Текст книги "Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов"
Автор книги: Георгий Виноградов
Соавторы: Андрей Топорков,Марина Калашникова,А. Белоусов,Светлана Жаворонок,Анна Некрылова,Вадим Лурье,Софья Лойтер,Валентин Головин,Ирина Разумова,Светлана Адоньева
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 44 страниц)
В московском зале
28 (Б). В один из дней в московском зале
Своими видел я глазами:
Судили девушку одну,
Она мала была годами.
К суду подъехал «воронок»,
Раздался голос: «Выходите!
Держите руки за спиной,
По сторонам вы не смотрите».
Она просила говорить,
И судьи ей не отказали.
Лишь начала она рассказ,
Весь зал наполнился слезами.
«Любила вора одного
И воровать я с ним ходила.
Тогда он ласков был со мной,
Я за любовь ему платила.
В один из вечеров зимой
К нему с деньгами я спешила.
И что увидела я пред собой,
Когда я двери отворила:
Он, негодяй, уже с другой.
В один момент все поняла
И отомстить ему решила,
Вонзила в грудь его кинжал...
О судьи, я его любила!
Прости, мой милый, дорогой,
Тебя убила я невольно...
Читайте, судьи, приговор,
А то и так на сердце больно».
Она сняла с руки кольцо,
Перед глазами покрутила
И незаметно от других
Кусочек яда проглотила.
Тут пошатнулася она,
Последний вздох в груди раздался
А приговор, а приговор
Так недочитанным остался.
29 (А). Чеснок красивый парень,
Умел фасон держать,
Любил красивых девушек
До дома провожать.
Вот вечер наступает,
Чеснок идет домой,
А уличны ребята
Кричат: «Чеснок, постой!»
Чеснок остановился
Все нашенство кругом.
– Вы бейте чем хотите,
Но только не ножом,
Ромашка, друг, Ромашка!
Вступися за меня! —
Ромашка отвечает:
– Поранен, брат, и я. —
Два парня подступили,
Его свалили с ног,
Два острых кинжала
Вонзили ему в бок.
Вот утро наступает,
На праздник все идут.
А Чеснока с Ромашкой
На кладбище везут.
Арджак
29 (Б). Двенадцать часов пробило – Арджак идет домой.
Грузинские ребята кричат: «Арджак! Постой!»
Арджак остановился – грузинские кругом:
«Убейте чем хотите, но только не ножом!»
Арджак схватил бутылку,
Хотел он драться ей,
Но вдруг в него вонзилось четырнадцать ножей.
«Извозчик, за рублевку гони, гони, скорей!
Я истекаю кровью от ножей!»
Вот белая больница, вот белая кровать.
Две маленьких сестрички хотели жизнь спасать.
«Спасайте не спасайте – мне жизнь не дорога.
Хоть был я атаманом, но дрался без ножа!»
Двенадцать часов пробило – с работы все идут,
А Кольку Арджакова на кладбище несут.
Когда его спускали – тряслася вся земля,
А мать с отцом рыдали над смертью Арджака.
Судьба парня
30. Когда мне было десять лет,
Я от семьи своей скрывался.
Я научился пить, курить
И со шпаною я связался.
Однажды грабили село,
Где люди тихо, мирно спали,
И стали грабить один дом,
Но света в нем не зажигали.
Когда же я зажег свечу,
О, Боже, что я там увидел!
О, Боже, ты меня прости,
Я сам себя возненавидел.
Передо мной лежал отец,
В груди кинжал, и, умирая,
Передо мной лежала мать,
Холодной кровью истекая.
А моя младшая сестра
В кроватке тихо умирала.
Она, как рыбка без воды,
Свой алый ротик открывала.
Вдали шумели камыши,
Судили парня молодого...
Он был красив и молчалив,
Но в жизни сделал много злого!
31. В доме восемь на Тверском бульваре
Было ясно даже детворе,
Что из сто восьмой квартиры парень
Самый симпатичный во дворе.
Тщательно приглаживая челку,
Нарушая вздохом тишину,
Самые красивые девчонки
Сообща вздыхали по нему.
