Текст книги "Истребители"

Автор книги: Георгий Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Москва салютовала воинам 1-го и 3-го Белорусских фронтов, освободившим столицу Белоруссии. «Освобождение Минска, – писала в передовой статье за 5 июля «Правда», – это радостный праздник для всех народов нашей страны».

В приказе Верховного Главнокомандующего в числе соединений и частей, отличившихся при освобождении Минска, упоминалась и наша 240-я истребительная авиадивизия. В ее боевой истории Белорусская операция занимает особое место: на всех важнейших этапах этой крупнейшей в ходе войны стратегической операции мы получали благодарности Верховного Главнокомандования.

После освобождения Минска наша дивизия приняла участие в уничтожении окруженной вражеской группировки. [284] Большую роль в этом сыграли наши боевые друзья – летчики 1-й гвардейской штурмовой и 6-й гвардейской бомбардировочной авиадивизий. Мы же, как сложилось в ходе операции, обеспечивали штурмовиков и бомбардировщиков. За неделю боев, последовавших после освобождения Минска, наши летчики произвели 312 боевых вылетов на сопровождение, не раз вылетали сами на штурмовки и прикрывали Минск от налетов вражеской авиации. В эти дни мы сбили 18 самолетов противника. Отличились летчики А. С. Королев, Т. Я. Алейников, Ф. Т. Бутурлин, Ф. М. Балюн, П. Н. Кривко, А. М. Жаров и другие.

Попавшие в окружение гитлеровцы всеми силами пытались вырваться из кольца. Непрерывно перегруппировываясь, сосредоточивая силы то в одном, то в другом месте, они старались прорвать блокаду. В условиях быстрого продвижения наших войск на запад было невозможно создать мощную систему укреплений, блокирующих вражескую группировку по всему обширному району, и это давало гитлеровцам какой-то призрачный шанс. Призрачный, поскольку группировка осталась у нас глубоко в тылу, подвергалась беспрерывным ударам, и вывести в таких условиях сколько-нибудь значительные силы было невозможно. Но немногочисленные части противника ценой невероятных усилий иногда прорывались на отдельных участках, и тогда по прорвавшимся колоннам мощными силами работала наша штурмовая и бомбардировочная авиация до тех пор, пока колонны не переставали существовать.

Однажды в обычной для тех дней обстановке мы услышали в эфире позывные штаба нашей воздушной армии, а затем голос командующего. Тимофей Тимофеевич Хрюкин приказывал всем штурмовикам и бомбардировщикам, находящимся в воздухе, срочно идти в район штаба армии: к нему приближалась крупная прорвавшаяся группировка противника со значительным количеством танков. Истребителям тоже было приказано штурмовать прорвавшихся гитлеровцев.

Положение было серьезным: штаб воздушной армии занял оборону и срочно готовился к эвакуации. Когда наши первые перенацеленные группы начали действовать, авангард группировки находился в четырех-пяти километрах от штаба.

Борьба продолжалась часов пять-шесть. Для ликвидации неожиданной вражеской угрозы пришлось использовать [285] значительные авиационные силы. Сначала противник был остановлен и частично рассеян, а позже, находясь под непрерывными ударами с воздуха, окончательно уничтожен. Дело могло бы и не иметь настолько благоприятного исхода, если бы группировка фашистов прорвалась ночью: основные силы фронта были уже западнее Минска, никаких серьезных резервов под рукой но оказалось бы, так что гитлеровцы могли натворить бед. Правда, как это нередко бывало на фронте, когда все переживания уже позади, некоторые наши авиационные командиры потом с улыбкой вспоминали неожиданный 505 в эфире, посланный своим летчикам самим командармом. Но я-то при этом вспоминал, как несколькими днями раньше в аналогичном положении оказался штаб нашей дивизии в Толочине, и потому не разделял иронических замечаний по этому поводу. Могу только со всей определенностью отметить, что при всей добросовестности наших летчиков ни одна из прорывавшихся в те дни вражеских группировок не подвергалась столь длительной, методичной и уничтожительной обработке с воздуха, как эта, которая, вероятно, сама того не ведая, создала непосредственную угрозу штабу воздушной армии. После этого эпизода, если его можно так назвать, командующий поблагодарил личный состав частей, который немедленно пришел ему на помощь.

