. Наташе нравился Жак, вернее, она влюбилась в него за глаза, но он ей был так противен в эту ночь. Наташа хотела ударить его, но она опустила глаза.

– Я сама виновата, – заплакала она.

Жак был напуган ее рыданием, он сказал, что сдружился с плохими парнями и порвет с ними, что она первая девушка, которую он полюбил, что она должна быть его женой. Он обнял Наташу и стал покрывать ее жаркими поцелуями.

– Наташа, – сказал он, – я люблю тебя, понимаешь, люблю. Я хочу, чтобы ты стала моей, да, да, да... моей и больше ничьей, я люблю тебя.

Они вышли из дома, пошли вдоль по улице и дошли до ЗАГСа. Вечером они были на даче. В семье Наташи Жака приняли хорошо. Вскоре была свадьба. Летом они уехали на родину Жака, в Париж. У них родилась дочь, и они назвали ее Надей, именем Нади Ивановой, которая помогла им встретиться, которая их сделала счастливыми. Однажды Жак признался, что он сделал это специально, чтобы она стала его женой. В это время ей было семнадцать, а ему двадцать четыре. Они были счастливы.

Вот какая история может свести парня и девушку.

Примечания

Все публикуемые тексты были собраны и за исключением пяти опубликованы С. Б. Борисовым в следующих изданиях: 1) Тридцать рукописных девичьих любовных рассказов / Сост., автор статей и коммент. С. Б. Борисов. Обнинск, 1992; 2) Школьный быт и фольклор. Ч. 2. Девичья культура / Сост. А. Ф. Белоусов. Таллинн, 1992. В комментариях отмечается факт публикации текста с указанием на издание (в сокращении: «Тридцать рассказов» и «Девичий рассказ»).

1. Рассказ получен в 1988 г. от Татьяны Швилкиной, г. Байкальск (Иркутская область). См.: «Тридцать рассказов», с. 15 – 18. Новелла имеет множество вариантов, являясь своего рода «классической». Опубликованные варианты см.: «Девичий рассказ», с. 97 – 103 («Любовь этого стоит»); Лойтер С. М., Неелов Е. М. Современный школьный фольклор. Петрозаводск, 1995 (далее – «Современный школьный фольклор»). С. 102 – 103 («Любовь этого стоит»).

Врач, военный (профессии родителей главного героя), учитель, геолог, летчик (профессии героев других рассказов) представляют круг «профессиональных интересов» героев рукописных рассказов и отсылают к шестидесятым – семидесятым годам, когда эти профессии пользовались наибольшей популярностью (см.: Войтович С. А. Динамика престижа и привлекательности профессий. Киев, 1989. С. 124 – 125).

2. Рассказ получен в мае 1989 г. от Валентины Зачест, 23 лет. Резекненский р-н Латвии. См.: «Тридцать рассказов», с. 18 – 20.

3. Рассказ получен в феврале 1989 г. от Наташи. Рига (Латвия). См.: «Тридцать рассказов», с. 23.

4. Рассказ получен в феврале 1989 г. от Наташи. Рига (Латвия). См.: «Тридцать рассказов», с. 23 – 25; «Девичий рассказ», С. 109 – 112 («Сильнее гордости – любовь»).

Начало рассказа отсылает к сентиментальной повести Г. П. Каменева «Инна». Ср.; «Царица уныния, мрачная осень облекает природу в печальную свою мантию. Трава блекнет, цветы увядают, и холм, чернеющийся вдали, смотрит на опустевшую долину. Густые, сизые тучи закрывают лазурь небесную, и лес дремучий сыплет желтый лист на унылую землю. Умолкло пение жителей воздушных. Кусточки не манят меня под тень свою. Прозрачные источники не призывают к прохладе. Томная, печальная душа моя сетует вместе с природою, мрачные мысли ее волнуют» (см.: Русская сентиментальная повесть / Сост., общая редакция, вступ. статья и коммент. П. А. Орлова. М., 1979. С. 186).

5. Рассказ получен в январе 1988 г. от студентки факультета иностранных языков Шадринского пединститута. См.: «Тридцать рассказов», с. 35 – 40.

6. Рассказ переписан из тетради 1984 г., по всей вероятности, шадринского происхождения. См.: «Тридцать рассказов», с. 40 – 46.