Не играл для них он на гитаре,
И не рвал пионов на заре,
И не улыбался этот парень,
Самый симпатичный во дворе.
И хотя поглядывал на Таню,
Говорил друзьям, кривя душой:
«С Танькою встречаться я не стану,
Я себе красивее нашел».
Много он постранствовал по свету,
Ни одна ему не по душе.
Понял он, что лучше Тани нету,
Жаль, что Таня замужем уже.
Вот с деревьев листья опадают,
Отцвели пионы на заре.
Что же ты со счастьем сделал, парень,
Самый симпатичный во дворе?
Когда мне было ровно пять
32. Когда мне было ровно пять,
Я вышел в садик погулять
И встретил там девчонку молодую.
На вид ей было года два,
Она ходить могла едва,
Но все же мы и маму обманули.
Я ей дарил букеты роз,
Я целовал ее взасос,
Она мне все про ясли говорила,
Что скоро в садик я пойду,
Что одного тебя люблю,
Но вскоре клятву верности забыла.
А через день, и два, и пять
Я вышел в садик погулять.
Она с другим в колясочке сидела.
И я решил, что отомщу,
Коляску с горочки спущу
За то, что ты мне подло изменила.
И вот уже мне десять лет,
И дед купил велосипед,
И я один по дворику катаюсь.
С девчонкой больше не хожу,
С девчонкой больше не дружу —
Я помню с детства женскую натуру.
33. По пути из Гвианы в Гвинею
Очарованный цветом волос
В молодую портовую фею
Как мальчишка влюбился матрос.
Минул месяц, и парусник снова
Бросил якорь у памятных скал,
Свою фею в объятьях другого
Потрясенный матрос увидал.
Два ножа из манчестерской стали
Зазвенели, как выводки ос,
И политые кровью упали;
Тот другой и влюбленный матрос.
Фея низко склонилась над теми,
Тот другою был убит наповал.
А матрос, прошептав ее имя,
Прямо в сердце вонзил ей кинжал.
Он всю ночь просидел возле феи,
А при свете зари, поутру
По пятну возле феиной шеи
Опознал в ней родную сестру.
Через месяц матроса судили,
И почтенный седой прокурор
Настоял, чтоб оставили в силе
Наихудший из всех приговор.
А когда к небесам отлетела,
Из матросского тела душа,
Прокурор, обозрев его тело,
Вдруг узнал своего малыша.
Эти губы и волосы эти
Он не видел четырнадцать лет.
Прокурор заперся в кабинете
И достал из стола пистолет.
В до краев переполненном зале
Возле гроба с пяти до семи
Погруженные в траур стояли
Сослуживцы и члены семьи.
Вдруг монахиня вышла из круга
С выраженьем тоски на лице,
Потому что узнала супруга
В том лежащем в гробу мертвеце.
И, утратив контроль над собою,
С похорон возвратившись назад,
В медный кубок дрожащей рукою
Нацедила припрятанный яд.
...Удивлен был надменный прохожий
Длинным рядом похожих могил.
Вскрыв очешник шагреневой кожи,
Он пенсне на себя водрузил.
Имена прочитал воровато,
И мгновенно пропала вся спесь,
Так как дети его и внучата.
Вперемежку положились здесь.
Коротать безысходное горе
В одиночестве путник не стал.
Он заплакал и бросился в море
С прилегающих к берегу скал.
Примечания
1. (А). Зап. М. Андреевой от девочки 12 лет. Вильянди (Эстония). 1987 г.
1. (Б). Зап. Е. Кулешовым в первом отряде д/л «Спутник». Ленинград. 1991 г.
2. (А). Самозапись Жанны Шаповал, 18 лет. Таллин. 1987 г.
2. (Б). Самозапись Иры Романовой, 8 лет. Сланцы (Ленинградская область). 1984 г.
3. (А). Самозапись Жанны Шаповал, 18 лет. Таллин. 1987 г.
3. (Б). Зап. Я. Баглюк от Маши Абисогомян, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г.
3 (В). Зап. С. Калашниковым от юноши 20 лет. Ленинград. 1990 г.