В те же дни, точнее 6 июля, другая группировка немцев пыталась захватить наш аэродром у деревни Озерцо, километрах в двенадцати юго-западнее Минска. Попытка не удалась, гитлеровцы были разгромлены.

В районе Волмы в окружении оказались две крупные группы войск противника. Одну из них возглавлял командир 12-го армейского корпуса генерал Мюллер. При очередной попытке прорваться генерал попал в плен. На допросе он показал: «Наше положение стало невыносимым. Мы оказались изолированными. Несли огромные потери. Были тысячи раненых солдат. Их оставляли без всякого внимания, не имея возможности оказать помощь. Все голодали». Приняв капитуляцию, Мюллер 8 июля отдал приказ «немедленно прекратить бои». Он был доведен политорганами советских войск до окруженных немецких солдат. Началась массовая их сдача в плен.

Так проходила ликвидация окруженных в Белоруссии гитлеровских войск. Во всем этом важную роль сыграла наша авиация. В те дни командующий несколько раз приказывал нашей дивизии патрулировать эскадрильями [286] над Минском: наше командование не исключало, что немецкая бомбардировочная авиация попытается бомбить город или наши войска с целью облегчить положение своим окруженным группировкам. Летчики 240-й авиадивизии встречали в воздухе только небольшие редкие группы немецких истребителей. Бомбардировщики не появлялись: очевидно, высшему гитлеровскому командованию после столь сокрушительного поражения было уже не до своих частей, окруженных восточнее Минска.

5 июля войска фронта освободили Молодечно и вели бои за город Лиду. 900-й истребительный авиаполк, который от нашей дивизии участвовал в боях в районе Молодечно, был награжден орденом Красного Знамени.

10 июля Указом Президиума Верховного Совета СССР наша 240-я истребительная авиадивизия тоже была награждена орденом Красного Знамени.

9 июля был очищен от гитлеровцев город Лида. Штаб дивизии, 133-й гвардейский и 900-й истребительный авиаполки были перебазированы в район Лиды. В эти дни Краснознаменным стал 133-й гвардейский авиаполк, отличившийся в боях за этот город. Наши летчики усиленно вели воздушную разведку в интересах фронта и продолжали сопровождать бомбардировщиков и штурмовиков. Войска фронта продолжали стремительно продвигаться на запад, а правое его крыло – к границам Восточной Пруссии.

Менее чем за месяц от начала Белорусской операции войска 3-го Белорусского фронта с боями прошли четыреста с лишним километров. Высокий темп наступления диктовал нам необходимость частого перебазирования. Каждый полк за это время сменил по 4–5 аэродромов. Это требовало основательной штурманской подготовки летного состава, поскольку при такой частой смене районов базирования проблема ориентации в воздухе становится уязвимым местом. У нас в дивизии было много молодых летчиков, тем не менее я не помню ни одного случая, когда бы при смене аэродромов кто-то из них потерял бы ориентировку и не нашел свой аэродром. И это в условиях, когда действовать приходилось над обширными лесными массивами, лишенными характерных ориентиров и примет.