Есть основания предполагать, что ученики 10 «б» разучивали песню «Милая мама» (музыка А. Аверкина, слова И. Лашкова), популярную в начале шестидесятых годов. Припев песни звучит следующим образом:

 
К нежной, ласковой самой,
Письмецо свое шлю...
Мама, милая мама,
Как тебя я люблю!
 

(см.: Аверкин А. П. Ой, ромашка – белый цвет... [Песни для голоса (хора) в сопровождении фортепиано (баяна)]. М., 1974. С.66.

7. Рассказ получен из Шадринского медицинского училища в 1987 г. См.: «Тридцать рассказов», с. 56 – 60.

Заполощенный – загорелый.

8. Рассказ получен в апреле 1989 г. от Светланы Байковой, 28 лет. Балвский р-н Латвии. См.: «Тридцать рассказов», с. 60 – 64.

Социальное неравенство героев, выступающее причиной трагедии, – ход, позаимствованный девичьим рукописным рассказом у сентиментальной повести и мелодрамы.

9. Рассказ получен в марте 1989 г. от Ирины Блохиной. Даугавпилс (Латвия), см.: «Тридцать рассказов», с. 67 – 69.

10. Тетрадь с рассказом получена в сентябре 1988 г. от Любови Блиновой, г. Сухой Лог (Свердловская область). Тетрадь датирована августом 1987 г. См.: «Тридцать рассказов», с. 77 – 80.

Смерть героев этого рассказа напоминает смерть героев сентиментальной повести неизвестного автора «Пламед и Линна» (см.: Русская сентиментальная повесть. С. 255 – 266).

11. Самый распространенный из всех рукописных рассказов. Публикуем вариант, полученный от Людмилы Тонких. Вентспилс (Латвия). См.: «Тридцать рассказов», с. 80 – 83. Опубликованный вариант см.: «Современный школьный фольклор», с. 104 – 107 («Помни обо мне»).

12. Рассказ привезен Любовью Блиновой из г. Сухого Лога (Свердловская область). См.: «Девичий рассказ», с. 108 – 109.

13. Этой новеллой открывается тетрадь с 15-ю рассказами, привезенная из Шадринского р-на студенткой Шадринского пединститута Светланой М. в октябре 1988 г. См.: «Девичий рассказ», с. 112—116.

14. Рассказ переписан из блокнота «Песни и стихи 1982 – 1983 Кучкильдиной Светланы» (г. Шадринск и Ялуторовск). Блокнот хранился в личном архиве В. П. Тимофеева (Челябинск). В 1993 г. блокнот был передан С. Б. Борисову.

15. Рассказ получен в 1987 г. в Шадринске.

16. Рассказ получен в 1992 г. от Марины Дружковой. Челябинск.

Рассказ был получен вместе с тетрадью, датированной приблизительно 1986 – 1988 гг.

17. Рассказ вместе с тетрадью предоставлен хозяйкой «альбома» Татьяной Давидовой (Харитоновой) в 1994 г. Тетрадь датирована 1980 годом (в то время хозяйке «Альбома» было 16 лет).

18. Рассказ вместе с тетрадью предоставлен Оксаной Талановой в 1993 г. Тетрадь датируется 1984 годом (в то время она была ученицей 7 – 8 классов школы № 103 Свердловска).

19. Текст получен из школы № 9 Шадринска в ноябре – декабре 1987 г. См.: «Тридцать рассказов», с. 52 – 54. Новелла весьма популярна среди хранительниц рукописного рассказа.

Девичий альбом xx века

Современная школьная девичья альбомная традиция, традиция письменного фольклора, попала в поле зрения фольклористов совсем недавно[115]115
  См., например: Бахтин В. «Писал поэт, фамилии нет...» // Звезда. 1992. № 1. С. 163 – 171; Лурье В. Ф. Современный девичий песенник-альбом // Школьный быт и фольклор. Ч. 2. Девичья культура. Таллинн, 1992; Неелов Е. М. Девичий альбом // Лойтер С. М., Неелов Е. М. Современный школьный фольклор: Пособие – хрестоматия. Петрозаводск, 1995. С. 87 – 114; Борисов С. Эволюция жанров девичьего альбома в 1920 – 1990-е годы // Шадринский альманах. Вып. 1 (1997). Шадринск, 1997. С. 87 – 110.


[Закрыть]. Изучение «классической» русской альбомной традиции заканчивается на альбомах «уездных барышень» первой половины XIX века. Таким образом период со второй половины XIX века до 80-х годов XX столетия, когда в альбомной культуре произошли серьезные изменения и, собственно, появился школьный альбом как таковой, остается неисследованным.