4. Зап. Я. Баглюк от Юли Романовой, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г. Канонерка (канонерская лодка) – военный корабль, предназначенный для ведения боевых действий на реках и в прибрежных районах.
5. (А). Зап. Я. Баглюк от Оли Никоновой, 12 лет. С.-Петербург. 1993 г. Л и а р а (искаженное: реал) – старинная испанская серебряная монета.
5. (Б). Зап. С. Калашниковым от юноши 20 лет. Ленинград. 1990 г.
6. (А). Зап. С. Калашниковым от юноши 16 лет. Ленинград. 1986 г.
6 (Б). Зап. Я. Баглюк от Маши Абисогомян, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г.
6 (В). Самозапись Кати Белоусовой, 13 лет. Таллин. 1982 г.
7. Зап. Я. Баглюк от Юли Романовой, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г.
8. Самозапись Иры Романовой, 8 лет. Сланцы (Ленинградская область). 1984 г.
Ср. вариант этой песни, записанный в Московской области: Методические рекомендации для студентов педвузов и фольклорного кружка в школе «Методика собирания и изучения современного фольклора детей» /Сост. И. Н. Бартюкова. Орехово-Зуево, 1990. С. 23.
9. Зап. С. Лоцмановой от Марины Антоновой, 16 лет. Дедовск (Московская область). 1989 г.
10. Зап. Я. Баглюк от Наташи Зубовой, 12 лет. С.-Петербург. 1993 г. 11 (А). Зап. Я. Баглюк от Оли Никоновой, 12 лет. С.-Петербург. 1993 г.
Литературный источник – стихотворение Я. Полонского «Подойди ко мне, старушка...». В песенниках – с начала XX в. (см.: Песни русских поэтов: В 2 т. Л., 1988. Т. 2. № 451).
11 (Б). Самозапись петербургской школьницы. 1992 г.
12. Самозапись Маши Рубиной, 15 лет. Ленинград. 1976 г.
13. Самозапись Кати Белоусовой, 13 лет. Таллин. 1982 г.
Популярная баллада. В песенниках – с 1900 г. (см.: Песни русских поэтов: В 2 т. Л., 1988, Т. 2. № 811).
14. Самозапись Кати Белоусовой, 13 лет. Таллин. 1982 г. Вариант очень популярной баллады «По Муромской дорожке...» (см.: Родина. 1995. № 10. С. 88 – 89).
15 (А). Зап. Я. Баглюк от Юли Романовой, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г.
Литературный источник – стихотворение А. Апухтина «Сумасшедший». С начала XX века – популярная городская баллада (см.: Песни русских поэтов: В 2 т. Л., 1988. Т. 2. № 548).
15 (Б). Самозапись петербургской школьницы. 1991 г.
15 (В). Самозапись Кати Белоусовой, 13 лет. Таллин. 1982 г.
16 (А). Зап. Я. Баглюк от Маши Абисогомян, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г.
16 (Б). Зап. М. Калашниковой от Аллы Калашниковой, 15 лет. С.-Петербург. 1991 г.
17. Зап. Т. Матвеевой от Ярослава Агеева, 11 лет. Москва. 1989 г.
18. Зап. Т. Матвеевой от Ярослава Агеева, 11 лет. Москва. 1989 г.
19. Самозапись Лены Бажковой, 13 лет. Владивосток. 1984 г.
20. Самозапись Жанны Шаповал, 18 лет. Таллин. 1987 г.
21. Зап. Н. Синицыной от Оли Романцевой, 16 лет. Жуковский (Московская область). 1989 г.
22. Самозапись Иры Романовой, 8 лет. Сланцы (Ленинградская область). 1984 г.
23 (А). Самозапись Жанны Шаповал, 18 лет. Таллин. 1987 г.
23 (Б). Самозапись ленинградской школьницы, 13 лет. 1981 г.
23 (В). Самозапись Арины Тарабукиной, 20 лет. Ленинград. 1991 г.
24. Зап. С. Лоцмановой от Влады Антоновой, 10 лет. Дедовск (Московская область). 1989 г.
Вариант популярной в годы войны песни «Не успел за туманами...», возникшей как «ответ» на песню на слова М. Исаковского «Огонек» («На позиции девушка...»).