Сам я за период, прошедший от начала операции, произвел более двадцати вылетов и провел около десяти воздушных боев. Боев, как говорили летчики, «непрестижных», то есть безрезультатных. Тому причиной характер [287] действий. Летал я с группами сопровождения, тоже был «на привязи» у сопровождаемых Ил-2 или Пе-2 и не имел права показывать своим подчиненным дурной пример в погоне за увеличением личного счета сбитых вражеских самолетов. Но в этой неброской, будничной, но чрезвычайно ответственной работе я зато хорошо изучил летный состав полков и убедился в том, что пришла пора командирской и боевой зрелости наших летчиков на всех уровнях, что они хорошо подготовлены к боевым действиям в любой обстановке. Это были уже закаленные воздушные бойцы, умеющие воевать активно, напористо, ищущие в каждом боевом вылете победу, только победу! Два года назад, на Северо-Западном фронте, я мог только мечтать о таком времени – времени расцвета нашей боевой силы и зрелости.

16 июля личному составу дивизии была объявлена еще одна благодарность Верховного Главнокомандующего – на этот раз наши летчики отличились в боях за город Гродно.

Между тем к середине июля войска правого крыла фронта форсировали Неман и захватили плацдармы на его левом берегу. К ним противник подтянул резервы, и бои на Немане приняли затяжной характер. Обстановка изменилась: после месяца непрерывного отступления гитлеровцам удалось восстановить сплошной фронт обороны и организовать управление войсками. Всеми видами разведки было установлено, что только на каунасском направлении к 15 июля со стороны врага действовало более десяти пехотных и танковых дивизий. Удары по нашим плацдармам на левобережье Немана все усиливались, но соединения фронта закрепились там прочно и отражали все контратаки. Однако для того чтобы возобновить продвижение вперед, требовалось основательно подготовиться, подтянуть резервы и перегруппировать силы.

Авиация в этот период оказывала большую помощь частям, закрепившимся на плацдармах. Наша дивизия сопровождала в этот район бомбардировщиков и штурмовиков, которые сыграли существенную роль в отражении контратак противника. Особенность боевых действий в те дни для нас состояла в том, что все вылеты – и на сопровождение, и на воздушную разведку, и на выполнение других задач – мы производили на полный радиус действия наших истребителей. В случае затяжного воздушного боя могло не хватить горючего для возвращения на свои аэродромы. Летчики наносили на свои карты все наши [288] аэродромы, которые в трудной ситуации можно было бы использовать.

* * *

Вскоре из-за сложных метеоусловий в боевых действиях авиации возникла непродолжительная пауза. Мы решили воспользоваться этим и провести вечер, посвященный награждению полков и дивизии орденами Красного Знамени.

На торжествах, которые проходили в Лиде, собрались лучшие летчики, техники и младшие специалисты, отличившиеся в боях за Витебск, Оршу, Борисов, Минск, Молодечно, Лиду, Гродно. Был приглашен также руководящий состав 1-й гвардейской штурмовой и 6-й гвардейской бомбардировочной авиадивизий, партийные и советские руководители города.

Открыв вечер, я коротко подвел итоги боевой деятельности дивизии. Они были внушительными. С 23 июня по 1 августа 1944 года дивизия выполнила 2637 боевых вылетов, из них больше половины – на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков. При атом за пять недель боевой работы наши опекаемые не имели потерь. Наши летчики сбили за этот срок 22 самолета противника и потеряли 17 своих. При этом еще 2 Як-9 были сбиты зенитным огнем врага. Погибло 12 летчиков{15}. В боях отличились истребители С. М. Бражнец, Д. П. Моцаков, И. К. Сомов, И. И. Туманский, А. Н. Деркач, В. П. Бойко, II. К. Лобас, Н. А. Думан, И. И. Яременко, А. С. Королев, Ф. Т. Бутурлин, Ф. М. Балюн, П. Н. Кривко, А. М. Жаров, Т. Я. Алейников и другие. Самоотверженно работал инженерно-технический состав соединения. Известно, что в условиях частых перебазирований нагрузка, которая выпадает на его долю, резко возрастает.

Меня слушали не просто внимательно, а с каким-то особенным торжественным напряжением. Чувствовалось желание людей услышать приятные слова об исполненном долге, услышать именно в этой праздничной обстановке, при всех, вместе со всеми. В общем-то, мы впервые собрались вот так «кучно», всем составом. Собирались на конференции по другим, чаще всего неотложным, делам, а вот до праздничного сбора дело не доходило.