Первые значимые изменения в альбомной культуре произошли, на наш взгляд, в последней трети XIX века, когда из семейной среды альбом стал активно переходить в среду ученическую – в закрытые пансионы и женские гимназии. Альбомы гимназисток конца XIX – начала XX века еще достаточно строги в своей организации, многие из них открываются советом матери, включают аллегорические рисунки, четкие символы цветов, рисованных игральных карт и обязательные кладбищенские сцены. Доля альбомных поэтических штампов в них не так высока, часто встречаются многострочные авторские стихи хорошего поэтического уровня, хотя и в рамках типичных альбомных сюжетов. Встречается даже гекзаметр: «Веру в любовь потеряв, слезы печально пролила...» (РО РНБ, 694-1-19). В альбомных стихах ощущается влияние как модной, так и программной поэзии. Часто цитируются Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Фет, Тютчев, Полонский, Апухтин, Бальмонт и особенно Надсон. Много строк из популярных фортепианных романсов. Альбом гимназисток не был лишен и прозы: ее можно определить как экзальтированные стихотворения в прозе с сентиментальной лексикой гимназисток, характерными гимназическими прозвищами: «Голубка моя Серка, в те часы когда я с тобой говорила, когда мои мысли и стремления находили отзвук и сочувствие в твоей душе, я была бесконечно счастлива; Голубка моя Серуха! В те часы когда мы с тобой говели...» (РО РНБ, 694-1-19. Гимназический альбом М. М. Серовой). Юрьевские гимназистки начала века даже имели для альбома специальное гусиное перо, хотя в ходу были уже металлические перья и резервуарные ручки (некая ориентация на старину – всегда более благородную). Аналогию можно найти только в некоторых английских литературных обществах, где и в XX веке использовали гусиные перья.

Альбомная культура вновь испытала достаточно серьезные изменения в 20 – 30-х годах XX столетия. Эти изменения связаны с множеством факторов: сменой социального статуса и снижением образовательного уровня владельца альбома, поменялись ценностные ориентиры, кардинально изменился культурный быт. Но самой главной причиной альбомных новаций является, на наш взгляд, то, что новый советский ученик часто был носителем крестьянской или «посадской» («фабрично-заводской») фольклорной традиции. Фольклорный контакт города и деревни, аристократии и крестьянства постоянен, своеобразен и имеет иногда достаточно причудливые выражения.

Еще в начале 20-х годов в альбомах явственно чувствуется статус владельца. В одних «теплится» лирическая гимназическая поэзия и лексика (ангел, голубка, душечка, глаза-совершенство, лента голубая, милые щечки), в других обретает право и новая городская лирика. С конца 20-х годов содержательная разница альбомов практически исчезает. Для примера приведем все стихотворения с образом Ангела только в одном альбоме 1918 – 1923 годов, любезно предоставленного нам Еленой Владимировной Душечкиной:

 
Пусть Ангел-хранитель тебя сохранит
От всякой невзгоды земной,
Пусть доброе сердце твое не узнает
И тени беды никакой...
Вера ангел!
Вера цвет.
Вера розовый букет.
Вера лента голубая!
Не забудь меня, родная.
За вашу милую улыбку,
За ваши милые глаза,
На небе ангелы дерутся
И ведьма скачет как коза.
Ангел летел над сугробом.
Вера проснулась от сна.
Ангел сказал ей три слова:
Вера, голубка моя.
 

Постепенно образ Ангела и голубка покидает альбомные страницы, как и характерная альбомная лексика гимназисток. Практически последние ее проявления мы встречаем в альбомах конца 30-х годов:

 
Чашечка, блюдечко, чайный прибор.
Манечка, душечка, ангел ты мой!
(ИРЛИ, р. V, 57-2-17. 1935 г.)
 

Неизменным остается набор жанров, тем и мотивов альбомных стихотворений, удачно подмеченный А. С. Пушкиным в описании альбома «уездных барышень» в IV главе «Евгения Онегина»

 
«Стихи без меры, по преданью
В знак дружбы верной внесены»;
«Кто любит более тебя,
Пусть пишет далее меня»,
«Тут верно клятвы вы прочтете
В любви до гробовой доски»;
«Какой-нибудь пиит армейский
Тут подмахнул стишок злодейский»;
«И шевелится эпиграмма»;
«А мадригалы им пиши»;
«Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой»;
«Текут элегии рекой».
 