25. Зап. С. Лоцмановой от Влады Антоновой, 10 лет. Дедовск (Московская область). 1989 г.
26. Зап. Л. Баглюк от Марьяны Ивановой, 13 лет. С.-Петербург. 1993 г.
«Студебеккер» – американский армейский грузовик, поставлявшийся в Советский Союз во время Великой Отечественной войны.
27. Самозапись Жанны Шаповал, 18 лет. Таллин. 1987 г.
28 (А). Самозапись петербургской школьницы. 1992 г.
28. (Б). Зап. Я. Баглюк от Маши Абисогомян, 11 лет. С.-Петербург. 1993 г.
«Воронок» («Черный ворон») – спецмашина для перевозки арестантов.
29. (А). Самозапись Инны Воронковой, 13 лет. Ленинград. 1970 г.
29 (Б). Самозапись Жанны Шаповал, 18 лет. Таллин. 1987 г.
30. Самозапись Наташи Вишняковой, 18 лет. Мурманская область (см.: Анекдот (Архангельск). 1994. № 3 (47). С. 4).
31. Зап. М. Калашниковой от Аллы Калашниковой, 15 лет. С.-Петербург. 1991 г.
32. Зап. Я. Баглюк от Оли Никоновой, 12 лет. С.-Петербург. 1993 г.
33. Самозапись Полины Поповой, 20 лет. Ленинград. 1990 г.
Девичьи рукописные любовные рассказы
Все, что им нужно, – это только любовь...
(Из песни с одноименным названием. 1996 год)
...тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
(М. Булгаков. Мастер и Маргарита)
Тут она бросилась в воду.
(Н. М. Карамзин. Бедная Лиза)
Девичий рукописный любовный рассказ – жанр современного школьного фольклора, бытующий в среде девочек-девушек 10 – 16 лет[100]100
О бытовании девичьего рукописного рассказа см.: Борисов С. Б. Девичий рукописный любовный рассказ: К вопросу об особенностях жанра // Тридцать рукописных девичьих любовных рассказов / Сост., автор статей и комментария С. Б. Борисов. Обнинск, 1992. С. 11.
[Закрыть]. Он являет собой романтически окрашенную сентиментальную повесть второй половины XX века, прапраправнучку русской сентиментальной повести последней трети XVIII – начала XIX в.
Преемственность традиций сентиментальной повести прослеживается на уровне темы девичьих рассказов (несчастная любовь и, часто, безвременная гибель героев), сюжета (встреча – первая любовь – испытание на верность – трагедия), а также ряда сюжетообразующих мотивов (таких, как мотив несчастного случая, немилостивой Судьбы, посещение могилы возлюбленного).
Однако при общей ориентации рукописных новелл на печальный финал этот жанр (в отличие от сентиментальной повести) хранит в себе возможность happy-end’a: волей случая (должен же быть прецедент!) первая любовь – вдруг – оборачивается для героев не трагедией, но счастьем. Возможность happy-end’a, а также возраст главных персонажей (вместе с данными о возрасте носителей традиции) позволяют обнаружить смысловую разницу между первой любовью рукописных новелл и любовью чувствительных сердец сентиментальной повести.
Первая любовь рукописных рассказов связана с переходом героя из одной половозрастной группы в другую: первая любовь завершает период отрочества и «открывает» период юности (возраст носителей традиции – 10 – 16 лет, возраст центральных персонажей – в среднем 15 – 20 лет). Сигнализируя об изменении половозрастного статуса героя, первая любовь является одновременно и самой «границей», и «способом» ее преодоления. Прохождение «любовной инициации» вызывает героев из небытия – времени и пространства, где любви не было, сталкивает их друг с другом и поворачивает, как любая инициация, лицом к смерти – символической и реальной. Безвременная гибель, свадьба, рождение ребенка – три типа абсолютно взаимозаменяемых финала – семантически равны: во всех трех случаях смерть преодолевается вдвоем. С любимым (даже в ситуации отказа от жизни) или его / ее ребенком.