Я думал о том, что дивизия стала единой и дружной боевой семьей. В каждом полку, конечно, был свой микроклимат, [289] свой стиль отношений, свои особые приметы быта, которые свойственны каждой части на фронте. Но над всем этим было нечто единое, общее, и в первую очередь, как показали бои, дух высокой ответственности каждого человека и дух коллективизма, взаимовыручки, боевого товарищества. Во всем этом огромную роль сыграла каждодневная, настойчивая работа наших политработников, партийных и комсомольских организаций. Ветераны дивизии начальник политотдела подполковник Николай Филиппович Коротков, его заместитель майор Александр Ефимович Саратовцев, их помощники капитан Арсентий Сергеевич Васильев и старший лейтенант Митрофан Тимофеевич Бражник были авторитетными, знающими свое дело специалистами. Работали они неутомимо, вдумчиво и согласованно. Сильные у нас были и заместители командиров полков по политчасти: майор Г. Г. Маркатанов в 86-м, подполковник В. Ф. Стенченко в 133-м, майоры И. О. Кутасин, В. В. Бойков в 900-м. 133-й гвардейский – бывший мой 42-й – имел традиционно сильные партийную и комсомольскую организации. Парторгом в полку был майор М. Б. Райхлин, комсоргом лейтенант В. А. Черносвитов. Партийный и комсомольский актив полка в своей работе опирался на большой опыт командиров эскадрилий. Подполковник В. Ф. Стенченко до войны был летчиком, тонкости летной службы знал прекрасно и являлся одним из авторитетнейших людей части.

Вообще нам везло на «летающих» политработников. Например, майор И. О. Кутасин был отличным летчиком. Непритязательный, скромный, даже застенчивый замполит был бойцом необычайно храбрым и волевым. Все в нем души не чаяли. Летал он превосходно и полностью разделял все невзгоды фронтовой жизни – и на земле и в воздухе – со своими боевыми друзьями, был очень дружен с командиром полка подполковником А. Ф. Хотинским. Во многом благодаря личным качествам командира и замполита 900-й полк, в котором молодежи было больше, чем в любом другом, на фронте быстро зарекомендовал себя сильнейшей боевой единицей. Гибель майора И. О. Кутасина в период боев на Калининском фронте потрясла всех.

В ходе Белорусской операции в полк пришел другой боевой замполит гвардии майор В. В. Бойков. Опытный боевой летчик, В. В. Бойков был отмечен тремя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени [290] и другими наградами. Политработником он был энергичным, знающим, быстро нашел общий язык с людьми, но рвался к командирской работе. Поэтому к концу Белорусской операции он был переведен в другое соединение на командную должность, а замполитом 900-го полка стал майор Г. Т. Мерцалов – тоже бывший летчик. Как и в других полках, большую партийно-политическую работу среди личного состава 900-го авиаполка проводили опытные командиры эскадрилий коммунисты П. П. Просяник, Ф. Т. Бутурлин и Г. Р. Данилин.

В конце своего выступления на памятном праздничном вечере в Лиде, обращаясь к своим боевым товарищам, я сказал:

– С таким коллективом, как 240-я истребительная авиационная Невельская Краснознаменная дивизия, можно с успехом выполнять любую задачу. Призываю весь личный состав ответить на высокую награду Родины новыми боевыми подвигами, множить славные традиции дивизии и быть в первых рядах соединений ВВС Красной Армии!

Это был запоминающийся вечер. Много искренних, от души идущих слов благодарности услышали наши истребители от Степана Дмитриевича Пруткова и Григория Алексеевича Чучева – командиров прославленных гвардейских авиадивизий, с которыми мы сражались бок о бок. Взволнованно выступали и представители общественности города Лида, в освобождении которого наши летчики приняли самое активное участие.