При этом хотелось бы выразить одно недоумение: если в альбомах XIX века любовное послание, восхищение красотой пишется мужчиной, то с момента появления школьного альбома и адресатом и автором того же любовного послания является девушка. Видимо, такая специфика – отсутствие диалога между полами – связана со спецификой субкультуры закрытых и «однополовых» учебных заведений, которые культивировались в России[116]116
  См.: Белоусов А. Ф. Институтка // Школьный быт и фольклор. Ч. 2. Девичья культура. Таллинн, 1992. С. 119 – 159.


[Закрыть].

Итак, в альбомах 20 – 30-х годов фиксируются следующие основные мотивно-тематические единицы.

Восхищение красотой и умом владелицы альбома:

 
Ваши глаза совершенство,
Ваши губы идеал,
О! Великое блаженство!
Кто их только целовал.
 

Пожелания счастья, любви:

 
Пусть вечно жизнь тебя ласкает.
Как мать любимое дитя,
Пусть сердце горести не знает.
Не унывай, живи шутя.
 

Клятвы в верности и преданности:

 
У вас симпатьев много,
В числе которых нет меня.
Но вы поверьте ради Бога
Никто не любит вас как я.
 

Наставления владелице альбома никогда не забывать друзей, клятвы в вечной дружбе:

 
Пишу тебе стихами
Священный договор.
Останемся друзьями,
Как были до сих пор.
Годы быстро летят.
Нас с тобой разлучат.
И в далекой стране
Вспомни, Вера, обо мне.
Пройдут года, и ты меня забудешь.
Подруги новые найдутся у тебя,
И, может быть, ты больше их полюбишь,
Чем любишь ты теперь меня.
 

«Все, кто пишет в альбом, кроме меня лгут»:

 
Не верь тому, кто здесь не пишет.
В альбоме редко кто не врет.
Здесь все слова любовью дышат,
А сердце холодно как лед.
 

Сентенции о лукавстве и лицемерии:

 
Любит тот, кто при встрече краснеет,
Любит тот, кто при встрече молчит,
А не тот, кто при встрече целует,
И не тот, кто люблю говорит.
Зачем, зачем вы слово дали.
Когда не можете любить.
Зачем любви моей искали,
Когда хотели изменить.
 

Любовь – твоя погибель, «тебе рано влюбляться, мой друг», коварство мужчин:

 
Не доверяйся первой встрече,
И сердце всем не открывай,
И на чарующие речи
Спокойным взором отвечай.
Живи, люби.
Минуты счастья.
Они порою хороши.
Но не узнавши человека,
Не отдавай своей души.
Живи, люби и наслаждайся,
Но... никогда... не увлекайся.
 

Детство – лучшая пора, не торопись казаться взрослой:

 
Останься девочкой такою,
Какою знаю я тебя.
Казаться взрослою большою
Не торопись, мой друг, никогда
Детство – пора золотая,
Больше и чаще резвись,
Детства второго не будет,
Как ты за ним ни гонись.
 

Значение и приоритет учебы, насмешки над нерадивым учеником:

 
Будь девочкой умной,
Поменьше шали,
В классе будь внимательной,
Уроки учи!
Как прекрасна ученица!
Когда выйдет отвечать:
Опустив свои ресницы,
И не знает, как начать.
 

Типичные шутки, эпиграммы:

 
Когда мечта тебя родила,
Все утро пели петухи.
В Дону поймали крокодила,
И реки стали все пусты.
Ну что скажу тебе я спроста,
Мне не с руки хвала и лесть.
Дай Бог тебе побольше роста,
Другие качества все есть.
 

Снисходительные насмешки над альбомными стихами:

 
Альбом и стихи —
Это все пустяки.
Не советую тебе
Держать их в голове.
 

Стихи-пародии на альбомный жанр:

 
Люблю тебя я сердцем.
Люблю тебя душой.
Осыплю тебя перцем
И вымажу мукой.
 

Все это сопровождается традиционным предупреждением об отсутствии дара писать стихи («Я не поэт») или тематически аналогичной вариацией из альбома 30-х годов:

 
Писать красиво не умею,
Альбом украсить не могу.
Когда окончу семилетку,
Тогда красиво напишу.
 

Альбом 20 – 30-х годов сохраняет прежнюю особую структуру, но уже не открывается советом матери, для него характерен формульный зачин – представление хозяйки альбома, обращение к его авторам и читателям:

 
Если хочешь наслаждаться
И стихи мои читать,
То прошу не насмехаться
И ошибок не считать.
 