Мир девичьего рассказа – мир условный. События, происходящие в нем, тщательно отбираются в соответствии с жанровыми установками и выстраиваются согласно принципу правдоподобия: герой / героиня меняет местожительство, покидая «свое» пространство (в конкретном рассказе этот мотив может выглядеть как переезд в другой город, переход в новую школу, посещение чужой квартиры и т. д.), – на новом месте знакомится с героиней / героем и соперницей / соперником – между героями завязывается дружба – дружба перерастает в любовь. Мотивом первого поцелуя заканчивается первый ход и начинается второй ход повествования: между героями возникает близость (физическая или духовная) – их любовь подвергается испытанию (козни соперника или соперницы, неверность одного из героев, беременность героини как обязательное следствие физической близости, роковые обстоятельства) – один из героев погибает или уходит к сопернику / сопернице – второй кончает жизнь самоубийством или хранит верность умершему / ушедшему, т. е. изменщику, воспитывая его ребенка.
Схема второго хода может быть и иной: близость героев – испытание – разлука – «все выясняется» (разоблачаются козни соперника/соперницы; изменивший осознает свою вину; отвергнувший любовь раскаивается) – герои воссоединяются (живут долго и счастливо, воспитывая детей).
Двухходовая сюжетная схема с первым вариантом второго хода лежит в основе таких «классических» любовных рассказов, как «Суд», «Ирина», «Легенда о любви», «Марийка»[101]101
Рассказы «Ирина», «Легенда о любви», «Марийка» опубликованы в сб. «Тридцать рукописных девичьих любовных рассказов» (далее – «Тридцать рассказов»). С. 48, 85, 91. Варианты повестей «Марийка» и «Легенда о любви» («Рассказ о дружбе») напечатаны в сб. «Школьный быт и фольклор». Ч. 2. Девичья культура / Сост. А. Ф. Белоусов (далее – «Девичий рассказ»), С. 80, 92.
[Закрыть]. Happy-end завершает двухходовые новеллы чрезвычайно редко. «Повесть о любви», «Неожиданная встреча», «Рассвет»[102]102
Рассказ «Рассвет» опубликован в сб. «Тридцать рассказов». С. 26.
[Закрыть], «Финал» – пожалуй, это весь перечень рассказов подобного типа.
Любовный рассказ может быть и одноходовым. В зависимости от того, какая часть схемы оказывается заполненной (первая или вторая), вычленяются:
– рассказы «о встрече» (морфология этой немногочисленной группы повестей соответствует схеме первого хода): «Аленька», «Инга»;[103]103
Повести «Аленька», «Инга» напечатаны в сб. «Тридцать рассказов». С. 29, 96. С рассказом «Инга» можно ознакомиться и по сб. «Девичий рассказ». С. 76.
[Закрыть] – рассказы «об испытании» – рассказы «второго хода» (здесь события начинают развиваться с момента, когда герои уже любят друг друга): «Третий лишний», «Настоящая любовь»[104]104
Новелла «Настоящая любовь» увидела свет в сб. «Тридцать рассказов». С. 27.
[Закрыть], «Аленкина любовь».
Обычно если новелла строится по двухходовой схеме, первый ход предшествует второму, благодаря чему действие любовного рассказа разворачивается «по прямой». Введение же в ряде случаев фигуры рассказчика или дополнительное использование второго хода создает иллюзию дискретности, нелинейности повествования. Однако реальные изменения, которые претерпевает сюжет, невелики: схема надстраивается с обоих концов, герой проходит дополнительное испытание («Повесть о любви»), а читатель узнает о трагедии до начала основного повествования («Суд», «Интервью», «Сердце на снегу»[105]105
Рассказы «Интервью» и «Сердце на снегу» опубликованы в сб. «Тридцать рассказов». С. 65), 75. С рассказом «Интервью» можно ознакомиться также и по сб. «Девичий рассказ». С. 85).
[Закрыть]):
«Шел суд, зал был полон народу. На скамье подсудимых сидел молодой, красивый парень лет двадцати. Он со злостью смотрел на судей.
– Товарищи, прошу тишины, – сказал судья и обратился к подсудимому: – Подсудимый, за что Вы убили девушку?