Как и полагается, праздничный вечер закончился концертом. И хотя артисты были наши собственные, самодеятельные, и больше привыкли ремонтировать свои самолеты и сбивать чужие, чем выступать со сцены, тем не менее концерт удался на славу – довольные зрители не скупились на аплодисменты.

Впереди нас ждали тяжелые бои в небе Литвы и Восточной Пруссии.

Подарок маршала Новикова

В ходе Белорусской операции (потом – и Восточно-Прусской) в течение длительного времени нашими соседями и добрыми боевыми товарищами были летчики 303-й истребительной авиационной дивизии, которой командовал генерал-майор авиации Георгий Нефедович Захаров. [291] Один и тот же тыловой район авиационного базирования обслуживал две наши дивизии. 303-я весь свой боевой путь от момента формирования прошла в составе 1-й воздушной армии, была очень сильной, заслуженно славилась на фронте.

В ходе операции и в дальнейшем 240-й и 303-й ставились однотипные боевые задачи, которые мы решали совместными усилиями. Мы знали многих известных летчиков 303-й авиадивизии, они знали наших воздушных бойцов. Случалось, в трудных условиях помогали друг другу. В составе 303-й истребительной авиадивизии сражался известный французский полк «Нормандия».

Мне доводилось видеть французских летчиков и на земле, и в небе. И хотя боевая история «Нормандии» хорошо известна советским людям, сам факт – участие французского авиационного полка в войне с гитлеровцами в составе ВВС Красной Армии – в истории войны является совершенно неординарным и позволяет размышлять о многом. История минувшей войны дает не так уж много таких ярких и убедительных примеров того, как люди, разделенные разными политическими системами, образом мышления, социальными привычками и национальными обычаями, могут подняться над всеми этими серьезными барьерами во имя самого важного – во имя того, что составляет смысл существования человека вообще. Я думаю, самое главное здесь заключается в том, что это оказалось возможным. Но сейчас я просто хочу рассказать о эпизодах, свидетелем которых был и которыми в ту пору была наполнена наша фронтовая обыденность.

Однажды я прилетел к соседям на полевой аэродром Шаталово для согласования с ними некоторых вопросов, связанных с предстоящей боевой деятельностью. Там встретил генерала Г. Н. Захарова в окружении руководящего состава полки «Нормандия». Там же присутствовал и командир 18-го гвардейского авиаполка подполковник А. Е. Голубов. Французские летчики чаще всего взаимодействовали в воздухе с ним и нередко базировались на одном аэродроме. Между летчиками шел сугубо профессиональный разговор, даже спор, весьма характерный для тех лет: обсуждался вопрос, какой истребитель лучше – «лавочкин» или «як»? В 303-й авиадивизии были и те и другие. Сам командир дивизии в ту пору летал на Ла-5 и потому хвалил эту машину. Французы с самого начала летали на «яках» (Як-1, Як-7, позднее – [292] Як-3), привыкли к ним, полюбили, и потому командир «Нормандии» майор Пьер Пуйяд со свойственным национальным темпераментом возражал Георгию Нефедовичу и никак не хотел соглашаться с тем, что «як» хоть в чем-то уступает «лавочкину». Генерал вдруг сказал:

– Вы же на «Лавочкине» не летали. Слетайте на нем, попилотируйте и тогда сделаете свой окончательный вывод.

Здесь же стоял готовый к вылету Ла-5. Уговаривать командира французского полка не пришлось: Пуйяд сел в самолет, запустил двигатель, вырулил и взлетел. Немного прижал самолет для разгона, а затем резко перевел его в набор высоты со значительно большим углом набора, чем полагалось. Не уменьшая этого угла, он продолжал набор высоты. Скорость самолета падала, и вскоре Ла-5 почти «висел» на моторе.

Генерал Захаров встревожился:

– Что он делает?! Сейчас заклинит мотор – и конец! Но Пуйяд, словно услышав эти слова, отжал самолет, набрал скорость и прямо над аэродромом прекрасно выполнил несколько фигур высшего пилотажа, притом о такой легкостью и изяществом, словно он всю жизнь летал на «лавочкиных». Это говорило о высочайшем мастерстве пилота.

Командир «Нормандии» произвел посадку точно у «Т», зарулил, выключил двигатель, вышел из кабины и сказал:

– Самолет хороший, но тяжеловат в управлении. «Як» легче и лучше.

Генерал Захаров заметил:

– Мотор на самолете новый, не обкатан, и так висеть на моторе нельзя. Пойдет стружка, мотор заклинит – и тогда крышка...

Пьер Пуйяд понял это замечание по-своему.

– Воздушный бой ведется на полных оборотах двигателя, – сказал он. – Это ведь война, а не туристский полет. Кто же будет покупать у этой фирмы двигатели, если они будут отказывать?

Мы переглянулись и улыбнулись. Подобная постановка вопроса нам в голову не могла прийти. У нас был истребитель с двигателем водяного охлаждения – «як» и с воздушным охлаждением – «лавочкин». Прекрасная, к слову, боевая машина – скоростная, с сильным вооружением, надежная. Нашей задачей было взять от нее максимум возможного. Другими словами, все вопросы мы [293] рассматривали в области дальнейшего совершенствования летного мастерства. А тут вопрос в немыслимую для нас сторону: кто же будет «покупать» у «фирмы» Ла-5, если он не понравится?

Пьер Пуйяд никак не мог понять, чему мы улыбаемся, а нам не так-то просто было растолковать ему нашу реакцию. Правда, генерал Г. Н. Захаров тут же сказал что-то насчет того, что «фирма» – проверенная и вполне надежная. Так и закончился этот спор о самолетах, случайным свидетелем которого я стал. Заодно, представленный генералом Г. Н. Захаровым, я познакомился с командиром «Нормандии».

В дальнейшем наши дивизии продолжали базироваться рядом. Мы не раз видели, как упорно и настойчиво ведут бои с фашистами французские летчики. Не раз в воздухе летчики 240-й авиадивизии помогали французам, а те – нам. Это были надежные боевые товарищи в самой трудной воздушной обстановке. Среди французов было немало первоклассных мастеров воздушного боя, и воевали они весьма результативно. Четырем летчикам «Нормандии» было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. В 1-й воздушной армии о французских летчиках знали все и все за них болели. Когда мы узнавали о потерях французского полка, наши летчики переживали это очень тяжело. Но они, как подобает настоящим бойцам, воевали без всякой оглядки. Из 108 французских летчиков 42 погибли на полях сражений.

Впервые я увидел бойцов «Нормандии» в небе в начале Белорусской операции. Сначала даже не увидел, а услышал их переговоры в эфире. Речь была спокойной: наше превосходство в воздухе было полным. Мы даже слышали французские песни: наши боевые друзья, находясь в воздухе, часто напевали, что, хотя и было нарушением порядка, само по себе свидетельствовало об их отличном настроении. И мы, конечно, полагали, что в бою и французам будет не до песен: как только обстановка осложнится – все станет на свои места. Так, впрочем, и было, особенно во время боев в Восточной Пруссии, когда у противника количество самолетов увеличилось почти втрое и практически соотношение воздушных сил в полосе нашего фронта выровнялось.

Летчики полка «Нормандия» прошли трудный боевой путь, начавшийся весной 1943 года на Западном фронте.

В Орле и в Париже, там, где начинался и завершился боевой путь «Нормандии», подвиг французских летчиков-патриотов [294] увековечен в названиях улиц. Созданы музеи боевой славы, братской дружбы представителей советского и французского народов, сражавшихся против фашизма.

* * *

В конце июля после перегруппировки войска фронта перешли в наступление на каунасском направлении. Продвижение шло медленно: противник оказывал упорное сопротивление. При отходе гитлеровцы сжигали села, разрушали мосты, минировали дороги. Отдельные населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Фашисты пытались любой ценой выиграть время, чтобы закончить подготовку оборонительных рубежей, прикрывавших границы Восточной Пруссии.

Несмотря на сильное противодействие, наши войска неумолимо продвигались на запад и к 1 августа освободили Каунас – важнейший узел вражеской обороны на восточно-прусском направлении.

В эти дни наша дивизия вела напряженные боевые действия. Менялись районы, перед нашими наступающими войсками возникали новые оборонительные рубежи противника, и снова без устали работали наши боевые друзья летчики-штурмовики и летчики-бомбардировщики, а мы, соответственно, обеспечивали им условия для нанесения метких, уничтожающих ударов. Кроме того, мы вели интенсивную воздушную разведку. По сравнению с первой половиной Белорусской операции сейчас, на завершающей ее стадии, когда бои переместились на территорию Литвы, нам значительно прибавилось работы по прямому нашему назначению. Здесь, на ближних подступах к Восточной Пруссии, фашисты сосредоточили немалые авиационные силы, перебросив с других направлений несколько боеспособных эскадр. Опять стали появляться группами по 15–20 машин вражеские бомбардировщики, которых во время разгрома немцев в Белоруссии мы почти не видели. Они ходили под прикрытием «мессеров», бомбили передовые части войск фронта и переправы через Неман. Наши летчики теперь вели жестокие и частые воздушные бои. Возросшее сопротивление врага на земле и в воздухе сразу показало нам, что мы приближаемся к жизненно важной части территории гитлеровской Германии и что эту территорию, это свое логово, центр германского милитаризма, гитлеровцы будут защищать упорно и до конца. [295]

Как только немецкие бомбардировщики стали совершать регулярные налеты большими группами, мне пришлось срочно выезжать с радиостанцией наведения в район южнее Каунаса. Снова – в который раз! – пригодился опыт, добытый в боях на Ленинградском и Калининском фронтах. Наши летчики совершали по 3–4 вылета в день, я с радиостанцией находился рядом с передним краем и руководил действиями истребителей непосредственно из самого района этих действий. О том, насколько возросло напряжение в воздухе, говорит один из памятных для меня эпизодов тех дней.

Получив донесение о приближении очередной воздушной армады противника, я поднял в воздух дежурную группу истребителей, которую вел капитан П. К. Лобас. Его навели на цель, а я, еще не зная точной численности группы, но заранее предполагая, что в этой группе, как обычно, идет не меньше трех девяток Ю-87, тут же дополнительно поднял в воздух еще две группы истребителей.

Между тем капитан Лобас, который уже должен был атаковать подходящего противника, почему-то медлил. Во всяком случае, по тому, что происходит в эфире, всегда можно установить, когда бой начался. А тут – какое-то спокойствие в эфире...

Я связался с ведущим и потребовал доложить обстановку. Все сразу прояснилось: оказалось, что к линии фронта приближаются не 20–30 бомбардировщиков, как предполагалось, а восемь девяток под сильным прикрытием «мессершмиттов»! И капитан П. К. Лобас, опытный и бесстрашный летчик, выбирал позиции, чтобы своими ограниченными силами атаковать эту армаду с наибольшей эффективностью.

– Атакуйте решительнее, – сказал я, – подходит усиление.

После этой команды Лобас немедленно атаковал, и в этот момент подошла наша вторая группа.

Истребители, ведомые Лобасом, успешно провели первую атаку, после чего надежно связали боем всех «мессеров» прикрытия. Вторая наша группа получила возможность без особых помех ударить по вражеским бомбардировщикам. Вскоре Герой Советского Союза капитан И. Ф. Мотуз, летчик, чья боевая слава гремела еще в 1942 году на Северо-Западном фронте, привел третью группу, которая тут же включилась в бой. А на подходе уже была четвертая наша группа, которую вел капитан [296] С. М. Бражнец. Приближаясь к указанному району, он доложил: «Вижу группу в составе двух девяток». Я приказал немедленно ее атаковать. Капитан повел своих летчиков в атаку, ведущий Ю-87 загорелся, боевой порядок бомбардировщиков был нарушен.

Этот бой, в котором с обеих сторон участвовало более 100 самолетов, длился 20 минут. Гитлеровцы были рассеяны, бомбардировка сорвана. Восемь фашистских самолетов было сбито. Многие наши машины вернулись из этого боя с повреждениями, но инженеры и техники полков быстро поставили все их в строй.

В течение августа один из полков дивизии перебазировался на аэродром Ораны, другие несколько позже – в Прелаи. Основная борьба в тот период развернулась западнее и северо-западнее Каунаса. Противник подтянул сюда несколько танковых и пехотных дивизий и продолжал наращивать свои авиационные силы. В начале августа перед нашим фронтом он имел 765 самолетов, а к исходу месяца, несмотря на понесенные потери, уже 840. По характеру боев мы чувствовали, что на наше направление гитлеровское командование перебросило хорошо подготовленные воздушные эскадры.

Некоторое время в августе войска фронта отражали сильные контратаки противника на шяуляйском направлении. Здесь действовала основная вражеская танковая группировка. В отражении этих контратак приняли активное участие наши штурмовики и бомбардировщики. Мы обеспечивали их работу, нередко сами производили штурмовые действия по скоплениям живой силы и техники врага и вели тяжелые воздушные бои. В наиболее напряженные дни августа наши летчики делали по 4–5 боевых вылетов в день.

Отразив контратаки гитлеровцев, соединения фронта вышли на рубеж Расейняй, Кибартай, Сувалки, то есть непосредственно к немецким границам. С 29 августа началась подготовка к действиям на территории Восточной Пруссии. Войска получили приказ перейти к обороне. На этом грандиозная Белорусская операция была завершена. Стратегический фронт противника в короткий срок был сокрушен на глубину до 600 километров. В ходе войны это была одна из самых крупных операций.

В августе 240-я истребительная произвела 789 самолето-вылетов, сопровождала 878 Ил-2 и 81 Пе-2. В воздушных боях было сбито 22 вражеских самолета. Мы потеряли 8 самолетов и 5 летчиков. [297]

В один из августовских дней на нашем аэродроме появились два самолета Як-3. Это был новейший истребитель последней модификации семейства «Яковлевых». Незадолго до того в «Правде» был опубликован снимок этой машины. В подписи говорилось, что это – легчайший, лучший истребитель мира. Конечно, мы тогда обратили внимание и на снимок, и на подпись. Но кто мог знать, когда нам доведется увидеть эти машины, а тем более – полетать на них. И вот совершилось почти чудо: прошло всего несколько дней, и эта мечта у нас на аэродроме.

Собственно, не «почти» чудо, а чудо самое настоящее. Старший офицер, ответственный за перегон этих истребителей из Саратова к нам, представившись, сообщил:

– В ваше личное распоряжение. Летающему командиру дивизии от командующего ВВС Красной Армии...

Я даже сразу не нашелся, что ответить. Неожиданный подарок Главного маршала авиации А. А. Новикова. Роскошный подарок...

Получив информацию о летно-тактических данных самолета и короткий устный инструктаж, я произвел первый пробный вылет на Як-3.

Это был, бесспорно, лучший из всех «яков», вообще лучший истребитель из всех, какие я когда-либо знал. Это была машина, созданная для воздушного боя. Только для боя. Простая, удобная, послушная, неприхотливая, очень маневренная, с высокой скоростью. Я был в восторге. Именно о таком самолете мечталось в начале войны. Появись он на три года раньше, был бы совсем другой итог нашей борьбы с люфтваффе, мы бы не имели таких потерь и гораздо быстрее завоевали бы господство в воздухе.