Концовка нового альбома – классическая, подобная описанной А. С. Пушкиным:

 
Кто писал дольше всех,
Тот и любит тебя больше всех.
Я писала дольше всех
И любила больше всех.
 

Вывод о сходстве основных мотивов альбомных стихотворений различных эпох позволяет сделать их сравнение. Именно указанные выше и приводимые ниже мотивы имеют и альбомные стихотворения А. С. Пушкина. Рассмотрим их подробнее и сравним со стихотворениями из альбомов 30-х годов XX столетия. Не в такой степени, но достаточно четко видится эта традиция и в современных альбомах песенниках. Например, мотив воспоминания, памяти об уходящих днях юности, о друзьях. Его корни в русской элегической поэзии. У Пушкина это стихи 1817 года – «В альбом» (А. Н. Зубову) и «В альбом Пущину»:

 
Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок,
Исписанный когда-то мною,
На время улети в лицейский уголок
Всесильной сладостной мечтою...
 

И типичное стихотворение из альбома 1920 – 1930-х годов:

 
Когда окончишь курс науки,
Забудешь школу и меня,
Тогда возьмешь альбом свой в руки
И вспомнишь, кто любил тебя.
 

Можно сравнить и «мадригальные» мотивы. Интересно сопоставить «Красавицу» А. С. Пушкина (из альбома Е. М. Завадовской) со следующим текстом из альбома середины 30-х годов:

 
Цвети, как роза полевая,
Амур славянской красоты,
Шалунья северного края,
Ах! Маня, Маня, это ты.
(ИРЛИ, р. V, 57-2-17)
 

Шуточные стихи также имеют свои аналогии. Сравним альбомное послание А. С. Пушкина А. П. Керн (1828):

 
Мне изюм
Нейдет на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила не хороша
Без тебя, моя душа.
 

И послание из школьного альбома 1937 года:

 
Люблю я лук,
Люблю я квас,
Но пуще всех
Люблю я вас.
(ИРЛИ, р. V, 99-3-11)
 

И пример из современного альбома-песенника:

 
Если хочешь быть счастливой,
Ешь побольше чернослива,
И от этого в желудке
Вырастают незабудки.
 

В школьных альбомах оседают и сохраняются различные произведения, популярные много лет назад. Один из наиболее интересных примеров – судьба стихотворения «Журнал любви» (1790 г.). В различных альбомах и песенниках (современных и прошлого века) обнаружено пять вариантов этого стихотворения. Они даже могут восприниматься как пародии на первоначальный текст, где герой только на двенадцатый день добивается свидания, влюбившись в первый день. Вот два текста из мещанского альбома 1895 года:

 
В понедельник, день несчастный,
Я красотку увидал,
И в нее влюбился страстно
И весь вторник прострадал.
В среду не было терпенья!
Я к красотке покатил
И без всякого вступленья
Руку с сердцем предложил.
Весь четверг я протомился.
От тоски не ел, не пил,
Но потом развеселился,
Как согласье получил.
В пятницу я обвенчался
В нашей церкви приходской,
А в субботу наслаждался
Тихим счастием с женой.
В воскресенье же к кузену
Я жену приревновал
И, чтоб не было измены,
Потасовку ей задал.
(ИРЛИ, р. V, 254-1-8-34)
 

 
В понедельник я влюбился.
Весь-то вторник прострадал.
В среду я в любви открылся.
А в четверг решенья ждал.
В пятницу пришло решенье,
А в субботу разрешенье,
В воскресенье под венец
И любви моей конец.
(ИРЛИ, р. V, 254-1-8-38)
 

Альбомный текст 1930 года еще не получил такого «любовного ускорения», как текст из современного альбома 1986 года:

 
В понедельник я влюбился,
А во вторник я страдал,
В среду я в любви открылся
И целый день ответа ждал,
А в четверг мы поженились,
В пятницу мы подрались,
Мы в субботу в суд подали,
В воскресенье развелись.
 