Но юноша ответил твердо:
– Я ее не убивал.
– Прошу рассказать, как все произошло.
В зале сразу все смолкло, и юноша начал рассказ... («Суд»).
Среди мотивов, определяющих лицо жанра, наиболее тщательно разработаны мотивы первого поцелуя, испытания и безвременной гибели героев.
Первый поцелуй есть первый кульминационный момент любовного рассказа. Первым поцелуем в большинстве случаев завершается первый ход повествования. Можно сказать, что он «открывает врата смерти / разлуки»: один из героев тут же гибнет или смертельно заболевает:
«Я обнял ее и поцеловал в губы. Это был мой первый поцелуй. Мы дошли до угла какого-то дома. <...> Таня пошла <домой. – С. Ж.>, а я стоял и смотрел ей вслед. Когда она скрылась за другим углом дома, вдруг раздался крик. Я подбежал туда, откуда раздался крик, и увидел Таню. Она лежала на спине, в глазах стояли слезы.
– У меня что-то в спине.
Я поднял ее и увидел в спине нож. Я выдернул его и бросил. Увидев рану, я понял, что ей осталось жить мало» («Суд»).
Мотив первого поцелуя вводит мотив испытания героев на верность. В качестве такого испытания может выступать смерть любимого, болезнь, разлука, беременность героини, мнимая и настоящая измена.
Смерть – второй кульминационный момент любовного рассказа – поджидает героя на больничной постели (от редкой неизлечимой болезни: «У Иры было что-то с головой, и медицина была бессильна помочь девочке» – «Горе»), под колесами автомобиля, от удара ножом или принятого в отчаянии яда, в реке или озере. Излюбленные жанром девичьего рассказа «виды» смертей – «от воды» и «от ножа» – унаследованы им от сентиментальной повести[106]106
Разные варианты самоубийства, встречающиеся в сентиментальной повести, проанализированы В. Н. Топоровым. См.: Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения (К двухсотлетию со дня выхода в свет). М, 1995. С. 281, сноска 135.
[Закрыть].
Вне зависимости от того, как герой уходит из жизни: приняв яд, не вынеся разлуки или подвергнувшись бандитскому нападению, – он успевает оставить прощальное письмо или произнести «прощальную речь», которые служат единственной цели – увлечь оставшегося в живых за собой. Что чаще всего и происходит. Ведь покидают территорию любви, как уже говорилось выше, только вдвоем.
«Правдоподобный» мир девичьего рассказа – мир первой любви и сентиментальной смерти (или же – сентиментального счастья). Мир масок. «Герой», «героиня», «соперник», «соперница» (читай «злодей», «злодейка») – маски центральных персонажей рукописных новелл; «друг», «подруга» («подруга» может выступать и в роли «злодейки»), «мать», «отец», «бабушка», «сын» / «дочь» главных героев, «учительница» – маски «ближайшего окружения». Группу «мимоходящих» (термин В. Н. Топорова) составляют «одноклассники», «соседи», «односельчане» и «прохожие». «Ближайшему окружению» и «мимоходящим» отведена роль зрителей: по логике жанра, трагедия влюбленных не должна остаться незамеченной.
«Герой», «героиня», «соперник», «соперница» – центральные маски девичьих рассказов – имеют «лицо» (весьма запоминающуюся внешность), возраст и имя. «Ближайшее окружение» (и изредка – «мимоходящие») – только имя.
Описание внешности героев рукописных рассказов подчиняется определенным канонам, выработанным девической субкультурой. Главная героиня девичьего рассказа (а подчас и соперница) – непременно красавица. Счастливая обладательница золотистых локонов, черных и рыжих кудрей (на худой конец – кос[107]107
Мода на «кудри» и «косы»/прическу из кос, уложенных вокруг головы, существовала в 60-е годы XX века.
[Закрыть]) и просто красивых глаз (преимущественно голубых): «Девочка была очень красивая: у нее были очень красивые глаза с черными ресницами, черные брови дугой, прямой нос. А губы большие украшали ее. Ее черные волосы спускались на плечи. Черные локоны так шли ей, как это было у куклы» («Ирина»). «Глаза у нее были очень красивыми, но еще прекрасней были волосы, заплетенные в две косы» («Любовь этого стоит»[108]108
Рассказ «Любовь этого стоит» (вариант рассказа «Суд») напечатан в сб. «Девичий рассказ». С. 97.
[Закрыть]). «Ярко-рыжие кудри рассыпались по плечам, улыбка не сходила с ее красивых губ. Огромные голубые глаза» («Василек»[109]109
Новелла «Василек» опубликована в сб. «Тридцать рассказов». С. 54.
[Закрыть]). «Она была красива, ее русые волосы завивались, у нее были большие голубые глаза» («Сердце на снегу»).
Героя (а нередко и соперника) рукописных новелл – будь то романтический юноша, калека, страстный мужчина, требующий близости, хулиган или солдат – выдают все те же волнистые волосы или выразительные глаза: «...он очень красив. Эти волнистые волосы, глаза в темном уборе черных ресниц, этот прямой нос, губы, подбородок» («Желтый тюльпан»[110]110
Новелла «Желтый тюльпан» опубликована в сб. «Тридцать рассказов». С. 46.
[Закрыть]). «Он был жизнерадостным, веселым парнем с синими глазами» («Горе»). «Парень был рослый, черноволосый, с большими карими глазами» («Инга»),
Живущие по сценарию сентиментальной повести герои рукописных новелл красивы той же красотою, что и герои девичьих баллад:
У атамана – голубые глазки,
У атамана – черный чуб назад[111]111
Строки из девичьей баллады «Одесса» (см.: Современная баллада и жестокий романс / Составление, статья, морфологические таблицы С. Адоньевой, Н. Герасимовой. СПб., 1996. С. 324. № 274).
[Закрыть].
Ах, косы твои, ах, бантики,
Ах, прядь золотых волос.
Глаза голубей Атлантики
Да милый курносый нос[112]112
Строки из песни, исполнявшейся девочками-подростками в пионерлагере «Орленок» (под Вологдой) в начале восьмидесятых годов.
[Закрыть].
Можно предположить, что девичья субкультура «знает» только одного «героя» и одну «героиню». И несколько типов «сценариев» (жанрово оформленных в девичий рассказ и балладу) с их участием.
Главные герои рукописных рассказов – старшеклассники, выпускники школ, студенты. Юноши и девушки, покинувшие мир детства, но еще не «допущенные» в мир взрослых. Те, кому 15 – 23. И чей социальный статус наиболее точно определяется словами «влюблен впервые». Свою социо-возрастную группу влюбленные могут покинуть, т. е. перейти в следующую (в «мир взрослых»), только вдвоем. Соединение героев есть одновременно цель, к которой стремится повествование, сигнал, который говорит о том, что герои готовы к «переходу», и знак приближающегося конца произведения. Все, что происходит после соединения, вне социо-возрастной группы «влюбленных», выпадает из поля зрения девичьего рассказа. Для рукописной повести структурно не так уж и важно, какая участь уготована ее героям: ведь главную задачу своей социо-возрастной группы – быть вместе – они уже решили.
Если внешность героя-незнакомца (несмотря на всю ее шаблонность, формульность) описывается с точки зрения героя-зрителя, то возраст и имя называются рассказчиком. Необязательно введенным в повествование дополнительным персонажем из числа «ближайшего окружения», а просто неким голосом «за кадром», беспристрастным третьим лицом. Герой, разглядывающий незнакомца, «видит» то, что известно только всеведущему рассказчику: «Она осмотрелась по сторонам и вдруг увидела у магазина очень симпатичного парня, ему было 19 лет» («Фараон»[113]113
Рассказ «Фараон» напечатан в сб. «Тридцать рассказов». С. 83.
[Закрыть]). «...Надя окликнула ее и пригласила пройти в комнату. Там было еще пять парней и две девушки. Они сидели за столом. Девушкам было по семнадцать лет» («Финал»). «Я пришел в школу и сел за последнюю парту. В класс вошла девушка ничем не привлекательная и сказала: „Извини, но за этой партой сижу я”. Это была Таня Алексеева» («Суд»).
Назвать героя по имени значит «узнать» его, «опознать» именно как героя. Героя «своего» времени.
Девять самых популярных имен девичьего рассказа: Ирина, Татьяна, Елена (в «огласовке» рукописных новелл – Алена), Ольга, Светлана, Сергей, Александр, Олег, Игорь, – входили в число имен, которые чаще других давались новорожденным в 1953 – 1968 годах. Еще четыре «любимых» жанром имени: Галина, Владимир, Виктор, Анатолий, – были широко распространены среди рожденных в 1938 – 1953 годах[114]114
См.: Суслова А. В., Суперанская А. В. О русских именах. Л., 1991. С. 79 – 89.
[Закрыть]. Таким образом, представляется возможным говорить о героях девичьих рукописных новелл как о героях-«шестидесятниках».
Герои рукописных новелл встречаются, влюбляются и гибнут/наслаждаются счастьем в пространстве, которое можно охарактеризовать как обыденно-сентиментально– романтическое. В текстах это пространство представлено рядом локусов (т. е. мест), в каждом из которых в определенный отрезок времени «разыгрывается» определенный фрагмент сюжета.
Время, проживаемое героями, может быть циклическим (время школьного календаря – время знакомства, встреч и предстоящей разлуки), линейным (это «время ожидания»: время беременности героини и службы героя в армии) и «точечным» (это «время конца» – время трагедии).
В пространственно-временные координаты помещены сцены первого знакомства, встречи влюбленных, объяснение героев в любви, трагедия, happy-end.
Знакомство героев приурочено к двум сезонам – лету и осени. Единственно возможное место для знакомства осенью – школа (в редких случаях институт). Лето – время каникул. И возможность встретить своего избранни– ка/избранницу подстерегает героев в чужом городе, деревне, летнем лагере, в гостях у друзей, в автобусе, у кинотеатра, в спортзале, на танцплощадке. Увидеть героиню можно на балконе, а познакомиться с ней – на скамейке около дома.
Знакомство героев не бывает случайным и предваряет ряд их последующих встреч. Парк, школьный сад, дерево у озера, скалы на морском побережье, – деревья и вода – топосы, традиционно закрепленные за влюбленными. Дача (летом), парк (осенью), квартира героя (зимой, в Новый год), школьный сад, морское побережье (весной, летом) – места, где герои девичьих рассказов объясняются друг другу в любви. И гибнут. Квартира, подъезд дома, улица, парк, школьный сад, морское побережье, больница, кладбище, – умереть можно в каждой из этих пространственных точек. А жить долго и счастливо – только в квартире.
Девичья субкультура, выстраивая сюжетную линию и внутренний мир девичьего рассказа (систему персонажей, пространство, время и др.), ориентируется на различные – письменные и устные – культурные традиции. Так, сюжет рукописного рассказа довольно точно воспроизводит отдельные сюжетные повороты сентиментальной повести. Встречающийся в девичьих новеллах буквально сказочный happy-end говорит о влиянии на жанр сказочной и мелодраматической традиций. Персонажи девичьих рукописных рассказов дублируют некоторые черты героев девичьих баллад и бульварного романа рубежа веков. Пространство и время повестей моделируется на основе архаических представлений о пространстве и времени: встречи влюбленных происходят у реки, а судьбоносное объяснение в любви – в новогоднюю ночь.
Механизм, при помощи которого происходит отбор и перенесение ряда культурных стереотипов из одной жанровой системы в другую, еще ждет своего описания и изучения. Рукописная повесть о первой любви представляет собой высказывание на стилистически разнородном языке девичьей субкультуры. Овладев этим языком, его лексикой, грамматикой, фразеологией, синтаксисом, можно будет воспринимать отправленное субкультурой сообщение адекватно.
Первые шаги на пути научного осмысления жанра были сделаны С. Б. Борисовым, открывшим девичий рукописный рассказ и подготовившим имеющиеся у него тексты к публикации. Несомненно, что работа по изучению столь самобытного проявления девичьей субкультуры, начатая С. Б. Борисовым, нуждается в продолжении.
С. И. Жаворонок