Альбомные стихи в большинстве своем достаточно сентиментальны или, наоборот, иронизируют над этой сентиментальностью. Чувствуется, что авторы альбомных стихотворений стараются придать своим произведениям более «взрослый» потенциал. Альбом XVIII – начала XIX века – это альбом барышень, а не детей, и первые ученические альбомы имели подражательный характер. Они бытовали параллельно с альбомами взрослых, пока окончательно не перешли в детскую традицию. Поэтому содержание альбомных стихов вполне соответствует детскому мировоззрению: сентиментально-подражательные стихи – это знак вхождения во взрослую культуру, также как и ирония над формой и содержанием альбомного стихотворения – это знак снисходительного отношения к такому «повзрослению». Ориентация на «взрослую» стихотворную культуру доказывается большим количеством реминисценций.

Альбомные стихи – формульная поэзия. Этого требует лаконизм поэтического экспромта, сущность жанра, близкого к дифирамбу, мадригалу и иногда даже к эпитафии, а также ограниченность альбомной страницы. Частое нарушение рифмы и ритмики объясняется не только поэтической неопытностью. Альбомная поэзия – это composition in performance. Альбомная страница – это беловик, и здесь невозможны исправления и правка.

Несколько слов об оформлении детского альбома 1920 – начала 1930-х годов. Он отчасти сохраняет свою живописную форму – чередуются изображения сердец, цветов (которые уже теряют свою знаковую символику). Сохранились устойчивые орнаменты, портреты подруг, местные пейзажи. Вместе с тем это уже другая техника иллюстрирования: вырезанные и наклеенные картинки, сердца из фольги. Если в альбомах гимназисток встречаются только птицы (с особой символикой), то здесь уже самый разнообразный животный мир: щенки, собаки, котята, лошади и даже поросята. Альбом 20-х годов очень напоминает своим живописным разнообразием заднюю стенку крестьянского сундука или солдатского чемодана с потрясающим рядом всевозможных, ярких картинок и фотографий. Вторгается в альбом и пионерская тематика – наклеенные картинки трубачей и барабанщиков, появляется и пионерская поэзия.

В школьном альбоме 20 – 30-х годов значительно реже цитируются упомянутые выше поэты – остаются, пожалуй, только Пушкин и Лермонтов. Иногда даже встречаются совершенно «непрограммные» для того времени авторы – С. Есенин («Выткался на озере алый цвет зари») и даже К. Бальмонт («Нет дня, чтоб я не думал о тебе»). Альбом, отражая общекультурную ситуацию конкретного времени, остается интимным дневником.

Авторский пласт в альбомах 20 – 30-х годов заменяется своеобразным разделом «Для воспоминаний», где часто доминирует новая лирика – «На Варшавском, на главном вокзале», «На муромской дороге», «Серая юбка», «Детский садик, как пчелиный рой» и многие другие. Этот раздел составляет только «новая лирика» (типа жестокого романса), столь популярная в крестьянской и окраинногородской среде, и примитивная поэзия.

Многие «жестокие романсы» перешли в девические альбомы как из устной традиции, так и из альбомов девушек предшествующих поколений и многочисленных печатных песенников. Известная доля романсов стала распространяться и бытовать в школьных альбомах только в письменном виде, переходя из альбома в альбом. Альбом – квинтэссенция любовных чувств, поэтому тема несчастной любви, ревности, измены, воплощенная в «жестоких романсах», находит здесь свое место наряду с элегическими, мадригальными и пасторальными стихотворениями. Сравним текст из послевоенного альбома, явно связанный с традицией жестокого романса:

 
Увлеклась ты рано, девица,
В эти юные годы свои.
Посмотри на себя, девица.
Любовь путает мысли твои.
(ИРЛИ, р. V, 99-3-12)
 

Более того, в детский альбом проникают тюремные романсы и песни, причем поражает обилие «репрессивной» лексики, свойственной тому периоду:

 
...Тут сознался он, что убил сестер,
Чтоб домом ему завладеть.
И лишенный был прав осужденный.
Был с изоляцией 10 лет.
(ИРЛИ, р. V, 57-2-17)
 

Девичий, прежде всего школьный, альбом 30-х годов стал более открытым, в отличие от гимназического, для фольклорных проявлений разных культур и субкультур: крестьянской, воровской (очень часто встречаются классический именной ряд воровской песни – Мурка, Лялька и т. п.), детской. Фольклорные мотивы все глубже проникают в альбом. В стихах высвечиваются устойчивые фольклорные словосочетания: «И вспомнишь ты златые горы» («Когда б имел златые горы»), «Ехала на бал», «Имеет губки бантиком» (детская словесная игра «Барыня»), «Галя бегала, шалила» (дразнилка на плохую ученицу). Встречаются частушки и близкие к частушкам тексты: